Текст книги "Мандаринка на Новый Год (СИ)"

Автор книги: Дарья Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава седьмая, посвященная обоюдному сеансу психотерапии и его последствиям

Нет, он мог, в принципе. Когда опаздывал утром, мог за Варькой допить кофе из ее кружки. Или промокнуть лицо полотенцем, которым недавно пользовался после бритья отец. И даже особых неприятных ощущений не испытывал. Ведь это все-таки свои люди. Семья. Но в целом, одного непреложного факта это не отменяло. Ник Самойлов был довольно брезглив. «Патологически брезглив», – утверждал отец. «Он просто очень чистоплотный мальчик», – так пыталась оправдать его мать. Они оба были правы. Ник действительно очень щепетильно относился к вопросу гигиены. В первую очередь, своей собственной. А что касается других… Он и в самом деле брезглив, что уж тут поделаешь. Причем, на работе это никак не сказывалась. Во-первых, там строгие санитарные нормы. А во-вторых… Это же дети, и они имеют право, и они, в конце концов, болеют, и именно поэтому… С взрослыми все обстояло иначе.

Такая классная штука, как секс, заставила его пересмотреть свои гигиенические требования к другим. Пришлось, потому что секс – слишком хорошая вещь, чтобы отказываться от нее из-за каких-то внутренних заморочек. Но некоторые табу у него укоренилась под черепной коробкой прочно. Ему нравились поцелуи. Ему нравилась женская грудь – он вообще в девушках больше всего ценил именно красивую грудь и с удовольствием отдавал ей должное, если она того стоила – руками и даже губами и языком. Но к области женских… как он сам тогда сказал Любе «хм… гениталий» он предпочитал прикасаться исключительно предназначенной для этого частью собственного тела. Непременно облаченной в средство защиты. Только так. Глубокий петтинг и оральный секс были его персональными табу. Он просто не мог. Знал это точно – что не сможет прикоснуться к другому человеку… к девушке… там. Ртом. И даже пальцами, наверное. Но губами, языком – точно не сможет. Потому что он патологический – видимо, отец прав. Впрочем, ради справедливости стоит сказать, что сам он с удовольствием отдавался в умелые и ласковые женские руки и губы. Не настаивал, но если партнерша хочет – почему нет? Но сам… Нет. Нет. Нет! Намеки игнорировал, на прямые просьбы отвечал решительным отказом. Обычно особых обид и недопонимания это не вызывало. А вот сейчас… сейчас, похоже, он просто обязан сделать это.

– Ник, у тебя такое выражение лица… Ты теорему Ферма в уме решаешь? Или просто в туалет хочешь, но стесняешься сказать?

– Я не из стеснительных, – буркнул он. – И в туалет не хочу.

– А что тогда?

– Поцеловать тебя хочу.

– Слушай, – начала она нерешительно. – Я больше не хочу. Сегодня. Правда. Не принимай на свой счет, но…

– Помолчи, а? Пожалуйста, – легко прихватывая зубами ее нижнюю губу, – помолчи.

Он собирался с духом долго. Потом вдруг вспомнил, что он уже трогал ее там. В первый раз. Но тогда он просто обязан был… хоть как-то ее подготовить. Растянуть. И сделал это, даже не раздумывая. Ник вздрогнул от этого воспоминания. А ведь неприятно не было! Совсем. Даже, скорее, наоборот.

Его рука двинулась от груди, которую он только что с искренним удовольствием ласкал под аккомпанемент ее стонов. Вниз, по животу. Пальцы замерли все-таки, у самого начала тонкой полоски волос. Но потом… все же решился.

– Ник, не надо, – голос ее прозвучал как-то жалобно. – Пожалуйста, не надо…

Нет, мало того, что ему приходиться с собой бороться, так и она ему еще сопротивляется!

– Пожалуйста, – он вернул Любе ее же слово. Нажал пальцами чуть сильнее. – Пожалуйста.

Она совсем жалобно всхлипнула. И впустила его.

Узкая линия коротко подстриженных волос, наверное, темных – он не смотрел. Гладкая кожа по обе стороны от нее. А потом – только гладкая кожа. Влажная, теплая. Люба еще раз всхлипнула и попробовала свести ноги, но он уже не позволил. Черта с два! Раз он зашел так далеко. Во всех смыслах. И зайдет еще дальше. Обязан. Отступать уже, пропади все пропадом, поздно!

В голове вдруг всплыли лекции по гинекологии на пятом курсе, на которых они ржали как идиоты и подкалывали девчонок-сокурсниц. Даже картинки соответствующие всплыли из памяти. И названия. Латинские, по какому-то капризу памяти! Вот это labia majora pudendi. Двинул дальше пальцами… потом должны быть labia minora pudendi. Оказывается, не так уж и страшно. Особенно, если воспринимать это как учебное пособие по анатомии женского тела. И в Любиной чистоплотности он отчего-то не сомневался. И еще странным образом помогало осознание того факта, что до него никто там не… что только он там… что это только для него и… Мысли стали путаться, он еще чуть-чуть шевельнул пальцами, Люба вздрогнула и…

Это все оказалось чистым враньем и не имеющими под собой никаких оснований мужскими байками. Что клитор найти трудно. Чего там искать? Вот же он – невозможно не заметить упругую влажную выпуклость под пальцами, как раз там, где и положено быть. Не думая толком, что делает, он погладил тихонько, и тут Люба совсем громко всхлипнула, изогнулась и выдохнула: «Дааа…». Именно в этот момент у него начисто вымело из головы всю латынь вместе с анатомическими пособиями. И заодно сорвало крышу.

Единственным его пособием стали ее стоны и всхлипы, перемежающиеся редкими словами: протяжное «Да», хриплое «Вот так», требовательное «Сильнее!». И легкие движения бедрами навстречу его руке. И ее тонкие пальцы, сминающие простынь. Закрытые глаза, прикушенная нижняя губа, бисеринки пота над верхней. Редкие судороги, искажающие лицо. В какой-то момент он вдруг понял, что ему всего этого катастрофически мало. И сделал то, на что, как он полагал, неспособен – физически и психологически. Сделал это совершенно добровольно, легко. И с огромным удовольствием.

Ее пальцы переместились на его затылок, его – на ее соски, чуть сжав. А дальше… дальше все случилось так быстро, что он не сразу осознал. Что произошло с Любой. И что он явился причиной этому.

Она вздрагивала долго, все никак не могла успокоиться. А он лежал, прижимаясь щекой к ее животу – ошарашенный, опустошенный, не верящий еще до конца в произошедшее. Ни капли не жалеющий о том, что недавно сделал. И осознавший вдруг, что только что у него было самое яркое сексуальное переживание – после собственной потери невинности, наверное. Да он, в каком-то смысле, еще раз сейчас лишился невинности. И это было круто. Это было просто офигенно!

– Люб… – он наконец-то подтянулся к ней наверх, попутно совершенно с другим чувством оглядев ее тело. С чувством триумфатора и хозяина. – Ты… тебе же было хорошо, да?

Теперь она смотрит в стену. Да что ж за наваждение-то такое! Чувство триумфа как-то поблекло.

– Да, – тихо, не поворачивая к нему лица.

– Ты… – он упрямо хочет услышать это от нее! Имеет право! Заработал. Да просто хочет, чтобы она это сказала. – Ты кончила?

– А что, так непонятно?

– Ну…

– Я должна обязательно это сказать?

Он начинает раздражаться. Что, это только для него, после всех его страхов и борьбы с собственными тараканами, все было ТАК? Только у него крышу сорвало?

– Я бы хотел услышать. Между прочим, я делал это первый раз в жизни! И… Например, я, когда делаю какую-то операцию в первый раз, вместе с Владимиром Алексеевичем… Вот, недавно делали – фундопликацию по Ниссену… Так он мне обязательно разбор устраивает – что так, что не так, на что обратить внимание. Вот.

У нее начинают дрожать плечи.

– Разбор, значит, нужен… Скажи мне, Ник, – она там, похоже, давится от смеха. – Врачи все такие потешные в постели? Или это ты один такой уникум?

– Понятия не имею, – отвечает он совсем обиженно.

А она, все еще посмеиваясь, наконец-то поворачивается к нему. Улыбающаяся, с румянцем на щеках, с прилипшей ко лбу темной прядью. Невероятно красивая. И вдруг порывисто прижимается к нему всем телом, прячет лицо ему в шею и сбивчивым шепотом на ухо:

– Очень, Ник. Очень хорошо было. Никогда так… Тоже в первый раз и… Спасибо.

От ее слов в груди становится тепло, даже горячо. Так, будто там распустилось маленькое персональное солнце. Он поворачивает голову, чтобы найти губами изящное ушко.

– Еще позволишь мне… так?

– Да, – отвечает она все так же тихо, смущенно, но уверенно. – Только не сейчас, наверное. Хорошо?

– Хорошо. А, можно, я сам тогда еще раз?…

Вместо ответа Люба целует его в шею и плотнее прижимается бедрами. Боже мой… Черт побери… Как же с ней офигенно!

Часам к восьми вечера следующего дня до него, наконец-то, дошло, что она ему не позвонит сама. Мало ли что он тоже привык, что обычно ему первому перезванивали. А не перезвонили – ну так и не больно надо. Но это же Люба Соловьева! Хрен она позвонит сама первая. А ему хотелось слышать ее. И видеть. И просто – хотелось. Весь день одергивал себя, заставляя сосредоточиться на работе.

Еще два часа он обламывал собственную гордость. А потом не выдержал и позвонил. Занято. Через пару минут – снова занято. Через пять минут – все еще короткие гудки. С кем можно столько трепаться по телефону?! Она взяла трубку только ближе к одиннадцати.

– Привет.

– С кем так долго по телефону разговаривала?!

Люба не торопилась с ответом. Он чертыхнулся про себя.

– С Марком, – наконец-то соизволила ответить.

– Ну и как? Наворковалась? – да что он несет?! Но остановиться не может – что-то вдруг стало остро жечь внутри.

– На х*р посылала.

Теперь замолчал он. Если Люба… Люба!.. с ее литературным образованием и редакторской должностью позволяет себе так выражаться… Он, конечно, рад это слышать, что уж перед собой-то притворяться, но, похоже, этот урод ее достал.

– Чего так долго? С первого раза не понял?

– Угу. И со второго.

– Бедняжка.

– Марк?!?

– Ты!

Она мягко рассмеялась. Он улыбнулся, устраивая удобнее голову на подушке.

– Ну, если что – я тебя в этом решении всецело одобряю и поддерживаю.

– Если что – твое одобрение мне не требуется. Ну, а ты, – она вытянулась поверх одеяла, – что полезного сделал?

– Ничего. Бездельничал. Лежу вот в постели. Вспоминаю. И… думаю о тебе.

Сказал и замолчал удивленно. Он никогда не говорил с девушками так. Об этом. О чем там разговаривать? Делать надо. Да он особо и не умеет – говорить, в смысле.

– А о чем… конкретно… думаешь? – голос ее звучит как-то странно. Будто он ее… взволновал своими словами. Ник прикрыл глаза и продолжил удивлять сам себя. И Любу заодно.

– О том, как ты лежала вчера на этой постели. Без одежды. Как ты выглядела, когда… Знаешь… подушка еще пахнет тобой, – ого, кажется его понесло. И ему это нравится, похоже.

– Самойлов, – она говорит как-то… с какой-то внезапной хрипотцой, – а ты в «сексе по телефону» не подрабатываешь?

– Что, узнала голос? – хохотнул Ник, ей не удалось застать его врасплох.

Люба ответно рассмеялась.

– Так это ты, мой могучий Супермен в облегающем трико, – произнесла она нарочито томно. – Твоя кошечка-царапка по тебе так скучала, сладкий.

– Я тоже по тебе скучал, – ответил вдруг он совершенно серьезно.

Снова она молчит. И снова он ругается про себя на свою несдержанность, внезапную откровенность. А потом она отвечает – так неожиданно, что у него перебивает дыхание от ее слов.

– Ник, знаешь… Мне… мне было очень хорошо с тобой. Правда. Ты хотел вчера, чтобы я сказала. Так вот, – она вздохнула, словно решаясь. – Я кончила вчера. Когда ты меня… – она все-таки задохнулась своими словами, их откровенностью. Ник не сдержался и выругался. Капец какой-то. Придется еще раз идти в душ. В холодный.

– Ты чего там ругаешься?

– У меня из-за тебя стояк, – сказал прямо. Удивляться уже перестал – тому, что говорит об этом. Тому, что его несет и, главное, в каком направлении. Этому совершенно новому желанию говорить с ней, хотя бы говорить с ней так откровенно. Раз уж нельзя Любу вот прямо сейчас подмять под себя и… Он застонал.

– Так все плохо? – он не знает, но ее там тоже несет. И она тоже там замирает от каждого слова, прижимая плотнее телефон к уху. И для нее это все тоже в первый раз. Вот такие откровенные разговоры. Раньше просто не было повода и не с кем. А с ним…

– Дискомфортно, знаешь ли! А мастурбация – это давно не наш метод. Так что придется страдать и терпеть.

– А что – когда-то это был ваш метод?!

– Все мальчишки делают это, – Ник ничуть не обескуражено хмыкнул. – В определенном возрасте. Но это было давненько и, боюсь, я уже порядком подзабыл технику.

– Кошмар, – он не видит, но она там теперь улыбается от уха до уха. – Вы ужасно порочны, Николя!

– А что, воспитанные дамы этого не делают?

– Фи! Конечно, нет! И, вообще, я не понимаю, о чем ты говоришь!

– Да? – Ник усмехается. – А скажи мне, Любаша, где сейчас твои руки?

Тут только до нее доходит, что свободную руку она неосознанно зажала между бедрами. Черт знает сколько времени назад, кажется, почти с самого начала разговора с ним. Но это не потому… не то… Она резко засовывает руку под подушку.

– А твои?!

– Одной рукой я держу вашу фотографию… а другой я думаю о вас…

Люба не выдержала и снова расхохоталась. Ник тоже, потом что-то сказал невнятно.

– Повтори, я не расслышала.

– Да это я не тебе. Ко мне тут заглядывают, интересуются, чего это я, как дурак, лежу в темноте и ржу.

– И что ты ответил?

– Что у меня сеанс секса по телефону.

– Поверили?

– По-моему, нет. Слушай, Люб… Давай, встретимся завтра.

– Давай, – нарушая все мыслимые и немыслимые правила кокетства сразу отвечает Люба.

– Только это… у меня завтра дома родители… в смысле, мы не сможем у меня…

– Самойлов! Я тебе только для секса нужна?!

– Нет. Давай в кино сходим, хорошо?

– Хорошо.

Нажимает отбой. Кто так с парнями говорит, Люба? Нельзя же! А плевать. С ним – хочется именно так. Нет никакого желания ломаться и кокетничать, а хочется ляпать, не думая. И смеяться. И слушать его смех. А еще – замирать от его неожиданных и откровенных слов. Она и предположить не могла, что Ник вот такой – может и рассмешить, и заставить сердце замереть. Наверное, она его плохо знает. А то и не знает совсем.

Кладет телефон на пол. Переворачивается на живот, морщась. Лень еще раз идти в душ. Может, удастся уснуть так? А подушка действительно пахнет ею…

Глава восьмая, в которой будет кино и… нет, не домино

Ей снова полезли в голову сравнения. Ник в этот раз опять на метро, а она давно привыкла к тому, что ее возят на машине. И билеты покупались не заранее, как это делал Марк, а перед самым сеансом – даже в очереди постояли. А потом пришлось оттаскивать Ника от стойки с покорном – он так упрямился, что вынудил ее даже ногой притопнуть. Ник смотрел на нее предельно изумленно: «Как это в кино без попкорна?». Но Люба была непреклонна, и Ник со вздохом уступил. Однако пива все-таки купил – себе, а ей – баночку спрайта.

И места были самые обыкновенные, не VIP, но хорошие, в середине зала. Фильм – какая-то заурядная комедия, среднесортная. Но ей парадоксально все это нравится – нравится так гораздо больше, чем с Марком. Потому что комфортно, удивительно комфортно с Ником. Кстати, о комфорте. Ник, развалившийся в кресле рядом, с бутылкой пива в руке, выглядел тоже совершенно расслабленным. Довольно смеялся непритязательным шуткам и комичным ситуациям, отпускал комментарии, которые зачастую были смешнее самой комедии. И не предпринимал никаких попыток как-то… Не делал ничего из того, что пытался делать с ней Марк на так нелюбимых ею VIP-диванах. И это ее к середине фильма стало уже всерьез расстраивать. Именно поэтому, когда его ладонь все-таки легла ей на колено, Люба не смогла сдержать довольный вздох. А потом, когда он этим и удовлетворился, продолжая увлеченно смотреть фильм, спустя пару минут, сама, с каким-то сладким ужасом внутри, подвинула его ладонь выше по бедру. Сразу почувствовала, как он замер, мгновенно забыв и о пиве, и о комедии. Пальцы его дрогнули, погладили по ткани джинсов. Потом он сам двинул ладонью еще выше, почти до… Она неосознанно чуть развела ноги. Пальцы Ника сжались на ее бедре. А потом он резку убрал руку, наклонился к ее уху.

– Люб, не делай так. Я же не железный. И в итоге нас выгонят из зала.

Она довольно улыбается. Почему-то ни капельки не стыдно.

Из кинозала они вышли, как и положено, обсуждая только что просмотренное. Впрочем, фильм не стоил долгих обсуждений, и они как-то внезапно переключились на литературу – под раздачу попал Чак Поланик. Люба с удивлением поняла, что Ник в курсе, кто это – читал. И даже имел собственное мнение по поводу прочитанного. Каков наглец, а?

Итогом стала получасовая интереснейшая дискуссия, во время которой они куда-то шли – погода способствовала.

– Подожди, ты же только что, буквально пять минут назад, утверждал обратное?!

– Угу, – совершенно невозмутимо согласился Ник.

– Зачем ты сначала говоришь одно, а потом – другое?!

– Чтобы тебя послушать.

Люба не сразу нашлась, что сказать.

– В смысле?

– Ну, тебя очень интересно слушать. Ты в этом действительно разбираешься. Я много нового узнал. Спасибо.

Люба недоверчиво смотрит на него. Нет, комплиментами она была избалована, это правда. Больше, все же, комплиментами внешности, конечно. Но и ее умственным способностям тоже льстили. Именно благодаря своему уму Люба прекрасно знала цену этим комплиментам. Угу, ты такая умная, но сиськи у тебя лучше. И я скажу тебе все, что угодно, лишь бы ты мне дала. Да, именно так это все и обстоит, она действительно достаточно умна, чтобы понимать, что на самом деле стоит за реверансам в сторону ее интеллекта. Но не в этот раз. Нику нет никакой необходимости задабривать ее всеми возможными способами, лишь бы затащить в постель. Он уже все это получил. И от этого его слова были неожиданно очень приятными. Искренними.

– Люб, – прервал он ее размышления, похоже, совершенно не понявший, что только что сделал ей очень удачный комплимент и заработал пару бонусных баллов, – я все спросить хочу. А ты почему до сих пор права не получила? Удобно же? Да и машину вы в состоянии купить.

– Лень, – пожала она плечами. – И потом, всегда есть, кому меня возить.

Что-то неуловимо изменилось в его лице, появилась какая-то жесткость в губах.

– Угу. Я так и понял.

А ей стало вдруг очень стыдно за свой ответ. Чего выпендривается? И, главное, перед кем?

– Ник, – берет его под руку. И это почему-то очень приятно делать. – Поехали к нам? Чаю попьем. Поговорим.

– Чаю попьем? – у него удивленный вид. А в глазах…

– В нормальном смысле чаю! – она усмехается. – Папа сегодня шарлотку обещал к ужину.

– А… шарлотка… Шарлотка – это хорошо. Особенно в исполнении твоего отца. Ну, поехали. Если ты не стесняешься.

– Чего мне стесняться?!

– Ну… меня. Тебе же придется объяснять, где мы были. И почему я с тобой. А я же…

– Коля… – она смотрит на него с изумлением. И еще что-то там прячется под изумлением – от его искреннего тона и немного расстроенного вида. – Ты дурак. Вот дурак, честное слово!

– Угу. Ты уже говорила.

– Поехали! Я проголодалась.

– Я тоже. Ты же не дала мне попкорн купить.

– Николай! Вот это сюрприз! Редкий ты у нас гость, – Любин отец с искренним удовольствием протягивает Нику руку. А тому как-то вдруг становится немного неловко отвечать на рукопожатие.

– Добрый вечер, Стас Саныч.

– Какими судьбами?

– Мы в кино были, – отвечает за Ника Люба. – Теперь пришли шарлотку дегустировать. Ты приготовил, как обещал, пап?

– Конечно, – отвечает Соловьев-старший, обменявшись с супругой удивленными взглядами. – Мойте руки и проходите на кухню.

После чая с на самом деле вкусной шарлоткой они уединились в Любиной комнате. Там она устроилась на кровати, а Ник прошелся до окна, обернулся.

– Слушай, а ты помнишь… По-моему, это было лет в шестнадцать… Тебе тогда какого-то черта взбрело в голову пригласить меня на свой день рождения.

– На наш день рождения, – с усмешкой поправляет Люба. – Да, точно, помню. Одноклассница попросила.

– Да? А зачем?

– Понравился ты ей. Увидела у нас в альбоме на какой-то фотке и ныла – познакомь, познакомь… Не помнишь Марину?

– Помню, – улыбнулся он. – Так вот в чем дело было…

– Ну и что – было у вас что-нибудь потом?

– Неа, – он сел на кровать рядом. – Что-то я тогда застеснялся. Молодой был…

– Ты умеешь стесняться? Не верю! – рассмеялась Люба.

– Правильно делаешь. Сейчас не умею. А в шестнадцать умел.

– Эк тебя жизнь потрепала.

– Угу.

– Коля, только без глупостей!

– Каких это? – он невинно округлил глаза.

– Будто я не вижу, куда ты смотришь!

Он усмехнулся без капли смущения.

– А зачем там такой вырез, если смотреть нельзя? И потом – что, ты тут никакими глупостями не занималась, в этой комнате?

– А то ты не знаешь, что нет! – сказала и тут же покраснела. Чего-то ей пока не хватает, чтобы играть с Ником в одной лиге. Впрочем, он с ответом не торопился, будто тоже смутившись.

– Знаю, – ответил негромко. – Ну, просто можно же… ну, поцеловаться, пообжиматься, потискаться… Неужели не приводила сюда мальчишек?

– Нет, – ради разнообразия она решила гордо задрать нос. – А ты, что, водил к себе?

– А то!

– Ну и как? Что – и не застукали ни разу?

– Почему же, – Ник совершенно плутовски усмехнулся. – Палился пару раз. Один раз совсем по-крупному. После того случая и завязал с этим делом. Ну, массово, по крайней мере.

– Да ну?

– Угу. Это хорошо еще, что меня со спущенными штанами батя застукал, а не мать.

– Ну, просто герой-любовник, – рассмеялась Люба. А потом вдруг перестала смеяться под его пристальным взглядом. – Коля, только без глупостей, – повторила она, но без прежней убежденности.

– А я не могу без глупостей, – шепнул он ей. И в следующую секунду она уже оказалась верхом на его коленях.

Жадное соприкосновение истосковавшихся губ. Руки его мгновенно пробрались под ее трикотажную кофточку, он резко сдернул чашечки бюстгальтера вниз… Она не выдержала и застонала на сжимающее прикосновение его пальцев.

– Тихо! – приглушенно, но требовательно рыкнул он ей в губы. А потом и вовсе для надежности снова заткнул рот поцелуем.

Ей же было плевать на все. На то, что там за дверью родители, которые могут зайти в любой момент. На то, что это в принципе неприлично. Наверное, не стоило так затягивать с вступлением в нормальную половую жизнь. Потому что сейчас ей с непривычки просто сносит крышу. Но к этим выводам она пришла уже после, лежа вечером в постели. А в данный момент просто наслаждалась – тем, как он целовал ее, что делали его бесстыжие пальцы под ее одеждой… И пофигу на все!

Спустя какое-то время правая рука его опустилась вниз. С пуговицей он справился легко, застежка уже поддалась сложнее. А вот засунуть свою здоровенную лапищу в развал молнии на ее узких обтягивающих джинсах у него не получилось.

– Люба, привстань, – прохрипел он. Она послушно приподнялась, и его ладонь не без труда скользнула внутрь, сразу под трусики, и потом дальше, туда, где совсем влажно уже… Люба сдавленно охнула.

– Тише, тише… – он снова был вынужден применить заглушающий поцелуй. – Не шуми, малыш… Вот так… Вот так…

Она тяжело дышит в такт движениям его пальцев. Потом не может удержаться – начинает тихонько раскачиваться, подаваясь навстречу его ладони. Теперь уже его очередь стонать вперемежку с чем-то нецензурным. А ее очередь затыкать ему рот поцелуем. Это просто какое-то безумие, ненормальное, неконтролируемое, невозможное…

Где-то совсем рядом, за дверью, рассмеялся отец, что-то сказал маме, она ему ответила. Ник резко дернул руку из ее джинсов, и они отскочили друг от друга как два бильярдных шара после соударения – Люба к окну, Ник инстинктивно рванул к двери – припереть плечом, если что, дать ей время привести одежду в порядок. Чем Люба и занялась поспешно. И все равно, несмотря на быстро застегнутые джинсы, вид у нее такой, что сразу понятно, чем она только что занималась. Но в комнату, на их счастье, никто не зашел.

– Люб… – он шагнул к ней.

– Не подходи ко мне!

– Прости меня. Я дурак.

– Еще какой!

– Черт!.. – выдохнул он. Привычно попытался провести ладонью по волосам, а вместо этого вдруг недоуменно уставился на собственную руку. Пальцы влажно блестели, а на тыльной стороне ладони вспухла пара широких царапин.

– Коля, что это?!

– О молнию твою поцарапался.

Они какое-то время молча смотрели друг другу в глаза. Потом первая нервно усмехнулась она. Потом улыбнулся Ник. А потом они рассмеялись оба.

– Слушай, правда, извини меня. Я…

– Ладно тебе, – она водворяет на место сползшую лямку бюстгальтера. – Можно подумать, я сопротивлялась и отбивалась. Но больше так не делай!

– Не буду, – покорно соглашается он. А потом, со вздохом: – Слушай, поеду-ка я, наверное, домой. От греха… подальше. Да и поздно уже, мне до дому час добираться. А завтра рано на работу вставать.

– Хорошо.

– Завтра созвонимся?

– Договорились.

А потом она стоит у окна, прижавшись лбом к стеклу, и смотрит, как он идет по двору – под легким, начавшимся недавно снегом. Руки в карманах пуховика, широкие шаги. И какое-то странное тоскливое чувство внутри в ответ на его удаляющуюся в темноту фигуру.

Стукнула дверь комнаты, Люба обернулась.

– Удивила ты нас, дочь.

– Чем?

– Мы не думали с отцом, что ты с Николаем так плотно общаешься.

– Да так, – пожала плечами нарочито небрежно, – в кино просто сходили.

– Понятно, – невозмутимо ответила мама. Потом вздохнула. – Послушай, Любаша, не повторяй Надиных ошибок.

– Мам, ты о чем?

– Коля – это, конечно, не Витя. Но не нужно использовать хороших друзей в корыстных целях.

– Это в каких таких корыстных?

– Ох, доченька, я все понимаю, бывает непросто с парнями. Но, думаю, у тебя-то ума хватит с Марком разобраться и без привлечения Коли.

– Да?… – она удивлена словами матери. Вот, значит, как они это поняли.

– Да. Уверена. А Коля слишком хороший парень, чтобы использовать его как пешку. Сама разбирайся со своими парнями, без привлечения Коли. Сама, девочка моя, сама. Так правильнее.

– Ладно, – нет никакого желания спорить и объяснять. – Я поняла, мам.

И к лучшему, наверное, что мать так думает. И не знает, что тут на самом деле происходило, в этой комнате, полчаса назад. Пешка, ага. Эта пешка ей тут только что шах и мат объявляла. И в плен брала. Ой, нет, сейчас, в мамином присутствии, об этом лучше не вспоминать.