Текст книги "Ловушка чувств (СИ)"
Автор книги: Дарья Беженарь
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
– Тебе правда понравился Брэдбери? – вдруг спросила она, меняя тему.
– Это название рома? – поддразнил я, глядя в её глаза.
– Нет, это писатель, который написал «451 градус по Фаренгейту» и не только. Ещё он написал «Вино из одуванчиков»… – начала она с энтузиазмом.
– «…и „Марсианские хроники“», – перебил её я. – Я в курсе, кто такой Рэй Брэдбери. Я не такой придурок, как ты думаешь. Но поиздеваться над тобой, включая недалёкого, очень прикольно.
– Прикольно? – улыбнулась она, и в этой улыбке было столько тепла, что сердце дрогнуло.
– Да. Ты когда злишься, так мило морщишь носик, – не удержался я от комплимента.
– А ещё я чёткая, – добавила Лена с напускной важностью.
– Именно, – поднял я палец вверх, и мы оба рассмеялись.
Я улыбнулся, и она тоже улыбнулась – искренне, с блеском в глазах. В этот момент мир казался правильным, почти идеальным.
Глава 12
АРТЁМ
– Пока овощи варятся, можем пойти кино включить.
– Давай. Какое?
– Очевидно же. «451 градус по Фаренгейту».
– Точно, давай. Я его, кстати, не видела.
– Да ладно. Ему уже лет пять, если не больше. Я как раз кино смотрел, а книгу не читал.
– А я книгу раз десять уже читала, – с лёгкой гордостью в голосе ответила Лена.
Мы перешли в гостиную. Я включил телевизор, нашёл фильм и уселся на диван. Лена помедлила секунду, потом опустилась рядом – не вплотную, но и не на другом конце дивана. Это уже прогресс.
Пока шли вступительные титры, я покосился на неё. Она смотрела на экран, слегка наклонив голову, и в мягком свете телевизора её профиль казался особенно чётким: линия скулы, кончик носа, прядь волос, упавшая на плечо. В этот момент она была настолько сосредоточена, что даже не замечала моего взгляда.
Я невольно залюбовался тем, как меняется её лицо в отблесках экрана – то озаряется тёплым светом, то погружается в полутень. В ней было что‑то неуловимо притягательное: не классическая красота, а какая‑то внутренняя живость, энергия, которая прорывалась сквозь любую маску.
– Знаешь, что меня всегда поражало в этом романе? – тихо спросила она, не отрывая взгляда от экрана. – То, как Брэдбери показал, что книги – это не просто бумага и чернила. Это память. Это голоса людей, которых уже нет. Это мысли, которые переживут века.
Я кивнул:
– И то, как легко всё это можно уничтожить. Один щелчок, один приказ – и целые библиотеки превращаются в пепел.
Лена повернулась ко мне, и в её взгляде мелькнуло что‑то тёплое:
– Ты действительно понял суть. Многие видят только про цензуру и запреты, а ты…
– А я вижу про людей, – перебил я. – Про тех, кто готов рискнуть всем, чтобы сохранить хоть строчку, хоть слово. Про тех, кто помнит.
Она улыбнулась – по‑настоящему, без иронии, без маски. И в этот момент я вдруг понял: вот она, настоящая Лена. Та, с которой можно говорить обо всём. Та, ради которой хочется быть лучше.
Фильм начался. На экране появился главный герой, и мы замолчали, погружаясь в историю. Но даже во время просмотра я чувствовал её рядом – её тепло, её дыхание, её внимание. И это было… правильно.
В какой‑то момент, когда на экране пылали страницы книг, Лена тихо произнесла:
– Знаешь, я иногда думаю: а что бы выбрала я? Сжечь или запомнить?
Я повернулся к ней:
– И что?
Она задумалась, потом посмотрела мне прямо в глаза:
– Запомнить. Навсегда. Даже если придётся бежать, прятаться, но сохранить в себе. Потому что это – я. Мои мысли, мои чувства, мои книги.
Её слова повисли в воздухе, наполняя комнату особым смыслом. Я не ответил – просто кивнул. Потому что в этот момент мы поняли друг друга без слов.
Я молчал, глядя ей в глаза, и в груди разрасталось странное, почти пугающее чувство – будто мы вдруг оказались в каком‑то своём, отдельном мире, где есть только она, я и эти пронзительно честные слова.
– Знаешь, – тихо произнёс я, подбирая каждое слово, – мне кажется, ты из тех людей, кто действительно способен сохранить что‑то важное. Не только в памяти, но и в сердце.
Лена слегка наклонила голову, и в её взгляде мелькнуло удивление, смешанное с теплом.
– Ты так думаешь?
– Уверен. Ты умеешь видеть глубже, чем большинство. И ценить то, что другие могут не заметить.
Она улыбнулась – не иронично, не с вызовом, а по‑настоящему. И в этой улыбке было столько света, что на мгновение мне стало трудно дышать.
– Спасибо, – сказала она просто. – Это… приятно слышать.
Мы снова перевели взгляд на экран, но я чувствовал, что фильм уже перестал быть главным. Важнее было это новое, хрупкое ощущение близости – будто мы оба сняли невидимые маски и позволили себе быть настоящими.
На экране герой продолжал свой монолог о памяти и утрате, а я краем глаза наблюдал за Леной. Она снова погрузилась в историю, но теперь я знал: за этой сосредоточенностью скрывается целая вселенная – яркая, глубокая, полная мыслей и чувств.
Неосознанно я чуть подвинулся ближе. Не настолько, чтобы нарушить её границы, но достаточно, чтобы ощутить тепло её присутствия. И, кажется, она это заметила – на долю секунды её плечо коснулось моего, и я почувствовал лёгкий разряд, пробежавший по коже.
– Кстати, как там наши овощи? – спросил я, невольно потянувшись к пульту, чтобы поставить фильм на паузу.
– Пошли проверим, – кивнула Лена, поднимаясь с дивана.
В кухне пахло варёными овощами и тёплым мясом – уютно, по‑домашнему. Я приподнял крышку кастрюли: всё как надо, готово. Мы аккуратно переложили еду в большие миски и вынесли на улицу – пусть немного остынет перед тем, как резать.
Вечер был удивительно мягким. Воздух напоён запахом свежескошенной травы и отдалённой свежестью реки. Где‑то вдалеке стрекотали кузнечики, а над головой медленно зажигались первые звёзды.
– Может, посидим немного, воздухом подышим? Пока овощи остывают, – предложила Лена, оглядываясь по сторонам с лёгкой улыбкой.
– Давай. Сейчас вынесу ром сюда, – согласился я, чувствуя, как внутри разливается приятное предвкушение.
Я вернулся с бутылкой и двумя стаканами, устроился рядом с Леной в садовом кресле. Она подтянула колени к груди, обхватила их руками, глядя в небо. В свете уличного фонаря её лицо казалось особенно выразительным – мягкие тени подчёркивали линию скул, а глаза блестели, будто отражая первые звёзды.
– Почему в городе не видны звёзды, знаешь? – спросил я, сам не ожидая, что голос прозвучит так тихо, почти шёпотом.
Лена повернула ко мне голову, чуть приподняв бровь:
– Знаю. Световое загрязнение. Городские огни, реклама, фонари – всё это забивает естественный свет. А здесь… – она снова посмотрела вверх, – здесь небо настоящее.
Я проследил за её взглядом. Над нами раскинулся тёмный купол, усеянный тысячами мерцающих точек. Они то вспыхивали ярко, то едва теплились, словно дышали.
– В детстве я думал, что звёзды – это дырки в небесном полотне, сквозь которые пробивается свет из другого мира, – признался я, и сам удивился своей откровенности.
Лена рассмеялась – негромко, но так искренне, что у меня внутри что‑то дрогнуло.
– Романтично. Но наука говорит, что это раскалённые газовые шары, до которых миллионы световых лет.
– А мне нравится моя версия, – упрямо сказал я, глядя на неё. – Так интереснее.
Она улыбнулась, и в этой улыбке было что‑то тёплое, почти доверительное:
– Знаешь, в этом ты весь. Всегда выбираешь сказку вместо правды.
– Не вместо, – возразил я мягко. – Рядом с правдой. Почему нельзя верить и в то, и в другое?
– Ром так и стоит на столе, – вспомнил я, пытаясь немного разрядить атмосферу. – Может, всё‑таки выпьем?
– Давай, – улыбнулась Лена. – За звёзды. За то, что они есть. И за то, что мы их видим.
Я поднялся за бутылкой. Когда вернулся, она уже подогнула под себя ногу и смотрела на меня с тем самым тёплым, искренним выражением, которое заставляло моё сердце биться чаще.
Мы подняли стаканы. В этот момент одна звезда сорвалась с небес, оставив за собой короткий светящийся след.
– Видела? – воскликнул я, чувствуя, как внутри всё сжалось от восторга. – Это знак!
– Какой? – рассмеялась она, и её смех слился с ночной тишиной, как музыка.
– Что сегодня будет хороший вечер. И не только сегодня, – сказал я, глядя ей в глаза.
Лена посмотрела мне в глаза.
В этот момент время словно остановилось. Я поймал себя на том, что не могу отвести взгляд. Какие же у неё красивые глаза – тёмные, с искорками, будто в них спрятаны маленькие созвездия. А губы… мягкие, чуть приоткрытые, с едва заметной улыбкой. Как же сильно я хочу узнать их вкус…
– Эм… Артём, овощи, кажется, остыли. Бери тарелки, пошли в дом, – вдруг произнесла она, и голос её прозвучал чуть выше обычного.
Лена подскочила, как ужаленная, резко отвернулась, будто пыталась спрятаться от чего‑то – или от собственных мыслей. Её движения были порывистыми, почти нервными. Она схватила одну из мисок, прижала к груди, словно это был щит.
Я медленно поднялся, чувствуя, как внутри всё сжалось от внезапной потери той хрупкой близости, что была секунду назад.
– Да, конечно, – пробормотал я, стараясь говорить ровно. – Пошли.
Мы двинулись к дому. Я шёл следом, глядя на её напряжённую спину, на то, как она чуть быстрее обычного перебирает ногами. В воздухе повисла неловкость – тонкая, но ощутимая, как натянутая струна.
«Что это было?» – пронеслось в голове. То ли она почувствовала мой взгляд, то ли сама испугалась той искры, что проскочила между нами.
Мы вошли на кухню, я включил комбайн. Гудение прибора заполнило пространство, приглушая неловкость, повисшую между нами.
– Ты… – начал я, пытаясь подобрать слова, чтобы как‑то сгладить резкую перемену в её настроении.
– Давай уже нарезай овощи. Хочется есть, – перебила Лена, нарочито бодро хлопая ладонями по столешнице. Она потянулась к миске с картофелем, будто стремилась занять руки, избежать паузы, в которой могли прозвучать невысказанные мысли.
– Конечно, – кивнул я, стараясь не выдать разочарования.
Я загрузил овощи в комбайн, нажал кнопку. Ритмичное постукивание ножей создавало иллюзию будничности, будто ничего необычного только что не произошло под звёздным небом.
Лена тем временем достала тарелки, расставила их с излишней аккуратностью – каждую ровно по центру, каждую под одинаковым углом. Её движения были резкими, но точными, словно она пыталась через эту механическую деятельность удержать контроль над ситуацией.
– Может, музыку включить? – предложил я, сам не зная, зачем это сказал. Просто тишина давила.
– Не надо, – быстро ответила она, не глядя на меня. – Так лучше. Спокойнее.
Я кивнул, хотя внутри всё протестовало. «Спокойнее? Для кого? Для тебя? Для меня? Или для нас обоих, кто боится сказать то, что на самом деле думает?»
Комбайн щёлкнул, завершив цикл. Я открыл крышку, проверил нарезку – ровно, как надо. Лена тут же подхватила миску, начала перекладывать овощи в большую салатницу. Её пальцы слегка дрожали, но она старалась делать всё быстро, будто спешила закончить и уйти.
– Посолить? – спросил я, протягивая руку к солонке.
– Да, пожалуйста, – ответила она уже мягче, на секунду задержав взгляд на моих руках. – Только не переборщи.
– Как скажешь, – улыбнулся я, стараясь передать этой улыбкой: «Я не собираюсь давить. Я здесь, но не буду лезть туда, куда ты не хочешь меня пускать».
Она ответила коротким кивком, и в этом жесте мне почудилась благодарность. Или это просто игра воображения?
После того как мы поели салат, досмотрели фильм и разошлись по своим комнатам, я уже почти переступил порог своей, когда что‑то заставило меня обернуться. Лена как раз сворачивала за угол коридора.
– Лен, – окликнул я её.
Она остановилась, медленно повернулась. В полумраке коридора её глаза казались тёмными озёрами, в которых тонули отблески приглушённого света.
– Мне очень нравится общаться с тобой и проводить время, – сказал я, и слова вышли тише, чем я планировал, но оттого – искреннее.
Лена замерла на секунду, будто взвешивая каждое слово, потом кивнула – коротко, почти незаметно. И тут же скрылась за дверью своей комнаты, оставив после себя лишь лёгкое колебание воздуха и едва уловимый аромат её духов.
Я вошёл в свою комнату, закрыл дверь и прислонился к ней спиной. В голове крутились кадры сегодняшнего вечера: её смех над моей шуткой, задумчивый взгляд на звёзды, неловкость после того момента под небом… И эта последняя минута – её молчаливый, но такой выразительный кивок.
Лёг на кровать, закинул руки за голову и уставился в потолок. Мысли текли плавно, как река после дождя. Я невольно улыбнулся – широко, по‑детски, не сдерживаясь. Сегодняшний вечер… он был настоящим. Без масок, без лишних слов, без попыток казаться кем‑то другим.
«Завтра будет ещё один день вдвоём», – подумал я, и внутри что‑то теплело от этой мысли. Никаких вечеринок я больше устраивать не буду. Не хочу отвлекаться на шум, на толпу, на пустые разговоры. Хочу провести время с ней. Только с ней.
Мне хочется как можно больше таких вечеров, как сегодняшний. Чтобы снова чувствовать это тихое волнение, когда она улыбается. Чтобы снова ловить её взгляд, в котором то искрится смех, то прячется задумчивость. Чтобы снова слышать её голос – то насмешливый, то неожиданно серьёзный.
Закрыв глаза, я представил, как завтра мы снова сидим на улице, смотрим на звёзды, говорим ни о чём и обо всём сразу. Или готовим что‑то на кухне – пусть даже просто чай. Или просто молча идём по саду, слушая, как шелестят листья.
В груди разливалось странное, но приятное чувство – как будто я наконец нашёл то, что давно искал, сам не зная об этом.
«Пусть завтрашний день будет таким же», – мысленно пожелал я, проваливаясь в сон с улыбкой на губах.
Глава 13
ЛЕНА
Что со мной происходит? Артём словно затуманил мой разум. Всё вышло совсем не так, как я ожидала.
Я привыкла думать о нём как о ветреном, смазливом инфантиле – легкомысленном, поверхностном, живущем только развлечениями. Но сегодня… сегодня он оказался совершенно другим.
Он не глупый. С ним неожиданно интересно разговаривать – не банально, не пошло, а по‑настоящему. Он слушает. Он слышит. Он умеет сказать что‑то, от чего внутри что‑то дрожит.
И он вёл себя прилично. Честно. Без своих обычных подколок, без назойливых комплиментов. Почти джентльмен. Если бы он ещё совсем перестал подкатывать ко мне, всё было бы просто отлично.
А потом была та звезда…
Когда она прочертила небо, он посмотрел на меня – так пристально, так… по‑настоящему. Сначала в глаза, потом на губы. И в этот момент я испугалась. Испугалась, что он меня поцелует.
Но самое страшное – я не знаю, оттолкнула бы я его.
Эта мысль пронзила меня, как электрический разряд. Я тут же одёрнула себя: «Очнись! Это просто усталость. Просто неделя выдалась тяжёлой. Просто то провальное свидание до сих пор сидит в голове и мешает мыслить трезво».
Надо взять себя в руки. Сейчас же.
Это не он. Это я. Это мои эмоции, мои реакции, мои дурацкие ожидания. Я просто слишком долго была одна. Слишком долго не чувствовала, что кто‑то смотрит на меня вот так – не как на красивую картинку, а как на человека. Как на того, кто интересен.
«Спокойно, – мысленно приказала я себе. – Это просто вечер. Просто разговор. Просто звёзды. Ничего больше».
Но где‑то глубоко внутри, за всеми этими рациональными объяснениями, теплилось странное, непривычное чувство – как будто я стою на краю чего‑то нового. Чего‑то, к чему я не готова. И не знаю, хочу ли быть готовой.
Я спустилась на кухню позавтракать. Катерина уже хлопотала у плиты.
– Доброе утро! – улыбнулась я, стараясь звучать бодро.
– Доброе утро! Вы вчера готовили оливье? – спросила она, помешивая что‑то в кастрюле.
– Да. Это Артём, – ответила я, и при воспоминании о вчерашнем вечере сердце сделало сальто в груди. Картинки ночного разговора под звёздами невольно всплыли перед глазами.
– Где он, кстати? Уже проснулся? – спросила я, будто бы невзначай.
– Да. Он позавтракал и уехал, – ответила Катерина, не отрываясь от своего занятия.
Уехал? В субботу? Куда?
Я попыталась сделать равнодушное лицо.
Ладно, может, это и к лучшему. Чем меньше мы видимся, тем лучше. Наверняка сегодня опять устроит вечеринку. А завтра я опять уеду отсюда и не увижу его неделю.
Перекусила тостом с джемом, выпила кофе и отправилась в сад – хотелось побыть одной, привести мысли в порядок.
Гуляя по тропинке, я вдруг услышала странные звуки. Сначала не поняла, что это, но, двигаясь на звук, осознала – лошадь!
Серьёзно? У них есть лошадь?
Я ускорила шаг и вскоре увидела конюшню. Не раздумывая, зашла внутрь. В одном из стойл стоял конь удивительной масти – тёмно‑гнедой, с блестящей шерстью и умными, живыми глазами. Я никогда не каталась на лошадях.
– Эй, привет! – тихо поздоровалась я с животным, чувствуя себя немного глупо.
Подошла ближе, протянула руку, но замерла в нерешительности. Я ведь никогда раньше не гладила лошадей – а вдруг укусит или лягнет?
– Это Маркиз, – раздался за спиной знакомый голос.
Я обернулась – рядом стоял Артём. Я даже не услышала, как он подошёл.
– Можешь его погладить. Не бойся, – улыбнулся он.
Собрав волю в кулак, я снова повернулась к Маркизу и осторожно провела ладонью по его тёплой, бархатистой морде. Конь фыркнул, но не отстранился.
– Хочешь прокатиться? – предложил Артём, и в его глазах вспыхнул озорной, заразительный огонёк.
– Я… да… но я не умею, – выдохнула я, чувствуя, как внутри всё сжимается от смеси восторга и паники. Сердце застучало чаще, ладони мгновенно стали влажными.
– Я помогу, – мягко, но уверенно сказал он, и от этого тона на душе вдруг стало чуть спокойнее.
Артём вывел коня из стойла. Маркиз переступил копытами, фыркнул, и я невольно отступила на шаг. Огромный, мощный, с блестящей тёмно‑гнедой шерстью – он казался воплощением необузданной силы.
– Блин, как мне на него залезть? – прошептала я, голос дрогнул.
Взгляд метался между высоким седлом и твёрдой землёй.
Артём тихо, ободряюще рассмеялся:
– Не бойся. Всё получится. Давай, подойди ближе.
Он встал рядом, расставил ноги шире, сложил ладони в надёжную опору. Я смотрела на его руки, на спокойное, сосредоточенное лицо – и вдруг осознала: он не потешается, не ждёт, что я оплошаю. Он действительно хочет помочь.
Глубокий вдох. Ещё один. Я сделала шаг вперёд, поставила носок ботинка в его ладони.
– Теперь отталкивайся и поднимайся, – скомандовал он ровным, уверенным голосом. – Я держу.
И вот – мгновение невесомости, толчок, и я уже неуклюже перебираюсь через седло. Мир вдруг оказался выше, чем я ожидала. Земля – далеко внизу. Я вцепилась в луку, колени дрожали, дыхание сбилось.
– Отлично! – Артём подошёл сбоку, положил ладонь на шею коня, другой мягко коснулся моего запястья. – Дыши. Он чувствует, когда ты напряжена. Расслабь плечи, опусти пятки.
Его голос обволакивал, как тёплый плед. Я заставила себя разжать пальцы, сделать медленный выдох. Маркиз фыркнул, переступил, но не дёрнулся, не попытался сбросить.
– Видишь? Он спокойный. Ты в безопасности, – повторил Артём, глядя мне в глаза. В его взгляде не было ни насмешки, ни превосходства – только поддержка.
Я кивнула, сглотнула. Руки всё ещё подрагивали, но страх понемногу отступал, сменяясь любопытством и робким восторгом.
– Теперь чуть подайся вперёд, возьми поводья, – продолжал он. – Я сяду сзади.
Я замерла, почувствовав, как по спине пробежала волна мурашек. Мысль о том, что он окажется так близко, заставила сердце заколотиться с новой силой.
– Что, передумала? – в его голосе прозвучала лёгкая тревога.
– Нет, просто… неожиданно, – я сглотнула, пытаясь унять внезапную дрожь в голосе. – Ладно. Давай.
Артём легко вскочил в седло позади меня. Тепло его тела тут же окутало меня, и я невольно напряглась, ощущая каждое движение. Он мягко положил руки на мои, показывая, как держать поводья.
– Расслабься, – прошептал он почти в самое ухо, и от этого шёпота по коже пробежал электрический разряд. – Я держу и коня, и тебя.
Его уверенность передавалась мне, как ток. Я медленно выдохнула, стараясь сосредоточиться на ощущениях: на мягком покачивании лошади, на тёплом ветерке, на ровном стуке копыт.
– Поехали, – скомандовал Артём, слегка натягивая поводья. Маркиз послушно двинулся вперёд.
Первые несколько шагов я сидела, словно каменная, боясь пошевелиться. Но постепенно, чувствуя надёжные руки Артёма на своих, я начала расслабляться. Конь шёл размеренно, плавно, и вскоре я поймала ритм его движения.
– Смотри, ты уже держишься отлично! – его голос звучал так близко, так тепло. – Попробуй сама направить его немного влево.
Но я не могла ни о чём думать, кроме близости Артёма. Его голос, его тепло – всё заполняло моё сознание. Он дышал мне в ухо так близко, что по коже пробегали мурашки. Мне казалось, что ещё чуть‑чуть – и он поцелует меня в шею.
«Блин, я хочу этого или нет? – металось в голове. – Скорее… да».
Я больше не воспринимала его как мальчишку, сына мужа моей сестры. Не чувствовала себя «тётей Леной». Сейчас он – мужчина, рядом с которым всё кажется простым, тёплым, уютным, надёжным. Что со мной происходит? Я таю рядом с ним, как снежинка на ладони.
– О чём думаешь? – спросил он низким, обволакивающим голосом.
От этого тона всё внутри затрепетало. Я была взбудоражена, и это пугало – одновременно с тем, как сладко кружилась голова.
– Ни о чём, – выдавила я охрипшим голосом, едва узнавая себя.
– Может, ты думаешь обо мне?, – прошептал он и провёл губами по моей щеке.
Что он делает? Господи, дай мне сил сдержаться и не растаять окончательно…
Я зажмурилась, пытаясь собраться с мыслями, но его дыхание, лёгкое прикосновение – всё это выбивало из равновесия. В голове – туман, в груди – ураган чувств, которых я давно не испытывала.
– Артём… – начала я, но голос дрогнул, и я не нашла слов.
Он чуть отстранился, но не настолько, чтобы разорвать эту пьянящую близость. Я чувствовала его взгляд – изучающий, тёплый, почти осязаемый.
– Ты напряжена, – тихо сказал он, и его голос, мягкий, обволакивающий, только усилил внутреннюю дрожь. – Расслабься. Я не буду к тебе приставать… Если ты сама, конечно, не захочешь.
Та блин. Голова закружилась ещё сильнее. Я трепетала рядом с ним, как девчонка‑школьница перед первым свиданием. Ладони вспотели, сердце колотилось где‑то в горле, а в груди – сплошной вихрь противоречивых чувств. «Возьми себя в руки. Возьми себя в руки!» – мысленно твердила я, но тело будто жило отдельно от рассудка, отзываясь на каждый его взгляд, каждое движение.
– Какие планы на сегодня? Очередная вечеринка? – выпалила я, цепляясь за вопрос, как за спасательный круг. Хотелось разорвать это пьянящее, пугающее напряжение, перевести всё в привычное русло – лёгкое, ироничное, безопасное.
– В моих планах сегодня только ты, – ответил он, и снова – это едва уловимое прикосновение губ к моей щеке. Лёгкое, как дуновение ветра, но от него по всему телу прокатилась волна жара, заставляя кожу гореть.
Я резко втянула воздух, пытаясь собраться. В голове – хаос: с одной стороны, дикое желание прижаться ближе, с другой – панический страх потерять контроль.
– Так, Артём. Придержи коней, – выдавила я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, но он предательски дрогнул. – То, что мы начали с тобой нормально общаться, ничего не значит. У тебя не получится затащить меня в постель. Это дохлый номер. Поверь!
Слова вырвались резче, чем я хотела, будто острые осколки, которыми я пыталась отгородиться. Внутри всё сжалось – не от злости, а от страха. Страха перед тем, как легко я теряла голову рядом с ним. Перед тем, насколько сильно он на меня действовал.
Артём замер, но не отстранился.
– Ты думаешь, я пытаюсь тебя соблазнить? – спросил он тихо, без тени насмешки.
Я хотела ответить резко, колко, но вдруг поняла – он не шутит. В его голосе не было привычной бравады, только искренность, которая выбивала из колеи ещё сильнее.
– А как это ещё назвать? – прошептала я, опуская глаза. – Все эти прикосновения… слова…
Он медленно покачал головой, а потом осторожно взял мою руку. Его пальцы были тёплыми, твёрдыми, но касались так бережно, будто держали что‑то хрупкое.
– Я не пытаюсь тебя «затащить в постель». Я стараюсь показать тебе, что ты мне небезразлична. Что ты… особенная. И если ты скажешь «нет» – это будет «нет». Без вопросов. Без обид.
Его слова повисли между нами, тяжёлые, настоящие. Я почувствовала, как внутри что‑то дрогнуло – барьер, который я выстраивала с такой тщательностью, начал трещать по швам. Но именно этот треск заставил меня действовать резче, отчаяннее.
– Артём, останови Маркиза, я хочу спуститься на землю, – голос звучал твёрже, чем я себя чувствовала. Внутри всё сжималось, но я не могла позволить себе колебаться. – Мне не нравится всё это. Забудь о том, что ты там себе намечтал в голове. Между нами ничего не может быть. И точка. Найди себе девочку по возрасту, которая будет счастлива с тобой провести время. А меня оставь в покое.
Последние слова вырвались с такой горечью, что даже мне стало больно их произносить. Я отвернулась, боясь увидеть его реакцию, боясь, что малейшая трещина в его взгляде разрушит мою решимость.
Артём медленно натянул поводья, останавливая коня. Тишина, повисшая между нами, была почти осязаемой – тяжёлая, давящая, пропитанная невысказанными чувствами.
– Ты действительно так считаешь? – спросил он наконец, и в его голосе не было ни злости, ни раздражения – только тихая, почти безнадёжная печаль.
Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. «Да», – хотела сказать я. «Да, это правильно. Это разумно». Но слова застряли в горле, потому что где‑то глубоко внутри я знала – это неправда.
– Да, – прошептала я, но голос дрогнул, выдавая ложь.
Артём кивнул, медленно отступая на шаг. Его глаза, ещё недавно такие тёплые и живые, теперь казались потухшими. Он больше не спорил, не пытался переубедить – просто принял мой выбор. И от этого мне стало ещё хуже.
Я неловко сползла с лошади, едва чувствуя землю под ногами. Тело дрожало, в груди жгло. Я стояла, застыв как статуя, боясь даже дышать.
– Хорошо, – наконец произнёс он, и каждое слово звучало как удар молота по стеклу. – Если это то, чего ты хочешь…
Он замолчал, будто подбирая силы для следующего предложения.
– Я не буду настаивать, – продолжил он тихо.
Я кивнула, боясь поднять глаза.
Он развернулся и пошёл прочь, а я осталась стоять, чувствуя, как земля уходит из‑под ног. Внутри бушевал ураган: «Верни его!» Но страх, словно ледяной щит, держал меня на месте.
Когда его фигура скрылась за деревьями, я наконец позволила себе вдохнуть – глубокий, судорожный, полный боли. Руки дрожали, в горле стоял ком. Я закрыла лицо ладонями, пытаясь унять дрожь.
«Я всё сделала правильно. Так будет лучше для всех. Так правильно», – повторяла я как мантру, будто пытаясь вбить эти слова в собственное сознание молотком. Но внутри не было ни капли уверенности – лишь острая, щемящая пустота.
Я медленно побрела по тропинке, не замечая красоты сада вокруг. Листья шелестели, птицы пели, солнце ласково грело кожу – а мне казалось, будто я иду сквозь густой туман, где всё приглушено, размыто, лишено смысла.
«Он совсем ещё молодой. У него вся жизнь впереди. Он найдёт кого‑то своего возраста, кто не будет бояться своих чувств, кто не станет ставить тысячу барьеров. Кто сможет дать ему то, что он заслуживает», – рассудок выстраивал безупречную логику.
Но сердце не слушалось. Оно сжималось при каждом воспоминании о его взгляде – том самом, когда он кивнул и тихо сказал: «Если это то, чего ты хочешь…»
Я остановилась у старого дуба, прислонилась к шершавому стволу, будто искала в нём опору. Закрыла глаза, пытаясь унять дрожь в руках.
– Я всё сделала правильно, – прошептала я вслух, но голос прозвучал неубедительно, словно попытка убедить саму себя в том, во что уже не верила до конца.
Вечером в доме было тихо – ни голосов, ни музыки. Где он? Решил не устраивать вечеринку? Почему? Я начала ходить по дому в его поисках, но нигде его не было.
Тишина давила, заставляя мысли снова и снова возвращаться к нашему разговору. Каждый скрип половицы, каждый шорох за окном будто эхом повторял его последние слова: «Я не буду настаивать».
Когда я была в гостиной, открылась входная дверь.
– Артём? – спросила я, ещё не повернувшись к двери. Сердце на миг замерло в нелепой надежде.
– Нет. Это я. Здравствуй, прекрасная Елена, – раздался знакомый голос, и я резко обернулась.
– Игорь?! Ты же на месяц уехал в Баку!
Он стоял в дверях, в руках – дорожная сумка, на лице – привычная полуулыбка. Выглядел уставшим, но довольным.
– Справился за две недели. Ты можешь быть свободна. Я поживу здесь, пока Олег с Аней не вернутся.
Я замерла, пытаясь осмыслить происходящее. Всё вдруг показалось каким‑то нереальным. В голове мелькнуло: «Вот оно. Выход. Случай, который всё решает за меня».
– А‑а‑а… Ладно. Супер! Тогда я соберу свои вещи и поеду домой, – выпалила я, стараясь, чтобы голос звучал бодро.
Игорь внимательно посмотрел на меня, будто пытаясь прочесть что‑то за этой напускной лёгкостью. Его взгляд задержался на моём лице чуть дольше, чем требовалось.
– Ну, если хочешь, оставайся до завтра.
– Нет‑нет. Я хочу домой, – поспешно ответила я, уже направляясь к лестнице. – Мне и правда лучше уехать.
Он не стал настаивать. Только кивнул, опуская сумку на пол.
Я поднялась в свою комнату.
«Отлично! Мне надо уезжать! Всё складывается просто супер. Я уеду сейчас, и у нас с Артёмом больше не будет повода для встреч – помимо семейных торжеств пару раз в год».
Внезапное возвращение Игоря уберегло меня от совершения незапланированных глупостей», – твердила я себе.
Я остановилась, прижала ладони к вискам. Перед глазами встало его лицо – то, как он смотрел на меня, когда говорил: «Если это то, чего ты хочешь…»
«Я всё правильно делаю. Это к лучшему. Так надо». Но в глубине души я знала: уезжаю не потому, что так лучше. А потому, что боюсь. Боюсь остаться. Боюсь посмотреть правде в глаза.
Я спустилась вниз.
– Игорь, я поехала.
Он кивнул, но было видно, что он ещё что‑то хочет спросить. В его взгляде мелькнуло колебание, будто он подбирал слова.
– Не хочешь поужинать вместе?
Мои глаза невольно расширились. «Серьёзно? Ребята, оставьте уже меня в покое. Я хочу домой», – пронеслось в голове. Внутри всё сжалось от усталости – не физической, а той, что проникает глубже, высасывает силы из самого сердца.
– Не… не знаю, – пробормотала я, запинаясь.
– Если не сегодня, можем завтра сходить в ресторан, узнать друг друга поближе, – продолжил он, и в его голосе не было напора, лишь спокойное предложение.
«Блин, и что мне делать?» – метались мысли.
Может, это и правда хороший вариант? Игорь – приятный мужчина. От него кровь, конечно, не кипит в венах, как от одного взгляда Артёма. Но, может, оно и к лучшему. Он свободный, галантный, воспитанный, подходит мне по возрасту. К тому же… может, свидание с ним поможет мне лучше узнать его – и выкинуть из головы Артёма.
