Текст книги "Большие люди (СИ)"
Автор книги: Дарья Волкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
Глава 9. Большой раскол
Вот и настал момент истины. Георгий знал, что не напрасно он собирал информацию. Не зря он не выпускал Ларису из поля зрения. Не случайно вел себя с ней всегда как ничего не понимающий мальчик, баловень судьбы, усыплял бдительность. А теперь вот – пора. Время пришло.
Он принял решение рассказать обо всем Яне. Ну, не то, чтобы совсем уж обо всем. О главном. Яночка, умница, даже лишних вопросов задавать не стала: зачем да почему? Слишком многое понимает девочка. Но сейчас ему это только на руку. Главное, что играет Яна на его стороне. А когда есть такой все тонко понимающий союзник – как-то спокойнее. Потому что на Гришку в этом деле опоры нет. Более того, все это надо проворачивать без него. Старший тут все только испортит, как пить дать.
У Гоши было ощущение, что в руках собрался целый веер нитей. Толстых, тонких – разных. И надо точно знать, как и за какие дергать. И не пропустить, поймать тот неуловимый отклик, едва различимое натяжение в нужных нитях. А страха не было. Поздно, отбоялся уже. И какая-то абсолютно холодная решимость внутри. И отстраненность, ранее ему совершенно не свойственная. Гоша всегда был достаточно эмоционален и нетерпелив, даже в делах. Но сейчас был странно спокоен, будто не он это все задумал и собирался исполнить. Наверное, потому что собирался сражаться не за себя. За брата. И ошибиться просто не имел права.
И поэтому настраивался на главный разговор долго. Вроде бы готово уже все, и все варианты просчитаны, и возможные пути отступления подготовлены, и страховочные тросы натянуты, а все же… Последний шаг оказалось сделать все-таки непросто. И лишь когда позвонила Люся, чтобы узнать о его здоровье… когда он слушал ее фальшиво бодрый голос… когда вспомнил, чем он сам обязан Лютику… и как сверх всякой меры мрачен в последние недели и без того не балующий сиянием оптимизма старший брат… Вот тогда он понял, что медлить уже нельзя. Взял на себя роль Купидона – так пора доставать последнюю стрелу и совершать контрольный выстрел на поражение. Не во влюбленных. А совсем в другую сторону.
Он зашел в кабинет Ларисы за час до окончания рабочего дня. Со сталью в сердце, безмятежной улыбкой на губах и огромным букетом желтых роз в руках.
– Гоша?
– Здравствуй, Лариса. Извини, не заходил к тебе сегодня на кофе – дела, дела, ты же понимаешь. Держи, – протянул ей букет.
– Спасибо, – Лариса растеряна. – А по какому поводу?
– На прощание.
– Ты уходишь?! – еще более ошеломленно.
– Нет, Лариса, это ты уходишь.
– Гоша?! – вставшая было главбухша опускается обратно в кресло. – Ты что такое говоришь? Я не понимаю…
– Да ясное дело, что не понимаешь. Пока не понимаешь, – Георгий кладет так и не принятый Ларисой букет ей на стол. Туда же опускаются несколько скрепленных листов бумаги. – Но я тебе сейчас все объясню. Вот, ты почитай, ознакомься, пока я буду рассказывать, как мы поступим…
Сейчас она похожа на нечто острое и колючее как никогда. И дело даже не в тонком носе с нервно подрагивающими крыльями, не в жестких прядях залитых лаком волос, не в царапающих поверхность стола ярких ногтях. Самое режущее – взгляд, холодный, ненавидящий. Если бы он мог убивать, то Георгий был бы уже мокрым пятнышком у ножек стола главного бухгалтера.
– Как же я тебя проглядела, а?.. – Лариса недоверчиво качает головой, голос ее тих, шипяще тих. – Вот же гаденыш… мелкий гаденыш…
– Угу, – безмятежно соглашается Гоша. – Я такой.
– Подлееец, – тянет Лариса, все так же неверяще качая головой. – Лживый подлец! Как же я тебя не разглядела… пропустила… недооценила…
– Да, Лариса Юрьевна, – он все так же спокоен. – Проглядела. Ну, я же такой маленький, незначительный…
– Подлец!
– Да, да, ты уже говорила, – он даже не позволяет себе усмехнуться. Не стоит ее злить излишне, как и недооценивать. – Целиком и полностью с тобой согласен. Собственная подлость даже меня самого удручает.
– Глумишься, да? Издеваешься? – она откидывается в кресле. – Думаешь, ты выиграл? Полагаешь, что переиграл меня? Что я не рискну?
– Нет, Лариса, не издеваюсь. Я предельно серьезен.
– И не боишься… – она на взводе, он это видит. Первый шок прошел, и теперь верх берут эмоции. И этим надо пользоваться. – Не боишься, что я плюну на твои угрозы? Мне ведь терять нечего.
– Это как посмотреть, – тут он ступает на зыбкую грань. Главное, сыграть. Сыграть грамотно и тонко. Чтобы она не почувствовала, что он блефует. – Рискнешь – дело твое. Но нам терять тоже уже нечего. И потонем тогда мы все трое. Даже четверо.
– Почему это четверо?!
– А ты про дочку свою прелестную не забывай…
– При чем тут Алина?!
Вот, он ее зацепил! Негоже играть на чувствах матери, даже если мать – ехидна, и ребенок ее тоже. Но выбора она ему не оставила. Поэтому он будет блефовать. Главное, чтобы об этом не догадалась Лариса.
– Она же у тебя такая чудесная девочка… умница… красавица… Жаль будет, если с ней приключится какая-то неприятность…
– Ты сейчас о чем?! – Лариса побледнела так, что пятна румян на острых скулах выделились совсем резко.
– Этот мир жесток, Лариса, – и тон его стал вдруг таким же – жестким. – Ты знаешь статистику по наркомании среди молодежи? А некоторых сажают на иглу насильно… А статистика по изнасилованиям тебе известна? А ведь не все случаи раскрывают… Жаль будет, если с твоей замечательной Алиной случится что-то плохое. У меня сердце замирает, как подумаю…
Сначала она просто задыхается. А потом…
– Дрянь! Скотина! Ах ты… Да ты! Ублюдок! – выплевывает.
Он лишь пожимает плечами, признавая очевидное.
– Нет! – Лариса слегка опомнилась. – Ты не сделаешь этого… Не посмеешь! Это же… это уголовщина!
– Лариса, Лариса… – он качает головой. – Ты взрослая, умная женщина. Ты должна понимать, что люди, добравшиеся до определенных вершин бизнеса и власти… что они далеко не белые пушистые зайчики с чистыми и мягкими лапками…
– Неужели ты пойдешь на это… – она смотрит на него так, будто видит первый раз в жизни. – Как ты сможешь жить после этого?!
– Лариса, я просто очень верю в твой здравый смысл. И что ты до этого дело доводить не станешь. И мы разойдемся… полюбовно.
– Креста на тебе нет!
– Нет, – соглашается Георгий. – Но, Лариса, уж кто бы говорил, – кивает на листы бумаги на столе. – Ты тоже отнюдь не безгрешна.
– Дааа, – задумчиво тянет она, наклонив голову и разглядывая своего собеседника. – Как же я тебя не разглядела, Георгий Александрович… Вот же змей ты подколодный…
– И не говори, Лариса Юрьевна, – со вздохом соглашается он. – Еще какой подколодный. Ладно, на эту тему можно бесконечно говорить. Вот, держи, – он протягивает руку, вытаскивает лист бумаги из принтера. – Пиши заявление об увольнении по собственному желанию. Сегодняшней датой. Я думаю, что смогу убедить генерального директора не подходить к вопросу формально и не заставлять тебя отрабатывать положенные по трудовому кодексу две недели. Поэтому завтра уже можешь на работу не приходить.
– Ах, ты мерзавец…
– Да-да, – соглашается Гоша. – А ты пиши, пиши, Лариса Юрьевна. Потом отдашь мне печать, ключи от сейфа, кабинета и офиса. Напишешь на другом листе бумаге, не на этом, – он подтолкнул к ней ближе чистый лист бумаге, на котором она так ничего и не написала пока, – пароли от всех банковских систем. Пароль на вход в компьютер и… в общем, все пароли. Отдашь казенную флешку… думаю, у тебя там есть что-то важное для нашей работы, да же? После чего можешь взять букет и улыбнуться мне на прощание. А я постараюсь сдержаться и не разрыдаться.
– Гаденыш…
– Лариса, тебе еще не надоело? Я уже понял, как ты по мне будешь скучать, правда.
– Думаешь, со всех сторон подстраховался? – она покрутила в пальцах авторучку.
– Не знаю, – абсолютно честно. – Но твоих ошибок повторять не буду. Недооценивать противника – опасно. Очень опасно.
– Как же ты прав… Жаль, поздно я тебя раскусила…
– Не надо меня кусать. Давай, Лариса, не оттягивай неизбежное, – он кивнул на лист бумаги, лежащий перед ней.
– Аукнется тебе это, Гошенька… – она начинает писать, резко, нервно.
– А я готов.
Она собирается демонстративно медленно, он также демонстративно внимательно наблюдает за ее действиями. Она берется за ручку нижнего ящика стола.
– Можно? У меня там туфли запасные.
– Туфли? – переспрашивает Георгий. – А у тебя размер ноги какой?
– Тридцать девятый.
– Нет, мне маленькие будут. Забирай.
Лариса желчно усмехается.
И вот она уже в дверях.
– Обыскивать не будешь, Георгий? Вдруг я что-то ценное унесу?
– Не буду, – качает головой он. – Боюсь, а вдруг и правда укусишь?
– Правильно боишься. Да я была тебя… – она осекается.
– Букет не возьмешь?
– А возьму! На память.
Он проводил ее до самых дверей офиса. После вернулся в кабинет главного бухгалтера. Неужели у него получилось? Посмотрел на лежащее на столе заявление. Набрал номер начальника службы безопасности. Тот, хоть и не смог скрыть удивления, но инструкции внимательно выслушал и принял к исполнению. Впрочем, зная Антона Евгеньевича, Гоша точно был уверен, что тот перепроверит правомочность таких распоряжений относительно главного бухгалтера с приставкой «экс» у генерального директора. Значит, надо идти, поговорить с Гришкой. А еще позвонить старшему системному администратору, пароли поменять. Но сначала…
– Дамы, приветствую.
Его появление в бухгалтерии было сродни явлению лиса в курятнике: засуетились, закудахтали. Как и следовало ожидать – пятнадцать минут до окончания рабочего дня, а на экранах сплошь пасьянсы, на одном из столов разложены какие-то упаковки, то ли с трусами, то ли с колготками. Так, пора наводить порядок в этом болоте.
Он неспешно прошел к столу с тряпьем, взял упаковку.
– Девочки, а это хорошие колготки? Советуете?
Ответом ему служит гробовая тишина.
– Что, не очень? Ладно, тогда не буду брать. Кстати, у меня для вас новость, – в огромном кабинете по-прежнему мертвецки тихо. – У нас новый главный бухгалтер.
Лишь спустя минуту кто-то решается пискнуть:
– А кто это?
– Ваш покорный слуга, – разводит Георгий руками. – Но это временно. Я обещаю вам найти в качества начальника… мужчину посимпатичнее. Но до этого времени мы с Яной Аркадьевной подробно рассмотрим личное дело каждого сотрудника в бухгалтерии на предмет… лояльности. И переговорим лично с каждым. Так что – готовьтесь. Все, не смею больше отвлекать. Можете продолжать работать.
«Хотя последнее – вряд ли» – думает он, в полной тишине закрывая дверь бухгалтерии.
Он молча кладет лист с заявлением перед Гришкой и наблюдает за реакцией. И она не заставляет себя ждать.
– Это что такое?!
– Читать разучился? – невозмутимо.
– Гошка, ты совсем охренел?!
– Нет. Вот, смотри, – и он протягивает брату то, что до этого показывал Ларисе.
– Вот же… дрянь! Не ожидал… – старший, мягко говоря, ошеломлен, – Жорка, да как же это… слушай… Это что – правда?!
– Абсолютная. Дай распоряжение Оксане подготовить приказ о назначении меня временно исполняющим обязанности главного бухгалтера. Завтра в банк поедем, подпись мою удостоверим. У меня есть хорошая кандидатура на примете, но там человек сразу к нам не сможет выйти на работу. Так что пару-тройку недель надо будет как-то перекантоваться. Думаю, я справлюсь.
– Гошка… Ты авантюрист хренов!
– И это вместо «спасибо»…
– А… – старший встает из-за стола и начинает мерить широкими шагами кабинет. Резко оборачивается к младшему. – Ты уверен? Ты уверен, в том, что сделал правильно?!
– Я – уверен. Вопрос в том… Веришь ли ты мне? После всего…
Гриша возвращается на место. Внимательно смотрит в глаза брату, сидящему по другую сторону стола. А потом кивает уверенно.
– Верю. Прости, Гош. Просто это так… неожиданно. Черт… я… мы… что мы теперь делать будем?!
– Работать, – Гошка улыбается. Достает из кармана сигареты и не вопросительно – утвердительно говорит: – Закурю, с твоего позволения.
– Кури, – усмехается Гриша. – Заслужил. Но – только сегодня. – А потом, перестав улыбаться, уточняет: – И все-таки, Гош, я серьезно. С Ларисой ты… молодец, конечно… Но дальше-то что?
– А что – дальше? Будем делать все то же самое, что и раньше. Только без крысы на корабле. Через пару недель Илья Борисович на работу выйдет, проще станет.
– Илья Борисович – это кто?
– Илья Борисович – это наш новый главный бухгалтер. Я решил не рисковать, чтобы ты опять не потащил главбуха в койку.
– Эй, ты!
– Правда глаза колет? Хотя Илюха мужик симпатичный… сладенький…
– Я сейчас кину в тебя чем-нибудь тяжелым!
– Не кидай, – Гоша довольно смеется. – Лучше пепельницу мне подай. У тебя есть для гостей, я знаю.
Он ожидал звонка Ларисы. Дождался ближе к девяти вечера. Это она еще долго держалась. Когда услышал ее голос, понял причину. Пьяная, что называется, в драбадан.
– Гриша! – мало того что пьяная, так еще и ревущая. А никто ему не обещал, что будет просто. – Ну как ты мог?!
– Лариса, ты успокойся, пожалуйста… – нет, ну а что он может еще сказать?
– Ты знаешь, что он мне угрожал?! Мне и Алиночке?! – снова пьяные всхлипы. Да, Гошка ему рассказал. Не то, чтобы Григорий был в восторге… Но в свете того, что произошло… и что это один из факторов, сдерживающих Ларису от ответных действий… Он будет лицемером, если скажет, что осуждает брата.
– Лариса, не переживай. Гошка блефовал. Ничего не случится с Алиной…
– Обещаешь?!
– Обещаю, – устало.
– Гришенька… – у него скулы сводит от этого пьяного голоса. – Как ты мог это допустить? Это же нечестно! Неправильно. Непорядочно, в конце концов!
«Кто бы говорил», – хочется ему ответить. Странно слышать слова о порядочности от человека, который, как выяснилось, регулярно его обкрадывал. Не то, чтобы по-крупному, но все-таки… Однако сейчас явно не стоит об этом говорить. Да и вообще – не стоит это того, чтобы ворошить. Лучше забыть, как страшный сон. Если ему дадут, конечно.
– Лариса… Я пытался с тобой договориться по-хорошему…
Она бубнит пьяно и неразборчиво что-то в трубку.
– Послушай, Лар… Ну, давай я тебе как-то… компенсирую. Хочешь, отступные тебе заплачу? Хорошие?
– Да не нужны мне твои деньги!
А так и не скажешь…
– А что нужно, Лариса?
– Ты, – всхлипывая.
Абсолютно бесполезный разговор. Тягостный и бесполезный.
– Ты же понимаешь… сердцу не прикажешь…
– Скотина!
И, наконец-то – благословенные короткие гудки.
Он кладет трубку рядом с собой, в комнату заходит Гошка.
– Лариса? – кивает на телефон.
– Угу.
– Гришка, не смей ей поддаваться, что бы она тебе ни говорила!
– Я что, похож на идиота?
– Иногда – да. Но это я так, на всякий случай, – брат садится рядом. – Ладно, хорош о грустном. Поскольку свободу маневра я тебе обеспечил, Григорий Сергеевич, руки в ноги и марш Люсю соблазнять! Пока девочка совсем с ума не сошла от неизвестности. И так уже извелась вся…
– Она тебе звонила? – вскинулся Гриша.
– Звонила.
– Что говорила? Обо мне?..
– Спросила про твою шею, если тебе это интересно. Но голос у Лютика был грустный-грустный. Так что – вперед, ухаживать за Люсей. И чтобы все сделал как надо, не позорь меня!
– Ухаживать… – вдруг усмехается Григорий. – Знаешь… я ведь даже не знаю толком, как это делается. Как-то все само… раньше…
– Точнее – сами! – подначивает его брат. – Ты же у нас мужчина видный, ценный приз, за который сражаются…
– Перестань, – морщится Гриша.
– Ладно. Мой совет прост: старая добрая конфетно-букетная классика еще никого не подводила.
– Конфетно-букетная?
– Уверяю тебя – это сработает.
Ей так и не вернули «Ниву». А она… она сама не звонила Грише и не узнавала. Может быть, это было не совсем порядочно с ее стороны – так бесцеремонно пользоваться не принадлежащей ей машиной, но… В конце концов, это была не ее идея. Он был инициатором, так вот пусть и обратно машины сам меняет. А если уж совсем честно, то просто страшно его было видеть, слышать… После того странного вечера у них дома.
У него была масса возможностей… сделать хоть что-то! Хоть как-то дать ей понять… А ей это было так нужно! Но он не сделал ничего. И так уж была устроена Люся, что в данной ситуации причину этого она могла искать только в одном месте. В себе. Недостаточно она хороша для Григория Сергеевича Свидерского. Размечталась, дурочка.
Глава 10. Большая встреча
Она стоит у окна массажного кабинета. Во «Фламинго» на сегодня прием окончен. Надо пойти, попить чаю, съесть что-нибудь и ехать. Но аппетита нет совершенно, хотя это неправильно, она знает. Потом возможности поесть не будет до самого вечера. Но просто кусок в горло не лезет. И она стоит и смотрит в окно. Конец февраля уже, а солнце сегодня совсем почти весеннее, яркое. Снег сверкает, серебрится в его лучах, но пока не тает. Красиво.
За спиной стукает дверь.
– Людмила Михайловна, я к вам!
Люся оборачивается. В дверях стоит молодая незнакомая ей женщина, за ее спиной – Наталья Петровна, их гардеробщица.
– Людмила Михайловна, я пыталась ей объяснить! Что вы уже закончили на сегодня. А она и слушать ничего не хочет, такая наглая!
– Все хорошо, Наталья Петровна, – Люда примиряющее улыбается. – Сейчас разберемся.
Дверь закрывается.
– Слушаю вас.
– Людмила Михайловна… Голубушка… Христом-Богом прошу…
Неожиданное начало разговора. Люся смотрит на свою собеседницу. Как раз такая, какой Люсе всегда хотелось быть. Стройная, изящная. Черные волосы стянуты в хвост, хороший макияж. Только вот глаза – темные, измученные. И голос…
– Простите, мы знакомы?
– Нет, – та вдруг всхлипывает. – Но я вам вчера звонила…
– А, так это были вы, – вспоминает Люся.
– Да, я, – собеседница невесело улыбается. – А вы мне отказали…
– Да почему отказала, – устало вздыхает Людмила. – Не отказала. Просто я же вам объясняла, что у меня сейчас все занято. Через полтора месяца – пожалуйста, милости прошу.
– А мне сейчас надо!
И не успевает Люся ничего сказать, как женщина опускается на стул и начинает… плакать.
Сколько слез она видела в этом кабинете, сколько чужого горя? Ее личная Голгофа. Она садится рядом.
– Что у вас случилось? – как можно мягче.
– ДЦП у нас, – собеседница размазывает тушь по щекам. – Месяц ребеночку.
– Сочувствую. Но есть же другие специалисты, хорошие…
– Мы трех перепробовали! Это какой-то кошмар! А мне подруга про вас рассказала! Что вы… что вы настоящая волшебница!
– О чем вы говорите… – даже никакого чувства не вызывают эти слова. Потому что это неправда. – Не бывает волшебников. Я просто массажист, квалифицированный массажист. Чудес не умею делать.
– Нет! – горячо, убежденно. – Я знаю! Пожалуйста, Людмила Михайловна… Умоляю… Любые деньги, все, что скажете…
– Я же вам объясняла… Ну, поймите… куда я вас поставлю… у меня весь день занят…
– Умоляю… – женщина всхлипывает, – все, что угодно! Хотите, на колени встану?!
– Да ну что вы…
Остановить ее Люся не успевает, и та вдруг действительно падает на колени.
– Господи, да вы с ума сошли! Ну-ка, вставайте немедленно!
– Людмила Михайловна, как мать прошу… умоляю…
– Да вставайте же! – Люся сама подскочила, тянет собеседницу за плечи. Нет, вот видела же она такое: если вбил себе в голову что-то человек в состоянии стресса, то не переубедишь его! – Вы где живете?
Та, с вмиг вспыхнувшей надеждой называет адрес. Что ж, для одних она уже совсем недавно исключение сделала… А ведь этой женщине надо, очень надо, может быть даже, не столько ребенку, сколько самой матери, для душевного успокоения. И отказывать Людмила за все годы так толком и не научилась. Да и потом, ведь деньги всегда нужны, а время… ну и что, что поздно? Будто ей есть куда его девать, это самое время. Все что у нее есть – это работа. И люди, много людей…
– Хорошо, – кивает. – Полдевятого или без пятнадцати девять буду у вас сегодня.
– Людмила Михайловна, дай Бог вам здоровья! Муж вас обратно отвезет, хотите? Поздно ведь уже будет!
– Благодарю вас, не стоит. Я на машине.
Еще одна неожиданная встреча, но теперь уже на улице, как только вышла из «Фламинго». Но это встреча со старыми знакомыми.
– Никитка! Ты ли это?!
– З-з-здра-ав-вствуйте, Л-л-людмила М-михайловна!
– Ой, вырос как… Не узнать! Вас обнять-то можно, молодой человек?
– М-м-можно!
И она обнимает его. Никита Крутов, один из ее первых пациентов во «Фламинго». До сих пор помнит и его, и мать. Тяжелая родовая травма вследствие наложения акушерских щипцов. Голова у Никиты так и осталась неправильной формы. Нарушения речи, слуха, крупной моторики. И мать его, Анна Васильевна, одна сына поднимала. Не бросила, тащила, не давала покоя ни врачам, ни массажистам. На себя рукой махнула, а за ребенка билась. И Люся помогала им как могла.
– Какими судьбами, Анна Васильевна? – она отпускает Никиту. Вымахал выше ее ростом, а ведь помнит его еще десятилетним.
– Да вот, попрощаться зашли…
– Что такое?
– Так восемнадцать нам уже, на той неделе исполнилось. Уходим мы из детской лечебной сети во взрослую. Вот, зашли повидаться, попрощаться. Теперь мы уже к вам на массаж не попадем.
– Ох, – вздыхает Люся, – как время-то летит…
– И не говорите, – кивает согласно Анна Васильевна, увядшая раньше времени сорокалетняя женщина, не утратившая, однако, жизненной стойкости. Вот уж чего-чего, а стойкости ей было не занимать, слава Богу! – Но к вам не могли не зайти. Сказать вам спасибо за все, что вы делали. Светлый вы человек, Людмила Михайловна. Побольше бы таких…
В глазах вдруг начинает щипать. Люся, ну, соберись же! Не позорься перед пациентами!
– З-з-золотой ч-челов-в-век в-вы, – вдруг негромко произносит Никита. Говорить ему непросто, у него серьезное заикание, но он упорно продолжает. – Я в-в-вас в-в-всю ж-жизнь п-п-помнить б-буду. П-п-прав-вда.
И тут она начинает плакать. По-настоящему.
– Вот что ты делаешь, ирод такой, – из глубин подсознания всплывает любимое бабушкино ругательство. – Довел взрослую женщину до слез…
– Н-н-не п-п-плачьте, Л-л-людмила М-михайлов-в-вна, – он как-то совсем по-взрослому снова обнимает ее, гладит по волосам. – В-в-вы х-хорошая, н-н-не надо п-п-плакать. А я в-вам п-п-подарок п-п-приготовил, х-хотите?
– Хочу, – шмыгает она носом, вытирая слезы. – Показывай.
– В-в-вот.
Отпускает ее, достает из сумки отпечатанные листы, согнутые пополам и скрепленные посредине степлером. Такая самодельная книжица.
– Что это?
– Эт-то я к-книжку н-н-написал. Я п-п-писателем б-буду. П-п-почитаете?
– Обязательно, – она снова начинает плакать, улыбается сквозь слезы. – Обязательно почитаю, Никитушка. Ты автограф-то мне оставил, на память?
– Д-да! – он улыбается широко, переворачивает книжку, там сзади тщательно выписанный витиеватый вензель.
– Спасибо! – а потом она сама его крепко обнимает. Совсем расклеилась Люся. – Спасибо, мой хороший. Я уверена, что у тебя все получится.
– Так, – за спиной вдруг раздается совершенно неожиданный голос. – Кто мне объяснит, что здесь происходит?
Конфеты он по зрелому размышлению исключил. Мало ли: еще подумает, что он опять на что-то намекает, кто этих женщин поймет? А букет купил, шикарный букет из ярко-алых роз. Приехал в Центр, где работает Лютик. А там…
Какие-то люди рядом с ней, женщина и молодой парень. А она плачет. И весь мир меркнет, потому что она – плачет. И все затмевает желание закрыть ее, защитить. Знать бы еще, от чего?
– Гриша? – растерянно, судорожно пытаясь вытереть слезы.
– Что здесь происходит? – он повторяет вопрос, голос звучит неосознанно резко.
Анна Васильевна с любопытством разглядывает присоединившегося к ним – представительного мужчину в дорогом пальто с огромным букетом красных роз. А реагирует первым вдруг Никита.
– В-в-вы к-кто т-т-такой?! – так же синхронно резко, даже грозно. И это почему-то не выглядит смешно из уст молодого парня в адрес взрослого мужчины. Да и Гриша смотрит растерянно.
– Это мой знакомый, Григорий Сергеевич, – Люся справилась с первым изумлением. – А это – мои… тоже знакомые… хорошие. Никита… Анна Васильевна…
Григорий кивает женщине, а протянутую Никите руку парень после небольшого раздумья все-таки пожимает.
– Григорий Сергеевич, ты тут… как? – Люся все равно страшно растеряна.
– Поговорить приехал.
– Пойдем мы, Людмила Михайловна, – спохватывается Анна Васильевна. – Спасибо вам еще раз, за все! Никита, пора нам, идем.
Но парень отчего-то медлит, смотрит исподлобья на мужчину рядом. А потом, вдруг:
– В-в-вы Л-л-людмилу М-михайловну не об-бижайте! С-с-слышите?! З-з-за н-н-нее есть к-кому в-в-вступ-питься! Н-н-не д-думайте д-даже!
Григорий молчит и так же пристально смотрит на молодого человека. А потом кивает.
– Понял. Не буду обижать. Обещаю.
– С-с-слово м-м-мужика?
– Слово.
Демонстративно обняв на прощание Люсю, Никита, припадая на ногу, медленно уходит под руку с матерью, а она остается в компании Гриши – с подаренной самодельной книжкой, в растрепанных чувствах и вся зареванная. Чудесное зрелище, должно быть. Хотя… Грише не привыкать видеть ее такой. Надо бы сказать что-то, что ли, объяснить…
– Я Никиту с десяти лет знаю, – она вздыхает, вытирает остатки слез. – Вдвоем с Анной Васильевной на ноги его ставили. Один из первых моих… тяжелых… А тут они попрощаться зашли… А Никитка мне книжку подарил, представляешь? Сам написал… Говорит: писателем буду. Ну, я и… – махнула рукой, чувствуя, как снова подступают слезы. – Вот такая вот я сентиментальная идиотка!
Порывисто прижал ее к себе, не выпуская из рук совершенно ненужный букет цветов. И, шепотом, в висок ей:
– Никакая ты не идиотка. Ты удивительная. Такая… такая…
У этой сцены есть наблюдатель. Недоброжелательный наблюдатель.
Вот, значит, на кого ты меня променял, Григорий Сергеевич… Такие тебе нравятся, да? А она-то, дура, вечно на диетах сидела, в форме себя держала, чтобы не расплыться. А он вон на какую повелся… Хотя, даже сквозь накатившую злость Лариса понимает – хороша чисто по-женски эта Людмила. И моложе ее, а это со счетов не сбросишь…
Молодая, в теле… и с детьми работает. Что, на ребятишек потянуло, да, Григорий? Эх, надо было рисковать, как подруга советовала, и рожать ему! Никуда бы не делся, женился бы, как миленький. Но она боялась, да и Алина истерику закатила, как только мать заикнулась о возможном братике или сестренке. А теперь что уж… Ушел он. Но она ему отомстит! Не по бизнесу, так по личному ударит! Брошеная женщина опасна.
– Ну, хоть какое-то время мне назначь!
– Гриш… – она растеряна и совершенно ошеломлена. Даже не пытается собрать разбежавшиеся мысли и растревоженные чувства в какое-то подобие порядка. – У меня сеанс поздний… Только в полдесятого освобожусь, самое раннее…
– Люся, ты себя гробишь!
Она смущенно улыбается и пожимает плечами.
– А суббота?
– И суббота. Единственное, что освобожусь, наверное, пораньше.
– Во сколько?
– В четыре.
– В полпятого я тебя забираю из дома. Вещи заранее собери – за город поедем.
У нее формируется стойкая привычка не спорить с Григорием Сергеевичем. Непонятно с чего, но вот так.
– Куда поедем, скажешь?
– Дом свой покажу.
– Ого… – она не знает, что сказать. – Здорово. – А потом, со вздохом: – Гриша, мне ехать надо, люди ждут…
– Хорошо, – кивает он так же со вздохом.
– А, подожди! Вспомнила. Ты когда машину заберешь?
Он изо всех сил пытается не улыбнуться.
– Езди пока. Леонид там твою Маню на винтики разобрал.
– Ой!
– Да не переживай, соберет. Просто время нужно. Тебе же удобно?
– Очень! – отвечает Люся с чувством, не удержавшись.
– Значит, и говорить не о чем. Ну, все, тогда до субботы. Не забудь! Впрочем, я тебе еще позвоню, проконтролирую.
– Хорошо, – она улыбается. – До субботы.
А целовать он ее сейчас не будет. Не ко времени. Потерпит, взрослый же мужик, в конце концов.
– Надеюсь, в этот раз ты не облажаешься?
– Вон подите, Георгий Александрович.
– Ой-ой… Как ты с Николаем договорился?
– Легко. Они с женой в это время года всегда на Кипре.
– А Люся знает… что это уже не твой дом?
– Нет, по-моему. Но я ей скажу, обязательно.
– Думаю, она правильно поймет, – а потом резко меняет тему: – Так, Люсю мне обижать не смей! Чтобы все сделал как надо! Я у нее спрошу, как все прошло!
Григорий хохочет. И, отсмеявшись:
– Слушай, отстань уже от нас, а?
– Да если бы не я!
И тут Гриша перестает даже улыбаться.
– Наверное, так. Спасибо.
– Помни мою доброту! Совет хочешь?
– Иди к черту со своими советами, – а потом, непоследовательно: – И?
– Если вдруг у тебя возникнут проблемы… хм… с уговариванием Люси…
– Ну-ну, – усмехается старший.
– Не нукай! Люся – девушка красивая, эффектная! А ты у меня уже не первой свежести… хм… товар… попользованный…
– Слушай, ты!
Теперь уже смеется младший.
– Ой, как нас задело! Ладно, не злись. Просто из личных наблюдений… Есть у Лютика одно слабое место.
– Какое?
– Сердце, Гришка. Если что – дави на жалость.
– На жалость? За что меня жалеть? Я что – убогий? Или инвалид? – недоуменно.
– Откуда я знаю – за что? Импровизируй!
– Людмила, как это – дома ночевать не будешь?
Вот, сейчас точно ей не поздоровится…
– Я же за город уезжаю, не успею вернуться. Приеду в воскресенье днем.
– С кем это ты уезжаешь?!
Она молчит, думая как бы лучше сказать. А бабуля бьет на опережение.
– С Георгием?!
– Нет.
– Как – нет?! Люська, это что такое?! Один ее обхаживает, а она с другим куда-то собралась! Разве мы тебя так с матерью воспитывали?!
Людмила вздыхает. Хуже уже просто не будет.
– Гошин брат меня пригласил. Григорием зовут.
Как ни странно, но ответом ей служит молчание. Мать и бабушка переглядываются, словно обмениваясь одними им известными знаками.
– Ага… Брат, значит… – бабуля хмурится. – Женат?
– Нет, – главное, глаза не закатывать и не улыбаться.
– Намерения какие?
Знала бы она сама – какие? И тут неожиданно на помощь приходит мать.
– Мам, ну что ты к Люсе пристала? Пусть съездит за город, отдохнет, воздухом свежим подышит. Работает ведь почти без выходных…
Бабушка смотрит на нее, поджав губы. А потом милостиво кивает. Да неужели?!
– Приедешь на место – позвони!
Люся кивает. Хорошо, что каждый час звонить и отчитываться не требуют.
Он ждет ее возле машины.
– Этот, что ли? – бабушка и мать стоят у окна.
– Этот, – Люся обувается в прихожей.
– Ну, хоть на мужика похож… И машина большая. Точно, не женат? Годов-то ему немало, кажется…
– Все, я ушла. Пока! – Люся трусливо игнорирует последние слова, хлопая дверью.
– Привет, Гриш, – слегка запыхавшись, потому что бегом и с сумкой.
– Привет, – он улыбается, забирая у нее сумку. А потом делает легкое, едва уловимое движение к ней, но она качает головой.
– Улыбаемся и машем, – в ответ на его недоуменный взгляд.
– Куда машем?
– В окно, – кивает головой.
Он понимает быстро, оборачивается.
– Твои? – указывая поворотом головы в сторону окна на третьем этаже, где замерли две наблюдающие фигуры.
– Мои, – со вздохом.
