Текст книги "Антитело (СИ)"
Автор книги: Дарья Кузнецова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
ГЛАВА 12. Голос сердца
По поводу петли Нану оказался абсолютно прав, она сработала как надо и выкинула нас в коридор перед каютой ксеноса вместе с кучей влажной одежды, успевшей пропахнуть дымом, и загрохотавшей по палубе посуды, о которой я напрочь забыла. Мы даже шалашом воспользоваться не успели, так и провалились от костра как были.
Несколько секунд понадобилось на то, чтобы разобраться в конечностях, узле мокрых тряпок, подносе и прочем имуществе. Пассажир сохранял спокойствие, я – ругалась вполголоса, затравленно озираясь по сторонам и с ужасом представляя, что будет, если кого-нибудь прямо сейчас принесёт именно в этот коридор.
Повезло. Мы успели распутаться и вкатиться со всем барахлом в каюту незамеченными. Тут уже стало не до интима и нежностей, я прямой наводкой направилась в санузел приводить себя в порядок, а также полоскать и сушить одежду. В стерильном воздухе корабля запах дыма точно вызовет массу вопросов, и хорошо, если не панику.
Увы, в отличие от командирской, эта каюта чисткой для одежды оборудована не была, а вот сушилка в душевой имелась. Она вообще-то для людей, но и тут должна была выручить, благо форма не мнётся. Пришлось постирать руками вместе с собой и надеяться, что этого хватит, чтобы вымыть запах. За это время я с облегчением выяснила, что по корабельному времени мы отсутствовали едва ли дольше пары секунд и хватиться никто не успел. Так что из душевой вышла в хорошем настроении.
Ксенос надевать мокрое тоже не спешил, аккуратно повесил всё на спинку стула и сидел на койке в излюбленной позе, скрестив ноги, по-прежнему совершенно не стесняясь собственной наготы. Посуду он аккуратно собрал на поднос.
Под задумчивым, как будто немного грустным взглядом бездонно-чёрных глаз стало неловко, так что я остановилась, нервно оправила пилотку.
– Нану, я…
– Я помню, у тебя есть дела, – уголками губ улыбнулся он. – Я буду ждать.
– Ну да. – Я подхватила поднос, сделала два шага к двери. Потом, поддавшись порыву, развернулась, поставила поднос обратно и подошла к пассажиру. Обхватила ладонями лицо, склонилась для поцелуя.
Нану ответил охотно, обнял в ответ, привлёк ближе. Одна ладонь легла на бедро, крепко сжала, и от этого многозначительного намёка в голове всплыли некоторые особенно приятные моменты общения с мужчиной, а в теле – всколыхнулось неудовлетворённое желание. Но голову я в этот раз уже не теряла, так что вскоре прервала поцелуй и ушла. Испытывая в этот момент сложную смесь сожаления, тоски и облегчения.
По плану намечался контроль радиационной безопасности – дело формальное, но нужное. Сменившийся с вахты Никвас отсыпался, так что занялась этим я. В компании с дедом и задумчиво-отсутствующей Зульфиёй мы облазили техотсеки с положенными замерами и допросом личного состава, после чего я пошла сменять с вахты Хенга.
– Нина, подожди! – окликнула меня Зуль. – Можно на пару слов?
– Давай ко мне завернём. – Моя каюта как раз была по пути, и я решила, что большой беды не будет. Нану там нет, каких-то компрометирующих следов – тоже, так зачем в коридоре толкаться. – Садись. Что у тебя?
– Я хотела извиниться. Я понимаю, что повела себя неадекватно, подвела тебя и экипаж, и хорошо ещё, никто не пострадал. И я хотела предупредить, что не стану продлевать контракт.
– Да ладно тебе, – растерялась я. – Ну налажала по мелочи, с кем не бывает! Тем более ты не сама, выяснили уже, что это последствия стороннего воздействия.
– Нет, я не поэтому. – Зульфия улыбнулась. – Это разумное решение. Может, к лучшему, что всё это случилось. Я же на флоте просто потому, что привыкла, мне всегда страшно что-то менять в жизни, я без стороннего импульса не умею. Но сейчас задумалась. И решила заняться другим.
– Чем, если не секрет? – озадачилась я.
– Я же ксенобиолог со специализацией по млекопитающим. Конечно, опыта никакого нет, многое придётся вспоминать. Но зато опыт работы в космосе огромный, думаю, в экспедиции меня охотно будут брать, пусть и в роли подай-принеси.
– Зуль, а как тебя вообще в космофлот занесло? – полюбопытствовала я. – Ты всегда отмахивалась, хоть сейчас-то открой тайну!
– Молодая, дура была, – вздохнула она. – От несчастной любви я сюда подалась.
История оказалась простой, грустной, но не трагической. Сильная, самостоятельная, боевитая Ханова увлекалась стрельбой и рукопашным боем исключительно для себя и об армейской карьере никогда не задумывалась. Работала лаборантом, собирала материалы для диссертации, потихоньку готовилась к свадьбе с коллегой, ровесником и однокашником.
Пока в один момент тот вдруг не заявил, что бросает её ради трепетной второкурсницы. Честно признался, что рядом с ней чувствует себя не мужиком, а какой-то пародией. Припомнил случай, когда именно Зуль поставила на место пару подвыпивших хулиганов, ну и еще по мелочи. Сказал, что и Зульфия – не женщина, а какой-то космодесантник в юбке.
Цепляться за парня она благоразумно не стала, но обидные слова задели. И она решила, раз нормальной женщины из неё, по мнению некоторых, не получилось – прямая дорога в армию. В космодесант, правда, никто бы её не взял, не та подготовка, а вот биологом на космический корабль – за милую душу. Поначалу было странно и даже немного страшно, потом втянулась, увлеклась, освоилась, привыкла. Армейские порядки ей были неблизки, поэтому и карьеру делать не хотела, но нравилось то, что это всё-таки – порядки. И дури, конечно, хватает, но в основном всё довольно логично.
Контракт у неё удачно истекал через пару месяцев, подписать продление Ханова планировала по возвращении на базу и сейчас решила – судьба.
Осталось только пожелать удачи с поисками нового места и на новом поприще. Ну, не отговаривать же человека, если он хорошо подумал и всё взвесил. Жаль, конечно, пришлют на её место какого-нибудь дуста необстрелянного, но куда деваться! Естественная убыль кадров.
^Дуст – дустами в космофлоте по пришедшей из морского флота традиции называют специалистов химикобиологической безопасности.^
Хенга сменять с вахты пришлось пинками: он бессовестно задрых в командирском кресле. Причём не задремал тихонько, как принято, а внаглую, запрокинув голову и приоткрыв рот, и даже похрапывал. Впрочем, остальные были не бодрее, так что конфуз заметила только я.
Надо всё-таки сказать спасибо Нану то ли за массаж, то ли за всё остальное, потому что я совсем не чувствовала себя уставшей. Вообще что-то странное происходило с организмом. Сколько мы по субъективному времени пробыли в том мире, часов пять? А мне ни пить не захотелось, ни чего-то ещё, только уже тут. И спать по-прежнему не хотелось, это особенно странно.
А потом, стоило мыслям свернуть к ксеносу, всплыло всё то, что я от себя гнала, откладывая на потом.
Странно было это сознавать, но моё отношение к пассажиру опять поменялось. Причём именно в ту сторону, куда он мягко подталкивал: чем дольше я с ним общалась, тем больше он нравился. И даже жутковато делалось, насколько. Особенно потому, что списать это на внушение не получалось, как бы я ни старалась. Просто он оказался… вот таким.
И если бы еще можно было объяснить это последствиями хронического недотраха! Физическая привлекательность Нану оказалась только вершиной айсберга, хотя и она ставила в тупик. Никогда в жизни со мной такого не было. Ладно удовольствие в процессе, но когда от одной мысли о мужчине коленки дрожат, а внутри всё сладко замирает – это очень неожиданный симптом.
Кроме того, мне нравилось на него смотреть. Просто – смотреть. Любоваться. И такого тоже никогда раньше не было, я вообще-то не склонна к созерцанию. Ну взять того же Хенга. Красивый ведь мужик, не просто так по нему очень многие вздыхают. Но мне даже в юности, во время учёбы, не приходило в голову любоваться тем, как он двигается, улыбается или вообще сидит со спокойной физиономией, а с Нану – приходит. Про его глаза вообще молчу, в полном смысле слова – космос.
А вот дальше…
А дальше всё перевернулось в эти несколько часов на другой планете. Причём дело даже не в его желании носить меня на руках и не в том, что это почему-то не раздражало, только смущало. Отец вон нас всех тоже обожает тискать и таскать, начиная с мамы. Кроме меня. Я в подростковом возрасте отбивалась, а потом он и пытаться перестал, тем более появились мелкие, которым это в удовольствие. Может, где-то в глубине души я об этом своём детском бунте и упущенных возможностях жалела, а Нану реализовал потаённое желание. Не это важно. И даже не то, что у костра, теряя голову от возбуждения, всё равно в первую очередь подумал обо мне в пику собственным желаниям. Нормальный любовник, если он не конченный эгоист, позаботится об удобстве и удовольствии партнёрши, в этом не было никакого высшего откровения.
Оно случилось чуть позже. Когда Нану сидел и шептал что-то, уткнувшись лбом мне в рёбра, и потом целовал ладони. Естественно-мимолётная нежность, которая ощущалась в каждом прикосновении. Она совсем не сочеталась со мной, и я – совсем не соответствовала ей. И с кем-то другим я бы, наверное, только отмахнулась, пожала плечами, может фыркнула насмешливо. Но прикосновения эти вдруг отозвались где-то внутри странным трепетом и ответным желанием обнять, пригладить густые чёрные волосы, на мгновение коснуться руки…
А самое главное, желание это не проходило. Именно оно подтолкнуло перед выходом поцеловать Нану, поймав его задумчивый взгляд. И я терялась в догадках, как это чувство назвать.
Про влюблённость, конечно, подумалось в первую очередь, но было сомнительно и совсем не похоже. Я же влюблялась в жизни и прекрасно знала, как это происходит. Помнила и предвкушение каждой встречи, и восторг от близости предмета обожания, особенно когда он отвечает взаимностью, и бесконечную болтовню обо всём на свете…
Γоворить мне с Нану нравилось, да, но иначе. Влюблённой было без разницы о чём, главное – процесс, а тут интриговали знания и значение имел предмет разговора.
В общем, копалась я в себе долго, благо вахта в прыжке располагала, но так и не разобралась в происходящем. Зато в который уже раз пришла к очень облегчающему жизнь выводу: если нет смысла сопротивляться и ничего не понятно, остаётся только расслабиться и попытаться получить удовольствие.
До конца вахты оставалось ещё три часа, которые я планировала потратить с пользой, следуя примеру Хенга, проще говоря – поспать. Плюк знает, почему мне этого не хочется, но лишним точно не будет.
Только я даже не успела устроиться поудобнее, то есть сползти в кресле чуть пониже, сдвинув пилотку на нос: на КП состоялось явление помощника.
– Я ва-ас любила так жа-арко! – фальшиво и громко напевая кривляющимся тоненьким голоском, изображающим женский, Никвас шагнул в пультовую, на ходу вытирая голову полотенцем. И, кроме полотенца, на нём ничего не было.
Вся вахта, культурно выражаясь, опешила так, что не нашла слов, а помощник тем временем не спеша забрал в сторону, повернувшись ко мне боком.
– Какой кошмар, – пробормотала я, задумчиво разглядывая голого мужчину. Тот вздрогнул и замер. – У тебя волосатая задница.
Никвас развернулся чуть ли не в прыжке, судорожно пытаясь прикрыться полотенцем.
– Ужасно. Как теперь жить с этим знанием? – спросила я, обводя помощника новым рассеянным взглядом.
Рассматривала не просто так и даже не для того, чтобы посильнее смутить, это был важный эксперимент над собственными ощущениями. И я с облегчением поняла, что любоваться боевым товарищем меня совершенно не тянет, даже если забыть о повышенной лохматости. Ну да, сложён хорошо, физическая форма отличная, молодец, следит за собой. Так он и нормативы все отлично сдаёт, и разряд у него по лёгкой атлетике…
В общем, можно считать доказанным, что странные желания у меня вызывали не мужики в целом, а один конкретный представитель пола. Уже легче.
– Таащ комдир, можно я… Это? – выдавил Никвас, одновременно стараясь не уронить полотенце, лицо и достоинство. Получалось одинаково плохо. Чтобы вытянуться по стойке смирно, изобразить ладонью головной убор и козырнуть, одновременно прикрываясь сползающим полотенцем, требовалось несколько больше конечностей, чем у помощника имелось в наличии.
– Можно. Но где-нибудь там, не при детях. – Я кивнула на выход.
Отступал Никвас спиной вперёд. Видимо, мои слова про задницу крепко запали в душу.
– Что это было? – спросил пилот у окружающего пространства, неподвижно пялясь в переборку.
– Не «что», а «кто», – возразила я, как часть этого самого пространства. – Голый капитан-лейтенант. Он, конечно, мохнат, но всё-таки не до потери человеческого облика, зря ты так.
– Да я не о том! – Морин встряхнулся и обернулся вместе с креслом. – Он что, вот так от каюты дошёл?!
– Лестно. – Я окинула задумчивым взглядом уже водилу.
– А? Не понял.
– Говорю, лестно, что ты считаешь меня сверхсуществом. Командира вообще полезно уважать, молодец.
– Я считаю?..
– Стас, не тупи, – очнулся связист. – Командир тут с нами сидит, как она могла видеть, в каком состоянии Никвас по кораблю шатался? Львовна, но ведь ня полная! – высказался и он. – Тут метров двадцать минимум, и покрытие в каютах отличается от палуб, заметил бы!
– Полная ня, – согласилась я. – Полагаю, это нам пассажир аукается с его пространственными фокусами. Не зря же его просили с мужиками рядом не оставлять, а он вон сюда притопал в бою. И чую тем местом, которое у Никваса так мохнато, это только начало. Как говорится, первая ласточка.
– То есть нам ждать ещё… голых ласточек? – ухмыльнулся связист.
– Я бы на твоём месте задумалась, что следующей ласточкой можешь стать ты, – припугнула его.
Задумался, притих и на дверь начал поглядывать с подозрением.
– Интересно, как он это делает. – Пилот не так впечатлился. Что поделать, молодой-неопытный, ум еще пытливый, дурной энергии полно. – Не просто волевым усилием, но ещё и случайно! И почему именно наш помощник попал?
– Сходи да спроси у пассажира. Никвас как раз недавно помогал еду до его каюты дотащить…
– Да я так, чисто теоретически. И вообще, вахта же, – поспешил отмазаться Морин.
Продолжать болтовню я не стала. Хотелось задать Нану пару уточняющих вопросов, но я не была уверена, что он сможет ответить, да и вахту никто не отменял. Поэтому, выждав еще несколько минут, я вызвала Никваса. Надо же узнать, как он пережил этакий конфуз.
– Помощник – командиру!
– Есть, – хмуро отозвался тот. – Чего тебе?
– Я хотела узнать, как ты там. Вдруг настолько распереживался, что готовишься к выходу в открытый космос без скафандра?
– Иди ты, – отмахнулся Никвас. – Так и знал, что просто позубоскалить. Или так моя задница за живое задела?
– Ты даже не представляешь насколько! – серьёзно ответила ему. – Чую, долго еще буду видеть во сне.
– Мне прийти опять показать, чтобы лучше запомнилось? Так сказать, во всех деталях.
– Увольте, каплей. И не лезь в бутылку. Я хотела спросить, ты же на КП прямо из душа вышел?
– Откуда ты знаешь?!
– Ох… какая сложная теорема!
– Согласен, ляпнул не подумав, – хмыкнул Васильков. – Да нормально всё, не боись. Не собираюсь я плакать в углу и вешаться на галстуке. А вот узнать, как я так одним шагом полкорабля преодолел – хотелось бы.
– Ксенос. Я, собственно, тебя вызвала, чтобы успокоить по этому поводу. У тебя не потёк реактор, это всё из-за пассажира.
– Это он тебе сказал?
– Ну да, проболтался тут за обедом, что последствия общения его с нашими мужчинами вот так сказываются. Домашнее задание тебе до вахты: придумать, как минимизировать последствия, если это только начало. И я тоже подумаю. Отбой.
– Принял, отбой.
Прощался со мной Никвас в гораздо более приподнятом настроении, так что я посчитала свой командирский и товарищеский долг на этом фронте выполненным. Один – усугубив состояние попавшего в неловкое положение помощника, второй – морально поддержав потом. В какой момент какой, правда, определиться не смогла.
Да и я после этого разговора повеселела, он позволил поставить последнюю точку. Всё-таки, несмотря на возникшие странные порывы, ощущения и эмоции, я – это всё еще я. Та самая, которую я знаю уже довольно давно и к которой привыкла. Не превратилась в нежную фею с томным взглядом и в отсутствие Нану чувствую и веду себя так же, как и до знакомства с ним.
Нет, не так же. Мне спокойнее и легче. Словно несла тяжёлый рюкзак, а потом большую часть груза кто-то забрал. Может, правда влюбилась?..
Вскоре я даже сумела отогнать посторонние мысли и сосредоточиться на деле, но способ противостоять побочным эффектам от пребывания на борту ксеноса так и не придумала. Инструкции на тему случайных проколов пространства внутри отдельно взятого корабля молчали, в карантин помещать некого, изолировать в каютах всех – обойдутся, в любом случае кто-то должен нести вахту, да и планы мероприятий никто не отменял.
Перемещаться группами? Мысль чуть лучше, но тоже сомнительная: то ли провалятся все, то ли один просто не успеет поймать другого. Связать попарно? Я, конечно, развлекусь за их счёт, и неплохо, но не верится, что такая мера поможет. И хорошо, если не навредит. Вот попадает в пространственную петлю один человек, и как сработает привязь к другому? Перережется, утянет за собой? Или перережет человека пополам, если обвязать его за пояс? А если привязать к ремню – посчитает ремень продолжением себя?
В общем, лучше не рисковать. И единственная пришедшая в голову здравая мысль сводилась к проверенному времени «предупреждён – значит вооружён».
– Говорит командир корабля. Искину – в бортовой журнал. Вводится особый режим общей готовности. Шимки в режим контроля. Перемещение по кораблю только по служебной необходимости. В каютах сохранять бдительность. Форма одежды номер пять с айкой и спаспакетом номер один для сна в том числе. Водные процедуры до особого распоряжения запретить. В случае спонтанного пространственного перемещения внутри корабля сохранять спокойствие, о каждом случае доложить командиру. В случае перемещения на поверхность неизвестной планеты действовать по инструкции аварийной посадки, обеспечить себя убежищем и ждать помощи либо возвращения обратно. По возвращении доложить командиру. В случае исчезновения боевого товарища не приближаться непосредственно к месту исчезновения и доложить командиру. Приступить к выполнению немедленно. Не для журнала. Командир не принимал никаких психотропных веществ, это последствия присутствия на борту представителя инопланетной цивилизации. Прецеденты были. Особо чистоплотные могут обратиться к помощнику командира, и он объяснит, что им с этой чистоплотностью сделать. Отбой.
^Айка – от АИ, аптечка индивидуальная.^
Не знаю, что там обсуждалось в корабельных кулуарах после и какими словами меня поминал экипаж, не стала подслушивать. Но за полчаса до конца вахты на КП влетел взмыленный, нехарактерно взъерошенный и небритый Николяус. Форма одежды номер пять, то есть повседневный комплект с обвесом, помята и запылена. Взгляд безумный, пилотка – мятая, мокрая и, кажется, грязная.
– Т-та-ащ ком-дир! – Лейтенант замер в метре от меня, двумя пальцами держа головной убор. – Разрешите доложить. Я… вот! – И он протянул пилотку мне.
– Что – вот? – спросила, с интересом разглядывая новое явление.
Всё-таки эта вахта проходит на удивление задорно.
– Я её вернул! – Николяус опять попытался сунуть мне грязную пилотку, но, видя полное отсутствие энтузиазма, как-то скис. Напоминал он сейчас кота, который гордо притащил хозяину дохлую мышь и не встретил должного восторга. Только мелкая дрожь, изредка пробиравшая лейтенанта, выбивалась из образа.
– Молодец, – всё-таки похвалила его.
– Оно её сожрало! Меня хотело, но я ему по морде двинул и сбежал! То есть совершил… тактическое отступление. А потом вот!
– Начмед – командиру! – вызвала я по шимке. И, дождавшись вялого «есть начмед, чего тебе?», продолжила: – Горо, приди на КП, у меня для тебя пациент есть.
– Тяжёлый? – заметно оживился Накамура.
– Килограммов на семьдесят пять, – оценила на глаз.
– Шутники, – проворчал он себе под нос. – Состояние тяжёлое? Реанимацию брать?
– У него скорее психическое.
– Принял, сейчас буду. Отбой.
– Отбой.
Док явился быстро, он вообще любит свою работу. Осмотрел трясущегося Николяуса, взгляд которого за это время стал ещё менее осмысленным, поцокал языком и заверил, что бойца через часик вернёт в реальность, а еще через несколько часов – в строй. И, напоследок клятвенно пообещав сообщить, когда Николя будет готов для разговора, утащил добычу в логово.
Как известно, слухи на любом корабле распространяются мгновенно, так что уже через пять минут после ухода дока со мной связался дед. В ответ на мои заверения, что подчинённый жив, а всё остальное поправит Горо, неопределённо что-то буркнул, фыркнул и отключился. Наверное, пошёл контролировать процесс лечения.
Оставалось надеяться, что в этот раз обмен информацией пойдёт на пользу, и мы минимизируем последствия. А то даже представлять не хочу, как я буду отчитываться, если кого-то из экипажа, например, сожрут на другой планете.
Вот интересно, а если кого-то успеют сожрать, что потом вернётся? Наглядный пример пилотки не вдохновлял.
Никвас явился сменять меня с вахты бодрый и даже чем-то довольный, окончательно стряхнув недавнюю неловкость. Ехидное связиста: «Товарищ помощник, вы нынче при форме?», – легко отбил, с печальным вздохом сославшись на приказ командира, и даже выразительно похлопал себя по висящей на боку айке.
Чую, кто-то всё-таки явился к нему по моей наводке, и Никвас за его счёт окончательно восстановил душевное равновесие.
Сдав помощнику всё и сразу, я пошла на камбуз. То есть сначала в свою каюту за дополнительным снаряжением, а потом уже – за едой. Потому что шансов повторно вляпаться, наверное, не так уж много, но живой в памяти страх смерти настаивал на перестраховке.
Нану я нашла на том же месте, на каком оставила. Решила бы, что он за это время ни разу не пошевелился, но ксенос успел одеться.
– Здравствуй, Нина! – улыбнулся он и протянул мне открытую ладонь.
– Вроде виделись только, ты каждый раз здороваться собираешься? – Я поставила поднос на стол и без малейшего внутреннего протеста приблизилась, вложила ладонь в его – охотно, предвкушая поцелуй.
– Мне нравится ваше приветствие. Желать здоровья приятно и никогда не лишне. Вселенная слышит все слова и отвечает на них.
Пассажир мягко, но уверенно потянул меня к себе, повалился на спину, лёгким движением распутав ноги. Вырываться было бы странно, так что пришлось послушно опуститься сверху, а после – скатиться на постель и оказаться в углу у стены. А там уже окончательно расхотелось бороться за свободу, несмотря на здорово мешающуюся обвязку. Нану обнял, прижался всем телом, вклинившись коленом между моих бёдер, и наконец поцеловал – долго, глубоко, мягко, как-то удивительно правильно, так что все планы выветрились из моей головы, а мелкие телесные неудобства потеряли смысл.
А ведь несколько часов назад он вообще целоваться не умел. И вот…
– Я успел соскучиться, – сообщил он, ласкающим движением кончиками пальцев убирая попавшие мне на лицо волосы.
– Врать не буду, я – не успела. Но видеть тебя рада. И осязать, конечно, тоже. Ты настроен на близкий контакт прямо сейчас или можно сначала поесть?
– Как ты хочешь, – улыбнулся ксенос – светло, искренне.
Всё-таки он очень обаятельный. Никогда и ни у кого раньше я не видела такой улыбки, чтобы настолько сильно и непреодолимо хотелось улыбнуться в ответ.
– Тогда давай сначала запасёмся калориями, пока они тёплые, и я вот это всё сниму. И заодно ты объяснишь мне, почему на КП ты явился тогда, а проблемы с пространством у экипажа начались сейчас. И надолго ли вообще всё это? И правильно ли я поняла, что в этот раз последствия такие масштабные из-за того, что мы в бою были, то есть ты зацепился за нашу агрессию?
Нану поднялся и сел по-восточному, на колени, позволяя мне выбраться из постели, а потом последовал за мной к столу.
– Верно, да, во многом именно из-за этого, – начал отвечать с конца. – Я не могу сказать точно, когда всё закончится, но вряд ли затянется надолго – взаимодействие было коротким. А не сразу… Это всегда так. То же самое, что с физиологическими реакциями. Какие-то из них почти мгновенны, а бывает, последствия проявляются через продолжительное время.
– Да, я вот ещё что не поняла. Почему у меня вдруг прошли побочные эффекты и больше не тянет рисовать? Или ты не знаешь?
– Это просто, – опять улыбнулся Нану. – Как я могу продолжать воспринимать тебя враждебным существом теперь? Эта инстинктивная реакция прошла, когда я привык к твоему присутствию.
– Логично, – прокомментировала я задумчиво.
Несколько минут после этого мы сосредоточенно ели. Я успела здорово проголодаться, да и ксенос лопал совсем не как энергетическая сущность. И действительно, как и обещал, не привередничал. Наблюдать за ним в этот момент было интересно: каждое новое для себя блюдо он изучал с очень сосредоточенным, серьёзным лицом, раскладывал на составляющие, старался попробовать каждую в отдельности, потом – вместе. В общем, сложный исследовательский процесс, так что отвлекать разговором каждый раз было неловко.
– А зачем тебе вот это всё? – Когда незнакомый рыбный суп закончился и начались знакомые котлеты с пюре, Нану сам нашёл тему для разговора: он дотянулся и пощупал лямку обвязки, висящей на спинке моего стула.
– На всякий случай. Это комплект для выживания. Аптечка, универсальный гравикомпенсатор малого радиуса действия, он может смягчить падение с приличной высоты, дыхательная маска с фильтром, и еще по мелочи. Это мне повезло, что ты за мной прыгнул и не дал утонуть, а если бы провалился кто-то ещё? Уже двое вляпались.
– Разумно, – задумчиво кивнул ксенос. – Пятеро.
– Что – пятеро?
– Пятеро попали в локальные искажения. Трое в пределах корабля, двое за. Но один из последних, кажется, в тот момент спал и даже не заметил.
– Вот же… партизаны! – проворчала я. – Велела же докладывать… Не заметили, что ли?
– Двое переместились на небольшие расстояния, вполне могли, – вступился он за экипаж.
– Ладно, главное, никто не пострадал. Да, я же тебе игрушку принесла!
– Что принесла? – Лицо Нану изумлённо вытянулось.
– Старый планшет с трёхмерным проектором. – В подсумке на бедре нашлось место, так что небольшой плоский электронный прибор поместился легко. – У нас такими сейчас почти не пользуются, шимка всё заменяет, но у меня завалялся. Вот. Не желаешь познакомиться с нашими технологиями?
– Показывай. – Ксенос улыбнулся так снисходительно и ласково, что я сразу передумала и посчитала идею дурацкой, но отступать было поздно. Включила, начала показывать, куда нажимать и что после этого случится, только чувствовала себя с каждой секундой всё глупее: Нану смотрел не на планшет, а на меня.
Прервалась, взяла кружку с чаем. Взгляд ксеноса из тёплого и чуть рассеянного вдруг стал острым, напряжённым, он схватил меня за локоть…
И корабль исчез, а вокруг распахнулся открытый космос. Не тот светлый и яркий, какой показывал Нану, а настоящий, равнодушный и холодный. Разум от неожиданной перемены впал в ступор, попросту не веря вдруг возникшей невесомости, и я даже испугаться толком не успела. А через мгновение Нану уже держал меня за плечи, подтянув ближе к себе.
И всё бескрайнее звёздное пространство сосредоточилось в нечеловеческих чёрных глазах.
– Не бойся. – Голос прозвучал словно со всех сторон разом. – Дыши.
Послушно вдыхаю, выдыхаю, делаю новый вдох. Пахнет прохладой и свежестью – морозное утро. Где-то на краю сознания мечется полная паники мысль о том, что вокруг нет воздуха, что невозможно выжить в открытом космосе без скафандра.
Но я дышу. Размеренно и ровно.
И всё равно вспоминаю, что в открытом космосе человек не может выжить. ДКБ. От перепада давления кровь мгновенно вспенивается пузырьками газов, и тогда…
^ДКБ – декомпрессионная болезнь.^
– Не бойся. Верь мне. – Опять странный звук голоса, и я наконец понимаю: мужчина говорит, не размыкая губ.
Голос в моей голове звучит твёрдо и властно, и я гораздо больше верю ему, чем собственной памяти. Один раз он уже спас мне жизнь, так может, и теперь – повезёт? Вот только…
Отсутствие давления. Отсутствие кислорода. Отсутствие тепла. Радиация. Отсутствие света.
– Не бойся, Нина. – Глубокий, обволакивающий голос легко заменяет всю остальную реальность. – Смотри.
Не знаю как, но – я вижу в окружающей темноте. Нану поворачивает меня спиной к себе, и далёкие звёзды вращаются вокруг. Мы плывём, кувыркаясь в пространстве, лишённом верха и низа. Только чёрная бездна – и бесчисленные белые огоньки.
Но взгляд упрямо цепляется за простые и понятные вещи. За кружку в руке. Чай в ней должен испариться и превратиться в кристаллики льда. Но под моим взглядом из кружки медленно поднимаются упругие, живые шарики жидкости. В них тоже искрятся звёзды.
– Смотри, Нина. Она прекрасна. Она живая.
Прикосновение губ к шее у воротника формы – тёплое, знакомое. Я вспоминаю, что могу осязать, и чувствую близкое тепло тела мужчины так остро, словно рядом не живое существо, а в спину мне светит яркое летнее солнце.
– Смотри!
Звучит как приказ, и я подчиняюсь, и взглядом проваливаюсь в чёрную бездну, а она – наполняет меня до краёв. Холодная, равнодушная, пустая… Или нет?
Из черноты проступает багрянец – сначала тускло и бледно, намёк на цвет, потом oн светлеет. Клочья пространства начинают походить на рыжие сполохи пламени, разгорается ярче их горячая жёлтая сердцевина. Зелёное дрожащее марево полярным сиянием очерчивает огненные облака. Вспыхивают огромные, ослепительно яркие голубые звёзды. Я не могу вспомнить, как выглядит на картинках Сириус, но почти уверена – он где-то здесь. Края их обводятся насыщенно-синими ореолами, переходящими в густой фиолет, на краях меркнущий до черноты.
Полный спектр основных цветов. Завораживающее, текущее, пребывающее в постоянном движении пространство. Совершенное воплощение красоты, которое человеческий разум веками пытался уместить на холсты и в трёхмерные картины. Только бесконечность, как ни старайся, невозможно выразить цветными пятнами.
И та часть бездны, что уместилась внутри меня, тоже расцвечивается огнями. И странно: как я могла её бояться?..
