355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дана Арнаутова » Белая ворона (СИ) » Текст книги (страница 1)
Белая ворона (СИ)
  • Текст добавлен: 30 сентября 2017, 14:30

Текст книги "Белая ворона (СИ)"


Автор книги: Дана Арнаутова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Дана Арнаутова
Подари мне пламя. Белая ворона

Пролог

Тик-так, тик-так… Серебряные стрелки старинных напольных часов замерли, показывая полдень. Бом! Часы ударили – и далеко за окном над центром Лундена раздался первый удар колокола Большого Тома. Бом-бом! – вторили им часы… Полдень! Время ланча для деловых людей, а мастеровым и пообедать пора, они давно на ногах. Бом! Бом! Славься, город Лунден, сердце Империи! Процветай под мудрым правлением великой королевы! Бом…

Последний удар башенного колокола погас в душном летнем воздухе. Но в кабинете дорогой ресторации было прохладно, а приятный сумрак берег уставшие от безоблачного знойного дня глаза посетителей.

– Значит, вы уверены, что студентка нас не подведет?

Немолодой человек в темном форменном камзоле одной из важнейших государственных служб покрутил в пальцах бокал с вином, разглядывая его на свет. Поднес к лицу и вдохнул, оценивая букет благородного напитка.

– Исключено, ваша светлость, – почтительно отозвался его собеседник, не притрагиваясь к своему бокалу. – Тье Уинни собирается делать карьеру в юриспруденции, и любой скандал для нее означает гибель всех надежд. Вот если бы она была актрисой, например, или дамой полусвета, фотографии с Монтрозом эту самую карьеру неплохо бы подтолкнули. Она бы нам еще и спасибо сказала.

Лэрд милостиво улыбнулся, оценив шутку.

– Ну, хорошо. А если эта провинциалочка перестанет ненавидеть Монтроза? Ненависть – штука эфемерная… У девиц она часто улетучивается, если негодяй хорош собой или не жаден. Александр кружил головы и не таким женщинам… Помнится… Впрочем, неважно. Если она в него влюбится?

– Тогда, ваша светлость, – ответил собеседник, – мы просто изменим подход. Если тье Уинни не выполнит наши указания из мести и ради будущих выгод, мы объясним ей, что иначе пострадает сам Монтроз. Уверяю вас, любые чувства, которые провинциальная мышка начнет испытывать к Монтрозу, мы сумеем обернуть в свою пользу. Девушка достаточно умна, чтобы быть полезной, но совершенно неопытна в отношениях с мужчинами.

– А вероятность того, что она влюбится, вы тоже рассчитали? – усмехнулся лэрд, пригубив вино.

– О, ваша светлость, эта вероятность всегда равна одной-единственной пропорции, – позволил себе еще одну почтительную шутку собеседник. – Пятьдесят на пятьдесят. Либо влюбится, либо нет. Женское сердце, знаете ли…

Про себя он подумал, что вероятность данного исхода равна практически ста процентам, погрешностями можно пренебречь. Гораздо сложнее рассчитать, что Монтроз, при его характере и склонностях, сделает с девчонкой, которая его предаст? Ничего хорошего, можно ручаться.

– Вот в том и дело, – слегка поморщился лэрд, снова отпив из бокала. – Слишком много неопределенностей. Я понимаю, почему нельзя было использовать его фаворитку, она глупа и истерична. Понимаю, почему вы не сунулись к его любовнице из клуба – та, напротив, умна и слишком тесно связана с Монтрозом. Но зачем вообще использовать именно женщину? Что, больше ни у кого нет доступа к тому, что нам нужно? Его подчиненные, слуги в особняке…

– Слуги – слишком большой риск, что попадутся или что-то напутают. Экономка ему предана, как и единственный техник, имеющий доступ к нужной нам информации.

Собеседник лэрда в очередной раз вздохнул про себя, вынужденный объяснять столь очевидные истины. Все-таки его начальник безнадежно отстал в некоторых отношениях от прогресса, мысля категориями доастероновой эпохи и своей развеселой юности.

– Главная сложность в том, – продолжил он проникновенно, – что нельзя привлечь внимание самого Монтроза. Мы в безопасности, только пока он сам не помнит, каким сокровищем облконкурсыадает. Когда попытка просто купить его контору со всем содержимым провалилась, я вас предупреждал, что это риск. Но тогда нам повезло, Монтроз слишком обожает свое детище, он даже предположить не смог, что его драгоценный «Корсар» нужен кому-то не сам по себе, а как обертка к чему-то другому. Если он поймет, что нам требуется…

– Тогда проблему можно будет решить иначе, – жестко сказал лэрд, и маска скучающего расслабленного аристократа на миг слетела с него, обнажив истинное нутро – хищного зверя, задремавшего, но в любой момент готового вцепиться противнику в горло.

– Это на самый крайний случай, милэрд, – тихо сказал его собеседник, преданно глядя в светло-голубые, словно выцветшие, глаза с красными прожилками – след не злоупотребления алкоголем, как считали непосвященные, а очередного покушения, на этот раз ядом. – Королевский стряпчий Монтроз – не та фигура, которую можно убрать безнаказанно. У него в копилке столько тайн, что при любом намеке на их раскрытие половина Лундена кинется искать нового владельца своих секретов. А нам рано использовать этот козырь. Притом он любимчик королевы. Только Паучьей службы ее величества не хватает в нашей маленькой интриге. Нет, ваша светлость, умоляю вас… Можно покупать, грозить, шантажировать… Но только не убивать. Пока – не убивать.

– Не считайте меня дураком, милейший, – бросил лэрд, поднимаясь из кресла. – Я не хуже вас понимаю, что стоит на кону. Помните о сроках. Все должно закончиться к Лугнасаду. А если из-за Монтроза сорвется сами знаете что, нам обоим смерть покажется милостью.

– Я помню, ваша светлость, – прошелестел его собеседник, тоже вскакивая с проворством, удивительным при его солидном телосложении. – Все идет по плану, уверяю вас!

Проводив высокого гостя к выходу из кабинета, он вернулся к столу, одним махом выпил свое вино, как обычную воду, скривился. Совершенно неудачный год был для виноделия. Только такие зазнавшиеся снобы, как его светлость, поднявшиеся из грязи на волне Великого Взлета и купившие титул за несколько вагонов астерона, могут ценить вино за громкую марку, а не за истинные качества. Впрочем, это мелочи. Главное, что удалось убедить его светлость не торопить события. Сейчас начало лета, до Лугнасада еще почти два месяца. За это время хорошенькая провинциалочка принесет им искомое на блюдечке. Его светлость – идиот. Вещь можно украсть, и она будет принадлежать новому владельцу. Опасность знаний в том, что их можно копировать, и каждая копия обладает все тем же смертельным действием. Ничего, если к Лугнасаду все разрешится в их пользу, то еще через пару месяцев, к Мабону, его светлость сам окажется на таком прочном крючке у своего скромного помощника, что не сорвется с него никогда.

– Ах, милая-милая тье Уинни, – сказал он вслух, заглядывая в пустой бокал. – Скромная провинциалочка. Глупышка, мечтающая о карьере стряпчего. Ну кто мог знать, что один из блистательнейших кавалеров Лундена клюнет на такое забавное существо?

* * *

Стук в дверь был негромким, но очень настойчивым. Достаточно долгим, чтобы Маред проснулась, приподнялась, встряхнув головой, и поняла, что лежит в своей постели. Ах да, она же уснула здесь вчера, после того, что было в ванной.

– Да! – откликнулась она, ожидая горничную.

– Ваш утренний кофе, тье, – послышался мужской голос, и Монтроз собственной персоной нахально вошел в ее комнату. Одетый только в легкий шелковый халат, с еще влажными после купания волосами, лэрд королевский стряпчий выглядел расслабленным и довольным жизнью.

Окинул взглядом Маред и одеяло, которое она натянула почти до носа, лэрд сообщил:

– Вы удивительно сладко спите по утрам, я стучал минут пять.

– А вы решили исполнить роль горничной, ваша светлость? – настороженно съязвила Маред, следя за мужчиной. – Я не пью кофе в постели.

– В самом деле? – удивился лэрд. – Почему?

В его руках действительно была чашка. Белоснежная, изящно-хрупкая, дымящаяся… Пахло от нее так, что Маред невольно сглотнула слюну.

– Предлагаю обмен, – весело предложил Монтроз. – Вы дегустируете новый сорт, сваренный тье Эвелин специально для вас, а я сажусь рядом и развлекаю нас обоих светской беседой. Ну что вы вцепились в одеяло? Я и так прекрасно помню, что вчера вы легли без ночной рубашки.

Не дождавшись разрешения, он присел на кровать, закинув ногу на ногу, и протянул Маред чашку.

– Вы говорили, что это моя комната! – возмущенно выпалила Маред, не притрагиваясь к кофе.

– А разве нет?

Убедившись, что вытаскивать руки из-под одеяла она не собирается, лэрд вздохнул, поставил чашку на подоконник рядом с изголовьем кровати и посмотрел на Маред, развернувшись к ней. Кофе заблагоухал на всю комнату, и Маред снова сглотнула слюну, но упрямо отвернулась. Корица, кардамон, еще что-то…

– Я ведь могу просто пригласить вас к себе в спальню, – сказал Монтроз негромко и подозрительно мягко. – По условиям нашего договора вам придется встать, накинуть что-нибудь… Или даже не накидывать – так будет гораздо забавнее. Раз уж вам не нравится мое присутствие здесь – продолжим там. Хотите?

– Что вам нужно?

Маред попыталась отодвинуться к стене, но кровать была слишком узкой, чтобы это имело какой-то смысл. Зато Корсар сразу сел ближе, словно Маред нарочно освободила ему место.

– Чтобы вы перестали выпускать иголки хоть ненадолго. Я всего лишь принес вам кофе. И честно собирался этим ограничиться. Но теперь, моя дорогая тье, мне и вправду стало интересно…

Закусив губу, Маред смотрела, как его рука тянет одеяло за край, снимая его, и ничего не могла сделать. Монтроз в своем праве. Да, это ее комната, но если она выставит его сейчас, лэрд просто позовет ее в спальню. Прохладный воздух облил ее, как вода, с головы до кончиков пальцев рук и ног…

– Так я и думал, – улыбнулся лэрд, глядя на нее, словно кот, играющий с мышкой пока еще мягкими лапами. – Вы прелестно смотритесь спросонья. Такая милая, растрепанная, теплая и разомлевшая… Но вот просыпаться совершенно не умеете. Пожалуй, кофе в постель мы введем в ранг обязательного действия. Как и кое-что еще. Подвиньтесь еще немного, будьте милой девочкой.

– Разве вы не спешите на работу? – прошептала Маред, с тоской понимая, что надо было соглашаться на кофе и попробовать заболтать его светлость какими-нибудь женскими глупостями – а теперь поздно.

Подвинувшись к самой стене, она снова попыталась укрыться, но Монтроз отпихнул одеяло подальше и лег рядом. Маред кинуло в жар. Она лежала совершенно голая, а шелк халата не скрывал ни одного изгиба тела Монтроза. Если кто-нибудь войдет… И вообще – что он собирается делать? То, что не успел или не захотел вечером?!

– Разумеется, спешу, – согласился королевский стряпчий, проводя ладонью по боку Маред от шеи до талии. – И вскоре мне придется вас покинуть. Но не прямо сейчас. Чуть позже… Что вам снилось?

– Не помню.

Медленно и откровенно его ладонь вернулась вверх, погладила одну грудь и перешла к другой. Маред стиснула зубы – от сонливости не осталось и следа. Внизу живота от уверенных ласк Монтроза стало горячо, в щеки бросилась кровь, и соски напряглись с вызывающим бесстыдством. Хуже всего, что лэрд прекрасно это видел.

– Утро – лучшее время дня, – шепнул он, поглаживая ее плечи и шею, потом проводя пальцами по щеке Маред. – Не бойся, никто не войдет, пока я не позвоню. Может, заставишь меня опоздать?

– Ну что вы… – выдохнула Маред, отчаянно пытаясь отвлечься. – Вам этого нельзя, вы же начальник. С вас берут пример…

Лэрд хмыкнул, прижимаясь еще теснее, и сказал все так же весело:

– Какая ты молодец, девочка! Очень правильное понимание роли начальника. Тогда постараюсь побыстрее. Колени раздвинь.

Вспыхнув до ушей, Маред подчинилась, попытавшись отвернуться, но лэрд не позволил ей этого. Просунул руку, на которую облокотился, под шею Маред и мягко, но неумолимо повернул ее лицо к себе. Второй, свободной рукой, погладил ее живот и бедра. Наклонился, и поспешно зажмурившаяся Маред почувствовала на губах его теплые сухие губы. По спине пробежали мурашки, даже сильнее, чем от ласк внизу, которые Монтроз и не думал прекращать. Просунув руку, он гладил ее бедра внутри, не трогая пока самое сокровенное место, но подбираясь к нему все ближе легкими уверенными движениями. Сказал негромко:

– Поцелуй меня. И будь добра, по-настоящему, а не чтобы отделаться.

Изнывая от стыда, Маред неловко потянулась, уговаривая себя, что ничего нового в этом уже нет. Она ведь целовала Монтроза, и даже не раз… Внизу, где ее ласкали бесстыдные пальцы, уже разгоралась томная сладость возбуждения. Маред осторожно ткнулась губами в рот Монтроза, стараясь, чтоб не вышло слишком поспешно, и понимая, как глупо это выглядит.

– Обними, – подсказал ей невидимый из-за плотно прикрытых век лэрд. – Положи руки на плечи… Давай, девочка. Вот так… И колени согни.

Маред повиновалась, желая только одного: чтобы все быстрее закончилось. Неужели все-таки потребует отдаться ему прямо сейчас? Ну да, а чего он еще может захотеть от обнаженной женщины, которую держит в объятиях?

Она неловко и скованно от смущения закинула руки на горячие твердые плечи лэрда, погладила их, слегка согнула колени, чувствуя себя ужасно глупо и пошло. Покраснела еще сильнее, хотя казалось, что больше просто некуда. Судорожно вздохнула, когда чуть шершавые пальцы скользнули в ее увлажнившееся лоно. И снова вернулись к самому входу в женское естество, трогая, гладя, касаясь и дразня… Монтроз ласкал ее умело и бесстыдно, пользуясь откровенностью позы и при этом отвечая на поцелуй, по сравнению с тем, что творилось внизу, совершенно целомудренный.

От этого контраста хотелось то ли вжаться в постель, уклоняясь от бесстыжей руки, то ли податься ей навстречу, раздвинув ноги еще сильнее.

– Так, девочка, хорошо, – шепнул Монтроз, оторвавшись от ее губ и проходя цепочкой легких поцелуев от уголка рта и по щеке к виску. – Нравится? Утро должно начинаться приятно. Может, покажешь, как ты любишь? Сама…

Маред испуганно мотнула головой. Тронуть себя там? Только не это!

– Трусишка… – насмешливо протянул лэрд. – Ладно, оставим на будущее. Ты сейчас такая красивая, что жаль портить удовольствие. Тогда просто посмотри на меня. И не смей закрывать глаза. Если закроешь, мы все-таки опоздаем, потому что тогда я тебя возьму по-настоящему.

А пока он не собирается? Маред поспешно распахнула ресницы. Взглянула в мучительно близкое лицо: серебряный расплав зрачков, тяжелые веки, узкие губы. Уже знакомое настолько, что если бы умела, нарисовала бы по памяти каждую морщинку в уголках глаз и губ. И совершенно непонятное при этом, непредсказуемое. Вот о чем сейчас думает Монтроз? О ней, Маред? Или о работе? Или еще о чем-то? Глаза – непроницаемое серебро.

– Вот так, да, – согласился лэрд, вытворяя пальцами что-то невообразимое, а ведь всего-то начал гладить по кругу, нажимая в какое-то место, от которого словно посыпались искры удовольствия. – Не отводи взгляда, девочка моя. И руки не убирай. Колени – шире…

Едва сдерживаясь, чтобы не стонать, Маред вжалась спиной в постель, приоткрыв рот, задыхаясь от тягучих томных волн, заставляющих подаваться вперед. Стыд, не исчезнув, переплавился в особенно острое и горячее наслаждение, и Маред невольно дышала в одном ритме с движениями чужой руки, не отрываясь от пьяного взгляда напротив, утопая в нем и с жарким изнеможением понимая, что стоит лэрду захотеть большего, он это просто возьмет – и Маред не воспротивится.

Нет, она по-прежнему не хотела принадлежать лэрду королевскому стряпчему! И скажи сейчас Монтроз, что их контракт расторгнут, Маред бы убежала из особняка пешком, едва натянув свое старое платье.

Но прямо сейчас все стало совершенно неважным, кроме восхищенных глаз напротив и капельки пота на виске ласкающего Маред мужчины, прямо на бьющейся тонкой голубой жилке. Да, лэрд был и оставался извращенным негодяем и мерзавцем, но он хотел Маред, как никто и никогда ее не хотел, и это искреннее яростное желание будило в самых глубинах естества что-то темное, непристойно желанное…

И в какой-то момент жаркий сладкий прибой, прокатывающийся по телу, все-таки накрыл ее целиком, смывая остатки стыда. Глухо вскрикнув, Маред подалась навстречу, ткнулась лицом в горячий камень мужского плеча, сцепив пальцы на спине лэрда, задыхаясь и млея в горячей волне, бьющей из глубины ее собственного тела. Пальцы свободной руки Монтроза вплелись ей в волосы, властно потянули голову назад, и Маред покорно раскрыла губы, подставляя их под поцелуй, дыша запахом чистого мужского тела, смешанным с запахом кофе. Рассудок терялся от такого сочетания…

– Понравилось? – голос отстранившегося Монтроза был ровным и почти равнодушным, не вяжущимся с явным возбуждением.

Маред невольно облизнула губы, с тоской думая, что врать – пошло и глупо.

– Нет, – упрямо сказала она.

– Тогда скажи «благодарю, милэрд», – так же равнодушно предложил Монтроз, садясь на постели. – Раз уж не хочешь благодарить, как любовница, поблагодари, как прислуга.

Ну почему? Почему ему нужно было все так испортить? Парой слов свести все к пошлости и гадости куда сильнее, чем любой непристойностью до этого!

– Премного благодарна! – прошипела Маред, сбрасывая томное расслабление. – Правда, я вас об этом не просила! Но все равно очень благодарна! Пустите!

Она зло уставилась в лицо Монтроза, насмешливо и холодно скривившего губы.

– Милэрд, – скучающе напомнил стряпчий. – Это нетрудно, просто повтори.

– Благодарю, милэрд, – процедила Маред, отворачиваясь. – Можно мне теперь посетить ванную?

Ее трясло от ненависти и отвращения, причем не к Монтрозу, а себе недавней, разомлевшей, покорной, растаявшей… К тому безвольному существу, жадно ловящему внимание и ласку, словно это что-то значило и для нее, и для лэрда стряпчего. Одно хорошо: всякая тень удовольствия исчезла, растворилась в нахлынувшем омерзении.

– Можно, – безмятежно согласился Монтроз, откидываясь на подушки. – Только потом вернись сюда.

Прищурившись и закинув руки за голову, он следил за Маред, пока она торопливо куталась в просторный длинный халат.

Когда Маред яростно, до красноты, оттерлась под горячей водой и вернулась, Монтроз все еще лежал на ее кровати. А в комнату явно заходила горничная. Чашка с подоконника исчезла, но на столике у кровати стоял поднос с завтраком. Гренки с маслом и джемом, кофе – другой, обычный, сладости… Маред замерла у кровати, исподлобья глядя на Монтроза и раздумывая, как бы вежливо уклониться, – завтракать в компании лэрда стряпчего ей совсем не хотелось.

– Садись и ешь, – сказал тот обыденно, будто ничего и не было между ними, и постель смята просто от беспокойного сна. – Характер уже показала, теперь можешь расслабиться. Надеюсь, на вечер силы и настроение остались?

– Остались, – с вызовом буркнула Маред, не подходя к кровати. – Но позвольте напомнить, что если вы можете решать, опаздывать вам на службу или нет, то я такого удовольствия пока лишена.

– Я помню, – улыбнулся лэрд. – Не беспокойся, мы успеем. Я действительно разбудил тебя слишком рано, девочка.

Он встал, не обращая внимания, что халат, прихваченный только поясом, распахнулся, обнажая грудь и ноги, прошел мимо Маред к двери.

– У тебя еще есть время, – бросил на ходу. – Позавтракай и одевайся, я буду ждать у мобилера.

И вышел. Только когда шаги в коридоре окончательно затихли, Маред в изнеможении снова села на кровать. Было стыдно за все, что здесь произошло. А еще до глупых слез обидно за прекрасный кофе, который горничная унесла нетронутым, потому что он остыл. Тье Эвелин обидится, наверное… Или нет. Но все равно, утро испорчено. Чтоб его светлости провалиться!

Но как же он это делает? Руками, там, внизу… Неужели так может быть всегда, как только захочешь? Почему же Эмильен никогда…

Маред приложила ладони к горячим щекам и с тоской посмотрела на завтрак. Вдруг она все-таки успеет теперь поесть? Хотя бы кофе выпить…


Глава 1. Тени прошлого

Когда-то, на заре общего предприятия, была у них с Мэтью подцепленная неизвестно откуда присказка: если долго не занимаешься делом, дело начинает заниматься тобой. «Боуги знает чем оно начинает заниматься», – уточнял Мэтью, неспешно разгребая накопившиеся неурядицы. Он все делал медленно и с незыблемой надежностью, подолгу обдумывая, просчитывая и отмеряя не семь раз, как советует пословица, а все семьдесят семь.

Алекс же метался по поставщикам и клиентам, не расставаясь с фонилем ни на минуту, держа в памяти десятки, если не сотни, номеров, адресов и связей, лавируя в море пересечений нужных людей и служб. И при этом всегда знал, что Мэтью прикроет ему спину, взяв на себя чудовищный груз уже отлаженной ежедневной работы. Зато там, где нужно было думать на бегу, протискиваясь в случайные щели и ловя такие же случайные возможности, равных Алексу Монтрозу не было.

Однажды, не посоветовавшись с Мэтью, – решать пришлось на месте и мгновенно – Алекс вырвал из пасти у конкурентов сказочно выгодный контракт. Вырвал, сам шалея от собственной наглости: их крохотная транспортная конторка должна была из кожи вон вылезти, чтобы забрать срочный груз, застрявший в аравийском порту. В морских перевозках оба ни баргеста не разбирались, но Монтроз хотя бы с детства бредил морем, да и по-аравийски мог объясниться кое-как. В основном, конечно, ругательствами, что еще можно выучить у докеров и моряков?

Поэтому в Эль-Магриб отправился он, пока Мэтью на берегу выбивал перевозку по железной дороге: дело хлопотное, но уже знакомое до мелочей. Несколько суток Алекс дневал и ночевал в прокаленном солнцем порту, выцарапывая груз. Изучал и подписывал бумаги, не жалея, совал деньги всем, кто отвечал за передачу, а затем срывал голос на грузчиков, мешая бриттскую ругань с аравийской, и сам помогал таскать увесистые ящики… Затем он две недели спал в пропахшем ядреным мужским потом кубрике, мылся соленой водой, ел вместе с матросами пайковую солонину, запивая дешевым слабеньким вином, слушал морские байки и сам рассказывал о жизни в Лундене.

И довел все-таки, дотащил старенький, набитый под завязку сухогруз до нужного места – а там его уже ждали те самые конкуренты, резонно рассудив: к чему трепыхаться раньше времени, ведь наглый юнец и так везет груз именно туда, куда надо. Мэтью должен был приехать из Лундена утром, сухогруз пришел в порт накануне вечером, и Алекса спасли те самые моряки, у которых он за время пути стал своим, не хозяином, а таким же, как они, обычным парнем, отчаянно пытающимся выжить в хаосе Большого Взлета.

Это они, углядев на пирсе крепких ребят с обернутыми кожей дубинками, подняли тревогу и помчались выручать лунденца, не думая, что чужой товар не стоит их жизней. Потом, вспоминая ночь, разрезанную прожекторами и воем корабельной сирены, что врубил капитан, Алекс понимал, что и жизнью, и спасением проклятых контейнеров обязан простым работягам с раздолбанного, отслужившего свой век сухогруза. Тем, кто прикрыл его собой от наемников, пока Алекс с холодной ясной тоской думал, что если ему сейчас открутят голову и заберут груз, Мэтью придется платить неустойку, которая похоронит контору.

А утром приехал Мэтью с бумагами и охраной, и Алекс, до рассвета хлеставший со своими спасителями бренди под все ту же разогретую на спиртовке солонину, встретил его на пирсе. Корриган только хмыкнул, напоказ втянув ноздрями воздух, протянул: «Ну, Корсар…», увесисто хлопнул его по плечу могучей лапищей и отправил отсыпаться. Груз ушел по назначению, и Алекс, уезжая, оставил на сухогрузе сверх оговоренной платы все наличные деньги, что смог выгрести у себя и Мэтью. Потом в Лундене серьезные люди выразили неудовольствие такой прытью двух оборванцев из Западного района, но это уже было делом Мэтью – разбираться с подобным, Алекс же снова искал очередные контракты. И все шло как надо, и через год-два «Виадук» уже был именем, хорошим, крепким именем в перевозках.

Вот тогда Алекс и сказал, что уходит. Что хочет заниматься тем, к чему лежит душа, а не тем, что только кормит. Мэтью понял, он давно ждал этого, видя, как партнер каждую свободную минуту сидит с книгами, ездит в Университет и выматывается до черных кругов под глазами, пытаясь совмещать частные уроки и работу. Понял – и не обиделся. Они полюбовно разошлись, Мэтью честно и в срок выплатил его долю, пусть и постепенно. И никогда не узнал, что была еще одна причина, по которой Алекс решил держаться от лучшего друга подальше.

Причину звали Маргарет. Ясноглазая, тоненькая, смуглая валлийка улыбалась так, что для Алекса вечно пасмурный Лунден сиял, как знойный Эль-Магриб. Только вот улыбалась она не ему. На свадьбе Маргарет и Мэтью Алекс был почетным гостем – разумеется. И восприемником их единственного сына. У него на глазах Мэтью с Маргарет прожили пять завидных лет. Алекс приходил к ним отмечать праздники, баловал маленького Виктора, сорванца и всеобщего любимца. Видел счастье в глазах Маргарет, отчаянно похорошевшей после родов, и сам был счастлив горько-сладким счастьем отречения. Совесть Александра Монтроза была чиста: он бы лучше умер, чем бросил тень разлада между двух самых дорогих ему людей.

А через пять лет, когда Алекс уже крепко стоял на ногах и привычно отшучивался на вопросы, когда осчастливит какую-нибудь девушку предложением, Мэтью Корриган похоронил жену. Внезапная и быстротекущая болезнь крови. Лучшие целители, человеческие и эльфийские, только глаза отводили – что-то там было безнадежное в диагнозе… И солнечно-лучистая небесноокая Маргарет сгорела за пару месяцев: превратилась в тень, а потом тихо ушла, в одном из последних разговоров попросив Алекса присмотреть за ее непутевыми мужчинами. Алекс, старательно и умело улыбаясь, обещал присмотреть, пока она не вернется из больницы, ведь обследование – это сущие пустяки… И она, всегда и все понимающая, тоже улыбнулась с теплой и нежной благодарностью.

Мэтью больше не женился – и Алекс его понимал. Привести кого-то в дом после Маргарет? Для него это тоже было бы кощунством. Впрочем, женщины у Корригана были, разумеется. Но ни одна не смогла ему родить, и вторым ребенком Корригана стал его «Виадук», как единственным у Монтроза – «Корсар».

А сейчас, годы спустя, странно, сколько воспоминаний может вызвать расхожая фразочка о делах. Алекс отпил горячего сладкого чая, облокотился о перила балкончика, глядя на влажные клумбы под окном, ловя последние спокойные мгновения перед выездом на работу, и невольно задался вопросом, что сейчас делает Мэтью? Вот так, через годы дружбы, почти родства… как он мог? Какая прибыль стоит того, что было между ними? Редчайшего, бесценного чувства, что рядом есть человек, на которого можно положиться во всем.

Помнится, милая тье Уинни спрашивала, как Алекс поднимался вверх. Вот так и поднимался, вырывая каждый шанс взобраться еще хоть на ступеньку. Но это все слова, а как рассказать про темный жаркий азарт, когда удачная сделка висит на волоске и лишь от тебя зависит, вытянешь ли ее. Как рассказать хотя бы про ту ночь на пирсе?

Алекс поставил чашку на широкие перила, повернул руку ладонью вверх и всмотрелся в белую сетку мелких шрамиков, исчертивших ее нижний край у самого запястья. Это уже было потом, почти перед самым уходом из «Виадука». Хлопотная выдалась погрузка, не проще той, эль-магрибской. Только рядом был Корриган. Алекс тогда сдуру схватился за металлический трос, и тот, дернувшись, изорвал кожу ладони в лохмотья. В первые мгновения показалось – не больно, затем хлестанула кровь, руку обожгло, а во рту стало горячо и сухо. Когда все закончилось, Мэтью промыл ему руку все тем же непременным бренди, ругая по-черному за тупость – разве можно хвататься за трос, как дитя малое – Алекс же только глупо улыбался, и перед глазами плавали цветные круги, а ноги дрожали от запоздалого страха…

Он сделал еще глоток уже остывшего чая, покатал на языке пахнущую ликером жидкость. Когда-то казалось: вот разбогатеет – и станет есть только сладости, таким недосягаемым удовольствием они были в приюте. Разбогател и быстро наелся. Но привычка и любовь к сладкому чаю остались, как и уверенность, что он получит все, чего по-настоящему захочет. От особняка и мощного «Драккаруса» до подарка ко дню рождения – смуглой голубоглазой девчонки, что сейчас яростно ненавидит его, завтракая у себя в комнате.

С подарком, кстати, не все было ладно. Вчера вечером девочка так и отказалась от ужина, только пролепетала что-то неразборчивое на попытку ее разбудить и замоталась в одеяло, как гусеница в кокон. Для молодой здоровой девушки так устать после почти невинного развлечения в ванной комнате – странно. Впрочем, нет, это он сглупил. Ясно же, что девчонка просто вымоталась за годы непрерывной тяжелой работы. Сколько там она написала этих проклятых дипломных работ? И наверняка отказывала себе во всем… Знакомая история…

В кармане тренькнул фониль, сообщая о письме. «Доброе утро, милэрд, и хорошего вам дня». Что это с Незабудочкой? Проснуться так рано – да проще предположить, что Флория и вовсе не ложилась. Алекс написал ответ, но, передумав, нажал вместо этого кнопку вызова.

– И тебе доброе утро, моя прелесть.

Незабудка, вряд ли ожидавшая звонка, восторженно защебетала, и Алекс поморщился от неожиданного чувства вины. Нежная, ласковая, так искренне покорная и наслаждающаяся этим… Пожалуй, Флория с ним далеко не только ради денег, уж это он определить мог. Но как же с ней… скучно. «Именно скучно», – понял вдруг Алекс, откликаясь на милую болтовню фаворитки, что-то отвечая сам и не особо вдумываясь в смысл разговора. Все, что могла сказать Незабудка, он знал и так: очередная вечеринка, где она блистала, новая коллекция платьев от дорогой модистки, немножко сплетен… Все мило и простенько… Или нет? Словно неверная нота, какое-то слово в потоке щебета прозвучало фальшиво – и Алекс насторожился. О чем это Флория? Серия камерографий? У тьена АрМоаль? Того самого? Ах, тьен Венсан сам предложил? И уже Венсан, просто по имени?

– Ты согласилась? – поинтересовался он.

– Нет, милэрд, – томно откликнулась Незабудка. – Без вашего разрешения? Как я могла?

– Вот и хорошо. Ничего пока не обещай, моя прелесть. И не встречайся с тьеном АрМоаль без меня. Поговорим, когда увидимся.

– Да, мой повелитель, – игриво и жарко выдохнула в трубку фониля Незабудка, услышав обещание. – Я буду ждать…

И стоило бы действительно с ней встретиться и порадовать вниманием, только где взять время? Сегодня он обещал тье Уинни визит в школу вождения мобилеров. А потом обещал ей же еще кое-что – и при одной мысли об этом в паху сладко потянуло от предвкушения. Но Незабудка…

Алекс поморщился, глотнул совсем остывший и потерявший вкус чай. С Незабудкой – как с этим чаем – все остыло. И так ли нужно допивать выдохшийся напиток, пусть и сладкий, с любимым ликером, если можно заварить свежий, ароматный и горячий? Только вот Флория все же не чашка чая и не вещь, сколько ни сравнивай ее со статуэткой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю