Текст книги "Славянский стилет (СИ)"

Автор книги: Данила Врангель

Бык был редкой, дорогой породы. Это директор знал хорошо. Быка взяли в лизинг в Таиланде, и лизинг тоже был весьма серьезен. Какое-то отношение к этому имел Непал, вернее – группа торговых представительств, контролируемая буддийским монастырем. Негативное было отношение, потому что сделку по лизингу они всячески пытались сорвать и затянуть. Вначале – вполне легально, по-деловому, через переговоры о контракте, а затем, убедившись, что имеют дело с контрагентами, упертыми, как непальские ослы, разбавили свое реноме колоритом неофициального воздействия. Но тут уж, неожиданно для себя, непальцы нарвались на специалистов такого уровня по части именно таких воздействий, что мгновенно вспомнили свои канонические истины и растворились неведомо куда. Ну, тайцы только вздохнули, избавившись от назойливых единоверцев, и всучили быка под бешеную комиссию, подписав все необходимые документы и санитарные листы сопровождения. Русских всегда считали дураками, ну, а в этом случае и сомнений не было.

Инерция мысли – аналог инерции цен. И наоборот. Зачем русским медведям таиландский буйвол? Да еще такой редкой породы? В лизинг. На время. Может быть, они что-то знают, чего не знаем мы? Но так размышлять могли только тертые дети царя Соломона. Превентивное обвинительное размышление чуждо последователям Гаутамы, а, видать, зря. И когда арендованное животное уже резвилось на побережье южных морей, неожиданно прошла любопытная информация о серьезной подготовке его… кражи. Готовиться украсть быка? Ну и ну! Но лизинг есть лизинг. Тем более посреднический. И оказался черный красавец в местах глухих на родине медведей. В местечке неведомом, невидимом и тщательно контролируемом. От греха подальше. В общем, нагородили с этим лизингом столько, что никто толком ничего не понимал. Но прибыль шла. А прибыль – это священно. Сразу же быка застраховали в Швейцарии. Застраховать-то застраховали, но при учете возможных рисков не учли дочку хозяина фермы. А надо было, зная характер. Хотя, с другой стороны, солому везде не постелешь. Плевать ей (дочке) хотелось на все страховки и прочие дела. Да и не знала она никаких подробностей об этой сделке, хотя, как выяснилось позже, могла и знать.

Решив отправить быка на бойню, Мэрилин с присущим ей женским хитроумием разработала зловещий план по уничтожению дорогостоящего лизинга. Впрочем, план этот сам собою возник в ее голове, как тщательно отредактированный сценарий. У девушек это бывает.

Как-то утром после соответствующего моциона, ванной, массажа, контрастного душа, солярия и медитативной релаксации дочка позвонила папе по сотовому телефону, и, настроив свой психологический тонус на состояние, требуемое моментом, сообщила, что эта черная скотина достала ее вконец! Затем, как будто от глубокого душевного потрясения, Мэрилин дала директору бойни срочное указание – от твоего, папа, имени! – об уничтожении объекта, что тот и обещал сделать методом высокочастотного электроразряда. Естественно, она умолчала, что временно заблокировала спутниковый телефонный коммутатор.

– В общем, бык мертв. Ты уж прости, папочка милый, но я тут без тебя ничего не соображаю. Это же не отдых на ферме, а каторга в колхозе: бык сам виноват, стал на меня кидаться, рогами бодать, а ведь добрый был! Ужас, ужас просто! Наш Лорд пытался меня защитить, а он его убил. Проколол рогами насмерть! Э-э-э! – она хрипло завыла, давя слезу.

Отец быстро проанализировал страховочные убытки и уставился в одну точку. Тяжело вздохнул, развернулся в кресле, вытащил таблетку – вертел, крутил ее в руке, налил воды, кинул туда транквилизатор, выпил и закурил сигарету. Волны успокоения неторопливо поплыли в сознании. Надо косить! Надо под что-то косить! Он пустил большое кольцо дыма и развернул кресло в рабочее положение. Лихорадка Эбола? Нет, не пойдет: вирус недосягаем. Сенной клещ? Не возьмет быка. И эти все справки о прививках зачем требовали, идиоты? Он даже от сглазу привит. В наших краях требуется всего одна, но очень важная прививка – от дурака. М-да! Отец задумчиво сбил пепел и снова затянулся. Инфаркт? А что, такое бывает… Инфаркт в момент осеменения? Убедительно, убедительно весьма… Инфаркт – в – момент…

Он постучал фарфоровой авторучкой по столу. Вот-вот, и мент подходящий есть.

Сделал набор на компьютере, вошел в сеть, ввел код. В женевском кабинете готического стиля на столе из мореного дуба зазвенел черный, с позолоченной отделкой, телефон: «Доброе утро, Евгений Петрович…»

Они говорили некоторое время, пока таймер отсчитывал возможность взлома линии. Потом шеф подразделения еще поговорил с друзьями. Время шло, проблема проворачивалась в опытных руках и, изловчившись, выпрыгивала из них, разом попадая в другие такие же, а то и круче, – и, не ожидая такого прессинга, теряя веру в себя и не веря этому, стала понемногу, а потом и побыстрее, решаться и принимать форму, придаваемую этими самыми руками не очень навязчиво, но безальтернативно. Вопрос инфаркта решился в одном месте, потом в другом. Электронные подписи пролетели туда-сюда по сети. Решился и вопрос с таиландской фирмой, поставившей лизинг с изъяном. И там были долгие разговоры на русском языке. Затем пришли к взаимному согласию со швейцарцами, страховавшими общие прибыли и убытки. И там тоже были очень долгие разговоры на русском и украинском языке. Наконец, отец несчастной дочурки, страдающей от любви к животным, дозвонился до директора бойни – коммуникационные линии ушли с зависания, после полудня Мэрилин включила коммутатор и связь восстановилась.

– Где Будда? Мясо ты продать еще не успел?

И завертелось. Пока бык гонял хвостом мух, а спутниковые телефоны молчали, комиссия (с участием представителей всех заинтересованных сторон) уже подписала акт о его врожденном сердечном изъяне, выявленных сердечных аномалиях и смерти в результате этих ранее не диагностируемых и в медицинские карты не включенных данных, а, следовательно, отменяющих результаты лизинговых и страховых договоренностей. Процесс загрузки имеет свои нюансы. В общем, свалили все на Таиланд, как прародителя производителя. Конец файла.

Ну, директор бойни такие приказы не обсуждает. Если на бумаге (сакральном носителе смысла) быка Будды уже нет в живых, значит, так оно и есть. Он не торопясь, отдал распоряжение, быка погрузили, добавили для веса тройку коров (не гонять же из-за него одного дорогостоящее оборудование!), и полуторка тронулась в путь. Завтра прилетят представители, завизируют констатацию факта смерти – и улетят. А неторопливое местное время поползет дальше, минуя выходные, праздники, дни рождения, поминки и прочие отвлекающие маневры бытия.

Полторы тысячи долларов за шкуру быка обещала лично Мэрилин. Ну, во-первых, для стимуляции процесса, а во-вторых… Она вполне серьезно решила сделать чучело. И даже предварительно переговорила с голландской фирмой «Бразерс Энималс», одной из ведущих в этом бизнесе, и получила по факсу прейскурант всех услуг и расценок. Цены впечатляли. Но не Мэрилин. Она оформила предварительный заказ. Сублимативное происхождение такой идеи вряд ли ею осознавалось – но это животное с некоторых пор снилось ей в очень убедительном восприятии! А что еще манипулирует физическим телом женщины, как не ее восприятие, да и другого тела она не имеет.

Во всей этой суматохе и бегах с препятствиями никто не обращал внимания на трех серо-бурых коров, мохнатых пеструшек не первой молодости – сползли они на обочину из кузова, проломленного быком откуда он выпрыгнул при побеге, и внимания к себе не привлекали. Стали мирно щипать траву вдоль дороги к бойне, но двигались все-таки в противоположном направлении. И тихим ходом, постепенно стали углубляться в заросли сирени – безо всякой задней мысли, а просто так. Неожиданно все трое замерли на месте и повернулись в одну сторону. Низкий баритон проплыл в вечернем воздухе, как привидение. Стайка ворон сорвалась с вершины и пустилась в свое броуновское движение. «Муууууууууууу…» – еще раз прозвучало в вечерней тишине. Возле бойни заверещали поджарые линялые собаки.

«Муууууууууууу…» – в третий раз, уже более далеко, печально подал голос бык. Солнце почти касалось деревьев, но было еще светло. Коровы потыкались, отбивая комаров хвостами, недолго потоптались на месте и неторопливо, годами приученные к терпению и порядку, след в след двинулись на зов черноокого красавца.

Джип, набрав за десять секунд скорость метеора, с неизменным углом наклона и на всех четырех выпрыгнул за поворот, где исчезли таиландский беглец. Быка нигде не было видно. Лесная дорога шла двойной полосой, разделенная посередине лесопосадкой: невысокими, метра полтора, сосенками и елями, среди которых прыгали белки, семенили ежи, и много прочей лесной живности шуршало и обустраивалось на летний период короткого счастья в средней полосе климатической зоны Евразии. Дорога эта упиралась в скоростную магистраль. За автострадой была река, железнодорожный мост и уходящая вдаль линия Юго-Западной железной дороги.

– Вперед! – скомандовал директор бойни. Водитель Василий переключил передачу, и внедорожник помчался по правой стороне лесопосадки.

– Не гони, не гони! – директор вылез в люк, держа винчестер, и стал пристально оглядывать пространство между дорогами. Пару раз подпрыгнули тушканчики, махнув пушистыми хвостами. Новые зверушки, завелись тут недавно и непонятно как. Директор реагировал нервно: «Здесь он, здесь. Летать не умеет. И не тушканчик, в норку не спрячется. Пять минут гудел на весь район. Где он, где?!»

Джип урчал и, ощетиненный стволами, несся вдоль молоденьких елей. Пара ежей перебежала дорогу. Один из охотников, Григорий Загибайло, вскинул в их сторону винтовку, но проводил стволом и сплюнул. Солнце коснулось деревьев. Колеса джипа мягко выкатились на асфальт трассы. По ней неторопливо ползла зеленая «БМВ» с откинутым верхом. За рулем сидел парень лет двадцати, с ним девчонка еще моложе.

Из приемника неслась музыка. Девчонка положила голову на плечо водителю, а тот, улыбаясь, что-то ей рассказывал. Глянув на джип, парень добавил скорости, и машина умчалась вдаль. Вместе с ними умчалась веселая песня о грустном: «Люби меня, люби…»

– Давай назад, – скомандовал директор. Машина развернулась, ломая кусты, и впрыгнула обратно в лесную чащу.

– На, просматривай пролесок, он здесь, – командующий операцией подал перевязанному трактористу бинокль с активной оптикой. Тот взял диковинную штуковину, приставил к глазам и замер, вглядываясь в мерцающие сетки дальномера и тепловизора. Над головой заметались ласточки, ворвавшись в облако мошкары; птицы изворачивались, как крошечные боевые истребители в фигурах высшего пилотажа. Джип сбавил ход: мотора вообще не было слышно, только резина шуршала вдоль зеленеющих елей. Директор с винчестером наперевес вглядывался и вслушивался в зеленую паутину леса. Все помощники, свесившись из боковых дверей, делали то же самое. По лесной тропе ехал Джип Большое Ухо. Загибайло смотрел назад, в дорожную пыль, выискивая в ней следы хитроумия. Пищали комары. Неожиданно вдали справа, на склоне, послышался какой-то звук. «Стой!» – сипящим шепотом прохрипел директор. Джип зарылся колесами в песок. Двигатель замолк, наступила полная тишина. Вдали явно был слышен хруст веток и чьи-то осторожные шаги. Директор забрал у тракториста бинокль и, направив в сторону звука, стал вглядываться в увеличенное изображение. Кроме зарослей цветущей бузины и густых елей, ничего видно не было.

– Николай Николаевич, – подал голос из кабины Василий. – Вы бы поаккуратнее. Может, там грибы собирают.

– Грибы? В мае?.. – главный стрелок стал еще внимательнее вглядываться в темнеющий лес, крутанул регулятор фокусного расстояния, добавил насыщенность, контрастность. Кроме леса и дистанционной сетки самого бинокля, он ничего не видел. Но звуки в зарослях снова появились, и это уже явно были шаги какого-то животного. В поле окуляров замелькали цветные пятна, старая ель со спиленной верхушкой, купы цветущей эхинацеи, и вдруг прямо перед глазами директора в эллипсе оптики выросла рогатая морда, махнула ушами и скрылась.

– Хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе! Василий, подай винтовку, – напряженно тихим голосом сказал директор и не глядя протянул винчестер взамен. Он взял ружье, вогнал патрон в патронник и, направив дуло в сторону цели, стал вглядываться в окно оптического прицела. Долго глядел в сторону шевеления. Все шептал: «Искусство требует точности и терпения». Шептал, шептал. Глядел, глядел. Наконец его терпение, очевидно, выработало свой ресурс, и осталась одна точность.

Оглушительный выстрел поднял всех птиц, пуля с визжанием ушла к цели. Дикий рев был ответом. «За мной!» – крикнул командующий. Все, кроме водителя джипа, выпрыгнули из машины и двинулись с опаской следом за директором, который с винтовкой, в пыльном костюме, с обвисшим, помятым галстуком, но неустрашимый в своем поступательном движении, куда бы оно ни поступало, кинулся по следу своей пули, веря ее бескомпромиссному решению. До цели долго идти не пришлось. Пройдя метров пятьдесят, они обнаружили корову, лежащую на боку и ничего не понимающую. Пуля попала ей в плечевой сустав, слезы текли по ее пушистым ресницам и стекали на мохнатую морду. Вместо встречи с любимым, хозяином и вожаком, она получила в бок заряд свинца и не понимая, что жизнь закончилась, думала только о Будде, несколько раз пыталась встать, но вторая пуля уложила ее уже окончательно. И душа коровы отныне вольна, и никакой директор никакой бойни никогда уже не встанет на ее пути к счастью.

– Да-а, – протянул водитель полуторки. – Это не он.

– А, может, и эта шкура сойдет? – с надеждой в голосе спросил Загибайло.

– Ну, а как насчет твоей? – поинтересовался командующий спецоперацией, передернул затвор, поставил винтовку на предохранитель и закрыл оптику.

Через двадцать минут залповым огнем была расстреляна следующая корова: она шла по следу первой и немного отстала из-за непрерывности процесса своего питания от неожиданно появившегося аппетита. В этот раз даже семимиллиметровый свинцовый крест примчался в общей стае скотобойского милосердия.

Впрочем, редкая женщина в состоянии поверить, что ох как часто ее ждет судьба предыдущей. Турбина винчестера попала корове прямо в голову и ввинтилась гораздо дальше возможности мыслить. Об этом корова, к ее счастью, подумать не успела. К этому времени уже стало почти темно. Внедорожник зажег свою раму галогеновых огней, и мистерия, косвенно управляемая из зоны воспаленного воображения выросшей девочки Маши, которой повезло на доверчивого папу, продолжилась.

Корова – не корова, а понятие о смерти имеет. Третья «любовница» Черного Принца оказалась на редкость сообразительной и вполне уловила, идя позади всех, что происходит, и что нет здесь никакого ее интереса. Сделав изрядный крюк стороной, она вышла-таки на следы Принца. Осторожно ступая копытами, пригибалась к земле, как кошка, не пошевелив даже кончиком мохнатого хвоста. Вытянув его во всю длину и устремив усатую морду вперед, в полной темноте корова шла по целеуказанию инстинкта, угадывая рогами препятствия и аккуратненько обходя их. Мудрость – прерогатива старости. Сделав длинный ход конем, корова вышла прямо на автотрассу. Запах Принца был силен и вел дальше, через дорогу, к любви. Корова шагнула вперед и, цокая копытами по асфальту, осторожно стала пересекать шоссе. В это время джип, весь в галогеновом сиянии, выпрыгнул из-за поворота и, взвизгнув тормозами, стал прямо напротив, утробно урча и перегазовывая. Корова оцепенела и уставилась в слепящий огонь, став похожа в своей необычной позе на пантеру на подиуме.

– Да это ж не бык! – засомневался водитель полуторки.

– А что, хорек? – рявкнул Загибайло. Но слово и дело было за командующим операцией.

– Что это с ней такое? – удивился тот. – Она что, и была такая длинная? Выросла, что ли? В длину. Половину трассы перегородила. Ну, уж это точно не бык! Да и наша ль корова? Не припоминаю. Что только вот теперь с ней делать? Эта хитрая зверюга нам уже третью ложную цель подбрасывает.

Корова глядела на них горящими глазами и не могла даже пошевелиться. Страх сковал ее тело от кончика хвоста до кончиков усов. Она догадывалась, что эта слепящая стена огня легла непреодолимым препятствием между нею и быком. В голове промелькнуло детство, ее мама, добрая теплая мама. Потом жизнь в стаде, первый теленок, нежный, с мокрым носом. Подруги коровы, тоже добрые и теплые, с шершавыми боками и, конечно, Бык! Черный красавец бык! Такой любви она не знала. Черный бык ушел, как молодость. Корова глухо замычала, совсем не коровьим голосом, и упала, не меняя положения, на дорогу. Мужики вышли из машины, подошли к животному. Тракторист, по совместительству ветеринар, оглядел, пощупал, вытянул беломорину, прикурил, пустил облако дыма и огласил диагноз: «Инфаркт миокарда. Разрыв сердца». Загибайло пробормотал: «Пули сэкономили. Умная, видать, была скотина. Знала, что от нее требуется».

Водитель полуторки недобро глянул на него: «Умник! Куда ее теперь отсюда переть? До бойни километров пять. На шее поволокешь? А остальные? Эта хоть на дороге. А к тем уже, небось, волчары в телогрейках подбираются. Так они позубастее натуральных будут».

В трех метрах от них за дорогой, возле самой реки, в густом кустарнике, окружившем большой серый валун, стоял бык. Всю стрельбу и все охотничьи проделки бригады скотобоев он рассматривал отсюда, прикрывшись тенью гранитной скалы, вросшей в песчаную почву с многочисленными пятнами лишайников. Нельзя сказать, что бык ничего не чувствовал, когда убивали коров. Он догадывался, что это связано с ним, и старые, верные пеструшки спасли ему жизнь, приняв огонь на себя. Даже последняя, неосознанной силой духа уйдя из тела.

Через реку по железнодорожному мосту, призывно горя окнами, помчался поезд. Черный Принц задумчиво глядел в огни мчащихся вагонов. Зла в нем не было. В нем была сила.

Яркие, весенние звезды нависли алмазной россыпью и отражались в воде тысячью светлячков. На горизонте горела алая полоса ушедшего солнца, последнего солнца этой весны. Бык поднял голову, посмотрел вдаль – сквозь звезды, сквозь время. Тяжелый черный взгляд видел нечто лишь ему понятное и постижимое. Неясные чувства говорили быку на непонятном или непонятом языке, и он, вникая в их мелодию, снова издал протяжный, низкий звук, полный горечи, но и любви одновременно.

Эта низкочастотная вибрация души немедля нашла адресата. Мэрилин открыла глаза и вскочила с постели. Что это было? Ей снился удивительный, счастливый сон. Редкий сон, который вроде бы вовсе и не сон. Который не передается никакими словами. Но этот звук, этот звук, это оттуда… Она не могла понять, где она. Здесь – или там, где только что была. И вдруг ее сердце стало. Будда! Это Будда! Они еще не убили его. Он жив!

– Ха-ха-ха! – потер руки директор, услышав знакомый трубный бас. – «Вот она, настоящая цель! Круги смыкаются в воде! Ложные цели подавлены, по курсу одна – настоящая. Огонь!!!» – Дай огонь! – Загибайло услужливо протянул зажженную зажигалку. Прикурив, расслаблено оперся о крыло автомобиля. Прищурился, так и не затянувшись, выпустил горький дым, посмотрел в направлении звука, взял винтовку, включил ночной прицел и сквозь его зеленые разводы стал осматривать местность. Григорий уже держал у плеча винтовку и смотрел в свой прицел, изучая каракули инфракрасного излучения. Ярко светящуюся фигуру Черного Принца увидели оба одновременно. По дальномеру до него было триста метров.

– А-а-а! Вон он! – завопил было Загибайло, но сразу же умолк, продолжая размахивать руками и указывая пальцем в ту сторону.

– Тише! Уйдет бык – уйдешь ты. Но гораздо дальше, чем ты думаешь.

Директор осторожно передернул затвор, подав в патронник проверенный временем трехлинейный калибр 7,62 и пуля плотно вошла в ствольную камеру, где удобно расположилась, приготовившись к полету.

Расстояние было великовато для точного выстрела. Но продираться сквозь кусты, спотыкаясь о камни и пугая цель, которая вполне могла скрыться на этом участке пути, уйдя вдоль берега, а джип там не пройдет, – было бы тоже не совсем верным решением.

Недолго раздумывая, директор впился взглядом в окуляр оптики и затаил дыхание, выравнивая ось прицельной линии. Триста метров – это не триста миллиметров. Пятно быка плавало в окне прицела и никак не желало стабилизироваться. Обычно в момент произведения выстрела малейшее, микроскопическое отклонение ствола от оси прицела изменяет траекторию полета пули – и она, пройдя мимо, пусть в нескольких миллиметрах, бьет в скалу, пугает цель и та скрывается в глубине ночи, а там ищи-свищи. Где бык? Нет быка! Возможно, уже в Таиланде… Стрелок покрепче прижал приклад винтовки и сделал медленный выдох. Бык упрямо не желал оставаться в центре прицела. Директор почему-то вспомнил про геометрию Лобачевского, его теорию искривленного пространства, но хорошенько все взвесил и решил, что в этом случае Лобачевскому верить не стоит – надо прицелиться ровно, и вновь принялся ловить видоискателем зеленое пятно. В оглушительной тишине запищал комар и, исполнив стремительное крещендо, сел прямо на лоб директору, где подозрительно смолк. Григорий уставился на комара, тот глядел на директора, директор глядел на быка, а бык смотрел на Григория.

«Бах!» – командующий, бросив прицел, хлопнул ладонью по лбу, убив комара и разорвав кольцо их магической взаимосвязи. Оккультное жертвоприношение сработало. Напряжение спало, и цель теперь находилась в центре разметки. Замигал сигнал подтверждения точной наводки. Палец медленно, на выдохе потянул пусковой механизм на себя. Григорий, прикрыв пятерней рот, во все глаза смотрел в сторону реки и, привстав на цыпочки, ждал верного завершения священных манипуляций. Все затаили дыхание, в ночной тишине время остановилось. Зазвучала Музыка Сфер! А в кармане директора запищал мобильный телефон. Все оставались в исходном положении. Сотовый назойливо запищал еще раз. Снова ничего не изменилось. Телефон вызывающе повысил тон. Директор швырнул винтовку, встал, прошелся. Телефон снова запищал. «Да, – командующий хмуро прильнул ухом к трубке, глянув на номер звонившего абонента. – Да. Нет. Здесь. Да. Он отключил телефон, сунул в карман и глянул в темень горизонта, разом сникнув и расслабившись. Посмотрел на часы, на луну, зевнул и сказал, что дочь шефа зачем-то едет сюда. Надо ждать.

Отключив сигнализацию охранного периметра, Мэрилин мчалась по ночному шоссе в сторону бойни. Ее всю трясло, сердце выскакивало из груди. Она знала причуды своей натуры, но это было уже чересчур.

Колеса, взвизгнув на повороте, вынесли автомобиль на лесную дорогу. Машина мчалась по ночному лесу, выхватывая фарами стволы кленов, вязов, дубов, акаций, перепутанные зарослями чистотела, бузины, дикорастущего винограда и можжевельника. Всполохи света вызывали из чащи неясные тени, несущие воображению все, что угодно, чтобы мгновенно исчезнуть позади, не успев оформиться и стать тем, чем они были на самом деле.

Мэрилин добавила газу и малолитражка «Мерседес» врезалась огнем галогена во тьму с еще с большей скоростью, оставляя за собой облако пыли, завесой оседавшее на следы.

Она боялась, что его убьют до ее приезда. Директору в момент исполнения им своих функций верить нельзя, ибо он сам не ведает, что творит, а движется, как крыса по лабиринту. Да и цели у них, в общем, одни и те же: только директору сложнее, потому что стены его лабиринта – в его сознании, и разрушить их гораздо более трудно, вернее, почти невозможно. Потому что нельзя разрушить то, чего нет. Особенно если оно есть.

Вдали замелькали слабоосвещенные строения филиала мясоперерабатывающей районной промышленности. «Мерседес», совершив прыжок с резкого уклона, тем не менее, мягко упал на четыре точки опоры и, стал подниматься вверх по лесной дороге, которой еще недавно спускали на полуторке особей парнокопытного поголовья. Промелькнули молоденькие ели, грустно растущие в одиночестве ночи, прыгнул еще один сонный тушканчик, и машина выскочила на автомагистраль, уверенно вцепившись резиной колес в гранитные плиты шоссе. Вскоре вдали показался освещенный джип и возле него – группа людей. Неподалеку, поперек дороги, лежало тело животного, похожее на неестественно большую резиновую куклу. У Мэрилин все похолодело внутри, наступило ледяное спокойствие. Скинув газ, она неторопливо подъехала к джипу и, мягко притормозив, опустила стекло.

– Это он? – спросила небрежно предводителя.

Тот устало глянул на нее, медленно выходя из транса и находясь пока в пограничной зоне, краткой и неуловимой:

 
– Да… нет, пока не он.
Но был бы здесь давно.
Сидит на берегу и ждет,
быть может, ночи,
– Директор закурил и, выпуская дым,
прищурившись, взглянул в доверчивые очи.
– Сам черт не разберет, чего здесь намолол.
Коровы не при чем. Попали под разборку…
– Директор помолчал, и оббивая пыль,
нагнулся в темноту и вытащил винтовку.
 

– А эта, самая нервная, наверно, умерла от инфаркта. Только что, при нас. Лежит, еще теплая. Мы ей дорогу уступили, а она бабахнулась прямо посреди шоссе и сдохла. Если бы до того или после – нет, надо посередине! Что это ей в голову взбрело?

Он протер ствол ружья, заботливо отряхивая приклад и поглаживая ночной прицел.

– Где Будда? – Мэрилин стальными глазами смотрела на боевика сосновых прерий.

– Да вон он, под скалой сидит. Спит, наверное, – директор указал направление стволом винтовки.

– Возьмите деньги, – Мэрилин протянула директору пачку серебристых купюр. – Полторы тысячи евро. Это больше, чем доллары.

Тот взял деньги и, полистав купюры, вопросительно посмотрел на дочь шефа.

– Вопрос снимается. Я только что разговаривала с отцом: решение переиграли. А вам – спасибо. От отца. За старания.

Мэрилин сделала паузу.

– Очень хорошо, что не перестарались. Мера – золотое сечение. Для этого надо иметь способности и талант. А он у вас есть, Николай Николаевич. Ведь есть? Е-е-есть! – она неожиданно протянула руку и потрепала его по голове, засмеявшись переливчатым смехом.

Директор быстро отступил на шажок, уклоняясь от руки:

– А документы? Приказ об отмене приказа? Отмена отмены лизинга? Отмена страховочных выплат? Отказ от денег!!? Не-ет, тут не все понятно, я должен ему позвонить!

– Позвоните! Позвоните, как только появится.

Мэрилин знала, что когда отец отдыхает, связи с ним нет ни у кого. Ну, почти ни у кого. Он сам появляется в виде голоса в коробочке мобильного телефона лишь тогда, когда ему необходимо. И не чаще. А в данный момент он в районе прекрасного острова Ява, что в Индийском океане. В их личной, семейной резиденции, конкретное физическое местоположение которой почти никому не ведомо. Сработано все было в старые времена, развязностью информационных нравов не страдавшие.

Ну, так об отце. Если он там, то здесь его нет. И до конца недели его физического воплощения не предвидится.

Ситуацию директор бойни обдумывал, совершая ритуал, в данный момент необходимый из-за сбоя в программе и зависания всей операции. Впрочем, процессом этим он никогда не увлекался: любил он трезвый образ жизни и, здраво рассудив, что убить быка, в конце концов, не поздно никогда, а вот обратный процесс не столь вероятен, принял верное решение – стал раздавать деньги группе захвата, выкинув сомнения из головы.

В это время у Мэрилин зазвонил телефон. На линии был отец:

– Что там у вас происходит?

– Да так, а что? Бык твой случайно в живых остался. Что-то там у них не сработало, и мне почему-то сообщили, что он мертв. А он жив! Ну, да и пусть живет, верно? Порода, сам говорил, редчайшая. Может, он вообще последний. По крайней мере, такой черный. Он же даже буйвол! – сбивчиво говорила дочка в предчувствии неясной беды.

– Включи на телефоне скремблер, – приказал отец. – А теперь отойди в сторону от тех, с кем стоишь, и, пожалуйста, быстро. – Мэрилин не подозревала, что в ее трубку вмонтирован видеочип, и отец на мониторе спокойно рассматривал картинку. Знала бы – ой как меньше болтала!

– Ты Василия, водителя, видишь? Так вот, отправь сейчас всех по домам, а он пускай останется. Только, пожалуйста, быстро!

Дочери этот тон был ох как знаком: «Пожалуйста!» «Быстро!» Да-а! Маша поговорила с директором. Тот стал давать указания, упирая на мысль о не совсем отработанных деньгах (а, по его мнению, – вообще не отработанных, бык-то жив!) и продвигая ее на первый план. Директор до того разошелся в компенсационном разборе, что договорился до благотворительной расчистки леса вокруг бойни и выкорчевывания пней. Желая выдавить возможный куш из факта денежной премии, он помнил о постулате: требуй невозможного – получишь максимум. Максимальное, чего директор добился, – угрюмого молчания и скрежета зубов о дерево. Загибайло грыз приклад винтовки. Плюнув на уже полученные евро, главнокомандующий упомянул о сверхурочной оплате за работу в ночное время с риском для здоровья, то есть в тройном размере. Это сработало. Быстро обсудили проблему, как собрать всех коров, пока местные умельцы из трех не сделали одну. Установка была такова: коровы взбесились и совершили побег. Их изловили и пристрелили. На разговоры о быке было наложено табу. За дополнительную оплату. Не видел, не знаю, не помню, забыл – все возможные варианты. Через несколько минут двинулись к бойне за трактором и веревками – тянуть коровьи туши. Было ясно, что дело темное. Стояла уже ночь. Компания удалялась, и только изредка долетал хриплый крик Загибайло: «Триста евро! За три коровы! Да я их всех перестреляю!»

– Теперь так, слушай сюда, – плавал голос отца в телефоне. – Этот твой Будда должен быть мертв, и не просто мертв, а окончательно и по-настоящему. И знаешь почему? Потому что иначе мертв могу стать я. Как тебе это, а, доченька? Нет, дело не в деньгах, сколько бы бык не стоил. Не все оценивается в денежном эквиваленте. Да, сейчас он уже ничего не стоит. Ни-че-го! Нет быка! Если ты что похожее на него и видишь, то это не бык, его уже нет. Потому что животные не думают, за них думают другие. Подумали-подумали и решили: этого вот животного нет. Партнеров не «кидают», есть такое выражение, – надеюсь, знакомо. Этот бык – производитель. Производитель денег. И если я запустил такую легенду, инфарктно-миокардную, то при неблагоприятных обстоятельствах эту же легенду применят ко мне. Тем более, опыт есть. Не поймут меня, доченька, а говоря вернее – очень хорошо поймут. Все с деньгами страховки, а я еще и с быком! За которого Непал заплатит, возможно, в десять раз больше, чем вся страховка. Хороший бычок, выгодный был и безвредный, но не повезло ему почему-то, не по-вез-ло! Кому же охота было столько работы ворочать, зная, что он жив? Это вообще отдельный разговор будет, почему так вышло, но главное сейчас не разбор совпадений. Сейчас главное – восстановить в реальности статус, оформленный документально, пока кое-кому не просочилась эта пакостная информация о жизни после смерти. Не-е-ет! Чудес не бывает!