Текст книги "Там, где растут подсолнухи"

Автор книги: Дафна Клэр

Ну, это уж слишком, решила Блайт. Она хочет, чтобы он рассказал о своих взглядах на семейную жизнь, а он никогда даже не заикался о каком-либо продолжении их отношений. И кто сказал, что у них будет продолжение?

Какое право она имеет осуждать его за отказ возиться с детьми, которые так дороги ей, но не имеют никакого отношения к нему?

Блайт не ответила на его вопрос. Чего она от него хочет? На этот вопрос не было ответа. Если только она не собиралась просить того, чего он никогда не сможет ей дать.

Джас расстегнул рубашку и, приподняв ее лицо, заглянул прямо во встревоженные карие глаза.

– Все равно. Я не хочу разговаривать. У меня есть идея получше.

Его нежный поцелуй, пока еще легкий, как прикосновение крыльев бабочки, вскружил ей голову. Она увидела, как тает ее сопротивление, как тонет она, путаясь в паутине чувственности, целуя его в ответ так жарко, как будто они были разлучены не считанные дни, а целые годы. Неохотно оторвавшись от ее сладких губ, он вздохнул, обдав волной дыхания нежную щеку, и прошептал:

– Как долго я не был с тобою.

– Но разлуки могло и не быть.

Она почувствовала, как он напрягся. Блайт снова увидела знакомое отстраненное, чужое выражение на его лице. Он снова сейчас уйдет. Ну уж нет, она его так не отпустит.

– Ты боишься детей? – обвиняюще произнесла она.

– Боюсь? – озадаченно переспросил Джас. Он изумленно посмотрел на нее.

– Не думаю, чтобы тебе приходилось много с ними общаться, – предположила она. – Они такие же люди, как и взрослые, Джас. Тебе очень понравится, если ты захочешь сам поиграть с ними.

Она вспомнила, как он однажды сказал, что не очень-то хорошо умеет общаться с людьми.

– Понравится… – Он почти выплюнул это слово. – Лучше заткнись, Блайт! – вдруг закричал он.

Она замерла, ловя ртом воздух.

– Что?!

Он сделал нетерпеливое движение и поднял глаза к небу, а затем снова взглянул на нее.

– Я был груб. Прости.

– Да, действительно. Я не понимаю…

– Вот именно, не понимаешь! – прервал он ее. Глубоко вздохнув, Джас добавил: – Зачем тебе это? Ты сама еще почти ребенок!

– Нет!

– Мне что, еще раз извиниться? – раздраженно сказал он. – Что ж, считай, что ты получила мои извинения. Теперь давай поговорим о чем-нибудь другом.

Он взял ее за руку и повел по пляжу. Рассерженная и обиженная, она молча плелась за ним. Они подошли к скалистому склону, и вместо того чтобы повернуть назад, Блайт отпустила руку Джаса и стала карабкаться вверх по отвесной поверхности, мокрой от недавнего прилива.

– Хочешь приключений? – Джас последовал за ней, глядя на нее с усмешкой.

Не улыбнувшись ему в ответ, Блайт стала пересекать скользкий неровный карниз, покрытый выемками, полными водорослей, анемонов и шевелящихся крабов.

– Будь осторожна, – предупредил ее Джас, когда она собиралась перепрыгнуть через одну из больших выемок.

Но Блайт удачно приземлилась и продолжала идти вперед, пока не остановилась на уходящем вертикально вниз краю скалы, глядя на волны, которые в хлопьях пены разбивались внизу. Соленые брызги обдавали ее лицо и одежду, оставляя темные пятна на футболке и шортах.

Сильные руки Джаса обняли ее, и он прошептал ей на ухо:

– Ты стоишь слишком близко к краю. – Он отступил, увлекая ее с собой.

«Слишком поздно», – отстраненно подумала Блайт. Она уже шагнула с края бездны и, теряя голову, окунулась в любовь к этому человеку, который совсем ей не подходил. Она взяла его руки, развела их, выскальзывая из его объятий, и пошла, удаляясь от него все дальше и дальше.

Ее глаза были полны слез. Их тонкие струйки на лице смешались с солеными брызгами моря. Блайт нетерпеливо стряхнула их и начала спускаться вниз, к песчаному пляжу.

Догнав ее, Джас мягко положил руки ей на плечи и спросил:

– Ты в порядке?

– Конечно. – Не поднимая глаз, она повернулась к нему.

Когда они дошли до ступеней коттеджа, она оттолкнула его и сказала:

– Спокойной ночи, Джас.

– Спокойной ночи?

Она поглядела на него устало и вновь отвела взгляд.

– Эта неделя была тяжелой.

– Ты меня наказываешь?

Она изумленно посмотрела на него.

– Конечно, нет.

Просто ей нужно было подумать обо всем, и без него. В его присутствии она не могла сосредоточиться. Джас наградил ее задумчивым угрюмым взглядом.

– Хорошо, – сказал он и крепко поцеловал ее в губы.

Она скованно ответила. Блайт боялась, что захлестнувшие ее эмоции заглушат голос здравого смысла. Уходя, Джас обернулся, бросив раздраженно:

– Увидимся завтра.

Глава десятая

Блайт была даже рада тому, что на следующий день у нее были запланированы деловые поездки и появился прекрасный повод забыться и не думать об отношениях с Джасом. Возвратившись, она поставила фургон в гараж, глубоко вздохнула и пошла по долине к старому дому, чтобы постучать в знакомую дверь.

Как и в первый раз, Джас Траверн выглядел заспанным и был небрит. Волосы растрепались, глаза покраснели. Пытаясь кое-как пригладить волосы рукой, он пригласил:

– Заходи.

– Господи, что ты делал?

– А что?

– Ты ужасно выглядишь. – Но, взглянув на него вновь, Блайт увидела, что в его покрасневших глазах прячутся искорки еле скрываемой радости.

– Прошлой ночью я не ложился спать, так что решил немного прикорнуть. – Он прошел в комнату и неопределенно махнул рукой в сторону кушетки.

– Ты работал всю ночь? – Блайт предпочла не садиться.

– Это того стоило. – Джас моргнул. – А сколько времени?

– Около пяти.

– Уже вечер. – Он потер глаза. – Мне надо принять душ. Подожди меня.

Он исчез, и Блайт стала осматривать комнату. Она подошла к клавиатуре у стены и слегка коснулась ее пальцами. Джас вошел свежевыбритый, с мокрыми волосами.

Блайт повернулась и, повинуясь внезапному желанию, попросила:

– Сыграй для меня.

– Что, сейчас?

– Пожалуйста, – проговорила она настойчиво.

Джас немного поколебался.

– Ну, хорошо.

Он сел перед клавиатурой и начал с вольной обработки мелодий старых песен, закончив песней «Отвези меня на луну». Потом последовала симфония «К радости» Бетховена. Блайт тихо отошла к окну, чувствуя, как музыка обтекает ее, наполняя комнату прекрасными насыщенными аккордами. Она чувствовала, как музыка проходит вибрацией через все ее тело. Не спеша она переводила взгляд от мужчины за инструментом к далеким белым волнам, катившимся к пенному прибою.

Последние прекрасные ноты замерли, Джас повернулся на стуле и посмотрел на девушку.

– Спасибо тебе, – тихо произнесла она, – это было чудесно. – «У человека, который так играет, не может не быть глубоких чувств. Или может?» – пронеслась в ее голове смутная мысль.

– Тебе спасибо. – Джас наклонил голову.

Чувствуя наступление момента истины, Блайт спросила:

– Что сегодня произошло?

– Сегодня?

– Прошлой ночью. Ты нашел решение?

Джас уставился на нее, его губы тронула улыбка.

– Ты просто колдунья.

– Я всегда могу сказать, в каком ты настроении, по тому, как ты играешь. И что ты играешь.

– Будь я проклят, – пробормотал он, – вообще-то ты права. – Он пытался говорить спокойно и уравновешенно. Но Блайт видела в его глазах сверкающий огонек и напряжение, с каким он сдерживал себя. – Если мои коллеги примут мое доказательство, то мне удалось то, ради чего я сюда приехал.

– Это просто здорово, Джас, – как бы со стороны она услышала свой голос.

Он подошел и встал рядом с ней у окна. Его руки обняли ее за плечи, но тут же между бровями над сияющими глазами появилась морщинка.

– Что случилось?

– Ничего. – Блайт облизнула пересохшие губы. Она не могла заставить себя радоваться его успеху. Но на некоторое время ей удалось притвориться. – Я просто счастлива за тебя. Ты должен быть очень доволен.

Желая поздравить его, она выдавила радостную улыбку. Джас наклонился к ней. Как только их губы встретились, его руки обвились вокруг ее талии. Он прижал ее к себе с пылом нарастающей страсти, заставил ее губы раскрыться и подавил всякое сопротивление ее мягкого рта.

Блайт крепко закрыла глаза, сдерживая подступающие слезы, судорожно вздохнула, обнимая его руками за шею. Ее дрожащее тело пылало и пело, хотя сердце рвалось на части. И когда он поднял ее на руки и понес в спальню, она сказала себе, что еще один раз не причинит ей особого вреда, и она сможет подарить ему свою любовь последний раз в час его триумфа.

Сегодня он любил ее как торжествующий герой. Его любовь наполняла ее замечательными ощущениями, переполнявшими и душу и тело. Наслаждение волнами прокатывалось по их телам, окутывая, охватывая, завладевая ими. Блайт возвращала Джасу любовь в полной мере, желая, чтобы эта ночь навсегда осталась в его памяти. Пусть это будет их последняя ночь.

Было уже поздно, когда она освободилась из его объятий. Джас спал. Блайт стала собирать свою разбросанную одежду. Луна стояла высоко в небе, ее окружали застывшие в холодном сиянии облака, и Блайт шла назад, к своему дому, по тропинке, укрытой призрачными черными тенями деревьев.

Она даже и не пыталась уснуть, проведя остаток ночи на крыльце, глядя, как бледнеют звезды и луна покрывает серебристой патиной беспокойное море. Блайт старалась убедить себя, что одно разбитое сердце – это еще не конец света. Звезды все так же будут сиять и завтра, и луна будет такой же бледной и круглой. А когда утром появится солнце, ряды подсолнухов в саду повернут к нему свои головки и будут следовать за его движением по небосклону весь день до самого заката. А потом свернут свои лепестки в ожидании нового рассвета.

У каждой вещи есть свое время… и время любить… и время оплакивать. Ее глаза были сухими, но ее душа обливалась слезами, а сердце разрывалось от боли.

На рассвете она поднялась с кресла-качалки, в котором провела все эти часы, и спустилась на пляж.

Джас нашел ее там на мягком холодном песке. Она сидела, обхватив руками голые колени. Блайт чувствовала его приближение и, когда он сел напротив нее, продолжала следить за волнами, накатывающимися на берег. Она считала их, пытаясь найти хоть какой-то порядок в их бесконечном хаосе.

Она где-то прочитала, что любовь – это теория хаоса в человеческих эмоциях, так что должна быть какая-то логика и в их отношениях. Их встреча не может быть простой случайностью, что-то свыше направляло их до этого мгновения.

– Я соскучился по тебе, – сказал Джас. Он коснулся ее головы и накрутил завиток пушистых волос себе на палец. – О чем ты думаешь?

– Я думаю о нас… и о теории хаоса. И о том, почему наука не придумала способа измерить человеческие чувства.

– И что?

Завиток соскользнул с его пальца. Блайт тяжело вздохнула.

– Ты как-то сказал, что все удовольствия преходящи. Ты никогда не думал, что это надолго, да?

– Не думал, – проговорил он, помолчав мгновение, показавшееся ей целой вечностью.

«Ну что ж, ты сама об этом просила», – сказала она себе, сжимая зубы, чтобы удержаться от крика. До этого момента она не отдавала себе отчета в том, как ей хочется, чтобы он разубедил ее, пообещал, что не покинет ее, что будет любить вечно.

«Так проще. Это решает хотя бы одну проблему, – усмехнулась она про себя с горькой иронией. – Вопрос о детях больше не стоит».

Она коротко и твердо кивнула.

– Да, хорошо, все… было… – Она хотела сказать «мило», но передумала и закончила: – Забавно.

Это была последняя попытка сохранить гордость.

– Забавно… – эхом откликнулся Джас. – Да уж.

Блайт нервно сглотнула, почувствовав боль в горле.

– Так когда ты… уезжаешь?

Джас снова ответил только после паузы. Его тон был насмешливым, но в нем слышалась затаенная горечь.

– Не терпится меня спровадить?

Она вскинулась, глядя на него с неожиданной злостью. Не раздумывая больше, вскочила на ноги, прежде чем он сумел подняться, отбежала на несколько шагов и, повернувшись, выкрикнула:

– Ты что думаешь! Конечно, жду не дождусь, когда ты уедешь! Я же всего-навсего люблю тебя, глупец!

Она замерла, тяжело дыша. Блайт слышала в ушах голос, кричавший ему о том, о чем она не хотела говорить. Он ведь не хотел ее любви. Он никогда не просил о ней. Только мягкий свет, иногда загоравшийся в его глазах, нежность его рук, страсть, когда он занимался с ней любовью, могли поведать Блайт о глубине его чувств.

Ужаснувшись словам, вырвавшимся у нее, она отвернулась и сказала:

– И если ты думаешь, что я буду спать с тобой до тех пор, пока ты не соберешься в путь, то сильно ошибаешься!

Она зашагала, увязая в песке, зная, что ей опять не удалось ничего от него скрыть. Она мечтала только дойти до дома, запереться там и никогда больше не выходить наружу. Хотя бы до того момента, пока он не уедет отсюда. Навсегда.

– Блайт! Блайт!

Он поймал ее за руку. Она с силой вырвалась, желая только, чтобы он не увидел, как она страдает от боли и отчаяния. Но Джас схватил ее, крепко удерживая на месте.

– Блайт, послушай… – зашептал он сквозь зубы ей в ухо.

Она подумала о том времени, когда была готова и рада его слушать и как ей приходилось вытаскивать из него клещами каждое слово.

– Нет! – вырывалась она. – Оставь меня одну!

Размахнувшись, Блайт хотела было пнуть его, но не удержалась, и они вместе упали на мокрый песок. Она оказалась сверху, на нем, но он быстро перевернулся и подмял ее под себя. Оба тяжело дышали. Блайт чувствовала, как высоко вздымается ее грудь. Их ноги переплелись. Ее сопротивление было сломлено.

По щекам Блайт все еще текли слезы, но она уже не плакала, а смотрела на него горячими, воспаленными глазами. Джас тоже смотрел на нее. Его взгляд был тяжелым.

– Я не хотел обидеть тебя, – проговорил он.

Она процедила сквозь зубы:

– Тогда слезай с меня! Ты слишком тяжелый!

– Ты же не жаловалась вчера ночью.

Он пошевелился, перенося часть своего веса на локти, но не отпуская ее.

– Блайт, что ты только что прокричала?

Она кричала о том, что любит его.

– Я уже пыталась сказать тебе об этом раньше, – напомнила она.

– Но только тогда, когда мы занимались любовью. Я не могу поверить, что ты и в самом деле это чувствуешь.

– Что ж, можешь и сейчас мне не верить, – проговорила она сердито. Если он не способен ответить на ее чувства, она вовсе не собирается приносить ему на блюдечке свое измученное и кровоточащее сердце.

– Я просто думал…

– О чем ты думал? – поддела она, когда он замолчал.

Его голос был почти не слышен, губы едва двигались.

– Что… любовь тебе слишком просто дается.

Слова Джаса словно обожгли ее, и она впилась взглядом в его измученные, как у раненого зверя, глаза и содрогнулась от еле сдерживаемой ярости.

– Так, может, ты не веришь и тому, что ты был у меня первым?

Джас сдвинул брови.

– Нет, этому я верю! Во что я никак не могу поверить, так это в то, что я буду последним, – с горечью произнес он. – Мне не следовало позволять нашим отношениям зайти так далеко. Если бы я только понял, что ты девственница, до того, как было слишком поздно… Хотя вряд ли это меня тогда остановило бы, – признался он. – Я больше не в силах был противиться желанию заполучить тебя в свою постель. С таким же успехом можно сопротивляться восходу солнца. Чего я никак не ожидал, так это того, что ты меня полюбишь.

Блайт отвела от него взгляд.

– Пусть это тебя не беспокоит. Я как-нибудь проживу без тебя.

– Тогда ты счастливее меня. – Его голос звучал угрюмо. – Я никогда не забуду тебя, моя солнечная девочка.

Когда их взгляды вновь встретились, ее глаза блестели от подступивших слез.

– Ты принесла в мою жизнь потерянную когда-то теплоту и краски – пусть и ненадолго. Я буду помнить о тебе до конца моих дней.

«Как мило с твоей стороны, – раздраженно подумала она. – Он предпочитает лелеять воспоминания, хотя мог бы иметь рядом живую женщину».

– Я никогда не встречал такого человека, как ты, – продолжал Джас. – Такого открытого, честного. Девушку, полную света, похожую на цветок. И как цветок, раскрывающую лепестки навстречу каждому новому дню. Прекрасную, совершенную, созданную любить и быть любимой. Ты приходила ко мне снова и снова. Даже тогда, когда я отталкивал тебя. Приходила со своей милой улыбкой и доверчивыми глазами. А как твои глаза удивленно раскрывались каждый раз, когда ты узнавала что-то новое, какую-то мелочь, которую не знала раньше.

Блайт усмехнулась.

– Словно ненужный тебе надоедливый щенок, – пробормотала она едва слышно.

В его глазах вспыхнуло удивление.

– Что ты! Неправда! Ты была мне нужна! Когда ты рядом, словно всходит солнце, согревая все вокруг теплыми лучами.

Он наклонил голову, и Блайт инстинктивно прикрыла глаза, чувствуя, как он губами осушает слезинки с ее щек.

– Нет! – прошептала она.

Джас что-то пробормотал, медленно приподнял голову и стал целовать ее, сначала нежно, так, что у нее сжалось сердце, а потом все более страстно. Он почувствовал, как ее руки начали скользить по его телу, неуверенно обвивая его. Его бедра все плотнее прижимались к ней. Джас нехотя отстранился и прошептал:

– Тшшш, Блайт. Не надо, пожалуйста.

Она попыталась сдержать слезы. Джас откинулся на спину, все еще обнимая ее, мягко запустил руку в ее спутанные волосы. Блайт спрятала лицо у него на груди.

Она зашмыгала носом и невнятно проговорила, но ее слова утонули в плотной ткани его рубашки.

– Я не хочу, чтобы меня жалели.

Он помог ей сесть, и она отвернулась от него. Снова шмыгнув носом, девушка промокнула глаза рукой, глядя на линию, где синее небо смыкалось с морем цвета индиго.

– Единственное, о чем я жалею, так это о том, что обидел тебя, – сказал Джас.

– Ну да, ты никогда не принимал меня всерьез, – она уставилась в песок, слушая его, – так зачем начинать сейчас?

– Неправда, – возразил он, – я всегда принимал тебя только всерьез. Но я знаю, что когда-нибудь ты покинешь меня ради лучшего любовника.

– Да что с тобой такое? – вскрикнула Блайт, сердито глядя на него. – Или ты думаешь, что я слишком глупа, чтобы ценить мужчин твоего уровня?

– Нет.

– Наверное, я не в состоянии следить за ходом сложных математических доказательств… выкладок, – поправилась она, – но если кто-то и скучал, так это ты, когда пытался объяснить элементарные вещи так, чтобы поняла даже такая идиотка, как я.

– Ты совсем не идиотка! – возразил он. – Ты умная, смелая и решительная. И потрясающе красивая. – Не обращая внимания на ее протестующий возглас, он продолжил: – И я не мог поверить, что такая девушка, как ты, способна хотя бы дважды взглянуть на такого человека, как я.

– Да, представь себе, способна! – с жаром произнесла она.

Он покачал головой и стиснул руки.

– И ты это сделала. Мне так жаль, Блайт. Я не думал, что все зайдет так далеко. Я не должен был позволять тебе любить меня.

– Нет, не должен был! – вскричала она. – Если ты не способен полюбить меня в ответ!

Он поднял глаза и встряхнул головой.

– Ты не понимаешь.

– Так объясни мне! Ты должен мне все объяснить!

Он выглядел растерянным, но затем кивнул и с сожалением произнес:

– Я не хотел… проявлять свои чувства к тебе. Это было бы нечестно. Я старался держаться подальше от тебя. Только… когда ты появилась в моей жизни, я почувствовал, что до этого жил в темноте и вдруг взошло солнце и наполнило мой мир живительным светом. Лишь один человек заставлял меня чувствовать нечто подобное.

– Твоя жена. – Она всегда где-то в глубине души знала, что он еще не оправился от потери. Как могла она мечтать о том, чтобы заменить в его сердце первую и единственную любовь?

– Нет. – Он перевел дыхание, помолчал и с трудом проговорил: – Моя дочь.

Глава одиннадцатая

Блайт охватило странное чувство, как будто она вдруг потеряла вес и парит в невесомости.

– Твоя дочь?

«Так у него есть ребенок?»

– Ее звали Донна, – сказал он грустно. Голос Джаса сорвался, но он продолжил: – Она была в машине вместе с Шелли… с моей женой, когда пьяный водитель выехал на встречную полосу и врезался в них.

Блайт слушала его, раскрыв глаза.

– Шелли умерла на месте, – он отвернулся от нее, его лицо застыло маской скорби: – Донна умерла через несколько дней у меня на руках. – Он глубоко вздохнул, взгляд его остановился где-то на горизонте. – Некоторые люди тогда говорили мне, что все случившееся к лучшему.

– Из-за того, что она сильно пострадала? – тихо воскликнула Блайт.

– Нет. – Он надолго замолчал, прежде чем продолжить: – Донна родилась с синдромом Дауна. Конечно, мы были потрясены. Но когда я первый раз взял ее на руки… мое дитя, мою плоть и кровь… такую крошечную и хрупкую… то с того самого момента полюбил ее.

Лютый холод, сковавший за несколько последних дней сердце Блайт, понемногу начал таять. Она едва осмеливалась дышать.

Джас закрыл лицо руками. Его голос стал ровным и почти спокойным:

– Шелли поначалу не могла себя заставить даже смотреть на ребенка. Она не хотела кормить ее. Считала, что мы должны отдать ее в приют и попытаться родить нормального ребенка. Тем более что доктора не видели причин, препятствующих этому. Но я… просто не мог отдать нашу девочку.

– Шелли, наверное, потом передумала, – предположила Блайт, когда молчание затянулось.

– С нами многие разговаривали об этом, убеждали, что это большая обуза, но я настоял на своем. И мы забрали ребенка домой.

Блайт спросила:

– И твоя жена?..

– Сначала я думал, что она будет злиться, что наш ребенок не совсем здоров. Злиться на меня за то, что я не хочу забыть, что он у нас вообще был. – Джас оторвал взгляд от горизонта и взглянул на Блайт. – Я никогда не думал, что буду рассказывать тебе об этом.

«Он никогда не чувствовал, что я достаточно близкий ему человек», – подумала она уныло. Она была для него просто средством отвлечься, яркой игрушкой, кем-то, кто отвлекал бы его от проблем и позволял хоть на некоторое время забыть трагедию прошлого. Она не была тем человеком, кому он мог бы открыть свое сердце, с кем способен был разделить боль своих потерь.

– Продолжай, – попросила она мягко.

– Ты уверена, что хочешь это слушать?

– Продолжай.

– Наконец Шелли преодолела первоначальную неприязнь, – резко сказал он. – Шелли творила с Донной просто чудеса. Иногда она слишком многого требовала, но ей всегда удавалось получить от людей то, что ей было надо, – и Донна была очень терпелива. Когда ей исполнилось шесть лет, она уже могла сама одеваться и лишь на пару лет отставала от нормальных детей. Она была, – он остановился и прочистил горло, – она была счастливым ребенком с великолепной улыбкой и очень общительной. Мы оба любили нашу дочь.

«Должно быть, это их очень сближало», – подумала Блайт.

– Полагаю, для Шелли добиться успеха в воспитании… трудного ребенка было чем-то вроде компенсации.

– Компенсации чего?

– Компенсации того, что она разочаровалась в своем муже.

У Блайт перехватило дыхание.

– Разочаровалась? У нее был ты, и она разочаровалась?

Он слегка улыбнулся ей.

– Возможно, если бы ты прожила со мной несколько лет, то была бы сыта по горло мною и моими цифрами.

Блайт удивилась:

– Это она так сказала?

– Она часто говорила это. Мои способности к общению очень ограниченны, сама знаешь. В доме, где я вырос, детей не поощряли иметь собственное мнение. Я полностью ушел в мир чисел, а это вряд ли кого-то заинтересует.

– Неправда. – Ее семья проявляла живой интерес и понимание ко всему новому и необычному. Никто не останется равнодушным к идеям Джаса. – Ты же любил ее.

«Как могла быть Шелли такой жестокой?»

Джас сидел без движения в течение нескольких секунд, как будто не слышал ее.

– Я восхищался Шелли. Ею нельзя было не восхищаться. Когда мы встретились, я еще не знал, что такое любовь. Она была первым человеком, сказавшим, что любит меня.

А он так нуждался в любви и тянулся к любому человеку, который предлагал ее или хотя бы что-то близкое. Джас склонил голову, приглаживая рукой волосы.

– Некоторые мои сокурсники получили хорошую работу в большой корпорации сразу после окончания университета. Шелли ожидала, что и мне это удастся. Но я ушел в науку, лекции, статьи, научные труды. Она стала откровенно скучать в моем обществе.

Блайт открыла было рот, чтобы возмутиться, но он уже продолжал:

– Она общалась со своими более удачливыми друзьями, людьми, вращающимися в мире бизнеса. Приемы, бесконечные презентации. Видит Бог, она нуждалась в активной жизни, которая отвлекала бы ее от тягот и забот о Донне.

– А ты?

– Обычно я оставался дома, чтобы присматривать за дочерью. Шелли не возражала. Когда мы ходили куда-нибудь вместе или она приглашала гостей, то всегда предупреждала меня, чтобы я не утомлял людей своими скучными теориями.

– Но это совсем не скучно. Ты никогда не заставлял меня скучать.

– Прошлой ночью?.. – Он изучающе посмотрел на нее, криво усмехнувшись.

– Прошлой ночью?

Когда он так страстно занимался с ней любовью.

– В постели?

– Нет, не тогда. Раньше… когда я рассказывал тебе о своем прорыве в теории чисел. Тебе пришлось потрудиться, чтобы заставить себя выглядеть заинтересованной. После этого мы целовались, и ты была такой нежной и любящей. Я подумал, что это мне только кажется. А этим утром ты ушла.

– Джас…

Он не слушал ее.

– Шелли всегда говорила, что работа для меня важнее ее. И… она была по-своему права. В работе я находил удовлетворение. Но я хотел заботиться и любить. Годами я наблюдал за парами, семьями, чтобы понять, что же такое любовь на самом деле. Я прочитал гору книг. Вот только, возможно, из-за моего воспитания, так я думал, я не способен к настоящей любви. Только к сексуальным увлечениям. А это так непрочно. Думаю, Шелли нашла счастье с другим человеком. Может быть, это была любовь. Я не виню ее. Я пытался полюбить ее, но у меня не вышло.

– Но ты любил Донну.

Джас снова посмотрел на нее. Его лицо осветилось новым выражением.

– Я бы все за нее отдал.

– Даже отказался бы от своей работы?

– Да, если бы это помогло, – он ответил не задумываясь, – сию же минуту. Я предлагал Шелли, что, если она захочет делать карьеру, я буду сидеть дома, чтобы ухаживать за Донной. Но она…

– Что?

– Она подумала, что я пытаюсь отказаться от обязанности содержать ее и Донну, предлагая ей работать.

Блайт смотрела на него, не в силах поверить. Его глаза застыли, глядя в пустоту.

– И она посвятила все свое время и энергию тому, чтобы сделать своего ребенка настолько нормальным, насколько это возможно. Думаю, она боялась, что я лишу ее и этого, если захочу сам заниматься с Донной. Она так мне и не простила.

– Не простила чего? Того, что ты взял Донну домой? Но…

– Шелли чувствовала себя в ловушке, и этой ловушкой была ее любовь к Донне. Наш брак оказался неудачным, но ни один из нас не мог оставить нашу девочку. А потом… Потом произошла авария.

Блайт почувствовала, как слезы жгут ей глаза.

– Я хотела бы чем-нибудь помочь тебе. – Ей так хотелось заботиться о нем, хотя она знала – ничто не смягчит ему потери дочери, не восполнит лет, проведенных в браке, не оправдавшем его надежд на любовь и счастье. Ей было жаль его за все неудачи, преследовавшие его, как злой рок.

– Ты уже помогла, – Джас повернулся к ней, – ты научила меня настоящей любви. Не просто страсти и желанию, а такой, как в песне.

– В какой песне?

 
– Верь мне, когда младости юные чары,
Что вижу, любуясь твоей красотой,
Иссякнут, песком утекут между пальцев,
Как сказочный дар, что расстался с тобой.
 
 
Ты будешь любима не меньше, чем прежде
В момент сотворенья любима была
Не плачь о прошедшем, все в мире проходит —
Руины остались, где прелесть цвела.
 
 
Но ты, окруженная милыми сердцу,
Живи без печали и думай о них —
О новых побегах, зеленых и свежих,
Пока для тебя трепет жизни не стих, —
 

нараспев произнес он и замолчал.

Она улыбнулась.

– Старомодные сантименты, – смущенно признался он. – Но песня говорит об этом лучше, чем я смогу когда-либо.

– Джас, это признание в любви? – Блайт с затаенной болью взглянула в его лицо.

Он колебался.

– Солнце всходит и заходит вместе с тобой, – тихо произнес он. – Поэтическая гипербола.

Но слова звучали как чистая правда. Он говорил их от всего сердца.

Блайт задержала дыхание, внутри ее распускалось что-то теплое и чудесное, словно новый нежный бутон чувствовал приход весны.

Джас сказал:

– Я поклялся себе, что не буду пытаться удержать тебя. – Он замолчал, не в силах продолжать.

– Почему?

– Потому что привязать тебя к себе будет гораздо хуже, чем закрыть подсолнух в темной холодной комнате.

– Джас, что за чепуха? Почему ты так говоришь?

– У меня достаточно плохих воспоминаний. Я думаю, что никогда не знал, как любить женщину, и вряд ли теперь научусь. Я не хочу, чтобы твой свет померк.

– Ох, Джас.

– Я никогда не был таким открытым с людьми, как ты. Ты едва знала меня, а уже беспокоилась из-за того, что я не поддерживаю отношений со своими сводными братьями. Ты знаешь меня лучше, чем я сам. Я знаю, что ты все еще горюешь о своих бабушке и дедушке, хотя уже прошло немало времени с тех пор, как они покинули этот мир. Но ты всегда остаешься собой – солнечной, теплой и любящей. И я не имею права взваливать на тебя свое горе, боль и злость.

– Злость?

– Во мне еще много злости. Даже на невиновных. Я часто смотрел на детей и думал, почему это случилось с моим ребенком. Почему Донна, а не один из них?

Она посмотрела на него в ужасе. Он горько произнес:

– Я не горжусь этим.

– Все в порядке, я понимаю. – Она быстро вздохнула. – Так вот почему… ты не хотел видеть моих племянниц и племянника!

Его взгляд стал угрюмым, и он сказал:

– Я справился.

Его губы были плотно сжаты, и она почувствовала, что он снова замыкается в себе. Крепко сжав ладони, Блайт мысленно прочитала молитву, чтобы он вернулся к ней.

– Тогда почему?

– Это глупо. – Он пожал плечами.

– Мне нужно знать, Джас, – настаивала она, пожалуйста.

– Когда мы поехали в Опиату, – выдохнул он, – та маленькая девочка…

– Я помню, – проговорила Блайт. – Тебе должно быть было больно на нее смотреть.

– Я так завидовал этим людям, черной завистью. Я знаю, это нехорошо.

Блайт потянулась к нему и положила руку на плечо.

– Джас, они бы поняли тебя.

– Девочка была… так счастлива… так любима… и так мила, правда?

– Да. – Блайт положила голову ему на плечо.

– Я долго думал о ней той ночью, когда ты уснула. Ты была так прекрасна во сне. Я чувствовал, что ты послана мне Богом. И любил тебя, даже зная, что однажды ты покинешь меня, легкая как бабочка, которая присела на цветок и улетела. И это было самое ужасное. Так и с Донной. Любить ее, пока она была рядом, больнее, чем потерять ее. Думаю, в тот момент я прекратил злиться и ненавидеть других людей, у которых все хорошо и чьи родные живы.

– Но… – Блайт закусила губу.

– Я знаю. Когда ты попросила меня провести Рождество с твоей семьей, я чувствовал себя так, будто передо мной открылись врата рая и меня пригласили войти. Но я испугался.

– Чего?

– Отчасти того, что там будут дети. Я совсем не был уверен в своей реакции и в том, как они примут меня. И еще… Я продолжал обманывать себя, думая, что выживу, если порву с тобой. И знал, что знакомство с твоей семьей сделает расставание еще тяжелее.