Текст книги "Вопреки"

Автор книги: Даша Громова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Для папы не было негласного правила о том, что мальчик должен воспитываться в строгости, для него вообще не было правил в воспитании, за что я ему действительно благодарен, потому что жить в страхе своего родителя – такое себе удовольствие. С самого рождения он заботился обо мне, оберегал и воспитывал так, что казалось, я уже его десятый ребёнок, а не первенец. Хотя, возможно то, как я родился, оправдывало такое отношение, и я всегда знал, что главный страх в его жизни – потерять меня, ведь без меня эту самую жизнь он себе никак не представляет. Почему? Да просто потому, что до меня у него не было ни одного близкого человека, а в его детстве не было абсолютно ничего, что должно быть у каждого ребёнка: любовь, радость, понимание, да даже просто игрушки были для него чем-то недосягаемым. В его детстве было лишь одно слово: боль.

Мой дед и папина мачеха достаточно властные и жестокие люди, садистские наклонности которых отражались на ребёнке, который совершенно не понимал, чем он это заслужил. Пожалуй, ни один день в той семье не обходился без скандалов: разлитая вода, не закрытое окно, грязные вещи, плохие оценки, испорченное настроение, пересоленный ужин, – во всём был виноват ребёнок, который сполна за это отвечал. Такой, мальчик для битья, если хотите. Хуже побоев в его детстве была лишь родительская ненависть, которая хлестала своим откровением больнее плетки.

Я не знаю многих подробностей из папиной жизни, да и вообще он никогда не говорит о себе, но, когда папа недавно сломал руку, и я случайно узнал, что на самом деле руку он сломал, не поскользнувшись на льду, а это сделал его папаша – меня всего перекосило от злости. Мне даже было не так обидно из-за того, что он в моей жизни никак не участвовал и я никогда его не видел, чем из-за этого.

Не знаю, что руководит человеком, когда он запугивает своего ребёнка до обмороков, но в таком состоянии папа варился не один десяток лет, пока однажды не решил, что ему нужна уже медицинская помощь, чтобы побороть депрессию. В нашей семье не принято об этом говорить, но тогда папа действительно уже перешел черту нормального – он постоянно злился, кричал по поводу и без, мог не есть целый день или целый день пролежать на кровати, смотря в одну точку и плача, – меня тогда пугало его состояние не меньше, чем его самого, но никто не знал, что с этим делать, пока моя бабушка, которая приехала к нам погостить, принудительно не заставила его записаться к врачу. Кстати, свой первый подарок на день рождения, папа получил именно от неё, когда ему исполнилось 20, до этого его подарком было лишь освобождение от наказаний на этот день, который и то не всегда ему доставался.

Что же до моего рождения, там всё еще веселее. Моя мать не хотела детей и всё делала для того, чтобы их не иметь, пока однажды не узнала, что беременна. Папа тогда был на седьмом небе от счастья, а она пила таблетки, которые нельзя было пить, била себя по животу, курила и выпивала, – в общем, была изобретательной на уничтожение женщиной. Но я не сдавался, и продолжал упорно развиваться внутри неё, как самый живучий паразит. И вот она уже на седьмом месяце, и вроде как перебесилась, но в один из дней её увозит скорая с ножевым ранением в область плода. Та-дам!

Но всё же, где-то её план был недоработан, потому что после того, как меня извлекли из этой комнаты страха, началась поистине счастливая пора моего детства. Наверное, я бы смог рассказать о наших отношениях больше, но вряд ли вам было бы интересно листать пустые страницы. Помню, папа делал всё, чтобы я не чувствовал себя ущемлённым в том, что у меня нет мамы, но что тогда, что сейчас, если честно, её отсутствие меня волновало меньше всего.

Моё любимое воспоминание из детства – это как каждый вечер папа доставал меня из ванны, закутывал в огромное махровое полотенце и относил в комнату, где, переодев меня в пижаму, сажал на коленки, и мы вместе читали книжки. Особенно, это было волшебно, когда за окном была метель, а мы сидели, прижавшись друг к другу и под светом торшера погружались в сказочные миры. Или вот еще – каждые выходные мы ходили гулять в парк, папа всегда покупал мне сладкую вату, и мог часами напролёт с самым внимательным видом слушать мой детский лепет, иногда доходящий до абсурда своей проблематикой.

Я уже говорил, но скажу еще, я никогда не чувствовал себя брошенным, и я сейчас не говорю о полноте семьи, я говорю об отношении ко мне. Ведь папа мог просто забить на меня или стать таким же как его отец, но, к счастью, этого не произошло, поэтому, когда я стал старше, то круг наших интересов расширился, а беседы по вечерам стали чуть дольше, чем эфирное время ТВ-шоу.

Конечно, как и у любого подростка, у меня был переходный возраст, и я творил столько невероятно бессмысленных вещей, что вспоминать не хочется, потому что нервная система моего папы именно тогда стала давать сбои, а после похищения и вовсе перестала существовать. Я никогда не рассказывал об этом папе, но тогда в лесу мне казалось, что я очень мало говорил ему о том, как люблю его и как за многое хочу попросить прощения, потому что, если честно, тогда я вообще ни на что уже не надеялся. Я мало что помню из того дня, помню лишь как он меня нашёл и как держал мою руку в скорой, говоря о том, что всё будет хорошо, заливаясь при этом слезами и будучи белее мела. А потом, я заметил, что у папы проявились последствия той ночи седой прядью, которую от всеобщего обозрения скрывал лишь золотой отблеск его светло-русых волос. Папа никогда не говорил, как он переживал за меня тогда, но со слов Марты, он был похож на бомбу с запущенным таймером.

Кстати, я не хотел этого замечать, но моё подсознание не дремлет: сегодня в аэропорту я видел, как папа уткнулся головой в мартину ключицу, дрожащими руками, обняв её за талию, и как сильно его трясло, когда он опускал руки, чтобы меня забрали. Думаю, не будь я таким истеричным, всё бы прошло куда менее нервозно. Но пользуясь случаем, хочу сказать: я люблю тебя, папа.

Даша. Даша вообще заслуживает отдельную книгу, чтобы её описать, и это не потому, что я её люблю (нет, ну и поэтому тоже), просто она удивительный и недосягаемый, в хорошем смысле, человек. Мы познакомились с ней 3 года назад, но кажется, будто это было в прошлом месяце. Тогда ни она, ни я, не были похожи на нас настоящих: Даша тогда была неформалкой – ходила в чёрном, из блондинки стала брюнеткой, постоянно была где-то в своих мирах и совершенно никому не доверяла, я не могу сказать, что был таким же, но мой шкаф мог различать до сотни оттенков чёрного. И если бы я не узнал тогда, что происходило в её жизни, то, наверное, не обратил на неё внимания, но всё случилось как должно было случиться. Тогда я пошёл на концерт любимой метал группы «Intohimoni on musta», но вместо него я почти до полуночи успокаивал девочку, которая плакала перед дверьми в клуб. Я помню, мы тогда сидели на асфальте, шёл проливной дождь и было совсем не жарко, но наше общение затмевало всё происходящее вокруг. Мы классно потусили, но я не знал даже её имени, когда она так внезапно испарилась в метро , и мне пришлось довольствоваться лишь воспоминаниями – как злободневно.

Её отец, хоть и выглядел адекватно, по природе своей был настоящим психом. Он угрожал, писал похабные и оскорбительные сообщения, мониторил все её соцсети, вне её ведома, приводил любовниц в их с мамой квартиру, и постоянно общался с ней, как это делали мужчины во времена средневековья, считая, что главное для женщины – прислуживать и рожать. Его никогда не интересовала её личная жизнь, победы, поражения, влюблённости, проблемы или радости, он никогда не отвечал на её переживания взаимностью, лишь бросал колкое "мне всё равно" каждый раз в её сторону. Но Даша была не той, что оставалась сидеть в углу и прятать все обиды в кулак, её характер был далеко не спокойным и терпеливым, и пожалуй, это было главной причиной ссор и разногласий в их общении. Его просто выводило из себя то, что она не прогибалась не под какие его выпады и твёрдо стояла на своем, имея свою несгибаемую точку зрения. Было еще кое-что, что выставляло её отца посмешищем – он был трусом, самым настоящим и бесповоротным трусом, который умел скандалить лишь с детьми и женщинами, боясь любого нормального мужика. Он даже ругался с Дашей из-за стены, а когда та приходила посмотреть ему в глаза, то всё, что он мог произнести так это трусливое ничего, обрамлённое одной и той же фразой, что он для неё всё, а она ничего. Только вот это вот "всё" никогда не поддавалось расшифровке, и что она, что я оставались в неведение, что же он такое глобальное в её жизни делал. Больший сюр был, когда мы вместе ездили отдыхать, а её отец потом еще год не общался с ней из-за того, что она ему сказала, что уехала в другой город, и пытался каждому доказать, что она обманщица. Только для чего – никто так и не понял. И знаете, когда он написал ей смс о том, чтобы она одумалась, то в тот момент, когда его контакт в её телефоне стал заблокированным, она стала самой счастливой, словно избавилась от рабских оков, надетых на неё с рождения. Последний штрих в этой истории, который сделал её свободной, – смена фамилии, которая, как она уверяла, угнетала её и морально и физически, не давая расправить крылья в полную мощь.

Но если вернуться к истории нашего знакомства, то я тогда поверил, что если людям суждено быть в месте, то они всё равно обязательно встретятся вновь, ведь нас связывает история, начавшаяся многие жизни назад (как бы это приторно не звучало). Я тогда гулял с Барни и он, в какой-то момент, стал просто неуправляемым – он метался по парку и норовил соскочить с поводка, и хотя это был 11-месячный щенок, сил в нём было, как во взрослом. Думаю, вы догадались, кто нас свёл. Да, Барни хорошо поработал сыщиком, хотя, я даже не представляю, почему он бросился к Даше, не разу даже не видев её. С этого началась наша история.

Даша очень легко влилась в нашу семью: папа вообще относится к ней, как к дочке, а Марта считает её своей подружкой, и я рад, что это отношение искреннее, а не в порядке обязательства передо мной. После нашей второй встречи прошло чуть меньше недели, как мы начали встречаться, и я до сих пор поражаюсь своей самоуверенности в любовном плане. Нет, у меня были отношения до неё, но… у всех же был неприятный опыт в подростковом возрасте.

Время шло, мы менялись, и я даже не замечал, как Даша вылезает из темноты. Нет, я, конечно, видел, что она начинает улыбаться и вести себя раскованнее, но то, что она стала надевать светлые вещи – это произошло слишком спонтанно, что, когда я заметил, оказалось этим переменам больше нескольких месяцев. Даша не бросала своё творчество и продолжала писать. Как бы я хотел оказаться персонажем её рассказов, пожалуй, я никогда не любил родную литературу так, как я полюбил её. Не представляете, как я гордился Дашей, когда у неё получился первый сборник стихов, и пускай он никогда не будет опубликован, я рад, что прикоснулся к этой тонкой материи и хоть немного понял её.

Но было в этой идиллии и то, что разрушило её навсегда. Я ей изменил. И да, можно задавать миллион вопросов: зачем? почему? боль ради минутного удовольствия? Но у меня нет ответа и нет оправданий. Я изменил ей один раз и до сих пор не понимаю зачем. Когда она узнала, то не было истерик или скандалов, она просто молча ушла, оставив меня наедине с произошедшим. Это случилось на моём последнем концерте, хотя, без неё не было бы и первого. Она заставила меня поверить в то, что я смогу собрать целый клуб народу, которому понравится моё творчество, она помогала мне придумывать песни, подыгрывала партии и вдохновляла на смелые решения, она была моим толчком к творчеству, а я просто воспользовался, получается, ей и сдал назад, как бракованный товар. Тогда я был очень пьян и не понимал, кто вертится вокруг меня и что от меня хотят, я просто поддался какому-то животному инстинкту, который тут же был замечен. Я помню, какой радостной она зашла в этот клуб и какой опустошённой вышла из него. Единственный человек, который не бросил её в тот день – был мой папа, на груди которого она рыдала несколько часов, а потом просто встала, попрощалась и ушла, разорвав все контакты со мной. Она никому не говорила, что произошло, и наши общие друзья до сих пор не в курсе этого, но за неё кричало её сердце, которое отторгало меня всякий раз, когда я пытался его вернуть.

Спустя полгода она прочитала мои сообщения, и ответила, что простила меня, но я чувствовал, что я не был прощён. Мы встретились, она позволяла мне держать её за руку и обнимать, но я чувствовал, как в ней не осталось абсолютно ничего от прежней Даши. Я понимал, что я сломал какие-то механизмы внутри неё, и я очень боялся, что всё вернётся в начальную стадию. Но этого не произошло. Она стала сильной и независимой, и больше не позволяет пользоваться её эмоциями или душой, она предпочитает быть в одиночестве, чем доверять кому-то. Она нашла в себе целый мир и ей его было достаточно, она легко отпускала и прощалась, не испытывая в ком-то потребности, когда все то необходимое, что люди жизнями ищут в других было в ней самой. И я уже хотел сдаться, но судьба, видимо, подкинула мне туз. Хотя, он был не в мою пользу.

Этим летом я разбился на машине и частично потерял память, и это было совсем не круто, когда перед тобой стоят твои родители, а ты даже не понимаешь, кто это. Меня спасло лишь то, что моя бабушка была доктор медицинских наук и функциональным нейрохирургом, и в буквальном смысле собрала меня по частям. Я провалялся в больнице 3 месяца, два их которых я лежал в рупрехтской клинике, а последний уже в Энске. Тогда Даша отыгралась на моём мужском самолюбии, и я уверен, что делала она это специально, чтобы меня позлить. Видели бы вы в каких платьях она приходила ко мне в палату… ох, я каждый раз напоминал себе не сильно возбуждаться снизу, а то мало ли что. Память ко мне вернулась также неожиданно, как и пропала, но та пропасть, которая была преодолена между нами в период болезни была невероятна глубока, и отчасти, я рад, что всё случилось именно так. Печалит меня лишь одно – иногда я совершенно не помню, что со мной происходило день назад, да и вообще с памятью остались проблемы, но кто знает, может и это к лучшему…

Что ж, я наконец подал признаки жизни и покосился на Макса, он читал какую-то книжку, то и дело сонно закрывая глаза. В иллюминаторе мелькали яркие огоньки городов и бескрайние лесные чащи, прерываемые лишь маленькими квадратиками ржаных полей. Вообще, Макс хороший человек и точно не желает мне плохого, они дружат с папой 34 года, и всячески поддерживают друг друга. В детстве Макс всегда подбадривал папу после очередного скандала дома, если в это время был в гостях, а папа в свою очередь помогал ему по учёбе, когда они стали взрослыми, то папа помогал Максу финансово, а тот физически, разбираясь со всякими умными бумажками. Сейчас они оба ни в чём не нуждаются, и их дружба вернулась к своему безвозмездному началу, основывавшемуся на доверии и сопереживании. Свадьбы, рождение детей, взлёты и падения, личные трагедии и первые морщины – все это они проходят рука об руку, и я, если честно, завидую такой крепкой дружбе, которая проверена и деньгами, и временем.

Время в полёте шло очень медленно, и когда я вновь посмотрел на часы, то оказалось, что прошло менее получаса, с моего последнего взгляда на них. Я решил проветриться и дойти до уборной, попутно умирая от желания выпить апельсиновый или морковный фреш. Я осторожно перелез через заснувшего Макса, хотя места было достаточно для того, чтобы просто пройти, но вы бы видели, как он спит – у меня даже Барни так не расползается по кровати. Побродив меж пустых кресел, я зашёл наконец в туалет, обрадовавшись, что меня ждала не дырка в полу, а волне себе приемлемая кабинка для справления нужды. Я посмотрел в зеркало – пока что, моё отражение меня устраивало, разве что, можно было причесать волосы и я буду готов дальше быть похитителем сердец, ну или как там их называют. Вернувшись назад меня уже ждал апельсиновый фреш с палочкой корицы, лежащей рядом на блюдце. Оперативно! Я достал телефон в попытке отвлечься от полёта, потому что внутри меня всё еще пульсировал сигнальный маяк, готовый в любой момент запустить свою сирену.

Я решил открыть дашино сообщение, не знаю, что нового я хотел там увидеть, но мне казалось, что если я перечитаю, то будет хотя бы иллюзия того, что она рядом, на соседнем сидении, печатает всё это, иногда хмуря брови или поджимая губы в поиске точной метафоры для моего маргинального положения в её глазах. Всё бы отдал, чтобы сейчас увидеть это зрелище! Но телефон явно не разделял моего желания, а потому предательски не загорался, сколько бы я не нажимал на кнопку включения и сколько бы раз не подносил палец к сенсору. Я достал зарядку из рюкзака, но и это не дало своих плодов, оставив меня один на один с чёрным экраном безразличия.

– Макс! – Вздохнул я, повернувшись в его сторону – но Макс спал как убитый. – Ма-а-акс! – Я потормошил его, зашипев более настойчиво. Макс еле-еле разлепил глаза и посмотрел на меня. – У меня телефон не работает! – Макс посмотрел на часы, потом на меня, потом вновь на часы, поправляя их на руке.

– Половина пятого утра, какой телефон? Почему ты не спишь?

– Не хочу! Он даже от зарядки не включается!

– Может он перезагружается, – сонно поморщился Макс, потирая нос.

– Я понял, вы с папой решили и телефон мне поменять, чтобы точно меня назад не возвращать! – Воскликнул я и заулыбался. – Серьёзно?! Вы даже не смогли это обсудить со мной?! Я что вам игрушка какая-то? – Я замахнулся рукой, чтобы кинуть телефон, но вовремя решил, что это лишнее.

– Послушай, я не хочу тебе рассказывать о том, что это вынужденные меры и что никто не хотел быть жестоким, и я не хочу с тобой ссориться из-за какой-то ерунды.

– Ерунды? – Изумился я, вскинув брови.

– Куда ты пошёл? Лёша! Я с тобой не договорил! – Крикнул Макс, перейдя в середине на недовольный на шепот. Я махнул рукой и сел на кресло, через 3 ряда от него.

– Не хочу сидеть с предателем! – Метнул я, в надежде, что он расслышит все ноты презрения в моём голосе. А после лег поперёк двух кресел, свесив через ручку последнего ноги. Тоже мне, воспитатели нашлись! Но блаженная тишина длилась недолго, потому как не успел я открыть глаза, как передо мной оказался Макс, протягивая нераспечатанную коробку. – Что это?

– Твой новый телефон!

– Он мне не нужен, я буду отшельником и буду жить в лесу! И вообще, отстань от меня!

– Удивляюсь, как тебя твой папа терпит! – Бросил Макс, положив белую коробку на соседнее кресло. Как только он скрылся из поля моего зрения, я тут же взял её в руки, стараясь еле слышно снимать плёнку – не должен же Макс услышать, что я так быстро сдался.

Когда самолёт начал снижаться, я застал себя на тех же креслах, но укрытым пледом и с подушкой под головой. Я даже не заметил, что проспал почти 7 часов, но ноющая шея и затёкшая спина смогли убедить меня в обратном. Мы приземлились в рассветную дымку тихого аэропорта, казавшегося рисунком с открытки из-за своего спокойствия – жизнь здесь еще не проснулась.

– Ну что, готов, Чарли? – Спросил Макс, подавая мне рюкзак и пропуская вперёд себя на выход. О боже, я же теперь Чарли – совсем забыл! Я замотал головой.

II. Добро пожаловать в игру

Я почувствовал некоторое движение под собой, словно меня куда-то везли, но я понимал, что нахожусь на одном и том же месте всё это время. Я ощущал ужасную сухость во рту, будто я не пил неделю, и даже самая безжизненная пустыня, наверное, была бы влажной по сравнению с моим ртом. А еще я находился в ужасной тишине, которая резала слух, что я даже мог услышал, как бьётся моё сердце и пульсируют вены в висках. Просто закройте глаза и представьте, как вы лежите в помещении, в котором не происходит ничего, настолько абсолютно ничего, что вы даже способны услышать ваши мысли, – но вокруг не раздаётся и шороха – жизнь находится только внутри вас, но не факт, что вы живёте в этот момент. Я открыл глаза, в надежде увидеть хоть что-то, что могло объяснить эту тишину, но не увидел ровным счётом ничего, кроме белых стен и постоянно трещащей лампочки, давящей на глаза своей тошнотворной желтизной.

Боже, неужели мы куда-то с Максом вляпались. Только этого не хватало! Я не хочу второй раз терять память! Тем более, что помещение с каждым мгновением всё более походило на больничную палату, но только довольно странную больничную палату. Здесь не было окон и была лишь одна койка – моя, а еще дверь была на половину прозрачной, что совершенно не упрощало моего понимания действительности. Конечно меня это настораживало, но больше, меня стало тревожить то, что я не мог повернуться или нормально лечь – что-то настолько сковывало мои движения, что я даже не мог посмотреть вниз себя. Потому что как только я начинал двигаться, то у меня начинало тянуть поясницу и кисти рук. Боже, что за пыточная?..

За дверью раздались чьи-то шаги, и я был рад, что я здесь не один. Надеюсь это Макс, который объяснит мне, что, чёрт возьми, происходит. Но, когда дверь распахнулась, то за ней никого не оказалось, кроме мрачной пустоты, из которой начинало вылезать нечто странное, похожее на силуэт, постоянно расплывавшийся в моих глазах, что я не мог даже сфокусироваться на его очертании, потому что он, как пластилиновый шарик, принимал новые формы, как только начинал двигаться ко мне. На долю секунды мне стало страшно (да кого я обманываю, я реально испугался) от того, что происходит, но я решил отвлечь себя мыслью о том, что возможно это последствия наркоза или какого-нибудь препарата, а возможно, я просто тронулся… К счастью, из этой темноты появился другой силуэт, и я с большим трудом смог распознать в нём папу, потому что он был каким-то странным, словно колючий или резкий, у него были такие движения, которые не присущие папе в реальной жизни. Словно он вышел из какой-то компьютерной игры, в которой не полностью доработали графику, а потому, внутри меня уже зарождалось недоверие к собственному сознанию.

– Почему я здесь? Что происходит? Почему я весь… – Стоп! Подождите! А почему у меня на запястьях, чуть выше бёдер и на щиколотках были застёгнуты фиксаторы? Что за..? Это мне уже перестаёт нравиться! Плохие шутки! – Что это? – Воскликнул я, смотря на силуэт с таким выражением лица, словно оно могло выразить всё мирское непонимание.

– Ты был очень агрессивным, мы боялись, что ты покалечишь себя! – Раздался голос, который прозвучал эхом по палате, скрежетая ужасным звоном – от чего я зажмурился и застонал от пронзительной боли в ушах.

– Но мы же были в такси! Я же… я… – Я увидел, как в палату стал медленно заползать второй силуэт. – Кто это? – Вскрикнул я, когда этот силуэт стал разрастаться в размерах, словно хотел превратиться в снежного человека, а после рухнул на пол, разлившись кровавым пятном по нему. Мне казалось, что я могу обмочиться в этот момент от страха, и от того, каким беспомощным и жалким было моё положение. Но за этой массой последовала вторая, которая повисла надо мной, заставляя меня смотреть в её черные пустые глазницы, а после разразилась жутким хохотом.

– Здесь никого нет! – Заверил голос, который доносился до этого. – Не обращай ни на кого внимания! – Ага, легко сказать! Перед тобой же не маячат какие-то герои из фильмов ужасов. – Мы здесь вдвоём! – Конечно, мы здесь вдвоём и еще кучка адских аниматоров, которая пришла посмотреть на их будущего клоуна-стажёра. – Слушай только мой голос, только мой! – Вновь разлился по помещению голос, в котором теперь уже слышались нотки настойчивости, когда я начал вертеть головой по сторонам и пытаться вытащить свои руки из фиксаторов.

– Как там Даша? – Решил отвлечься я, за одно проверяя нормальность обстановки.

– Кто это? – Приехали, действительно, кто это!

– Это… – Но я решил не продолжать, потому что страх и отчаяние начинали медленно душить меня. – Я же должен переехать, чтобы меня не похитили! Я же только что прилетел в Рэй!

– Что за бред? Тебя никто не собирается похищать и переезжать ты не планировал!

– Почему ты так говоришь? Я не мог всё это придумать! Что со мной? – Наконец закричал я, чувствуя, что сейчас польются либо слёзы, либо кое-что похлеще. Как я никуда не переезжал – что за розыгрыш? То есть я провёл весь вечер и ночь непонятно где, а сейчас я лежу в больнице, где все в полной уверенности, что я никуда и не пропадал – весело!

– У тебя только что был приступ… У тебя шизофрения. Ты был очень агрессивным, мы боялись, что ты себя покалечишь! – Что у меня? Шизофрения?!

– Это шутка? – Но не успел я задать вопрос, как всё то множество силуэтов, что успело заползти в палату, агрессивно устремились к тому, что со мной говорил, однако, как только они касались него, то ту же растворялись в воздухе. – Этого не может быть! Всё же было хорошо! – Прорыдал я, чувствуя, что сейчас взорвусь от непонимания.

– Ты должен отдохнуть… Поспи!

– Я не хочу спать, я хочу проснуться! Я хочу проснуться! Я ХОЧУ ПРОСНУТЬСЯ! – Заорал я настолько громко, насколько это было возможно и зажмурился.

– Что случилось? – Я открыл глаза и увидел перепуганного Макса. Я осмотрелся по сторонам: мы были всё еще в такси. Пощупав себя за руку, я понял, что это сон, и помотал Максу головой в ответ.

Да, шутка получилась неудачной, но представьте, как бы я вас обломал! Я не шизофреник, правда. Просто, был бы интересный поворот сюжета. На самом деле, это был какой-то бредовый сон, в который я почти поверил. Не буду больше пить апельсиновый сок перед тем, как заснуть, – контент получается не из приятных. Хотя может было бы и проще сойти с ума, чем переехать?..

Вам, наверное, интересно как выглядит Рэй? О, если бы я был в хорошем расположении духа, то описал бы его как славный городок, но сейчас он мне казался одиночной камерой, в которой меня оставили навсегда.

Такси неспешно подъехало к многоэтажке, на парковке которой стоял мой чёрный спорткар – хоть что-то приятное за утро. Хотя, куда я поеду? Я вообще не знаю города, кроме как где ближайшее кафе и универ – такой себе набор путешественника. Мы вышли из такси, выгрузив два моих чемодана и сумку Макса, направившись по дорожке ко входу.

– Нужно съездить на мойку! – Воскликнул я, подойдя ближе к машине, заглядывая в окна.

– Тебе еще нужно сдать на местные права!

– Но я же сдавал в том году! – Я развернулся к Максу, попутно доставая ключи от машины из рюкзака.

– Да, но из-за того, что тогда ты здесь не жил – они недействительны! – Я, недовольно фыркнув, сел в машину. – Тебя ждать или сам придёшь?

– Я сам приду… Не бойся, я никуда не уеду – бензин закончился! – Макс с недоверием посмотрел на меня и, кивнув, направился к дому. Вот так я сбагрил вещи своему вассалу и остался в праведном одиночестве. Ладно-ладно, обойдусь без сарказма. Просто я хотел выгрести весь мусор из машины, потому что мне было очень лень заниматься этим дома, ну и еще потому что я соскучился по своей малышке.

Хлама здесь, конечно, было предостаточно: какие-то салфетки, пакеты, никому не нужные тетрадки с моими конспектами, фантики, зарядки – и это я еще до бардачка не добрался. Что хоть за конспект-то? «Конвергентная журналистика». Кому вообще это нужно? Точно в помойку! Я выудил большой пакет из кармана двери, и стал складывать в него все свои реликтовые сокровища, которые смог найти в органайзерах на спинках кресел и ковриках. Я открыл бардачок и из него вывалился открытый пакет ирисок, который я даже не помню, когда сюда положил. Я набил ирисками карманы косухи, а оставшиеся решил тут же уничтожить – надеюсь, я не отравлюсь! По крайней мере, выглядели они приятно, да и пахли тоже. Хотя, какая мне разница – я был ужасно голодным, что и просроченные с радостью бы ушли.

В за конфетами я нашёл набор медиаторов, который искал, наверное, полгода! Я тогда вышел из музыкального магазина, положил их туда, чтобы точно не забыть, а потом перевернул с ног на голову свою комнату, чтобы их найти. Как вам моя память? Мне тоже нравится.

В глубине бардачка я нащупал какую-то колбочку и потащил её на свет – это оказались дашины роликовые духи с блёстками. На какое-то мгновение я замер и просто смотрел на них: поначалу мне захотелось их разбить об асфальт, но я передумал и, открыв, провёл роликом по запястью – тут же запахло грушей и ванилью – она давно ими не пользовалась, потому что запах застыл в воздухе, от чего начинало свербеть в носу. Наверное, теперь у меня аллергия на каждое воспоминание о ней…

Я убрал свисавшие пряди волос за ухо и направился к багажнику, в надежде, что мне не придётся искать запасной мешок. Кроме черного папиного кардигана и каната с узлами, который почти разгрыз Барни, ничего не было, и я со спокойной душой закрыл багажник, потому что каких-нибудь находок, царапающих память, мне не хотелось. Поплутав между домами, я нашёл контейнеры для мусора, куда швырнул пакет, и переложив в правую руку обнаруженные вещи, направился к дому. В кармане кардигана лежала почти пустая пачка сигарет и недолго думая, я закурил одну, попутно раскашлявшись от глубокой затяжки, ну или от того, что не умел курить, как бы ни практиковался иногда в свободное время. Не скурив и половины сигареты, я, потушив о ручку урны, выкинул бычок и зашёл в парадную.

Парадная была не такой узкой и крохотной как в Энске, здесь стояли два нефролепсиса возле лифта, и алое у журнального столика. У окна стояло несколько высоких барных стульев у стойки, а за ними небольшой лобби-бар. За лифтом был выход во двор, где был просторный бассейн, окруженный высокими пальмами, прорастающими через мраморную бежевую плитку, лежаки и открытый коворкинг с цветными лавочками, на которых сидело несколько человек со стаканчиками кофе и ноутбуками. И если не знать, что это жилой комплекс, то казалось, что ты попал в уютный современный отель, совмещенный с рабочим зданием, потому что атмосфера двора была свободно-деловой. Интересно, какой вид будет с 12 этажа? Я уже совсем забыл с моего последнего визита, что тут есть.

– Ого, Макс, откуда столько еды? – Спросил я, рухнув на кухонное кресло. Давайте я расскажу вам о виде из окна попозже – я ужасно голодный, как вы помните.

– Ну, пока ты целовался с машиной, было время заказать! Что ты будешь? – На столе стояли упаковки с миньонами с брусникой, рыба с пюре из брокколи и есть стейк, судя по всему медиум прожарки с картошкой.