355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Даниэла Стил » Жажда странствий » Текст книги (страница 6)
Жажда странствий
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 17:50

Текст книги "Жажда странствий"


Автор книги: Даниэла Стил



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Одри, пожалуйста, ну пожалуйста… поедем со мной в Италию.

Ей и самой отчаянно этого хотелось. Она не могла сказать «нет» ему… а может, себе. Теперь уже не могла.

Он покрывал поцелуями ее шею, ласкал грудь.

– Хорошо, я останусь с тобой в Венеции до твоего отъезда, – выдохнула она и сама испугалась своих слов. Но он снова заключил ее в объятия и долго-долго не размыкал рук…. «Будь что будет», – подумала она.

Они условились пока ничего не говорить Ви и Джеймсу, и назавтра, прощаясь с ней, он одарил ее долгим поцелуем, а она махала ему вслед, пока автомобиль не скрылся из виду.

Ночью Одри лежала и думала о нем, о том, как она приедет к нему… ведь она ему обещала… обещала… Конечно, это совершенное безумие, и все-таки она ни капельки не жалеет…

Площадь Святого Марка, шесть часов первого сентября. А потом… Бог знает, что будет потом. Но она должна с ним увидеться.

Глава 7

Последняя неделя пролетела совсем быстро. Едва уехал Чарльз, как приехал брат Джеймса, а через несколько дней – брат леди Ви. Август шел к концу, и у всех было чувство, что приближается час разлуки. Одри решила, что настало время пуститься в путь. Она ни единым словом не обмолвилась с Готорнами о своих планах.

И вот наступил наконец печальный день прощания с Вайолет, Джеймсом и их детьми. В подарок Александре Одри купила в Канне, в Le Reve d'Enfants, огромную куклу, маленький Джеймс получил хорошенький матросский костюмчик, модель парусной шлюпки, которую он сможет пускать в пруду, в парке у себя дома. Вайолет она подарила прелестную брошь из оникса и хрусталя, а Джеймсу – шампанское Dom Perignon. Но лучшим подарком, несомненно, оказалась кипа фотографий: Вайолет в разнообразных туалетах и немыслимых шляпках; Джеймс на пляже, Джеймс, прогуливающийся с Чарльзом; и снова Джеймс – на фоне заходящего солнца он смотрит на леди Ви с такой нежностью, что у Одри выступили слезы, когда она снова разглядывала этот снимок после того, как увеличила его. Бесценные свидетельства блаженно счастливого лета, которое никто из них не забудет! Одри, стоя у взятого напрокат автомобиля, тщетно искала подходящие слова. Она так любила всех.

– Самые пылкие изъявления благодарности звучат слишком невыразительно… – сказала Одри, нежно обнимая леди Ви. И обе заплакали.

– Пиши! Ты обещала!

– Напишу! Непременно!

Она обняла Джеймса. В Лондоне они не увидятся: когда Ви с Джеймсом туда вернутся, она уже уплывет домой на «Мавритании». И он ласково, как старший брат, расцеловал ее в обе щеки. Как она жалела, что Аннабел не вышла замуж за такого человека! Она в последний раз поцеловала детей, потом Вайолет, потом, не скрывая слез, села в автомобиль, взялась за руль, а Вайолет все прикладывала к глазам кружевной платочек.

– Ах, это просто ужасно! Я не испытывала ничего подобного с прошлого года, когда скончалась тетушка Хэтти. – Ви попыталась улыбнуться сквозь слезы.

Обе они дружно хлюпали носами, утирали слезы и смеялись одновременно.

Ви было жаль, что отношения Од с Чарльзом не переросли в нечто более серьезное. Он должен был остаться и отвезти Одри в Италию. А он бросился, как на пожар, писать свои статьи! Может быть, Джеймс прав, думала леди Ви, Чарльз не из тех, кто стремится к браку. Автомобиль Одри медленно удалялся, а они все махали ей вслед…

– До чего же Чарльз бесчувственный! Ведь лучшей жены ему не найти!

– Я тебе говорил, он убежденный холостяк.

– Вот именно!

Он засмеялся:

– Перестань терзаться сама и оставь в покое Од. В его жизни нет места женщине. Посмотри ты на него, ведь он мечется по свету, живет среди бедуинов, верблюдов и бог знает кого.

Скажи спасибо, если у него еще нет возлюбленной бедуинки.

Но Вайолет была не склонна шутить. Ее глаза гневно сверкнули.

– Твой Чарльз непроходимый тупица!

– Не исключено. А может быть, он слишком хорошо себя знает.

Джеймс вдруг с тревогой посмотрел на жену:

– Думаешь, Одри действительно ожидала от него чего-то серьезного? Напрасно!

– Не знаю… Во всяком случае, она тоже крепкий орешек.

Только и думает, что о своем дедушке да о сестрице, которая причиняет им всем столько хлопот. После каждого ее письма Одри целый день ходит как в воду опущенная. А у этой Аннабел просто глаза на мокром месте. Одри совсем другая… Не думаю, чтобы она чего-то ждала от Чарльза. Однако эти несколько недель не пройдут даром ни для него, ни для нее.

– Она тебе что-то сказала перед отъездом?

Джеймс всегда только диву давался, насколько тонко Ви все чувствует. Сплошь и рядом она видела то, о чем он даже не подозревал.

– Нет, – покачала головой леди Ви. – И он тоже ни словом не обмолвился. По-моему, они сговорились помалкивать.

– А по-моему, ты просто выдумщица. – Он наклонился и тихонько поцеловал ее в губы. – Но я все равно обожаю тебя.

– Благодарю, Джеймс.

Она улыбнулась и легла в свое любимое кресло понежиться в последних лучах заходящего солнца.

Между тем Одри, миновав Сан-Ремо, Рапалло, Портофино и Виареджо, свернула на Пизу, затем на юг, проехала Сиену, Перуджу, Сполето, Витербо. И вот наконец Рим. К своему удивлению, она вдруг обнаружила, что почти ничего не замечает вокруг. Мысли ее были прикованы к Вайолет и Джеймсу, к их детям и, конечно, к Чарльзу. Мелькали храмы и музеи, катакомбы, Колизей, Ватикан, а душа ее блуждала где-то далеко-далеко. «Стоило ли сюда приезжать?» – спрашивала она себя. И только сдав автомобиль и усевшись в поезд Рим – Флоренция, Одри немного успокоилась, хотя сомнения по-прежнему ее мучили. Глаза равнодушно скользили вокруг. Она была глуха к красотам, которые открывались на каждом шагу. Теперь все ее мысли сосредоточились на одном – увидеть Чарльза. Но когда она села в поезд, следующий в Венецию, то сразу поняла – уж лучше бы ей идти пешком. Поезд еле тащился, то и дело останавливаясь, и после полудня Од впала в отчаяние. Она опаздывала. Какое безумие назначать свидание на площади! Там, на мысе Антиб, это звучало так романтично, и никому из них в голову не пришло, сколь безрассудна такая затея. Ведь это Италия, ни один железнодорожный график здесь не выдерживается.

И действительно, поезд прибыл после восьми, когда солнце уже почти село и только косые багряные лучи рассекали закатное небо. Глаза Одри наполнились слезами. Она опаздывала на два часа с лишним. Бог знает, где сейчас Чарльз. Почему они не договорились встретиться в отеле? Сама она еще из Рима заказала себе номер в «Гритти», но где мог остановиться Чарльз? А если они не встретятся?! Одри стояла и смотрела, как гондольер складывает ее багаж в гондолу. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой потерянной.

– Можно ли по пути остановиться на площади Святого Марка? – спросила она гондольера.

– Piazza San Marco?

Она кивнула.

– Si, signorina, – ласково улыбнулся он, приоткрыв свой щербатый рот.

Пока он ловко вел изящную гондолу, Одри смотрела, как в последних лучах мерцают золоченые мозаичные купола. Ничего красивее этого зрелища она в своей жизни не видела… И никогда еще не чувствовала себя такой одинокой. На площади Святого Марка девушка увидела толпы людей – одни входили в кафе, другие выходили. Всматриваясь в лица встречных, она бегала из одного кафе в другое. Вдруг ей бросились в глаза темные волосы, английский плащ, знакомый затылок. Одри рванула вперед с таким чувством, будто ей заново подарили жизнь… Увы! Не он! Пробегав с полчаса, она поняла, что его здесь нет. Может быть, он вообще не приходил, а если и приходил, то, конечно, уже ушел, уверенный, что она его обманула. По дороге в отель она глотала слезы, но когда портье и гондольер принялись выгружать ее багаж, спокойно, с каменным лицом вошла в вестибюль.

Ее номер оказался огромным. Ей еще никогда не приходилось останавливаться в таких апартаментах. Здесь была гигантская, в стиле ренессанса, кровать с пологом, прекрасная старинная мебель, мраморные столики, гобелены. Обстановка эта, казалось, предназначена для пышного театрального действа, и Одри, одна-одинешенька среди всего этого великолепия, чувствовала себя довольно глупо. Но что оставалось делать? Был уже десятый час, и бегать по улицам в поисках Чарльза не имело смысла.

Она спросила у администратора, не заказывал ли у них номер мистер Паркер-Скотт. Нет, не заказывал. Завтра она, конечно, объедет лучшие отели. А третьего сентября пойдет на вокзал в надежде встретить его там. Досадно, конечно, проторчать здесь целых два дня без него. Обед Одри попросила принести в номер и нехотя ковыряла вилкой в тарелке, размышляя о том, что, верно. Бог ее наказал… Не надо было сюда приезжать. Она поступила дурно и прекрасно это понимает, но… не могла она ему отказать. И вот теперь все пропало.

Из глаз снова потекли слезы, бедняжка погрузилась в свои печальные мысли и не сразу услышала, что стучат в дверь.

– Войдите, – невнятно проговорила она, сморкаясь в кружевной платочек.

Одри ожидала увидеть официанта, пришедшего забрать поднос, на котором ей был подан изысканный обед. Дверь отворилась, она едва взглянула на вошедшего и вдруг вскочила, у нее перехватило дыхание.

– Боже мой! Ты!

Она бросилась к нему в объятия. Казалось, ее сердце вот-вот выскочит из груди. А он прижал ее к себе, точно ребенка, которого чуть было не потерял.

– О Чарльз! Я так боялась, что никогда больше не увижу тебя!

Он шептал нежные слова, сжимая ее в объятиях.

– Так легко ты от меня не отделаешься, любовь моя. Конечно, я испугался, когда понял, что ты не пришла. А потом стал объезжать один за другим все отели и вот нашел тебя здесь.

– А что творилось со мной! Я подумала…

– Что я умер, да?

Он ласково погладил ее растрепавшиеся медно-золотистые волосы, не спуская с нее влюбленного взгляда.

– Нет, Од, я на редкость здоровый малый. Ну как, тебе лучше, моя дорогая?

Он обвел взглядом шикарные апартаменты.

– Ото!

Она улыбнулась – в первый раз за весь день – и стала вдруг похожа на маленькую девочку.

– Внушительно, правда?

– Весьма, г Он немного отстранился, любуясь ею, безмерно счастливый, оттого что ее нашел. Как и Одри, он был в отчаянии, он боялся, что эти два дня пройдут в бесплодных поисках.

– Мне жаль, любимая, что все так нелепо получилось.

Надо было встретить тебя в Риме, но… эта моя работа, черт бы ее побрал!

Он швырнул плащ на кресло, сел рядом с ней и серьезно, без улыбки посмотрел на нее.

– Я хочу, чтобы ты знала. Я бы не уехал в Стамбул, не увидевшись с тобой.

Она улыбалась, хотя слезы у нее еще не высохли. Какое счастье, что он наконец рядом!

– Ты знаешь, я ведь тоже… – заговорила она срывающимся голосом, – высчитывала, когда следующий рейс теплохода… Вспоминала, не ошиблась ли числом… – Она засмеялась, но слезы тут же снова навернулись ей на глаза. – О Чарльз… я так тебя люблю…

Ей хотелось говорить, говорить – чувства переполняли ее.

А он привлек ее к себе, нашел ее рот; теперь уже ничто не могло помешать им: ни условности, которые стесняли их, когда они были в гостях у Готорнов, ни тревога о том, что подумают друзья… Они забыли обо всем на свете, он держал ее в объятиях, его руки ласкали ее. Он так изголодался по ней, и она тоже страстно его желала.

– О Чарльз…

– Наверное, мне надо уйти, Од. Не хочу, чтобы ты потом раскаивалась. – Он заглянул в ее глаза, ища ответа и ожидая, как всегда случалось на Антибе, услышать «да», но на этот раз она покачала головой, и он затаил дыхание.

Этот длинный, тяжелый день, наполненный ожиданием встречи, этот вечер, такой мучительно-счастливый для них обоих…

С тех пор как Чарльз покинул Антиб, они оба гнали от себя мысль о том, что произойдет, когда наступит наконец эта минута. Одри страстно ждала ее, она поняла это только теперь, когда увидела его. Она знала, зачем приехала к нему. Прежде она боялась себе в этом признаться, но теперь… теперь верила, что никогда не пожалеет о том, что свершится сейчас. Отныне и навсегда она принадлежит ему.

– Нет, не уходи. Останься… – сказала она грудным, страстным шепотом.

Он молча взял ее руку и прижался к ней губами. И она всем своим существом отозвалась на это прикосновение, всколыхнувшее в ней могучую волну желания.

– Я очень люблю тебя, Чарльз.

Как, оказывается, все просто и как непостижимо, будто начало и конец всего сущего.

– Никогда… никогда до этой минуты я не знал, что такое любовь, – прошептал он, встал, подхватил ее на руки и понес в спальню. Здесь было темно, только лунные полосы лежали на полу. В слабом голубоватом свете он видел ее глаза, ее губы…

Чарльз раздевал ее в темноте, он покрывал легкими поцелуями лицо и, благоговейно касаясь тела, дивился тому, как нежна ее матовая кожа…

Сомнения уже не мучили Одри – она должна принадлежать ему. Вся дрожа, она юркнула под холодную простыню;

Чарльз протянул к ней руки, и она пришла в его объятия – отдав ему всю себя. Ее тело трепетно отвечало на каждое его прикосновение. Он осторожно и умело вел ее за собой, терпеливо ожидая, когда она будет готова ему ответить. Он не торопил ее, чутко внимая едва слышным биениям ее пробуждающейся чувственности. Он также отдавал ей все – свое тело, свои чувства, свою душу. С этой минуты они навеки посвятили себя друг другу… Она забылась в его объятиях, когда колокольный звон на башне Кампанилы возвестил рассвет.

Утомленные любовными ласками, они спали, как дети. У

Глава 8

Два дня в Венеции промелькнули как сказочный сон. Чарльз показал ей все городские достопримечательности: и Дворец дожей с его величественными порталами, и мост Риальто, и собор Санта-Мария делла Салуте, и Дом таможни, увенчанный золотым флюгером. Особенно ей запомнился мост Вздохов, где Чарльз велел ей затаить дыхание и где они целовались. А гондольер пел им, когда они проплывали под сводами этого моста. Чарльз уверял, что их желания исполнятся, и она посмеивалась над ним. Но большую часть времени они проводили в ее номере. Он снял для вида небольшую комнату на том же этаже, но не оставил там даже своего багажа. Эти два дня и две ночи они не расставались ни на минуту, и Одри временами впадала в отчаяние, потому что час разлуки неумолимо приближался. Она заказала билет до Лондона на тот же день, когда Чарльз уезжал в Австрию, чтобы сесть там в «Восточный экспресс».

Одри была так подавлена в последний вечер, что не могла говорить и думала лишь об одном – как они будут прощаться.

Внезапно плотина слез рухнула, и Од разразилась рыданиями.

– Любимый, не… не надо… не уезжай…

Что он мог поделать? Он все время умолял ее ехать с ним, но она твердила, что это невозможно. Настаивать было бы жестоко, и он дал себе слово больше не мучить ее.

– Я примчусь в Сан-Франциско, как только смогу. Закончу дела в Пекине и тут же сяду на теплоход.

Он держал ее в объятиях, а она все всхлипывала и никак не могла остановиться. Новой разлуки с ним она просто не вынесет.

Теперь она принадлежит только ему.

Чарльз помог ей надеть платье и смотрел, как она застегивает жемчужное колье, надевает серьги и соломенную шляпу. Ему так хотелось остановить время, ведь это была счастливейшая пора в его жизни. Он вдруг подумал, что Одри даже не прикасается к своему фотоаппарату. И то сказать, не до этого им было – их целиком поглотила любовь и мучительное желание, осуществившееся наконец во всей полноте и завершенности. Ни ему, ни ей вовеки не суждено забыть эти дни. Подавленные, они стояли возле отеля, глядя, как их багаж укладывают в гондолу.

Одри оглянулась, будто хотела навсегда запомнить это место.

– Никогда в жизни сюда не вернусь!

– Почему? – удивился он.

Неужели он не понимает?

– Никогда уже мне не будет так хорошо. Хочу запомнить все-все и хранить это в своем сердце…

Она подняла на него взгляд, улыбаясь сквозь слезы, он обнял ее и помог сесть в гондолу. Мысль о том, что ему предстоит проститься с ней, ужасала его.

Как двое детей, затерянных в огромном мире, они сидели, прижавшись друг к другу. Потом он посадил Одри в ее поезд, который отходил на полчаса раньше, чем его. Стоя рядом с ней в отдельном купе, он смотрел, как носильщик укладывает ее вещи. Что они могли сказать друг другу? Обещать то, чего не смогут исполнить? У него работа, у нее семья… Он обнимал ее, и щеки у них были мокрые от слез, и они целовались, закрыв глаза.

Наконец он оторвался от нее. Он не мог больше этого вынести.

– Од, я люблю тебя. Навсегда.

Он в последний раз обнял ее, выскочил из купе, спрыгнул на платформу и бросился к ее окну. Одри высунулась наружу, наклонилась, и он поцеловал ее.

– Увидимся, как только я вырвусь из Пекина…

Но она не желала даже слышать об этом… Ведь он говорил, что пробудет там несколько месяцев… может быть, даже полгода… Он сам не знает, сколько времени ему придется провести в Китае. Срок сдачи материала – конец года, но ведь там идет настоящая война, и неизвестно, что его ждет.

– Я напишу тебе. Од.

Прежде он никогда никому не давал обещания писать. Они в последний раз поцеловались, и он ринулся прочь – больше не было сил выдерживать эту пытку. Он сел в свой вагон и стал ждать. Когда лязгнули колеса и ее поезд начал медленно набирать скорость, Чарльз зажмурился и стиснул зубы, будто смертник под наведенным на него дулом. Потом закрыл глаза рукой и откинулся на сиденье. Он так напряженно думал об Одри, что ему показалось, будто он видит, ощущает ее рядом с собой чувствует запах ее духов, слышит ее голос…

– Чарльз, может, ты все-таки посмотришь на меня?

Он подскочил, не веря своим глазам, – Одри стояла перед ним и улыбалась, а носильщик деловито раскладывал по полкам ее багаж.

– Как… Бог мой! Одри! Ты чуть до инфаркта меня не довела!

Он подхватил ее, поднял, издал воинственный клич и принялся целовать так неистово, что она чуть не задохнулась.

– Как ты здесь оказалась?!

– Очень просто. Решила прокатиться с тобой в Стамбул.

Когда он ушел, она поняла, что не может с ним расстаться.

Она успеет в Лондон к отплытию «Мавритании», к четырнадцатому сентября, а если задержится, возьмет билет на следующий рейс. А сейчас она во что бы то ни стало должна быть с ним.

– Твое приглашение остается в силе?

Одри вся так и светилась счастьем. А он все никак не мог прийти в себя.

– Это мы еще посмотрим, – с напускной важностью проговорил он и снова притянул ее к себе.

Носильщик вышел, и они остались вдвоем.

– Не хочу расставаться с тобой, Од. Никогда!

– Это что, предложение руки и сердца? – полушутя спросила она.

– В некотором роде. Я не представляю, как буду жить без тебя.

Она тоже не мыслила себе жизни без него. Но кто-то из них должен принести жертву: она – свою семью или он – карьеру.

– Не надо сейчас говорить об этом. Будем просто радоваться сегодняшнему дню.

Одри была мудрая женщина и сама все решила. Она знала, что должна быть с ним. Она поедет с ним до Стамбула. А может, и дальше. Там будет видно.

Глава 9

Они провели ночь, предаваясь радостям любви, утром же, когда Одри подняла голову, глаза ее расширились от удивления.

Поезд стоял на каком-то скучном полустанке.

Выглянув из-за плеча Чарльза в окно, она увидела по другую сторону платформы сверкающий синий с золотом экспресс.

«Compagnie internationale des wagon-lits et dcs grands express Europeens»[1]1
  Международная компания спальных вагонов и европейских экспрессов (фр)


[Закрыть]
, – прочла она, и глаза у нее округлились. Это был тот самый поезд, о котором она так много читала и слышала И дедушка о нем рассказывал. Ему доводилось ездить на этом поезде А в альбоме отца даже были фотографии «Восточного экспресса». И вот теперь она сама увидела это чудо во всем его неповторимом великолепии.

– Чарльз, Чарльз, ты только посмотри!

– Доброе утро, любимая!

Несмотря на ранний час, в поезд уже садились весьма респектабельные на вид пассажиры. Мужчины – похоже, преуспевающие банкиры; женщины – то ли дорогие содержанки, то ли кинозвезды, то ли президентские жены. Одна куталась в меха чернобурок, другая – в соболя, хотя стоял теплый сентябрьский день. На мужчинах были костюмы в тонкую полоску и дорогие фетровые шляпы; тяжелые золотые цепочки вились у них по животам, как бы не давая им слишком уж выпирать Одри, точно зачарованная, приникла к окну. Чарльз смотрел на нее, ему забавно было видеть ее такой взволнованной, он даже попытался подтрунивать над ней.

– Господи, как же ты не понимаешь! Это же не просто поезд, это «Восточный экспресс»! Его обязательно надо сфотографировать!

Она уже готова была отщелкать полпленки, но он, смеясь, выхватил у нее фотоаппарат, осторожно отложил его в сторону, а потом прижал ее к постели всем своим длинным гибким телом – Ах вот, значит, для чего вы, мадемуазель, поехали со мной? У вас только фотография на уме!

– Конечно, черт побери! А ты как думал? – засмеялась она Он стал ее целовать, и оба они смеялись, и он все целовал и целовал ее…

– Как хорошо, что я здесь с тобой, Чарльз.

– Я так тебе благодарен, любовь моя.

Как она радовалась, когда они пересели в «Восточный экспресс»! Салон и вагон-ресторан внутри были целиком обшиты красным деревом. Стекла узорные и матовые, медные детали начищены до блеска.

Общая комната в их просторном купе, великолепно отделанная деревом, с бархатными шторами, походила скорее на роскошную гостиную, и Одри не уставала восхищаться. Ожидая, пока все пассажиры заполнят экспресс, они позавтракали. Их трапеза, состоявшая из шести блюд, скорее напоминала обед.

Бродячие скрипачи-цыгане услаждали их слух. Официант принес им блюдо с закусками – мясо-тартар, тонко нарезанная лососина на ломтиках хлеба, – и Одри вдруг с некоторым смущением обнаружила, как сильно она проголодалась. Они с Чарльзом ухитрились опустошить все блюдо, а затем заказали несколько порций икры.

Завтрак был столь же великолепно завершен, сколь и начат: голландская спаржа, молодой барашек, креветки, профитроли.

Когда они допивали превосходный кофе по-венски, Одри почувствовала, что встать из-за стола ей будет трудновато. Чарльз выкурил сигару, что он делал не часто, но сейчас, после такого изысканного завтрака, он не мог отказать себе в этом удовольствии.

Одри откинулась на спинку стула, с наслаждением вдыхая запах дорогой сигары и разглядывая пассажиров, садившихся в поезд.

Уютно устроившись в глубоком бархатном кресле, Одри рассказывала Чарльзу о своем отце, о его фотографиях. С Чарли она чувствовала себя так свободно и непринужденно, будто знала его давным-давно Вкусы их сходились во всем. Что казалось смешным или неприятным одному, веселило или огорчало и Другого. Они оба чем-то восхищались или вместе что-то осуждали.

Его бесконечно трогало то, как она всем восхищается, и он был безмерно счастлив, что она едет с ним. Он не мог дождаться, когда покажет ей Стамбул, повезет ее в свой любимый отель, Он не хотел сейчас и думать о предстоящей разлуке, о том, что должен отправить ее в Лондон. Ведь их путешествие только начинается, и можно не думать об этом, пока они будут веселиться.

К вечеру Одри приняла душ и переоделась. На ней было розовое шерстяное, наискосок задрапированное от плеча к бедру платье, которое привело Чарльза в восхищение, и маленькая шляпка от знаменитой Роз Дескэт, купленная в Канне по настоянию леди Ви. Шляпка оказалась весьма уместной в этом сногсшибательном «Восточном экспрессе». И еще Од надела бабушкино колье из крупных жемчужин и жемчужные сережки – это был подарок дедушки в день ее совершеннолетия. Как и шляпка, жемчуг пришелся сегодня весьма кстати. Молодые люди рука об руку прогуливались по платформе, и Одри чувствовала, что выглядит ослепительно. Возвращаясь, они с удивлением увидели, что возле их вагона появилась группа мужчин в необычной военной форме. Дюжие молодчики топтались у входа, тихо переговариваясь и посматривая по сторонам, будто ожидали кого-то.

– Кто это? – спросила Одри.

Чарльз обратил внимание на лацканы незнакомцев. Такие знаки отличия он, кажется, видел в Германии.

– Наверное, люди Гитлера.

– Здесь? – недоуменно спросила Одри.

Она знала, что уже семь месяцев, как Гитлер стал канцлером, но здесь все-таки Австрия, а не Германия!

– В Австрии тоже есть нацисты. Я их приметил в Вене, когда был там в июне. Здесь их редко можно увидеть в форме.

Долфус[2]2
  Долфус Энгелберт (1892 – 1934) – австрийский государственный деятель, в 1932 – 1934 гг. – канцлер.


[Закрыть]
запретил нацистскую форму, а Гитлер взбесился и ввел пошлину для всех немцев, выезжающих в Австрию, тем самым лишив австрийцев части прибылей от туризма. Вероятно, некоторые здешние нацисты плюют на запрет и разгуливают в своей форме. А эти парни здесь, видимо, по какой-то служебной надобности.

Одри еще у себя дома, в Америке, довольно много читала о Гитлере, да и Ви с Джеймсом часто о нем говорили. Они считают, что он опасен, хотя в Америке никто всерьез его не воспринимает.

В это время люди в нацистской форме заговорили с каким-то пассажиром, его женой и еще с одним мужчиной, который, видимо, ехал вместе с этой супружеской четой. Все трое были уже немолоды и выглядели Весьма респектабельно. Тот, что повыше, спокойно объяснял что-то двум нацистам, а те все больше раздражались и, кажется, угрожали ему. Один из нацистов что-то пролаял, и тот из пассажиров, который был постарше и пониже ростом, предъявил им паспорта, очевидно, свой и жены.

– Чего эти молодчики от них хотят? Как ты думаешь? – спросила Одри.

– Наверное, просто проверяют документы, – небрежно бросил Чарльз, подливая херес в ее стакан. – Не беспокойся ты, ради Бога! Здесь все ужасные бюрократы – что в Германии, что в Австрии. Но нас они беспокоить не будут.

Чарльз не хотел, чтобы хоть что-нибудь омрачило их поездку. До него уже и раньше доходили разные тревожные слухи о нацистском режиме. Для самой Германии он, безусловно, неплох – экономический подъем и прочее… одни дороги чего стоят… Но этот их возмутительный антисемитизм… Чарльз снова посмотрел за окно, куда был прикован взгляд Одри. Один из молодчиков в нацистской форме вдруг схватил пожилого господина за воротник. Все, кто был на платформе, остолбенели, а жена этого несчастного испуганно вскрикнула. Нацист наотмашь ударил старика по лицу, выхватил у него паспорта и рявкнул что-то в сторону женщины и другого джентльмена. Два парня поволокли старика прочь. Он, видно, еще пытался им что-то объяснить, призывая на помощь жену.

– Что он говорит? – Одри взволнованно вскочила.

То, что она увидела, ее потрясло. Она не могла без содрогания смотреть на рыдающую женщину, которую тщетно пытался утешить ее спутник.

– Успокойся, Од. – Чарльз обнял ее за плечи. – Он, наверное, крикнул жене и другому джентльмену, чтобы они не волновались, он все уладит.

Но в это время они увидели, как из вагона выносят багаж несчастного старика, жена которого все рыдала, припав к плечу твоего друга.

Вне себя от волнения, Одри выбежала из купе!

– Что случилось с этим человеком? – накинулась она на проводника. Ее немного смутило, что только она одна так всполошилась. Все остальные, кто наблюдал эту безобразную сцену, спокойно разошлись, не вступившись и не сказав ни слова.

– Ничего особенного, мадемуазель, – улыбнулся проводник, видимо, спеша успокоить Одри, и поверх ее головы бросил Чарльзу многозначительный взгляд. – Просто один мелкий преступник пытался сесть на поезд, только и всего.

«Но он совсем не похож на преступника, – подумала Одри. – Он похож на банкира, на крупного коммерсанта, на кого угодно, только не на преступника… Он прекрасно одет – дорогая шляпа, костюм от хорошего портного, толстая золотая цепочка. И жена его тоже одета весьма изысканне».

– Нет причин для тревоги, мадемуазель, – добавил проводник и попросил официанта принести им еще одну бутылку шампанского.

Немного погодя, когда в вагон вошел кто-то из пассажиров, до слуха Одри долетели сказанные шепотом слова, я она сразу все поняла.

– Juden[3]3
  Евреи (нем.).


[Закрыть]
! Это ведь про них говорят, да?

– Право, не знаю. Од. – Он тоже встревожился, но не подал виду, чтобы не напугать ее еще больше.

– Они евреи. Или он один еврей. Значит, это правда – все эти слухи! Боже мой, Чарльз… Как это ужасно!

Он ласково сжал ее руку, всей душой желая отвлечь ее от горестных мыслей.

– Од, пойми, мы с тобой все равно ничего не можем поделать. Давай не будем портить нашу с тобой поездку. Выкинь все это из головы!

Однако оба были огорчены и расстроены и долго не могли прийти в себя. Но вот наконец поезд тронулся, и Чарльз подошел к Од, сел с ней рядом на бархатный диванчик и взял ее руки в свои.

– Од, пойми, тут мы с тобой совершенно бессильны.

Он обнял ее за плечи, и она горько заплакала.

– Это ужасно, Чарльз… Почему мы им не помогли?

– Это не в наших силах. Можно ли обуздать стихию?

Сейчас здесь творятся страшные вещи. И главное для нас – не вмешиваться.

– Ты в самом деле так думаешь? – возмутилась она.

– Да я не о себе, пойми! Подвергать опасности тебя – вот на это я никогда не пойду. Вмешайся я сегодня, вышла бы потасовка. Допустим, меня бы покалечили, что стало бы с тобой? Нацисты здесь пользуются большим влиянием. Мы не в состоянии воспрепятствовать им, надо признать этот прискорбный факт. Тут тебе не Лондон и не Нью-Йорк, и мы с тобой не дома.

Да, теперь она наглядно в этом убедилась. Ей стал понятен зловещий смысл того, что случилось сегодня. Она не могла не думать о судьбе этого несчастного.

– Сознавать свою полную беспомощность… Невыносимо!

Он молча кивнул. Эта мысль и ему не давала покоя. Ее упрек задел его за живое. А если бы такое случилось с Джеймсом? Или с Од?! Страшно подумать! Чарльз притянул ее к себе, они, как дети, искали утешения, обнимая друг друга. Немного спустя желание снова овладело ими… За окном мелькал мирный сельский пейзаж.

Вечером, одеваясь к обеду, они чуть-чуть успокоились. Роскошь и комфорт, царившие вокруг, заставляли забыть, что они в поезде, а не в дорогом отеле. И, когда они шли в вагон-ресторан, Чарльз, любуясь Одри в белом атласном платье с глубоким вырезом, оставляющим открытой ее загорелую спину, вновь ощутил прилив почти болезненной нежности.

За обедом они опять заговорили о том, что, произошло сегодня утром, как бы желая отвести душу и успокоить друг друга.

– – Неужели здесь, в Австрии, подобные сцены не редкость?

Они что, арестовывают, всех евреев? – тревожно Спросила она, дождавшись, когда отойдет официант, подавший им вино.

– Не думаю. Правда, в июне, когда я был в Вене, уже ходили подобные слухи. И в Берлине, с полгода тому назад, я тоже об этом слышал. Но, по-моему, это единичные случаи.

Нацисты говорят, что они хватают только врагов рейха, но я этому не верю. Враги рейха? Весьма туманное определение, правда?

Одри кивнула. Вид у нее был удрученный.

– Вот и Джеймс говорит то же самое. Гитлер хочет превратить всю страну в военный лагерь, это страшно. Это же прямой путь к войне. Почему это никого не пугает?

– Потому что мало кто об этом задумывается. А американцы, насколько мне известно, вообще считают Гитлера незаурядным политическим деятелем.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю