Текст книги "Вопреки"

Автор книги: Даша Громова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Даша Громова
Вопреки

Ты должен прыгнуть в воду, чтобы понять, как научиться плавать.

***

С завтрашнего дня я начинаю новую жизнь, и нет, я не бросаю курить или начинаю худеть, я в полном смысле этого слова начинаю жить заново! У меня будет новое имя, новый дом и новые друзья, которые будут окружать меня на протяжение всей моей новой жизни, а с прошлой мне предстоит расстаться через 12 часов, когда я пройду стойку регистрации в аэропорту. Как я до этого докатился? Заваривайте чай покрепче, это будет долгая история…

I. Красная карточка

Я проснулся около полудня. В квартире никого не было, это я понял по тому, что в прихожей не горел свет, а с кухни не веяло ароматом свежего крепкого кофе, который папа обычно пил, пока не надоест. Из постели мне совершенно не хотелось вылезать, мне было так уютно лежать под большим хрустящим одеялом, что казалось, ничто не способно было лишить меня этого удовольствия. Но нет, кое-что всё же нашлось. Я почувствовал, как большой мокрый нос стал толкать меня в ногу, пытаясь стянуть одеяло. Ну спасибо, Барни, будильники с тобой можно вообще не заводить!

– Всё, встаю! – Воскликнул я, когда Барни принялся меня облизывать. Поверьте мне, лучше сделать всё, что хочет эта собака, прежде чем начнётся слюнявая атака. Сенбернар – это вам не чихуахуа, весом в килограмм, это здоровенная машина, весом под центнер, жаждущая объятий. Я сел на кровати и посмотрел в окно. Солнце уже во всю светило в щель между закрытых штор, требуя моего пробуждения. На голубом небе появлялись редкие облака, тут же прогоняемые ветром. Листва на деревьях под окном приятно шелестела осенний вальс, и, не зная, что сейчас сентябрь, можно было подумать, что наступило солнечное августовское утро. Но долго наслаждаться утренним умиротворением мне было не суждено – Барни стал подгонять меня, пытаясь запрыгнуть то на кровать, то мне на коленки. – Иду! – Я надел спортивки и вышел из комнаты.

Я заглянул в папину комнату, кроме раскиданных вещей и не заправленной постели, в комнате никого не было. Я зашёл в ванную, по пути заглянув на кухню. На столе стоял давно остывший мой завтрак, а на плите турка с кофе. Вообще, когда появилась Марта, то наши с папой завтраки стали более разнообразными, чем просто кофе. Нет, конечно, папа готовил, правда чаще всего мы заказывали еду домой по утрам. Но когда папа оставлял мне также завтрак, как это делает сейчас Марта, мне всегда было так приятно, что несмотря на то, поругались мы или папа торопился, он никогда не забывал про меня. Хотя, странно было бы, если бы папа обо мне забыл и с возрастом любил бы меня меньше, особенно после того, что мы вместе с ним прошли.

Я умылся и вернулся на кухню, где меня ждали оладья с карамелью и, еще не пригоревший от моей криворукости, кофе. Я высыпал кофе в турку, добавив сахар, и налил воды. Подождав, пока кофе перестанет цвести, я долил в турку остаток воды с молоком, и поставил её вновь на плиту. Вообще, я обожал готовить кофе, для меня это был такой сакральный момент, когда я только проснувшись совершал этот ритуал, и чувствовал, как плохие мысли уходят из моей головы с каждым лопнувшим пузырьком кофе. Возможно, из меня вышел бы неплохой бариста, но работать им я точно не хотел, разве что, подрабатывать на дому. Я перемешал кофе, чтобы не оставалось комочков, и подождал, пока появится пена. Когда я только-только начинал учиться готовить кофе, то я всегда ждал, пока он закипит в турке, как кипит чайник, в последствии чего мне приходилось вновь и вновь отмывать плиту от выкипевшего кофе, и подавлять свою злость растворимым из пакетика. Но как только готовка мне поддалась, то я уже не мог остановиться, и каждый свой день начинал с кружки свежесваренного кофе, что даже иногда опаздывал в школу из-за этого. Я убрал турку с плиты и поставил на подоконник, чтобы кофе стал остывать, сев рядом и достав телефон. Сегодня мой день был абсолютно непредсказуемым, но он был моим, чёрт возьми, моим, а не нового человека в старом облике.

Я включил в кухонных колонках музыку и принялся смотреть социальные сети. Вообще, я стал замечать за собой, что с каждым днём социальные сети всё меньше меня интересовали, хотя еще год назад, я бы не смог спокойно жить, зная, что не выложил ни одной фотки в историю или видео. Сейчас я вообще не помню, когда последний раз хоть что-то выкладывал.

«Привет, я сегодня с 13 свободна!»

Вот же черт, я совсем забыл, что договорился погулять с Дашей. Я вообще не представляю, как ей смотреть в глаза, зная, что уже вечером я перееду из страны навсегда. Да, я как последний придурок, ей еще ничего не сказал. Но мне страшно ей это говорить. Я не хочу, чтобы ей во второй раз было больно.

«Привет. Хорошо. Куда пойдём?»

«У тебя возле дома есть классное кафе. Туда?»

«Не вопрос! Жду тебя к 14»

Вообще это был большой вопрос, ведь как ей сказать все то, что я собирался, я совершенно не представлял. Конечно, нужно быть полным кретином, чтобы, например, сказать, что я уезжаю учиться, потому что с учёбы когда-нибудь возвращаются. Врать тоже не хотелось, но правда меня пугала сильнее, чем сам переезд. Я уже один раз предал Дашу, и я не хочу предавать её еще раз. Тогда, она меня простила, но это не значит, что простит и в этот раз. Хотя, чем я заслужил её прощение, я не представлял. Но сейчас я не хотел об этом думать, я не хотел омрачать день раньше времени.

Я потрогал турку, она была слегка остывшей, и я, предвкушая вкусный кофе, уже стал подниматься с подоконника, как сильный порыв ветра распахнул приоткрытое окно, и оно, ударившись о нишу, снесло турку, а за одно и меня, с подоконника. Мои серые спортивки тут же пропитались теплым кофе, а белые обои на стене разукрасились коричневыми каплями. Чертыхнувшись, нет, не так… Обрушив свой сокрушительный гнев в виде броска турки в раковину, я принял нирвану и смирился с пропущенным кофе. Барни, следивший за мной с самого начала, принёс из туалета влажную бумагу, бросив мне упаковку под ноги. Все-таки, не зря я учил его таскать всякие штуки по дому, когда мне было лень, даже научил его нажимать кнопку чайника и включать кран. Как говорится, лень родилась вперёд меня. Я вытер полотенцами капли, хотя, бархатные обои были безнадежно испорчены. Ну, я хотя бы старался. Что ж… Можно заняться готовкой еще раз или же сходить в кафе… Второй вариант привлекал меня все больше с каждым мгновением, тем более, жили мы в самом центре города, прямо в самом, на Венской улице, а рядом, через переход, был Венский замок (готический замок, возведённый Вульфриком Венцки в 1673 году), так что, кофеин здесь было предостаточно, моя любимая была неподалёку в парке вокруг пруда Агаты. Вообще, там просто аллея маленьких кафе и ресторанчиков, но моя любимая «Rayon de lumière», там делают восхитительный американо со сливками и карамельным сиропом. Тем более, надо бы выгулять Барни, пока он не развёл моря и океаны в прихожей.

Я перехватил пару оладий и направился в свою комнату, закинув по пути грязные вещи в стиральную машину. Вот черт, подумал я, и вернулся к ней, это же были мои последние штаны в доме! И что же мне надеть? Интригующе. Я стоял несколько минут в раздумьях над стиральной машиной и пытался поймать хоть какую-нибудь мысль. Точно! Возьму у папы! Тем более, ни для кого не секрет, что я часто таскаю у него вещи, потому что для меня он одевается иконично. Рваные джинсы, косухи, рубашки, худи, кислотные тай-дай футболки, самые крутые в мире носки с динозаврами, – и все это можно найти в его шкафу. А еще, все его вещи были очень дорогими и брендовыми, Верон, Кассани, Лито и Ция, Бизу, – были вишенками на его вещевом торте. Интересно, папа знает, сколько вещей за последние 5 лет я у него перетаскал, как енот, к себе в нору?.. Надеюсь, что нет – убийственное количество. Хотя, папа и не особо против этого кочевания, потому что и сам часто берёт что-то из моей коллекции несочетаемого сочетания (дословная цитата). Мне кажется, вся моя жизнь – несочетаемое сочетание.

Я зашел в папину комнату и открыл его шкаф, как всегда, здесь был идеальный порядок, в отличие от моего. Показ мод я, конечно, устраивать не собирался, но приодеться был настроен решительно. Для начала я открыл ящик с носками, как хорошо, что папа не видит моей беспардонности, но в любом случае переодеться мне все же нужно. Я вытащил из ящика белые носки с авокадо – что ж, не динозавры, но тоже не плохо. Теперь, перейдём к основному гардеробу. На улице было не так холодно, как я думал, но и не так тепло, чтобы ограничиваться одной футболкой, тем более, эти вещи будут хоть какой-то физической заменой моей семьи в Рупрехте.

Ах да, я же не сказал, куда я переезжаю! Что ж, мы жили в одной из мировых столиц, и, мой переезд был глобальным. Я переезжал в своенравную страну Рупрехт, в его столицу – город Рэй. Вообще, у нас в соседнем с Рэйем городе, Иве, есть таунхаус, но папа сказал, что пока что мне опасно там быть, поэтому он купил мне двухкомнатную квартиру в Рэйе. Почему опасно? Расскажу об этом позже, но история весьма занятная. В Рейе я поступил прошлым летом в кино-колледж имени Визажа Миньона – всегда хотел быть актёром, но вместо театрального я закончил бакалавриат журфака – интересно было там не меньше. А то, что я прочитал все книжки в доме, а у нас их несметное количество, знаю 4 языка и люблю болтать, что лишь упрощало задачу о красном дипломе. Ну и еще я не хотел особо напрягаться с учёбой, как и не напрягался в школе, как бы папа не заставлял. С переездом радовало, пожалуй, только то, что в Иве жила бабушка и обещала навещать меня каждую неделю. Вообще, я обожаю свою бабушку, она с рождения была мне как мама.

Но, вернёмся к одежде, поговорить о Рейе у меня еще будет уйма времени! Я вытащил чёрные рваные джинсы, которые папа затаскивал уже второй год, что ж, я посягнул на святое, но кто мне помешает оторваться сегодня, ха-ха-ха! Я решил не останавливать свою клептоманию и продолжил, как фокусник из шляпы, вытаскивать вещи. Я достал белую футболку с маленькими чёрными молниями на груди, красную рубашку в черную клетку, ну и, конечно, не мог же я оставить такой образ без кожи, было бы неинтересно! Я достал косуху, и переложил все это богатство на кровать, закрыв шкаф. С обовью я наглеть не собирался, хотя мне очень хотелось взять еще и грубые черные ботинки на массивной платформе, которые я видел на папе всего несколько раз, но у меня были свои, не менее любимые.

Барни внимательно следил за моим переодеванием, сидя на кровати. Вообще, папа не разрешает залезать Барни на свою кровать, и часто недовольно говорит мне о том, что я его через чур разбаловал (хотя, начал бы с себя и с того, как разбаловал меня). Ну а как можно этой мордашке что-то запрещать? (Интересно, папа про меня также думает?.. ха-ха-ха) Я не представляю. Мой маленький комочек счастья! Ну ладно, может и не маленький, но все равно самый любимый на свете. Но если папа и не разрешал, то в его отсутствие можно было и проявить бунтарский дух, тем более, что я не один тут придерживался воспитания только пряником – Марта вообще, по-моему, разрешала Барни все, что только ему вздумается, вплоть до первого кусочка мяса из духовки. Вот кого ругать надо!

Но на самом деле папа обожает Барни, и глупо было бы мне это отрицать, папа вообще любит всех, мне кажется, у него такой способности как ненависть не существует ни на физическом, ни на ментальном уровне. Злость – да, но чтобы кого-то ненавидеть или унижать, как это делают те, кто не любит животных ну или людей, – нет. Папа и злиться-то особо не любит, нет, бывает, конечно, что лучше сразу место жительства менять, когда разозлишь, но это уже в редких случаях. По крайней мере, у меня такое было только несколько раз, и только один из них закончился тем, что влетело мне по самое не хочу.

Но вернемся к Барни и к моему плану на день, в него, собственно, входило:

1. Выпить кофе;

2. Выгулять Барни;

3. Встретиться с Дашей;

4. Рассказать все Даше;

5. Марта обещала малиновый пирог на ужин;

6. Не опоздать на самолёт.

Ой, ну и переодеться тоже, потому что пока я в трусах валялся на папиной с Мартой кровати, в обнимку с Барни, и завороженно рассматривал почти дописанную картину, стоявшую на мольберте. Это было море. Ночное беспокойное море.

Лавандово-черное небо облачалось все в более тёмное одеяние, меняя свой синий балахон с просветами, на черную мантию ночи. Светлые, как свадебная фата, и пышные, как сладкая вата, облака, один за одним начинали кружиться на ночном небе, а блестящие звёздочки, стремясь гореть ярче и ярче, как маленькие факелы, озаряемые победный олимп, аккуратно перелетали меж облаков друг к другу, весело кружась. Волны, так беспокойно находившие на берег, были поглощены тьмой ночи, вспыхивая лишь на мгновение белой пеной у берега, и исчезая в пропасть ночи вновь. Берег был усыпан россыпью бежевых песчинок, не успевших встретиться с волнующим негодованием моря, но стремящихся принять на себя его гнев. На тёмном островке, на который то и дело находили волны, стоял человек, облаченный в светлое одеяние, но не излучающий светлого настроения. Он смотрел вдаль морских просторов, скрестив руки на груди. Его взгляд был взволнованным и умиротворённым одновременно – невероятное соединение. Его светлые волосы развевал ночной ветер, который, как и беспокойное море, отзывался в его метущейся душе симфонией тревожных нот. Недалеко от мужчины кружился силуэт в белом платье. Это была изящная женщина, которая с улыбкой смотрела в сторону своего спутника, танцуя под мелодию волн. Она не была взволнована или напугана, она была уверена во всем происходящем, казалось, она знала все наперёд и знала, что «всё это» будет светлым и лёгким, как и её босой танец на краю берега. Юбка её белого платья кружилась вместе с ней в едином духовном порыве невесомого спокойствия, словно она знала жизнь так, будто была сама этой жизнью воплоти. Казалось, те звезды, кружившиеся на небе, ангажировали её вновь и вновь на танец, стоило лишь бризу заиграть новую мелодию на просторах морской бездны. Морская пена ласкала её босые ноги, прибивая к берегу лепестки волн, нежно прикасающихся к ней и удаляющихся назад. Музыка её моря была завораживающей, она была в такт её душе – воздушной и обворожительной, необременяющей себя всеми печалями мира, лишь сентиментально думающей обо всем вокруг.

Казалось, они сбежали от сует жизни до того, как они смогли бы их найти, они были свободны от жизни, потому что сами были ей и это было невероятно красиво. Они были единым целым, словно их союз был самым правильным и нужным на свете, в котором они оба нуждались: лёгкость смешивалась с тягостью, печаль с радостью, страх с нежностью, любовь с любовью,– они были симфонией, ноты которой были в том волшебном порядке, в котором звучат все гениальные произведения, они были беспокойным морем, которое было суматошным и безмятежным одновременно, они были одним сердцем и душой на двоих, и это было великое счастье из всех, что есть.

Только почувствовав солёный вкус во рту, я понял, что замечтался, и вернулся назад в беспорядочную реальность, в которой нужно было найти своё место. Вот что могут сделать папины картины с воображением! Да, папа обожает рисовать, хотя он ни разу не художник, и вообще не учился рисовать, но его картины самые притягательные из всех, которые я видел. Я посмотрел на часы, была половина первого. Вот же черт! Уже половина первого, а я всё еще сижу дома, и без кофе! Кошмар! Я быстро натянул на себя вещи, заправил папину кровать, смахнув шерсть с неё, и направился в прихожую.

– Барни, поторопись, а то возьму тебя с Дашей гулять! – Воскликнул я, когда Барни вновь ушёл есть на кухню. Знатный обжора! Только попробуй вовремя не накормить, он тебе устроит и штурм памяти, и землетрясение совести! – Барни! – Крикнул я, надев кеды. – Меня Марта убьёт, что я в обуви по дому хожу! – Недовольно воскликнул я, зайдя на кухню. – Пойдем, потом доешь! Вот уеду я сегодня, папа тебя так ждать не будет! – Пыхтел я, оттаскивая Барни за ошейник от миски в коридор. Да, Барни со мной не ехал, и я не представлял, как я с ним расстанусь, со своим маленьким мальчиком! Пять лет мы прожили душа в душу, делив каждый кусок друг с другом, а уже завтра я не буду уворачиваться от слюнявых поцелуев и не буду устраивать пробежки за каждой новой собакой. Становилось так тоскливо от этой мысли. Словно часть меня медленно переставала существовать, оставляя взамен себя лишь чёрствую пустоту. Барни появился у нас совершенно случайно, но я так рад этому случаю, что не представляю нашей, а особенно своей, жизни без него.

Дело было накануне папиного дня рождения, (он у него 31 декабря). Папа как всегда задерживался на работе, а ужин, который я приготовил, уже в 10 раз подогревался в микроволновке. Вообще, повар из меня так себе, но единственное, что я научился готовить за то лето у бабушки – мясо по-французски, чем постоянно угощал папу. Я уж не знаю, какой выдержки ему стоило первое время есть мою почти горелую бурду и не кривиться, но как только я научился нормально готовить, не нарушая все тонкости, так блюдо заходило на ура. (Я просто все еще думаю о завтраке, поэтому так часто отвлекаюсь на еду). Ну так вот, папа задерживался, а я смотрел цену на шпицев и корги в нашем городе. Вообще, в детстве папа мне устроил целый зоопарк, когда мы жили в загородном доме. У меня был кролик Омлет, хомяк Плуто, кошка Груша и даже курица Арина, которую я стащил в контактном зоопарке (я вообще не представляю, как мне это удалось, мне было 3 и я с курицей, размером с меня, как-то умудрился незаметно улизнуть от всех, и пока меня искали, я благополучно сидел со своей подружкой возле нашей машины. Не знаю, заплатил ли папа за курицу или мой громкий визг и не желание отдавать её назад добили смотрителей зоопарка, как самая противная сирена, но назад мы уже ехали с курицей). Но я всегда хотел собаку, чтобы она была такой же неугомонный как я и всегда была рядом, когда это нужно. Я слезно клялся папе следить за ней, гулять, мыть и кормить самостоятельно, но папа был непреклонен и просил довольствоваться теми животными, что были. Став взрослее, я забросил эту надоедливую песню про собаку и смирился с тем, что куплю себе настоящего друга, когда стану жить отдельно (раньше для меня это было смешно, но сейчас – нет…). Я хотел себе шпица или корги, чтобы это был вечный двигатель, независимый от своего возраста. Я даже ездил на всякие собачьи соревнования пару раз, но, конечно же, назад приезжал один. Все-таки я уважал папино решение, что ему не до собаки в доме и не хотел нарушать его, как бы мне не хотелось. Но в тот вечер всё изменилось, папа позвонил в дверь, вместо того, чтобы открыть её ключами. Выглядел он странно: озабоченно и счастливо одновременно. Куртка была наполовину расстёгнута, руки покраснели от мороза, а на манжетах рубашки была какая-то детская смесь или пюре.

– Что случилось? – Я смерил папу оценивающим взглядом, когда он закрыл дверь.

– У меня для тебя сюрприз! – Боже, надеюсь, что хороший, а то выглядел папа вообще не очень.

– Хороший? Пап, ты весь дрожишь! Подожди, я сейчас плед принесу!

– Стой! – Папа расстегнул до конца молнию у куртки. – Ты готов?

– Не уверен…– Папа убрал руки от груди, аккуратно взяв пищащий комочек под задние лапы. Я искрящимися глазами посмотрел на папу, открыв рот и замотав головой. – Ты серьёзно?

– Я сегодня вышел пораньше с работы и решил прогуляться до дома мимо парка, раз машина в сервисе. Но до парка я так и не дошёл, возле мусорных баков лежала фанера, а из-за неё раздавался жалобный писк. Я подумал, что мне показалось, но решил посмотреть, если нет. Хорошо, что решил это сделать! Там сидел этот малыш, прижавшись к баку, и от страха не знал, что делать. Я взял его на руки, и мы сразу нашли общий язык. Он уже отогрелся под курткой, а то выглядел, когда я его нашёл, вообще не хорошо. Я вот тут купил всевозможные пакетики с кормом, сейчас будем разбираться, чем лучше кормить. Но сначала, хорошо бы его вымыть, – папа почесал его за ухом. – Держи! – Папа аккуратно взял Барни под лапки и передал мне. Я взял его на руки и прижал к себе, целуя в мордочку. – Завтра поедем к ветеринару. Явно породистый. Не представляю у кого такое жестокое сердце…

– А твой день рождения?

– Его здоровье важнее, чем очередной праздник! – Папа улыбнулся.

– Папочка, я так тебя люблю! – Я сильнее прижался к папе, заливая слезами его грудь. Папа гладил меня по спине, целуя в голову, и радостно следил за тем, как щенок оживает на моих руках. – Спасибо!

Вот поэтому я не представляю себе жизни без Барни, он был настоящим новогодним чудом, которое каждый из нас троих ждал!

Мы вышли из дома на проспект и двинулись вперёд мимо шоссе. Мы дошли с Барни до перехода, прерывающего вереницу домов, и свернули на дорожку, ведущую в парк. Солнечные зайчики, отражаемые стёклами витрин, то и дело прыгали передо мной, застилая бликами экран телефона. Людей в парке сейчас было мало, во-первых, большая часть была на работе, а во-вторых, пока доедешь до центра уже вечер наступит. Привилегию жизни в центре я все же очень ценил, потому что мне было рукой подать до всех тех мест, до которых Даше, например, требовалось около часа, чтобы доехать, потому что она жила загородом. Зато, ей повезло с универом, до которого мне по всем пробкам нужно было добираться не менее, чем за полтора часа. А так как на общественном транспорте я не ездил, то в это время входили и заправки, и светофоры, и много чего еще, когда ты за рулём. Я отпустил Барни с поводка, что каждый раз для него было праздником, потому что такую громадину все боялись и кидали на меня злобные взгляды, если я тянулся к его ошейнику, чтобы отпустить побегать. Особенно, это любили делать озабоченные своими детьми мамаши и старухи, у которых главной целью на день было с кем-нибудь, да и выяснить отношения. Конечно, глупо было каждому говорить, что у меня настолько ленивая собака, что даже лаять не станет – всё равно бы не убедило, поэтому такие вольности я позволял Барни не всегда. Конечно, была еще проблемка в его излишней дружелюбности, потому как если он где-то вдалеке видел собаку, то уже в следующую секунду мы на всех парах мчались к ней. Точнее, мчался он, а я волочился за ним следом, потому как в весовой категории он явно одерживал победу.

Мы вышли на центральную аллею, усыпанную кафетериями и ресторанчиками, которые уже вовсю принимали посетителей, сверкая своим лоском и привлекая вычурными названиями блюд в меню. Вообще, если честно, ничего особенного в этих кафешках не было, кроме цен, которые считались для привилегированного общества, однако, в большинстве из них еда была абсолютно не высшего класса. Мы часто ходили с папой ужинать в некоторые из них, пока в нашей жизни не было Марты, и почти ни один из ресторанов в центре не приравнивал своё высокомерие к подаваемому на стол. Все считали своей обязанностью показать уровень достатка и роскошь жизни, но выглядело это больше забавно, чем впечатляюще. Не знаю, что было по утрам, но вечером здесь нет-нет, но то и дело были женщины в меховых шубах, с блестящими платьями, усыпанными миллионом бриллиантов, которые все, я подчеркну, ВСЕ, должны были заметить, мужчины, считавшие своим долгом тыкать в официантов и требовать уважения ну не меньше, чем как к высшему государственному лицу, дети, такие же надменные, как и родители, знавшие только как требовать, но не умевшие просить или благодарить. Весь этот напускной люкс скрывал их комплексы и неполноценность личности, но явно не подчёркивал их статусность. Да, были совершенно очаровательные лица, на которые смотреть было одно загляденье, но таких было мало, и приди вы в какой-нибудь, скажем, «Séduction», где столики расписаны на год вперёд, вы не увидите ничего, кроме душного воздуха и золотого сияния за каждым столиком.

Вот поэтому я люблю маленькие кафе, в которых помещаются не больше пары столиков, за которыми сидят люди, отвлеченные от погони за роскошью. Они пьют кофе, смеются, плачут, разговаривают по душам или просто что-то печатают на компьютере, здесь царит атмосфера непринуждённого знакомства, где каждый уважает молчание другого. А еще, в маленьких кафе мне нравится то, что ты можешь просидеть там весь день и даже не заметить этого, потому что тебе так спокойно на душе, что не нужно строить аристократа, прожившего всю жизнь за границей, и закатывающего глаза, если ты рыбной вилкой полез к мясу, что здесь ты облегченно выдыхаешь в осознании своей свободы. И нет, мы ходили с папой в рестораны не потому, что мы живём в хорошем достатке и можем позволить так питаться каждый день, мы ходили, точнее, я ходил вместе с ним, из-за того, что папа каждый раз приезжал с работы уставшим, а мне лишний раз не хотелось ему давить на нервы тем, что мы свернули куда-то не туда в выборе заведения, через пару метров от нашего дома. Мне не хотелось нагружать его своими принципами, когда единственное, что ему хотелось так это тишины. Да, можно заказать еду, почему нет. Но даже если её и заказывать, то намного приятнее есть её там, где тебе потом не нужно будет убирать за собой и своим ребёнком, нежели дома, где посудомойка и так работала уже на износ. Вот поэтому, чем старше я становился, тем отчаяннее пытался научится готовить, но, видимо, мне это было мало дано, и я не оправдываюсь, просто констатирую факт. Конечно, когда у папы был выходной, то он посвящал его мне и моим гастрономическим желаниям, и мы ходили в тихие, уютные места, где папа давал мне право лидера, решающего где и что мы будем есть. И пока, мой выбор меня не подводил.

Вообще, вся эта любовь к незатейливым кофейням началась с Даши, потому что она всегда выискивала такие непринуждённые места, в которых я раньше никогда не бывал, а если и проходил мимо, то ни за что бы не догадался, что там кафе или ресторанчик. Одно время Даша любила ходить по дорогим кафе, насмотревшись красивых картинок в социальных сетях, но её, как и меня в прошлом, ждало разочарование от публики, лицемерно оценивающей её внешний вид. Пару раз побывав в таком чистилище, она перешла на менее агрессивные заведения, а после и вовсе растворилась в атмосфере лофтов. Тем более, у нее довольно специфический гастрономический вкус, который заключается в том, что она почти ничего не ест, кроме каких-то определённых продуктов, то есть, сводить её в рыбацкий или мясной ресторан, в ресторан авторской кухни или в веганское кафе – будет непосильной задачей. Хотя, возможно, авторские блюда она попробует, но всё равно придётся подстроиться под неё, чтобы не оставить голодной. Потому что я очень люблю замечать ту перемену, которую с ней делает еда. Чаще всего эта перемена заключается в её мимике и настроении, в общем, скоро сами увидите. А пока, мы завернули в сторону моей кофейни, которая уже манила ароматом свежесваренного кофе и перемолотыми зёрнами.

Мы зашли с Барни в кафе, за столиками почти никого не было, кроме парочки, уединившейся в углу кофейни. Барни остался у входа, как послушный мальчик, а я направился к витрине.

– Американо со сливками и карамельным сиропом, пожалуйста, и кленовый пекан! – Проговорил я, после минутного раздумывания.

– У нас, кстати, завтра акция! – Ну конечно! Как я уезжаю, так то 3 кофе по цене одного, то 5 булочек по цене двух, и… ладно, не буду дальше продолжать цепочку вселенской несправедливости! – Ко всем средним напиткам грилата с минтаем в подарок! – Я же говорил! Как что-то вкусное, так без меня…

– Спасибо, учту! – Я улыбнулся, и взяв кофе, направился к Барни.

Мы сели на веранде кафе, которую навес защищал от яркого солнца. Не могу сказать, что я вампир, но солнечный свет я не очень люблю, особенно если от него никуда не деться. Барни смотрел на меня голодным взглядом, требуя половину десерта. – Ну ты же только что поел! – Воскликнул я, отпив кофе. Барни недовольно укнул и отвернулся. – Ладно-ладно, на! – Проговорил я, закатив глаза, и отломил половину пекана. – Вообще, тебе нельзя сладкое! – Барни хитро смотрел на меня и облизывался. – Сделаем вид, что этого не было! – Я улыбнулся и обнял его, поцеловав в нос. Вообще, при желании, Барни бы мог показать зайца или устроить вальсирование вокруг себя, но боюсь, со стороны это бы выглядело словно слон решил крушить всё без остатка в той несчастной посудной лавке, потому как места между столиками едва хватало, чтобы пройти. Ну а так как Барни еще и ужасно ленивый, то он решил обойтись исключительно своими театральными выходками.

Через полчаса, когда кофе все же закончился, а Барни уже в сотый раз вставал передними лапами мне на коленки и заглядывал в глаза, я решил совершить второй пункт своего «плана». И кто еще из нас ленивый, ха-ха-ха. Я посмотрел на часы, было 12:57 – на прогулку у нас оставалось минут 40, и минут 5, чтобы вернуться домой. Даша ужасно не любила, когда опаздывают – это, пожалуй, могло стать решающей точкой, чтобы перестать общаться с человеком, если ей уже что-то не нравилось в общении с ним. Но так как я и сам был таким, то здесь мы друг друга не подводили, не подводили абсолютно никогда.

Мы вышли с веранды на прогулочную тропу, и Барни дал вольную своим эмоциям, я разве что только успевал следить куда он мчится. Хорошо, что хоть других собак не было, а то бы сейчас открылся клуб по интересам. Барни носился мимо металлической инсталляции какого-то новомодного скульптора, вызвавшегося изобразить современный мир из металла. Выглядело сюрреалистично. По крайней мере, я с трудом мог понять, что, например, изображала скульптура какого-то волнистого квадрата, с полосками внутри и острыми «лучами», выходящими из основания. Однако, в названии было написано, что это «Летний день». Что ж, видимо я далек от искусства, как минимум, от современного. Зато скульптура под названием «Пробка на мосту» замечательно передавала моё состояние, когда я вновь и вновь стоял в ней, по пути из универа домой. Скульптура была какой-то круглой каракулей с множеством черточек и точек внутри. Осмелюсь предположить, что это люди в машинах. Но достаточно ли я смелый, чтобы предположить, где в этом сие мост? Вопрос! М-да, если бы я не переезжал, я так бы и продолжал не обращать внимания на эти фигуры, стоявшие битый год подряд. Даже интересно стало, что на других изображено. Но от моего эстетического интереса меня отвлек громкий всплеск воды. Лишь бы не то, что я думаю! Барни, пощади! Он очень неравнодушен к воде, и я бы очень не хотел сейчас бросаться его вытаскивать из пруда, тем более, что хоть это была и маленькая лужа, но два меня, а у меня рост 192 см, поместились бы со свистом, даже на половинку третьего хватило. Но нет, Барни не хотел моей пощады, и я увидел его довольную морду, плавающую возле берега.