Текст книги "Хроники Колыбели (СИ)"
Автор книги: Даниэль Брэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
Пациент N 3 – Имущество – свеча. Страдает нарколепсией. Во время приступов болезни спускается в Морг…»
Ага, кажется, это наш товарищ… Я опустилась на колени и начала быстро открывать железные ящички. Кое-какие бумаги действительно обуглились, но не так страшно, как я боялась. Читать было можно. Тонкая тетрадь – грязно-серая с черными, рассыпавшимися краями нашлась в пятом ящичке.
Я быстро пролистала ее, замечая уже знакомый почерк доктора Петтихью, но…
Гаррет склонился надо мной, читая вслед.
– Симптомы-симптомы, поведение… заберем с собой. Некогда сейчас читать.
– Но ничего про лечение.
Он поглядел на меня, словно на дурочку, и нервно фыркнул.
– Если болезнь редкая, все важные документы хранятся где-то в более укромном месте.
Знать бы, где находятся кабинеты врачей…
Я затолкала в сумку тетрадь и поглядела на него.
– Ты знаешь местную топографию, так и думай сам…
Он кивнул, морщась, словно пытаясь вспомнить, а я насторожилась. Что-то здесь было не то, что-то лишнее. Лишнее, помимо звуков Колыбели, которые здесь пронизывали воздух едва слышным воем и вздохами. Что-то выбивалось из общего фона неправдоподобностью.
Я прислушалась.
Тик-так.
Тик-так.
Часы!
Идут!
– Гаррет? Ты слышишь, как тикают часы? – тихо спросила я.
Он машинально кивнул, все еще хмурясь.
Часы, меня поразившие, висели на противоположной стене – обгоревшие так, что не видно было даже циферблата. Тиканье вплеталось в воздух, не видя препятствий, дразнило слух нервным ожиданием.
– Не понимаешь? Гаррет, прошло полвека, а у них до сих пор не кончился завод.
– Ну да. А это здание построено из камней, и однако живее нас с тобой.
Ну, с этим бы я поспорила…
– И еще сами по себе хлопают двери, поднимаются сгоревшие мертвецы. Нашла чему удивляться.
– Но это ведь техника, – не согласилась я.
Он отмахнулся.
– Пошли, осмотрим Аудиторию Лоботомии и спустимся в Морг. Больше здесь ничего нет – столовая, коридоры, помещения для процедур, пара гостиных и палаты пациентов.
Я замерла. Как так может быть?
– И это вся Колыбель? А второй этаж?
Он поманил меня в коридор, начинавшийся прямо за стойкой регистрации.
Мы тихо вышли, до боли в глазах всматриваясь в пустое пространство, неуютно освещенное ярким светом.
– Он завален, – пояснил Гаррет. – И там старые детские спальни, они общие, а потому небезопасны. Какой идиот станет селить буйных в общие комнаты без дверей?
Он нахмурился, и я поняла, что это была не самая приятная для него тема.
Мы медленно продвигались по коридору, осматриваясь, но ничего не находя. А Колыбель вздыхала за нашими спинами, стонала тысячами давно покойных голосов, смеялась пронзительным скулежом, перемешиваясь с треском ламп.
Здесь было не так страшно, как за зарешеченным коридором. Почему – я не знала, но догадка, подсказанная тихим шепотом Колыбели, вязла в мыслях.
Здесь ты не одна. И дело не в Гаррете – здесь есть реальная опасность. Гораздо забавнее чуть разжать щупальца страха и дать мертвым поохотится за жертвами.
Мы прошли мимо двери в регистратуру и свернули влево. Коридор заканчивался проемом с точно такой же железной дверью.
«Аудитория Лоботомии».
Туда, куда нам было нужно.
Я порадовалась, что нам не пришлось долго петлять каменным венам здания, но тут же остановилась, когда мои шаги гулко зазвучали по металлической поверхности.
Пришлось красться, чтобы ненароком не привлечь на свою голову бродящую где-то ведьму.
Я надеялась, что мы ее не встретим, раз уж мы собирались посетить здесь всего два места. Гаррет опередил меня на пару шагов, когда до нас донесся едва слышный голос, повторявший мое имя.
– Энни!
– Что это? – зашептала я, ощущая, как по венам течет страх.
Сердце забилось, ударяясь о грудную клетку.
Голос показался знакомым, но был слишком далеким, чтобы я смогла его опознать.
– Не знаю, – сказал побледневший Гаррет.
Его глаза забегали, ища источник звука, но Аудитория Лоботомии была пуста.
– Энни!
– Откуда оно знает мои имя? – в шепоте появились легкие истеричные нотки.
Гаррет еще раз осмотрелся, а потом схватил меня за плечи.
– Не слушай и не думай, помнишь? Мы ищем бумаги, а не ответы на абсурдные вопросы. Пошли.
Я кивнула, и мы двинулись.
Это было странное место. Полукруглый кабинет, а вместо стен проемы, в одном из которых стояло кресло с цепями.
Вероятно, именно в него усаживали несчастных пациентов…
– Энни!
Заткнись-заткнись-заткнись!
Гаррет шарил по ящикам столов, быстро вскрывая их отмычками, просматривал бумаги, отбрасывал их, морщась, и нервно оглядывался по сторонам.
А я зачарованно пялилась на кресло, невольно представляя, как на моих руках защелкиваются старые кандалы, голову обхватывает обруч, лишая движения, как к глазу тянется блестящий инструмент, а я не могу двинуться, не могу закричать, только молить про себя:
Нет-нет-нет. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, только не я!
Меня замутило, и я согнулась, тяжело дыша. Сердце колотилось что есть мочи, гнало по венам отравленную ужасом кровь, стучало в висках звонкими ударами молота.
Нет-нет-нет, ты опять? Не думай, лучше помоги Гаррету…
– Энни!
– Энни! Что с тобой?
Он опустил на плечо руку и наклонился, заглядывая в лицо. Гаррет казался обеспокоенным.
– Они вставляли эту штуковину прямо в глаз, – прошептала я, не в силах отогнать видение. – Прямо в глаз, Гаррет. А они не могли даже пошевелиться, только наблюдать, как эти… врачи лишают их себя. Единственное, что у них осталось.
Он промолчал.
– Почему это допустили?
Дурацкий вопрос. Но несправедливость даже спустя столько лет жгла чувства, всплывала в голове яркими картинками. Как остальные собирались, наблюдали – безучастно к пациенту, но со жгучим любопытством к самому процессу. Наблюдали, как обрывалось сознание, измученное болезнями и страхом, как от человека с прошлым, с историей, оставалась одна оболочка, не способная больше принять ни одного решения.
Из глаз потекли слезы, я задыхалась, опускаясь на пол.
В чувство меня привел сильный удар по лицу. Голова мотнулась, и я отшатнулась от Гаррета.
– Успокойся, – хладнокровно сказал он.
Чужой голос, выкрикивающий мое имя, затих, оставляя нас наедине с Колыбелью.
– Здесь ничего нет. Идем в Морг, найдем золото и попытаемся прорваться в Башню Персонала.
* * *
В Морге мне стало легче, и я почувствовала стыд перед Гарретом.
– Извини, – чуть приглушенно сказала я, спускаясь вслед за ним по отвесной лестнице. – Мне не следовало…
Что именно мне не следовало, я так и не смогла сформулировать. Представлять? Проникаться? Отпускать свои эмоции?
Но Гаррет все понял и хмыкнул где-то внизу.
Спуск кончился, и мы вышли на небольшую промежуточную площадку с лифтом. По бокам от нее уходили вниз две полукруглые лестницы.
Я осторожно выглянула.
Огромное, холодное помещение Морга терялось где-то в темноте. Две небольших люстры, висевшие прямо над разделочным столом, не могли продраться сквозь тьму малой мощностью и противно моргали.
– Мы здесь не одни, – прошептал на ухо Гаррет.
Я заозиралась по сторонам, но глаза, привыкшие к свету, плохо помогали. Пришлось скрыть нас обоих заклятием и прижаться к стене в углу, чтобы ненароком не стать приманкой для… кого-то. Вероятно ведьмы. Мертвой ведьмы, уж это сомнений не вызывало. Что бы здесь ни находилось, оно было давно и бесповоротно мертво.
Лампы затихли, загоревшись ровным, тусклым светом, и мне показалось, что я заметила внизу какое-то движение.
Гаррет указал пальцем в восточный угол, но как я не приглядывалась, ничего больше увидеть не удавалось. А он медленно вел рукой, указывая путь существа. Оно обогнуло морг по периметру, остановилось в самом центе у дальней стены и, постояв несколько минут, побрело дальше. Вскоре снова замигали лампы, затрещали, заполняя гулким звуком зал.
Существо успело сделать еще один круг, когда мои глаза привыкли к темноте и я смогла различить темный сгорбленный силуэт, на миг показавшийся в небольшом островке света.
Все-таки Гамалл. Какая ирония – быть похороненной здесь заживо и посмертно, как когда-то сама обрекла на это несчастную девочку Лорил.
Наверх к нам она не поднималась, только ходила по неправильному кругу, словно старая заведенная кукла.
Мы немного расслабились, но все равно было жутко стоять здесь и знать, что совсем рядом бродит тень одной из самых могущественных ведьм в Городе. Бродит и не находит себе покоя, не помнит ни себя, ни преступления, за которое ее сюда заточили.
«Если у нее не вышло обмануть Колыбель, то что можем сделать мы?»
– Пошумим немного? – еле слышно спросил Гаррет, и я сдержанно кивнула.
Помогая себе руками, мы встали на площадки лестниц – с разных сторон, и Гаррет с тихим щелчком снял с предохранителя арбалет. Второй щелчок сделал нас беззащитными перед ведьмой – спал скрывающий щит. Но мне нужно было помочь Гаррету огненными шарами, если первый выстрел не уничтожит Гамалл, а творить одновременно два заклятия я была не способна. Никто, впрочем, не был на это способен.
Выстрел прочертил в воздухе горящую линию и задел ошеломленную атакой ведьму. Я успела увидеть, как она вскинула руки-кости перед лицом, прежде чем огненный кристалл разорвался.
– Га-а-а…
Истлевшее, давно потерявшее всю жидкость тело вспыхнуло, с глухим звуком оторвалась голова и покатилась по полу.
Закончить имя она не успела. Но ведьма не умерла, побежала, то и дело падая на горящих ногах, пока, наконец, не потеряла способность подниматься.
– Энн!
Я что есть силы швырнула в ведьму огненный шар, и яркая вспышка ослепила в очередной раз глаза.
Больше ведьма не двигалась, но мы постояли еще немного, чтобы убедиться, что зрение не обманывает.
За спиной, потеряв верную марионетку, взвыла Колыбель, бессильно колотя по косякам дверьми где-то наверху. Потом замолкла, притаилась на время, готовя нам новую пакость.
– Идем, она больше не поднимется, – позвал меня Гаррет, и я развесила по моргу свет.
Зал был огромен и пуст, кроме разделочного стола, нескольких медицинских тележек по углам и поражавшей воображение круглой печи, ничего в нем не было.
Обугленный труп лежал, не шевелясь, и я убедила себя забыть о нем, не смотреть и не обращать на него никакого внимания. Сейчас мы здесь, чтобы добыть золото, схороненное Петтихью много лет назад, и после попытаться проникнуть в Башню Персонала.
– Вдова сказала тебе, где конкретно тайник? – дрожащим голосом спросила я.
– Да, в самом Морге, идем.
Сбоку оказалась еще одна комната, куда уверенно завел меня Гаррет, и когда свет разлился в воздухе, разгоняя многолетнюю тьму, я содрогнулась.
Внизу, под решеткой, что заменяла здесь пол, была кровь. Я не видела ее столько даже в день, когда уничтожили Книгу Памяти. Целое озерцо свежей, артериальной крови – ярко-красной.
– Очередная шутка Колыбели, – спокойно прокомментировал Гаррет. – Никогда не сворачивается и не засыхает.
Я передернула плечами и отступила на край решетки.
– Помоги, – попросил Гаррет. – Где-то в ящиках для трупов есть то ли кнопка, то ли рычаг…
Он распахнул железную дверцу первой камеры, и я заставила один из шаров залететь внутрь. Пусто. И в следующей, и последующей, а в третью Гаррет практически залез и издал полузадушенный хрип.
– Есть… отойди дальше, на всякий случай.
Внизу заскрипело, завелся какой-то механизм, и решетка начала раздвигаться в стороны, открывая лужу крови. Когда она достигла краев, снова что-то заскрежетало, и с пронзительным лязгом пол разверзся, и кровь потоком ринулась куда-то вниз.
Потом все затихло.
– И сейчас на шум сбегутся еще какие-нибудь трупы, – упавшим голосом сказала я. – Мало мы устроили взрывов, так теперь еще и это…
– Было бы кому, давно сбежались. Кадавры остались только в запертой палате. Освети-ка.
Свет нырнул во тьму, и мы увидели нечто вроде большой трубы с открытым люком.
– Канализация? В конце концов, должны же они были куда-то сливать кровь… Вопрос, конечно, откуда они ее столько брали…
– Похоже, – задумчиво согласился Гаррет. – А там может быть запасной выход на поверхность.
– Вот ты туда и лезь, – отрезала я, отгадав его ход мыслей. – А я подожду здесь и прослежу, чтобы Колыбель не захлопнула за тобой пол. Найдешь свое золото, полов… – Я осеклась. – И выяснишь, можно ли оттуда выбраться другим путем.
Он кивнул, сделав вид, что не заметил моей оговорки, и осторожно спрыгнул вниз.
Железо под его сапогами отдалось гулким эхом.
Гаррет пошатнулся, балансируя на скользком железе, взмахнул руками и обрел равновесие. Махнув мне рукой и криво улыбнувшись, он осторожно спрыгнул вниз, посветив себе перед этим огненной стрелой.
И я осталась одна.
* * *
– Энн? Что у тебя опять с глазами?
…
– Почему ты молчишь?
…
– Энн?
…
– Энн!
Линии уходили наверх с каждого камня в кладке, черные, пульсирующие, гладкие и блестящие.
– Я идиот, – злобно прошипел он и снова ударил меня по лицу.
На этот раз оказалось больнее, и я пнула его в ответ в колено.
– Незачем так орать, я смотрю. Не мешай.
Ответил он немного погодя.
– На что смотришь?
– На связи. Не мешай, я сказала.
Линии соединялись почти на самом верху лестницы в одну большую и вели дальше – выше, на первый этаж.
Это действительно то, что я думаю?
У трупа ведьмы одна из нитей слабо извивалась, оторванная от марионетки.
– И к чему они в итоге ведут – все эти связи?
Я моргнула и посмотрела на Гаррета.
– Еще раз ударишь меня, сломаю нос, – пообещала я, потирая горящую щеку.
– Какие связи? – недовольно спросил он.
– Не знаю, никогда таких не видела. Но если я думаю правильно, мы сможем найти что-то вроде… сердца Колыбели. То, что хлопает дверьми, заставляет повторяться крики давно умерших людей и прочее. Они идут от каждого камня, но не могут прикоснуться к нам. Почему?
Гаррет поморщился.
– Меня пугают твои перепады настроения, душа моя.
Колыбель призрачно захохотала.
– Это все она, – пожала я плечами. – Накатывает то одно, то другое. Понимаю, что веду себя странно, но сопротивляться трудно. Ты нашел золото?
Он кивнул и потряс сумкой.
– Тогда идем. Где Башня Персонала?
Вход в Башню Персонала начинался с простой железной лестницы в первой части Колыбели, аккурат перед клеткой-переходом. И он был плотно завален камнями так, что на разборку завала ушли бы месяцы кропотливого труда. И ни люка на потолке, ничего, что могло бы послужить запасным входом.
– Это только прихожая башни, сама она дальше, – пояснил Гаррет.
– И как мы туда проберемся? А! Снаружи! Если найти удобное место, куда сможет воткнуться веревочная стрела…
Оставался сущий пустяк – выйти на улицу.
Глава 7
…Двери оказались предсказуемо закрытыми.
Запертыми, недоступными, заблокированными. Стоило только подойти к ним, как сознание исчезало вместе с яркой молочно-грязной вспышкой света. К глазам тянулся тонкий-тонкий, серебряный инструмент – неотвратимо, а за спиной смеялась Колыбель.
Смеялась она до тех пор, пока сознание не прояснялось липкой безнадежностью, сбивая с толку восприятие реальности.
А она распарывалась по швам даже у рационального и циничного до последней капли крови Гаррета. Он долго хлопал глазами, пока я хлесткими ударами по лицу пыталась привести его в себя.
Входная дверь будто стиралась, выглядела недоделанным детским рисунком, которому не хватает красок, реалистичности и мелких деталей. Я пыталась зацепиться за нее взглядом, не дать Колыбели стереть из памяти ее облик, но мысли ворочались, как муха в жидком меду. Не находилось ни одного слова, способного описать дверь. Я не помнила, из чего она сделана, какого она размера, двойная она или одинарная. Помнила только, почему мы в нее не вошли.
– Все, – медленно шевеля губами, прошептал Гаррет.
Что – все, я не поняла, но переспросить показалось такой глупостью, что я не решилась открыть рот.
Кто-то позади запел – прямо за спиной, тоненьким, детским голосом, прозрачным и призрачным, как слеза буррика.
«Леди тлеющих углей, ты скажи-ка мне скорей…»
– Гаррет, не слушай ее, – кажется, закричала я, понимая, наконец, против чего мы вышли.
«Где ты бродишь в поздний час?
Может, в логове сейчас?»
Против того, что победить нам не по силам. Мы вышли против Города.
Разум Колыбели родственен Городу, так же, как разум Бонхарда. Они здесь по его согласию. Мы здесь тоже по его согласию.
Нам не выйти.
Не думай образами.
«Где же ты, где ты, милая Энн?..»
Не думай образами.
Реальность таяла вместе с дверью, старые камни колебались в очертаниях, скручивались в грязную спираль, покрывались туманом, а я трясла головой, пытаясь привести глаза в порядок.
Не думай…
Что-то говорил Гаррет, смотря прямо сквозь меня, и улыбался, безмятежно и привычно насмешливо. Так он всегда улыбался мне.
Но не сейчас.
Я постаралась прислушаться, но глупая песенка из далекого детства, напетая, кажется, Белль, звучала из-за спины слишком громко.
Я запоздало поняла, что так и не обернулась.
«Где же ты, где ты, милая Энн?»
Гаррет беззвучно и коротко засмеялся, показывая непривычно белые зубы и жесткий оскал. И что-то сказал. Но было уже неважно.
Позади него из тумана вокруг появилась фигура – тающая, непрерывно изменяющаяся, бурлящая черным туманом, словно стаканы в руках алхимиков.
Фигура тянулась к Гаррету, просительно протягивала руки, которые исчезали, не успевая достичь желанной цели.
«Где же ты, где ты, милая Энн?»
Я сжала губы, боясь привычно ответить, и замахала руками Гаррету, пытаясь привлечь его внимание. Но он все шевелил губами и смотрел сквозь меня, словно я уже растворилась в душной атмосфере лечебницы, не оставив даже тела.
«Где же ты, где ты, милая Энн?»
Голос прозвучал отчетливо над моим плечом, и я обернулась, почти смирившись с неизбежным.
«Что угодно, только верните контроль над реальностью», – билась мысль в голове.
Стены больше не было, только грязно-серое марево вместо нее, а проем в вестибюль чернел карандашным рисунком. Линии уходили за края безобразными косыми, неаккуратно пересекающимися. Они пульсировали под пристальным взглядом, набирали глубокий, маслянистый блеск.
– Варюсь я в котле, со мной Шеймус и Сэм.
Считалку я закончила непроизвольно, осознав, что говорю только на слове «Шеймус».
А потом все прекратилось – стены вернулись на свои места, и я снова могла четко разглядеть каждую трещину в кладке.
– …Трикстер тебя об колено, – за спиной у меня закончил фразу Гаррет. – Что это было?
Я обернулась к нему, нелепо взмахнув руками, чтобы удержать равновесие – голова страшно кружилась.
– Не знаю, – хрипло ответила я. – С тобой такое происходило?
Гаррет выглядел помятым – жесткая щетина на подбородке, запавшие глаза и лихорадочный взгляд.
– Нет, – он так яростно помотал головой, что грязный, куцый хвост пару раз хлестнул его по лицу. – Прячься!
Не думая, я скользнула в жидкую, жалкую тень у колонны и затаилась.
Тишина текла сквозь пальцы долгими секундами, минутами, закладывала собой уши до боли и пробирала тело пронзительным холодом.
Я растерянно озиралась, пытаясь понять, что так напугало Гаррета – ведь здесь никого нет. От кого мы прячемся?
Снова зазвучала музыка – потусторонняя, призрачная, и я не стала обращать на нее внимание. Колыбель в очередной раз развлекается.
Но потом сквозь чужие ноты, словно скрипка в игру рояля, мягко вплелся шепот.
Мимо нас, а я все время чувствовала на своей руке ладонь Гаррета, промелькнула чья-то тень. Я вжалась в стену, старясь, лишний раз не дышать громко.
Здесь ведь никого нет…
Не. Думай. Образами.
Зачем Изен ходил в Морг? Во время приступов болезни он зачем-то ходил в Морг. Я напрягла память и представила: холод, люстры над разделочным столом, круглая печь, Гамалл. Тайник. Изен пытался проникнуть в тайник своего лечащего врача?..
Впереди задергалась ручка на входных воротах – они были заперты, чем видимо, неизвестный вполне удовлетворился.
Выходит, Изен знал о тайнике?
И вот это: «Зачем?». Зачем, для чего. А Изен – Изен ходил в Морг «почему» или «зачем»? У него уже не спросишь. Но возможно, тут и кроется разгадка тайны…
…Мне не удалось его разглядеть, когда он снова прошел мимо нашей колонны – некто был в черной одежде, даже лицо и руки чем-то были скрыты. Но двигался вполне по-человечески и мельком пожал плечами – ничего необычного в движениях.
А Гаррет отчего-то был бледен и смотрел на меня как-то обреченно.
Но спросить я ничего не успела – время шло словно неравномерно, то быстро, то растягивалось в тягучие нити.
Чей-то шепот заглушил музыку, до сих пор не перестающую играть, пронзительными шипящими, колючими клубками, летающими в воздухе.
Я осторожно выглянула, когда человек снова минул нас, меряя широкими шагами коридор, и похолодела. Это не было человеком, это не было даже созданным Колыбелью существом – просто чья-то объемная тень.
Гаррет втянул меня обратно, когда она развернулась. Нас снова обдало шепотом, что шлейфом тянулся за тенью, и она скрылась за ветвистым коридором.
Мы бесшумно перебежали в темноту немного ближе к входу в вестибюль и как раз успели прижаться к стене, когда тень вернулась. Судя по всему, маршрут она имела точно такой же, как и ведьма – один единственный, заданный Колыбелью. Чтобы свернуть, ей нужен был внешний раздражитель.
Например, мы.
– Это то, что осталось от санитаров, – прошептал на ухо Гаррет, провожая темную фигуру взглядом. – С ними ничего нельзя сделать…
Он вынужденно замолчал, и мы воспользовались небольшой заминкой тени, перебежав к выходу еще чуть ближе.
– Но Лорил говорила, что они способны убивать. Сама понимаешь, на себе я не проверял…
Мы выскользнули из проклятого коридора и кубарем ринулись под лестницу – весь зал вестибюля был ярко, но все же неуютно освещен. Даже несмотря на то, что полувекового запустения больше не было, отчего-то меня пробрал холод так, что тело непроизвольно вздрагивало.
Мне вообще было очень холодно.
В Морге холодно. А Изену рекомендовали обертывания, чтобы успокоить. Может, он пытался излечиться, успокоиться сам, без врачей? Но ведь из Колыбели все равно не было выхода. А еще не симулировал. Зачем или почему?
Или все проще, и Изен действительно был психом. Но от чего его все-таки лечили?
Насколько я могла видеть, в вестибюле были аккуратно разложены по полкам детские игрушки, книги, море легких подсвечников, что вышли из моды давным-давно. Ни пыли, ни запаха сырости и запустения, ни даже сквозняка от безнадежно разбитых окон…
Окон.
Я застыла, глядя, как тень делает небольшой круг по залу, и примерно посчитала, что мне катастрофически не хватит времени бесшумно взбежать по лестнице.
– Гаррет, почему мы не попытались выбраться через окна? – зашипела я.
Гаррет, до этого последние минут десять являвший собой образец невозмутимости и сосредоточенности, сник и растерянно на меня оглянулся. Видимо, он тоже об этом не подумал.
– Там нет выхода, – неуверенно ответил он. – Рамы не открываются, да и решетки…
– Я – маг! Что мне эти решетки, скажи, пожалуйста?
Он замотал головой и кивнул на вернувшуюся тень. Мы молча подождали, пока она скроется и снова зашептались.
– Там нет выхода, – голос стал увереннее. – Я… не помню, откуда мне это известно, но выхода там нет.
Я посмотрела на него недоверчиво, но настаивать не стала. Для начала нужно убраться подальше от тени, а там уже разбираться.
Гаррет меня каким-то образом понял и указал на противоположный проем. Там, где был вход в Зону Изоляции Пациентов, а дальше подъем к заваленной Башне Персонала.
Какая же я идиотка, собралась идти в обход.
Короткие пробежки от тени к тени, от тени к стойке, где приходилось поодиночке красться практически по следам санитара – чуть отстав, а потом снова к тени. Дождаться, с замиранием сердца, Гаррета, и, наконец, вожделенный коридорчик. Пустой, без навязчивого шепота и потусторонней музыки. Решетка, как ей и положено, закрыта, но повернуть рычаг не составляло труда.
От грохота по телу пробежал ток, и мы, сами того не заметив, оказались на отвесной лесенке, куда в прошлый раз спускался Гаррет, чтобы включить электричество.
Тень ворвалась к нам, сопровождаемая громкими шагами и рассерженным шепотом. А я, стараясь, бесшумно переставлять ноги, медленно спускалась вниз. Я молилась, чтобы Гаррет, висевший чуть выше меня, не наступил мне на руку, и я благополучно не выдала нашего местонахождения.
Тень ушла немного погодя, шепот растаял в воздухе, а мы, чуть подождав, вернулись наверх. Решетчатая дверь, хоть и скрипевшая от каждого движения, была благополучно закрыта. На звуки вновь примчался санитар, но мы были уже вне зоны его видимости, если, конечно, тихо сидеть в тени.
– Проход вверх свободен, – прошептал Гаррет, кивнув на пустую лестницу. – Дальше лифт, я поднимался на нем до самого верха, но нам, наверное, нужно обшарить всю башню.
Я во все глаза смотрела на Гаррета.
– Послушай… я не понимаю, что произошло, где мы? Почему вдруг появились санитары, все чисто и хорошо пахнет?
Он ответил чуть погодя, всматриваясь в лестницу.
– Мы в прошлом Колыбели. Я ведь тебе рассказывал об этом.
Я поморщилась. Искренне верить, что возможно провернуть ход времени, мог только Гаррет.
– Чушь какая. Где тогда люди? Если мы в прошлом, где дети, почему вместо настоящих санитаров бродят тени, готовые убить при малейшем шорохе?
– Мы в прошлом, – голос Гаррета стал увереннее. – Ты сама видишь, как здесь чисто, и Башня Персонала больше не завалена. Если хочешь, могу и детскую показать.
– Да причем здесь это? Я пытаюсь сказать тебе, что в прошлое попасть невозможно. А даже если и было бы можно, мы уже своим здесь появлением натворили бы много бед. И если мы действительно в прошлом, то, может, заодно и поищем нашего милашку Изена и спросим, что за призрак бродит по обещанному его наследничком дому?
Он хмыкнул и кивнул на лестницу.
– Может быть, не будем терять время и пойдем?
Я недоверчиво моргнула и пожала плечами. Отказывающийся разговаривать Гаррет – это что-то новое.
Металлические ступени безмолвствовали, пока я поднималась вслед за Гарретом.
Все было слишком странно и слишком жутко. Я смирилась с голосами, раздающимися непонятно откуда, мертвой ведьмой, хлопающими дверями, даже санитарами – они вызывали ужас и омерзение, но были понятны. Но неожиданное преображение самой Колыбели, особенно настолько стремительное, пугало не на шутку.
Мы не могли попасть в прошлое – чтобы не говорил Гаррет, это абсурдно.
Мы не могли попасть в специально созданную Колыбелью реальность – как мне такое в голову вообще могло прийти?
Мы могли лежать у входной двери без сознания, и все вокруг мне чудится, но…
Я ущипнула себя что есть силы и поморщилась. Реальность не распалась на кусочки, а я, как ни в чем не бывало, зашла в дверь, которая еще какой-то час назад была давным-давно завалена.
Мне не могло это казаться и не могло сниться – я сложила в уме первые пришедшие в голову числа, заставила себя вспомнить названия всех окрестных деревень – голова работала хорошо.
Так что происходит?
В коридоре за дверью происходило что-то странное. Я шла по нему, выпрямившись, пространства вокруг было достаточно, но тело чем-то неприятно сжимало. Руки что-то подняло вверх. Удивленно уставившись на них, я видела, как пальцы царапают воздух. Ногти давно сломаны – еще когда Колыбель только начала нас пугать, я так сильно вцепилась в стену, что поранилась. С тех пор раны затянулись, и я успела забыть об этом. Сейчас кровь снова шла.
– Гаррет, – пронзительно прошипела я.
Он обернулся и недоуменно посмотрел на меня.
– Что с тобой? Почему ты руки подняла?
– Гаррет, ты это видишь? Ты видишь кровь из-под ногтей? Скажи мне, я должна знать, когда я сойду с ума.
От своего тона мне самой стало жутко – кажется, я умоляла. Руки больше не скребли воздух, но опускаться вниз не желали.
Гаррет остановился в футе от меня и пригляделся. Кровь по-прежнему сочилась на месте содранной кожи.
– Вижу, – голос Гаррета изменился и заставил меня оторвать взгляд от рук. – Опусти руки и зажми раны, пока кровь на пол не накапала. В прошлый раз мне пришлось избавляться от крови Лорил, с помощью которой Колыбель ее помнила.
– Я не могу, – я замотала головой, и ухо чиркнуло обо что-то твердое и мокрое.
Паника поднималась изнутри холодными, беспощадными волнами, грозя затопить сознание. Я не понимала, в своем ли я уме, я не понимала, что происходит.
– Не можешь? Так, спокойно, только не реви. Просто иди вперед, я ведь нормально стою. Возможно, это очередная шутка.
Я сделала шаг, и руки снова зашкрябали о воздух. Гаррет побледнел, а я затряслась.
– Зачем ты это делаешь?
– Это не я!
– Тише!
– Оно само! Я… как будто к чему-то прикасаюсь… к мокрому и холодному.
Вдалеке что-то зашептало.
– Быстрее!
Шаг – словно ползу, шаг, еще шаг… Действительно, как во сне. А если я и правда сплю? Я же слышала, что рассказывали люди: иногда во сне тебе кажется, что ты свободно говоришь на иностранном языке, хотя если тебя послушать, несешь совершенную чушь… Как же проснуться? Я совершенно точно в бреду и без сознания.
– Ну же! – Гаррет еле слышен.
Шаг, и руки безвольно упали – с саднящими ладонями и болящими от напряжения мышцами.
Гаррет схватил меня и затащил в угол, шикнув в ухо, чтобы сидела тихо, а сам осторожно заглянул в замочную скважину ближайшей двери.
Отмычки еле слышно заскреблись в замке, то и дело щелкая. Когда замок был взломан, он поманил меня и первым скользнул за дверь.
Проскочив вслед за ним, я ткнулась Гаррету в спину, не успев затормозить. Он пошатнулся, уперся рукой обо что-то и раздраженно зашипел.
– Пр-рости, – голос слушался меня плохо, и вместо слова вышел нечленораздельный хрип.
Гаррет схватил меня за плечо и притянул к себе, ткнув по ходу куда-то пальцем.
Я наконец нервно осмотрелась – крошечная каморка с ведрами, шваброй и тряпками, ничего необычного, кроме большого листа пергамента на стене. А еще я внезапно вспомнила средство: крепко зажмурилась и сразу открыла глаза.
Ничего. Это не сон.
Лист пергамента. А на нем план Колыбели. Подробный, с подписями.
За дверью раздались шаги, потусторонний шепот, и мы замерли.
Мне было страшно, приступ паники не прошел, а все еще сидел на задворках, грозя в любой момент сжать горло. Но Гаррет не успел убрать руку с моего плеча, и я, словно другой частью сознания, наслаждалась этими не-до-конца-объятиями.
Если представить на его месте Артемуса…
Нет. Лучше не нужно ничего представлять.
Не думай образами, тем более такими.
Я прогнала из памяти красивое лицо Хранителя и уставилась на пергамент.
Шепот стих, шаги исчезли вдалеке, мы выдохнули.
– Смотри, мы на первом этаже, – прошептал Гаррет, не убирая руку с моего плеча, а вместо этого водя по пергаменту пальцем другой руки. – В следующем коридоре лифт, и вот – чуть дальше лестница. А на втором этаже…
