Текст книги "Коллекция неловкостей (СИ)"
Автор книги: Дарья Сойфер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 10
Когда Рада проснулась, Антона уже не было в комнате. Он погасил свет, унес стаканы и накрыл ее пледом. В квартире было тихо, наверное, все уже давно спали. В соседнем доме горело только два окошка. Она заметила, что эти окна горят даже глубокой ночью. Видимо, в той квартире живут полуночники… Или люди, которые работают днем.
Она повернулась на другой бок, но сон не шел. После отвратительного кошмара спина была липкая, сердце бешено колотилось.
Рада была жутко зла на себя за те чувства, которые испытала, когда Антон мазал ей ногу. Зла. Испугана. Ей не хотелось снова пройти через боль и разочарование.
Перед глазами всплывали непрошеные картинки из прошлого. Она не вспоминала об этом уже год или два, но теперь подсознание доказывало ей, что память не стерта. Все события хранились в ее мозгу в самом лучшем виде, как файлы. Стоило лишь открыть папку с именем «Антон».
Тогда Раде было семнадцать. Через неделю после выпускного она готовилась отметить совершеннолетие на даче. Вся в предвкушении, она собиралась сделать серьезный шаг. До этого она тихо и безответно любила друга старшего брата. Но кем она была? Маленькой девочкой! Младшей сестрой Дениса. А он – студент, будущий актер, красавец. Такой умный, сильный. Всегда готов помочь ей, починить велосипед, достать занозу, забинтовать разбитую коленку. Она слушала его с преданностью собачонки, любила просто сидеть рядом, когда он переписывал конспекты или чинил мотоцикл.
А теперь… Она выросла. Закончила школу. Он помогал ей собираться на выпускной. Она плевалась и чертыхалась, залезая в платье и туфли на каблуках. Но тогда Антон сказал ей то, ради чего она готова была надеть тысячу таких платьев: «Ну вот, ты и выросла. В этом платье ты выглядишь как настоящая женщина!»
Она решила признаться ему в свой день рождения. На обычный дачный костер с шашлыками, который они ежегодно устраивали в день ее рождения на лесной поляне, она вырядилась в новые дорогущие узкие джинсы и футболку с глубоким вырезом. Да что там, она даже тайком от мамы купила новое нижнее белье.
Они шли через ночной лес: Рада попросила Антона проводить ее до дома. Денис с компанией еще доедал шашлыки.
– Давай немного постоим у колодца? Посмотри, какие сегодня звезды… – они вышли на открытое место, где она могла хоть немного разглядеть его лицо. Руки дрожали, в животе все переворачивалось от страха.
– Как скажешь, именинница, – весело сказал Тоха. – Да ты же вся дрожишь! Замерзла, что ли? Эх ты, додумалась идти на шашлыки в такой тонкой футболке. Тебя же, небось, комары зажрали. На вот!
Он протянул ей свою потертую кожаную куртку. Рада набросила ее на плечи и как можно незаметнее втянула ноздрями любимый запах. Сейчас или никогда, сейчас или никогда, сейчас или никогда!
Антон прислонился к колодцу и засунул руки в карманы. Рада встала рядом.
– Знаешь, я давно хотела тебе сказать… – она смотрела на звезды, потому что не решалась посмотреть на него.
– Что сказать?
– Ты только постарайся… ну… правильно понять.
– Так, не тяни!
Она вздохнула, повернулась к нему лицом и посмотрела в глаза.
– Ты мне нравишься.
– Я?.. Подожди…
– Очень нравишься, – сказала Рада и, набрав в легкие побольше воздуха, как перед прыжком в воду, поцеловала Антона.
Он застыл. Не ответил на поцелуй. Затем взял ее за плечи и отодвинул от себя. Заглянул в ее глаза, словно надеясь, что она рассмеется и признается, что пошутила. Но она с вызовом встретила взгляд. Наконец, Тоха нарушил тишину. Он вздохнул, взъерошил себе волосы.
– Ох… Да Господь с тобой… Ты же… Господь с тобой!
Держи себя в руках! Не смей реветь. Не смей! В глазах защипало, и лицо Антона стало расплываться в соленой влаге. Рада изо всех сил старалась не моргать, чтобы слезы не скатились по щеке.
– Рада, милая, ну, только не плачь!
Она не выдержала, моргнула и коротко всхлипнула. На щеке появилась мокрая полоска.
Он отошел от нее и стал пинать носком кроссовка маленький камень.
– Господь с тобой… Нет, этого просто не может быть!
– Тем не менее, это так. Ничего не хочешь мне сказать?
– Рада, конечно, нет! Неужели ты сама не понимаешь? Между нами ничего не может быть.
– Это еще почему?
– Ты – сестра Дениса. И вообще, ты еще маленькая…
– Мне восемнадцать.
– Но я не воспринимаю тебя… так. Ты для меня как сестра. Послушай…
– Ладно, я поняла.
– Рада, мне очень…
– Не парься. Все нормально.
– Но ты плачешь…
– Ничего я не плачу. Иди к народу, я – домой.
– Я не хотел тебя обидеть…
– Ты не обидел. Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива.
– Рада!
– Все, забей. Спокойной ночи.
Она развернулась и пошла к дому. Чувствовала, что Антон смотрит ей вслед, поэтому старалась идти ровно и спокойно. Но войдя в дом и закрыв дверь, она скинула кеды и побежала наверх, в свою комнату, упала на кровать и зарыдала. Она плакала, пока не услышала, как внизу хлопнула входная дверь. Пришел Денис. Рада залезла под одеяло и затихла. Она слышала, как брат тихонько заглянул в комнату, проверяя, что она дома, а потом ушел к себе. Через несколько минут все стихло. Она вытерла лицо и на цыпочках вышла из комнаты. Медленно спустилась по лестнице, стараясь не скрипеть, достала из куртки брата сигареты и вышла в сад. Пахло жасмином. Она села на скамейку и впервые в жизни закурила.
Чтобы не видеть Антона и отвлечься, Рада поехала к маме в Лондон. Со временем ей стало легче, она даже начала встречаться с Джеймсом, сыном хорошего друга Томаса Гарди. Джеймс раздражал ее, хотя и устраивал неплохие экскурсии. Она не испытывала к нему даже крохотной доли того, что чувствовала, находясь рядом с Антоном. Но ей необходимо было ощутить себя женщиной, доказать себе, что она нужна кому-то, что на Антоне свет клином не сошелся, что есть те, кто воспринимает ее иначе.
Когда приезжал Денис, она постоянно таскала за собой Джеймса. Потому что знала: брат обязательно расскажет об этом другу. Пусть знает, что мне и без него неплохо! Рада испытывала мстительное удовлетворение от этих мыслей.
Но в тот день, когда Денис рассказал сестре о новой девушке Антона, она поняла, что обманывает саму себя. Она поговорила с Джеймсом, и они расстались. Она осознала, что ей нужно научиться жить самой, не цепляясь ни за кого. Если рана есть – надо промыть ее, и дать зарубцеваться, а не замазывать тональным кремом, делая вид, что ничего не было. Это примирило Раду саму с собой. Часами гуляя в Оксфорде, – это место в Англии ей особенно полюбилось, – она постепенно излечилась. Поставила себе цели в жизни. И только после этого смогла вздохнуть полной грудью и вернуться в Москву. Поступить в университет, начать жить дальше и даже спокойно смотреть Антону в глаза. И теперь она чуть не влезла в ту же историю, чуть снова не затянула петлю у себя на шее.
Рада встала, и, стараясь не опираться на больную ногу, доковыляла до балкона. Там устроилась в любимом плетеном кресле под пледом и залюбовалась ночным небом. Нет, больше такой ошибки она не допустит. Жизнь дала ей другой шанс, другого человека – Романова. Милого, открытого, сексуального. Хотя и немного старомодного. Но она ему нравилась, и он нравился ей. И не быть ей Радой Панфиловой, если она не добьется своего. Девушка посильнее закуталась в плед и улыбнулась.
Глава 11
Когда нога немного восстановилась, Рада поехала фотовыставку, чтобы посмотреть работы Эндрю. Он пропадал там целыми днями, дома они пересекались разве что рано утром или уже за полночь. Денис из-за суеты в театре идти отказался, поэтому Рада в качестве компании захватила Тину.
Биеннале проходило в центре современного искусства, в необычном квадратном красно-сером здании с конструкциями из стекла и металла. На него так и просились плакаты Маяковского. Оказалось, что желающих окунуться в новые веяния в России пруд пруди. Фойе с прозрачным потолком забилось людьми, как элегантная консервная банка.
Тина с Радой бродили по залам, изучая снимки со всего мира. Один француз сделал серию панорамных фотографий комнат сверху. Посередине сидел хозяин каждой из них и словно отражался в интерьере. Другой парень из Питера исколесил всю Россию и сделал удивительные работы со старыми деревьями. Ракурсы, краски… Рада все больше втягивалась. Абстракции с непонятными текстурами, тенями и железками ее не привлекали. Она восхищалась теми, кто сумел передать глубину и совершенство этого мира.
– Рада, привет! – окликнул ее Эндрю. – Ты все-таки пришла.
– Разве я могла пропустить? – и Рада представила их с Тиной друг другу. – Веди же скорее, где твои шедевры?
– Вот, прямо за мной. Моя серия называется «Лица».
Эндрю сделал потрясающие черно-белые портреты разных людей. Чумазый ребенок, который только что плакал, старик в тюрбане, усталая растрепанная женщина с полотенцем на плече, веселая африканская девушка и солдат. Последний снимок особенно брал за душу. Вокруг парня на куски разрывалась земля, и он выглядел растерянным, в глазах отражался страх.
– Боже, Эндрю! Это восхитительно! У меня нет слов! Но где же ты снял солдата?!
– В Ираке. Ездил с военными журналистами. Там было много кадров, но для Москвы я оставил только его. Из других мне предложили сделать персональную выставку в Лондоне.
– Я и понятия не имела, что ты видел войну! Мама ничего не рассказывала.
– Они с отцом не знают. Для них я развлекался в Париже с друзьями из Сорбонны.
– А если бы ты погиб?!
– Что поделать, искусство требует жертв. Кроме того, у папы есть еще Джулия и девочки.
– Не говори так! Ох, Эндрю! Я и понятия не имела! Ты – настоящий гений!
– Это фантастика, – согласилась Тина. – Я не настолько сильна в английском, чтобы придумать много комплиментов, но я в шоке. Ты должен выиграть.
– Я тебя об одном прошу. Скажи, когда выйдет твоя книга. Я должна ее иметь. Я хочу ее. С автографом.
Вскоре Эндрю пришлось отойти, а Рада и Тина еще долго смотрели на его фотографии. На солдата. На мальчика, который вдруг попал в самое пекло.
Они обошли всю выставку, но больше не было работ, которые бы настолько цепляли.
– Может, я предвзято отношусь? – спросила Рада. – Он ведь как-никак мой родственник.
– Не, чувак и правда гений. И я – китайская балерина, если он через пару лет не станет мировой знаменитостью. И везет же тебе, Панфилова, с родней!
– Боже, ты, видимо, забыла остальных!
– Пойдем лучше посидим где-нибудь. На улице ветер и холод собачий, а тут ломовые цены. От чужого таланта у меня разгулялся аппетит.
Они отыскали у метро небольшую сетевую кофейню, взяли по большой кружке глинтвейна и яблочный штрудель с корицей.
– Как продвигается ваш ремонт? – Рада пригубила горячее вино.
– Хреново. Если честно, руки опускаются. Сейчас в архитектурке задают чертить тоннами, дома все в побелке… Мне кажется, скоро я отвыкну есть пищу без извести. Но это ерунда. Тут на днях была у меня задержка.
– Что?! – Рада от неожиданности обожгла язык.
– Не парься, ложная тревога. Но перенервничала я тотально.
– А чего тебе волноваться? Ты же не в подоле принесла. У тебя Санька есть.
– Смеешься, что ли? Какой мне сейчас ребенок? Хотя бы институт закончить. С деньгами туговато. Короче, меня этот случай здорово отрезвил. Саша радовался, надеялся, а я здорово струхнула. До сих пор отойти не могу. Может, я зря все это затеяла?
– Ты о чем?
– На прошлой неделе приезжала его мать. Ничего плохого сказать не могу. Просто мои оба в своей работе, а эта на пенсии, ей, видимо, делать особо нечего. Она ждала для Санечки хорошую жену. Щи-борщи, котлетки, глаженые рубашки с носками. Я похожа на такую? Блин, Рад, я даже не могу яичницу пожарить, чтобы она не сгорела. У нас вообще Саша больше по кухне.
– Что, сильно тебя свекровь допекла?
– Да погоди, она мне не свекровь пока.
– Без пяти минут.
– Она не ругала, не докапывалась, не вредничала. Просто молча посуду перемывала, пыль вытирала, кучу еду оставила. Меня это угнетает… Не могу я так! Какая из меня жена? Я не готова, не хочу этого. Такая тоска! Как эти женщины живут? Изо дня в день одно и то же: стирка, глажка, уборка… А что я дам ребенку? Я ведь младенцев даже на руках не держала, что бы я с ним делала? Тоже на свекровь вешать?
– Что-то ты раскисла, Тиныч. Давай разбираться.
– Ну?
– Саша выбрал тебя не потому, что ты умеешь носки стирать. Он восхищается тобой. Ты – личность, ты умная, продвинутая, у тебя голова по уши забита кучей всяких идей и ништяков. Ты – яркая, красивая. Да ему до самой старости будет о чем с тобой поговорить! Пусть он немного попроще, ну и что? Мы в двадцать первом веке живем, люди делят быт на равных. Может, ты вообще станешь главным добытчиком? А я не удивлюсь, если ты через несколько лет после института начнешь рассекать на хаммере и перестанешь меня узнавать.
– Да прям!
– А что? Ты мне главное скажи: ты любишь его?
– Знаешь, такое чувство… Вот мы сидим с ним рядом, и я могу представить, как мы старимся вместе. В нем все родное. Знаю каждую его привычку, каждую интонацию, запахи… Он как будто продолжение меня. Я чувствую, что он хочет, а он всегда чувствует меня. Он из тех, кто купит шоколадку, когда очень хочется. Наверное, это и есть любовь.
Рада вздохнула от избытка эмоций и отковырнула вилкой кусок штруделя.
– Эх… Вот бы мне кто-нибудь принес что-то вкусное, но не сильно толстящее.
– А что там у тебя на личном фронте? Несчастный препод пал или держится пока?
– Ну, между нами есть искра, но я терзаюсь в сомнениях, чем все это кончится. Есть дурное предчувствие. Хотя рядом с ним я теряю остатки здравого смысла.
– У тебя и так со здравым смыслом не очень. Я б не рисковала. Может, попробуешь сайт знакомств? Одна девчонка на курсе у нас там парня себе нашла.
– Не, я опасаюсь. Вдруг там сидят какие-нибудь извращенцы? А потом у меня есть еще один повод для волнений.
– Что такое?
– Тоха. Иногда мне кажется, что он ревнует меня. И к преподу, и к Эндрю.
– Так он же гей.
– Ну, Антон, видимо, так не считает. А иногда он с этой своей Лидочкой… И ему на меня наплевать. Помнишь, я рассказывала тебе, как подвернула ногу?
– Душераздирающе.
– После этого Тоха внес меня домой на руках. Помогал мне переодеться и лечил больную ногу.
– Ничего себе! Ты не изнасиловала его прямо там?
– Очень смешно!
– Ладно, извини. Так что там между вами было?
– Толком ничего. Но я думала, что до конца справилась с той дурацкой влюбленностью. А оказалось, что крыша едет от одного его прикосновения. Балда я?
– Ты слишком долго была одна. Тебе хочется любви, тут все понятно. И не надо быть психологом, чтобы проследить истоки.
– Давай, разложи меня по Фрейду!
– Нет, а что? Вот смотри: ты рано потеряла папу. Никто из мужей Тамары Игоревны не смог его заменить. Денис – та еще стрекоза, у него своих дел полно. Получается, ты ищешь в мужчинах заботу, поддержку. Поэтому все время влюбляешься в старших. То в Тоху, который тебя сызмальства нянчил, то в препода. Ну, там наставник, учитель, все дела.
– И что мне теперь делать с этим откровением? Закрыть тему и искать среди сверстников?
– Зачем? В этом же ничего плохого нет. Просто это твой тип. Тебе это даже на пользу: ты у нас девушка взбалмошная, катастрофы – твой профиль, поэтому сознательный и разумный мужчина пойдет тебе только на пользу.
– И кого мне по твоей логике выбрать?
– Слушай, у меня предрассудков нет. Насчет студентов и преподавателей. Ты – совершеннолетняя, тебе решать. Но ты о нем ничего не знаешь. Все-таки определенный барьер в обществе есть, и по меньшей мере странно, что он готов так быстро через него переступить. Антон – классный, он мне всегда нравился. От него никаких неприятных сюрпризов не будет. Но ты же сама говоришь, что у него есть девушка. И он ведь тебе отказал тогда?
– Думаешь, мне кажется, что он ревнует?
– Не знаю. Ты бы поговорила с ним, что ли. Сколько можно играть в загадки! Он же живой человек, ты за эти годы изменилась, его отношение тоже могло стать другим. Только я тебя умоляю, выясни все по-человечески, прежде чем рубить с плеча.
– Я постараюсь. Если решусь.
На том они и разошлись. Рада приехала домой вечером, была суббота, Денис пропадал на спектакле, квартира пустовала. Она послонялась из комнаты в кухню, проигрывая в голове гипотетический разговор с Тохой, но от этого только расстроилась. Чтобы отвлечься, она решила посмотреть что-нибудь веселое и выудила из коллекции дисков «Дживса и Вустера». И когда она в предвкушении искала себе, чего бы пожевать, хлопнула входная дверь. Рада выглянула в коридор, – это был Эндрю. Он выглядел вымотанным и измученным.
– Тяжелый день?
– Слишком много людей. Кажется, я социопат.
– Ага, именно поэтому ты делаешь крутые портреты.
– Когда между мной и человеком камера, мне спокойнее. У тебя есть что-нибудь выпить?
– Пошли.
Рада отвела его в комнату Дениса, где тот хранил свой драгоценный бар.
– Выбирай, – она распахнула дверцу. – Для гения ничего не жалко.
– А лайм есть?
– Нет, но есть лимон.
– Тогда я буду текилу. Составишь компанию?
– Я собиралась посмотреть «Дживса и Вустера».
– Я их обожаю! Можно мне с тобой?
– Конечно! Иди, переоденься и приходи ко мне, а я приготовлю закуску.
– Предлагаю игру на выпивание, – предложил Эндрю, когда Рада появилась в дверях с подносом.
– Какую?
– Ты пьешь, когда Дживс говорит: «Да, сэр», а я пью, когда он говорит: «Нет, сэр».
– Тогда я не досмотрю даже первую серию.
– Боишься?
– Нет, сэр!
Эндрю засмеялся и опрокинул стопку текилы.
– Так и быть, дам тебе фору. Но теперь только во время фильма.
К концу первой серии молодежь заметно повеселела, а после третьей они оба как следует надрались. Они неистово ржали над шутками старины Дживса и над комичным Вустером. В обществе гея Рада совершенно расслабилась, от выпивки ей стало жарко, и она сама не поняла, как осталась в футболке и трусах. Видимо, ей показалось это забавным, потому что она и Эндрю заставила стянуть джинсы. Он включился в дурачество и, забыв про забавную английскую парочку, вытащил камеру и предложил поснимать сводную сестру. Она кокетничала и хихикала, отнекиваясь, но алкоголь взял свое, и она выдала такую гамму поз и выражений лица, на которую способна не каждая профессиональная модель. Правда, без свойственной моделям грациозности. Между кадрами Эндрю всхрюкивал от смеха, пытался снимать снизу, сверху, из-за дивана и через дверную щель.
Вакханалия длилась около часа, потом Рада притомилась скакать по дивану и захотела поменяться ролями. Однако ей едва ли удалось сделать больше двух снимков, потому что Эндрю поспешно отобрал камеру, когда она ее чуть не уронила. Зато он достал ноутбук и показал серию иракских работ, и параллельно рассказывал ей о том, что ему пришлось увидеть. Она страшно растрогалась, немного всплакнула у него на плече, пока им не пришло в голову вернуться к текиле, сл изывая соль друг у друга с шеи.
Текила, впрочем быстро закончилась, и им вновь пришлось заглянуть в закрома Дениса. Опытным путем они выяснили, что ром тоже можно пить с солью, лимоном и некоторой долей пикантности. Коньяк и виски под вкус кожи не подходили абсолютно.
Дальнейшая серия экспериментов, размытая в спиртном тумане, канула в Лету навечно. Так или иначе, разбудили Раду оглушительные вопли:
– Какого хрена?!
Слепящий дневной свет, в тот момент напоминающий ультрамощные лучи космических кораблей, стремительно ворвался в сознание Рады. И тут же следом обрушился поток звуков. Жертва игры на выпивание мучительно зажмурилась и хотела отмахнуться от крикуна, но больно ударилась обо что-то твердое.
– Хей! Больно! – обиженно воскликнула что-то по-английски.
Рада замерла. Она открыла глаза, поморгала и увидела перед собой лицо Дениса.
– Чего такое?
– О, а ты, видимо, даже не в курсе, что натворила, – он злорадно улыбнулся. – Ну-ну, давай, просыпайся!
Она резко села и огляделась. Рядом на кое-как разобранной постели валялся Эндрю и потирал ушибленное плечо. Голое плечо. Нижняя половина тела скрывалась под одеялом. Не заботясь о приличиях, Рада сделала первое, что ей пришло в голову: она откинула одеяло, увидела на Эндрю трусы и облегченно выдохнула.
– Ты в своем уме? – прикрикнул на нее Денис, а Эндрю спешно прикрылся. – Лучше бы последовала его примеру!
Она опустила глаза и увидела, что сидит в одном белье. В том самом бордовом комплекте, который она купила с Тиной и который совершенно точно не надевала вчера. По крайней мере, насколько она помнила.
– Какого хрена ты лазила в мой бар? – продолжал ее отчитывать брат.
– Эндрю попросил. Ты ведь не зажал бы для гостя, – она потерла пальцами пульсирующие от боли виски. – Ты не принесешь водички?
– Нет уж, прочувствуй все прелести похмелья, систер! И кто бы знал, что наш английский родственник будет пить, как лошадь? О, кажется Тоха идет, – Денис прислушался к щелчку входной двери. – Мы собирались вместе позавтракать.
– Нет, пожалуйста! – простонала Рада. – Пусть не заходит… Выйди, закрой дверь. Дай нам хотя бы одеться.
– Да ладно, что уж! Все свои! Пусть сам посмотрит. Будет знать, кого защищает! Антон, посмотри, что у нас тут!
– Вот блин, – она откинулась на подушку, закрыв лицо руками.
Эндрю лежал рядом, натянув одеяло до подбородка, и ошалело озирался по сторонам.
– Так что у вас? – послышался голос Тохи из коридора, он шагнул в комнату и замерю – Ну и запах!
– Еще бы! Ты глянь сюда, – Денис указал на пустые бутылки, раскиданные по полу вперемешку с одеждой.
– Рада, твою же мать! – воскликнул Антон, окидывая взглядом масштабы бедствия и
Он с упреком посмотрел на Эндрю, потом на саму виновницу торжества. Однако одного его появления хватило, чтобы пробудить в ней воинственный дух. Она снова села, скрестив руки на груди не столько для протеста, сколько для того, чтобы хоть немного прикрыть полупрозрачное кружево.
– Подумаешь, немного перебрала! Как будто я ни разу не таскала вам, красавчикам, по утрам анальгин с рассолом! И как будто мы тебя, Антон, не таскали с Денисом до квартиры, чтобы тебя мама не прибила! А сколько раз я тебя, братишка, выгораживала перед мамой? Но стоило один раз мне хватить лишнего, сразу целая интервенция!
– Хватить лишнего? Да матерые слесари столько не жрут, сколько вы двое вчера опрокинули! – Тоха презрительно скривился. – Куда только влезло…
– При чем здесь вообще это! Допустим, каждый имеет право хоть раз надраться. Хотя меня бесит, что вы сделали это именно моими, коллекционными, зараза, напитками. Но чтобы кувыркаться с родственником?! Нет, я рад, конечно, что между вами ничего, судя по всему, не было, иначе мне пришлось бы как следует ему двинуть, но о чем ты вообще думала?!
– Фу, ну какой он родственник! Сын маминого третьего мужа. Тоже мне. А потом чего ты взъелся? Он же гей?
– Гей? – Эндрю услышал знакомое слово и оживился. – Кто гей?
– Ты, – кивнула Рада. – Разве нет?
– Нет, конечно! Иначе зачем мне пытаться опровергнуть слухи о моей ориентации? Если бы я был геем, я бы так и сказал. Просто у меня сейчас нет времени на отношения, поэтому я один.
– Он что, не гей? – спросил Тоха, не поняв британскую тираду.
– Говорит, что нет, – Денис пожал плечами. – И для кое-кого это, кажется, большой сюрприз.
– А с чего ты это вообще взяла? – недовольно поинтересовался Эндрю.
– Твой вид, одежда… Манеры… Не знаю, в фильмах они все именно такие. Мне, знаешь ли, не часто доводится видеть сексуальные меньшинства, чтобы сразу делать правильный вывод… Подожди, если ты не гей… Что это было вчера? Ты что, флиртовал?
– Да нет. Просто развлекался, ничего такого. Я думал, мы веселимся.
– О, черт!.. Я же слизывала соль с твоей шеи… И ты с моей… Черт!!!
– Аххаха! – Денис расхохотался, запрокинув голову.
– Что? – удивился Тоха.
– Ааа, не могу! Она решила, что он голубой, и облизала с ног до головы!
– Что?!
– Они чуть ли не из пупка лакали друг у друга текилу! Господи, ты видел еще в своей жизни такую дурынду?!
Антон не смеялся. Просто смерил Эндрю испепеляющим взглядом и вышел.
– Ладно, я пойду сварю кофе, а вы тут разбирайтесь. Вот идиоты, я не могу… – Денис последовал за другом.
В комнате воцарилась неловкая тишина.
– Чего они тут орали? – наконец спросил Эндрю.
– Не обращай внимания. Они всегда так со мной. Ненавижу. Ты не отвернешься? Мне надо одеться.
– Чего я там не видел?
– Пожалуйста. Я серьезно.
Он сел к ней спиной и достал джинсы, а Рада тем временем натянула футболку и домашние шорты.
– Слушай, извини за вчерашнее, – он снова подал голос. – Я не рассчитал.
– Мы оба не рассчитали. Мне надо было отвлечься, а ты устал. Ничего такого. Не переживай, я привыкла, что у меня все не как у нормальных людей.
– Зато теперь Антон точно будет тебя ревновать.
– Теперь он будет меня презирать.
– Ты бы видела, как он на меня посмотрел! Убил бы, если б мог.
– Эндрю, мне надоело перед ним оправдываться. Он видит во мне только самое плохое. И из любой ситуации делает худший вывод.
– Из этой ситуации нельзя было сделать хороший вывод. Не бери в голову, каждый может иногда оторваться. А у тебя нет аспирина?
– Ибупрофен, кажется. Сейчас, посмотрю в сумочке.
Эндрю помог ей сложить диван, и они сели рядом. Словно какая-то недосказанность еще оставалась между ними.
– Эндрю?
– Что?
– А почему ты вчера не попытался ничего сделать? Я не все помню, но мне кажется, что в таком состоянии я бы вряд ли отказала. Значит, ты и не хотел?
– Я плохо помню. Ты симпатичная, но я не воспринимаю тебя, как женщину. Когда мой отец женился на твоей матери, ты была еще подростком. Сейчас ты стала другой, но я все равно отношусь к тебе иначе. И еще ты… не совсем в моем вкусе.
Рада проглотила едкие замечания и каверзные вопросы, готовые слететь с языка. Во-первых, она привыкла быть не в чьем-то вкусе, во-вторых, ведь и Эндрю ей не нравился как мужчина. Было обидно, конечно. Но скорее от того, что это до смерти напоминало ей слова Антона. Видимо, для любви годятся только те, кого ты встретила уже после совершеннолетия.
– Слушай, ты меня вчера много фотографировал. Можешь удалить?
– Зачем? Давай вместе посмотрим. Что не понравится, сотрем. А что-то оставишь на память. В конце концов, тебя не каждый день снимает профи. А я хорош.
– Ты больше, чем хорош! Ты – гений! Ладно, давай посмотрим. Я только умоюсь, и сварю нам кофе.
Через некоторое время Эндрю, умытый, причесанный, в свежей одежде, появился на кухне с планшетом. Денис и Тоха как раз заканчивали завтракать.
– Давайте, выматывайтесь. У нас дела, – обратилась к ним Рада.
– Разве вы вчера не все успели? – ехидно спросил Антон.
– Значит, не все. Идите, идите!
– Я вчера сделал несколько фотографий твоей сестры, – сказал Эндрю Денису. – Хотим трезво оценить, что получилось.
– А можно и нам посмотреть?
– Как хочешь.
– Ты с ума сошел? – Рада ткнула брата в бок. – Не будешь ты ничего смотреть!
– Ха, вот теперь точно буду! Тох, оказывается Эндрю нащелкал компромат. Глянешь за компанию?
– Почему бы и нет. Это будет полезный воспитательный момент. Публичная порка. Не думаю, что она после такого еще хоть раз выкинет подобный фокус.
– И правда! Помнишь, перед спартанцами водили пьяных рабов для профилактики алкоголизма. Может, и мы, глядя на нее, больше капли в рот не возьмем. Я – за!
– Ладно, – надулась Рада. – Но первое критическое замечание – убью всех!
Сначала всем было смешно. На снимках она вышла забавно: корчила рожи, принимала нарочито зазывные и замысловатые позы, изображала какую-то фифу. Денис даже начал икать от смеха. От комментариев он, честь ему и хвала, воздержался, но ржал совершенно бессовестно. Поэтому Рада требовала удалять порочащие ее картинки. Хотя и самой ей было весело смотреть на эти дурачества.
Но вдруг Эндрю щелкнул клавишей, и на экране высветилась фотография, заставившая всех стихнуть. Видимо, в какой-то момент она устала кривляться, и он поймал ее в движении, в ту секунду, когда улыбка сошла с лица, а в глазах сквозила печальная задумчивость. Как будто все напускное веселье, в которое она окунулась ради забытья, вдруг спало пеленой, и выглянула печаль, которую она тщетно пыталась задавить. Она застыла в полуобороте, растянутая футболка сползла с плеча, растрепанные пряди упали на лоб, рот приоткрылся, а зеленые глаза блестели. Рада впервые увидела себя такой: свежей, юной и какой-то потерянной.
– Вот это я понимаю мастер! Сделать шедевр из этой дурынды! – наконец изрек Денис и перевел свои восторги на английский.
– Эндрю, я даже не знаю, что сказать! Это чудо! Перешли мне этот файл, пожалуйста.
– И мне, – попросил брат. – Хоть можно будет тебя людям показать.
А Тоха ничего не сказал. Но Рада поймала его взгляд и заметила в нем то ли нежность, то ли что-то еще, о чем она и мечтать боялась. А потом он моргнул, отвернулся, и все исчезло.
