Текст книги "Дом дураков (СИ)"

Автор книги: Дарья Афанасьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Он действительно некромант? – Горилика подняла с пола подушку и задумчиво разглядывала вышитого на ней пушистого котенка.

– Он адепт Смерти, – пояснил я. – Некромант по праву рождения, его выбрала сама Смерть. Она метит своих избранников телесным увечьем, но взамен щедро одаривает. Адепты не подчиняются гильдии, не носят ее форму и не соблюдают ее правила. И еще они отрекаются от своего имени, оставляя только прозвище. Идемте наверх, Паук наверняка в своем кабинете.

Я был прав. Паук действительно восседал за рабочим столом. Розовый махровый халат был распахнут на груди, пустой левый рукав был обмотан вокруг шеи на манер шарфа, а правая рука листала толстый фолиант, занимавший почти половину массивного дубового стола. Паук сверялся с записями в фолианте, хватал со стола карандаш, записывал что-то на листе бумаги, отбрасывал карандаш, хватал увеличительное стекло и начинал рассматривать потрепанный кусок пергамента, заботливо уложенный меж двух стекол. Затем он отбрасывал лупу, возвращался к фолианту, и все начиналось сначала. Рыжие всклокоченные волосы и треугольное, щедро осыпанное веснушками лицо выдавали в нем дальнего потомка орков и эльвов. Эта гремучая смесь, будучи изрядно разбавленной человеческой кровью, превращала некроманта в объект вожделения для эльвиек и орков-самцов. Живая иллюстрация относительности представлений о прекрасном.

– Та-ак... – бормотал адепт. – Женская руна идет перед руной среднего рода. А здесь у нас мужская руна рядом с детской. Странно... "Звезда"... Нет. "Две звезды". Или "Три"? Странный символ. Что еще за звезда?

Я обошел стол и заглянул через плечо друга.

– Это комбинированная пентаграмма. Состоит из шести треугольников.

– Ага, – Паук почесал всклокоченную шевелюру. – А эти руны что означают?

Я взял лупу и вчитался в полустертый текст.

– Это заглавие. Перед тобой рецепт какого-то магического соуса.

– Соуса?

– Да. И по рецепту для его приготовления требуется принести в жертву не менее пяти человек.

– Я, конечно, люблю поесть, – адепт покачал головой, – но как-то слишком много возни. Если для приготовления только соуса требуются такие жертвы, то как же готовится само блюдо?

– А эти жертвы и есть – блюдо, – пояснил я. – Это драконья рукопись.

– И что мне теперь с ней делать? – Паук печально осматривал царящий на столе разгром. – Два дня мучений – и все напрасно?

– Полагаю, драконы заплатили бы тебе за эту рукопись приличную сумму. Они весьма дорожат подобными рецептами. С другой стороны, нет гарантии, что ты не станешь одним из ингредиентов.

– Ладно, – он махнул рукой и только теперь обратил внимание на моих спутников. – Я вижу, ты не один?

Успел замер посреди комнаты суровым изваянием, стараясь дышать через раз, а Горилика, забыв про паучьи лапки, рассматривала огромный гобелен, почти полностью закрывавший одну из стен кабинета. На гобелене был изображен пожилой мужчина, сидящий за столом. Перед ним стояло широкое золоченое блюдо, на котором восседала кошка. Мужчина гладил животное, смотрел на него добрым, исполненным любви взором и обнажал в ласковой улыбке белоснежные клыки.

– Вам нравится? – Паук одним плавным движением оказался рядом с принцессой. – Картина называется "Поздний ужин".

– Мило. – Горилика выудила из кулька очередную лапку. – Хотите?

Паук с ужасом посмотрел на предложенное угощение и покачал головой. Успел одобрительно кивнул.

– Паук, – я подхватил адепта под руку. – Знакомься: моя дочь – Ирена.

– До-очь? – заинтересованно протянул Паук. – Оч-чень приятно. – Он расплылся в улыбке и изобразил галантный поклон.

– Да, дочь, – я с трудом оттащил распушившего хвост некроманта от девушки. – И если ты будешь вокруг нее увиваться, я тебе вторую руку оторву.

– Да ладно тебе, – адепт продолжал восхищенно рассматривать принцессу. – Она, похоже, внешностью пошла в мать. А вот кстати, – он пихнул меня в бок. – Кто мать?

– Не твоего ума дело.

– Что-то я не понимаю: ты только, можно сказать из-под венца, а уже куда-то дочку тащишь. А у нее, кстати, твои глаза!

Над городом некромантов поднялся неестественно огромный и яркий диск луны. Свечи давно догорели, и только солнце мертвых освещало кабинет адепта Смерти. Паук уже переоделся в домашний костюм, и теперь, довольно щурясь, курил трубку. Спровадив молодежь спать, мы могли, наконец, поговорить о деле.

– Итак, мой дорогой друг, – Паук подпер подбородок рукой, – рассказывай. Письмо я твое получил, но из него мало что понял. Только то, что должен провести в Теморан тебя и некую девушку. Я, признаться, думал, что речь идет о принцессе Горилике – до меня доходили слухи о покушении. Но Горилику во плоти и духе видели в Маройе, а эта девица – точная твоя копия. И теперь я жажду знать: во-первых, откуда дочь, во-вторых, куда это ты ее тащишь, и вообще, что там в Столице за каша заварилась?

– Каша заварилась невкусная, – я откинулся на спинку стула и принялся излагать свою версию. – Кто и зачем покушался на Горилику – точно пока не знаю, но это на себя взял Визариус Эскамор. Он же будет заботиться о ее охране. Полагаю, в Маройе она задержится ненадолго. У меня же есть кое-какие дела в Теморане, но основная задача – увезти Ирену как можно дальше от Столицы. Ты ведь знаешь этот путанный закон о престолонаследии, утвержденный еще прадедом Альба. По нему Ирена имеет на трон не меньше прав, чем наши с Гориликой, пока еще чисто гипотетические, дети. Знает ли Альб о существовании Ирены, и если знает, каковы его намерения, я не знаю, и узнавать не хочу. Да и неизвестные злоумышленники, если прознают про нее, вполне могут попытаться использовать ее в своих интригах. Ее мать – Нулайис, Верховная жрица Неройды в Шаторане. До сих пор она заботилась о дочери, но теперь пришло время перевезти ее в более надежное место. По крайней мере, до тех пор, пока Его Величество не сыграет в ящик. Да и Горилику не стоит сбрасывать со счетов. Она тоже точная копия своего папочки.

– Да-а... – адепт потер левое плечо в том месте, где должна была бы начинаться рука. – Умеешь же ты впутываться в истории. Я проведу вас через холмы, но есть два момента. Первое: с нами пойдут еще двое, второе: куда ты денешь того здоровенного бугая, который ходит за твоей дочерью, будто котенок за бантиком?

– Я оставлю его в гарнизоне форта. А что за двое?

– Девица-акши и кадавр при ней. Мутная пара. Если бы ты с нами не шел, я бы на такое не подписался. Ты же знаешь этих водников: заплехнет жидкость в голову, костей не соберешь. А так вдвоем мы с ней управимся.

– А что за кадавр? – я изобразил на лице академический интерес.

– Человек, – Паук закатил глаза к потолку, видимо, припоминая, как выглядело имущество акши. – Крепкий. Возраст точно не назову. На глазах повязка. Еще при нем был, видимо, меч, но точно сказать не могу: видел только что-то продолговатое, завернутое в плащ.

У Паука были причины опасаться будущих попутчиков. Акши – адепты воды – были и впрямь опасными противниками. Кроме того, они не всегда дружили с головой, особенно в молодости. При прочих равных я бы отказался от такой компании, но именно эту акши я знал достаточно хорошо, так что кивнул собеседнику, принимая условия. Дескать, если что, то мы эту парочку вдвоем повяжем. Действительность же была такова, что в случае прямого столкновения, акши повязала бы меня. Бантиком. Вокруг ближайшего дерева.

– Когда выходим?

– Завтра утром, – Паук встал из-за стола, подводя итог нашим посиделкам. – Сначала заглянем в форт, оставим там вашего молодчика, а потом пойдем к курганам. Там, по дороге, в одной деревеньке ходячий мертвец объявился. Местные не справляются. Там же встретимся с акши и ее куклой.

– А почему они не в городе?

– Не знаю. Думаю, она не хочет пошлину за кадавра платить. Да и перед местными некромантами ей светиться не с руки. Кадавр – вещь ценная. Довольно высокого класса игрушка. Это не мои зомби...

Я согласно кивнул. Кадавры – люди, лишившиеся души, но по каким-то причинам не умершие телесно – ценились чрезвычайно высоко, поскольку получить такую игрушку искусственным путем не удавалось еще никому. Да не многие и пытались. Существо, внешне неотличимое от человека, практически неубиваемое, не знающее страха, усталости, боли, способное к обучению и осмысленным поступкам – это ли не идеальный солдат для любой армии? Казалось бы, каждое мало-мальски приличное государство должно было ложиться костьми на создании такого существа. Но у кадавров имелся один существенный недостаток, сводящий на нет все прочие достоинства: кадавром нельзя управлять. Не чувствует боли – нельзя применить силу, нет души – не накинешь силовой аркан. Единственное, что имело значение для кадавра, это само существование, но не у всякого мага достанет сил испепелить такого монстра в достаточно короткие сроки, а если угроза и покажется кадавру реальной, он упорно будет искать лазейку, а упорства неодушевленным предметам не занимать.

– Ты его все равно не удержишь, – я похлопал Паука по плечу и встал. – Пустые мечты никуда не ведут.

– Ну почему пустые? Акши ведь как-то его удерживает...

– У них наверняка устный договор. Он ей служит, а она не дает его в обиду мародерам, вроде тебя. Нелегко оставаться на свободе, если у тебя аура, как у табурета.

– Можно использовать амулет, маскирующий ауру.

– Нет. Такой амулет просто искажает ауру живого существа, а если надеть его на кадавра, он будет светиться ровным светом, как электрическая лампочка. Проще найти себе покровителя.

– Э-лек-три-чес-ка-я... Ты тоже слышал про эти лампы? – Паук рассмеялся и тоже встал. – Всегда на острие магии, а?

– Стараюсь.

– А так хочется домой живую тварь, устойчивую к эманациям Смерти. – Адепт прищелкнул пальцами. – Слушай, когда устроишься, сделай мне химероида, как у тебя. Можно ведь сделать, чтобы он от меня не шарахался?

– Можно, но я не делаю химероидов. Могу схемы подготовить, рецептуру, а само изготовление пусть будет на твоей совести. Только требования мне предъяви.

– Требования?

– Ну... – я неопределенно взмахнул рукой в воздухе. – Внешность, способности, склонности...

– Я собаку хочу... – с какой-то детской грустью сказал некромант.

– Понятно, – я подавил зевок. – Будет тебе собака. Пошли уже спать. Надо еще завтра за вещами в гостиницу зайти.

– Вещи утром сюда привезут. Я договорился.

Я хмыкнул:

– И что, ты вот так просто можешь забрать из любой гостиницы чужие вещи?

– Я могу все-е-о! – трагическим голосом взвыл Паук и тут же зевнул. – Могу все, а хочу только спать...

– Глава 4

Душа, являясь проявлением божественного начала, неприкосновенна. Любые манипуляции, проводимые с душой, как то: изгнание, пленение, трансформация – являются преступлением и караются клеймением сосуда.

Устав Гильдии магов.

Я лежал на кровати, размышляя о том, куда же все-таки пристроить Горилику. Обитаемый мир был чрезвычайно тесен: два с половиной десятка государств с горем пополам занимали десятую часть материка. Иромская Империя отправила шеститысячное войско на север в поисках пригодных для жизни земель да так оно и сгинуло где-то в песках Великой пустыни. Было это шестьсот лет назад, и с тех пор подобных походов не предпринималось. Иромские степняки, правда, верили, что огромная армия вовсе не погибла, а нашла некую прекрасную землю, где и осталась, но идти по следам предков не спешили.

Что говорить о далеких землях, если посреди большинства современных карт красовалось белое пятно с подписью "Гиблые Земли". Никто не рвался открывать новые страны. Возможно, это добрый знак: людям достаточно хорошо живется и здесь. Мы научились уживаться друг с другом. Взять, хотя бы Паука. Всего четыреста лет назад некроманты были вне закона, а ребенок, родившийся с увечьем, был обречен на гибель. Но Пауку посчастливилось родиться в более милосердное время. В четырнадцать лет он собственноручно отсек недоразвитую левую руку и принес клятву верности Смерти не из желания кому-то отомстить и не от отчаяния, как обычно бывало с его предшественниками, а исходя из понимания собственного предназначения.

Увечье ничуть его не смущало: он научился завязывать шнурки одной рукой и в сражении у Тихих гор неподъемным, на мой взгляд, эспадроном сносил орочьи головы, будто маковки одуванчиков.

Этот маленький мир был перенаселен богами и их слугами. Совсем молодые и неопытные божества стремились доказать свою состоятельность, вмешиваясь в дела смертных. Старшие боги, помнившие отгремевшие войны, тщились сохранить равновесие, плетя сложные узоры судеб, исходя не из сиюминутных прихотей, а пытаясь приблизиться к древним богам. Древние же, лишившись храмов и жрецов, зависли в небытии, откликаясь лишь избранным. Иногда, подобно Монору, они возвращались к смертным, но чаще наглеца, посмевшего нарушить тысячелетний сон, ждала гибель: древние боги желали лишь покоя. Стихии же, будучи основой мироздания, покровительствовали всем существам без разбора, лишь иногда призывая адептов. Только Смерть оставляла адепту выбор: он волен был принести клятву или отказаться от дара, оставшись обычным калекой. Прочие стихии не интересовались мнением несчастных, на которых пал их выбор.

Смерть, высшая стихия, называемая так же стихией тела, позволяла своим адептам обращаться к резервам телесной оболочки, не касаясь сил души. Им были доступны заклинания, поднимающие мертвых, но живым они прямого вреда причинить почти не могли. Только если душа была ослаблена, некромант мог навести на человека порчу: подсадить в его тело заклинание-паразит. Именно поэтому адепты Смерти старались держаться как можно ближе к кладбищам. Среди нелюдей Смерть особо покровительствовала вампирам и кадаврам всех рас.

Смерти противостояла вторая высшая стихия – жизнь, или душа. Ее адепты – рори – становились, как правило, экзорцистами или медиумами. Они жили на границе жизни и смерти, не различая прошлого и будущего, живых и мертвых. Они были переполнены силой, но сила эта была весьма специфична и едва ли компенсировала поздно пробуждавшимся адептам потерю связи с тем, что принято называть реальностью. Эйнем – дети жизни, скользящие по грани света и тьмы – считали адептов жизни почти своими.

Четыре низшие стихии так же не щадили своих адептов.

Акши – адепты воды – расплачивались особенно жестоко. Даже под надзором старших лишь единицы доживали до семи лет. Адепты других стихий предпочитали не связываться с ними. Расшатанная психика делала их совершенно невменяемыми в бою, так что под горячую руку иногда попадали и союзники, а брать пленных акши не умели. Им было доступно влиять на чужой разум, но они с трудом справлялись с собственным. Еще акши умели исцелять раны и некоторые телесные недуги. Доскональное знание анатомии делало их так же и отличными убийцами или палачами. В узком кругу себе подобных акши сформировали собственную мораль, граничившую с религией. Идея Круга Закона, путанная для понимания постороннего, была для них кристально ясна и служила основным руководством к действию.

Адепты огня были полным воплощением своей стихии: вспыльчивые, энергичные, безбашеные. Мне мало что было о них известно, поскольку они были по натуре еще большими одиночками, чем адепты прочих стихий. Большими индивидуалистами, чем они были только драконы, которые, впрочем, тоже принадлежали огню.

Так же мало я знал и об адептах воздуха. Я видел однажды, как один из них движением руки превратил в груду камней замковую стену, и мог только предполагать, что это как-то связано со звуком.

Самыми успешными среди всех можно было считать адептов земли. Собственная стихия была к ним практически равнодушна, ловушек на пути не расставляла, и ее служители довольно быстро заняли главенствующую роль среди магов. Изучение стихии земли шло аж по трем направлениям: ботаника, камневедение и целительство. Ботаники целыми днями торчали в садах и огородах, выращивая причудливые растения для самых разных нужд. По этому пути дальше всех продвинулись эльвы. Камневеды изучали свойства минералов, и тут впереди оказались гномы. Лекарское же искусство, сообщаясь с двумя вышеуказанными направлениями, равно развивалось у всех рас, включая даже гоблинов.

И каждый адепт – потенциальное божество.

Но я отошел в своих размышлениях от основного вопроса – где спрятать Горилику? В компании адепта Смерти миновать Лисьи Курганы – плевое дело. Потом, вдоль все тех же холмов нужно будет добраться до побережья, а там с попутным судном в Корн. Но стоит ли там задерживаться? В Строзо есть неплохая академия, куда можно пристроить Горилику, да и мне найдется, чем заняться, но меня беспокоила местная тайная стража. Империя Теморан старательно прижимала Корн к морю, используя для этого жрецов культа Истинного Бога, и корнцы вылавливали всех мало-мальски подозрительных гостей столицы. Мы были крайне подозрительны, тем более, что в Корн прибывали практически с вражеской территории.

Перебрав в уме все возможные варианты, я решил не портить себе нервную систему, путаясь в туманных перспективах, а принять решение на месте. На крайний случай можно было прихватить с собой акши – какие бы вопросы не возникли к нам у тайной стражи, они поостерегутся хватать адепта воды или ее спутников без достаточно веских причин.

Разумеется, утром мы никуда не поехали. В понимании Паука, утро – это не раньше полудня. Издержки профессии. Я и сам не прочь был бы выспаться, но мне нужно было поговорить с Успелом. К счастью, мне не пришлось его будить: парень встал раньше всех, и когда я, превозмогая зевоту, сполз в столовую, он уже в задумчивости выводил что-то пальцем на пустой столешнице.

– А с завтраком у нас как? – я огляделся в поисках хоть чего-нибудь съестного.

Успел, надо признать, не избалованный в дороге моим вниманием, удивленно посмотрел на меня, как бы спрашивая, действительно ли я обращаюсь к нему. Проигнорировав этот немой вопрос, я прихватил из вазы яблоко, с сомнением его оглядел и положил обратно.

– Понятно. Пока хозяин не проснется, кормить нас не будут. А проснется он еще не скоро. – Я походя хлопнул бойца по плечу. – Пойдем на кухню, чего-нибудь раздобудем.

За время поездки я убедился, что вызываю у парня брезгливое отвращение. Виной тому была, во многом, роль злобного мага, которую я терпеливо оттачивал в течение многих лет. В стенах дворца далеко не все считали меня таким уж злобным, но молва искажает правду до неузнаваемости, и за пределами столицы обо мне ходили такие истории, что в пору было плакать. Невесть что говорили о придворном чародее в селениях кеметов.

Кроме того, какие бы платонические чувства он не питал к Горилике, его мучила ревность. Я был более удачливым соперником, и меня нельзя было даже стукнуть как следует. Эдакий дракон, похитивший принцессу. А он, стало быть, рыцарь. Без коня, меча и доспеха, но – рыцарь. И теперь дракону предстояло уговорить этого защитника принцесс уйти восвояси.

Как бы ни была сильна нелюбовь Успела ко мне, но есть он хотел. Прикасаться к чему-то в доме некроманта он не рисковал, а я брал на себя всю ответственность вторжения на хозяйскую кухню, и теперь парень держался строго за моей спиной, несомненно, надеясь, что меня убьет какая-нибудь местная тварь. Но ничего живого, или даже подвижного, в доме Паука не водилось. Эманации Смерти, насквозь пропитавшие город, закручивались вокруг адепта в смертельные жгуты. Животные, особенно остро чувствовавшие исходящую от него угрозу, бежали из этого дома без оглядки. На кухне царило запустение, даже паутины видно не было. Судя по толстому слою пыли, хозяин не утруждал себя приготовлением пищи.

– Да, – я провел пальцем по плите. – И впрямь, хоть бы собаку завел... Ты темноты боишься?

– Нет, – гордо, но с опасливо косясь в мою сторону, ответил Успел.

– Эт-то хорошо, – я размотал шнур, перехватывающий балахон, и сбросил тяжелое одеяние на лавку, не особо заботясь о ее чистоте. – Потому что припасы наверняка хранятся в подвале, а если он пользуется им так же часто, как кухней, то тьма там непроглядная.

Успел смотрел на меня с суеверным ужасом. На мне был балахон торговца, но сути дела это не меняло – маг снимал балахон при посторонних только в самом крайнем случае. Например, перед казнью. Я не снимал капюшона даже за ужином, но теперь предстал перед кеметом во всей своей разбойничьей красе. Особенное внимание бойца привлек боевой пояс, пряжку которого украшала оскаленная морда горной кошки.

– Это у Вас откуда? – в глазах парня отражались изумруды, горевшие в кошачьих глазах.

– Такие пояса король Маройя подарил семидесяти бойцам, отличившимся у Тихих гор. – Я небрежно махнул рукой и его взгляд зацепился за прикрепленный к предплечью кинжал. Из дракона я на глазах превращался в ходячую сокровищницу. – У Паука тоже где-то такой валяется.

– Валяется? – боец явно не представлял, как бесценный боевой пояс может где-то просто валяться.

– А зачем он ему? Мозоль на животе набивать? У него цельный черный доспех в спальне стоит вместо манекена, он его с того сражения только тряпочкой иногда протирает. А такого добра у него целый подвал. Кстати, напомни мне, я у него хотел алхимический пояс увести. Как раз мимо пойдем.

– А чем отличаются эти пояса?

– Тот, что на мне – изначально боевой пояс. По сути, это часть доспеха, прикрывающая живот и поясницу. В изумруды встроен контур небольшого исцеляющего заклинания. Мне все это, в общем-то, ни к чему, поэтому я добавил карманы, пазы и крюки, как на алхимическом поясе. А тот, что я хочу взять у Паука – изначально алхимический. Он легче, в нем больше карманов, кроме того, он сам по себе является пространственным артефактом: при желании в него можно запихнуть даже бутыль с вином.

Пространственный артефакт Успела заинтересовал мало, а вот к глазам на пряжке он проявил повышенный интерес.

– И что нужно делать, чтобы заклинание сработало?

– Ничего. Оно активируется само по себе, и только в том случае, когда других вариантов не будет. Лучше бы эти пояса раздали до боя...

– Это да... – протянул парень таким тоном, будто сам там был, и тут же осекся. – Извините... Мой дядя был проводником лазутчиков войска Его Величества. Их отправили разведывать пути отступления, так что они вернулись, когда сражение уже закончилось. Дядя говорил, что земли было не видно под трупами...

Я пожал плечами. Где-то среди этих трупов осталась вся моя шайка. Восемь лет я мотался с этими головорезами по дорогам, грабил караваны. Если погибшим на поле боя действительно прощаются все грехи, то эти темные личности, не верящие ни в жизнь, ни в смерть, заключили удачную сделку. А я в этой сделке был активным посредником. Очень активным. Я не любил вспоминать тот день, но мне было необходимо во что бы то ни стало завоевать доверие Успела. Мне ничего не стоило просто притащить упрямого юнца прямиком к коменданту форта и сдать с рук на руки, но из этого непоседливого щенка еще можно было вырастить послушного волкодава. Да и кто мог поручиться, что юное дарование не сбежит из форта и не возникнет на пути в самый неподходящий момент? Так что я скроил мину умудренного опытом вояки:

– Пиратам некуда было отступать, их корабли были сожжены, а в плен они сдаваться не умели, так что дрались насмерть. Мы с моими ребятами были наемниками в отряде смертников Маройя, том, который пираты в самом начале прижали к горам. Маройская конница, которая должна была ударить в тыл пиратам, налетела на стальные ежи, и если бы не шаторанские ребята Паука, меня бы здесь не было.

– Ежи? – Глаза Успела светились восторгом. Похоже, дядюшка не баловал его рассказами о том походе.

– Да. Это специальные шипы, которые разбрасывают на поле боя. Стоит лошади наступить на такой, и все – считай, нет копыта. А когда тяжелая конница идет плотным строем, да в галоп... Когда-то маройская конница и впрямь была непобедима, но те времена давно прошли. Больше никто не воюет по правилам. – Я ностальгически вздохнул. – Идем, а то так и помрем здесь с голоду.

Повторное приглашение не потребовалось – ведомый любопытством, Успел топал за мной, будто привязанный. Обширный подвал состоял из замкнутого в квадрат коридора, по одной стороне которого шли совершенно одинаковые двери. Внутренняя часть квадрата, как я полагал, была занята под лабораторию, и вход в нее наверняка был тщательно замаскирован, а в многочисленных комнатах, открытых нашему любопытному взгляду, хранилась всякая рухлядь. Успел жадно рассматривал из-за моего плеча груды ржавых доспехов и оружия, пару раз даже пытался что-то стянуть, но я не позволил:

– Зачем тебе этот хлам? В эти доспехи только пугало обрядить: вороны умрут со смеху.

Парень обиженно засопел:

– Тогда зачем он это все хранит?

Я развел руками.

– Он живет в этом городе почти всю жизнь. Когда маг только начинает практиковать, у него, как правило, ни гроша за душой: все сбережения уходят на покупку ингредиентов, оборудования, книг – да много чего. Любой объект рассматривается с точки зрения финансовой ценности. Со временем это перерастает в привычку. Бродячему магу много на себе не утащить, так что если посчастливится свалить, скажем, виверну, то берет только самое ценное – когти, кровь, да кожу с брюха. А оседлые, вроде Паука, норовят затащить к себе все, что ни попадя. Благосостояние постепенно растет, про старые склады забывают, вот и гниет все кучами по углам. К тому моменту, когда он заглянет сюда в следующий раз, все рассыплется в прах, останется только в совок смести.

Меня интересовала оружейная комната, а точнее, ее имитация. Как и я, Паук тщательно прятал самые ценные вещи от чужих глаз; как и я, ставил ловушки. Настоящая оружейная комната была надежно скрыта, а место, куда мы наконец пришли, было приманкой для воров. Настоящий музей – мой арсенал по оформлению и рядом не стоял. Все блестело и сверкало, уложенное на бархатные подкладки и накрытое стеклом. Из-за моей спины раздался стон восхищения.

– Так, – я осторожно прошел вдоль полок, и остановился у неказистого ящика, спрятавшегося за витриной с роскошной рапирой. – Стой, где стоишь, и ничего не трогай, если не хочешь, чтобы нас похоронили в одном гробу.

– Почему – в одном? – Успел живо спрятал за спину уже протянутую к витрине руку.

– Потому что больше и не понадобится.

Ящик был даже не заперт, так что я просто откинул крышку и вынул из него совершенно новый алхимический пояс. Пауку, как я знал, его дали, можно сказать, на сдачу от какой-то сделки. Пояс был дорогущий, сам бы я в жизни не разорился на такую покупку, но от Паука принял в качестве задатка за собаку. Разумеется, хозяин дома прекрасно знал о моем "тайном" походе в его оружейную. Мне нужно было произвести на Успела впечатление, так что некромант приволок в этот "музей" ящик с поясом и пристроил его среди муляжей.

Я снял старый пояс и протянул его Успелу.

– Держи, это тебе.

– Мне? – парень держал потертый пояс на вытянутых руках, будто величайшую на земле драгоценность.

– Да, одевай, и пошли отсюда.

Уже в коридоре я застегнул новый пояс, и проверил, удобно ли расположены карманы и крючки. Все было на месте, особенно меня радовала пряжка. Пряжка на старом поясе была мне великовата, и все время норовила впиться под ребра, но здоровенному Успелу она пришлась в самый раз.

Следующая дверь вела в кладовую. В могильном холоде здешней земли продукты могли храниться почти неограниченное время, так что запасливый хозяин натаскал сюда столько еды, будто готовился к многолетней осаде. Я шел вдоль полок и ящиков, бесстыдно нагружая кемета припасами. Исходя из габаритов моего спутника, особый упор делал на мясо и рыбу. Теперь оставался последний штрих.

– Друг мой, ты любишь копченую скумбрию?

Я наклонился к лотку с вышеозначенным деликатесом. Успел, заинтригованный неизвестным словом, сделал то же самое, практически ткнувшись лицом мне в грудь, и в этот момент у меня из-под рубашки (совершенно случайно!) выскользнул кулон. Крохотный дракончик из белого золота обвивал черный агат прямо перед носом Успела.

– Ты этого не видел, – я поспешно запихнул дракончика обратно и сунул кемету в руки огромную рыбину.

Успел задумчиво посмотрел на рыбу, на меня, на корзину, снова на рыбу. Разумеется, он видел такого же дракончика, только из червонного золота и с белым агатом, на шее у Горилики. И она наверняка рассказывала, что второй из пары кулонов был похоронен вместе с ее матерью. Выходило, что я либо стащил кулон из могилы, либо... Что "либо", парень наверняка и сам не знал. Нет более прочной связи, чем общая тайна, и мне сейчас мне предстояло привязать кемета к себе толстенным канатом.

Мне внезапно пришла в голову мысль, что если я пристрою труп этого мальчика хотя бы и за тем же лотком со скумбрией, его найдут, в лучшем случае, лет через сто. Горилике скажу, что парень отправился в форт, а через год-два она о нем и не вспомнит. И не нужно ничего изобретать. Но во внутренней борьбе верх одержал... нет, не альтруизм, а трезвый расчет: когда еще встретится такой наивный парень? Я со вздохом положил руку на плечо Успела:

– Бери корзину, и пойдем уже наверх. Поговорим после того, как позавтракаем. На пустой желудок такие вещи не обсуждаются. Ты как знаешь, а я голоден, как тот старичок с кошкой из кабинета Паука.

Завтрак прошел в задумчивом молчании. Я держал театральную паузу, нагнетая за столом атмосферу таинственности, и молясь, чтобы Паук не явился в самый неподходящий момент. К десерту мой собеседник окончательно созрел, и я приступил к вербовке. Я посмотрел Успелу прямо в глаза, но тут же отвел взгляд. В его зрачках плескался океан наивности. Так, наверное, смотрит теленок на мясника. Под этим взглядом было стыдно говорить даже правду.

– Этот кулон подарила мне Ойрона при нашей последней встрече. – Я сосредоточился на лежавшем передо мной куске пирога. – Она попросила меня позаботиться о Горилике. Кулон служит мне напоминанием о данном слове и, кроме того, если потребуется, станет подтверждением моего отцовства.

Я снова посмотрел на кемета. Тот гипнотизировал свой кусок пирога, пытаясь осмыслить мои слова. Теперь ему на собственной шкуре предстояло убедиться в правильности пословицы "меньше знаешь – крепче спишь".

– Сейчас мне предстоит доказать, что данное мной слово – не пустой звук. Какая-то тварь пытается убить Горилику, а я хочу ее уберечь. Знаю, что ты хочешь того же, но для тебя же будет лучше, если ты останешься в форте.

– Я ее не брошу. – Пробормотал кемет.

– Это не навсегда. На год-два, не больше.

– Я ее не брошу. – Повторил Успел уже громче. Похоже, в свои права вступало легендарное кеметское упрямство.