Текст книги "Противоборство"

Автор книги: Даниял Ибрагимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)

Необычный эксперимент

Конструкторы мысленно перебрали все его узлы, искали, что вних ненадежно, усилили тормоза и бортовые планетарные редукторы, но коробку перемены передач нетронули. На полигоне вПодмосковье она не причинила особых хлопот. Бывает же так, что для того, чтобы какой-то узел показал свой «характер», нужно время, определенное количество часов работы. Нужно было такое время и для коробки передач. Только уже позже всем стало ясно, что ее вообще не удастся доработать...

И вот КВ-1 вновь повезли на заводской полигон для продолжения испытаний. На них в Ленинград приехал И. Я. Трашутин. Тогда он близко познакомился с конструкторами тяжелых танков Ж. Я. Котиным, А. С. Ермолаевым и Н. Ф. Шашмуриным. С Н. Л. Духовым, как мы уже знаем, он встречался в Харькове.

Статный, с военной выправкой, молчаливый Котин. Застенчивый, приветливый, мягкий, с улыбкой на крупном лице Духов. Энергичный, живой и неугомонный Ермолаев. Обаятельный, инициативный и настойчивый Шашмурин... Пройдет совсем немного времени и их имена станут рядом с именами таких виднейших конструкторов военной техники, как Грабин, Дегтярев, Яковлев, Ильюшин и других...

На танкодроме Ермолаев горячо спорил с высоким, стройным, интеллигентным военным средних лет.

– Иван Яковлевич,– окликнул Ермолаев Трашутина,– идите к нам. Знакомьтесь: главный испытатель танков Красной Армии Евгений Анатольевич Кульчицкий...

– А мы давно знакомы...

Среди авиаторов нет, пожалуй, более благородной, возвышенной и героической профессии, чем профессия летчика-испытателя. Несмотря на то, что современная наука является сильным оружием в руках авиационного конструктора, все же первые полеты нового самолета таят в себе много неожиданностей. И задача летчика-испытателя выявить все то, что не поддается расчетам конструктора и научным экспериментам при проектировании. Летчик-испытатель первый поднимает в воздух новую машину. Но опасен не столько первый вылет, сколько последующая проверка максимальных скорости и высоты, испытание машины на прочность, вибрацию, штопор. Летчик-испытатель очень внимательно присматривается к поведению машины, ни на минуту не ослабляет бдительности, пока самолет детально не изучен. Недаром летчики-испытатели говорят, что с новым самолетом нельзя переходить на «ты» раньше времени.

Может быть, не каждому, но многим приходилось читать о выдающихся представителях этой профессии: В. П. Чкалове и М. М. Громове, А. К. Серове и В. В. Коккинаки, С. П. Супруне и С. Н. Анохине.

Но вряд ли читатель подозревает, что танки сейчас, как и раньше, подвергаются не менее трудным и беспощадным испытаниям. Танки заставляют преодолевать сложнейшие препятствия, совершать головокружительные маневры, по ним стреляют прямой наводкой фугасными и бронебойными снарядами. И среди испытателей танков есть и были свои знаменитости.

Если бы мне пришлось об одном из них писать в Военную энциклопедию, то я написал бы так. Кульчицкий Евгений Анатольевич (1901—1973), гвардии полковник. Член КПСС, испытатель танков, заместитель начальника научно-исследовательского полигона. Награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны II степени, Красной Звезды, «Знак Почета», медалями.

Вот он каков, этот легендарный Кульчицкий – воин и инженер, человек, который на своем веку испытывал не только танки, но и самолеты, трамваи, мотоциклы, тракторы, вездеходы и аэросани, бронеавтомобили и просто автомобили. Да какие! Например, грузовой «Нортон» – дьявольски замысловатый. Вместо рулевой баранки у него диск, все четыре колеса ведущие и управляемые.

О танках и говорить нечего. Здесь Евгению Анатольевичу не было равных. Великое их множество прошло через его руки – и зарубежных, и отечественных. И каждый памятен, у каждого свой характер, и с каждым связана какая-либо история.

Испытатель первым берется за освоение новой техники, познавая ее «черты характера», о которых иной раз не подозревают даже в конструкторском бюро. Слово испытателя – на вес золота в буквальном смысле. Оно одно из самых весомых для государственной комиссии, решающей судьбу новой машины. Остаться ли ей в единственном экземпляре, так сказать, для истории? Или идти в серию – на танковые заводы, на вооружение – в танковые войска? Мнение испытателя приобретает государственное значение.

По складу недюжинного характера, по самому смыслу яркой жизни Кульчицкий был исследователем. И когда на повестке дня встал вопрос об испытании танка КВ-1, Кульчицкий оставался верен себе.

Предстояло проверить надежность усиленных тормозов и бортовых планетарных редукторов на поворотах и работу двигателя под максимальной нагрузкой.

– Афанасий Семенович! – обратился Кульчицкий к Ермолаеву.– Так что без испытаний танку я путевку в жизнь не дам, как вы хотели. Дадим машине нагрузку.

– Какую?

– К танку прицепим старый броневой корпус без катков и гусениц и будем его волочить за собой. Вот и нагрузка.

Трашутин был ошарашен предложением Кульчицкого.

– Двигатель не потянет,– сказал он.

– Проверим,– спокойно настаивал Кульчицкий.– Тормоза бортовые, планетарные редукторы проверим, как положено,– с нагрузкой.

Завод запросил у наркомата разрешение на проверку КВ-1 способом волочения корпуса старого танка.

В гостиницу Трашутин поехал вместе с Кульчицким.

– Почему вы настаиваете на этом странном испытании?– спросил Трашутин Кульчицкого в машине.– Это ведь действительно опасно.

Кульчицкий помолчал, потом сказал:

– Не опаснее других вариантов. Что такое испытание? Конструкторский эксперимент. И вы, конструкторы и строители, по логике вещей должны быть заинтересованы в том, чтобы танк подвергался ему в наихудших условиях. Если испытания дадут хороший результат, совесть ваша будет спокойна: в бою машина не подведет! Исследование должно быть на уровне научной истины.

Некоторое время они ехали молча. И снова Кульчицкий заговорил:

– Меня жизнь не раз горько учила. Я в свое время был влюблен в «бетушки», уверовал в них, дал им превосходную характеристику. Они пошли в серию, как вы знаете. Но очень скоро я понял: «бетушки» с их бензиновым мотором и тонкой броней – это прошлое, вчерашний день. Эпилог дописала жизнь. Вот так-то, дорогой конструктор. Хотя шаманы и сегодня с яростью бьют в старые бубны, но заклинания «скоростью», «стремительным маневром», «кавалерийским наскоком» потеряли силу. Я хочу поверить Котину и вам, Иван Яковлевич, вашему дизелю. Вот почему я настаиваю на трудном испытании. Крайне трудном!

Трашутин волновался. Дизель – это ведь почти две тысячи деталей, когда одна закапризничает, приходится снова разбирать иногда чуть ли не полдвигателя. Уже ведь разбирали, собирали, вновь проверяли. И подчас убеждались – какая-то деталь не годится. Каждый раз это, что называется,» начинай сначала. Начинали. Проходили часы, дни – до новых проб, ошибок и радостей движения вперед. И вот теперь этот испытатель предлагает невероятное. Хитер он. Опытен. Прозорлив. И предельно честен: все его мысли не о собственном престиже, а о тех, кто сядет в танк и, может быть, будет вести бой. О людях думает Кульчицкий, о танкистах, о том, чтобы они в любых условиях могли победить врага.

Москва дала согласие на испытание танка способом волочения корпуса. Начали его рано утром. Дизель взревел натуженно, потом начал работать ровно, и «поезд» тронулся с места, сначала очень медленно, а затем стал совершать повороты то в одну, то в другую сторону.

Иван Яковлевич был обрадован результатами.

– Дизель-то – вот молодчага – потянул, родимый! Потянул!

Много еще было разговоров на заводе об этих испытаниях – и серьезных, и шутливых. Один из самых ярых противников «волокуши», Иван Яковлевич Трашутин, позднее, уже после войны, преподнес Кульчицкому подарок – полированную головку поршня двигателя с надписью: «Тов. Е. А. Волокушкину от главного конструктора по моторостроению И. Я. Трашутина». И с тех пор участники эксперимента частенько называли в шутку Евгения Анатольевича Волокушкиным.

Для себя Иван Яковлевич извлек из эксперимента Кульчицкого немалый урок. Ничего – на веру, ничего – без тщательных, многократных испытаний, проверок, самых трудных и самых мучительных. В Трашутине проснулось особое чувство испытателя. Вспомнил некогда прочитанные слова: Колумб был счастлив не тогда, когда открыл Америку, а когда открывал ее. Так, наверное, и в конструировании: радость и удовлетворение прежде всего приносит сам поиск, озарение. Новый танк, новый двигатель – лишь две из многих побед, а сколько других, попутных!

На линии Маннергейма

В ноябре 1939 года нарком обороны СССР К. Е. Ворошилов, нарком тяжелого машиностроения В. А. Малышев и нарком среднего машиностроения И. А. Лихачев направили в Политбюро ЦК ВКП(б) сообщение о том, ,что советские танкостроители в короткий срок

«добились действительно выдающихся результатов, сконструировав и построив танки, равных которым нет».

Что скрывалось за этой строкой, сжатой как пружина, не утратившей напряжения и силы и ныне, строкой, которая вобрала эпический сюжет судеб, проблем, целую историю в лицах, читатель уже знает. Откуда они взялись, эти танки, которым не было равных в мире, тоже уже известно.

Пожалуй, упомянутый документ – первая ступенька в огромной лестнице, вводящей одновременно и в историю жизни двух коллективов конструкторов – М. И. Кошкина, Ж. Я. Котина, и в определенную «главу» истории советского танкостроения. Ведь в сообщении трех наркомов речь шла и о среднем танке Т-34, созданном в Харькове, и о тяжелом танке КВ, созданном в Ленинграде. О третьей важнейшей новинке – дизельном двигателе В-2, сердце Т-34 и КВ, не упоминалось, так как он уже выпускался серийно. Рапорт трех наркомов в Политбюро ЦК был подан в канун советско-финляндской войны (она длилась с 30 ноября 1939 года по 13 марта 1940 года). КВ пришлось держать экзамен на прочность в боевых условиях. Что касается Т-34, то, как ни спешил коллектив его создателей в Харькове, в этот раз на фронт он не успел.

...Испытания, испытания, испытания... И вот теперь – в бою.

Первыми приняли участие в боевых действиях кировские модернизированные танки Т-28. С новой ходовой частью они продемонстрировали хорошую надежность и маневренность. Но артиллерия белофиннов выводила их из строя. Тогда на них начали навешивать «экран» – дополнительную броню. Бригады рабочих делали это прямо на фронте, успех был незначительный. Бои подтвердили, насколько своевременно кировцы занялись противоснарядными машинами.

В конце декабря первые три машины КВ, СМК и Т-100 пошли в бой. Экипаж КВ сформировали из механиков-водителей завода. Котин помнил их поименно: механик-водитель Ковш, заряжающий и моторист Эстратов, и только командир танка Качихин был кадровым военным. Пройдя в глубине укрепленного района Бабошино, танк встретил на своем пути широкий ров. По рации экипаж получил приказ свернуть с дороги влево и двигаться вдоль рва. Противник открыл огонь по правому борту КВ. Все члены экипажа насторожились.

– Как будто кувалдой стучат по броне, –сказал Эстратов.

Снова удар за ударом, но машина шла вперед. Качихии скомандовал:

– Смотреть во все наблюдательные приборы, искать замаскированные доты!

– Впереди бугорок, из него высунулась труба и спряталась,– крикнул Ковш.

Заряжающий стал смотреть в том направлении и заметил на бугре жерди и поднимающийся рядом с ними легкий дымок.

– Это, наверное, дот. Прицел на жерди! Огонь! – скомандовал Качихин.

В это время снаряд снова сильно ударил по броне. Экипаж осыпало искрами, задрожала пушка. Танк остановился. Что случилось? Завели мотор, машина вновь пошла вперед. Слева увидели одиноко стоявший подбитый Т-28. Получив приказ, экипаж зацепил его тросом и благополучно вернулся к своим.

При осмотре КВ оказалось, что насквозь прострелен ствол пушки. Вот почему машина дрожала и сыпались искры! На броне много следов от попадания снарядов в борт, помято несколько звеньев гусениц, прострелен каток, но танк остался цел и сохранил способность передвигаться.

Эти результаты обрадовали ведущего конструктора КВ Николая Духова, теперь уже заместителя начальника СКБ-2. Ведь белофинны стреляли из мощной по тому времени шведской противотанковой пушки «Бофорс» калибром 40 миллиметров, и ее снаряды оказались бессильны против брони КВ.

Основное укрепление белофиннов – линия Маннергейма, пересекавшая весь Карельский перешеек,– имело общую длину 135 километров по фронту и до 90 километров в глубину. Эта линия насчитывала более двух тысяч деревоземляных и долговременных огневых сооружений и заграждений. Поэтому главным препятствием для наших частей на линии Маннергейма были доты, дзоты и противотанковые заграждения.

Как известно, для качественного усиления общевойсковых соединений при прорыве оборонительных полос противника в 1933 году был создан тяжелый танк Т-35.

Именно для замены этого танка, для выполнения тех же функций – дополнительного качественного усиления войск, прорывающих сильно укрепленные позиции противника типа «линии Маннергейма», и были созданы опытные танки Т-100, СМК и КВ-1.

Для поражения целей, встретившихся на линии Маннергейма, 76-миллиметровая пушка КВ-1 оказалась весьма слабой. Тогда-то и возникла мысль «втиснуть» в него более мощное орудие, чтобы поднять его огневую мощь.

В СКБ-2 для стрельбы прямой наводкой по дзотам и дотам разработали конструкцию новой башни под 152-миллиметровую гаубицу. Правда, она получилась немного выше, неказистой и могла служить для артиллерии противника хорошей целью...

Но война диктовала свои сроки. Конструкторы спешили. Первый выстрел по новой башне, по ее борту – наиболее уязвимому месту – произвели в заводском тире. Как только развеялся дым, исчезли и сомнения. Все было в порядке, прочность конструкции оказалась достаточной.

Так в кратчайший срок, в феврале 1940 года, на Кировском заводе был создан 52-тонный танк КВ-2, вооруженный 152-миллиметровой гаубицей. Этот танк мог вести огонь только с места, по существу являлся прообразом своеобразной самоходно-артиллерийской установки.

На одном из танков КВ-2 весь экипаж состоял из кадровых военных. Подробности первого боя хорошо запомнились его командиру З. Ф. Глушаку.

– Препятствия на линии Маннергейма,– рассказывал танкист,– были основательны. Перед нами высились в три ряда громадные гранитные надолбы. И все же для того, чтобы проделать проход шириной 6 – 8 метров, нам понадобилось лишь пять выстрелов бетонобойными снарядами. Пока взламывали надолбы, противник нас непрерывно обстреливал. Дот мы быстро засекли, а затем двумя выстрелами полностью разрушили его. Когда вышли из боя, насчитали на броне 48 вмятин, но ни одной пробоины.

Танки КВ-2 на Карельском перешейке участвовали в прорыве мощных укреплений, безнаказанно ходили по тылам противника, и несмотря на многочисленные попадания снарядов их броня оказалась непоражаемой.

И еще один отзыв о новом танке. Его дал Маршал Советского Союза К. А. Мерецков:

«Хорошо показал себя при прорыве укрепленного района на направлении Сумы опытный тяжелый танк КВ с мощным орудием... Он прошел через финский укрепленный район, но подбить его финская артиллерия не сумела, хотя попадания в него были... Мы получили неуязвимую по тому времени машину. Это было огромное достижение нашей промышленности, внесшей серьезный вклад в развитие боевой мощи армии. С тех пор я полюбил КВ и всегда, когда мог, старался иметь эти танки в своем распоряжении».

Опыт советско-финляндской войны показал, что действия танков в лесисто-болотистой местности бывают очень затруднены. Их передвижение обычно возможно только по дорогам, которые, как правило, противник минирует.

Поэтому перед конструкторами СКБ-2 зимой 1939/40 года была поставлена задача сконструировать танковые тралы.

Но не только мины беспокоили советское командование. Не менее остро встал вопрос эвакуации с поля бой подбитых танков.

...В декабре 1939 года опытные танки СМК и Т-100 во взаимодействии с тремя Т-28 в районе Терпок атаковали большой дот. Во время атаки СМК подорвался на фугасе.

Ж. Я. Котин вспоминает этот эпизод так:

«Когда мы отправили СМК на Карельский перешеек, на нем не хватало крышки люка водителя. Ведь танк проходил только заводские испытания. Получить крышку с завода, который делал броню, было некогда. И тогда мы сами срочно изготовили эту крышку из легкой углеродистой стали и поставили на петли, решив, что крышка из закаленной стали поспеет за танком в районе Терпок.

Однако танки с ходу вступили в бой. Финны стреляли по ним из 37-миллиметровых пушек «Бофорс», но ничего не смогли поделать. Тогда они попытались подорвать машину мощным фугасом. Разорвали гусеницу, но танк остался цел. Отбуксировать его к себе в тыл противник не смог – вокруг танка был поставлен плотный артиллерийский заслон. И тогда финские разведчики ухитрились снять злополучную крышку люка».

Эта крышка сыграла большую роль в выводах немецких советников в финской армии о наших танках. Но об этом читатель узнает чуть ниже. А пока нужно сказать, что подорванный СМК так и простоял на ничейной полосе до конца войны с белофиннами. И не был разбит артиллерией противника, несмотря на неоднократные попадания.

А простоял он на ничейной земле вот почему. Когда встал вопрос о его эвакуации, оказалось, что тащить 53-тонную машину нечем. Да и опыта эвакуации танков с поля боя в то время не было. Проблема должным образом оказалась не изученной, не разработанной.

Вот тогда кировцам и дали задание разработать тягач на базе танка КВ, который смог бы эвакуировать с поля боя танки типа СМК и Т-100 массой более 50 тонн.

Котин поручил разработку тягача С. М. Касавину. К сожалению, это задание было воплощено в жизнь только на бумаге. Военные действия на Карельском перешейке закончились соглашением о мире, и начатая работа была предана забвению. А жаль. Ведь во время обороны Ленинграда в период Великой Отечественной войны основное пополнение танкового парка фронта велось за счет эвакуации подбитых танков и их восстановления. Под тягачи фронтовики переоборудовали танки с вышедшими из строя башнями.

Теперь вернемся к злополучной крышке люка механика-водителя танка СМК, о которой вспоминал Котин.

На финском фронте было немало немецко-фашистских советников, да и разведчиков – тоже, которые хотели все знать о боевой технике Красной Армии. После того, как белофинны ухитрились снять крышку люка, немцы ее «обнюхали», попробовали «на зуб» и

«решили,– как пишет Котин,– что у русских танков сырая броня. Такой вывод их, естественно, больше устраивал, чем тот, который вытекал из анализа боя. Им было трудно допустить мысль,– особенно в канун нападения на СССР,– что у нас танки могут быть лучше, чем у них».

Котин рассказал также о другом случае. У одного подбитого КВ-2 кто-то весьма опытный в танковых делах попробовал вытащить новинку – торсионный вал. Это был тревожный сигнал. Кто это мог быть? В дотах могли оказаться и немецкие инструкторы, и как это ни удивительно, офицеры французского генерала Вейгана, ослепленного ненавистью к Стране Советов. Значит, там, на Западе, очень интересовались советской боевой техникой. Значит, им это нужно...

Что касается советских военных специалистов, то они пришли к выводу, что на Карельском перешейке KB успешно прошли боевые испытания.

Первое боевое крещение, если это можно так назвать, KB и СМК получили 17 декабря 1939 года, а через два дня, 19 декабря, вышло постановление Комитета обороны при СНК СССР о принятии KB на вооружение Красной Армии и об организации производства этих машин на Кировском заводе, предварительно устранив дефекты, выявленные при испытаниях.

В момент принятия решения о серийном производстве KB не имел ни одного испытательного пробега на километраж. Их удалось провести лишь в мае – июне 1940 года по настоянию заказчика. А к этому времени заводу уже пришлось приступить к производству танка, чтобы в течение 1940 года выпустить 50 машин.

Этим же постановлением танк Т-28 снимался с производства.

4 февраля 1940 года завод получил новое распоряжение Комитета обороны, которым его обязали выпустить 9 танков установочной серии не к концу мая, а к 25 марта. Фактически к 1 апреля смогли выпустить только 5 танков, из них 3 машины приняли участие в войне против белофиннов.

Таким образом, 19 декабря 1С39 года был окончательно решен вопрос: первым отечественным танком противоснарядного бронирования, принятым на вооружение Красной Армии, стал КВ.

Война с белофиннами показала, что для прорыва обороны противника, насыщенной дотами и дзотами, бронированными колпаками, железобетонными искусственными препятствиями и т. п., необходимы тяжелые танки с мощным вооружением, и их нужно срочно выпускать серийно. Все понимали, что ленинградский Кировский завод один не в состоянии дать для армии необходимое количество таких танков. Нужен завод, который мог бы выпускать их на конвейере.

Бывший директор ЛКЗ И. М. Зальцман в своей биографии пишет:

«По итогам войны на Карельском перешейке мы собирались в ЦК, и было принято решение:

l. О производстве на ЛКЗ танков КВ.

2. О подготовке ЧТЗ (Челябинского тракторного завода.—Д. Я.) к производству танков КВ.

3. О срочном строительстве, проектировании и организации на ЛКЗ мощных дизелей как для авиации, так и для танков. Опытные образцы были изготовлены и испытаны, а серийное производство нам еще не удалось организовать».

Теперь, когда танк был принят на вооружение Красной Армии, предстояло сделать все возможное, чтобы повысить его качество. На ЛКЗ срочно началась доработка KB для серийного производства. Предварительно была назначена Государственная комиссия по испытанию KB на заводском полигоне. В нее вошли: майор Н. Н. Ковалев, военные инженеры 3 ранга П. К. Ворошилов и М. С. Каулин, капитан И. И. Колотушкин. Начали гонять машины по полигону, а завод вступил в стадию перестройки.

Ветеран ЛКЗ, работавший в тот период в ОТК, Петр Ильич Салакин вспоминает:

«Приступили к производству танка КВ. В ходе производства отрабатывалась конструкция и технология. Расширялись производственные площади, был построен новый корпус, где разместился цех сборки и сдачи танков. Часть номенклатуры изделий передали цеху № 4. На площадке, где размещалась сборка и сдача танков в МХ-2, были установлены станки. Это был огромный цех, имевший 15 производственных участков, хорошо обеспеченных станочным оборудованием и оснасткой».

Десятки различных цехов действовали в составе Кировского завода. Разнообразной была их продукция, но вся она в конце концов шла в сборочный.

Много заводов-смежников также изготовляли различные изделия, без которых не могло быть танка КВ. Тут и его корпус с башней, поступавшие с Ижорского завода, и его сердце – дизель-мотор В-2К, и его пушка, и пулеметы, и приборы и прочее. Все это также поступало в цех главной сборки. Именно здесь происходило чудесное превращение: из бесчисленного множества больших и малых комплектующих изделий и элементов образовывался грозный танк.

Понятно, что раз все цехи и все смежники работали на главную сборку, то именно она и задавала ритм работы, являлась показателем ее интенсивности. Количество КВ, выдаваемых главной сборкой за сутки,– было основным показателем многоотраслевого производства Кировского завода, а через него – и всей большой кооперации предприятий.

Отсюда и то большое внимание, которое уделяли сборочному цеху партийный комитет и дирекция завода. Это внимание распространялось на организацию работ, на подбор руководящих кадров и обеспечение всех участков цеха достаточным количеством специалистов. Внимание уделялось технологическим вопросам, поиску наиболее рациональных методов и порядка сборки тех или иных систем и установок на танке, оснащению сборочных и контрольных операций различными приспособлениями. Словом – непрерывный поиск решений, сокращающих трудозатраты на один танк, позволяющих увеличить выпуск КВ.

На главную сборку работали все. В то же время сам коллектив сборщиков, понимая свою роль и ответственность, трудился самоотверженно.

Из сборочного цеха танки перегоняли в сдаточный цех. Здесь КВ заправляли горючим, обкатывали его и производили отстрел оружия на заводском полигоне. На территории предприятия были вырыты капониры на 2 – 3 машины. В танк садился артиллерист и производил три выстрела из пушки. Мишенью служила гора песка на расстоянии 100 – 150 метров от капониров.

После этого танк вновь загоняли в сдаточный цех, где производились регулировка тяг, бортовых фрикционов, управления, коробки перемены передач, натяжение гусениц. Ветеран Кировского завода Николай Павлович Ефимов, работавший испытателем-приемщиком ОТК, вспоминает, что «бывало, придет со сборки машина, а передачи не включаются. Нужно все эти огрехи сборки устранять в сдаточном цехе».

И вот КВ начинал заводскую обкатку-пробег. В машину садились двое – заводской механик-водитель и испытатель-приемщик ОТК. Обычно утром они получали машину и гнали ее до Средней Рогатки, примерно 30 километров от завода.

«Около Средней Рогатки (это был наш хороший уголок),– вспоминает Н. П. Ефимов,– в лесочке стоял бревенчатый домик, в котором было три комнаты: столовая, комнаты отдыха. Недалеко от домика рос кустарник и простиралось редколесье ольхи. Сюда в термосах для испытателей привозили обед. Испытатели там находились обычно час-полтора, ждали, когда остынет машина, регулировали бортовые фрикционы, подтягивали гусеницы, не обходилось и без ругани между механиками-водителями и испытателями-приемщиками ОТК. Нередко в этот домик заглядывал директор завода И. М. Зальцман, главный конструктор Ж. Я. Котин, его заместитель Н. Л. Духов, военпред капитан П. К. Ворошилов».

Обратно на завод, как правило, вел машину испытатель-приемщик ОТК. Танк снова загоняли в сдаточный цех и производили дефектовку. После устранения недостатков приемщики ОТК сдавали машину военпредам, и она снова пускалась в пробег, но уже более дальний, протяженностью 50 километров. Теперь в танке находились трое: механик-водитель, испытатель-приемщик ОТК и представитель военной приемки, который сам садился за рычаги и не щадил машину, бросая ее то вправо, то влево, то разгоняя, то тормозя.

После возвращения из испытательного пробега с военпредом машина ставилась на отделку. Она промывалась, красилась и комплектовалась запасными частями и инструментом.

И только после этого танки получали военные экипажи. Понятно, что никакие заводские испытания, которые проводились перед запуском танка в серию, ни испытания серийных машин перед отправкой их в войска, не могли выявить всех их боевых возможностей. Лишь испытания боем могли проверить танк всесторонне, показать, чего на самом деле он стоит, подтвердилось ли все, что было задумано конструкторами? «В реальном соприкосновении с противником выявляется многое, чего в никаких других условиях не заметишь»,– говорил один из известных испытателей.

Труд кировцев по созданию КВ Советское государство отметило высокими наградами. Михаил Иванович Калинин вручил награду заводу. Тысячи людей собрались на митинг.

– За двадцать два года Советской власти,– говорил Калинин,– вы получаете третью награду. Это доказывает, что близость между рабочими Кировского завода и Советским правительством очень большая. Симпатии и любовь проявляются не только внешним образом, например в такие праздничные дни, как сегодня. Они проявляются особенно ярко в самые острые политические моменты, когда силы старого мира хотят схватить за горло новое общество...

«Всесоюзный староста» вручил награды работникам завода. Директор завода И. М. Зальцман и начальник СКБ-2 Ж. Я. Котин были удостоены звания Героя Социалистического Труда. В числе первых было названо и имя Духова. Он был награжден орденом Ленина. В Указе Президиума Верховного Совета СССР отмечалось: «За успешную работу и проявленную инициативу по укреплению обороноспособности нашей страны».

Во многих источниках подчеркивается если не главная, то ведущая роль Н. Л. Духова в создании танка КВ. Вот свидетельство о Духове И. М. Зальцмана, директора Кировского завода:

«С Николаем Леонидовичем я познакомился еще в 1933 году. Он быстро завоевал репутацию талантливого конструктора и расчетчика. Его вклад в создание танка КВ настолько значителен, что я считаю Духова автором этой могучей машины».

С началом 1940 года у Духова дел прибавилось: его назначили заместителем начальника СКБ-2.

Награды воодушевили кировцев на новые производственные подвиги. По их настойчивой просьбе народный комиссариат тяжелого машиностроения (НКТМ), которому подчинялся ЛКЗ, определил им на 1940 год увеличенную программу: выпустить 130 КВ-1 с 76-миллиметровой пушкой и 100 КВ-2 со 152-миллиметровой гаубицей.

Приказ о программе выпуска КВ-1 и КВ-2 на 1940 год НКТМ продублировал в своем приказе председатель Комитета обороны К. Е. Ворошилов. Оба эти приказа были развитием, детализацией постановления СНК СССР от 28 мая 1940 года, предусматривавшие увеличение выпуска КВ на ЛКЗ. Принимая это постановление, правительство исходило из того, что машина полностью отработана.

Более того, 19 июня 1940 года было издано постановление СНК СССР о создании второй базы по производству тяжелых танков на Челябинском тракторном заводе (ЧТЗ). Это было необычайно дальновидное решение, значение которого стало ясным в ходе Великой Отечественной войны. Своим постановлением правительство обязало кировцев передать ЧТЗ 10 комплектов отработанной чертежной документации на танки КВ-1 и КВ-2.

Что же на самом деле представляли собой КВ-1? В чем заключается их значение для развития танковой техники? Они впервые определили дальнейшие пути развития тяжелых танков как однобашенных боевых машин, большая огневая мощь которых обеспечивается применением одной мощной пушки, а броневая защита обеспечивает надежную защиту от основных калибров противотанковых и танковых пушек противника. Давайте сравним данные танков СМК, опытного и серийного танков КВ-1. Масса СМК – 55 тонн, опытного КВ-1 – 42 тонны, серийного КВ-1 (образца 1941 года) – 47,5 тонны. Экипаж СМК – 7 человек, опытного КВ-1 – 5 человек, серийного КВ-1 – 5 человек. Калибр пушек у всех одинаков – 76,2 миллиметра. Броня: башня (лоб, борта) СМК – 60 миллиметров, опытный КВ-1 – 75 миллиметров, серийный КВ-1—до 105 миллиметров; корпус (соответственно) 60, 75, 100-75.

Из приведенных данных следует, что переход на однобашенную конструкцию позволил существенно улучшить бронирование танка при значительном уменьшении боевой массы. Танки КВ-1, за исключением небольшой первоначальной серии, имели 76,2-мм пушку Л-11 с начальной скоростью 635 метров в секунду. Постановлением Комитета обороны от 26 января 1940 года на вооружение танков КВ и Т-34 была введена пушка Ф-32 конструкции В. Г. Грабина с начальной скоростью 662 метра в секунду.