Текст книги "Жажда странствий"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Вряд ли мне стоит пытаться, все равно у меня нет кавалера. – Она сказала это без всякой горечи.
Аннабел лишь пожала плечами и вздохнула:
– Знаешь, Од, может быть, оно и к лучшему.
По голосу сестры Одри сразу заподозрила, что Харкорт выкинул какой-то номер, и ее сердце сжалось от тревоги за сестру.
– Ты расстроена? Что-то случилось? – Она была готова защищать Аннабел, как тигрица защищает своего детеныша. Но Аннабел стала убеждать сестру, что все в порядке, а Одри так хотелось ей поверить…
– У нас все хорошо. Просто… просто очень трудно без тебя. Не представляю, как это тебе удается со всем справляться. – В глазах Анни были слезы, но, к счастью, Одри их не видела.
– Ты тоже со всем справишься, нужно только немножко терпения. Нельзя же научиться всему за один день.
– Харкорт считает, что можно, – жалобно протянула она, и Одри улыбнулась.
– Мужчины ничего не понимают. Посмотри на дедушку. – Аннабел улыбнулась сквозь слезы. – У тебя все отлично получается. – Одри подбадривала ее так всю жизнь. – Ты замечательная мать. – Она говорила правду: Аннабел играла с Уинстоном, как маленькая девочка играет с куклой.
– Я так боюсь сделать что-то не так, – заныла Аннабел, но Одри ее тут же оборвала:
– Не бойся. Ты его мать. Ты лучше всех знаешь, что, ему надо. – Как много денег ей придется заплатить за этот долгий разговор! Она взяла с собой всего пять тысяч долларов, которые достались ей после смерти родителей, их должно хватить на всю поездку. – Ну, мне пора, Анни. Я еще позвоню тебе до отъезда.
– А когда отправляется теплоход?
– Через два дня. – Одри знала, что путешествию на теплоходе Аннабел не завидует – ее с детства укачивало на море. Харкорт жаловался, что во время свадебного путешествия она ни разу не вышла из каюты «Иль де Франс». Однако в Париже очень быстро пришла в себя. «Шанель», «Пату», «Вионне»… Она побывала во всех домах моды и истратила там целое состояние. – Береги себя, голубка, и передай привет дедушке.
– Ах, он мне никогда не звонит.
– Так позвони ему сама! – Одри рассердилась. Анни никогда не проявляет внимания к людям, ждет от всех внимания к себе. – Он теперь нуждается в твоей поддержке.
– Хорошо, позвоню. А ты позвони мне, если побываешь в «Эль-Марокко».
Одри усмехнулась и повесила трубку. Какие они разные, иной раз трудно поверить, что они сестры. Аннабел с возмущением отвергла бы маршрут, который наметила себе в Европе Одри: ни одного дома мод там не значилось, ее интересовало совсем другое. Через два дня Одри села на теплоход, и сердце ее бешено колотилось от волнения. Она смотрела на огромные трубы «Мавритании» и думала: «Нет, это сон». Даже альбомы отца словно бы поблекли, теперь она сама едет путешествовать, ее ждут странствия, приключения… Носильщик внес вещи в ее каюту «люкс». Конечно, ее никто не провожал, но, когда объявили отплытие, она поднялась на палубу. На ее глазах борт теплохода медленно отделился от пристани, пассажиры бросали конфетти, ленты серпантина, кричали «до свидания!» своим друзьям на берегу. «Мавритания» дала гудок, в его реве потонули все голоса и звуки, и в эту минуту Одри увидела рядом с собой молодую пару. Они держались за руки. На даме был элегантнейший розовый шелковый костюм и прелестная крошечная шляпка – именно о такой мечтала Аннабел, на ногах розовые парусиновые туфли на застежке, отделанные золотой тесьмой.
Женщина махала кому-то на берегу, и на ее руке сверкал браслет с очень крупными бриллиантами. Волосы у нее были черные, глаза большие и синие, кожа нежная матовая. Гудок умолк, и Одри услышала, как дама весело засмеялась. Вот она поцеловала своего спутника. На нем были белые полотняные брюки и синий пиджак, шляпа слегка прикрывала один глаз. Молодые люди медленно двинулись по палубе, все так же под руку, но то и дело останавливались, чтобы обменяться поцелуями. Ослепительная пара! Наверное, это молодожены в свадебном путешествии, подумала Одри, а перед ужином, когда они пили в салоне шампанское, окончательно утвердилась в своем предположении, Они посматривали на нее во время ужина, она – на них. На даме было изумительное белое вечернее платье с глубоким вырезом, ее муж при черной бабочке. Одри надела вечернее платье из серого атласа, которое вдруг показалось ей совсем простеньким, хотя всего два-три месяца назад дома, в Сан-Франциско, она считала его необыкновенно нарядным.
Ну и пусть, она ничуть не огорчилась, ей и так хорошо, куда интереснее рассматривать пассажиров. И, набросив на плечи накидку из черно-бурых лис, она вышла после ужина на палубу.
Тут она снова увидела ту молодую пару, они целовались при лунном свете. Одри села в кресло и стала смотреть на луну, а когда они снова проходили мимо нее, улыбнулась. К ее великому изумлению, они остановились, и дама улыбнулась Одри.
– Вы плывете одна? – непринужденно спросила женщина. Да она еще красивее, чем показалось Одри при первой встрече, какие у нее удивительные глаза, прямо два синих сапфира!
– Да, одна. – Одри вдруг сковало смущение. Можно сколько угодно мечтать о странствиях, но когда ты отправляешься в путешествие одна, встречаешь незнакомых людей и приходится им все объяснять… Одри почувствовала себя перед этой изысканно одетой блестящей дамой нескладной старомодной провинциалкой.
– Меня зовут Вайолет Готорн, а это мой муж Джеймс.
И она указала на него рукой – на руке днем был бриллиантовый браслет, а теперь Одри увидела на пальце перстень с огромным изумрудом и на запястье изумрудный браслет. Дама не сочла нужным пояснить, что Джеймс – тот самый знаменитый лорд Джеймс Готорн, а она – леди Вайолет, дочь маркиза, известного в самых высоких кругах общества. Она улыбалась Одри так просто, так дружески, в ее обращении не было и тени высокомерия. Джеймс пожал Одри руку и попросил извинить его супругу за то, что она так бесцеремонно обрушивается на незнакомых людей, но сам при этом улыбался, с восхищением глядя на красавицу Вайолет, которую тут же и обнял за плечи.
– Простите, но вы, вероятно, совершаете свадебное путешествие? – не удержалась от вопроса Одри и услышала в ответ громкий смех.
– Неужели мы похожи на молодоженов? Какой ужас, Джеймс!
Значит, мы всех шокируем, милый, люди догадываются, что нам не терпится сбежать от них, чтобы заняться любовью.
Одри покраснела, услышав столь откровенное признание, но тут же засмеялась вместе с ними.
– Открою вам тайну: мы женаты уже шесть лет, – продолжала Вайолет, – дома нас ждут двое детей. В Америку мы ездили просто так, развеяться, у Джеймса в Бостоне живет двоюродный брат, а мне хотелось побывать в Нью-Йорке, летом он сказочно хорош. Вы живете в Нью-Йорке? – Она стояла перед Одри в белом вечернем платье и горностаевом палантине, сверкая изумрудами в ярких огнях палубы, и было ясно; она совсем не думает о том, как ослепительно она красива.
Ошеломленная Одри снова почувствовала себя безнадежной деревенщиной.
– Нет, я из Сан-Франциско.
Брови леди Вайолет удивленно взлетели вверх. У нее было на редкость живое лицо, и вообще по виду она казалась не старше Одри.
– Неужели? Вы там родились?
Она была крайне любопытна, и муж тотчас же шутливо отчитал ее:
– Что у тебя за манера, ты как будто допрашиваешь людей. Стыдно, Ви, угомонись…
Однако в Америке ее любопытство не вызывало отпора, почти все с удовольствием рассказывали ей о себе.
– Ну что вы, я ничуть не против, – возразила Одри, когда леди Вайолет принялась извиняться.
– Ради Бога, не сердитесь. Джеймс прав, вечно я задаю слишком много вопросов, это не совсем прилично, я знаю. В Англии меня считают ужасно неотесанной. Американцы более снисходительны. – И она открыто улыбнулась.
– За что же сердиться? Родилась я на Гавайях, а когда мне было одиннадцать лет, переехала жить в Сан-Франциско, мои родители оттуда родом.
– Просто невероятно. – В голосе Вайолет звучал неподдельный интерес, а Одри вдруг сообразила, что не представилась им. Она назвала свое имя, они обменялись рукопожатием, и, когда упущение было исправлено, Джеймс предложил всем выпить шампанского. Красив он был умопомрачительно, широкоплечий, с блестящими черными волосами и узкими аристократическими руками. Одри все время одергивала себя: «Перестань так откровенно глазеть на него», но уж очень он был хорош и обаятелен, сразу располагал к себе. Оба они словно сошли с киноэкрана и, несомненно, принадлежат к блестящему высшему обществу; у них есть все: красота, богатство, роскошные туалеты, фантастические драгоценности; они остроумны, доброжелательны, естественно-непринужденны.
– Вы часто бываете в Европе? – Вайолет буквально забрасывала Одри вопросами, но на сей раз Джеймс и не пытался возражать.
– Увы, всего один раз, – призналась Одри, – когда мне исполнилось восемнадцать лет. Мы ездили туда с дедушкой.
Побывали в Лондоне, Париже, провели неделю на каком-то курорте на Женевском озере и вернулись в Сан-Франциско.
– Полагаю, вы побывали и в Эвиане? Там ужасная тоска, правда? – Дамы засмеялись, а Джеймс откинулся на спинку стула, любуясь женой. Он обожал ее, это было несомненно, и Одри, восхищенно глядя на них, в мыслях пожалела свою сестру. Вот каким должен быть настоящий брак: муж и жена преданно любят друг друга, у них общие взгляды, интересы, а если люди остались чужими и их волнует лишь одно – как они выглядят в глазах окружающих, – тогда не надо никакого мужа, лучше всю жизнь оставаться одной или ждать, пока не встретишь человека, который поймет тебя. Одри и в голову не приходило завидовать Вайолет. Она откровенно любовалась ею и ее мужем, а Вайолет меж тем не умолкала:
– У моей бабушки был ужасно смешной старинный дом в Бате, она каждый год ездила туда «на воды», и меня вечно отправляли с ней. Вы себе представить не можете, как я там тосковала. Впрочем, одно лето выдалось относительно сносным. – И она лукаво улыбнулась мужу.
– Я охотился в Шотландии и сломал ногу. Как это ни прискорбно, " но пришлось поехать к троюродной бабке, а там судьба приготовила мне несколько приятных сюрпризов. Одним из них оказалась юная леди Ви.
– Как, ты заметил еще кого-то, кроме меня?
– Знаешь, продавщица в булочной была очень недурна, и потом…
– Джеймс, какое коварство! Да ты настоящий донжуан!
Ей очень нравилась эта игра, и Одри провела с ними восхитительный вечер, полный смеха и шуток. Она много рассказывала о Калифорнии, о том, что хочет посмотреть в Европе.
– Одри, а долго ли вы собираетесь там пробыть? – спросил ее обаятельный Джеймс, наполняя в очередной раз бокалы шампанским: они доканчивали вторую бутылку.
– В общем-то до конца лета. Я обещала дедушке вернуться в начале сентября. Понимаете, я все не так-то просто. Ему восемьдесят один год, и мы живем вместе.
– Представляю, какая это для вас обуза, – посочувствовал ей Джеймс, но верная Одри горячо возразила, что , дед для нее вовсе не обуза, она его любит и очень рада, что они живут вместе, просто сейчас ей нужно немного развеяться. – Он замечательный человек, мы с ним очень дружны. – Она улыбнулась. – Но если бы вы послушали, как мы разговариваем, ни за что бы мне не поверили: мы вечно ссоримся из-за политики.
– О, это очень полезно для здоровья. Я тоже постоянно спорю с отцом Ви, мы получаем от этого огромное удовольствие. – И все засмеялись. Удивительно, как тесно они сблизились всего за один вечер. – Но расскажите нам о ваших планах.
– Сначала я хочу поехать в Лондон, потом в Париж, а из Парижа на машине на Французскую Ривьеру. "'"
– На машине? – переспросил он удивленно. – Вы поведете ее сами или наймете шофера?
– Вы прямо как мой дедушка. Не удивляйтесь, я отличный шофер.
– Ну, не знаю…
Джеймс явно не одобрял ее намерения вести машину, но Вайолет была другого мнения.
– Ты чудовищно старомоден; я уверена, Одри прекрасно доедет до Ривьеры. А что потом? – поинтересовалась супруга Джеймса.
– Пока не знаю. Мне хотелось пожить немного на Ривьере, а оттуда на машине или поездом отправиться в Италию.
Посмотреть Рим, Флоренцию, Милан… – Она на миг запнулась, но они этого не заметили. – А если останется время, проведу несколько дней в Венеции, и уж из Венеции в Париж, а из Парижа домой.
– И вы надеетесь столько объехать к началу сентября?
– Постараюсь… конечно, мне хотелось бы побывать не только там, но времени не хватит, я знаю. Меня так манит Испания… и, конечно, Швейцария, Австрия, Германия… – «Индия, Япония, Китай», – так и подмывало ее продолжить это перечисление, но она удержалась. Ее манил весь мир, она мечтала объездить все страны, не пропустить ни одного уголка, даже самого маленького острова.
– Боюсь, вам и половины не успеть, – усомнился Джеймс.
Вайолет задумалась.
– Вы намереваетесь путешествовать одна?
Одри кивнула.
– Знаете, вы очень отважная девушка.
– Да нет, ничуть. Просто… – Она открыто улыбнулась им, и оба подумали, что она еще совсем девочка. – Просто я всегда мечтала о путешествиях, у меня это от отца. Он объездил весь мир и в конце концов поселился на Гавайях, но плавал то на Фиджи, то на Самоа, то на Бора-Бора… Он передал мне свою непоседливость. Ах, как мне всегда хотелось сорваться с места и – в путь, одной, встречать интересных людей, переживать разные приключения… Ну вот, все и исполнилось. – Одри вся сияла от радости.
Вайолет просто не могла не обнять ее.
– Одри, милая, вы удивительная девушка. И очень храбрая. Я бы ни за что не отважилась на такое без Джеймса.
Джеймс довольно улыбался. Уже поздно, скоро он уединится с женой в каюте, и Одри с ее мечтами о путешествиях перестанет для них существовать, его сейчас волнует только его собственная жена.
– Вы не разочарованы? – Любопытство Вайолет было неистощимо.
– О, ничуть! – воскликнула Одри. Но она уже почувствовала настроение Джеймса, и вообще уже слишком поздно, сегодня у них был такой долгий, полный впечатлений день. Она встала и, улыбаясь, пожала руку Вайолет и Джеймсу. – – Благодарю вас за чудесный вечер.
– Давайте придумаем завтра что-нибудь интересное, – весело предложила Вайолет. – Почему бы нам не пообедать вместе?
Одри радостно кивнула:
– С удовольствием. До завтра.
Джеймс и Вайолет пошли к себе, что-то увлеченно обсуждая, а Одри – к себе. Ей было удивительно хорошо с ними весь вечер, они оказались совсем ж такими, как она представляла себе великосветскую знать. Вайолет успела рассказать Одри, что ей двадцать восемь лет, а Джеймсу тридцать три, у них пятилетний сын, тоже Джеймс, и трехлетняя дочь Александра.
Большую часть года они проводят в Лондоне и в своем загородном замке, а лето – на мысе Антиб; живут в праздности и роскоши, а между тем в них ни малейшего снобизма и скучной чопорности. Напротив, они приветливы и остроумны, с ними так весело, так интересно. Одри не могла дождаться завтрашнего дня, ведь они будут вместе обедать. Кончилось тем, что весь путь в Европу Одри и Готорны не расставались. Их всегда видели вместе, они без умолку смеялись, танцевали, пили шампанское, шутили с другими пассажирами и приглашали разделить их веселье. Они всегда были у всех на виду, все ими любовались, а Одри и Готорны так подружились, что всю ночь накануне прибытия чуть не плакали – до того им не хотелось расставаться.
– А почему бы тебе не поехать с нами на мыс Антиб? – вдруг предложила Вайолет, и Джеймс горячо поддержал жену. – Там у нас так весело, ты не пожалеешь, а какое интересное общество! – Они просто неразлучны с Джералдом и Сарой Мерфи, у тех чуть не каждый день балы, маскарады, полон дом гостей. Приезжает ненадолго Хемингуэй, постоянно живет Фицджеральд, часто бывают Пикассо, Дос Пассос. Но душа общества, конечно, сами Мерфи. – Пожалуйста, Одри, поедем. – Она с такой настойчивостью уговаривала Одри, что та уже была готова согласиться. – Ты же все равно хотела побывать на Французской Ривьере. Ну, пробудешь там чуть дольше, только и всего…
– – Вот именно, – засмеялся Джеймс, – месяца эдак два.
Представляешь, Одри, брат Вайолет прожил у нас в прошлом году полтора месяца, так ему понравилось. – Он изобразил на лице шутливый ужас. – Может, он и сейчас свалится нам на голову, вам ничего не известно по этому поводу, леди Ви?
– Ах, Джеймс, опять ты за свое. Он прожил у нас всего две недели в июле, а этим летом приедет и вовсе на несколько дней. Как хочешь, Одри, отказа мы не примем. Второго или третьего июля мы там водворимся и ждем тебя.
– Хорошо, я приеду, – согласилась она в счастливом предвкушении грядущих встреч.
И в самом деле, ей предстоит открыть совершенно новый для себя мир, познакомиться с необыкновенными людьми, будет так интересно, так весело! Вайолет и Джеймс дарили радость, точно пригоршни драгоценных камней, и, лежа потом у себя в каюте, Одри так и не смогла заснуть, она в волнении шептала волшебные слова: «Сен-Тропез… Монте-Карло… Канн… Ницца… Виль-Франш…» Сердце ее то замирало, то громко колотилось, она благодарила судьбу за чудесную встречу с Вайолет и Джеймсом.
Глава 5
Дни в Лондоне пролетели как один миг, Джеймс и Ви отвезли Одри в «Клариджез» и поручили особым заботам управляющего. Одри заказала себе номер в «Конноте», она не понимала, чем «Клариджез» лучше, ведь обе гостиницы высшего класса, разницы, казалось бы, никакой, просто Джеймсу по каким-то причинам больше нравился «Клариджез», а после его разговора с управляющим к Одри стали относиться как к принцессе крови.
Она решила рассказать обо всем Аннабел, но разорвала письмо: ей не хотелось, чтобы в душе сестры поселилась зависть.
Шампанское лилось рекой, всюду стояли корзины с фруктами и серебряные подносы с лучшим шоколадом. После обеда она ходила с леди Ви по магазинам, вечером театры и приемы – и всюду Джеймс и Ви возили ее в своем «роллс-ройсе». Они даже устроили прием в ее честь, познакомили со своими самыми близкими друзьями. Дети Готорнов ее сразу очаровали, их дом вызвал чувство сродни благоговению. Он был огромный и изысканный, скорее дворец, а не дом, ничего подобного она не видела даже в Сан-Франциско, в котором немало величественных зданий. Прошла неделя, Одри вовсе не хотелось ехать в Париж, но некоторым утешением было то, что совсем скоро она встретится с Готорнами на мысе Антиб.
Без Вайолет и Джеймса Париж показался Одри невероятно скучным. Она купила себе у Пату прелестную крошечную шляпку и еще более прелестную для Аннабел, которую тут же ей и послала. Почти все парижские туалеты в том году были Сшиты из тканей с рисунками экзотических пейзажей или животных.
Одри купила себе экстравагантное вечернее платье в черно-белую полоску, как шкура зебры, решив, что наденет его на бал у Мерфи, если они ее пригласят, когда она будет гостить у Джеймса и Вайолет. Впервые в жизни Одри чувствовала себя совершенно независимой и взрослой. Вставала она когда хотела, обедала и ужинала когда вздумается. Вечер проводила на Монмартре, днем пила красное вино, бродила по левому берегу Сены. Через две недели такой блаженно-беззаботной жизни Одри отправилась на поезде на Ривьеру.
Она таки отказалась от намерения ехать на машине, но' не потому, что боялась, и не потому, что Джеймс за нее тревожился, просто она в последнее время ужасно разленилась – зачем самой трудиться, пусть ее поезд везет. Когда она выходила из вагона;" Ницце, на ней была длинная узкая голубая юбка, купленные в Париже сандалии на веревочной подошве и соломенная шляпа с большими полями и букетом цветов. Ее встречали Джеймс и Вайолет, одетые в таком же духе: на Вайолет белый сарафан, широкополая соломенная шляпа с красной розой и красные босоножки. Джеймс в сандалиях, как на Одри. Оба уже успели загореть. Дети с няней ждали их в машине с откидывающимся верхом. Одри сразу же посадила Александру к себе на колени, Джеймс и Вайолет запели какую-то мелодичную французскую песню, и машина помчалась вперед на предельной скорости. Было лето, было счастье и волнующее ожидание чего-то прекрасного, необыкновенного. В этой жизни не было ни страха, ни тревог.
Одри пришла в восхищение при виде виллы Готорнов. Общество, которое собралось у них в тот вечер, очаровало ее – там были художники и музыканты, английские и французские аристократы, итальянки из Рима, несколько американцев, ошеломляюще красивая девушка, которая захотела непременно голой искупаться в бассейне. Если бы Хемингуэй проводил это лето на Ривьере, как намеревался, он точно приехал бы сюда, но, увы, он неожиданно передумал и уехал на Кубу ловить рыбу. Одри словно попала в сказку, именно о такой жизни она всегда и мечтала. Неужели всего месяц назад она безвылазно сидела дома и волновалась, не переварены ли яйца для деда?
Сейчас она поняла, почему всегда с таким жадным интересом следила за событиями в мире: это помогало ей вырваться из тесного, душного мирка мелочных забот, давало иллюзию причастности к другой жизни, полной ярких, захватывающих впечатлений. А сейчас она сама окунулась в эту жизнь, с утра до рассвета ее окружают удивительные люди, знаменитости, с каждым днем круг их становится все шире. Для Готорнов такая жизнь привычна, иной они просто не знают. Кто-то из окружения написал книгу, которую сейчас все читают, другой – пьесу, о которой только и говорят, рядом с ними известный всему миру художник, прославленный скульптор, модный музыкант, титулованная знать. Все выделяются из разряда людей обыкновенных, именно они творят образ и дух времени, и порой, глядя на них, Одри чувствовала, как и на нее летит золотая пыль от их волшебного резца.
Каждое утро она просыпалась с ощущением, что очутилась в сказке. Теперь она еще лучше понимала отца – ему было непереносимо серое, будничное существование, он рвался наполнить каждый миг волнующим биением жизни и потому погиб.
Она вспоминала его альбомы, но то, что происходит с ней, даже интереснее. И, как отец, она не разлучалась с фотоаппаратом.
– О чем ты задумалась, Одри? – спросила ее Вайолет, сидевшая рядом на узкой полоске песка у воды. – Смотришь куда-то вдаль и улыбаешься…
– Я думала о том, как я счастлива. И как не похожа моя нынешняя жизнь на прежнюю. – Одри понимала, как тяжело ей будет возвращаться домой осенью, и гнала печальные мысли прочь.
Жить бы здесь всегда, в этой упоительной сказке, но все кончается, и сказки тоже, все в конце концов разъедутся отсюда…
– Стало быть, тебе здесь нравится?
– Еще бы! – Одри легла на спину, черный, купленный в Париже купальный костюм обтягивал ее фигуру, как перчатка; на Вайолет был белый купальный костюм. Подруги – одна черноволосая, другая медно-рыжая – очень эффектно смотрелись вместе, Одри с удовольствием сделала бы такую фотографию. Она здесь без устали снимала, и когда в Ницце проявили и напечатали ее снимки, все их похвалили. Даже Пикассо отозвался одобрительно, просмотрев с интересом очередную пачку фотографий. «А знаете, у вас талант, – сказал он, пронзив ее своим взглядом. – Не дайте ему пропасть». Он произнес эти слова таким строгим тоном, что Одри это удивило. Занятие фотографией доставляло ей огромное удовольствие, она никогда не думала, что у нее талант и что он может пропасть, но слова Пикассо произвели на нее сильное впечатление. На нее все здесь производило сильное впечатление, все восхищало.
– Почему бы тебе не остаться?
– Где – на мысе Антиб?
– Нет, в Европе. По-моему, именно здесь тебе и место.
Одри думала о доме, и глаза у нее были ужасно грустные.
– Ах, Вайолет, я бы с радостью, да совесть не велит.
– Почему?
– А дедушка? Не могу я его бросить. Может быть, когда-нибудь это станет возможным…
– А я считаю, ты не имеешь права вот так заживо хоронить себя.
– Я люблю его, Ви, не надо жалеть меня, – тихо сказала Одри.
– Нет, Одри, ты живой человек, тебе нужна другая жизнь. – В ее глазах зажглось любопытство. – Разве ты не хочешь выйти замуж, любить и быть любимой? – Ви не могла понять, почему Одри не замужем. Сама она так давно любит Джеймса, что просто не может себе представить, как бы она жила без него.
– Хочу, наверное. Я как-то не думала об этом. Видно, такая уж у меня судьба. Может быть, я не создана для замужества, может быть, у меня другое предназначение…
Подруги снова легли на песок. Впервые в жизни Одри осознала, что, даже если она никогда не выйдет замуж, ничего ужасного не произойдет. Свобода – великое благо. Особенно здесь, на Ривьере, на мысе Антиб, в доме Готорнов, летом 1933 года.
Вечером они опять были приглашены к Мерфи, на сей раз те устраивали маскарад, и, как всегда, душой общества был Джералд. Он был так красив, так безупречно и утонченно элегантен и при этом так неповторимо оригинален, что от него трудно было отвести восхищенный взгляд. В 1912 году, когда он учился в Йельском университете, его курс провозгласил Джералда Мерфи самым элегантным мужчиной, хотя таланты его только начали проявляться. Прошло двадцать лет, он давно стал признанным законодателем моды. Его жена Сара была само совершенство.
Она приходила на пляж в жемчугах, утверждая, что жемчугу это полезно, и, сидя рядом с Пикассо, который и здесь не расставался со своей черной шляпой, нескончаемо с ним щебетала.
У всех было радостное, приподнятое настроение в то удивительное лето. Исключение составляли лишь Мерфи – их сын Патрик еще не излечился от туберкулеза, но все равно они приехали сюда и принимали участие во всеобщем веселье. Каждый день был по-своему прекрасен. Одри тоже попала в плен волшебного лета. Какое счастье каждый день бродить по пляжу с Вайолет, щурясь от яркого солнца, любоваться детьми, чувствовать под ногами теплый золотой песок, лежать на нем в блаженной праздности и нескончаемо говорить с подругой: говорить ей о себе, слушать ее рассказы, узнавать о ее жизни, делиться мыслями, впечатлениями, смеяться… В леди Ви Одри наконец-то обрела настоящую сестру: всего на два года старше, Ви была верный и чуткий друг, а близки они были не просто как сестры, а как сестры-близнецы. У Одри было такое чувство, что, встретив ее, она как бы нашла свой родной дом. Прежде она не знала таких теплых и прочных отношений и с каждым днем ценила их все больше. Джеймс тоже был очень доволен, что Одри живет у них, им было удивительно хорошо втроем, они почти не расставались, но Джеймс никогда не проявлял неподобающего интереса к подруге жены и вел себя как добрый брат – это был истинный джентльмен.
– Скажи, Од, как ты собираешься жить, когда вернешься домой? – Вайолет пытливо смотрела на высокую тоненькую девушку с темно-рыжими волосами. Она часто с тревогой думала о ней. Ее жизнь в Америке так уныла и однообразна, заманить бы ее остаться с ними в Лондоне, но Одри ни в какую, говорит, что не может, что должна непременно вернуться в Калифорнию.
– Не знаю. Наверное, так же, как и раньше. – Одри улыбнулась. – Все будет отлично, Ви, не беспокойся. – Говоря так, она пыталась убедить не столько подругу, сколько себя. – Я к этой жизни привыкла, ведь я столько лет вела дедушкин дом…
Нет, никогда больше она не сможет жить так, как жила раньше. Все изменили эти волшебные дни в обществе людей, о встрече с которыми можно только мечтать, – избранных счастливцев, собравшихся в этом изумительном месте. Сейчас она тоже как бы принадлежит к ним, но лишь на краткий миг, скоро волшебный сон кончится. Одри никогда об этом не забывала и потому дорожила каждым днем как особым подарком судьбы.
– Пожалуйста, останься у нас хоть ненадолго.
Одри с сожалением покачала головой и вздохнула, щурясь от солнца.
– Признаюсь тебе: я должна на следующей неделе проститься с вами, иначе мне не успеть сделать все, что я задумала.
Я хочу добраться на машине до Итальянской Ривьеры, а оттуда поездом – в Рим.
– Ты в самом деле хочешь ехать? – огорченно спросила Вайолет.
Одри засмеялась:
– Сказать честно? Ужасно не хочу. Я бы провела здесь всю жизнь, только вряд ли это удастся, поэтому надо постепенно возвращаться к обычной жизни. Одному Богу известно, когда я снова попаду в Европу.
Дедушка стареет, она не может бросить его одного. Аннабел в последнем письме сообщила, что она, кажется, опять беременна; она не хотела второго ребенка так скоро, Харкорт в бешенстве и винит ее. Видимо, она не принимала мер предосторожности.
Единственное письмо деда оказалось именно таким, как она и ожидала: читая, она прямо-таки слышала его ворчливый голос.
Дед рассказывал о местных новостях, ругал Рузвельта: чего только не наобещал в своем «Новом курсе», а сдвига никакого; причем называл Рузвельта не иначе как «твой приятель ФДР», и Одри не могла удержаться от смеха. Задумавшись, Одри снова вздохнула. Как дед далеко… Она подняла глаза и увидела Джеймса, он медленно приближался к ним. Рядом с ним шагал высокий худощавый мужчина с волосами еще более темными, чем у Джеймса. Вот Джеймс указал ему на дам, и его спутник приветливо помахал им рукой. Вайолет заулыбалась и повернула голову к Одри.
– Ты знаешь, кто это?
Одри покачала головой, не понимая, чему так радуется Ви.
Спутник Джеймса был, без сомнения, очень привлекательный молодой человек, но не более, чем множество других, которые появлялись ненадолго в их жизни и навсегда исчезали. Вайолет схватила свою огромную растрепавшуюся соломенную шляпу и принялась изо всех сил размахивать ею.
– Это Чарльз Паркер-Скотт, путешественник, исследователь и писатель, неужели тебе неизвестно его имя? Его в Штатах много печатают. Мать у него американка.
Одри изумилась. Ну конечно, она часто слышала это имя, ведь Паркер-Скотт – личность известная. Просто она думала, что он уже в годах, а писатель, оказывается, совсем молод и даже красив. Вот он подошел к ним с Джеймсом… Ви прервала размышления Одри, кинувшись гостю в объятия.
– Какой срам, леди Ви! Негоже замужней даме бросаться на шею постороннему мужчине. – И Джеймс ласково шлепнул ее пониже спины. Что касается Чарльза, то ему явно пришлось по душе подобное приветствие.
– К черту тебя, Джеймс, к черту! – в восторге закричала Ви, а Чарльз вновь подхватил ее на руки и закружил. – Что за глупости, Чарли вовсе не мужчина!
Чарльз изобразил на своем лице гнев и бесцеремонно бросил Ви на песок.
– То есть как это я – не мужчина?! – грозно спросил он. В его речи отчетливо угадывался американский акцент, и Одри вспомнила, что он учился в Йельском университете, она где-то об этом читала. Потом, когда они подружились, он рассказал ей, что в детстве каждое лето проводил на острове Мэн, в Бар-Харборе, где жили родители его матери. Он вообще отдавал предпочтение всему американскому.
– Конечно, Чарльз Паркер-Скотт, ведь ты – член нашей семьи. – Ви лежала на песке и, смеясь, глядела на него. Он тоже расхохотался, сел рядом с ней и крепко обнял, однако то и дело с интересом посматривал на Одри. Он буквально заставил себя сосредоточить внимание на Вайолет.
