Текст книги "Ловушка чувств (СИ)"

Автор книги: Дарья Беженарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Глава 21

ЛЕНА

Мне не нравится то, что я не могу сосредоточиться на работе. Мысли то и дело ускользают к Артёму – его улыбке, голосу, прикосновениям. Я машинально поглядываю на телефон, проверяю экран каждые пять‑семь минут, хотя понимаю: это глупо, это не я, это не моё.

Меня пугает, что после вчерашней ночи я превратилась в кого‑то другого – в женщину, которая ждёт звонка, которая ловит каждое уведомление, которая придумывает оправдания, чтобы не отвечать коллегам, потому что надеется: вот сейчас, вот в эту секунду экран вспыхнет его именем.

Он сказал, что сегодня мы встретимся. Но рабочий день уже подходит к концу, а от него – ни сообщения, ни звонка. Может, конечно, он опять будет ждать меня перед домом с продуктами, как вчера. Но что, если нет?.. Эта мысль колет изнутри, царапает, заставляет сжиматься что‑то в груди. И мне это определённо не нравится.

Я пытаюсь вернуться к инвойсу, который заполняю, но буквы сливаются, строки плывут. В голове – только он. Его руки, его шёпот, его взгляд, в котором тонет всё остальное.

И тут дверь моего кабинета открывается. Я поднимаю голову, думая, что это Юля, но вижу Артёма – и сердце делает резкий скачок, будто сорвалось с крючка.

– Ты?.. – вырывается у меня, голос чуть дрожит.

– Приветик, – он улыбается, и в этой улыбке столько лёгкости, что мне становится почти страшно.

– Приветик… – повторяю я, пытаясь взять себя в руки.

– Ты уже отработала? – спрашивает он, прислоняясь к косяку.

– Почти…

– Тогда дорабатывай – и поедем в кино.

– В кино? – я даже не скрываю удивления.

– Да. Я знаю, что ты всё это не любишь. Но я хочу проводить с тобой время не только в твоей квартире. Хочу гулять с тобой, держать тебя за руку, ходить на свидания.

– Артём… – начинаю я, но он прерывает меня лёгким движением ладони.

– Это не обсуждается. Мальчиком по вызову с опцией личного повара я не нанимался.

Внутри всё переворачивается. Он… хочет отношений? Это пугает. Реально пугает.

– Мы об этом не договаривались, – говорю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Ну вот, договариваемся, – он делает шаг ко мне, смотрит прямо, без тени шутки.

– И я не заставляла тебя готовить, ты сам захотел.

– Да, всё, что вчера происходило, я сам захотел, – повторяет он мягко, но твёрдо. – А сегодня я хочу в кино с тобой вдвоём. Целоваться на задних рядах. А потом пойти и поесть фастфуд. Просто. Как нормальные люди.

Я молчу, не зная, что ответить. В голове вихрь: страх, растерянность, странное, колючее тепло, которое пробивается сквозь все барьеры.

Он хочет нормальности. Хочет нас. И это одновременно притягивает и парализует.

Артём дождался, пока я закончу работу. Мою машину мы оставили у офиса и поехали на его.

Когда он завёл двигатель, в салоне разлилась музыка – заиграл Майкл Джексон. Так вот почему он так улыбнулся, когда я включила его вчера на кухне! Значит, он тоже его любит.

– Хорошая музыка, – заметила я.

– Согласен, – кивнул Артём, легко постукивая пальцами по рулю в такт мелодии.

Мы приехали в кинотеатр. В фойе купили попкорн – сладкий, с карамельным ароматом, – и выбрали какой‑то хоррор. Не самый страшный, скорее из тех, что держат в лёгком напряжении, но не заставляют закрывать глаза от ужаса.

В зале было полутемно, мерцал предэкранный логотип кинотеатра. Мы устроились на задних рядах – как он и хотел. Я почувствовала, как его ладонь осторожно коснулась моей, а потом мягко сжала пальцы.

– Готова? – тихо спросил он, глядя на меня с лёгкой усмешкой.

Я кивнула, стараясь унять странное волнение. Попкорн приятно хрустел в руке, а в воздухе пахло кинозалом – смесью масла, пластика и предвкушения.

Занавес опустился, экран вспыхнул, и мир вокруг растворился в первых кадрах фильма. Но я почти не следила за сюжетом. Всё моё внимание было сосредоточено на тепле его руки, на том, как он иногда наклонялся ко мне, чтобы что‑то шепнуть, на его тихом смехе, когда я вздрагивала от очередного скримера.

Артём наклонился и поцеловал меня в шею. Потом прошептал на ухо:

– Иди ко мне…

И потянул к себе на колени. Я оседлала его – словно под гипнозом. Именно так я чувствовала себя рядом с ним: будто всё вокруг перестало существовать, а остались только его прикосновения, его дыхание, его голос.

Он начал меня целовать – жадно, настойчиво, дразня своим языком, исследуя мои губы. Одна рука скользнула по талии, другая – уверенно забралась под юбку и сжала ягодицы. От этого прикосновения по телу пробежала волна жара, смешанного с тревогой.

– Артём, мы же в общественном месте, – прошептала я, пытаясь сохранить хоть каплю здравого смысла.

– Мне плевать, – ответил он, не прерывая поцелуя. Его голос звучал глухо, почти хрипло, и от этого становилось ещё труднее сопротивляться.

Одна рука осталась на моей талии, удерживая крепко, почти собственнически, а вторая скользнула ниже. Пальцы отодвинули край трусиков, и я вздрогнула, почувствовав его прикосновение там, где кожа была особенно чувствительной.

– Артём… – снова попыталась я, но голос дрогнул, растворяясь в новом потоке ощущений.

Я хотела его остановить – или думала, что хочу. Но тело уже предавало меня: отзывалось на каждое движение, тянулось навстречу, забывая обо всём. Разум кричал о границах, о приличиях, о том, что это безумие, но сердце билось в унисон с его руками, с его губами, с этим безумным, всепоглощающим желанием.

Его пальцы двигались медленно, нарочито неторопливо, будто он хотел растянуть этот момент, заставить меня потерять голову окончательно. Я вцепилась в его плечи, пытаясь удержаться на краю, но мир уже кружился перед глазами, а дыхание стало прерывистым, рваным.

– Ты такая… – прошептал он, на мгновение отстранившись, чтобы взглянуть на меня. В его глазах пылало нечто дикое, необузданное, и это только усиливало дрожь во всём теле. – Такая…

Он не договорил – снова прижался губами к моей шее, к ключицам, к краю декольте. И я поняла, что сопротивление окончательно сломлено. Что сейчас нет ничего важнее, чем это безумие, чем он, чем то, как он заставляет меня чувствовать себя – живой, желанной, потерянной в этом вихре страсти.

От того, что мы находились в общественном месте, возбуждение становилось в сто раз сильнее. Я никогда не занималась ничем подобным на людях. Конечно, со стороны было непонятно, что происходит: мы просто сидели близко, обнимались, целовались. Но я‑то знала, что за этим стоит, чувствовала, как волна наслаждения подкатывает всё ближе и ближе, застилая разум туманом.

Каждый его жест, каждое прикосновение отзывались во мне электрическим разрядом, от которого перехватывало дыхание.

Я прижалась к нему ещё теснее, будто пытаясь слиться воедино, забыться в этом запретном, пьянящем моменте. Всё остальное – правила, нормы, осторожность – перестало иметь значение. Остался только он. Только это безумие. Только я.

Оргазм приближался всё ближе и ближе. Артём не останавливался – его пальцы двигались ритмично, уверенно, выжимая из меня тихие стоны, которые я тщетно пыталась заглушить, уткнувшись в его плечо. Каждая мышца в теле напряглась, будто натянутая струна, готовая лопнуть от переизбытка ощущений.

Я вцепилась в его плечи, ногти едва заметно впивались в ткань футболки. В голове не осталось ни одной связной мысли – только вспышки чистого, нефильтрованного удовольствия, накатывающие волнами. Дыхание сбилось окончательно, превратилось в короткие, рваные всхлипы, то и дело прорывающие тонкую грань между стоном и криком.

– Артём… – выдохнула я, не зная, прошу ли я его остановиться или, наоборот, умоляю продолжать.

Он лишь прижал меня крепче, второй рукой обхватив за талию, фиксируя в этом безумном ритме. Его губы снова нашли мою шею, и каждое прикосновение, каждый лёгкий укус отзывались новыми разрядами по позвоночнику.

Мир сузился до размеров этого кресла, до его рук, его дыхания, его запаха. Всё остальное – гул голосов в зале, мерцание экрана, условности и правила – растворилось в ослепительной вспышке, которая наконец накрыла меня целиком.

Тело содрогнулось, пальцы судорожно сжали его рубашку, а из горла вырвался приглушённый вскрик. Волны наслаждения прокатывались одна за другой, заставляя дрожать, выгибаться, цепляться за него, как за единственный якорь в этом урагане чувств.

Постепенно дыхание начало выравниваться, но сердце всё ещё колотилось где‑то в горле. Я прижалась к нему, чувствуя, как пульсирует каждая клеточка тела, как медленно возвращается осознание реальности.

Артём нежно провёл рукой по моей спине, целуя в висок.

Я закрыла глаза, пытаясь унять дрожь и осмыслить то, что произошло. Но в голове по‑прежнему царил блаженный хаос, а где‑то внутри расцветала странная, пугающая мысль: «Я хочу ещё. Я хочу всегда».

Когда фильм закончился – тот самый, который мы так и не посмотрели, – мы вышли в фойе. И тут я увидела двух девушек, приближающихся к нам. Их лица казались знакомыми.

– Привет, дорогой! – блондинка подошла и поцеловала Артёма в щёку.

«Дорогой?» – мысль ударила, как молния. И тут меня осенило: это же та самая блондинка из бассейна, которая беззастенчиво вешалась на него! А рядом – её подруга, та, что клеилась к другу Артёма.

Блондинка скользнула по мне взглядом и растянула губы в улыбке:

– Тётя привела тебя в кино? Мило!

Девушки рассмеялись.

«Твою мать! Тётя…» – внутри всё сжалось. Для всех я – его «тётя», о чём я на время просто забыла. А если они видели, что мы творили в кинотеатре?.. Боже, какой стыд и позор!

Девушки снова захихикали:

– Купила тебе мороженое?

Их смех звенел у меня в ушах, будто острые осколки.

Артём молчал. И улыбался.

«Какого чёрта он молчит?!» – злость и обида ударили по голове горячей волной. Не дожидаясь его реакции, я резко развернулась и рванула к выходу.

В груди всё жгло, я пыталась дышать глубже, но в лёгких не хватало воздуха. Перед глазами проносились картины: его подружки, скорее всего студентки, как и он… А я – «тётя», старше его на шесть лет.

«Блин, что я наделала? Зачем поддалась на всё это? Зачем поверила, что между нами и правда что‑то может быть?» – мысли метались, как загнанные звери.

Я достала телефон, чтобы вызвать такси.

– Лен, стой, ты куда? – Артём догнал меня у самых дверей.

– Тётя Лена уезжает домой, – бросила я, не оборачиваясь. – А племянник может остаться со своими подружками‑студентками.

– Лен, что за чушь ты несёшь?

– Это не чушь! Это истина! Между нами… ничего не может быть!

– Я бы так не сказал. Между нами уже произошло немало.

– И это была самая большая ошибка в жизни!

– Самая большая ошибка в жизни?! Ты сейчас серьёзно?

– Серьёзно. Всё! Давай на этом всё закончим.

– Всё закончим? – в его голосе прозвучала странная пустота.

Я увидела, как подъехало моё такси.

– И держись от меня подальше. Не надо искать со мной встреч, не жди меня под домом и не приходи больше на работу.

– Да, как скажешь, – ответил он тихо, почти без эмоций.

Я села в машину, назвала адрес и отвернулась к окну. Только когда такси тронулось, позволила себе поднять глаза. Артём стоял на том же месте, смотрел вслед, и в его взгляде было что‑то такое… что на секунду заставило сердце сжаться. Но я тут же отвернулась.

«Так будет лучше», – повторяла я себе, пока слёзы жгли глаза. – «Так будет лучше».

Глава 22

АРТЁМ

Лена своим поступком вытянула из меня всю душу. Я понимаю, почему она так взбесилась из‑за Влады и Марины, которые подошли ко мне в кинотеатре. И из‑за их слов, что меня в кино привела тётя.

А я стоял и молчал. Хотел сказать, что она мне не тётя – она моя девушка. Но реакция Лены на эти слова могла быть ничем не лучше. Она избегает отношений. Я её еле в кино‑то затащил.

Но и встречи сугубо у неё на квартире меня не устраивают. Я хотел, чтобы мы были обычной парой. До этого я сам всегда избегал отношений – а с ней захотел. А она со мной – нет.

Я ничего для неё не значил.

Её слова резанули по сердцу:

«Это была самая большая ошибка в жизни. Держись от меня подальше».

Просто класс!

Если она этого хочет, то я уже устал перед ней унижаться. С нашего свидания в кинотеатре прошёл месяц. Я, как она и просила, больше к ней не приезжал, не звонил и не писал. Она тоже к нам не приезжала.

Но я всё равно до сих пор не могу её забыть. Её губы, её тело, глаза, волосы… Всё это въелось в меня – и я не знаю, как это вырвать из себя.

Сегодня у меня день рождения. Отец с Аней на выходные уехали в Стамбул. Она, наверное, даже не знает про мой день рождения. Уверен – она и не вспоминает обо мне.

«Я – самая большая ошибка в её жизни».

А она – самое прекрасное, что было в моей. В этом вся разница.

Я долго думал, стоит ли устраивать сегодня вечеринку. Раньше дни рождения были шумными – с друзьями, футбольной командой, с однокурсниками, с теми, кто всегда рядом. А сейчас… сейчас всё казалось каким‑то пустым, ненастоящим. Но я решил: пусть будет шумно. Пусть будет много людей. Пусть никто не заметит, что внутри меня – тишина.

Гости уже потихоньку съезжались. На улице возле бассейна толпился народ, раздавались смех и приветственные возгласы. Кто‑то принёс колонку, и музыка гремела, заполняя пространство ритмичными басами. Воздух пах жареным мясом, коктейлями и летним вечером.

Я стоял у входа, встречал гостей, улыбался, принимал поздравления. Руки пожимал, шутки отпускал, делал вид, что всё нормально. Что я рад. Что это мой обычный день рождения.

Но каждый раз, когда дверь открывалась, я невольно задерживал взгляд на пороге. Надеялся. Глупо, бессмысленно – но надеялся.

«Она не придёт», – повторял я себе. – «Она даже не знает».

Кто‑то сунул мне в руку бокал с шампанским. Я поднял его, кивнул в ответ на чьи‑то слова, сделал глоток. Вкус не ощущался. Всё было как в тумане – яркие огни, громкие голоса, музыка, смех. Но где‑то за этим фасадом – только я и тишина.

– О, Артём, с днём рождения! – ко мне подошёл Макс, один из ребят из команды. – Ну что, отмечаем по полной?

– Конечно, – улыбнулся я. – Куда без этого.

Он хлопнул меня по плечу, что‑то сказал про завтрашнюю тренировку, про то, что надо бы собраться всей командой. Я кивал, отвечал, но мысли были где‑то далеко.

В какой‑то момент я отошёл в сторону, прислонился к стене. Взгляд скользнул по толпе: кто‑то танцевал, кто‑то оживлённо беседовал, кто‑то уже нырял в бассейн. Всё как всегда. Только не хватало одного человека.

«А вдруг она передумала? Вдруг сейчас войдёт?»

Я резко отвернулся от входа. Нельзя. Нельзя надеяться. Она ясно дала понять: всё кончено.

Музыка сменилась на медленную мелодию. Кто‑то начал танцевать парами. Я смотрел на них и вспоминал, как мы с Леной последний раз целовались в темноте кинотеатра. Как её тело прижималось ко мне, как её дыхание смешивалось с моим.

«Это была самая большая ошибка в жизни. Держись от меня подальше».

Слова снова резанули, как лезвие.

Я глубоко вдохнул, выдохнул. Поднял бокал, будто обращаясь к невидимому собеседнику:

– С днём рождения, Артём. Пусть хоть что‑то в этом году будет лучше.

И выпил до дна.

Потом ещё бокал, и ещё, и ещё.

Алкоголь тёплым потоком разливался по венам, приглушая острые края мыслей. Сначала стало легче – будто туман окутал воспоминания, размыл очертания её лица, приглушил звук её голоса. Я даже рассмеялся в ответ на чью‑то шутку, почувствовал мимолетное облегчение: может, так и получится забыть?

Но чем больше я пил, тем сильнее проступала реальность сквозь алкогольную дымку. Смех вокруг казался фальшивым, музыка – назойливой, голоса – слишком громкими.

– Артём!

Я обернулся и подумал, что это мираж. Стоял, раскрыв рот, не в силах поверить. Неужели это и правда она? Или я уже так сильно напился, что она мне мерещится?

– С днём рождения!

Нет, это она. Точно она. Её голос. Её цитрусовый аромат, который я ни с чем не спутаю.

– Что ты тут делаешь? – выдохнул я, всё ещё не решаясь сделать шаг навстречу.

– Олег попросил заехать, проверить, как ты тут себя ведёшь, – улыбнулась она, но в глазах читалось что‑то ещё. Что‑то, что я не мог разобрать.

– Значит, снова моя нянька? – попытался пошутить я, но голос дрогнул.

Она слегка приподняла бровь, будто оценивая моё состояние. Я вдруг осознал, насколько нелепо выгляжу: слегка покачиваюсь, глаза, наверное, блестят от выпитого, а в руках – очередной бокал, который я даже не помню, когда взял.

– Ну, – она сделала паузу, оглядывая шумную вечеринку, – кажется, нянька тебе действительно не помешает.

Я поставил бокал на столик, сделал шаг к ней. Расстояние между нами сократилось до пары шагов – достаточно близко, чтобы разглядеть каждую черту её лица, каждую тень в глазах.

– Ты правда здесь… – прошептал я, и голос дрогнул, будто каждое слово рвало горло изнутри. – Потому что отец попросил? Да? Я ведь ошибка?

Она вздрогнула, но тут же натянула маску холодности.

– Артём, не начинай. Я приехала сюда как твоя тётя. Проконтролировать ситуацию.

– А‑а‑а, – протянул я, и горький смех вырвался сам собой. – Вот оно в чём дело. Как моя тётя? Моя тётя, которая… которая скакала на моих пальцах месяц назад в кинотеатре.

Её лицо дрогнуло. Она попыталась скрыть это, но я успел заметить: за маской равнодушия – боль. Настоящая, живая.

– Зря я сюда приехала, – выдохнула она, отводя взгляд. – Ты не в себе. Тем более, кажется, дождь начинается.

– Не в себе? Да! Я не в себе! – выкрикнул я, чувствуя, как внутри всё горит. – И знаешь, кто в этом виноват? Угадай? Правильно – моя тётя, которая пудрит мне мозги!

Она резко развернулась, шагнула прочь. Каждый её шаг будто вырывал кусок из моей груди.

– Так, мне пора. Дождь и правда усиливается.

«Опять сбегает», – пронеслось в голове. И это было хуже всего. Хуже её слов, хуже дождя, хуже этой проклятой вечеринки за спиной.

– Стой! – рванул я за ней, голос сорвался на крик.

Она шла, не оборачиваясь, будто я – пустое место. Будто между нами ничего и не было.

– Стой, мы не договорили!

– Договорили, – бросила она через плечо, и эти два слова ударили сильнее любого удара.

Дождь усиливался – капли хлестали по лицу, смешивались с испариной, с чем‑то горячим, что жгло глаза. Я не понимал, плачу ли я или это просто дождь.

– Стой!

Она уже открыла дверь машины. Я рванулся вперёд, захлопнул её и с силой, смешанной с отчаянием, прижал Лену к кузову.

– Отпусти! – она попыталась оттолкнуть меня, голос дрожал, но в нём звучала сталь.

Я схватил её руки, зафиксировал, не давая вырваться. Её дыхание сбилось, глаза метали молнии – но за этим гневом я видел то, что она пыталась скрыть: страх. Страх перед тем, что между нами. Перед тем, что мы не можем контролировать.

– Ты не можешь просто так уйти, – прошептал я, глядя ей в глаза. – Не после того, как появилась, как дала мне надежду, а теперь снова собираешься исчезнуть.

– Нет у тебя никакой надежды, Артём! – выкрикнула она, пытаясь высвободиться.

Не думая, почти инстинктивно, я обхватил её затылок, притянул к себе и со страстью впился в её губы.

Это был не нежный поцелуй – это был крик, вырвавшийся без слов. Вся боль, вся тоска, всё отчаяние, копившееся месяц, выплеснулось в этом прикосновении. Я чувствовал, как её губы сначала сопротивляются, напрягаются, а потом – медленно, почти неохотно – поддаются.

Она попыталась оттолкнуть меня, но хватка ослабевала. Её руки, ещё секунду назад упирающиеся в мою грудь, вдруг безвольно опустились. А потом – едва ощутимо – пальцы скользнули вверх, вцепились в мои плечи, будто она искала опору, чтобы не упасть.

Дождь хлестал по нам, промочил одежду насквозь, но я не чувствовал холода. Только её тепло, только её дыхание, смешивающееся с моим. Только биение её сердца, которое я ощущал даже сквозь ткань мокрой куртки.

Когда я наконец отстранился, мы оба тяжело дышали. Её глаза были широко раскрыты, зрачки расширены, а на щеках – не то следы дождя, не то слёзы.

– Артём… – её голос дрогнул, сливаясь с шумом дождя.

Я прижался к ней ещё сильнее, чувствуя, как колотится её сердце – то ли от борьбы, то ли от того, что она пыталась скрыть.

– Скажи, – прошептал я, едва касаясь её губ. – Скажи, что у тебя нет ко мне никаких чувств. Скажи это. Ты не вспоминала этот месяц обо мне? Не думала? Не хотела меня видеть?

Она закрыла глаза, и по щеке скользнула капля – то ли дождь, то ли слеза. Молчание резануло острее ножа.

– Артём… – повторила она, и в этом звуке было столько боли, что у меня внутри всё сжалось.

– Не молчи, – выдохнул я. – Скажи, что не скучала. Скажи прямо сейчас, глядя мне в глаза. Если сможешь.

Её пальцы всё ещё цеплялись за мои плечи – то ли чтобы оттолкнуть, то ли чтобы удержаться. Я ждал. Каждая секунда тянулась бесконечно, будто время остановилось, оставив нас двоих в этом мокром, дрожащем мире.

Наконец она открыла глаза. В них – буря. Страх, гнев, тоска… и что‑то ещё. То, что она так отчаянно пыталась спрятать.

– Я… – голос сорвался. Она сглотнула, попыталась начать снова. – Я не могу… не могу сказать этого.

Слова повисли между нами, как раскалённая проволока. Я почувствовал, как внутри что‑то рушится – но не от боли, а от облегчения.

– Почему? – спросил я, и голос дрогнул, будто натянутая струна.

Она замерла, взгляд метнулся в сторону, словно искал путь к отступлению.

– Я… мне пора. Отпусти меня, – прошептала она, но в голосе не было твёрдости – только усталость и что‑то ещё, неуловимое.

– Нет, не отпущу, – я сжал пальцы чуть сильнее, не позволяя отстраниться.

– Артём, пожалуйста. Хватит, – её голос сорвался на полуслове, и это резануло по сердцу.

Я сделал глубокий вдох, собираясь с силами, и произнёс громко, отчётливо, вбивая каждое слово в тишину между нами:

– Ты… скучала… по… мне?

Молчание. Тягучее, обжигающее. Дождь барабанил по крыше машины, капли стекали по её лицу, смешиваясь с чем‑то горячим, что она пыталась сдержать.

– Да! – вдруг выкрикнула она, резко, будто вырывая признание из себя. – Скучала! Доволен?!

Её глаза сверкали – то ли от гнева, то ли от слёз, то ли от того, что она так долго держала взаперти.

– Доволен, – прошептал я, и на губах сама собой расцвела улыбка – первая за этот бесконечный месяц.

Я снова прижался к её губам – на этот раз не яростно, а жадно, впитывая её признание, её слабость, её правду. Она вздрогнула, но не отстранилась. Её рука нежно, почти невесомо, скользнула по моим коротким волосам – и от этого простого прикосновения внутри всё перевернулось. Я обхватил её за бёдра, приподнял и мягко прижал к кузову машины.

– Не уходи, – выдохнул я в её губы. – Больше не уходи.

Она не ответила словами. Вместо этого её руки обвились вокруг моей шеи, а поцелуй стал глубже, отчаяннее, будто она наконец сдалась – себе, мне, тому, что между нами.

Дождь всё хлестал, размывая границы мира вокруг. Но здесь, в этом мокром, дрожащем пространстве, было только одно – мы. Наши дыхания, наши сердца, наши руки, цепляющиеся друг за друга, как за последнюю надежду.

– Я больше не отпущу тебя, – прошептал я, отрываясь на секунду, чтобы заглянуть в её глаза.

– Артём, тебя гости ждут. Мне правда надо домой. Я заехала ненадолго, – её голос звучал тише, но в нём появилась новая твёрдость.

– Нет!

– Да, Артём! Давай завтра встретимся, если хочешь, и поговорим.

– Хочу! С тебя – подарок на день рождения. А то сегодня ты с пустыми руками пришла.

– Ты такой мелочный?

– Меня не интересует материальный подарок. Я хочу кое‑что другое, – я снова притянул её к себе и поцеловал.

– Всё! Мне пора, – она мягко отстранилась, но в её взгляде читалась нерешительность.

– До завтра, – я не мог оторваться от этих губ, ещё раз поцеловал её, задержавшись на мгновение дольше, чем следовало.

– Тём? – вырвал меня из полузабытья голос из темноты. Чёрт, это Леха с Женей.

– Всё, давай. Я поехала, – прошептала она.

– Давай, – я ещё раз чмокнул её в губы и направился к ребятам.

Она завела машину и уехала. Свет фар на мгновение ослепил меня, а потом растворился в серой пелене дождя.

– Лена приезжала? Это её же машина? – усмехнулся Леха.

– Да, отец попросил её проверить, как я здесь. Не спалил ли дом, – я старался говорить равнодушно, но сердце колотилось как бешеное.

– Ага. Именно поэтому ты засунул свой язык ей только что в рот и прижимал её к машине, – хохотнул Леха.

– Отвали, придурок, – бросил я, но без злости.

Я возвращался на вечеринку, а сердце продолжало стучать в бешеном ритме. Мысли крутились вокруг одного: завтра! Быстрее бы завтра!