Текст книги "Противоборство"

Автор книги: Даниял Ибрагимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)

Рубежи 41-го

23 июня 1941 года, на второй день войны, сводка Главного командования Красной Армии сообщила:

«На Шяуляйском и Рава-Русском направлениях противник, вклинившийся с утра на нашу территорию, во второй половине дня контратаками наших войск был разбит и отброшен за границу...»

Так было. Уже в первый день войны хорошо отрегулированная немецко-фашистская военная машина забуксовала.

Погиб командир 63-го танкового полка майор Жеглов, и командование принял на себя капитан Егоров. Он и возглавил бой танкистов с ворвавшейся на нашу территорию вражеской ордой. Рота танков КВ под командованием старшего лейтенанта А. Хорина, совершив обходный маневр, отрезала врагу путь к отступлению. Пытаясь выручить попавшие в западню подразделения, противник непрерывно бомбил боевой порядок роты, но наши танкисты закрыли люки и усилили натиск.

Видя, что противотанковые орудия одно за другим гибнут под гусеницами советских стальных гигантов, не причиняя им вреда, окруженные гитлеровцы вызвали свои танки. Один из них обстрелял машину Хорина. Снаряды рвались сзади, спереди, ударяли по броне танка. Старший лейтенант хладнокровно подвел угольник прицела под башню немецкого Т– III и нажал на спуск. Пушка вражеского танка сразу же смолкла, выведенная из строя метким попаданием, а танк пытался выйти из-под обстрела. Хорин приказал настигнуть его. Через две минуты новая команда: «Короткая!» – и снова выстрел. Танк противника вспыхнул. Почти в эти же секунды из рощицы по нашему КВ ударило самоходное штурмовое орудие «артштурм».

– Сбит сигнал, оторвано крыло правого борта,– доложил механик-водитель.

– Спокойно,– среагировал командир. Он быстро повернул башню, установил новый прицел. Заряжающий дослал новый снаряд и доложил: «Готово!» Выстрел. Немецкое штурмовое орудие осело, развалив борта.

Рота продолжала атаку. Слева и справа шли танки из других батальонов полка. На шоссе Львов – Буек всюду были следы панического бегства гитлеровцев. Когда налетела вражеская авиация, наши танки увеличили скорость, чтобы сблизиться с противником и заставить его авиацию прекратить бомбежку или бомбить вместе с советскими танками и свою пехоту. Гитлеровцы, бросая оружие, машины, сдавались в плен. Государственная граница была восстановлена...

Однако так было не на всех направлениях советско-германского фронта. В большинстве случаев силы сторон были неравными. Наша промышленность к началу войны успела выпустить только 1225 Т-34 и 636 КВ. Из них в пограничных округах находилось 1475. Конечно, этого было мало.

Немецкое командование, встретив новые советские танки и видя бессилие своих противотанковых средств, переложило борьбу с КВ и Т-34 на плечи авиации, которая в то время господствовала в воздухе.

На советской земле враг встретил такое сопротивление, на которое он не рассчитывал. И хотя ему удавалось продвигаться в глубь нашей страны, темп его наступления замедлялся с каждым днем. По расчетам немецкого генералитета, он должен был составлять 50 километров в сутки. Однако Красная Армия срывала планы гитлеровцев. До 10 июля их средний темп наступления, например на Ленинград, составлял 26 километров. В июле он снизился до 5 километров. В августе до 2,2 километра, а в сентябре – до нескольких сотен метров.

Немецко-фашистские танки, которые молниеносно рассекали боевые порядки на полях Польши и Франции, здесь, в России, вынуждены были втягиваться в затяжные бои с советскими танковыми частями. Командиры немецких частей наперебой доносили своему высшему командованию, что средние танки вермахта Т– III и Т– IV не в состоянии бороться с появившимися у русских новыми танками. Огромная бронированная армада завопила о помощи, встретив на поле боя тридцатьчетверки и КВ.

В воспоминаниях, относящихся к тому времени, бывший комиссар 104-й танковой дивизии Александр Софронович Давиденко свидетельствует:

«Хочу отметить, что хорошо показали себя в боях наши тяжелые танки КВ, и это наводило на врага ужас. КВ были неуязвимы, очень жаль, что их у нас было так мало. Вот пример: 30 июня вернулись с поля боя два танка КВ, у которых не было ни одной пробоины, но на одном из них мы насчитали 102 вмятины».

Не надо думать, что только толстая броня – залог успеха в бою. Прежде всего важны боевое мастерство экипажа, уверенность его в своей машине, храбрость и отвага. А этих качеств нашим воинам не занимать. Вот некоторые примеры из далекого сорок первого.

Танк КВ, экипаж которого составляли лейтенант И. И. Жабин, младший воентехник С. П. Кисилев, сержанты и рядовые Т. И. Тогин, Л. К. Верховский и В. И. Гришин, был отрезан от своих на окраине Бердичева. Вскоре в этот танк перебрался и командир роты старший лейтенант А. Е. Кожемячко. В первые же часы боя у КВ была перебита гусеница – и у него оказались уязвимые места. Отстреливаясь из пушки и пулеметов, отбиваясь гранатами, экипаж установил новый трак и снова натянул гусеницу. До утра на улицах Бердичева гремели глухие выстрелы танковой пушки. КВ, неожиданно появляясь в разных местах города, давил вражеские грузовики, разгонял колонны пехоты. А рано утром он встретил на перекрестке дорог колонну танков противника и вступил с ними в единоборство. Результат – восемь подбитых танков и один доставленный в наше расположение в исправном состоянии.

Трудное было то время. На каждый КВ или Т-34 приходилось 3 – 4 танка врага. А иногда и больше. К тому же гитлеровцы могли ремонтировать свою подбитую технику, ведь поле боя оставалось за ними.

Несмотря на явное превосходство врага, советские танкисты наносили танковым полчищам Клейста, Гота, Гудериана, Геппнера невосполнимый урон.

Высочайший пример мужества, героизма и воинского мастерства показал экипаж КВ во главе со старшим лейтенантом З. Г. Колобановым в августе 1941 года под Ленинградом.

...Шел 58-й день войны. Командир 1-й танковой дивизии генерал В. Н. Баранов вызвал к себе командира роты старшего лейтенанта Зиновия Колобанова. Известно, что ротных к командиру дивизии вызывают не часто. «Значит, предстоит выполнить какое-то особое задание»,– думал Колобанов, идя в штаб.

Генерал, оторвавшись от карты, пристально посмотрел на старшего лейтенанта. Собственно, он его знал хорошо. От роду около тридцати лет. Не новичок в танковых войсках, имеет боевой опыт. Участвовал в войне с белофиннами. Трижды горел в танке. Недавно отличился в бою – его экипаж уничтожил фашистский танк и пушку. Надежный командир. Именно ему генерал решил поручить непростую задачу.

– Ну-ка взгляните...– комдив указал на карту.– Куда ведет эта дорога?

– На Лугу.

– Так... А эта?

– На Кингисепп.

– Верно. Так вот, старший лейтенант, своей ротой перекроете все дороги к Красногвардейцу. Так, чтобы враг по ним не прошел.

Дорог, которые следовало перекрыть, было три. Командир роты отдал приказ экипажам, направив их на перекресток, а сам решил встать посередине, выбрав высотку за населенным пунктом Войсковицы. Дорога здесь шла мимо позиции под небольшим углом и отлично просматривалась. Экипажи оборудовали основные и запасные позиции, замаскировались.

Вместе со старшим лейтенантом в экипаже было пятеро: командир орудия Андрей Усов, механик-водитель Николай Никифоров, радист Павел Кисельков и заряжающий Николай Родников.

К ночи подошли пехотинцы. Молоденький лейтенант отрапортовал Колобанову. Тот приказал разместить бойцов позади танка и по сторонам, чтобы они не попали под орудийный огонь. Потом экипажу приказал спать. Самому же ему не спалось, На рассвете воздух наполнился отвратительным прерывистым гулом: на большой высоте в сторону Ленинграда шел строй фашистских пикирующих бомбардировщиков. Тут Колобанов понял, что не спит не он один. Кто-то, скрипнув зубами, произнес:

– Когда же мы их бить будем?

– Будем! – успокаивающе ответил командир.

День начинался ясный. Солнце поднималось все выше. После того как прошли самолеты, тишина и спокойствие установились под Войсковицами.

Только во втором часу дня вдали появился клуб пыли.

– Приготовиться к бою! – отдал приказ командир.

Тут же были закрыты люки. Члены экипажа заняли свои места. Пехотинцы также приготовились к бою, на бруствер окопов положили гранаты и бутылки с зажигательной смесью.

Первыми шли три мотоцикла с колясками.

– Пропустить! – отдал приказ Колобанов.– Это разведка.

Густая пыль еще не улеглась, когда показалась механизированная колонна. Впереди – штабные машины, за ними – танки. Казалось, колонне нет конца. Голова ее миновала перекресток и шла дальше, в направлении видневшихся двух березок, что росли у самой дороги. Расстояние до врага —метров полтораста, и экипаж КВ видел все совершенно отчетливо. Танки Т– III и Т– IV шли на сокращенной дистанции. Люки были открыты. Часть гитлеровцев сидела на броне. Кто-то жевал, кто-то играл на губной гармошке.

– Восемнадцать... Двадцать... Двадцать два, – считал Колобанов.

Двадцать два против одного! Арифметика была далеко не в пользу КВ, но боевую задачу нужно было решать.

Дальше все шло буквально по секундам. В шлемофоне командира послышался голос комбата И. Шпиллера: «Колобанов, почему гитлеровцев пропускаешь?!» В это время первый фашистский танк подошел к березкам, и Колобанов скомандовал:

– Ориентир первый, по головному наводить под крест, бронебойным, огонь!

Грохнул выстрел, остро запахло пороховым дымом. Первый фашистский танк содрогнулся, замер, изнутри вырвалось пламя.

Задние танки продолжали накатываться вперед, еще больше сокращая дистанцию между собой. Горел уже второй танк, и Колобанов перенес огонь на хвост колонны, чтобы окончательно запереть ее на обширной болотине, которая тянулась по обеим сторонам дороги. Фашисты были застигнуты врасплох, но шок у них вскоре прошел, и они стали искать, откуда бьет советский танк. Первые выстрелы они сделали по копнам сена, стоявшим на поле за перекрестком. Но через несколько секунд все же обнаружили цель.

Что думали вражеские танкисты, разворачивая башни и приникая к прицелам? Вероятно, экипаж одинокого советского танка казался им просто небольшой группой самоубийц. Гитлеровцы еще не знали, что имеют дело с КВ.

Началась дуэль на дистанции прямого выстрела. Пушка КВ била по фашистским танкам, те били по башне КВ. На его позиции земля кипела, взметалась фонтанами. От маскировки не осталось и следа. Фашистские снаряды кромсали 95-миллиметровую броню башни нашей машины, снаряды КВ – 50-миллиметровую лобовую броню и башни немецких танков. Колобанов, его бойцы глохли от грохота своих выстрелов и разрывов вражеских снарядов, задыхались от пороховых газов. Окалина врезалась им в лица. В танке было душно и жарко, как в топке. Но Усов на огонь отвечал огнем, отправляя по гитлеровской колонне снаряд за снарядом.

Танковый бой может длиться час, а иногда и несколько суток, превращаясь в побоище, сходное со сражениями морских кораблей. Подбитый танк не разваливается, как корабль, не тонет, погружаясь на дно. Его, неподвижного, добивают с жестоким усердием артиллерийским огнем.

Этот бой длился час с лишним. Разрывом вражеского снаряда срезало командирский перископ. Радист Кисельков, рискуя жизнью, вылез на башню и установил вместо поврежденного запасной. Тут же ударом другого снаряда заклинило башню. Механик-водитель Никифоров проявил мастерство, разворачивая всю тяжелую машину для наводки орудия.

А потом удары по нашему танку прекратились. Дорога молчала. Горели все 22 фашистские бронированные машины. В их утробах продолжали рваться боеприпасы, тяжелый дым тянулся над равниной.

В наступившей зловещей тишине КВ сменил позицию, перешел на запасную. Вдруг Колобанов заметил, что из-за деревьев фашисты выкатывают противотанковые пушки.

– Ориентир...– закричал он,– наводить под щит, осколочным, огонь!

Пушка взлетела на воздух, за ней – точно так же – вторая, потом третья.

– Колобанов, как у тебя? Горят? – раздался по радио голос Шпиллера.

– Хорошо горят, товарищ комбат!

После боя экипаж КВ подсчитал следы попаданий в свой танк – их было 147. И ни одной пробоины!

Отличились в этот день и другие экипажи из роты Колобанова. Пять советских КВ уничтожили 43 вражеских танка.

На Лужском шоссе экипажи лейтенанта Федора Сергеева и младшего лейтенанта Максима Евдокименко в этот день также приняли первыми бой. Экипажем Сергеева было уничтожено восемь фашистских танков, экипажем Евдокименко – пять. Младший лейтенант в этом бою погиб, трое его товарищей были тяжело ранены. Уцелел лишь механик-водитель Сидиков. Пятый фашистский танк, уничтоженный экипажем в этом бою, на счету именно механика-водителя: Сидиков таранил его.

Танки младшего лейтенанта Дегтяря и лейтенанта Ласточкина в этот день сожгли по четыре вражеских танка каждый.

Бой под Войсковицами помогает лучше понять, почему уже в июле 1941 года немецкой фирме «Рейнметалл» был дан заказ на срочную разработку мощной танковой пушки, почему спешно форсировалось создание «тигра», почему 25 ноября 1941 года гитлеровское министерство вооружений поручило фирмам «Даймлер-Бенц» и MAN создать новый мощный танк, задание на который было определено, исходя из характеристики Т-34.

Фашистское командование, давая заказ на создание новых танков, хотело, чтобы конструкторы скопировали наши Т-34 и КВ. Но не по зубам оказалось это немецким промышленникам, они не смогли воспроизвести советскую технологию. Особую зависть у них вызывал мощный дизель В-2, установленный на наших танках.

Война. ЛКЗ

В воскресное утро 22 июня 1941 года всем конструкторам СКБ-2 поступило распоряжение: «Никуда не отлучаться и ждать указаний!»

С. М. Касавин, вспоминая это утро, пишет:

«Думали, что это очередной аврал, оказался этот аврал затяжным на четыре долгих года – война!.. Мы, военные, естественно, рвались на фронт, считали, что там мы будем более полезны. Я и Переверзев в течение двух недель подали Котину по пять рапортов, но получили отказ.

Завод превратился в военный лагерь, формировалось ополчение».

На заводе и до войны действовал учебный танковый центр, готовивший механиков-водителей КВ. Теперь же этот центр занимался комплектованием танковых батальонов и отправкой их на фронт. Командовал учебным центром майор Крымцев, которому не давали покоя выпускники Военной академии, просясь на фронт, но и от него получали отказ.

В июле Касавина, Переверзева и Турчанинова Котин обязал оказать помощь учебному центру по переподготовке механиков-водителей танков Т-26 и БТ на механиков-водителей КВ. Жозеф Яковлевич и сам, несмотря на большую загруженность в КБ и на заводе, принимал активное участие в подготовке экипажей КВ, вникал в учебный процесс. Для более надежного изучения КВ он рекомендовал изготовить специальный тренажер. На нем более качественно пошла подготовка механиков-водителей.

Все же группе конструкторов удалось уйти в танковые части, формировавшиеся на заводе. В их числе были инженеры Ковалев, Резниченко, Левашев и другие. Конструкторы Каливода, Масалкин ушли на фронт заместителями по технической части 84-го и 86-го отдельных танковых батальонов.

В августе 1941 года в соответствии с постановлением ГКО Кировский завод сформировал три подвижных базы по ремонту танков КВ в полевых условиях. Котин внял просьбам Переверзева и Касавина об отправке на фронт, и они были назначены начальниками авторемонтных баз.

Начались хлопотные дни и бессонные ночи формирования этих баз, конструирование и изготовление походных летучек, комплектование личного состава из кировцев, обучение их ремонтным операциям, подбор оборудования, инструмента, запасных частей. Всю эту огромную работу нужно было осуществить за два месяца.

Михаил Яковлевич Давыдов, испытатели опытного цеха Виктор Успенский, Калистрат Иванов, бригадир цеха МХ-2 Владимир Клопов и другие вместе с конструкторами СКБ-2 и отдела главного механика, рабочими дерево-модельного и ремонтного цехов, не считаясь со временем, в короткий срок оборудовали около 150 летучек. Съемные и грузоподъемные средства были изготовлены и смонтированы собственными силами.

База, которой командовал Л. Н. Переверзев, успела 28 августа у Шлиссельбурга перейти Неву и убыть на Западный фронт.

База, которой командовал С. М. Касавин, 29 августа не смогла уже уйти из Ленинграда и поступила в распоряжение Ленинградского фронта. Она расположилась в Екатерининском парке г. Пушкина, у Орловских ворот. Начались военные будни.

В то воскресное утро 22 июня 41-го на загородную дачу, где летом с семьей жил Н. Л. Духов, примчалась легковая машина. Увидев, что к дому бежит вестовой, Духов понял: что-то случилось. Накинув пиджак, он вышел бегущему навстречу.

Вместо приветствия посланец завода, опустив голову, глухо сказал:

– Война, Николай Леонидович!.. Не прошло и получаса, как Духов был на заводе. Все, кто собрался в эту тяжелую минуту, поняли, что от их работы во многом зависит победа, что они должны поставить фронту первоклассное вооружение.

В конце июня на завод приехал начальник ГАБТУ Красной Армии генерал-лейтенант Я. Н. Федоренко. Он ходил по цехам, подолгу разговаривал с рабочими, конструкторами, интересовался испытаниями на танкодроме. На оперативке у директора, отдав должное боевым качествам танков КВ-1 и КВ-2, Яков Николаевич отметил и недостатки конструкции: на КВ-2 высока башня, не совершенно место стыка башни с корпусом у обеих моделей. Генерал рекомендовал, чтобы на танк КВ-1 поставили более сильную пушку.

Конструкторы-танкисты обещали отдать все силы для создания в наикратчайший срок совершенных боевых машин.

1 июля 1941 года в «Труде» было опубликовано «Слово конструкторов», в котором сотрудники СКБ-2 Кировского завода присягали внести свой вклад в разгром гитлеровских захватчиков. «Слово конструкторов» обошло все заводы, вдохновляло на подвиг воинов, которые вели на врага танки, самолеты, поднимались в атаку. Фронт был уверен, что советские инженеры создадут грозную технику для разгрома фашистов.

В первые дни войны на одном из ночных совещаний в наркомате В. А. Малышев медленно зачитал два коротких сообщения с фронта:

«На Луцком направлении в течение дня (29 июня 1941 года – Д. И.)развернулось крупное танковое сражение, в котором участвовало до 4 тысяч танков с обеих сторон. Танковое сражение продолжается».

На следующий день, 30 июня,

«...на Луцком направлении продолжаются крупные танковые бои, в ходе которых наша авиация нанесла ряд сокрушительных ударов по танкам противника. Результаты боев уточняются».

Зачитав эти сообщения, Малышев добавил:

– Вот это бой! 4000 танков! А мы над чем бьемся? 200 – 300 Т-34 в месяц на головном Харьковском заводе!.. Надо довести выпуск до 100 танков в день!

Это была совершенно иная мера, задание чрезвычайно сложное. Танк на конвейере! Даже видные специалисты по организации массового производства задумались: нигде в мире не было не только массового, но и крупносерийного производства танков. Поэтому первые предложения высказывались осторожно.

Малышев уже в основном знал, что надо делать.

24 июня он докладывал Политбюро ЦК ВКП(б) о нуждах танкового производства. На следующий день, 25 июня, Политбюро приняло решение об увеличении выпуска тяжелых и средних таков. В соответствии с этим решением изданы два совместных постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР: «О производстве брони и танков КВ» и «Об увеличении выпуска танков КВ, Т-34 и Т-60, артиллерийских тягачей и танковых дизелей на III и IV кварталы 1941 года».

Затем Вячеслав Александрович с группой директоров, специалистов, конструкторов побывал в Горьком и на Урале, изучал возможность переключения на новый профиль гигантов советского машиностроения, перераспределения в пользу танкового производства ресурсов металла, оборудования, топлива, рабочей силы.

В цехах Челябинского тракторного завода в то время разворачивался выпуск тяжелых танков КВ-1.

– Какой месячный план выпуска КВ? – спрашивал Малышев у директора завода М. И. Шора.

– За первое полугодие ЧТЗ выпустил всего 25 танков КВ, по 4 – 5 машин в месяц,– ответил Шор.– Сами знаете наши трудности.

Вячеслав Александрович остался недовольным;

– Сегодня дайте столько, сколько можете. Но завтра... Завтра на фронт должны идти танки не по одному в день, а десятками. Сотнями – в месяц! Что вам нужно для этого?

Освоение КВ на ЧТЗ шло медленно. Конструкторы тогда находились в Ленинграде, не хватало технологов, высококвалифицированных рабочих-универсалов, негде было полностью разместить оборудование для изготовления нового объекта. Требовались десятки и сотни специальных станков.

Малышев видел, понял все это и обещал в первую очередь укомплектовать завод недостающими инженерными кадрами танкостроителей.

Директор ЧТЗ сразу ухватился за это обещание и попросил оставить на заводе Илью Александровича Маслова, главного технолога одного Кировского завода. Маслов входил в группу специалистов, сопровождавших Малышева.

– Согласен,– ответил нарком.

– Разрешите слетать за семьей? – попросил Илья Александрович.

– Правительство позаботится об этом, немедленно начинайте работу здесь!

...Уже утром 25 июня 1941 года на Харьковский танковый завод имени Коминтерна пришла телеграмма за подписью В. А. Малышева. В ней говорилось, что в связи с необходимостью развертывать поточное конвейерное производство на ЧТЗ главный инженер завода Сергей Нестерович Махонин должен срочно прибыть в Челябинск.

В ту же ночь директор Ю. Е. Максарев, парторг ЦК ВКП(б) С. А. Скачков и другие руководители завода проводили Махонина в Москву. Он выехал на стареньком пикапе. Если учесть, что Сергей Нестерович сложением был могуч, роста немалого, то поездка в Москву в тесной кабине была для него не из легких. К полудню 26 июня он уже был в наркомате. Там ему сказали:

– Немедленно поезжайте в Ленинград, на Кировский завод. Отдохнете в поезде... Все понимаем: вы делали Т-34 и мотор В-2, теперь нужно срочно организовать конвейерное производство на ЧТЗ танка КВ. В Ленинграде ознакомьтесь с производством танка, возьмите кое-кого с собой и сразу же выезжайте в Челябинск... Вячеслав Александрович сейчас на Урале...

Бывший выпускник Военно-технической академии, успевший поработать конструктором, начальником отдела и главным инженером, Махонин приобрел репутацию одного из крупнейших военных инженеров. Немногословный, неторопливый, казавшийся даже тугодумом, умеющий, как говорили начальники цехов, «душу вымотать» – и чем? – каким-то активным ожиданием, цепкой памятливостью, он был человеком-скалой в глазах Малышева. Он сам не кричал, но и не крошился от нажима, перегрузок. За молчаливость его прозвали дедом. Нередко за эту молчаливость, за особое махонинское «давящее ожидание» ему доставалось от начальства, но Малышев знал, что внешне замкнутый дед, в сущности, всегда необыкновенно пристально следил за производством, улавливая даже через интонации, тонкие увертки и покаяния должностных лиц завода действительное положение дел.

Эту же проницательность, охватистый русский ум Махонин проявил и на Кировском заводе, куда он прибыл 27 июня поездом. По сравнению с Т-34, кстати, тоже еще не лишенного недостатков, танк КВ показался ему во многом не избавленным и от лишнего веса, и от громоздкого «силуэта».

Вместе с директором завода Зальцманом Махонин обошел цеха, побеседовал в КБ, на участке сборки танков. Этого ему было достаточно, чтобы отобрать себе конструкторов, технологов, назначить руководителей групп.

Махонин выбрал для работы в Челябинске лишь одного помощника из конструкторов:

– На должность главного конструктора хочу просить Николая Леонидовича Духова,– сказал Махонин,– поскольку машину он знает лучше всех.

Этот выбор сразу заставил заводских товарищей иначе взглянуть на немногословного гостя.

Уже говорилось, что в ярком созвездии инженеров, конструкторов, технологов Кировского завода Духов был одним из самых блестящих талантов, и Зальцман, подумав, дал согласие, хоть в душе и не имел желания отпускать человека, которого высоко ценил как конструктора. Но государственные интересы стояли выше интересов своего предприятия.

«Самостоятельная работа будет большим стимулом в его конструкторских разработках. Там он сможет проводить свою техническую политику в конструировании танков. Обладая инженерным талантом и эрудицией, Духов успешно поведет за собой челябинских конструкторов, добьется новых успехов»,– думал Зальцман.

Николая Леонидовича вызвали к директору и уведомили о назначении его главным конструктором Челябинского тракторного завода.

После разговора у директора Махонин зашел в кабинет Николая Леонидовича и спросил, как скоро Духов может подготовиться к отъезду.

– Собраться мне не долго, Сергей Нестерович,– ответил конструктор.– За день-два могу уложиться.

– Тогда до встречи в Челябинске,– попрощался главный инженер.

10 июля 1941 года Духов во главе группы конструкторов выехал на Урал. Вместе с ним ехала и его семья. На платформе стоял обтянутый брезентом новый танк КВ-3. Да, да!.. КВ-3, а не КВ-1. Возникает вопрос: почему? Сейчас ответим. Здесь нужно привести два любопытных факта.

В книге «Конструктор Морозов» В. Листового и К. Слободина читаю:

«Еще в 1940 году, когда был запущен в серийное производство танк Т-34, КБ Харьковского завода сразу же принялось за его модернизацию. Созданный конструкторами танк Т-34М был расценен как важный шаг вперед в развитии бронетанковой техники и даже намечался к выпуску».

И в самом деле, военные, руководители танкового полигона почти настояли о снятии с производства танка Т-34 и запуске вместо него модернизированного Т-34М.

...Война застала директора Харьковского завода Ю. Е. Максарева в Москве. Он сразу же позвонил Малышеву. Неизменный помощник наркома В. С. Сумин предложил:

– Срочно приезжайте! Вячеслав Александрович скоро будет. Вы понадобитесь...

Разговор у наркома был коротким:

– Немедленно возвращайтесь на завод,– сказал Малышев.– Никаких модернизаций и никаких модернизированных Т-34, задерживающих выпуск машин. Фронт будет поглощать танки тысячами. Чтобы не тормозить их поток, конструкция должна быть незыблемой. Следите за этим со всей строгостью, охраняйте от изменений каждую гайку, каждый болт. Улучшения, модернизация – потом, после налаживания потока, без снижения выпуска машин. План.– И тут Малышев сделал, как всегда, отметку в знакомой всем в наркомате записной «Красной книжечке»: – 250 машин в месяц уже в июле. Считайте это не приказом наркома, а... постановлением Совнаркома. И немедленно по возвращении на завод всю документацию на Т-34 отправить с группой специалистов на Волгу.

– Как? В «Красное Сормово»? Судостроителям?

– Да, в ближайшие дни, вероятно, многое прояснится...

Так обстояло дело с танком Т-34.

Иначе произошло с танком КВ. Эшелон с образцом танка КВ-3, с конструкторской и технологической документацией, в сопровождении Духова и группы конструкторов и технологов двигался на Урал. И хотя этому эшелону давали зеленую улицу, до Челябинска доехали только на тринадцатый день. В дороге Духов и конструкторы напряженно работали. Подолгу спорили по тому или иному вопросу. На больших стоянках Духов брал ведро и выбегал на перрон набрать кипятку, обходил каждую семью в эшелоне. Если кто из товарищей предлагал свои услуги, говорил, что неудобно главному конструктору бегать по станции с ведром в поисках горячей воды, Николай Леонидович отшучивался:

– Пока я гуляю, вы работайте. Как только пойдет поезд, выслушаю ваши предложения.

Седой Урал встретил ленинградцев новостями.

Читатель помнит: до начала войны состоялось решение о том, что ЧТЗ делает танки КВ-1, а Кировский завод переходит на выпуск КВ-3. В этом направлении и велась подготовка производства. Но с началом войны было принято новое решение: продолжить на Кировском заводе производство танков КВ-1, а на Урале с 1 июля развернуть подготовку производства танков КВ-3. Это было связано с тем, что 85– и 107-миллиметровые пушки, которые ставились на КВ-3, производились на Урале и возить их в Ленинград не было смысла.

Что же могло произойти, если бы КВ-3 поставили на производство на ЧТЗ? Кировский завод прекратил бы выпуск КВ-3 к сентябрю 1941 года, а ЧТЗ, прекратив работы по КВ-1 (они у него уже заняли около года) и перестраиваясь на производство КВ-3, потратил бы 3 – 4 месяца дорогого времени и вновь вернулся бы к производству танка КВ-1.

Но, к счастью, этого не случилось благодаря вмешательству Малышева. Кировцы в Челябинске разгружали эшелон, когда пришел приказ: никаких танков КВ-3, выпускать только КВ-1.

Но при начале выпуска танка КВ-1 на новом заводе нужно было запустить в производство и новую КПП. Ведь вся документация была с Шашмуриным, который приехал вместе с Духовым.