Текст книги "Город титанов (СИ)"

Автор книги: Данияр Сугралинов

Соавторы: Денис Ратманов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Вот твари, – прошипел Сергеич. – Человека заставили убить человека.

Вечный пояснил:

– Кроме нас, кто на балконе, тут нет людей. Не обольщайтесь.

Я промолчал. Понимал, что скоро кому-то из нас предстоит сделать тот же выбор.

Пако снова взял слово:

– А теперь – особенная битва! На арену выходят двое смельчаков, которые думают, что знают все наши секреты! Но разве можно называть секретом то, что знает каждая свинья?

Мое сердце ухнуло вниз. Из лаза вертухай указал на Вечного.

– Этот кусок мяса представлять не надо – Вечный! – проорал Пако. – Бывший легавый, который охотился на нашу прекрасную Исабеллу! Вечный никак не сдохнет, ха-ха-ха! Но кто знает, вдруг сегодня его последний бой?

Толпа заревела, засвистела. Исабелла встала, поклонилась зрителям, как примадонна на сцене. Вечный протиснулся на платформу, встал, широко расставив ноги и, когда его начали опускать, скалясь, показал зрителям средний палец.

– А его соперник, – объявил Пако. – Ханс! Немецкий турист, который утверждает, что знает, как исцелить обратившихся в зомби! Ха-ха-ха! Что за идиот!

Ступив на арену, Вечный показывал два средних пальца, в него летели объедки.

На карнизе засуетился блондин, с которым я сидел в одной камере. Подошел к поднимающейся платформе, передернул плечами, встал на нее. И его начали спускать.

Вечный выглядел спокойным, будто собрался на прогулку. Ханс дрожал всем телом.

– Оружие! – крикнул анонсер.

На арену сбросили два ржавых ножа.

– Правила просты – только один остается живым!

Вечный поднял нож, покрутил в руке, привыкая к весу и балансу. Ханс схватил свое оружие и сразу направил на противника.

– Я не хочу умирать! – завопил он по-английски. – Я знаю правду! Я знаю, кто проводит Жатву! Это Дьявол! Эль Диабло! Гребанный Сатана, мать вашу! Я знаю, как убедить его вернуть все, как было!

Толпа притихла. Даже на балконе верхушки наклонились вперед.

– Что за идиот! – повторил Пако. – Еще вчера Ханс был уверен, что Жатву проводят люди из будущего! Говорил, что они пришли собрать души, чтобы предотвратить катастрофу!

– Я ошибался! – завопил Ханс. – Это Дьявол! Это он заморочил мне голову!

– Заткните его! – рявкнула Исабелла.

Но Вечный не двигался. Он слушал немца, а тот продолжал надрываться:

– У меня есть доказательства! – Ханс рылся в карманах. – Я нашел артефакт!

Он достал что-то блестящее и поднял над головой.

– Это кристалл истинной сути! Он показывает настоящее!

В руке у него был обычный кусок стекла, но в свете прожекторов он сверкал, как драгоценность.

Толпа загудела. Кто-то кричал «убить его», кто-то «дать послушать». На балконе верхушки что-то обсуждали.

Наконец Бульдог взял микрофон:

– Хватит болтовни! Дерись или умри!

Ханс сжал «кристалл» в одной руке, нож – в другой. Вечный стоял на месте, опустив нож.

– Я не хочу тебя убивать. Живи.

– У меня нет выбора! – завизжал Ханс и кинулся вперед. – Ты приспешник Дьявола!

Он дрался отчаянно, как загнанное животное, но опыта не хватало. Вечный уворачивался от неумелых ударов, скользил по бетону арены, как водомерка, и не бил в ответ. Когда Ханс споткнулся, полицейский оседлал его, придушил, дождался, когда немец вырубится, и ударил прямо в сердце. Наверняка Ханс не почувствовал боли и не понял, что умирает.

Из разжавшейся руки выпал «кристалл истинной сути». Вечный поднял его, посмотрел сквозь него на прожекторы, бросил на пол и раздавил.

– Вечный побеждает! – объявил анонсер.

Когда Вечный поднялся к нам, Сергеич шарахнулся от него и проговорил:

– На хрена ты убил его, когда мог пощадить?

– Что он сказал? – спросил Вечный.

Я перевел, и победитель турнира объяснил:

– Они видят, что победитель – я. Меня, пусть и израненного, уволокли с арены и откачали бы, а его растерзали бы зомби. Так уже было. Думаете, мне нравится убивать людей? Но этот проклятый месяц превратил меня в палача. Поверьте…

– Тише! – крикнул я, перевел взгляд на разоряющегося анонсера.

– Впервые – гость с той стороны острова! – Пако сделал зверское лицо и проревел: – Р-рус-ский тсар! Переживет ли он сражение с одним из нас? Встречайте! Сэр Гейч Гор Бачев!

Сергеич? Твою мать! Как… как ему помочь⁈

Глава 8
Ваши ставки, дамы и господа!

Сергеич прижался к стенке, словно загнанный в угол зверь, замотал головой с такой силой, что капли пота разлетелись брызгами.

– Идите на х… я не готов!

– Гор Бачев, на выход! – Ближний ко мне вертухай указал на платформу костлявым пальцем, скорчив зверскую рожу. В его глазах плескалось предвкушение крови.

То, что мой боевой товарищ обречен, я ни на секунду не сомневался. В том, что и я обречен, тоже сомнений не было. Одно я знал наверняка – что не прощу себе его смерть. Не изгнали б его, спокойно сейчас бы пил чай с Максом на базе или крафтил в своей мастерской.

Что-то надо попытаться сделать. Но что? Чертовы наручники! Если бы их не было… эх!

И вдруг в голове сложился план. Простой, как палка, но действовать надо внезапно. Я подобрался, каждый мускул напрягся, как пружина.

Сергеич попятился в дальнюю часть балкона, глаза его заметались, как у затравленной лисицы, но там вертухай выставил копье острием прямо ему в грудь, что-то прошипел Сергеичу.

– Что я вижу? – воскликнул Пако в рупор, голос его разнесся по арене эхом. – Русский тсар струсил? А зря! Ставки слишком высоки. Тот, кто выиграет, останется жив!

Зрители завыли, словно стая голодных волков, засвистели, вскоре их вопли слились в однородное недовольное «у-у-у», которое прокатилось по трибунам волной звериного гнева. Вертухай с копьем крикнул что-то по-филиппински, приговоренные встрепенулись, трое бросились на Сергеича, облепили его, как муравьи – божью коровку, и, толкаясь на узком навесе, поволокли к платформе.

Я замер, ожидая их, кровь стучала в висках. Когда они поравнялись со мной, я со всей дури врезал ближайшему филиппинцу кулаком в челюсть – удар получился такой силы, что боль прострелила до плеча. Покачнувшись, он дернул руками, будто собираясь взлететь, и свалился с балкона, в последний момент зацепившись за край пальцами, которые медленно соскальзывали.

Один приговоренный оставил Сергеича, бросился помогать приятелю, второго Пролетарий боднул лбом в нос – хрустнуло, как сломанная ветка, – оттолкнул, и он, голося по-филиппински, полетел вниз, руки его беспомощно взмахивали в воздухе.

Зрители ахнули, когда он шмякнулся о бетон с мокрым звуком, как мешок с мясом, и задергался в агонии, алая лужа расползалась под телом. Глухого звука падения я не услышал, не до того было. Второй филиппинец взобрался на балкон и попятился от меня.

Со мной плечом к плечу встал Рамос с копьем, которое он успел забрать у первого вертухая. Острие сверкало в свете прожекторов. Раскидав филиппинцев, к нам подошел тяжело дышащий Сергеич, из разбитой губы сочилась кровь.

Бунт на корабле в мои планы не входил, я на другое рассчитывал и просто вмазал Сергеичу локтем в ребра, шепнув:

– Имитируй перелом ребер.

Сергеич сложился пополам, как перочинный нож, и стал изображать умирающего – так натурально, что даже я на мгновение поверил.

Ну а вдруг сработает? Какое удовольствие смотреть на смерть тяжело раненого? Другое дело, когда жертва сопротивляется, бьется, как рыба об лед.

– Что происходит? – комментировал происходящее Пако, голос его звенел от возбуждения. – Я ничего не понимаю. Русский бьет русского? За что?

Если Пако не сообразил, может, до других тоже не дойдет, и на арену выпустят провинившегося меня? И наручники снимут заодно. Я скосил глаза на Тетыщу в клетке. Его глаз заблестел, как у хищника, почуявшего добычу, он подобрался и встал, реагируя на кипеш и тоже не понимая, зачем я ударил Сергеича.

– Лучше сдохнуть в бою, – проговорил Рамос сквозь зубы, тыча копьем приближающихся приговоренных, которые собирались на нас напасть и так доказать лояльность бандитам.

И вдруг меня парализовало, ноги подкосились, словно кто-то выдернул из них все кости. Я понял, что воздействие идет через наручники, потому что Тетыща тоже упал, и успел прохрипеть:

– Тебя… могут оставить на другую битву.

Сергеич едва заметно кивнул, сплюнул кровь – ее было много, видимо, он специально прокусил язык или губу, алые капли заблестели на сером бетоне. Я ничком растянулся на балкончике и начал съезжать к его краю, глядя, как Рамоса прижали к стене.

– Такого мы еще не видели! Восстание! Русский против русского! – голос Пако дрожал от восторга.

И тут зазвучал голос кого-то из главарей, холодный, как лезвие:

– Гор Бачев идет на арену. Мы поняли, что это было: попытка избежать драки. Если он травмирован, тем хуже для него.

Сергеич имитировал умирающего до последнего. Я сам чуть не поверил. Когда его подняли, хрипел, харкал кровью и изрыгал проклятья, каждое слово было пропитано болью и яростью. На платформе он лег, поджав ноги, как раненый зверь, и даже короткий меч не взял. Правильно, молодец. Пусть противник думает, что он умирает, и потеряет бдительность.

Вот только кто будет противником? Если выпустят тварь типа Мясника Второго, Сергеичу проще горло себе перерезать.

Но Пако сказал, что будет «кто-то из наших». Вот с людьми такой фокус может пройти, если против Сергеича не выставят кого-то уровня так тридцатого, с бешеной регенерацией.

Стоя на краю балкона и наблюдая, как Сергеича, словно мешок с картошкой, стаскивают с платформы вертухаи, Пако комментировал происходящее:

– Похоже, Гор Бачев и правда ранен. Это уменьшает его шансы на победу и увеличивает шансы нашего бойца. Лично я буду болеть за него. Как думаете, кто это? – Анонсер взял театральную паузу, отхлебнул воды, губы его изогнулись в довольной усмешке.

Зрители замерли в предвкушении, я тоже. Воздух сгустился от напряжения. С одной стороны, ясно, что против Сергеича выставят человека, и это хорошо. С другой – все, кого я видел, превосходили его в уровнях больше, чем в три раза.

– Ита-ак! – воскликнул Пако, вытерев губы предплечьем. – Против русского выходит наш боец А-ариель А-а-агила-а-ар-р-р!

Что-то знакомое…

– Он же Фле-ектор-р-р! – голос анонсера прокатился по арене, как гром. – Почему он? Потому что Флектор совершил ошибку, предал семью и теперь должен искупить вину кровью!

Я закрыл глаза и выдохнул, вспоминая, как Флектор растянулся на полу камеры, когда я сделал подсечку – как мешок с дерьмом. Возможно, повышая уровень, вонючка-Флектор сразу его теряет и откатывается к предыдущим значениям. А значит, у Сергеича есть шанс, и он молодец, что притворился умирающим.

Пако смолк и посмотрел на балкон с начальством. В этот момент эффект паралича прошел, и я сел, глядя на главарей. Меня решили не бить и никак не наказывать, заранее приговорив к смерти.

Рупор взял Родриго и проговорил голосом палача:

– Что же такое совершил Флектор? Помните приказ не устраивать самосуд над пленниками, потому что вчерашний пленник – ваш возможный завтрашний боевой товарищ? Конечно помните. Флектор ослушался приказа, ночью проник в камеру и собирался прикончить одного заключенного. И не просто прикончить, но и получить его статус чистильщика…

Толпа радостно взревела, звук прокатился по трибунам, как лавина. Родриго улыбнулся.

– Да-да, у нас сегодня чистильщик на закуску. Целых два!

Я чуть не оглох от ора толпы, разгоряченной кровью, голоса слились в единый рев хищного зверя.

– Да-да, нас ждет грандиозное шоу! А Флектор собирался нас лишить зрелища. Эта вонючая крыса знала, что его действия караются смертью, но все равно чуть не нарушила приказ. Почему? Потому что Флектор-падаль, забрав статус чистильщика, собрался сбежать.

Донесся недовольный гул, похожий на рычание разъяренной толпы.

– Скормить его Крушителю! – завизжала какая-то баба, но Родриго проигнорировал ее.

– Так что Флектор приговаривается к смерти! – торжественно объявил он.

Кто-то засвистел, кто-то радостно завизжал. Подождав, пока толпа успокоится, рупор взял удавоподобный Бульдог и прошелестел, будто змея проползла:

– Да, Флектор оступился. Но кто не без греха? Он с нами с самого начала, проявил надежность и преданность. Да, он сделал ошибку, но осознал ее и не стал убивать заключенного. Каждый из нас может оступиться. Я считаю, что Флектор имеет право на искупление и накладываю вето на приговор.

Поднялся Мигель, забрал рупор у Бульдога и гаркнул, как на плацу:

– Короче, Флектор должен сразиться с русским. Если выиграет, будет прощен.

Исабелла вырвала у него микрофон:

– Русский ранен. Это будет нечестная битва!

– Это проблемы русского, – отрезал Родриго.

Он дал знак Пако, и тот объявил:

– Итак, бо-ой! Сэр Гейч Гор Бачев против Фл-е-ектора! Зажимайте носы!

Публика грянула смехом, который прокатился по арене, как волна. Я посмотрел вниз, на распростертое тело Сергеича. Молодец, все правильно делает! Актер… нет – актерище. Хотя жить захочешь, не так раскорячишься.

Под нарастающую барабанную дробь, от которой кровь стыла в жилах, распахнулись огромные ворота, словно пасть чудовища, и два тех самых вертухая, что сопровождали Флектора ночью ко мне, под белы рученьки тащили вонючку на арену. Он вырывался, упирался пятками в песок, и орал на дивной смеси трех языков – филиппинского, английского и испанского:

– Суки, суки, ненавижу! Я столько раз доказывал свою верность, и что? Что, я не заслужил исцеления? Вам весело смотреть, как я набубулок заживо? Путанг ина, пута мадре, братья, посмотрите на меня! Так будет с каждым. Думаете, получите гратитуд? Вот она, их гратитуд! Баста! Кабреонес!

Вертухай, что справа, пинком под зад придал ускорение Флектору, он выбежал на середину арены, вскинул руку, защищая глаза от света направленных на него прожекторов.

Перепалка между главарями была частью шоу. Все давно решили выпустить Флектора против Сергеича, просто надо было эффектно выставить наказание, показать свою строгость и милосердие.

Видимо, все решили, что Флектор будет валяться в ногах, выпрашивая пощаду, но вонючка всех удивил, явив бунт маленького человека.

– Вот твоя благодарность, – прошипел Бульдог. – Ладно. Заберите у них оружие. Флектор, ты был моим другом, потому я прощаю тебя. Выиграешь – останешься жить. Забрать у них оружие! – рявкнул он, и вертухаи подняли меч, лежащий возле Сергеича.

Вспыливший Флектор осознал свою вину, приложил руку к груди и склонил голову, как каящийся грешник.

– Р-рукопашная! – радостно объявил Пако.

Рамос положил руку мне на плечо и сказал по-английски:

– Я очень надеюсь, что Сэр Гейч выиграет.

Рядом с нами сел на корточки филиппинец, который чуть не свалился с балкона, проговорил на ломаном английском:

– Я виноват перед вас, перед он. Если бы знать, что он биться о Флектор, я бы не делать свое дело. – Он встал и проорал: – Сдохни, вонючка!

Приговоренные, которые натерпелись от Флектора, все как один посмотрели вниз, туда, где распростерся разбившийся заключенный в луже крови и где Флектор неторопливо приближался ко все еще лежащему Сергеичу.

Филиппинец, который извинился перед нами, принялся хлопать в ладоши и скандировать:

– Сдохни, вонючка! Сдохни, вонючка!

Его поддержали другие приговоренные и некоторые зрители. Другие в противовес стали орать:

– Флек-тор! Флек-тор!

Арена превратилась в котел кипящих страстей. Тем временем Флектор клюнул на удочку Сергеича, подумал, что ему и правда достался тяжело раненый противник, подошел к нему, легонько пнул ботинком в бок…

Сергеич молниеносно схватил его за ногу и повалил, подминая под себя с такой скоростью, что Флектор даже вскрикнуть не успел.

– Да! Да, Никитка-хер-на-нитке! – Я сам не заметил, что ору вместе со зрителями.

Над ареной пронесся удивленный вздох сотен глоток. Если бы на его месте был опытный борец, он залез бы сверху, взял бы Флектора на удушающий… Сергеич не был борцом, но честно попытался, навалившись всем телом.

Ну что ж ты… Не дожал. Флектор вцепился ему в лицо пальцами, как коршун когтями, попытался выдавить глаза, и Сергеич вместо того, чтобы просто отвернуться и завершить начатое, выпустил противника. А может, тот был слишком скользким типом и выскользнул из-за гноя.

Одно меня радовало: Флектор был не сильнее Сергеича!

– Деритесь! – крикнул Пако, голос его звенел от возбуждения.

Но мамкины, иначе и не скажешь, гладиаторы не спешили, осторожно кружили по арене, присматриваясь друг к другу, выискивая слабые места. Судя по неумелым ударам, боксерами противники тоже не были.

– Слабаки! – заверещала какая-то баба.

Флектор попытался ударить Сергеича кулаком в челюсть, но был схвачен за руку. Противники вошли в клинч, сплелись, как змеи. Они рычали и скалились, пытались боднуть друг друга, ударить ногой, но не дотягивались или удары наносились вскользь. Пот смешивался с кровью. Зрелищной драку назвать было трудно, и публика заскучала. Все нарастая, доносился разочарованный вой.

Наблюдая за боем, Пако прокомментировал:

– Неожиданно скучно, правда? Как думаете, пусть умрут оба, или разнообразить бой?

– Смерть! – выкрикнул кто-то.

– Бой, – ответили следом.

Пако, стоявший на поднятой платформе, обернулся и протянул руку, куда вертухай вложил финку. Анонсер вскинул руку с ножом, блеснувшим в свете направленных на него прожекторов, как молния в ночи.

– Бойцы! Обратите внимание! Я даю вам нож. Кто доберется до него первым, тот, очевидно, и выиграет.

Нож полетел вниз серебристой дугой и упал рядом с распростертым телом разбившегося заключенного, звякнув о бетон.

Давай, Пролетарий, это шанс!!!

Сергеич и Флектор глянули на него одновременно, глаза их загорелись. Расцепив руки, противники бросились к оружию.

Флектор споткнулся о кровь, оставшуюся с предыдущего боя, но успел схватить Сергеича за майку, и они оба повалились, сцепились и продолжили борьбу, можно сказать, в партере.

Каким-то чудом Флектор оказался сверху, получил кулаком в челюсть – хрустнуло, – но не слез, принялся бить Сергеича затылком о бетон, как орех о камень. Тот наносил ему удары снизу, и вскоре лицо вонючки превратилось в огромный кровоподтек. Смешиваясь с гноем, капли крови падали на Сергеича. Сообразив, что его тактика неэффективна, Флектор тоже принялся наносить удары, которые пока отбивались.

Когда я ходил в детстве на бокс – недолго, пару месяцев – помнил, как после минутного самовольного спарринга так взмок, что одежда прилипла. Так что я понимал, что, несмотря на низкую эффективность, бой отнимал у Сергеича чертовски много сил.

Еще и удача наконец улыбнулась Флектору, его кулак впечатался в нос Сергеича – фонтан крови, хруст хряща, – и тот на мгновение оцепенел от боли. Вонючке хватило секунды, чтобы вскочить, метнуться к ножу и поднять его.

– Хана тебе, белый! – заорал он под робкие одобрительные возгласы зрителей, размахивая финкой, как знаменем.

Их перекрыло скандирование заключенных:

– Сэр Гейч! Сэр Гейч!

Флектор, воодушевленный оружием, сразу ринулся в атаку, нож засвистел в воздухе. Сергеич рванул прочь, кровь из разбитого носа заливала рот, а потом резко затормозил, развернулся, отшатнулся от удара, перехватив руку с ножом обеими руками, сжал пальцы с такой силой, что костяшки побелели. Если сильно надавить на запястье, на связки, то сомкнутые пальцы разожмутся. Сергеич это понимал. Флектор пинал его в живот и пах, наносил удары свободным кулаком, но остервенелый Пролетарий, истекая кровью, бил рукой с ножом о колено, как молотом по наковальне, пока наконец финка со звоном не покатилась по полу.

Флектор рванул к ней, словно голодный пес к кости, но получил локтем в глаз – что-то хрустнуло. Противники снова вошли в клинч. На мгновение спина Флектора скрыла Сергеича. Донесся его крик, и вскоре я увидел, как Флектор вцепился зубами в его ухо и рвет его, будто собака – тряпку, из раны текла кровь. Освободив руку, Сергеич наносил короткие удары тому по морде, рыча:

– П…р гнойный! На тебе, на! На! На!

Каждый удар сопровождался мокрым звуком. Флектор работал челюстями, как начинающий щелкун, впился Сергеичу в шею зубами, и теперь удары приходились вскользь. Пролетарий же медленно смещался к финке, волоча за собой вцепившегося противника. Кровища стекала по его шее ручьем, пропитывала футболку, превращая ее в алую тряпку.

– У-бей! У-бей! – орали зрители непонятно кому, голоса сливались в звериное рычание.

Сообразив, что не отшвырнет Флектора, Сергеич упал на нож, но чуть промазал, зашарил рукой по бетону, силясь дотянуться до рукояти. Пальцы нащупали лезвие, сжались… Разжались от боли, поползли выше, окрашивая лезвие алым.

Флектор взгромоздился сверху, увидел, что Сергеич почти достал нож, оставил попытки перегрызть ему горло, сделал рывок, прижав противника к земле всем весом. Теперь они распластались друг на друге лицом к лицу.

И все же Сергеич не растерялся и впился зубами в нос Флектора.

Тот разжал руки от неожиданности, Сергеич схватил рукоять ножа окровавленными пальцами и всадил его прямо в глазницу Флектора. Но тому хоть бы хны – видимо, большая часть боли блокировалась регенерацией. Ариэль схватился за лезвие руками и выдернул нож с чмокающим звуком, алая струйка потекла по щеке. Неизвестно, чем все закончилось бы, если бы перед тем Сергеич не выбил его второй глаз локтем – удар был такой силы, что глазное яблоко лопнуло, как виноградина.

Теперь же Флектор ослеп, закрутился на месте волчком, наугад нанося удары направо и налево, как безумный.

Окровавленный ослабевший Сергеич решил не рисковать, сместился к трупу, поднял его – тело было тяжелым, как мешок с песком – и потащил к Флектору. Толпа возбудилась, загалдела, запахло кровью и потом.

– Ариэль, справа…

Но подсказку заглушили приговоренные:

– До-бей! До-бей!

Однако Флектор послушал подсказку, пырнул ножом невидимого противника справа – удар пришелся в живот трупу, лезвие вошло по рукоять. Сергеич сразу же бросил тело, перехватил руку Флектора и выкрутил запястье, вырвал нож и чиркнул по горлу противника.

Толпа взревела.

Флектор зажал одной рукой рану на шее – опять не смертельную – алые струйки сочились между пальцев, и царапнул воздух перед собой, как слепая кошка. Сергеич тенью скользнул ему за спину и теперь с усилием полоснул по горлу чуть выше, проведя лезвием от уха до уха. Только теперь Флектор упал на подкосившиеся колени, как зарезанный кабан, булькнул кровью и рухнул ничком.

Покачнувшись, Сергеич тоже рухнул – весь окровавленный, с ухом, болтающимся на честном слове, как лоскут.

Да что ж такое⁈

И вдруг его выгнуло дугой, он пару раз конвульсивно дернулся. Я подался вперед, с замирающим сердцем наблюдая за ним. Неужели…

Нет! На его губах застыла улыбка блаженства, это были не предсмертные судороги, а экстаз от левелапа. Сергеич завалил более сильного соперника, повысил уровень и получал удовольствие, каждая клетка тела пела от радости.

Вскочил он окровавленный, но бодрый вскинул руки и прошелся по арене, колотя себя в грудь и отплевываясь кровью.

– Выздоровел весь! – восторженно орал он.

Я устало закрыл глаза, выдохнув с облегчением. Голос анонсера отдалился, а потом ворвался в разум с новой силой:

– … еще один чужак! Сильный, опытный, опасный. Два чужака! Деннис Рокотов! – толпа вяло загудела. – Против Карлоса Рамоса! – вояку поприветствовали так же вяло. – Чистильщик второго уровня против претендента 26-го уровня! Ваши ставки, дамы и господа!