Текст книги "Город титанов (СИ)"

Автор книги: Данияр Сугралинов

Соавторы: Денис Ратманов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Почему?

– Никто не возвращается оттуда. Там происходит что-то странное.

Доктор Танака наклонилась к карте и объяснила:

– Мы посылали туда три разведгруппы. Пропали все. Даже радиосвязь обрывается на границе зоны. Пугачи им не помогли, и даже очень дорогие защитные модификации, способные выдержать две-три атаки титана – все тщетно.

– Что именно там находится? – спросил Тетыща.

– Не знаем, – ответил профессор Нкомо. – Но иногда земля там дрожит так сильно, что вибрации проходят по всему городу. Жаль, у нас нет ничего вроде дронов, чтобы изучить аномалию. Сами понимаете, нынче с электроникой… – Он обескураженно развел руками.

– Неужели ваши разведчики по рации не докладывали, что они там хотя бы увидели? – поинтересовался Вечный.

Нкомо покачал головой:

– Рации перестают работать, стоит приблизиться к тому месту. Но у нас есть версия. – Он переглянулся с остальным. – Что, если там прячется космический корабль сборщиков?

Космический корабль жнецов? У меня зачесались руки. У Сергеича тоже зачесалось. Но – бритая башка.

– Ёж твою дрожь! – воскликнул он и принялся скрести ногтями темное пятно на лбу, да так остервенело, что лоскут кожи отошел, как у бездушного!

– Прекрати чесаться, – скомандовал Тетыща, хотел еще что-то сказать, но остолбенел от увиденного.

– Че вытаращились? – спросил Сергеич посмотрел на свои пальцы и раскрыл рот.

Не кровь там была – ошметки гниющей плоти.

А еще Сергеич потерял уровень, и у меня внутри все похолодело. Только расслабился, блин! Я перевел взгляд на Вечного и Дака, те остались при уровнях.

Мысли об инопланетном корабле вылетели из головы, теперь я думал только о Сергеиче и о том, как связаны эти хреновы Нои с «Ковчега» с его состоянием.

Глава 15
Почему я?

Сергеич замер, глядя на растопыренные пальцы. Губы его мелко задрожали, будто от холода, хотя в помещении было душно. Осторожно, словно боясь повредить что-то хрупкое, он ощупал свое лицо кончиками пальцев, потом провел ладонью по шее, осмотрел руки до локтя. На правом предплечье кожа отслаивалась тонкими чешуйками, под которыми проступала розовато-желтая плоть.

– Что со мной? – голос сорвался на хрип. – Что это за хрень?

Тетыща подошел к нему и прищурился, изучая расцарапанную макушку. Из неглубокой раны сочился не алый ручеек крови, а густой желтоватый гной с резким сладковатым запахом тления. Наш невозмутимый терминатор впервые за долгое время проявил эмоцию – отвращение – и спрятал руки за спину, боясь заразиться.

– Действительно, что это за хрень? – пробормотал он.

Я развернулся к Клаусу всем телом, правая рука скользнула к рукояти «Нагибатора».

– Вы заманили нас в ловушку?

Мысленно я потянулся к своим бездушным, проверяя связь. Поначалу, когда «Сокрытие души» действовало только час, я считал каждую проклятую минуту, боясь пропустить момент. Теперь внутренний таймер работал на автомате – двадцать пять минут до отката.

На морщинистом лице Клауса проступило такое искреннее недоумение, смешанное с обидой, что я засомневался в его причастности к болезни Сергеича.

– Это заразное? – Дак попятился, морщась от запаха. – Я не хочу гнить заживо!

Вечный машинально почесал в затылке и тоже сделал шаг назад.

Профессор Нкомо уловил напряжение в воздухе и медленно поднялся из-за стола, его массивные руки легли на столешницу.

– А в чем, собственно, претензия? – спросил он. – В чем нас обвиняют?

Танака тоже встала, ее узкие глаза прищурились еще больше.

– Мы что, виноваты в болезни вашего товарища?

– Вот в этом! – заорал Сергеич, со всей силы хлопнув себя по макушке. Брызги гноя разлетелись в стороны, и все инстинктивно отшатнулись. – Я гнию, мать вашу раз так! Еще час назад этого дерьма не было. Как сюда попал, так началось!

– Было, – возразил Дак, потирая подбородок. – Ты чесаться начал еще когда мы сюда ехали. Просто сейчас резко усугубилось.

– Так и есть, ага, – подтвердил Вечный. – Помню, ты затылок драл, когда мы у ворот стояли.

– Вообще странно. – Дак нахмурился, его смуглое лицо приняло задумчивое выражение. – Меня зомби кусали, чуть кишки не выпустили, но я не заразился. А он, выходит, подхватил заразу? Станет зомби?

– Не станет, – отрезал я, стараясь говорить уверенно. – Он душу не терял, это исключено.

И правда, если вдуматься – Сергеич начал меняться еще до прибытия в «Ковчег». Мои обвинения повисли в воздухе.

– Может, от Флектора заразился, – вдруг предположил Вечный, щелкнув пальцами. – Тот ведь точно так же гнил. Вонял еще похлеще.

Меня будто ледяной водой окатили. У меня тут же зачесался затылок, я инстинктивно потянулся почесаться и с ужасом отдернул руку. Я же контактировал с Флектором, хватал его, бил! Неужели тоже заражен?

Подскочив к Тетыще, я развернулся к свету и прошептал с замирающим сердцем:

– Посмотри внимательно. Со мной все в порядке? Нет никаких пятен, гнили?

Тот придирчиво осмотрел мое лицо под разными углами, заставил закатать рукава, проверил шею.

– В абсолютном порядке. Ни пятнышка. – Он повернулся к остальным. – Вечный тоже с Флектором контактировал, и Дак, и многие другие – никто не загнил. Тут что-то другое. Нам волноваться не о чем.

– А мне? – Сергеич схватился за голову обеими руками. – Что со мной будет? Я сдохну?

Чистильщики «Ковчега» переглянулись, потом обступили Сергеича плотным кольцом, но никто не решался прикоснуться. Запах становился все резче.

– Сними футболку, – вдруг предложил доктор Пол Леман, выходя из-за стола.

Он чем-то напоминал Тетыщу – той же каменной невозмутимостью, но был выше на голову и шире в плечах. Походу, немецкая ментальность. Только у Лемана под белым халатом угадывался солидный живот успешного человека, привыкшего к хорошей жизни до Жатвы.

– Не бойся, мы просто осмотрим. Надо понять масштаб поражения – только голова или все тело затронуто.

Сергеич кивнул и стянул футболку через голову одним движением. Вонь усилилась втрое – сладковато-гнилостная, с нотками аммиака. Все невольно прикрыли носы.

Спину моего товарища покрывали багрово-фиолетовые пятна, похожие на трупные. Кое-где кожа вздулась пузырями, готовыми лопнуть от малейшего прикосновения.

Доктор Леман достал из кармана халата латексные перчатки, натянул их с профессиональным щелчком и осторожно пальпировал пятна.

– Что ты чувствуешь, когда я нажимаю здесь, – он прикоснулся к здоровому участку кожи на боку, – и здесь? – Палец переместился на багровое пятно. – Есть разница в ощущениях?

– Первое – норм, чувствую нажатие. Второе – будто через вату. Кожа онемела напрочь. – Сергеич жалобно посмотрел на доктора снизу вверх. – Что со мной, док? Я превращаюсь в зомби?

– Так сразу не скажешь. После Жатвы мы многое повидали, но с таким сталкиваемся впервые. Нужны анализы – кровь, соскоб кожи, возможно, биопсия. У нас есть полноценная лаборатория. Идемте, мистер Горбачев, в лабораторию, разберемся что к чему.

Доктор Леман положил руку в перчатке на плечо Сергеича, на здоровый участок.

Сергеич дернулся, сбросил его руку.

– Я че тебе, подопытная крыса? – вызверился он. – Будете эксперименты ставить, препарировать?

– Только анализ крови и пара тестов, – мягко успокоил его Леман. – Никаких болезненных процедур, обещаю.

Я шагнул следом за ними, но Тетыща перехватил меня за локоть и прошептал на ухо:

– Думаю, Лысому ничего не угрожает. Они не враги. Давай пока выясним про их план побега с острова – это важнее.

Приоритеты в моей голове перестроились в третий раз за последние минуты. Сначала интриговала загадочная аномалия Сектора Ноль, потом все затмил Сергеич с его болезнью, и вот наконец появился шанс узнать ответ на вопрос, мучивший меня с первого дня Жатвы – как выбраться с этого проклятого острова.

Я подождал, пока Танака и Нкомо вполголоса посовещаются и займут свои места во главе стола. Прокашлявшись, я поднял руку, привлекая внимание.

– Уважаемый господин Мюллер упоминал, что у вас есть план эвакуации с острова, но не хватает ресурсов для реализации. При этом аэропорт разрушен титанами, самолеты превращены в металлолом, а корабли потопил недавний шторм. Что это за план? Побег с острова – приоритет номер один для нашей общины. Может, объединим усилия?

Японка и африканец обменялись долгими взглядами, словно вели беззвучный диалог. Я был уверен – клана у них нет, контролера тоже. Возможно, какое-то устройство для мысленной связи? Ученые после Жатвы получили безграничное поле для экспериментов. Вспомнить хотя бы фильмы про зомби-апокалипсис – там целые институты бились над вакциной и способами обратить мутацию. Готов поспорить, эти люди развивают не боевые навыки, а что-то вроде моей «Изобретательности» – это ближе к их научной натуре.

– Мы собираем компоненты для портального устройства, – после долгой паузы призналась Танака, сцепив пальцы в замок. – Артефакт откроет стабильный проход на материк. Нужно семь частей. Пять уже есть, осталось две. Продаются только в магазине чистильщика, но попадаются редко и стоят очень дорого.

– Еще есть нюанс, – добавил Нкомо, барабаня пальцами по полированной столешнице. – В точке выхода нужно установить приемный маяк. Без него портал не стабилизируется.

Я чуть не расхохотался. Замкнутый круг – чтобы открыть портал в Россию, туда сначала надо добраться! А чтобы добраться, нужен портал. Или самолет. Которого нет.

– Как-то не смешно, – я покачал головой. – С острова все равно надо выбираться. Не на бревне же через океан.

Нкомо развел массивными руками и вздохнул. Тетыща подошел ближе к столу и констатировал:

– У вас есть лаборатории, вычислительные мощности, научная база. Все верно?

– Абсолютно.

– Значит, вы готовы поделиться данными с потенциальными союзниками? – в голосе Бергмана звучал металл.

Нкомо просиял, его белозубая улыбка озарила темное лицо, когда он сказал:

– Вы случайно не ученый? Редко кто интересуется нашими исследованиями. Военные только оружие требуют.

– Я коммерсант, – сухо ответил Тетыща. – Но ценю информацию.

Меня интересовало более практическое:

– Что за части нужны для портала? И сколько стоят?

Танака достала из нагрудного кармана халата тонкий планшет, провела по экрану и развернула к нам.

– Вот спецификация недостающих компонентов. «Квантовый стабилизатор пространственных аномалий» – двадцать три миллиона универсальных кредитов. И «Резонатор темпоральных потоков» – сорок восемь миллионов. Продаются исключительно в магазине чистильщика высшего уровня.

В ее словах меня поразило иное. Как? Как эти чистильщики, сидя чуть ли не в бункере, оперируют такими суммами? И как они взяли свои уровни?

– Стоп! – рявкнул я. – От того, что вы скажете, зависит очень многое. Слушайте внимательно мои вопросы. Каким именно образом вы повышаете уровни? И за что именно вы получаете универсальные кредиты?

Ученые переглянулись, после чего Нкомо спросил:

– Мы ответим. Но ваша реакция свидетельствует, что ваш… метод повышения уровня кардинально отличается от нашего. Верно? Ах ну да, вы не можете ответить, не зная, как повышаем уровни мы.

– Система дает нам задания, – просто ответила Танака. – Они связаны не только с упокоением. Скажу больше – вообще не связаны. Но награды за них очень щедрые. И уровни, и таланты, и универсальные кредиты.

– Какие задания? Например?

Она промолчала, а я заметил, как Нкомо покачал головой. Странно они себя ведут, но кое-что прояснилось. Сам я с заданиями пока не сталкивался, но, возможно, получают их не все.

– Занимайся своим собственным делом, чистильщик Денис, – наконец сказал Нкомо.

Я посмотрел на Бергмана, а тот едва заметно кивнул.

– Слышал, некоторые таланты позволяют перекачивать чужие уровни, – сказал он.

– Если вы о контролерах, то нашего забрали в Щит, – жестко сказала Танака. – Если про очки упокоений, которые, при определенных обстоятельствах, можно отобрать или передать другому, в том числе претенденту, то наше сообществе не занимается упокоениями!

Ай да Бергман! Всего одной фразой вытащил все, что мне требовалось знать! Это надо будет обдумать, да и с самим Тетыщей проговорить, но главное я понял. Осталось выяснить, почему мне не дают очки упокоений, за которые, оказывается, уровни набирать куда легче.

Тем временем Танака пролистнула экран и кашлянула.

– Давайте вернемся к теме. Необходимые части модификации появлялись только у нас, так как именно наша группа чистильщиков владеет чертежом.

– Хватит ли вам кредитов? – спросил я.

– Это огромные деньги, – ответил африканец. – Но… мы торгуем, в том числе со Щитом. Они щедро платят, у них много кредитов.

Еще бы… Они ж бездушных штабелями кладут своими танками.

– Итак… – продолжила Танака. – Каждая часть сама по себе – мощнейший артефакт. Стабилизатор создает локальную зону радиусом десять метров, где время течет вдвое медленнее. Двадцать секунд действия, откат сутки. Представьте тактическое преимущество! А резонатор… – ее глаза заблестели. – Тридцать секунд предвидения будущего. Видишь все варианты развития событий. Жаль только, что откат огромный.

– У нас коллективно около десяти миллионов, – признался Нкомо. – Надеялись договориться с военными из «Щита», но те отказались. Генерал Мартинес назвал нас шарлатанами с бредовыми фантазиями.

– Откровенность за откровенность, – сказал я, активировав кольцо, но прикрыв карту рукой. – У меня есть Карта Жатвы. Глобальная. Показывает расстановку сил по всему миру – кто где контролирует территории, концентрация бездушных, аномальные зоны.

Танака вскочила так резко, что опрокинула стул. В два прыжка оказалась рядом, вцепилась в мою руку мертвой хваткой.

– Покажи! Умоляю! У меня дочь в Токийском университете! Мне нужно знать… нужно знать правду!

Нкомо тоже оставил свое кресло, его массивная фигура нависла надо мной. Остальные ученые потянулись ближе, образовав плотное кольцо.

– Смотрите… У каждого из нас остались близкие где-то там. Но предупреждаю – некоторые регионы помечены черным. Это мертвые зоны. Ни людей, ни бездушных. Полное вымирание. Готовы ли вы узнать правду? Иногда неведение – благо.

Танака закусила нижнюю губу до крови и решительно кивнула. Я увеличил карту, чтобы все видели.

– Можно масштабировать любой регион. Вот так.

Несколько пар рук потянулись к светящейся проекции. Даже Даку нашлось, за кого переживать в другой части страны.

– По очереди! – рявкнул я. – Соблюдаем порядок.

– Я первая! Пожалуйста! – Танака дрожащими пальцами приблизила Японию.

В прошлый раз острова были залиты тревожным красным – доминирование бездушных. Теперь добавились раковые опухоли черного – мертвые зоны. Фукусима, Токио, Осака…

Японка увеличила столицу до максимума. Весь мегаполис – чернота с редкими красными вкраплениями.

– Нет… Почему? Не может быть! – Слезы потекли по ее щекам. – Может, небольшие группы прячутся в метро? В бункерах? Их же можно спасти!

Я почувствовал себя врачом, сообщающим о неоперабельном раке. Но промолчал. Шанс, что наши близкие выжили, стремится к нулю. Каждый день уменьшает вероятность. На месте Танаки я бы тоже цеплялся за призрачную надежду. Это дает силы жить дальше, зажигает внутренний маяк…

После японки к карте подошел Нкомо. Укрупнил Западную Африку – Нигерия светилась желто-зеленым. Контроль чистильщиков. На его лице промелькнула тень улыбки.

Клаус проверил Германию – пестрая мозаика цветов без особых изменений с прошлого просмотра.

Танака рухнула на стул, уронив голову на скрещенные руки. Плечи ее мелко подрагивали. Нкомо подошел к настенному коммуникатору, набрал четырехзначный код.

– Леман? Как там наш пациент? Гости хотят понять природу происходящего на клеточном уровне. Расскажешь о ваших находках?

– Приводите, – раздался усиленный динамиком голос. – Есть что показать.

Нкомо мягко обнял Танаку за плечи и кивнул Мюллеру.

– Клаус, проводишь в лабораторный корпус?

Старик немец встал и жестом пригласил следовать за ним.

Коридоры «Ковчега» напомнили мне давнюю школьную экскурсию на фармацевтический завод. Тот же стерильный запах с примесью озона, белые стены без единого пятнышка, ряды дверей с непонятными табличками. За прозрачными перегородками – царство пробирок, центрифуг, хроматографов и прочего оборудования, о назначение которого я мог только догадываться.

– Когда мы зачистили территорию от бездушных, первым делом начали исследования, – вещал на ходу Клаус. – Что происходит с человеческим организмом при получении уровней? Как меняются бездушные? Внешне у людей ничего не меняется, кроме резкого роста числа митохондрий – энергетических станций клетки. Зато при ранениях… клетки получают некий импульс извне и начинают делиться с бешеной скоростью. Лимфоциты превращаются в супер-солдат – уничтожают любые патогены за секунды. Объяснить это наукой пока невозможно. Только если предположить воздействие неизвестного излучения…

– Или божественным возмездием, – вставил Дак.

– В древности молнию тоже считали гневом богов, – усмехнулся Клаус. – Магия сборщиков – просто наука, которую мы еще не постигли. Когда постигнем, сможем противостоять им. А пока… пока мы лабораторные крысы в их эксперименте. Крыса не понимает, зачем ее гоняют по лабиринту. Ей нужен сыр и желание избежать удара током.

– Что насчет мутаций бездушных? – спросил Тетыща, которого судьба Сергеича волновала куда меньше научных данных.

– О! Это поразительно! – Клаус воодушевился. – Их ДНК перестраивается на ходу! Базовая структура человеческая, но со вставками неизвестных последовательностей. У тех же амбалов и титанов абсолютно отключен предел роста! Клетки перерождаются хаотично, у каждого типа – по-своему. Мы пытались обратить мутацию – безрезультатно. Более того! Запертые в изоляции бездушные продолжают эволюционировать и набирать уровни без убийств! Они развиваются параллельно с нами, будто мы связаны невидимой нитью…

Мы вошли в лабораторию – помещение размером с баскетбольную площадку, заставленное приборами. Сергеич сидел на медицинской кушетке, с ног до головы измазанный коричневым антисептиком. Пах соклановец теперь как больничная палата – йодом и спиртом.

Доктор Леман отложил планшет с результатами.

– Хорошая новость – в бездушного он не превратится. Организм сохраняет человеческие параметры. Плохая новость… происходит нечто невероятное. Я бы назвал это контролируемым некрозом с ускоренной регенерацией. Эпителий отмирает слоями, нарастает новый и снова отмирает в бесконечном цикле. Лимфоциты утилизируют мертвые клетки – отсюда гной. При этом никаких следов инфекции! Ни бактерий, ни вирусов, ни грибков, ни аутоиммунных маркеров. Будь я суеверным человеком, сказал бы – проклятие.

– Точно проклятие Флектора! – воскликнул Вечный. – Только как оно передалось? Я же тоже его лупил!

– Что за Флектор? – заинтересовался Леман, доставая диктофон.

– Вертухай из тюрьмы, – прохрипел Сергеич, сжимая голову руками. – Вонючий урод. Так я что, всегда таким буду? Гниющим заживо? Это лечится?

– Флектор гнил, но не умирал, – добавил Вечный с искренним сочувствием в голосе. – Жуткое зрелище.

Глаза Мюллера вспыхнули, будто он вспомнил что-то важное.

– Постойте! Сталкер рассказывал нечто похожее! Помню его байки про аномальные зоны!

Сергеич вскочил с кушетки, бросился к Мюллеру, но тот отпрыгнул, боясь заразиться.

– Почему именно я⁈ – В голосе моего товарища звучало отчаяние. – Что за Сталкер знает причину? Может, знает лекарство? Веди к нему! Сейчас же!

Глава 16
Особенные подопечные

И мы пошли к некому Сталкеру, который мог что-то знать о недуге Сергеича.

Клаус повел нас через лабиринт коридоров на третий этаж. Лифты не работали – экономили энергию. Когда поднимались по лестнице, Сергеич тяжело дышал, хватаясь за перила. С ним явно творилось что-то неладное.

Остановились у двери с табличкой «Отделение психологической реабилитации».

– Здесь наши особые подопечные, – пояснил Мюллер, доставая ключ-карту. – Дети с расстройствами аутистического спектра. После Жатвы они… изменились. И Сталкер единственный, кто находит с ними общий язык.

Дверь открылась с тихим щелчком.

Просторная комната с мягкими стенами, обтянутыми светло-голубым винилом. Окна забраны мелкой сеткой. На полу – толстые маты и россыпь разноцветных карточек. Два мальчика лет одиннадцати-двенадцати, чем-то неуловимо похожие, сидели по-турецки и раскладывали карточки в сложные узоры, покачиваясь в одинаковом ритме.

В углу на пластиковом стуле восседал крепкий мужик лет сорока пяти. Седые виски, шрам через всю левую щеку – от уха до подбородка. Камуфляжные штаны, черная футболка, берцы. На шее – армейские жетоны. Если бы я экранизировал «Пикник на обочине», то взял бы на главную роль его.

Бранимир Томич, 48 лет

Претендент 22-го уровня: 100%

– А, Клаус, старик! – заговорил он, скользнув по нам взглядом. – Зачем привел толпу? Мальчики не любят, когда много людей. Нервничают.

Однако подростки будто бы не замечали нас, занимались карточками, все так же раскачиваясь.

– Сталкер, у нас проблема… – Мюллер указал на Сергеича. – Помнишь твой рассказ про гниющего заживо и странное проклятие?

Серб – теперь я был уверен в его национальности – неспешно поднялся. Подошел к Сергеичу мягкой кошачьей походкой, обошел по кругу, принюхался как зверь.

– Да. Точно оно. Проклятие гнилой плоти. – Он посмотрел Сергеичу в глаза.

– И че мне теперь делать, а? – спросил Пролетарий. – Это лечится? Как я это подцепил?

– Ты встречал недавно человека с таким недугом?

– Встречал. Все мы встречали, – проговорил Сергеич раздраженно. – Этот вот. – Он попытался дотянуться до Вечного, но тот шарахнулся. – Месяц под одной крышей с ним провел. Но гнию почему-то только я.

Пожевав губами, Сталкер начал рассказ издалека:

– Я тоже встречал такого. Его звали Пэк, он был местным. Мне даже удалось поговорить с ним, и я предположил, что заражает этим определенный очень редкий вид зомби, если его не добить. Потом Пэк пропал, пошел слух, что его убили. А еще позже пошел слух, что появился второй такой же, гниющий заживо, причем это один из Псов.

– Флектор, – с ненавистью выплюнул Вечный.

Сталкер мотнул головой.

– Не знаю, как его звали, но могу кое-что предположить. Ты убил этого Флектора, да?

– Ну… да, – кивнул мой товарищ. – А что?

– Плохо дело, друг. Очень плохо. – Сталкер потер подбородок. – Скорее всего, Флектор убил Пэка, и проклятие перешло на него. Проклятие адаптивное – растет вместе с носителем.

– Да-да, – сказал я. – Флектор гнил как падаль, хотя был высокого уровня.

Вечный добавил:

– Иногда он гнил меньше, становился почти как новенький, а потом опа – и опять. Это потому, что он уровень повышал?

– Видимо, – согласился Сталкер.

Я кое-что вспомнил:

– Флектор хотел стать чистильщиком. Думал, тогда перестанет гнить. И пытался меня прикончить, чтобы забрать статус. Это поможет?

– Ой, не факт, – поморщился Сталкер.

Сергеич потух. Он, молчал, сопел, глаза его блестели от навернувшихся слез.

Вдруг один из подростков-аутистов прервал раскладывание карточек. Поднял голову и уставился на меня немигающими карими глазами. Губы зашевелились, выдавая монотонную скороговорку:

– Семь-три-девять. Север. Он ждет. Семь-три-девять. Железо. Ржавчина. Кровь. Семь-три-девять.

– Что он несет? – Я повернулся к Сталкеру.

Серб улыбнулся, показал мальчику «класс» и объяснил:

– Они… чувствуют вещи. После Жатвы некоторые аутисты получили дар. Видят то, что скрыто от обычных людей. До Жатвы мальчики не говорили, теперь Рома говорит. Коля, твоя очередь, ну?

Второй подросток закивал с механической точностью метронома. Поднял руку и начертил в воздухе невидимые цифры: 7… 3… 9…

– Сектор семь-три-девять, – пробормотал Мюллер, и его лицо побледнело. – Боже мой. Это же…

– Промышленная зона на севере города, – закончил за него Сталкер. – Мертвая территория. Оттуда никто не возвращался. – Но почему они заговорили об этом?

– Спонтанно, – отмахнулся Клаус. – У них разум работает по-другому, логику сложно отследить.

Он шагнул к ближайшему мальчику, сел на корточки и проговорил ласково:

– Рома, дорогой, скажи дяде Клаусу, почему ты заговорил о секторе семь-три-девять?

Мальчик устремил взгляд сквозь Мюллера и, покачиваясь, занялся карточками. Сталкер изобразил разочарование и сказал:

– Клаус, сколько можно говорить, чтобы общались с мальчиками, как со взрослыми?

Я посмотрел на Сергеича. Тот стоял, стиснув кулаки так, что побелели костяшки, и беззвучно шевелил губами. Вскинув голову, посмотрел на меня.

– Денис, поклянись, что убьешь меня, если я не стану нормальным человеком? Это ж не жизнь!

– Погоди помирать, – попытался ободрить его Сталкер. – Есть у меня предположение… неточное, но – есть. Проклятье наложил зомби. Если найти этого зомби и убить, то проклятье спадет, а так оно питает его вечно.

– Уточню: это не совсем проклятие, скорее всего, – сказал Клаус. – Это какой-то сбой в системе сборщиков или биологическая зараза, непонятно. Что-то вроде заражения, да. Но что за вид бездушных это сделал?

Серб пожал плечами. Я улыбнулся, готовый Сталкера расцеловать, и воскликнул:

– Ясно. Похоже на правду: Сергеич уровень потерял – может, он как-то передался зомби-паразиту? Все сходится! Убил паразита – освободился, понял, Пролетарий?

Сергеич воспрянул, повеселел, спросил у Сталкера:

– Слышь, братушка, а где того зомби искать? Где они водятся и какой это вид?

– А вот не знаю, – развел руками Сталкер. – Какой-то редкий вид.

– А если его кто-то другой завалит, не я, что будет? – насторожился Сергеич.

– Освободишься. Проблема в том, что эти твари очень редки, а может, просто хорошо прячутся. Никто их не видел… кроме, получается, того бедолаги Пэка. Если вообще они существуют… Может, такой зомбак вообще в единичном экземпляре.

Парень, который был ближе к нам, Рома, поднял карточку с цифрой 7, потом – 3. Его брат поднял цифру 9.

– Парни не просто так что-либо говорят, но мы не всегда прислушиваемся. Может, они правы, и вам стоит поискать нужного зомби в этом секторе.

– Там нет ничего живого, – пробормотал Клаус.

Я вспомнил карту Жатвы и возразил:

– Именно что живое там и есть. На моей карте эта зона обозначена красным, а не черным. Значит, бездушного, что паразитирует на Сергеиче, надо искать именно там.

– А у нас она помечена черным! – заволновался Мюллер и покачал головой. – Туда даже титаны не суются, не говоря о людях. «Щит» сделал несколько вылазок и оставил попытки.

– Значит, мы станем первыми, кто вернется, – твердо сказал я.

– Это самоубийство, – покачал головой Сталкер. – Там что-то действительно страшное.

– У меня нет выбора, – уперся Сергеич. – Лучше так издохнуть, в бою, чем сгнить заживо.

В принципе, шансы были. Если виной всему мощный прокачанный бездушный, я его издали увижу, благо имеется соответствующий талант.

– Спасибо, Рома, спасибо, Коля, – обратился Клаус к детям, которые будто бы не слышали его. – Вы нам здорово помогли.

Мы вышли из палаты, а в коридоре Клаус задумчиво произнес:

– После Жатвы многие люди с особенностями развития получили необычные способности. Аутисты, даун-синдром, тяжелые формы ДЦП… Словно компенсация за их ограничения. Они видят бездушных за километры, предсказывают погоду со стопроцентной точностью, чувствуют аномалии. Военные из Щита хотели использовать их как живые радары. Доктор Танака запретила – сказала, дети не инструменты войны…

– Да хрен с ними, – бестактно вклинился в разговор Сергеич, – лучше скажите, когда мы на зомби пойдем в этот ваш сектор?

– Кто «мы»? – удивился Клаус. – Наши вряд ли согласятся потерять еще больше людей.

– А у нас все таланты на откате, – подал голос Тетыща. – Мы понятия не имеем, с чем там столкнемся. Такие операции с наскока не делаются. Надо изучить местность, собрать информацию, провести разведку боем.

– Нам поспать бы. Я месяц на кровати не спал!

Донесся сочный и заразительный зевок Вечного. Я тоже зевнул.

– И правда нам поспать бы, – проговорил Дак. – Больше суток без сна, да и в камере, на бетоне какой сон.

Через пару минут мы пришли к чистильщикам, которые ждали нас. Мужчины смотрели с каким-то нездоровым интересом, Танака отрешенно вперилась перед собой.

– Нам поспать бы, – снова пожаловался Вечный, и зевота пошла гулять по остальным.

– Какой спать? – возмутился Сергеич. – Нам нужно в этот ваш сектор!

– Нам нужен отдых, – поддержал Дака Тетыща, подошел к Мюллеру и, немного отойдя, они о чем-то заговорили, вероятно, о Тори.

Что ответил Мюллер, я не слышал и вникать не собирался. Хоть ты претендент, хоть чистильщик, хоть контролер, тебе по-прежнему нужен сон. Завтра таланты откатятся, и буду решать, что делать дальше. По-хорошему, надо бы вернуться на базу, все обо мне, наверное, волнуются.

Местные чистильщики переглянулись. Танака шевельнула губами:

– Завтра?

Нкомо кивнул и обратился ко мне:

– Действительно, вы устали. Отдохните, завтра поговорим. У нас к вам, – он задержал на мне взгляд, – интересное предложение.

Любопытство схлестнулось с усталостью. Я открыл рот, чтобы спросить… и его перекосило зевотой. Вот тебе и ответ. Тело почувствовало себя в безопасности, и теперь его выключает.

– Все позже, – проговорил Леман, видя мое возбуждение, – такие решения надо принимать на свежую голову. А теперь идемте.

Нас долго вели белыми коридорами, потом – через живописный дворик, оккупированный молодежью с кожей всех цветов. Наконец мы оказались в корпусе, оборудованном под общежитие, в коридоре толпился народ.

Нам достались комнаты на третьем этаже рядом друг с другом. В комнате были по две кровати, шкаф, тумба – все разнокалиберное, наверное, намародеренное в разрушенном городе. Из человеколюбия я согласился разделить помещение с вонючим Сергеичем, а то он вообще духом падет.

Пролетарий изменился. Говорил мало. Не балагурил и все время смотрел перед собой. Его череп покрылся трупными пятнами, и участки омертвевшей кожи были видны уже отчетливо. Видимо, они чесались – Сергеич порывался поскрести то голову, то спину, но каждый раз отдергивал руку.

Вот и что делать? Его бросать как-то не по-человечески. Испытывать неведением клан, людей, которые мне доверились, тоже не по-человечески. Да и титан, которому выстрел танка в упор как слону дробина, там бродит…

– Что делать будем? – проговорил Сергеич.

– Надо на базу, – честно ответил я. – Хотя бы скажу, что со мной все в порядке, и будем решать.

Он шумно вздохнул.

– Я понимаю. И понимаю, что ты, скорее всего, не вернешься, так ведь? Кто я такой? Да и заслужил… – Помолчав немного, он продолжил: – Чтобы ты не думал, что мне все равно… Не все равно. Маруся… Она снится мне, по ночам приходит и смотрит так, типа, за что? Мне жаль, что так получилось. Если бы можно было вернуться в тот момент, все было бы по-другому. На меня что-то нашло. Ярость ослепила… Карина… я ведь ее… Эх… Но от тебя зависят остальные, что какой-то я? Сам знаю, что гад. Бывшая моя… всегда так говорила. Друзья детства отвернулись не просто так…