Текст книги "Хроники Колыбели (СИ)"

Автор книги: Даниэль Брэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Нет, Энни, я здоров, – следы раздражения мгновенно исчезли с его лица. – Спасибо за заботу.

– Ты уверен? Артемус, ты в зеркало давно заглядывал? Вид у тебя кошмарный!

– Представляю, – Артемус хохотнул.

Он опустился на подушку на полу, обвел взглядом гостиную и как-то резко поник.

– Впрочем, ты права, кажется, мне действительно нужен отдых.

Дрожа, я села напротив, взяла его за руки и заглянула в глаза.

– Артемус, скажи мне честно – ты правда ничем не заболел? Может, тебе нужна помощь? Поддержка? Да что угодно, только не трави мне байки, что ты в порядке!

– Я бы не отказался от кофе… Энни, да подожди! Я правда здоров, просто устал, не спал несколько суток… Не надо переживать.

Не спал несколько суток – как это понимать?

Я схватилась за голову.

– Ох, где тут твой кофе?

– Я сам налью…

– Нет уж! Сиди на месте!

Турка была еле теплой, и я сунула ее в огонь, хмуро предупредив Артемуса, что кофе получится отвратительным.

– А теперь расскажи, что случилось, – потребовала я. – Какую болезнь ты ищешь и кто заболел?

Он рассеянно потер лоб ладонью и улыбнулся.

– Не могу, Энни, правда. Эти дела тебя никак не касаются, и знать лишние подробности ни к чему. А со мной все в порядке. Честно. Я понимаю, что выгляжу ужасно, но это всего лишь последствия недосыпа.

Со встрепанными волосами, теплой улыбкой и простым взглядом Артемус был очень убедителен. Настолько, что хотелось ему поверить. Но он был точно так же убедителен и когда врал.

Я закусила губу.

– Хорошо. Ну хорошо, пусть меня это не касается… Ох, кофе!

Я вытащила раскаленную турку с немилосердно испорченным кофе, с досадой на нее посмотрела и отставила в сторону.

– Но ты-то меня касаешься?

– Думаю, да, – мягкая улыбка.

– Может быть, я тогда могу тебе помочь? Не обязательно мне все рассказывать, но книги читать я тоже умею и…

– Энни, Энни, ну почему ты не веришь мне?

Он протянул руку и поправил сползшие мне на лицо волосы.

– Я верю, – снова ложь.

– Тогда не беспокойся.

Я насмешливо фыркнула.

– Ну да, это же так легко. Вот что… я не беспокоюсь сама и не беспокою тебя, а взамен ты сейчас ляжешь спать. По-моему, обмен равноценный.

Он внимательно оглядел меня, усмехнулся и примирительно кивнул.

– Согласен.

Глава 3

Артемус спал, обняв себя руками за плечи. Он засыпал так долго, что я устала ждать, но уходить, представляя, как он встает и снова принимается за книги, было страшно. Артемус, конечно, настаивал, но не слишком яро – то ли от усталости, то ли видя, что меня не переубедить. В конце концов он позволил мне остаться, но раздражение на лице скрыть не смог или не захотел. Но мне было наплевать.

Я долго сидела рядом, молча и стараясь занять себя посторонними мыслями, но всегда возвращалась к странному дому, не менее странной болезни и почему-то вдове Бетанкур – не иначе, Мафусаил меня все-таки напугал.

И когда наконец-то дыхание Артемуса выровнялось, я вздохнула чуть спокойнее, глупым жестом укрыла его одеялом и подкинула в камин дров. На пороге гостиной последний раз обернулась, посмотрела на седой затылок Артемуса и вышла, тихо прикрыв дверь.

Подтаявший снег отражал полуденное весеннее солнце, ослепляя привыкшие к полумраку глаза. Я зажмурилась и поскорее накинула на голову капюшон. Конечно, Артемус был прав, выпроваживая меня домой до того, как люди массово пойдут на рынки и в торговые лавки. Но мыслей и страхов сейчас было так много, что места для еще одного не хватало.

Улица Чеканщиков, не слишком людная, увела меня на площадь в Старом квартале, откуда доносился шум. Ведомая слабым любопытством, я пробралась мимо компании веселых девушек и прислонилась к углу какого-то дома. Камни неприятно холодили кожу сквозь одежду.

Похоже, в Город первый раз за два года приехал цирк, а значит, снег наконец-то уступил весне и дороги стали проходимы.

Большую крытую повозку с облупившейся надписью облепили соскучившиеся по зрелищам дети и взрослые. Их можно было понять – последние годы выдались не самые легкие.

Я отвернулась.

В толпах всегда много карманников, а стало быть, и стражи. Вот она, кстати… Я обвела взглядом площадь и насчитала пятнадцать стражников. Один из них мазнул взглядом меня в ответ, но не узнал.

Пришлось встряхнуться – спать хотелось страшно. Я не спеша отошла от своего угла и ни на кого не глядя свернула в небольшой проулок, через который можно было попасть в Форт Айронвуд. А оттуда уже совсем недалеко до дома.

Я надеялась, что Мафусаил успел хоть что-то выяснить, у него было девять с копейками часов – вполне достаточно обстоятельно порасспрашивать, как минимум. Хотя это часто не помогало, но я была уверена, что адрес Дикки Изена уже ждет меня в комнате.

Задержавшись на миг у заснеженной могилы Люка, я мотнула головой и пошла дальше, чувствуя себя донельзя глупо.

Наконец показались ворота и небольшая, уже утоптанная дорожка из подтаявшего снега к нашему дому. Внутри был сам Мафусаил и поджавшая при виде меня губы Донна.

Ну да, я ведь обещала извиниться.

– Привет, – неестественно бодро поздоровалась я, мечтая, чтобы она ушла прямо сейчас.

Но Донна лишь спокойно кивнула, не двигаясь с места.

– Послушай… – начала я. – Извини, если я тебя обидела. Но я взрослый человек, и пихать в меня еду не надо, особенно когда я прошу оставить меня в покое. Ну… в общем, извини.

Я ждала ее вердикта, закусив губу. Наверное, со стороны это выглядело, будто я переживаю – по крайней мере, Мафусаил немного удивился, но мне просто не терпелось покончить с этим. Я по-прежнему считала, что обида Донны не стоила выеденного яйца.

– Ну хорошо, – поколебавшись заулыбалась она. – И ты меня, Энни, прости. Это все привычка, никак не могу с ней совладать…

Она смешно развела руками, и я не удержалась от ответной улыбки.

Мафусаил был доволен, а я вперила в него умоляющий взгляд.

– Донна кое-что знает о нарколепсии, – он прекрасно меня понял.

– Я ведь говорила.

– Думала, для красного словца, – призналась я. – Расскажи. Это очень важно.

Разумеется, сначала она разлила нам троим чай по кружкам. Чай я тотчас постаралась незаметно заменить на кофе. Потом Донна доставала из шкафа продукты, и я почувствовала, что терпение мое на исходе.

– Донна, – мягко позвала я ее. – Это правда очень важно и срочно. Ты не могла бы в процессе готовки э-э-э… что это? Неважно, не могла бы ты в процессе рассказывать?

– О, конечно! А что случилось-то?

– Донна, – предупреждающе произнес Мафусаил и встал у меня за спиной.

– Мне муж рассказывал, – она тут же забыла про свой вопрос, – ты что, кофе пьешь?

– До-о-онна!

– Прости! Так вот, муж рассказывал, что у его друга отец был болен нарколепсией. Он мог заснуть в любой момент, просто упасть и все. Это причиняло страшные неудобства, представляешь – идешь на рынок и неожиданно засыпаешь. Так и под повозку можно попасть.

Она развернулась и вручила мне огромный бутерброд.

Мафусаил, судя по звукам, подавился от смеха чаем.

– А вообще проблемы со сном у него были? По ночам – в кровати – он спал нормально?

Донна растерялась.

– Да откуда мне знать? Что Оливер рассказывал, то и я тебе повторяю…

Я кивнула.

– Это все?

– И еще после таких приступов он часто не мог пошевелиться, будто тело не подчинялось. Потом проходило, но…

– Ты имеешь в виду паралич?

– Нет-нет, он все чувствовал, просто не мог пошевелиться… не знаю, как это называется.

Такой Донна мне нравилась больше – ни одного лишнего слова.

– И от чего он умер? – спросил Мафусаил, откашлявшись.

Она замялась на миг.

– Кажется, от бешенства… Его лиса укусила, и он после совсем немного прожил. Или собака… подожди…

– Неважно, – отмахнулась я. – Значит, нарколепсия не смертельна?

– Да откуда же я знаю? Сказала ведь, что со слов Оливера все…

Я отвернулась, пропуская мимо ушей остаток фразы.

Итак, значит, нарколепсия и вечная бессонница – две разные болезни. Если про нее знает простушка Донна, то книги Артемусу в таком количестве не потребовались бы.

Но почему в бумагах говорится именно о нарколепсии? Хотя… Изен-старший немного подождет. Точные сведения о нем хранятся в Колыбели, и гадать сейчас нет ни смысла, ни времени. Зато у меня почти под рукой Изен-младший, вероятно, имеющий родственника или друга, заболевшего этой бессонницей. Если мне удастся с ним будто невзначай познакомиться, узнать, где он живет, а потом пробраться внутрь и поискать записи и рецепты из больницы, я смогу узнать имя заболевшего и сравнить его симптомы с симптомами Артемуса.

– Энни?

– Слышу, – соврала я, делая глоток холодного кофе.

– С твоими глазами надо что-то делать.

– А что ты с ними сделаешь? – Я удивленно посмотрела на Мафусаила.

– Донна, мы на минутку…

Он кивком указал на мою комнату.

Когда дверь за нами закрылась, он достал из кармана огрызок бумаги.

– Адрес Дикки, – пояснил он. – Не хотел при Донне тебе его отдавать.

«Северный квартал, Кузнечная улица, два».

– Он гончар, работает на старика Рольфа. Знаешь его?

Я помотала головой и села на кровать, чувствуя приятную боль в ногах.

– Не очень приятный тип, постарайся подойти к Дикки, когда его не будет рядом.

Я устало улыбнулась ему, чувствуя, что еще немного и вставать с кровати мне совсем не захочется.

– Поспала бы ты, Энни, сколько ты уже на ногах? Да сутки почти…

Предложение было дельным. Все равно торопиться к Дикки сейчас смысла не было: у него может быть много покупателей, и тогда наше знакомство может не состояться.

Я кивнула.

– Ты прав. Приду к нему вечером под видом покупательницы. Разбудишь меня?

* * *

Дорога в Северный квартал петляла через весь Город, огибала людные площади, пересекала маленькие дворы, и мне это было на руку. Кутаясь в плащ в тщетной попытке спастись от ветра, я пыталась кое-как упорядочить ту информацию, которая у меня имелась.

Некий Изен, больной, если верить записям Гаррета, нарколепсией, сгорел в Колыбели. А в Колыбель он попал по подозрению в убийстве… Кого? Той самой женщины, которая допытывалась у нас с Гарретом – зачем? Но что значит – зачем? Убивают не зачем, а почему… Впрочем, какой может быть спрос с психа?

Стая воробьев шумно взлетела с рассыпанного кем-то зерна, когда я резко вышла из-за поворота. А впереди послышались густые мужские голоса.

– …Теперь бы нам не заразиться от псов Фора. Я лично продырявлю его живот, если найду у себя хоть одну язву!

Я прошмыгнула в арку к подъезду какого-то дома и притаилась.

– Но сам Фор здоров, – возразил ему второй голос. – Не прибедняйся, Роб, если ты и можешь чем-то заболеть, так это сифилисом…

Изен постоянно ходил в морг. Что тоже было более чем странно. И еще: «Во время приступов болезни персонал неизбежно задерживал его в морге» – так, кажется, было написано в истории болезни. А Донна говорила, что всех проблем – неожиданный сон, и это и есть те самые приступы. Кто-то врет, но кто? Донна или Петтихью? Доктор Петтихью, на минуточку…

Дикки Изен, у которого нет ничего, кроме дома, который он и так обещал Гаррету. Сам он при этом всего лишь ученик гончара. Конечно, хороший мастер не бедствует, вон, тот же Громила Роджер – живет на Площади Мастеров в шикарном доме. Но старик Рольф и вполовину не так известен, как Громила, иначе бы я его знала. Значит, Дикки бедняк? А раз так, то все его увертки – попытки разжалобить Гаррета. Тут я засмеялась против воли – это еще никому не удавалось, но вот Дикки, кажется, преуспел.

А еще Дикки ищет бумаги, которые ищут Хранители. И вдова Бетанкур.

И в этих бумагах Дикки хочет найти то же, что и остальные – средство лечения вечной бессонницы.

Так, теперь о вдове. К Гаррету она приходила дважды, первый раз он ей отказал, второй раз согласился, но это легко объяснялось тем, что ее просьба совпала с просьбой Хранителей. Она приходила неделю назад, а Хранители – позже, вспомнила я и выругала себя за то, что не спросила, когда Гаррет дал согласие вдове, а главное – когда к нему явился с этой же просьбой Дикки Изен. Возможно, это было важно, и даже очень важно, но я не придала этому значения.

Вдове нужны были деньги, судя по тому, что я успела о ней узнать, дамочкой она была довольно беспринципной. Интересно, она так спокойно восприняла первый отказ Гаррета, а сейчас так кстати прибежала. Пронюхала, что Хранители тоже пойдут за бумагами? Не-е-ет, этого не может быть. О Хранителях знает редкий человек в Городе: лишь те, кто имеет к ним отношение, вроде Гаррета, близких и родных самих Хранителей, и кто-то, кого они сами использовали в своих целях. А также проверенные люди у власти, в общинах, сектах и других орденах.

Было столько вопросов, что у меня начала болеть голова. Стражники уже давно ушли, а я все стояла, прижавшись спиной к стене. Вернувшись на улицу, я налетела на какую-то девушку. Увидев меня, она вскрикнула и, попятившись, убежала.

И, наконец, Артемус, который сейчас тревожил меня больше, чем все остальные, включая Гаррета. Если Донна рассказала правду, то его симптомы совсем не похожи на то, чем страдал несчастный друг ее мужа.

– А не про Изена ли она говорила? – вслух сказала я, резко остановившись. К счастью, рядом уже никого не было, кто мог бы меня услышать – Город готовился ко сну.

Приближающееся полнолуние влияло на меня плохо. Я переставала соображать.

И еще один момент никак не удавалось объяснить, хотя бы и с очень большой натяжкой. Две разные болезни, а люди – одни и те же. Не лечил же Петтихью Изена от одного, а делал вид, что лечит от другого?..

Но в любом случае нарколепсия не смертельна. Хотя… не укуси лиса этого больного… Но тогда это точно не Изен! Полгорода этой нарколепсией болеют, что ли?..

Я потерла виски.

И что, черт возьми, Артемус ищет в книгах?

Я снова обругала себя последними словами. Надо было не пялиться на него, а просмотреть книги. Закладки, пометки!

Как это полнолуние все же некстати…

Я добралась до Северного квартала. Район этот я знала неважно, но улицу отыскала быстро – по вывескам. Она хоть и называлась Кузнечной, но жили там в основном гончары и пекари.

Дом номер два ничем не отличался от других, стоящих бок о бок: внизу – мастерская и магазин, наверху – жилые комнаты. Справа на втором этаже за ставнями мелькал огонек и кто-то, кажется, молился, но в этом доме или в соседнем, сказать было нельзя.

Я немного помоталась взад-вперед по улице, делая вид, что рассматриваю номера домов. Но на меня совершенно некому было обращать внимание, и я вернулась к дому Рольфа. Свет на втором этаже уже не горел.

Мне бы сейчас не помешал Гаррет с его отмычками – мои остались дома, но я прекрасно знала, что помимо фасада со стеклами есть еще и задний двор. Поэтому я обошла улицу и протиснулась между старыми сараями.

Двор дома номер два был чист, насколько это вообще можно было сказать о таких дворах – где-то недовольно хрюкнула свинья и застонала курица. Я стала смотреть под ноги, и не напрасно – за свиньей если и убирали, то явно не каждый вечер.

Где-то хлопнула дверь, и я метнулась в тень толстого дерева почти у самого входа.

По лестнице кто-то спускался, и этот кто-то был очень легким и быстрым. И за ним кто-то шел.

Потом второй кто-то остановился и сказал:

– Не боитесь, что я вас просто убью?

В ответ на эти слова первый человек рассмеялся. Я, наверное, выглядела очень и очень удивленной – смех был женским.

– Если бы я чего-то боялась, мой милый мальчик, я бы сюда никогда не пришла.

Интонация, с которой это было сказано, не вязалась с нежным голосом, обладательница которого и в самом деле не выказывала ни капли страха.

– Вы пришли предложить мне сделку, – напомнил мужской голос.

– Нет, я просто предупредила тебя, чтобы ты не лез в это дело.

Я осторожно выглянула, стараясь рассмотреть говорящих. Женщина стояла ко мне спиной, и я пыталась понять, она ли вдова Бетанкур, или этот разговор вообще не имеет к бумагам никакого отношения. Внучка доктора Петтихью и вдова лавочника была, может, женщиной и небедной, но все же простолюдинкой, а посетительница дома номер два даже со спины по одежде больше была похожа на аристократку.

А вот молодого человека, почти мальчика, я в свете почти полной луны рассмотрела неплохо. Вот он-то как раз даже внешне был, как любил выражаться Гаррет, вельможей. Но, увидев его лицо, я моментально сунулась обратно в убежище и постаралась не издать от отчаяния ни звука.

Те же темные круги под красными глазами, осунувшееся лицо, а еще волосы – густые, видимо, от природы, сейчас они свисали безжизненной светлой соломой. Для меня это было особым знаком – няня часто говорила, что в старых легендах есть истина: здоровье юного узнается по волосам. Конец легенды я не помнила, кроме того, что в волосах была еще и сила…

Итак, если этот мальчик и есть Дикки Изен, то я даже тому, что сердце Гаррета дрогнуло, не удивлена.

– Вы сказали, что заплатите деньги, – продолжал Дикки.

– Потому что в них ты нуждаешься, – спокойно заметила женщина, – а в бумагах – нет.

– Да с чего вы взяли… – повысил он голос, но тут же подошел к ней ближе и зашептал так, что я уже с трудом его слышала. – С чего вы взяли, что я вообще их ищу?

Женщина пожала плечами.

– Потому что если я хочу о ком-то что-то узнать, я это узнаю. В этом Городе каждый второй рад расплатиться со мной если не деньгами, то информацией. Ты искал этого проходимца Гаррета – для того, чтобы он выкрал у Рольфа сделанный тобой горшок? Не смеши меня. – Она повернулась лицом ко мне, но тень падала так, что разглядеть ее как следует мне не удалось. – Даю тебе время до завтрашнего вечера. Где меня искать, ты знаешь.

Она быстро прошла куда-то вглубь двора, и я услышала, как заскрипела калитка. Я порадовалась, что не стала искать «официальный» вход, а пошла по неверному пути Гаррета, который всегда говорил, что если где-то есть кошачий лаз, не надо пользоваться дверью.

Дикки Изен постоял, глядя вслед ушедшей женщине, развернулся и ушел в дом. А я так и стояла, не зная, что предпринять. Не бежать же было за ним…

Не отрывая взгляда от дома, я ощущала, как мысли тяжело ворочаются в голове. Хоть я и поспала днем, но соображалось все равно туго.

Уверена я была только в одном – Дикки искал бумаги для себя, потому что болен. А значит, болен и Артемус – ведь не бывает таких совпадений, чтобы оба были замешаны в поисках лечения, оба выглядели одинаково паршиво и были здоровы.

На дереве, спрятавшись среди голых ветвей, тревожно вскрикнула птица.

Я очнулась и помотала головой. Решение, наверное, зревшее с сегодняшнего утра, выплыло на поверхность, не оставляя мне выбора. Я была готова на что угодно, лишь бы знать все наверняка и хоть чем-нибудь помочь.

* * *

Гаррет был дома, чему я немного удивилась, но не стала придавать значения. Он затащил меня внутрь и тут же запер за собой дверь.

Я оглядела его убогую квартирку и несчастным голосом произнесла:

– Я иду с тобой в Колыбель. И даже не спорь, это уже решено.

Глава 4

– Как забавно, – несколько равнодушно отозвался Гаррет.

– Очень. У меня к тебе масса вопросов. Кто из них сказал тебе про бессонницу? – спросила я, бесцеремонно отодвигая его в сторону и проходя в квартиру – я сильно продрогла. – Вдова или Дикки?

– Оба, душа моя, – недовольно объяснил Гаррет. – Я же должен знать, чего искать.

Я прошла в комнату, снисходительно оглядевшись – здесь вообще никогда ничего не менялось – и нашла себе старое, пахнущее мышами кресло. Гаррету определенно стоило чаще бывать дома.

– А теперь скажи, – потребовала я, – когда они приходили. И сколько дней прошло между приходом вдовы и Дикки. А еще – Хранителей.

Гаррет задумался, опершись на косяк.

– Вдова пришла, как ни странно, поздно вечером. Сама знаешь, простые люди в это время сидят по домам.

Он замолчал, а я чуть не взвыла.

– Из тебя приходится каждое слово клещами тащить! Ты тогда обещал вдове подумать, – напомнила я.

– Угу, – буркнул Гаррет. – Не очень-то мне улыбалось снова тащиться в это проклятое место.

– А Дикки?

– Он… пришел где-то через пару дней.

Я сцепила руки в замок, бездумно оглядывая квартиру – всюду пыль, грязные окна, и лишь кусочек кухни, что мне был виден, сиял чистотой.

– И ему ты сразу дал согласие?

– Нет, – пожал он плечами. – Только после того, как с этой же просьбой заявились Хранители. Ну… тогда было уже глупо упускать такой шанс.

Это мне совсем ничего не объяснило. Ну, допустим, что Дикки имеет уши у вдовы…

Я зарылась руками в волосы, массируя виски.

Интересно, чьи именно. А вдова – у Хранителей? Это почти невозможно. Хотя кто-то из ее должников мог что-то случайно услышать, когда поставлял продукты в орден. Но скорее всего – не услышал, а увидел. И распознал? И вдове пересказал? Все Хранители носят богатую одежду, должник этот мог попытаться скосить свой долг информацией. Как-то слишком запутано, все должно быть куда проще, гораздо проще…

– Глупо, – согласилась я, отнимая руки от висков и поднимая на него взгляд. – Правильно я понимаю, что отдать бумаги ты собираешься Хранителям, а вдове и Дикки сунуть… ну… какие-то незначительные отписки?

Он отошел от двери, сел на пол напротив меня и широко улыбнулся, как нажравшийся сметаны кот.

– Ага. Только тс-с, я тебе этого не говорил.

– И тебе все трое говорили о вечной бессоннице?

– Точно. Записи, те, которые я принес тебе, с нарколепсией, никому не интересны. Я уже сто раз себя спросил, зачем я их вообще оттуда вынес.

– А ты себе не задавал вопрос, откуда и Бетанкур, и Дикки, и Хранители прознали о странной болезни, которой, кажется, никто и не болел? Я поговорила с Донной – она новенькая у нас. Она мне сказала, что нарколепсией болел отец друга ее мужа.

Гаррет засмеялся и закатил глаза. Родственные связи всегда вызывали у него приступ смеха.

– Я даже заподозрила, что это Изен, – чуть повысила я голос, начиная на Гаррета злиться, – но Изен сгорел в пожаре в Колыбели, а того бедолагу укусила лиса.

Гаррет фыркнул.

– Не смешно, – отрезала я. – Скажи, а когда ты наводил справки о нашей вдовушке… Не она поставляет продукты в орден?

– Нет.

Черт.

– Но один из ее крупных должников. По какой-то там договоренности лавочник получает от Хранителей только себестоимость, а за наваром каждый месяц является лично наша сладкая дамочка.

Теплее. Значит, Бетанкур явилась к Хранителям за расчетами, увидела у кого-то симптомы… вот и покупатель на ее товар. Меня как холодной водой обдало: не Артемус ли вел с ней эти самые дела? Это было бы странно, ведь в ордене было полно умеющих считать послушников, но именно Артемус всегда любил общаться с обычными людьми.

Теперь еще один вопрос: как узнал обо всем Дикки Изен?

Я поднялась с кресла и без разрешения прошла в кухню. Сияющее чистотой и каким-то даже подобием уюта помещение приятно радовало глаз. На небольшом очаге висел старый закопченный чайник. С сожалением я обнаружила там чай, хоть и вкусный, но это однозначно было не то, что мне сейчас требовалось.

– А старик Рольф и вдова как-то связаны? Гаррет, у тебя есть кофе?

– Вряд ли, – усомнился проследовавший за мной Гаррет. – Она дает заказы Громиле, ну и Косому Джону. Рольф – не ее поля ягода. Извини, все выпил несчастный послушник, явившийся за мной от Хранителей.

Я недоверчиво посмотрела на него, открыла шкаф и увидела банку кофе. Гаррет тихо хмыкнул у меня за спиной.

– А ты знаешь, что Дикки – всего лишь ученик Рольфа? – я решила не обращать внимания на его шутки. – Гаррет, тебя не смутило, что почти нищий парнишка предлагает тебе дом, а сам остается вообще ни с чем? Вот откуда и как он узнал про бумаги? И да, знаешь, он не так-то прост и мил, как тебе показалось…

Я коротко пересказала разговор, который подслушала. Гаррет озадаченно хмурился и морщился, а потом серьезно спросил:

– Энни, они точно тебя не видели?

– Нет, разумеется, – опешила я. – Правда, никаких заклинаний я не накладывала, да с ними это и ни к чему. А что?

– Впечатление, что эту сценку они как для тебя разыграли, – засмеялся он. – Тайны, тайны и недоговоренности. Ну, допустим, Дикки в таких делах совсем не искушен, но вдова-то точно не стала бы прилюдно обсуждать подобные вещи.

– Вот скажи, – предложила я, снимая чайник и ставя на его место кастрюлю с чистой водой, – Изена лечили от нарколепсии. Так считалось и считается, судя по бумагам. Как вдова смогла мало того что понять, что никакой нарколепсии и в помине нет, так еще и распознать симптомы вечной бессонницы что у Изена, что у Хранителей? Если она увидела кого-то… – Артемуса, с содроганием подумала я. – Сколько ей было лет, когда сгорела Колыбель? На вид ей примерно тридцать пять. Откуда она могла знать, что есть еще и записи о вечной бессоннице? Колыбель сгорела, когда она еще и не родилась. Были какие-то семейные архивы, и она их прочитала? Предания, легенды о великом предке-лекаре? А еще, – вспомнила я, – Мафусаил говорил, что у Бетанкуров по мужской линии проблемы с кровью…

Гаррет слушал меня в пол-уха, но тут очнулся.

– От кровотечения они умирают, – пояснил он, – то ли дед, то ли отец ее мужа скончался от какой-то пустяковой ранки. Неудачно разделывал свинью, – пожал он плечами.

– Гаррет, оставь в покое свинью, – попросила я, хотя уже поняла, что одной загадкой стало меньше. Случай этот я помнила, хотя и по рассказам. – Узнать бы, кто тот отец друга мужа Донны, и от чего он все-таки умер.

– Я пока узнал, почему умер сам Бетанкур. Так, на всякий случай, вдруг его вдова любит проверенные методы в виде яда… У него еще с молодости была какая-то рана, она постоянно открывалась, кровоточила. Я так понимаю, на своей Летиции он женился, надеясь на скорое пополнение в семействе, но она почему-то считала, что наследником обзаведется от кого поздоровее…

Я подумала, что в этом ее понимаю. Хотя так поступать, конечно, было невероятно подло.

– …Так что вдова к кончине мужа, скорее всего, не причастна. Сама знаешь, развод по отсутствию ребенка разрешен только, если брак у одного их супругов повторный, и от первого брака дети есть. Вдова, тогда еще супруга, играла наверняка.

– Гаррет, – вернула я его к проблеме, – почему нарколепсия и почему вечная бессонница? Это ведь не одно и то же. Я проверила. Симптомы совершенно разные.

– Не знаю, душа моя, – отрезал он. – Но кое-какая мыслишка у меня есть. Бедолагу Изена могли не лечить, а делать вид, что лечили. Ну, болезни вроде похожие, кто их там разберет…

Я на секунду опешила, а Гаррет недовольно добавил:

– Ну да, если я в прошлый раз вынес фальшивые записи, сделанные специально для отвода глаз.

– Тоже вопрос, кому это было надо, – пробормотала я. – Хотя очень похоже, что так и есть. Изен ходил в морг во время приступов – так написано в тех записях, которые ты принес.

– Если это тоже не сфабриковали, – заметил Гаррет.

– А Донна говорила, что приступы нарколепсии – это внезапный сон. Сон, а не прогулки в морг, понимаешь?

Гаррет охотно кивнул, а я насыпала в воду кофе и, ожидая, пока он закипит, уселась на подоконник и пристально взглянула на Гаррета.

– Расскажи-ка мне про Колыбель.

Все равно я смогла упорядочить только часть мучающих мыслей, да и то не столько узнала правду, сколько нашла хоть какое-нибудь приемлемое объяснение.

– Колыбель, душа моя, ад наяву с тремя лицами, – по оживившемуся лицу Гаррета я поняла, что он готовился к этому вопросу. – Ночлежка, сумасшедший дом и сиротский приют. Изен был среди тех девяти сумасшедших человек, которых содержали в Белом зале, как самых опасных. Считалось, что сироты и пациенты друг друга не видят, но однажды малышка Лорил обнаружила себя сидящей перед одним из психов, и он писал ее портрет. Знаешь, прежние натурщики его пошевелились, за то и поплатились жизнью, а псих – свободой. Лорил оказалась умнее, она вытерпела. Но везение ее длилось недолго. В колыбель пришла Гамалл и завладела кожей Лорил, чтобы выдать себя за нее, а тело Лорил похоронили в усыпальницах форта Айронвуд. В убийстве обвинили того самого живописца, Нувио, – ему было мало портрета Лорил, он зачем-то прихватил и ее окровавленную ночнушку, – и во избежание новых смертей к нему применили чрезвычайную меру – лоботомию… Пациенты об этом прознали. Потерять себя самого не хотят даже психи, душа моя, и они подняли бунт. Все, кто мог, спасались в запертых помещениях…

– Колыбель сгорела, – напомнила я, наморщив лоб.

– Это точно. Некая Рэнфилд, повитуха, попавшая в Колыбель как поджигательница, ей в конце концов и оказалась. Каждый в бунте проявил себя, как мог, и как все время жаждал. Смотри, Энни, ни один из пациентов не был там без вины.

– Значит, и Изен тоже, – пробормотала я.

– Не знаю, не зна-а-аю, – протянул Гаррет. – Изен теперь вообще загадка. Колыбель задышала душами сгоревших в аду. И говорят, что живым из нее никому не уйти.

Кофе вскипел и я, поспешно соскочив с подоконника, сняла его с огня.

– Но ты ушел, – пожала я плечами, ища взглядом кружки. – И ты идешь туда снова. Жадность, Гаррет, не доведет до добра.

– Если возможно вложить больше страданий в историю одного дома, то я не знаю, как, – проигнорировал меня Гаррет. – Но нам с тобой интересны не психи, а призраки. Их там больше нет – не было, когда я уходил, но кто знает, что случилось за это время. Была там история то ли с больной, то ли с сиротой, которая забрела в складское крыло и там умерла от голода, заблудившись. А кое-кто до старости рисовал силуэт Колыбели вместо подписи… Опять же ведьма. Я сомневаюсь, что она жива, ведь Хранители пользовались раньше глифами, а к человеческой магии относились прохладно, хоть и изучали. И то не все. Гамалл была высокомерной, и любила противников недооценивать, как меня, например…

Лицо Гаррета на мгновение стало довольным, но потом он сник и продолжил:

– Но она была сильна и хитра, мертвец из нее вышел бы отменный, под стать самой Колыбели.

Я содрогнулась.

– Все еще не передумала?

– Нет, – твердо сказала я.

– Ла-а-адно, – протянул Гаррет. – Но явно не моя воровская душа тому причиной. Признавайся, Энни, зачем тебе идти в Колыбель.

Я прекрасно знала, что Гаррет спросит меня об этом. Но я и сама себе не могла ответить. Потому, что я должна была быть уверена – если действительно болен Артемус, то я сама должна сделать все для его спасения? Или должна подстраховать Гаррета, чтобы он выбрался оттуда с нужными записями? Второй вариант я была бы готова выдать Гаррету, но приберегла на потом.

– Что Изену могло понадобиться в морге? Он постоянно туда ходил, – перевела я разговор, так и ничего не ответив. – Зачем?

– Что – зачем? – раздраженно буркнул Гаррет, протягивая руки к кружке с кофе, которую я только что наполнила. – Он же псих, душа моя.

– Зачем, – повторила я. – Гаррет, та женщина, призрак. Она повторяла «зачем».

– По-моему, неупокоенные души или призраки любят выяснять причину своих смертей.