Текст книги "Двигаться дальше (СИ)"

Автор книги: Данила Коншин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Я, не слушая её, сразу прошёл ко двору и застыл, рассматривая заросшее сорняками поле. Каменный фонтан потрескался и высох, стол потерял прежнюю белизну, стулья лежат частично поросшие травой. Ничто не напоминает прежней красоты.

Мы любили сидеть за столом и потягивать апельсиновый сок так важно, словно были пришедшими на деловую встречу господами. Журчание воды лишь оживляло атмосферу, а цветами сада, сплетающимися в причудливые узоры синего, красного и жёлтого, можно было любоваться вечно. Мама девочки периодически возилась с ними, вскапывая и поливая, а папа иногда помогал ей, иногда беседовал с нами, иногда протирал стол. Когда девочка однажды пролила на сверкающую белую поверхность сок, то он снова вытер без малейшего упрёка, хотя я уже приготовился взять вину на себя.

Иногда солнце жарило так невыносимо, что не помогали ни сок, ни кепка со шляпкой, ни даже умывание из фонтана.

И тогда мы перебирались в дом.

– Кё, мне нужно попасть внутрь.

– Ещё бы сказал, как. – ответила она, постучав по двери и не дождавшись ответа. – Внутри ни звука. Ты точно с ней договорился? Она не могла забыть и куда-то укатить по книжным делам?

– Кто ж её знает. – постучал погромче, но ответа так и не последовало. Кё тем временем успела пройти в сад и начала тщательно оглядываться.

– Мне это не нравится, Томоя. – заявила она, когда я вновь подошёл к ней. – В семье минимум два взрослых человека и девушка-подросток, а всё выглядит так, словно здесь годами никто не жил. Ты уверен, что адрес верный?

– Да. – адрес точно верный, я помню эти дом и сад, пусть и в дни их расцвета.

– Блин, не хватало стать героем истории про призраков. Говоришь, надо внутрь? – Кё заглянула через окно вглубь дома, а затем склонилась над рамой. – Так, Томоя, прикрой-ка меня от любопытных взглядов.

Я мигом встал так, чтобы возившуюся с окном Кё не было видно с улицы. Стоял спиной, чтобы предупредить в случае чего, и только и слышал, что шебуршанье, какой-то треск, ругательство девушки – и, наконец, скрип распахиваемого окна.

– Иди к двери, сейчас её открою. – Кё с таким видом, словно бы и не нарушила сейчас закон, перемахнула через подоконник и скрылась внутри. Я подошёл к двери, которая через несколько секунд задвигала ручкой и затем открылась.

– Тут ключ рядом висит. – сказала Кё, размахивая небольшим серебряным ключом на цепочке. – Заходи, сразу и закрою. Хотя, если тут есть привидения…

Я молча прошёл мимо, сразу устремляясь в гостиную, прекрасно зная, где та находится. Только остановился снять обувь, благо полы неожиданно были чистыми.

В доме вообще было чисто, особенно в сравнении с садом. У Фуджибаяши лучше, но и здесь пыли нет, бежевые обои не отодраны и даже перила винтовой лестницы на второй этаж, мимо которой мы прошли, явно кто-то промывал. Гостиная так же не поддавалась грязи – хотя обстановка была неожиданно проста, только небольшой сервант с посудой да котацу посреди комнаты.

В самой гостиной мы предпочитали сесть под котацу и пить чай – он казался более уместным в масштабах комнаты. Там же девочка частенько играла на скрипке, после каждого подхода поглядывая на меня и радуясь, когда я хлопал в ладоши. Её родители сидели рядом и разговаривали либо с нами как обычно, либо друг с другом словно бы на другом языке – по крайней мере, я не понимал большинства слов. Девочка понимала больше, но интересовалась этим редко, предпочитая обращать внимание на меня.

Так продолжалось до того самого дня.

– День рождения…

– А? – оглядывающая гостиную Кё повернулась ко мне. – Девятого сентября, я же говорила.

– Нет, не это. День рождения… она приглашала меня на него…

У девочки не было друзей, и это всегда меня удивляло. Она была добрая, играла на скрипке и весело смеялась – но друзей у неё не было. И когда она пригласила меня на свой день рождения, то решил сделать ей сюрприз и попросил парней своего класса прийти.

Они не только отказались, но и посмеялись надо мной. Говорили, что туда придёт кучка девчонок, которые будут шушукаться в уголке, заберут все сладости, а при любой попытке поиграть в самураев начнут рёв.

Никто не захотел прийти. И я не мог заставить себя прийти один. Ничего не обещал девочке, знал, что она меня ждёт – но чувствовал лишь стыд от того, что не выполнил того, чего хотел, так что не мог показаться ей на глаза.

Но нужно было идти.

И я пошёл.

– Котомииииии!!!!! – проорала Кё, но никто не ответил. Мы были одни в доме, и если бы не воспоминания, распилившие замок своей клетки и радостно хлынувшие в мою голову, то предпочёл бы уйти.

А так продолжил следовать по выстраиваемому ими пути и направился по винтовой лестнице на второй этаж.

Кё безо всяких вопросов зашагала следом.

Никто мне не открыл, хотя я и стучал. Только когда толкнул калитку, она послушно отворилась – как и входная дверь.

Внутри никого не было. Гостиная не была наполнена музыкой и ароматом чая, в комнатах не горел свет и стояла полная тишина, только со второго этажа доносились какие-то слабые звуки.

Поэтому я осторожно направился туда.

Кабинет отца семейства всегда был запретной зоной. Это даже не требовалось пояснять – если мужчина не сидит в гостиной и не общается весело со всей семьёй, значит, он наверху, работает у себя. Однако сейчас его нигде не было, так что я рискнул подойти и толкнуть дверь его кабинета, откуда и доносились звуки.

И первым, что увидел, был огонь.

– Знаешь, я всё больше склоняюсь к призракам. – пробормотала Кё, смотря на почерневший от пламени стол и обугленные стены кабинета. Я не ответил и закрыл дверь.

– Томоя, ты вспоминаешь, да?

– Да, но… – мозаике не хватало ещё нескольких кусочков, и для них необходимо было найти Котоми. Я ткнулся в остальные двери на втором этаже, но все они были закрыты.

За исключением последней.

Когда открыл её, то на мгновение и сам подумал о призраках. Тёсная комната, освещаемая лишь падающим из окна светом, и множество газетных вырезок, страниц из книг, самих книг, раскиданных по всему полу.

А прямо в центре падающего луча среди всех этих клочков знаний сидела Котоми, одетая в длинное чёрное платье.

– Котоми! – Кё шагнула к ней, но тут же остановилась. – Ты… точно не приведение?

Вторым, что увидел, была та самая девочка, сидевшая на полу перед бушевавшим на столе костром и рыдающая так, что сердце пронзала острая боль. Надо было взять её, вытащить отсюда, спасти от бушующего пламени, но я лишь продолжал стоять, смотреть и слушать.

Кто-то оттолкнул меня – незнакомый человек вбежал в комнату и вылил на костёр невесть откуда взявшийся графин с водой, а затем стащил с себя плащ и начал забивать им огонь. Тот шипел и метался, но постепенно гас, однако девочка продолжала плакать, а я продолжал стоять.

Я наклонился и подобрал одну газетную вырезку. А затем ещё несколько.

«Пара известных учёных погибает в авиакатастрофе», «Ужасная потеря для науки», «Супруги Ичиносэ и их вклад».

– Томоя-кун. – я поднял взгляд и увидел вставшую Котоми, смотрящую на меня. – Ты наконец-то пришёл.

– Прости, Котоми. Слишком поздно.

– Это неважно. – улыбнулась она.

– Твой день рождения уже прошёл.

– Да, две недели назад. Но ты всё равно пришёл. – она продолжала мягко улыбаться.

Две недели назад. Я уже был с Кё, которая сейчас молча отступила к стене. Если бы в начале года решил заглянуть не в архив, а в библиотеку, то никогда не встретил бы Миядзаву, не воспользовался её помощью и, возможно, не влез в конфликт сестёр Фуджибаяши, вместо этого воссоединившись с Котоми и отпраздновав её день рождения, чего не сделал в детстве.

– Прости меня, Котоми. – слёзы потекли по щеке, но ничуть этого не стеснялся. – Прости, Котоми, я предал тебя.

Я уходил из этого дома, не оглядываясь, и отчаянно желал всё забыть.

Забыть нормальную, полноценную, счастливую семью.

Забыть девочку, которую любят её родители.

Забыть родителей, которые никогда не пили, тем более в присутствии девочки, и не лежали на полу в одном белье.

Забыть то, что в мире был кусочек радости и счастья.

И. самое главное, забыть то чувство, которое на мгновение охватило меня, когда понял, что кто-то только что лишился всего этого и стал таким же, как и я.

Чувство злорадства.

– Я предал тебя, Котоми. – слёзы бежали по моим щекам. – Сможешь ли ты меня простить?

– Ты не предавал меня, Томоя-кун. – отвечала она. – Ведь ты вернулся сюда, вернулся ко мне. – Котоми протянула руку и осторожно коснулась моих слёз. – Позавчера я увидела кролика, вчера оленя, а сегодня тебя.

Я не понял, о чём она сказала, и лишь продолжал рыдать. Эта девочка лишилась родителей и ждала меня как самого близкого из оставшихся людей – но я сбежал. Дважды за десять лет предавал доверившуюся мне девушку, и осознание собственной ничтожности градом слёз капало с лица на бумаги.

– Томоя-кун… ну не надо… – Котоми тоже стала плакать, а Кё стояла, отвернувшись к стене, и её плечи тряслись. Так мы трое только и делали, что стояли и плакали, каждый о своём.

Я начал первым, первым же и прекратил, утерев слёзы и направившись к Кё. Даже если мы заплачем вновь, вопрос требуется прояснить раз и навсегда.

– Прости, Котоми, что не вернулся к тебе, когда был нужен больше всего. И прости, что не могу вернуться полностью. – я взял Кё за плечи, повернул и прижал к себе, так, что её мокрое от слёз лицо мигом увлажнило мою футболку. – Я люблю эту девушку. Я люблю Кё Фуджибаяши. И поэтому, Котоми, я не могу вернуться к тебе так, как ты хочешь.

– Но ты уже вернулся, Томоя-кун. – несколько недоумённо ответила она. – И я рада, что у тебя появилась девушка, тем более, что не заслуживаю твоей любви.

– Не неси ерунды. – пробормотал я. – Все заслуживают любви.

– Но… ведь это я убила родителей.

– Это была авиакатастрофа.

– Да… – она опустила голову. – Они вынуждены были лететь, хотя обещали присутствовать на моём дне рождения… и я так разозлилась, и кричала, что видеть их не хочу, и… так больше… и не увидела… – она вновь заплакала, и я, по-прежнему не отпуская Кё, протянул руку к Котоми, притянул к себе и этой же рукой обнял. Мы стояли в тройном захвате, выплакивая последние слёзы и словно бы заключая некий контракт, понятный лишь нам троим.

В гостиной Котоми налила всем чаю, и мы какое-то время тихо пили, ничем не нарушая тишину.

– То есть, ты десять лет прожила одна? – наконец спросила Кё.

– Не совсем одна. – ответила Котоми. – Многие друзья и коллеги папы и мамы помогали мне. Няня, которую папа и мама наняли для меня, тоже помогала даже после того, как её контракт закончился.

Но больше никого у неё не было. Ни родителей, ни приходившего мальчика. Я вновь почувствовал себя ужасно и поспешил отпить чаю.

– А потом решила продолжить их дело? —

– Да. Бумаги, которые я сожгла… они были очень ценными, и люди, стучавшие в наш дом сразу… после… очень хотели их получить. И лишь потом поняла, что уничтожила то, над чем они трудились, и решила сделать всё для того, чтобы вернуть это обратно.

Ни с кем не общаясь. Уходя в прострацию от мира. Интересуясь лишь науками. И при этом продолжая ухаживать за собой, покупать платья и учиться готовить, в надежде, что тот мальчик однажды вернётся.

Какой бы стала Котоми, не развернись я и не уйди?

– И что теперь? – спросила Кё, поглядывая заодно и на меня.

– Теперь? – Котоми тоже отпила немного чаю. – Теперь Томоя-кун вернулся ко мне. И… – она помедлила. – не знаю.

– Будешь продолжать дело родителей?

– Да.

– И после окончания школы?

– Да, я… – Котоми немного смешалась. – Мне предлагали улететь в Америку, по программе обмена, но сейчас, когда Томоя-кун вернулся ко мне…

– Делай то, что должна, Котоми. – поспешно сказал я. – Исполни свою мечту.

– Хорошо, Томоя-кун. – она улыбнулась мне.

– Котоми, ещё вопрос, если ты не против. Почему ты всех называешь задирами?

– А… – Котоми поставила чашку с чаем на стол и обхватила себя руками. – Я… когда пошла в школу, то не понимала, о чём говорят другие дети… а они не понимали, о чём говорю я… и они стали портить мои книги, толкаться, задираться…

– Ладно-ладно, поняла! – вскричала Кё, увидев, что девушка вновь начала плакать. – Извини.

– Ничего. – Котоми слабо улыбнулась. Я продолжал молчать, тупо не зная, о чём с ней говорить. О том, как она жила всё это время? Что перенесла? Не могу напоминать об этом, не могу бередить её раны. Кё посмотрела на меня, на Котоми, тяжело вздохнула – и залпом выпила всю чашку.

– Короче. – мрачно сказала она. – Томое негде жить, а у тебя охренительно пустой дом. Предлагаю это совместить.

Мы оба уставились на неё, а она на нас.

– Чего так смотрите? Знаете, как я за него переживаю? Вдруг учителя поймают в момент, когда только становиться человеком начинает? А тут дом, кровать мягкая, ванна и там ещё что в архиве хрен найдёшь. Только учтите, начнёте тут забавляться – прибью!

– Ты ей точно чай налила? – с подозрением спросил я Котоми. Та захлопала ресницами, а Кё вздохнула.

– Томоя, ты дурак. Соглашайся давай, здесь и думать нечего. Буду к тебе забегать, сидеть тут, присматривать.

– Я согласна, Томоя-кун. – сказала Котоми. – Сегодня же приберусь и ужин вам сделаю, буду ждать.

– Но обеды по-прежнему я готовлю – заявила Кё. – И завтраки.

– Не надорвёшься? – поинтересовался я. Кё погрозила кулаком и не стала отвечать. – Ладно, согласен. Надо будет только несколько вещей из архива перетащить…

– Если ничего важного, то завтра и перетащишь. А так уже сегодня тут и спи. – Кё повернулась к Котоми. – А ты разберись с калиткой, она у тебя только так открывается. И окно на шпингалет закрой.

– Какое окно? – Котоми повернулась и словно лишь сейчас увидела распахнутое окно. – Ой, а почему оно открылось…

– Скорее всего, ветер распахнул. – без тени смущения заявила Кё.

– Ладно. закрою… а калитка закрывается, я её открытой для Томои-куна оставила…

– При этом заперев дверь, логика ясна.

Когда мы с Кё пошли вниз по улице, то Котоми помахала нам вслед и закрыла калитку.

– Томоя, готовься к тому, что она её так закрытой и оставит, так что придётся стучать и вопить. – сказала мне Кё.

– Учту. И Кё, чего это ты вдруг?

– Чего это я вдруг? – она прижалась ко мне. – Чего это я вдруг что?

– Решила позволить мне жить тут, в одном доме с другой девушкой…

– С которой вы лишь друзья.

– Да. но…

– Томоя, я верю тебе. – перебила меня Кё. – Да, я думала, что раз ты встретил подругу детства, перед которой так виноват, то теперь уйдёшь к ней. Но когда ты обнял меня и сказал, что любишь… – она ненадолго прервалась. – Живи там, Томоя, тебе идеально. Только не заставляй меня ревновать и нервничать.

– Постараюсь. – улыбнулся я. – Спасибо тебе огромное, Кё, за всю помощь, даже за открытое окно.

– Только не рассказывай никому, я как бы за такое и сесть могу. – попросила она.

– Нем как рыба. – провёл рукой по губам, и Кё облегчённо улыбнулась. Мы дошли до намеченной автобусной остановки и там поцеловались – горячо и долго. Потом Кё заскочила в подкативший автобус, помахала и уехала, а я побрёл назад к дому Котоми.

Миядзава определённо расстроится, но Кё права, дома лучше сейчас и подыскать сложно.

По крайней мере, оттуда меня никто не выгонит.

========== Рё Фуджибаяши ==========

Я ненавижу эту работу.

Весь день на ногах, постоянно нужно помнить, кому что нести, клиенты норовят заглянуть под платье, хоть это и строго запрещено, свистят и пытаются флиртовать. Повезло ещё, что коллектив попался нормальный: будь это гадюки, пинающие новенькую за каждую мелочь – уже ушла бы.

Каппей давал мне несколько советов, как после долгой ходьбы можно расслабить ноги и чувствовать себя лучше, а в субботу вообще вздумал попробовать понести меня на руках. Разумеется, я его отругала – сравнил, тоже, мой вес и свою силу – но было приятно. Он вообще остаётся единственным, кто хоть как-то помогает, остальные уже давно забили на то, что со мной происходит. Томоя и вовсе ещё одну девушку к себе присосал и думает повторить трюк с посадкой на два стула сразу.

Как же я всех ненавижу. Ноги болят так, что на приглашение Каппея сходить в воскресенье до кафе сразу ответила отказом. Хватит с меня и ходьбы, и кафе. Однако он сумел настоять, сказав, что хочет очень серьёзно со мной поговорить. И просил так настойчиво и упрямо, что даже заинтересовал. Предложение руки и сердца, что ли? Да ну, у нас на свадьбу-то денег нет, не то что на совместную жизнь. На кафе-то деньги еле найдутся, из той мелочи, что я за неделю заработала. Так что, когда мы туда пришли, то заказали лишь по булочке с соком.

– Ну, Каппей, о чём хотел поговорить? – спросила я, припав к соку. За всё время раздумий пришла к выводу, что парень попросит секса, и собиралась отказать – моя любовь к Томое ещё не прошла, да и пройди она – пусть ни на что не рассчитывает. Каппей долго не отвечал, пока наконец не съел булочку и не выпил весь сок, после чего положил руки на стол и сказал:

– Рё, я хочу с тобой расстаться.

Ч-что? Но… почему?

– Ты не можешь, Каппей! Ты же любишь меня! – выпалила я вся в растерянности.

– Люблю. – согласился он. – Но должен расстаться. В этом городе для меня нет работы, а я должен её получить и не хочу жить на твоей шее. Поэтому придётся идти в другой и искать там, а тебе остаться здесь и жить своей жизнью.

Я растерянно смотрела на него, не понимая, о чём речь. Почему парень опять меня бросает? Что со мной не так?

– Что за чушь, Каппей, как это нет работы, просто возьмись за любую, какую угодно, и терпи, что бы это ни было, терпи, если любишь меня. – бормотала я, но Каппей лишь покачал головой.

– Прости, Рё, но ради тебя должен найти особенную работу. Такую, при которой ты ни в чём не будешь нуждаться. А здесь такой нет, и мне придётся уйти. Не плачь обо мне. – заметил он пробежавшую по моей щеке слезинку. – Ты сможешь найти кого угодно вместо меня – а не сможешь, так я обязательно вернусь с кучей денег. – Каппей пытался говорить весело, но его руки дрожали. Тебе ведь тоже плохо от этого, так зачем уходишь?

– Фух, ну и жара. – Каппей вытер пот со лба. – Прости ещё раз, Рё. С тобой всё в порядке, это лишь моя вина…

– Ничего со мной не в порядке! – взорвалась я. – Почему вы все уходите?! Почему сближаетесь со мной, говорите, что любите, заставляете себе верить, а затем просто уходите?! Плевать мне, что у тебя там с деньгами и работой, хочешь сидеть на шее – так сиди, только не уходи, пожалуйста, не оставляй меня одну, я не хочу быть одной!

Посетители кафе повернулись к нам, а официантки поспешили на шум, так что швырнула так и не съеденную булочку на стол и выбежала наружу. Каппей выскочил вслед за мной и попытался схватить, но я вырвала руку.

– Рё, прости, я действительно должен уйти! – крикнул он.

– Никому ты ничего не должен! – заорала я. – Ты сейчас поступаешь точно так же, как Томоя – выдумываешь предлог, чтобы уйти! Что вам всем так не нравится, а? Отвечай, Каппей, что со мной не так? Может, я уродина? Может, со мной скучно? Или трогать себя не позволяю? Ну так делов-то, накрашусь с головы до ног, начну анекдоты рассказывать и позволю себя выебать хоть куда и когда, раз вам так всем это нужно!

– Рё! – крикнул Каппей. – С тобой всё в порядке! Не делай с собой ничего, не порть себя, ты уже самая замечательная девушка на планете! Я просто не могу быть с тобой!

– Почему?! Недостойным себя считаешь? Или ещё какая тупая причина из тупых любовных романов? Почему ты считаешь, что сделаешь только лучше, оставив меня одну?!

– Ты не одна! – он всё же схватил меня за плечи. – У тебя есть родители, которые тебя любят, у тебя есть сестра, с которой давно пора помириться, ты в любой момент можешь завести кучу подружек! Ты не одна, Рё! Я понимаю, что Томоя сделал с тобой, но это не повод замкнуться навечно и держаться лишь за меня!

– А за кого мне ещё держаться?! Помириться с сестрой? С этой тварью, которая всю жизнь меня обыгрывает и которая утащила у меня парня только потому, что захотела? Или ты ещё предложишь и с самим Томоей помириться?

– Не помешало бы. – сказал Каппей, и едва не улетел от моей пощёчины.

– Вот и беги к ним мириться. – я вновь вырвалась. – Беги, скули о том, как хорошо они поступили, предав меня, и как Рё должна извиняться за то, что не согласилась покорно жрать их дерьмо. Давай, беги и вылизывай их пятки, предатель! – я отвернулась от него и побежала.

– Рё, подожди! Рё! – Каппей помчался за мной и быстро догнал. – Рё, я… ну хорошо, давай скажу, почему на самом деле тебя бросаю!

– Слушаю. – соизволила остановиться, однако Каппей не стал вновь меня хватать, а наборот – отошёл и тяжело задышал. Как-то даже подозрительно тяжело, ему же долгие пробежки нормально, а тут…

– Я… это… – Каппей опёрся о ближайшую стену. – Фух… я… чёрт, как же невовремя…

– Каппей? – парень всё же оттолкнулся от стены, шагнул ко мне, тихо сказал «вот блин» – и рухнул прямо под ноги.

– Каппей! – я наклонилась к нему и, выудив из паники немного знаний, стала нащупывать пульс. – Каппей, очнись!

Телефон, где телефон?

В палату к Каппею меня пропустили вечером, когда он очнулся и перенёс обследование. Да и то лишь потому, что знала тамошних медсестёр, несколько раз общалась с ними на предмет будущей работы.

Парень лежал в кровати, уже одетый в больничную бело-зелёную пижаму. При виде меня он сел и смущённо улыбнулся.

– Прости. Я не хотел, чтобы ты знала, потому и устроил спектакль, но вот… – он тяжело вздохнул. Я пододвинула к кровати стул, села и взяла его за руку.

– Почему ты не сказал мне, Каппей?

– Потому что тебе нельзя волноваться. – тут же ответил он. – Потому что я должен был пытаться тебя развеселить, подбодрить и вернуть вкус к жизни, а не… – он опять вздохнул. – Хотел обставить наше прощание так, чтобы ты не чувствовала себя виноватой и сумела дальше идти по жизни без меня, но опять всё провалил.

– Я бы не смогла, Каппей. Даже получись у тебя – всё равно обвиняла бы только себя.

– Да… так и не смог тебя понять. – понурился он. – Прости, Рё, я пытался, долго думал, но не удалось. Просто-напросто идиот, ещё и поэтому тебя недостоин.

Мы немного помолчали, и я смотрела на наши соединённые руки так, словно впервые это видела.

– Значит, у тебя остеосаркома?

– Да. Опухоль соединительной ткани…

– Я знаю, Каппей. На медсестру же хочу учиться.

– Да, извини. – и вновь замолчали. Я даже боялась говорить, боялась, что весь мой гнев, страх, непонимание и отчаяние вновь вырвутся наружу – но дала шанс клочку надежды:

– Но ведь тебя вылечат. Это лечится. Нужна лишь операция, восстановление – и всё.

Каппей отвернул голову. А затем очень тихо сказал:

– У меня уже была операция, несколько лет назад, но избавиться не удалось. Оно поутихло, и я принимал таблетки, дабы не развивалось, но… делал перерывы в приёме, подзабивал, думал, что всё уже прошло… и вот.

– Ну, ещё одна операция, а я уже проконтролирую.

– Рё. – он всё ещё не смотрел на меня. – Единственная операция, которая меня сейчас спасёт – ампутация ног.

Я сжала его руку, потрясённая этой новостью. Ампутация ног?

– Но ведь должны быть ещё варианты?

– Нет. Мне так и сказали, что нет. Либо мне ампутируют ноги, либо я вскоре умру. И, Рё. – теперь уже он сжал мою руку. – Я не хочу ампутации.

– Но ведь ты умрёшь!

– Если я лишусь ног, то тоже умру. – Каппей наконец повернулся ко мне, и его вечно весёлое, улыбчивое лицо теперь было объято страхом. – Рё, я только и умею, что бегать. Когда я рос в приюте, то не мог ни драться, ни думать, ни поражать талантом… только убегать. И я бегал, вновь и вновь. А потом один музыкант из проходящей мимо труппы сказал мне, что для счастья нужно понять, в чём ты силён, и заниматься этим. Поэтому я продолжил бегать, и прошёл на соревнования по бегу, сумел благодаря им попасть в школу, выучиться… а потом очередное обследование перед состязанием, диагноз, операция, запрет бегать профессионально… – он всхлипнул. – Рё, я только и умею, что бегать. Больше ни на что не пригоден. И если ампутация… чем я тогда займусь? И кому буду нужен?

– Мне. – тихо прошептала я, однако Каппей покачал головой.

– Нет, Рё, тебе я тоже не буду нужен. Инвалид, без ног, не знающий, чем он может заняться – только это ляжет на тебя непосильным грузом. Я вообще не должен был принимать твои чувства, но… – он вздохнул. – Ты нуждалась в них, а я люблю тебя, и не мог поступить иначе.

– И что же ты предлагаешь…

– Уйти. Забыть о том, что в твоей жизни был Каппей Хиираги. – он улыбнулся мне сквозь выступающие слёзы. – Идти дальше, найти себе нормального парня. Здесь больше нечего сделать, Рё. Я сам не позволю жить со мной без ног, выкачусь на мост и сброшусь с него, как камень с твоей шеи.

Время было уже слишком позднее для автобусов, так что я с ближайшего телефона позвонила домой, попросила меня забрать и уселась на скамейку думать, что делать дальше.

Мне так и не удалось уговорить Каппея сделать операцию – как и ему заставить меня забыть его. Я не только не хотела забывать, но и должна была спасти его. Не могу просто так оставить человека умирать, а ведь это к тому же Каппей – всегда весёлый и неунывающий Каппей, без которого неизвестно что бы со мной стало, который изо всех сил бинтовал мои раны и осушал слёзы, пусть даже у него не всегда получалось и вообще никто не просил.

Добрый, прекрасный парень, единственный, кто вместо громких речей о том, как я должна правильно жить, просто протягивал руку помощи и улыбался. Улыбался, хотя боль в ногах становилась всё сильнее и сильнее, пока наконец не вырубила, и всё это ради меня…

Должен быть какой-то способ. Приговор «ампутация или смерть» несправедлив и туп. Надо зарыться в книги, поговорить с врачами, искать и пробовать все возможные пути лечения.

А если… если… действительно нет другого выхода… тогда…

Тогда это наказание для Рё Фуджибаяши за то, что она делала в прошлой жизни. Возможно, разрушила чью-то семью, увела парня и теперь за это расплачивается. А раз так, то надо смириться, принять наказание и жить с Каппеем. Уговорить его не умирать. Найти занятие, с которым он справится. Пытаться вернуть вкус к жизни. Не возражая, не жалуясь, не проклиная судьбу, как не жаловался он, изо всех сил вытаскивая меня из болота.

Вот только мне его не уговорить. Просто не послушает и останется при своём. Значит… нужно что-то, что его убедит остаться в живых.

Что-то…

Или кто-то.

========== Юкинэ Миядзава ==========

Не успела я удивиться тому, что сумка Томои-сана лежит в архиве, а его самого нету, как вылезшая Фуко всё мне объяснила.

– Он вчера не ночевал тут. – проворчала она. – Наверняка у своей девушки был, извращенец.

Томоя-сан обратился ко мне за помощью как раз потому, что ночевать у своей девушки не мог, так что это очень интересно. Но он сам всё объяснил через несколько минут, когда явился за сумкой.

– Прости, Миядзава. – виновато сказал Томоя-сан, осматриваясь, не забыл ли чего ещё. – Но мне предложили жильё, и я согласился, так что…

– Ичиносэ-сан? – попробовала угадать самый вероятный ответ.

– Блин. – Томоя-сан поморщился. – С тобой опасно иметь дело, Миядзава. Только не говори никому, хорошо?

– Хорошо. Но я всегда рада видеть вас здесь, Томоя-сан.

– Взаимно. – он помедлил. – Слушай, Миядзава, приглашаю тебя в гости, если что. Котоми не помешает лишнее общение, да и она только рада будет.

– Обязательно. И, Томоя-сан… можете звать меня по имени?

– А? – удивился он. – Хорошо… Юкинэ.

– Спасибо, Томоя. – мы поулыбались друг другу, а затем он ушёл.

– Миядзава. – Фуко хмуро посмотрела на меня. – Ты что, будешь жалеть, что этот извращенец отсюда свалил?

– Разумеется, он же мой друг. И хватит называть Томою извращенцем, Фуко, он никогда ничего такого себе не позволял.

– Пффф. – фыркнула она, но спорить не стала.

– И да, Фуко, я сегодня опять к Коуко-сенсею иду, буду вместе с Ёсино-саном её уговаривать. Пойдёшь с нами?

– Да. – ответила Фуко, но при этом совсем погрустнела и вновь принялась за звёздочки. На деле их было уже более чем достаточно, мы раздали почти всем в школе и многим за её пределами, но Фуко всё равно продолжала их вырезать, ибо нравилось и делать ей было больше нечего.

Кстати, Ичиносэ-сан звёздочку получила? Вроде как нет.

К счастью, она вновь явилась в комнату кружка и, когда я туда пришла после уроков, уже сидела за вынутым из кладовки столом и слушала объяснения Кё-сан.

– О, Юкинэ, привет. – повернулась та. – Я тут Котоми в финансы погружаю, не можешь помочь Нагисе в кладовке? Она там что-то из сценарного реквизита хотела достать и вроде как слишком уж пыхтит.

– Хорошо. – я оставила сумку на полу и заглянула в кладовку. Нагиса и в самом деле пыхтела, пытаясь вытащить пенопластовую модель дорожного фонаря – тщетно, ибо та была в два раза больше девушки.

– Миядзава-сан, здравствуйте. – увидела она меня. – Вы не могли бы мне помочь?

– Может, лучше парней дождаться? – я пощупала фонарь. – Мы тут скорее всё поломаем…

– Да я вот тоже боюсь. – поникла Нагиса. – А он бы мне и на сцене, и на репетиции пригодился. Просто я люблю вечером у придорожного фонаря текст зачитывать, эхехе. – она смущённо засмеялась.

– Нагиса, эта пьеса для вас так много значит? – удивилась я.

– А… ну… не только для меня, но и да, для меня тоже в каком-то смысле… простите, это слишком сложно объяснить, наверное.

– Всё в порядке. – похоже, это что-то личное для семьи Фурукава, а значит, не стоит лезть. – Но лучше дождаться парней.

– Зачем их дожидаться? – Кё сунула нос в кладовку и увидела фонарь. – Ого. Я его ещё тогда приметила, но ого. Нагиса, он тебе точно нужен?

– Да хотелось бы…

– Тогда и в самом деле подождём парней, заодно и посмотрим, какие они по фонарям спецы. Так, девочки, мне бежать надо, собрание студсовета по всякой бумажной бюрократии. Котоми тут посидит, не стесняйтесь с ней поговорить и приобщать к работе, но и не пугайте девочку. Всё, я умчалась. – и Кё выскочила сразу через дверь кладовки. Мы вернулись в комнату и застали неожиданную картинку: Фуко сидела на коленях у Ичиносэ-сан и обнимала её с такой восхищённой мордашкой, какую строила лишь при виде звёздочек. Заодно и точно так же улетела разумом в дальние края.

– Ой, а ты кто? – спросила Нагиса, но Фуко продолжала сидеть в забытии и не реагировать. Ичиносэ-сан подняла на нас взгляд, полный обожания.

– Она такая миленькая. – возразить нечего, Фуко и в самом деле милая, а сейчас так особенно. Ичиносэ-сан не было тяжело, так что мы оставили их и погрузились в пьесы. Хотя честно, больше читали: Нагиса сама не знала, что именно ей может пригодиться. Иногда она что-то чиркала у себя в блокноте, в том числе и после того, как я описывала ей несколько сцен, но не показывала, что именно. Девушка слишком старается, для школьной пьесы можно и сбавить обороты, вот только как бы ей это сказать?