Текст книги "Заговоры ЦРУ"

Автор книги: Давид Антонель

Соавторы: Люсьен Ковальсон,Ален Жобер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Государственный департамент представил комиссии два разных документа, озаглавленные «Программа секретных действий в Доминиканской Республике». Оба они производят впечатление черновиков документа о секретных действиях, описанных Дирборном в его меморандуме от 11 мая 1961 г. В одном из черновиков содержится рекомендация о расширении Соединенными Штатами поставки легкого оружия и взрывчатки оппозиционерам в Санто-Доминго. Второй черновик аналогичен первому, но он оканчивается рекомендацией не посылать в Санто-Доминго оружие.

Ко второму черновику приложен листок с текстом. Он содержал восемь пронумерованных пунктов, которые, должно быть, записал специальный помощник.

В их числе значилось:

«1. Правительство Соединенных Штатов не должно участвовать в политическом убийстве.

2. Соединенные Штаты не могут позволить себе вновь запятнать свою репутацию в глазах всего мира.

3. Всячески их поддерживая, снабжая и доставляя оружие, мы затем поручили бы местным стрелкам исполнение акции.

4. В настоящее время мы не располагаем чем-либо, что свидетельствовало бы об их компетентности. Следует ли нам ввязываться и рисковать своей репутацией, не обеспечив себе никаких гарантий?

7. Позволительно ли показать всему миру, что наша дипломатическая почта служит средством транспортировки оружия, предназначаемого для убийства главы государства?»

В документе ставился и другой вопрос: допустимо ли, чтобы однажды причастность Соединенных Штатов оказалась раскрытой перед мировой общественностью?

15 мая 1961 г. временно исполняющий обязанности помощника государственного секретаря Кэрр направил заместителю Боулса документ, озаглавленный «Планы секретных действий, одобренных для Доминиканской Республики». Указанный документ учитывает решения, принятые Специальной группой относительно секретной помощи доминиканским оппозиционерам, и, не давая никаких рекомендаций по поводу будущей политики, советует тем не менее Специальной группе пересмотреть вопрос о данных ранее разрешениях и информировать все заинтересованные службы о том, остаются ли эти разрешения в силе.

В то же время по просьбе Ричарда Гудвина был подготовлен другой документ, датированный 13 мая 1961 г.; документ этот обошел затем государственный департамент. Озаглавленный «Программа секретных действий в Доминиканской Республике», он сообщает, что

«резидентура ЦРУ в Сьюдад-Трухильо располагает весьма ограниченным количеством оружия и гранат. В ответ на настойчивые просьбы лидеров оппозиции о предоставлении оружия для личной защиты, которое будет ими использовано в ходе акции по нейтрализации Трухильо, им по надежному каналу были переданы 38 револьверов и 3 карабина. Впоследствии они неоднократно просили оружия дополнительно».

Указанный документ является первым неоспоримым доказательством того, что служащий Белого дома знал о передаче оружия оппозиционерам в Доминиканской Республике.

На оригинале этого документа приведенная выше цитата окружена карандашом и слово «нейтрализация» подчеркнуто. В своих показаниях Гудвин подтвердил, что это он лично, читая текст, окружил указанные слова, ибо сведения о предоставлении оружия были для него новы и показались важными.

В одном из параграфов документа, подготовленного для Гудвина, а именно в параграфе, обозначенном подзаголовком

«Выполнимые секретные действия, для осуществления которых требуется дополнительное разрешение», сообщается также, что резидентура ЦРУ в Сьюдад-Трухильо располагает четырьмя автоматами калибра 45 мм и небольшим количеством гранат. Резидентура может по надежному каналу передать их оппозиционерам «в качестве оружия для личной защиты на случай их выступления против Трухильо...»

15 мая 1961 г. Банди передал Гудвину другой меморандум. Банди получил его от госдепартамента. Меморандум озаглавлен «Положение в Доминиканской Республике и неотложные планы». К нему приложена объяснительная записка, в которой сказано:

«Последние сообщения указывают, что решимость оппозиционеров в Санто-Доминго свергнуть Трухильо любым способом все больше растет, они очень продвинулись в своих планах».

Меморандум от 15 мая подчеркивает важность для Соединенных Штатов установить контакт с силами, стремящимися сбросить Трухильо, и считает крайне желательным оказать им помощь. В документе выражается просьба, чтобы Дирборн предупредил оппозиционеров о том, что

«если им удастся по своей собственной инициативе и приняв на себя всю ответственность сформировать приемлемое временное правительство, то они могут быть уверены, что любая их просьба к Соединенным Штатам об оказании разумной помощи незамедлительно получит положительный отклик».

Ричарду Гудвину была передана копия телеграммы Дирборна от 16 мая 1961 г., в которой последний срочно требует указаний государственного департамента. По просьбе Гудвина госдепартамент 17 мая отвечает Дирборну и рекомендует ему иметь в виду мнение президента, высказанное на заседании Совета национальной безопасности 5 мая, а именно: США не должны выступить инициаторами свержения Трухильо, не будучи уверенными в том, какое правительство его сменит (телеграмма госдепартамента от 17 мая 1961 г.).

В ответе Дирборна от 21 мая 1961 г. указывается, что более года представители государственного департамента в Санто-Доминго поощряют попытки свергнуть Трухильо и оказывают многообразную помощь оппозиционерам с ведома госдепартамента. Говоря словами Дирборна, «уже слишком трудно задаваться вопросом, следует ли Соединенным Штатам брать на себя инициативу свержения Трухильо».

[...] 24 мая государственный департамент подготовил ответ на последнюю телеграмму Дирборна. Черновой вариант этого ответа с очевидностью выявляет несовместимость двух целей, которые одновременно имелись в виду:

«1. Быть причастными к свержению режима Трухильо и тем самым заручиться доверием оппозиции в Санто-Доминго и всех либеральных сил Латинской Америки;

2. Оградить Соединенные Штаты от какой-либо слишком очевидной причастности к вмешательству в дела Доминиканской Республики, а тем более к любому политическому убийству, могущему там произойти».

Судя по этому черновику, государственный департамент, все тщательно взвесив, пришел к мысли, что «вторая цель явно превалирует над первой».

Черновой вариант ответа Дирборну был отправлен заместителю государственного секретаря Боулсу с пометкой о том, что Гудвин находит его «слишком негативным» и что он (Гудвин) постарается составить новый вариант, «который Банди сможет представить завтра утром».

Первый пункт меморандума, адресованного Боулсом Банди 26 мая 1961 г., гласит:

«В связи с нашим вчерашним обсуждением вопроса о Санто-Доминго на заседании Специальной группы я передам вам черновой вариант телеграммы, которую мы собираемся направить Генри Дирборну, нашему генеральному консулу в Сьюдад-Трухильо, в качестве дополнения к тем директивам, которые он должен получить относительно недавно утвержденного плана действий».

Между тем в протоколе заседаний Специальной группы от 25 мая 1961 г. нет никаких упоминаний о Доминиканской Республике. Если, как это следует из меморандума Боулса, 25 мая вопрос о ней обсуждался, то у нас нет возможности узнать, в каких выражениях шла дискуссия и какие решения были приняты (если таковые вообще были приняты).

Ричард Гудвин лично подготовил вариант телеграммы, отличающийся от текста, который госдепартамент должен был отправить Дирборну. По показаниям Гудвина, он хотел изменить текст таким образом, чтобы Дирборну была понятна личная убежденность президента Кеннеди, считавшего, что «мы – то есть Соединенные Штаты – не должны забегать вперед в акции, ведущей к убийству Трухильо».

Вместе с тем вариант Гудвина ставил вопрос о новых секретных акциях и о поставке оружия оппозиционерам. Гудвин рекомендовал Дирборну держать оружие для оппозиционеров наготове в ожидании момента, когда они смогут его получить.

Редакция телеграммы, принадлежащая Гудвину, преследовала двойную цель: 1) ясно выразить желание Соединенных Штатов оставаться в наилучших отношениях с оппозиционерами, которые, как предполагалось, придут к власти после убийства Трухильо; 2) избежать любого шага, который заведомо мог сделать США причастными к этому убийству. Указанная двойственность с очевидностью проявляется в самом тексте телеграммы:

«(...) Ни в коем случае не следует подвергать Соединенные Штаты риску оказаться причастными к политическому убийству, ибо Соединенные Штаты, исходя из своих политических принципов, не могут благословить убийство. Именно эта забота должна быть главной и доминировать, в случае сомнения, над любой другой» (курсив комиссии). «(...) Силы оппозиции и впредь должны видеть, что США поддерживают их».

По словам Гудвина, фраза, воспроизводимая комиссией курсивом, была введена в текст телеграммы по специальной просьбе президента Кеннеди.

Что касается четырех автоматов, которые находились в консульстве и предоставления которых неоднократно просили оппозиционеры, то телеграмма советовала Дирборну ответить, что Соединенные Штаты не имеют возможности осуществить их передачу.

СКАЖИТЕ ИМ, ЧТО ПРИЧИНА В НАШЕЙ НЕУВЕРЕННОСТИ ЗА НАДЕЖНОСТЬ ПРОЦЕДУРЫ ПЕРЕДАЧИ. В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ ЖЕ МЫ ОПАСАЕМСЯ, ЧТО ОРУЖИЕ ОКАЖЕТСЯ БЕСПОЛЕЗНЫМ И ПОДВЕРГНЕТ США БОЛЬШОМУ РИСКУ ОКАЗАТЬСЯ ПРИЧАСТНЫМИ К ПОПЫТКЕ УБИЙСТВА.

Текст телеграммы, исправленный Гудвином и одобренный президентом, был направлен Дирборну 29 мая 1961 г.

УБИЙСТВО

Поздним вечером 30 мая 1961 г. Трухильо попал в засаду и был убит около Сан-Кристобаля в Доминиканской Республике. Убийство осуществлялось почти точно по плану, который был сообщен оппозиционерами американским представителям в Санто-Доминго и последними в Вашингтон – в ЦРУ и в государственный департамент (телеграмма Дирборна государственному департаменту от 30 апреля 1961 г.). Исполнителями являлись члены оппозиционной группы, получившие американские карабины. Отрывочные сведения, которыми мы располагаем, указывают на то, что, по крайней мере, один из этих карабинов в момент убийства Трухильо находился в руках оппозиционеров. Однако расследование показывает, что Трухильо был убит из пистолетов и ружей.

Шофер Трухильо, майор Захариас, уцелевший при нападении, рассказал:

«В среду вечером Трухильо возвращался в автомобиле без эскорта из столицы в свою резиденцию Сан-Кристобаль. Машину, ехавшую по Вашингтонскому шоссе, неожиданно обогнали два автомобиля, а третий, появившись с боковой дороги, направился следом за ней. Когда две автомашины преградили путь, он делал отчаянную попытку повернуть назад, но это ему не удалось. Тотчас же на обочинах дороги появились вооруженные люди и открыли огонь. Одна пуля попала в Трухильо. Он крикнул шоферу: «Я ранен, приготовься к бою», – и вынул из кобуры пистолет (который постоянно носил при себе), готовясь стрелять в нападающих. Шофер до своего ранения освободил магазины двух автоматов, бывших при нем. Смертельно раненный Трухильо вывалился из машины, нападающие бросились к его телу, стали бить по лицу и отсекли левую руку. Потом они оттащили труп и положили в ящик в один из своих автомобилей, где он и был обнаружен лишь в четверг на рассвете.

Шофер утверждает, что несколько террористов получили ранения» (агентство Франс Пресс, 2 июня 1961 г.).

Один из участников нападения раненым был доставлен в клинику, где его обнаружила полиция. Рамфис Трухильо, находившийся во время покушения в Париже, возвратился в Санто-Доминго 2 июня. Смерть диктатора не сломила клан Трухильо. После его убийства начались жестокие репрессии. Заговорщики – военные, чиновники и медики – очень быстро были выявлены. Полиция нашла всех, кроме двоих, их подвергли пыткам и потом казнили.

Среди лиц, близких к террористической группе, в первые дни после убийства Трухильо произошло три «самоубийства».

Сразу же после убийства все сотрудники ЦРУ в Доминиканской Республике получили приказ покинуть страну, а через несколько дней генеральный консул Дирборн возвратился в Вашингтон. Государственный департамент 31 мая 1961 г. направил телеграмму резидентуре ЦРУ в Санто-Доминго, в которой содержался приказ уничтожить все документы, где речь идет о контактах с оппозиционерами и подобных вещах. Вместе с тем госдепартамент приказывал сохранить в целости срочный план и телеграмму от 29 мая 1961 г., адресованную Дирборну.

Очень многие подвергли сомнению утверждения о связи ЦРУ с оппозицией. Генерал Антонио Имберт Баррерас, единственный из уцелевших участников террористической группы, заявил:

«Люди, участвовавшие в этой исторической акции, не нуждались в помощи. У нас было свое собственное оружие, у нас были свои автомашины, у нас были свои причины. Никто не сможет доказать, что в содеянном мы пользовались поддержкой какой-либо иностранной организации. В той обстановке, в какой мы жили у себя в стране, ни один человек не доверял другому».

Соединенные Штаты в страхе перед перспективой сползания Доминиканской Республики влево не решались отказать в поддержке сторонникам режима Трухильо. Хуан Бош, вернувшийся из эмиграции из Венесуэлы и избранный президентом в сентябре 1963 года, в свою очередь, был свергнут при поддержке американцев.

Восстание 24 апреля 1964 г. имело целью восстановить конституцию 1963 года и узаконить тем самым возврат к власти Хуана Боша. 27 апреля 1965 г. под предлогом защиты американских граждан в Санто-Доминго США высадили морскую пехоту и подавили восстание.

Если в 1965 году было высажено 40 тыс. человек, то в 1968 году число их сократилось до 7 тыс. 1 июля 1966 г. Балагер, бывший министр иностранных дел при Трухильо, был избран на пост президента.

Эпоха Трухильо не прекратилась с его смертью.

4. "Исполнительная акция", или убийство по долгу службы

Материал подготовлен Аленом Жобером

В последующей части доклада члены комиссии по расследованию задаются вопросом, на каком основании проводилась глубоко законспирированная деятельность тех служб ЦРУ, специфической задачей которых было совершение убийств. Приводимые сведения, свидетельства, пояснения чрезвычайно расплывчаты, что делает эту часть доклада весьма туманной. К тому же используемая терминология, характерная для жаргона секретных служб, отнюдь не облегчает чтения.

Нет сомнения, что ЦРУ принимало участие в гораздо большем числе покушений на политических деятелей (увенчавшихся или не увенчавшихся «успехом»), чем упомянуто в докладе. Нет сомнения также, что практика политических убийств была распространена и на другие категории противников. Вполне вероятно, однако, что, с одной стороны, лишь очень незначительное число руководящих деятелей ЦРУ или американского правительства были посвящены в дело и что, с другой стороны, в архивах не осталось почти никаких следов. А если таковые и сохранились, то проведенные операции были, по-видимому, связаны с другими сверхсекретными операциями управления, ни в коем случае не подлежащими разглашению.

Дополнительно с расследованием конкретных покушений комиссия изучила проект, озаглавленный «Исполнительная акция», предусматривающий, среди прочего, создание общего потенциала для совершения убийств. Как и в случае с заговорами, целью расследования были поиски ответов на два основных вопроса: какие действия были предприняты и каковыми были характер и рамки сделанных по этому проекту распоряжений?

«КОМИТЕТ ПО УХУДШЕНИЮ ЗДОРОВЬЯ»

В начале 1961 года Харви, возглавлявший в то время службу иностранной разведки ЦРУ, получил от Биссела задание развернуть «потенциал исполнительных акций», в который должны были входить поиски всевозможных средств для совершения убийств руководителей иностранных государств.

Весной или в начале лета 1960 года Ричард Биссел попросил своего научного советника Джозефа Шейдера изучить «общую способность секретных служб по нанесению ущерба здоровью людей или их устранению». По словам Шейдера, в число «способностей», изучить которые ему поручил Биссел, входило убийство. Шейдер уточнил, что Биссел обратился к нему, потому что знал, что ему известны «вещества, которыми располагает лаборатория ЦРУ», а также потому, что «должен был считать такую работу входящей в круг обязанностей своего технического советника».

До этого внутри ЦРУ уже существовал комитет, который занимался проведением в жизнь идеи об использовании в оперативных целях наркотиков или химических и биологических веществ. Его роль можно представить на таком примере: в феврале 1960 года ближневосточный отдел ЦРУ попросил помощи одного из отделов ЦРУ, который был назван его шефом «комитет по ухудшению здоровья». Речь шла о плане «специальной операции», задачей которой было сделать «недееспособным» одного иракского полковника, слывшего «сторонником советского влияния в Ираке». Отдел просил комитет посоветовать ему техническое средство, «которое, не разрушая полностью здоровье объекта, неизбежно помешало бы ему продолжать обычную деятельность в течение по меньшей мере трех месяцев».

«Мы действительно не намерены,– уточнялось в запросе,– окончательно устранить объект, но и не будем возражать, если такое осложнение произойдет».

В апреле комитет единодушно посоветовал руководству Оперативного управления предпринять «операцию по ухудшению здоровья», отметив при этом, что для шефа Оперативного управления она была бы «очень желательной». Трейси Барнс, заместитель Биссела, направил последнему свое письменное согласие. Одобренная операция заключалась в том, чтобы отправить полковнику из какой-либо азиатской страны носовой платок с его вензелем, пропитанный «лишающим дееспособности» составом. Шейдер заявил, что уже не помнит фамилии адресата, но хорошо помнит, что платок, «обработанный веществом, которое должно было вызвать физическое истощение того, которому он предназначался», был действительно отправлен в это время по почте из одной азиатской страны.

Во время расследования, проведенного нашей комиссией, ЦРУ утверждало, что «платок так и не был получен по адресу (если и был выслан когда-либо вообще)», и в дополнение заявило, что полковник

«роковым образом получил свое в Багдаде перед взводом солдат, исполнивших вынесенный ему смертный приговор (событие, к которому мы не причастны), немного времени спустя после того, как мы приступили к рассмотрению этого дела с платком» (из заявления шефа ближневосточного отдела помощнику начальника Оперативного управления. 26 сентября 1975 г.).

КОМАНДА УБИЙЦ

Где-то в начале 1961 года Биссел обсуждал с Банди потенциал «исполнительной акции». Какова точная дата этого разговора? Были ли побуждения к созданию этого потенциала со стороны Белого дома? Как мы увидим позже, свидетельства по этим двум вопросам сильно отличаются друг от друга. Биссел, Харви и Хелмс заявили, что «объединенный» потенциал никогда не был использован.

Выражение «исполнительная акция» было эвфемизмом, изобретенным ЦРУ. Оно означало разработку проекта по использованию различных средств свержения политических руководителей иностранных государств, который предусматривал также организацию «потенциальной группы для совершения убийств». Биссел указал, что «исполнительная акция» объединяла «очень широкую гамму действий» в целях «подавления эффективности» иностранных руководителей и что убийство завершало эту гамму. [...] ЦРУ дало проекту кодовое название ZR/RIFLE. Под кодовым обозначением ZR/RIFLE скрывались два понятия. Первое обозначало потенциал для совершения убийств – «исполнительную акцию». Второе обозначало легальную программу, служащую в то же время прикрытием для всех операций, входящих в «исполнительную акцию».

Задание от отдела ЦРУ, ведающего прикрытием этих программ, получил Уильям Харви. Для реализации проекта ZR/RIFLE ему был выделен агент, получивший кодовое наименование QJ/WIN. Последний никогда прямо не был замешан в конкретных покушениях на убийство. Хелмс так определил «квалификацию» QJ/WIN:

«Если нужен человек для совершения убийства, его следует искать среди тех, кто действительно готов на это».

Харви дал QJ/WIN задание обнаружить «лиц, имеющих связи с преступным миром в Европе, чтобы получить возможность, в случае необходимости, использовать их в самых различных целях». В ответ QJ/WIN сообщил о потенциальном агенте на Ближнем Востоке, который «руководил синдикатом азартных игр» и «располагал группой убийц» (досье ЦРУ «ZR/RIFLE – портреты деятелей»).

В общем плане проект ZR/RIFLE состоял в изучении проблем и условий, связанных с убийствами, и в создании потенциала, в любой момент готового к их совершению. Говоря точнее, он включал и «внедрение» потенциальных агентов, и «разработку» всевозможных способов убийства. Биссел сказал о проекте ZR/RIFLE, что он носил «внутрений, исключительно подготовительный характер». В докладе 1967 года генеральный инспектор утверждает, что он не нашел в досье «никакого указания, подтверждающего, что потенциал «исполнительной акции» ZR/RIFLE – QJ/WIN был когда-либо использован», но отмечает, что, когда Харви занялся операцией по устранению Кастро, он вел ее в духе проекта ZR/RIFLE.

ВОЛШЕБНАЯ КНОПКА

В какой мере Белый дом был инициатором «исполнительной акции», одобрял ее или был в курсе происходящего? Биссел передал Харви, что Белый дом дважды требовал создания такого потенциала, и в докладе генерального инспектора приведены записи Харви (более не существующие), которые подтверждают это. Сам Биссел не вспомнил какого-либо особого разговора с Белым домом, но в своем первом показании комиссии заявил, что записям Харви можно верить и что последний, без сомнения, мог создать такую группу своей властью, получив какое-либо задание по каналу Банди или Уолта Ростоу. При последующем слушании Биссел, однако, сказал, что он всего лишь информировал Банди в рамках своего доклада о существовании этого потенциала, но что тот не сформулировал при этом никакого задания. Банди, со своей стороны, заявил, что действительно получил такую информацию во время доклада Биссела, не дав никакого задания, но, впрочем, и не выдвинув каких-либо возражений. Что касается Ростоу, то он утверждал, что вообще никогда не слышал об этом проекте.

Уильям Харви заявил о своей «почти полной уверенности» в том, что 25 и 26 января 1961. г. он встретился с двумя сотрудниками ЦРУ – Джозефом Шейдером, бывшим в то время шефом отдела технического обеспечения, и сотрудником – специалистом по вербовке, чтобы обсудить возможности создания внутри ЦРУ потенциала «исполнительной акции». Просмотрев записи, сделанные во время этих бесед, Харви заявил, что они состоялись после его первого разговора с Бисселом об «исполнительной акции», слухи о которой могли распространиться в «первые дни января». [...]

Харви заявил также, что потенциал «исполнительной акции» должен был включать убийство. Его закодированные записи, сделанные от руки во время встреч 25 и 26 января, содержат фразы, заставляющие подумать, что речь шла именно об этом: «последнее средство после провала последнего средства и признания в слабости», «волшебная кнопка» и «никогда не упоминать слово „убийство"». Харви подтвердил эту интерпретацию записей:

«Первое, что я сделал после получения приказов от Биссела, обсудил, используя нашу терминологию, с несколькими сотрудниками, которым я полностью доверял, вопросы, относящиеся к убийству, подбору потенциальных агентов, к нашей позиции, затронув даже, если хотите, фундаментальные проблемы, например, является ли убийство особым орудием американских секретных служб? И если вы допускаете, что да, то в нашей ли власти при существующем правительстве сделать это эффективно и грамотно, в полной безопасности и с соблюдением полнейшей тайны?»

ПО НЕОТЛОЖНОМУ ЗАДАНИЮ БЕЛОГО ДОМА

В том месте доклада генерального инспектора, где говорится, как Биссел впервые возложил на Харви ответственность за «исполнительную акцию», есть ссылка на записи последнего, сегодня отсутствующие, согласно которым Биссел сказал Харви, что «Белый дом два раза требовал создания такого потенциала». [...]

Вот что сказал Харви:

«Два раза, во всяком случае не один раз, я знаю, что это было больше одного раза, потому что в то время делу придавали серьезное значение (...). Белый дом, и это точно, я отметил письменно, торопил Биссела, хотя, может быть, и не его лично, а непосредственно ЦРУ, с подготовкой потенциала „исполнительной акции"».

Но у Харви не было ни одного прямого доказательства, что такой разговор между Бисселом и Белым домом действительно состоялся. Говоря с Харви, Биссел не назвал ни одного конкретного лица из Белого дома. Харви объяснил, что с его стороны было бы весьма «некорректным» спросить у Биссела, с кем он разговаривал, и что Биссел совершил бы «непростительную оплошность», назвав имя своего собеседника.

Биссел точно помнит, что давал Харви задание изучить потенциал, но совершенно не помнит «о каком-либо определенном разговоре с кем бы то ни было в Белом доме, который мог бы стать причиной порученной Харви миссии». Показания Биссела перед комиссией расходились в этом важном пункте: получал он приказ Белого дома на создание потенциала «исполнительной акции или нет»?

Выступая со своими первыми показаниями перед комиссией 9 и 11 июня 1975 г., Биссел дал понять, что Белый дом предоставил ему такое разрешение. Когда ему зачитали записи Харви, упомянутые в докладе генерального инспектора («Белый дом дважды требовал у него...»), Биссел ответил:

«У меня нет ни малейшей причины думать, что Харви мог приписать мне слова, которых я не говорил».

Он заявил также, что Белый дом действительно потребовал от него создать всегда готовый к действию потенциал убийств. [...]

В своем последнем показании относительно Банди (сделанном после телефонного разговора с последним) Биссел заявил, что, по его мнению, он информировал Банди о потенциале лишь после его создания. Биссел, однако, подтвердил свое начальное показание: он ничего не говорил Банди об уже предпринятых ЦРУ попытках покушения на Фиделя Кастро. Он «совершенно уверен», что не сообщал этого Банди с целью, чтобы тот довел до сведения президента вопрос о потенциале «исполнительной акции».

Вопрос: Считаете ли вы, что создание потенциала для убийства иностранных руководителей было достаточно важным вопросом, чтобы предложить его вниманию президента?

Биссел: Нет, не считаю, принимая во внимание существовавшие в то время условия и ограниченные рамки вытекающих из этого проекта действий.

Биссел объяснил, что с Банди они обсуждали скорее потенциал вообще, без намеченной цели, чем какой-либо определенный план убийства или детали его выполнения.

«Точно не помню,– сказал он, – но я вполне мог упомянуть Кастро, Лумумбу или Трухильо при обсуждении «исполнительной акции», потому что это был как раз тот тип деятелей, против которых на том этапе данный потенциал мог быть применен».

Биссел добавил, что, по сложившемуся у него впечатлению, Банди, не выразив никакого не благоприятного проекту мнения, дал такой ответ, что его скорее всего следовало считать положительным. Биссел далее заявил, что он мог истолковать реакцию Банди как одобрение (по меньшей мере, подразумеваемое) идеи «исполнительной акции».

Вопрос: (...) Я думаю, такое заявление можно охарактеризовать как далеко идущее, если, по-вашему, выходит, что ответ, который вы получили от Банди, означал одобрение.

Биссел: Я, по крайней мере, интерпретировал его ответ так, что вы можете назвать это одобрением или определить как «нет возражений». Его (Банди) информировали о том, что происходит, как я считаю теперь, лишь по инициативе самого ЦРУ. В ответ Банди высказал свое мнение, не выдвинув никаких возражений. На мой взгляд, его реакция была более благосклонной, более положительной, но ведь это вопрос личной оценки. Будь на моем месте другие люди, у них обязательно сложилось бы такое же мнение.

Все свидетельства Биссела о его разговоре с Банди по поводу «исполнительной акции» являются результатом его умозаключений. С первого и до последнего выступления в комиссии он заявлял, что «не помнит четкой картины событий». Но он подтвердил, что, по-видимому, необходимо было иметь «более четкое, более специфическое и более определенно выраженное одобрение», прежде чем «потенциал стал бы действительно и конкретно использоваться». [...]

ПОТЕНЦИАЛ БЕЗ НАМЕЧЕННОЙ ЦЕЛИ

Биссел заявил под конец, что создание потенциала «исполнительной акции» было, «без всякого сомнения» или «с самой высокой достоверностью», решением самого ЦРУ. Он признал уже в своем первом показании, что

«Это вряд ли могло быть чем-то необычным. Такова была обычная практика ЦРУ: важной частью его задачи было создание разного рода потенциалов задолго до того, как появилась причина задуматься об их назначении, и задолго до того, как становилось известно, где, как и почему их следует применить. Обычная работа (...) секретной разведывательной службы по вербовке агентуры носит такой же характер (...). Для меня также нет ничего удивительного в том, что решение о создании рассматриваемого потенциала было принято при отсутствии какого-либо запроса извне».

Макджордж Банди рассказал также о разговоре с Бисселом, во время которого они обсуждали потенциал «исполнительной акции». Свидетельство Банди подкрепляет свидетельство, которое дал Биссел: обсуждался скорее потенциал сам по себе, без конкретной цели, чем определенная операция по убийству. Но Банди заявил, что проект допускал также возможность «убийства некоторых лиц». У Банди сложилось впечатление, что ЦРУ «хотело посмотреть, как он прореагирует», но «не искало при этом его одобрения». Банди добавляет:

«Я уверен, что не давал никаких инструкций. Но если быть до конца откровенным, я не выдвинул ни малейшего возражения».

Банди не принял никаких мер, чтобы воспрепятствовать организации потенциала «исполнительной акции» или, напротив, чтобы «развить его», поскольку он им был удовлетворен.

«Это не представляло собой оперативной деятельности. Таковой она могла стать лишь при двух условиях: во-первых, при возникшей необходимости нужно иметь запрос или приказ на изучение конкретной акции против определенного лица; во-вторых, должно быть принято решение действовать против этого лица».

Банди убежден, что ни одно из этих условий так никогда и не было представлено.

Банди заявил, что он не давал президенту отчета об «исполнительной акции». [...]

ДЕЙСТВОВАЛ ЛИ КОГДА-ЛИБО ПЛАН ZR/RIFLE?

Комиссия предприняла усилия для определения, был ли потенциал «исполнительной акции» ЦРУ в той или другой форме использован в конкретных попытках убийства. По ходу расследования был поставлен вопрос, могли ли те, кто участвовал в операциях по убийству, считать, что потенциал «исполнительной акции» выступал в некотором роде порукой легальности реальным попыткам убийства. [...]