Текст книги "Убежище идола"

Автор книги: Д. Графт-Хансон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

2. ПУТЕШЕСТВИЕ В МАНКЕСИМ

ебята проснулись еще до зари: очень уж они волновались. Первым встал Агьяман. Он подергал за ногу Боафо, тот что-то пробормотал, повернулся и разбудил чутко спавшую Опокуву. Все трое встали, скатали циновки и аккуратно уложили их у стены. Потом прошли в кухню и умылись, черпая воду из большого глиняного кувшина. Выйдя из кухни, они наткнулись на одну из служанок.

– Поднялись, значит, ни свет ни заря? – изумилась служанка. – А Нана Оту послал меня вас будить. Велел собрать все в дорогу, велел вам выкупаться… А ну-ка, пошли за мной.

Делать нечего, пришлось, бросив калебасы [18]18
  Калебáса —сосуд из высушенной тыквы, плода тыквенного дерева. В больших сосудах женщины носят воду; из маленьких делают кувшины, чашки, а также маленькие барабаны.


[Закрыть]в воду, идти за служанкой. Она привела их в ванную комнату и принялась мыть одного за другим. Опокува постаралась, правда, улизнуть – так со сна было холодно! – но служанка поймала ее у самой двери и окатила холодной водой из чана. Мальчишки чуть не померли со смеху, глядя на это зрелище. Зато потом их мужество было вознаграждено: всех троих повели в соседнюю комнату и выдали по новому фугу [19]19
  Фýгу —национальная одежда, тип длинного свободного балахона.


[Закрыть]мальчишкам и платье с цветочками – Опокуве. Она сразу же надела его и побежала показаться всем в новом наряде.

Тем временем рассвело. Большой дом жил уже своей обычной жизнью. Слуги сновали туда-сюда, выполняя последние указания вождя, и их резкие голоса звенели под сводами. Ребята вдоволь наелись горячей овсяной каши и присоединились к группе людей, собравшихся под тем же деревом, что и вчера. Подходили и подходили те, кто должен был сопровождать вождя в Манкесим. Боафо гордо зажал в руке конец веревки, к которой был привязан пес. «Сидеть!» – покрикивал он на пса, но пес и не думал выполнять строгое приказание. Он весело прыгал и дергал веревку, нюхал следы проходивших мимо людей, взвизгивал и тихонько скулил, вопросительно поглядывая на хозяина, – ему передавалось общее волнение, и он рвался в путь-дорогу.

Первые лучи утреннего солнца осветили крыши домов. Легкое движение пробежало по всем собравшимся, а потом голоса вдруг умолкли и люди повернулись к главному входу в личные покои вождя. Двери распахнулись, четверо слуг – самых высоких и сильных – вынесли паланкин. В паланкине восседал сам Нана Оту, а сзади почтительно шли старейшины. Один из слуг нес над вождем государственный зонт, высоко подняв его в сильных руках. Другой – говорящий барабан [20]20
  Говорящие барабаныв странах Африки – средство связи между племенами. Их «язык» понятен африканцам.


[Закрыть]на левом плече, а третий – резной рог, в который тут же и стал трубить.

Опакун Фунн, толкователь, и верховный жрец Окомфо Квеку Ампеа торжественно ступили навстречу вождю и, обойдя процессию, встали сразу же за паланкином. Они были готовы следовать за своим вождем: оделись, как подобает случаю, лица их были торжественны и серьезны, и они стремились быстрее двинуться в путь. Нана Оту тоже приготовился к свиданию со святыней: его бритое лицо, его руки и плечи были разукрашены золотым узором, богатое белое кенте [21]21
  Кéнте —огромных размеров ткань из хлопка и шелка, в которую заворачиваются наподобие римской тоги. Сшивают ткань из узких полос, украшают сложным узором. Надевают в торжественных случаях.


[Закрыть]переброшено через плечо. Черные перекрестные полосы, а между ними – три символа племен Абуры украшали кенте вождя. Да, это был настоящий вождь, и он плыл над толпой в своем паланкине, как и подобает вождю. Все было готово, пора трогаться в путь. Но люди чего-то ждали, и скоро ребятам стало ясно, чего именно.

Из дома вышел старец. Он шел медленно и спокойно, одет был в простое белое фугу, и его не окружали слуги. Но с первого взгляда было ясно, что человек он не простой. Два других старца, тоже в белом, так же медленно шествовали за ним, и один из них держал бутыль с джипом. Все трое, обогнув слуг и старейшин, прошли вперед и встали лицом к паланкину. Тот, кто пес джин, открыл бутыль, передал ее старцу. И старец заговорил, покачиваясь в такт собственным своим словам. Он говорил протяжно и громко и капля за каплей лил джин на сухую землю:

 
О великий Нананомпоу!
Этот джин прими и выпей!
Знаешь ты про паши беды,
Знаешь все без наших слов.
 

 
Нана Оту в Манкесиме
Будет говорить с тобою.
Нананомпоу! В путь далёкий
Ты его благослови.
 

 
Пусть вернется он с удачей,
Пусть благополучен будет,
Пусть хорошие нам вести
Принесет Нана Оту.
 

Старец закончил возлияние богам. Он перевернул бутыль, и остатки влаги впитала в себя изголодавшаяся земля. По толпе прокатился долгий пронзительный вопль. Процессия тронулась в путь – старец в белом фугу, джин, отданный земле, проложили ей путь.

Процессия двигалась по деревне, а по обеим сторонам дороги стояли мужчины, женщины, дети. Они стояли уже давно: они хотели видеть вождя во всем его великолепии. Вождь плыл мимо них в паланкине, и люди махали руками, и приветственные их крики долго еще висели в знойном воздухе. Жители Абуры взывали к богам, молили о благополучном исходе паломничества, желали здоровья и удачи вождю.

Но вот последняя хижина осталась позади, процессия вступила в лес – на тропу, ведущую в Манкесим. Путь был не слишком дальним, всего около пятнадцати миль [22]22
  Миля —мера длины, равная 1,6 километра.


[Закрыть], можно было идти не спеша. Вождь со свитой медленно подвигались вперед под сенью деревьев: Нана Оту, толкователь, верховный жрец, а потом уже все остальные, и в их числе – Опокува, Агьяман и Боафо с псом на веревке.

Солнце стояло уже высоко, и вечный мрак густого, дремучего леса чуть отступил перед ним. Опокува принялась разглядывать людей, сопровождавших вождя, – теперь у нее было на это время. Вот важно ступает верховный жрец, изо всех сил стараясь придать себе солидный вид. Но солидного вида не получается: в глазах у жреца тревога, на лице беспокойство. Боится он, что ли? Но чего ж ему бояться? Неужели Нананомпоу? Даже она, Опокува, не боится. Пока не боится, во всяком случае. А там будет видно… И потом, она пойдет к идолу не одна, с ней – Нана Оту и ее друзья, и он – верховный жрец племени. Она на него надеется. А он боится. Странно…

За жрецом и толкователем идет старший слуга. На плечах у слуги – ягненок, белый-белый, ни единого черного пятнышка на спине или голове. Ягненок этот – любимец самого Наны Оту. Он всегда сидит рядом с вождем, по левую его руку, всегда – даже когда Нана Оту беседует со своими старейшинами. Ягненка любит весь дом. Да и люди Абуры чтят его, пожалуй, не меньше самого Наны Оту, чтят и верят в его силу. К тому же ягненок удивительно славный – маленький, нежный, шерстка как шелк. Ребята полюбили его почти как своего пса, того самого, что так гордо шагает сейчас рядом с Боафо. Больше всех рада Опокува, она идет и не сводит с ягненка ласкового взгляда. Хорошо, что он отправился в путь вместе с ними, да еще вон как, с почетом: его несут на руках.

– Видите, как здорово, что мы прихватили с собой нашего пса, – отвечая своим мыслям, говорит Опокува. – Нана тоже ведь взял с собою ягненка…

Нана Оту услышал тонкий взволнованный голос и улыбнулся, глядя на девочку сверху вниз, из своего паланкина.

– Я вижу, и вы не оплошали: вон как радуется ваша собака…

Ребята переглянулись и с облегчением перевели дух. Они так боялись, что вождь рассердится, изо всех сил старались не попадаться ему на глаза. Хорошо, что он был занят беседой со старейшинами и не заметил сразу их пса. А сейчас они уже в пути, они идут в Манкесим – не гнать же бедную собаку обратно. Нана Оту, похоже, все понял. Он улыбнулся, покачал головой, но ничего не сказал – продолжал беседовать со стариками, окружавшими паланкин. Закончив беседу, он обратился к ребятам:

– Ну, как дорога? Не трудно? Вы не устали?..

Все трое дружно закричали, что нет, и стали наперебой спрашивать, что это за тропа, и далеко ли еще до города, и велик ли город Манкесим. Ребята засыпали вождя вопросами – слишком долго они молчали, – а он с удовольствием отвечал, потому что устал от серьезных бесед и впереди его ждало паломничество к великому идолу племен фанти.

Солнце пекло все сильнее. Скоро оно выкатилось на самую середину неба, и горячие его лучи безжалостно обрушились на путешественников. Слуга снова открыл зонт, высоко поднял над головой вождя. Тень падала и на ребят, шагающих теперь совсем рядом с паланкином. Прекрасно, что зонт был таким большим и давал такую хорошую, густую тень! И все же он не был так велик, как у вождя их деревни – ребятам дважды удалось повидать тот великолепный зонт. Зато этот был гораздо красивее: золотые, зеленые, красные клинья дорогой ткани составляют его круг. По кругу шла черная шелковая бахрома. В самом центре была изображена человеческая рука, сжатая в кулак, с указательным пальцем, поднятым прямо к небу. Вот какой это был зонт! Такого ребята не видели ни разу в жизни.

Опокува, конечно, не удержалась. Она затараторила сразу же, как открылся зонт. В самом деле, как могла она молчать, когда и без того взволнована тем, что вождь обратил на них внимание и даже говорил с ними. А тут – такой великолепный, такой необыкновенный зонт!

– Нана, – сказала она, подняв голову к паланкину, но передумала спрашивать о зонте и спросила о том, что волновало ее гораздо больше: – А почему святыня, к которой мы все идем, считается самой главной у племен фанти?

– Да, скажи нам, – поддержал ее Агьяман, – почему она называется так странно – Нананомпоу?

– О, это долгая история, – задумчиво протянул вождь. – Вам и в самом деле не терпится ее знать?

– Конечно! – воскликнули все трое.

– Тогда расскажи им эту легенду, Опанун Фунн, – обратился вождь к толкователю. – Ты ведь у нас лучший рассказчик и знаешь об этом больше любого из нас.

– Ну что ж, с удовольствием, – сказал толкователь и добавил с важностью: – Отрадно, что вы хотите знать кое-что из нашей истории.

Толкователь помолчал немного, потом заговорил, не глядя на слушателей, чуть подняв голову, словно что-то созерцая вдали.

– То, что я расскажу вам, поведал мне отец. Он был, как и я, толкователем нашего племени и слышал эту легенду от своего отца, а тот – от своего. История эта пришла к нам из далекого-далекого прошлого, она такая же древняя, как наш народ. Говорят, что когда-то народ фанти жил не там, где живет теперь. Все фанти спустились на побережье с высоких гор, пришли с севера, из-за великой реки…

– А почему? Почему они вдруг спустились с гор? – перебил толкователь Боафо: он не любил длинных рассказов и совсем не умел слушать.

– Раздоры и войны – вот что заставило фанти пуститься в далекий и опасный путь! – с горечью воскликнул в ответ Опанун Фунн. – Нас теснили враждебные нам племена. Они разрушили великую империю, созданную нашим народом. Нас притесняли в собственной нашей стране. Но народ хотел остаться свободным. Мы отказались служить поработителям и отправились на поиски новых земель.

– Нам говорили, что наши племена, племена ашанти, тоже спустились с гор, откуда-то с севера, – вставила Опокува.

– Да, конечно, – подтвердил Нана Оту.

– Это тоже – часть истории, – продолжал Опанун Фунн. – Когда-то племена ашанти и фанти были одним, единым народом. И только когда этот единый народ пришел в те края, где живут сейчас ашанти, племена разделились. Были среди наших соплеменников те, кто устали, те, кто отказались идти дальше. Другие по-прежнему стремились к югу. Те, которые остались, зовутся теперь ашанти…

– Понятно… – задумчиво кивнула Опокува.

– Но другие – потом их стали называть фанти – все шли и шли к югу, пока не достигли плодородных долин и не поселились в этих долинах. Там они сейчас и живут…

– А Манкесим, а Нананомпоу? Мы хотим знать о них, – снова ворвался в беседу нетерпеливый Боафо.

– Я как раз к этому и подхожу, – спокойно остановил его Опанун Фунн. – В те трудные времена, когда наши люди шли и шли к югу в поисках плодородных земель, три великих вождя вели их вперед. Их звали Одапагьян, Обурманкóма и Осóн. Они были сильны и бесстрашны, но они умерли прежде, чем народ наш достиг цели. Однако люди не оставили в чужих краях останки вождей. Они взяли их с собою и несли весь долгий путь к югу, пока не доставили наконец в Манкесим. Здесь они решили предать славные останки земле. Их захоронили в лесу, неподалеку от города, который стал столицей народности фанти, захоронили и воздвигли над останками вождей священный идол. Да, это были великие люди! Вот почему даже после их кончины все фанти им поклоняются и всегда, когда приходит беда, спрашивают совета у идола. Ущелье в глухом лесу, то самое, где захоронили останки, стало называться Нананомпоу…

Фунн замолчал.

– И мы увидим могилы? – нарушила молчание Опокува.

– Нет, нет, что вы! – Фунн так испугался, что мигом растерял всю свою важность. – Никто не знает, где похоронены наши предки.

– Никто? Даже служители Нананомпоу?

Фунн задумался.

– Ну, они, может быть, знают… Но они хранят это в глубокой тайне, и никто ни разу не пытался в нее проникнуть. Ущелье – место захоронения – мрачно и таинственно, оно темно и внушает страх. Да вы сами увидите, все сами поймете…

Фунн так говорил о таинственной долине, голос его так дрожал, что даже здесь, на далеком от нее расстоянии, ребятам стало не по себе. И псу тоже. Может быть, они вздрогнули, или поежились, или просто ему передался их страх, только он вдруг жалобно взвизгнул и поджал хвост.

– Ну вот, отныне вы знаете историю Нананомпоу, – сказал Нана Оту и погрузился в раздумье.

Они шли теперь сквозь густой кустарник, лес остался позади. Справа и слева, сзади и спереди – повсюду зияли грозные следы засухи. Тут и там попадались засохшие, словно сжавшиеся заросли ананасов, плантации бананов представляли собой унылое зрелище – пересохшие стебли, скукожившиеся листья, а то и совсем стебли без листьев. Трава почернела, обуглилась от зноя, красная сухая земля беззащитно лежала под солнцем. Хлопковые деревья [23]23
  Хлопковое дерево(сéйба) – очень высокое дерево с ноздреватым стволом; дает волокно, похожее на вату.


[Закрыть]стояли голые и понурые и не могли дать отдохновения и прохлады усталым путникам.

Нана оглядел убогую равнину, скорбно покачал головой. Старейшины тяжело вздыхали. Они знали, что сейчас будет, и они не ошиблись. Подул ветер, и все увидели клубы красной пыли и сухие, мертвые листья, летящие в этой пыли. Мгновение – и ноги усталых паломников покрылись толстым ее слоем. Еще мгновение – пыль покрыла их руки и головы. Волосы людей уже не были черными, они стали бурыми – их перекрасила густая красная пыль. Она заскрипела на зубах; запершило в горле; мучительно захотелось пить. А пыль все летела навстречу, а солнце жгло все сильней и сильней…

Но вот кустарник остался позади, люди подошли к огромному хлопковому дереву, стоявшему у самой тропы. Крик радости вырвался у ребят: зеленые листья покрывали дерево, вокруг дерева росли пышные зеленые кусты. Усталые путники расположились под щедрыми ветвями. Только Опокува даже не думала отдыхать. Она тут же принялась обследовать окрестности.

– Вода! – раздался ее ликующий вопль. – Смотрите, да тут целое озеро!..

И вправду – за деревом, в густой зеленой траве, притаилось лесное озерцо. Прохладная вода утолила жажду, люди напились и умылись.

– Уф, как вкусно! – отдуваясь, сказал Боафо и подпустил к озеру пса. Пес напился и, довольный, улегся в тени отдыхать.

– Это озеро мне знакомо, – сказал толкователь. – Его обнаружили давным-давно.

– А как оно называется? – тут же спросил Боафо.

– Еку Асо [24]24
  Áсо —означает «река». Озеро называется: «Река Éку».


[Закрыть].

– Еку Асо? – переспросила Опокува. – Какое смешное имя для озера!

– В самом деле смешное, – согласился Нана Оту. – Но оно названо так недаром: здесь тоже целая история…

Нана Оту полулежал в своем паланкине под сенью дерева: он отдыхал.

– Ой, расскажи нам! – тут же пристал к нему Агьяман.

И Нана Оту рассказал ребятам историю озера Еку Асо.

– Вам уже описали скитания нашего народа в поисках новых земель, – начал он. – Люди шли дальше и дальше к югу, и путь их лежал по раскаленной от солнца земле. Было жарко, немыслимо, невероятно жарко. Люди устали, их мучила жажда, а воды у них не было. Тогда они остановились на привал, разделились на группы и отправились искать воду. Они пошли на север и юг, на восток и запад, но воды не нашли нигде.

Во главе одной из групп шел юноша по имени Еку. А с ним – собака, большой черный пес, такой же, как ваш, ребята. Он-то, этот пес, и нашел воду. Он увидел скрытое в кустах озерцо, бросился к нему и залаял. Но Еку был человек осторожный. «Что это за озеро? Хороша ли в нем вода для питья?» – так думал Еку и не шел к воде. Но пса своего он не стал останавливать, и замученный жаждой пес напился из озера. И только потом, после верного своего пса, увидев, что с ним ничего не случилось, Еку испил воды. Он наклонился к озеру, сложил руки ковшиком и напился. И он понял, вот как Боафо, что вода в озере свежая и хорошая и что пить ее можно. Тогда он привел сюда своих людей, а потом весть о том, что Еку нашел озеро, разнеслась среди всех фанти. С тех пор озеро стало служить людям. А если кто-нибудь спрашивал, хороша ли вода для питья, ему отвечали: «Да это же Еку Асо!».

Так и повелось.

– Ой, как интересно! – всплеснула руками Опокува. – Сколько у нас легенд!..

– Теперь вы видите, что название озера вовсе не такое смешное, – нравоучительно заметил Нана Оту.

– Нет, нет, конечно, совсем не смешное, – смущенно оправдывалась Опокува.

Все как следует отдохнули и снова двинулись в путь. Солнце стало клониться к западу, но жара не спадала, и они шли так же медленно и устало, как прежде. Люди молчали, лишь иногда кто-нибудь ронял два-три ничего не значащих слова, чаще всего – что-нибудь о тропе, по которой они упорно продвигались вперед.

Спускались сумерки, когда вдали наконец показался Манкесим – цель их путешествия. Ребята заволновались, зашептались: сколько домов и хижин, какой большой город – гораздо больше Абуры. Люди невольно ускорили шаг, и тут до них донеслись грохот барабанов и звуки рога. Барабанщик из свиты Наны Оту тут же ударил в ответ в свой маленький, но звонкий барабан. Запел и рог, возвещая о прибытии вождя. Снова и снова долетал до паломников барабанный бой, и ему отвечал барабан из свиты Наны Оту. Барабаны переговаривались друг с другом и приветствовали друг друга, они радовались друг другу и говорили на понятном всем языке.

И вот на тропе показались жители Манкесима – они шли навстречу гостям.

Впереди приветственной процессии шагали горнисты и барабанщики, за ними – один из самых уважаемых старейшин города и толкователь вождя. Встречающие остановились на границе Манкесима – с того самого места, где они сейчас стояли, и начинался город.

Нану Оту остановился тоже. Толкователи обменялись приветствиями. Потом старейшина совершил торжественный ритуал возлияния богам и вместе с гостями медленно двинулся в Манкесим под звуки рога и барабанов.

…Нану Оту вместе со свитой поселили в самом центре города, в доме туфухина [25]25
  Туфухин —первый человек в племени после вождя.


[Закрыть]. Это был небольшой, но очень уютный, гостеприимный дом, и ребята быстро перезнакомились с его обитателями. Взрослые еще отдыхали после тяжелой дороги, а Боафо, Агьяман и Опокува уже носились по двору вместе со своими сверстниками.

Но Нана Оту отдыхал недолго: ему предстоял визит к вождю Манкесима. Вождь знал о его прибытии, и следовало поторопиться. Поэтому после ужина в сопровождении двух старейшин и толкователя Нана Оту нанес этот столь важный для всех визит. А ребята весь вечер просидели на веранде – слушали сказки про паучка Ананси [26]26
  Анáнси —паучок – герой сказок народностей Ганы.


[Закрыть]. Удивительные это были истории, никогда б они их не услышали, если бы не отправились в Манкесим. Опокува хохотала до слез, когда рассказывали, как храбрец Ананси отсудил корову у самого бога. Они сидели так до ночи, а потом хозяева, спохватившись, отправили ребят спать. Но прежде чем войти в комнату, Опокува остановилась и сказала друзьям:

– Ну, теперь я знаю, как мы назовем нашу собаку.

– Как? – с интересом спросили мальчишки.

– Мы назовем ее Мпóтсе! Мпотсе – мпотсе – экуáмба-нафéо [27]27
  Прелестный-прелестный, ну прямо ягненок!


[Закрыть], – торжественно провозгласила Опокува, и ребята с ней согласились.

Хорошо придумала Опокува! Теперь пес всегда будет напоминать им про Нану Оту с его белым ягненком.

3. ПАЛОМНИЧЕСТВО К НАНАНОМПОУ

тром ребят разбудил какой-то шум во дворе. Опокува проснулась, как всегда, первой и растолкала мальчишек.

– Пошли посмотрим, что там такое? – быстро заговорила она. – Скорее, скорей! – Она даже пританцовывала на месте от нетерпения.

Ребята наскоро оделись, вышли во двор и остановились как вкопанные: двор был полон людей. Пока они спали, пришли еще паломники. Пришли и привели с собой коз и овец – мальчишки быстренько пересчитали: десять коз и двадцать овец! Козы и овцы были привязаны посередине двора, шум стоял невообразимый. Двое слуг лежали, отдыхая, на земле, возле них стояло с десяток брусков соли [28]28
  Соль —традиционный предмет торговли в африканских странах; ценится очень дорого, практически заменяет собой деньги. Соль перевозят в виде брусков прямоугольной формы. От бруска откалывают небольшие куски и пользуются ими как разменной монетой.


[Закрыть]; какие-то люди тащили корзину с бутылями рома. Глазам удивленных ребят предстали несколько молодых слуг из Абуры – они понуро сгрудились в углу двора, отдельно от всех остальных.

И на веранде тоже были люди Абуры – мужчины и женщины. Они сидели, смеясь и болтая, кто-то растянулся на прохладном деревянном полу и пытался уснуть – ведь они двинулись в путь задолго до рассвета и шли, не останавливаясь, торопясь нагнать Нану Оту. Да, но зачем привели они с собой слуг? Почему бедняги стоят в углу, почему они так печальны? Тревога охватила Опокуву. Она тронула за руку Агьямана.

– Спроси, а? – сказала она, и Агьяман тут же понял, о чем она говорит.

Он кивнул и нерешительно приблизился к вновь пришедшим. Кого бы спросить? Может, этого – пожилого человека с неподвижным лицом, на котором застыла важная мина? Похоже, что он не из простых.

– Скажите, пожалуйста, – сказал Агьяман, – зачем вы привели сюда слуг?

Человек медленно перевел взгляд на овец и коз, потом сонно взглянул на слуг и неохотно ответил:

– Плата. Плата за совет великого идола…

– Как это – «плата»? – прошептала Опокува.

Она уже стояла рядом с Агьяманом, глаза ее расширились от изумления и страха.

– А так, – нахмурился толстяк. – Что ж по-вашему – идти к Нананому [29]29
  Нанáном —множественное число от «нана» (предок). Здесь говорится об идоле, якобы представляющем собой души трех великих предков народности фанти.


[Закрыть]с пустыми руками? Нет, мы ведем с собой коз и овец, отдаем идолу наших слуг, преподносим ему соль и бутыли с ромом. Таков обычай. Мы все отдадим Нананому, а он скажет, что нам делать, как избавить Абуру от великой беды…

– Значит, слуг отдадите тоже? – тихо сказала Опокува и подавленно замолчала.

Как это – отдать людей, живых людей, так же вот, как овец или коз? Ужасно!..

Однажды в ее родной деревне мать взяла ее на церемонию жертвоприношения. Целую неделю потом Опокуву мучили ночные кошмары. Но ведь мать тогда принесла в жертву всего лишь курицу…

– А что с ними будет, с этими людьми? – спросила она.

– Они будут служить идолу, – был ответ.

– Вот, значит, как… – вздохнула Опокува.

Она чуть-чуть успокоилась: она так боялась, что их принесут в жертву, убьют – как приносят в жертву животных… Она ведь слышала про человеческие жертвоприношения, их совершали, когда хоронили вождей, или их жен, или сыновей. Как это страшно – убивать живых ради мертвых! Почему? Спрашивать об этом не полагалось, так было всегда, но все равно – это ужасно!

– Пошли-ка, – дернул ее за руку Боафо. – Не собираешься же ты торчать здесь весь день? Если хочешь идти вместе с Наной Оту к Нананомпоу, конечно…

Ребята покинули двор с его шумом и суетой, с криками слуг и блеянием коз и вернулись в дом, чтобы позавтракать и переодеться. Через полчаса они уже выходили во двор, одетые в лучшие свои платья. Они подошли к тем, кто ожидал выхода Наны Оту, и встали рядом, серьезные и молчаливые. Люди, пригнавшие коз и овец, уже отдохнули – короткий сон восстановил их силы. Они отдохнули и тоже ждали теперь Нану Оту, держа в руках веревки, к которым по двое, по трое сразу были привязаны козы и овцы.

Нана Оту появился перед народом, когда солнце уже позолотило крыши домов. Нарядное одеяние окутывало его статную фигуру. За ним, как всегда, шли толкователь и четверо старейшин. Верховного жреца почему-то не было. Ребята переглянулись: как же без жреца-то? Разве можно идти без него к идолу? Опокува набралась смелости и спросила вождя.

– Он ушел в лес еще до рассвета, – спокойно ответил Нана Оту. – Он ищет травы для своих целебных снадобий… Не волнуйтесь, с ним все в порядке.

Вождь улыбнулся, погладил белого ягненка, стоявшего с ним рядом: должно быть, ягненок решил сопровождать своего хозяина к самому Нананомпоу.

Святилище находилось недалеко от города, и Нана Оту решил отправиться в путь пешком, не в паланкине. По правде говоря, дело было даже не в расстоянии, дело было в другом: не мог же он явиться к духам предков гордо восседающим в паланкине? Потому же Нана Оту не украсил свои запястья, как обычно, золотыми браслетами, а пальцы – кольцами. Он снял с себя все драгоценности и шел к идолу смиренным и строгим, и такие же строгие и смиренные шли за ним старейшины.

Жаркое солнце стояло в небе. Оно обещало новый, столь же жаркий день. И потому зонт заранее был раскрыт над бритой головой вождя. Процессия двинулась в путь. Ребята снова шли рядом с Наной Оту, а собака бежала за ними. Имя – то, что придумала для нее Опокува, – было слишком уж длинным, и Боафо предложил звать собаку просто Мпотсе. Все согласились, включая самого Мпотсе, который, казалось, был в полном восторге от своего звучного прозвища. Мальчишки без конца его теперь окликали, и всякий раз, услышав имя «Мпотсе», пес начинал прыгать и лаять и вилять черным хвостом. И чем дальше продвигались они в лес, тем веселее становился Мпотсе; он отбегал от ребят, скрывался в лесу, а потом выныривал откуда-то с другой стороны, прямо под ноги хозяевам; он весело «пугал» процессию и вообще резвился вовсю. А как же? Ведь никто больше не держал его на поводке, он был свободен и мог носиться сколько угодно, и это ему очень нравилось.

Но вот процессия вышла из города и влилась в густую толпу паломников. Люди шли к идолу из Манкесима, из соседних деревень, были здесь и местные и те, кто пришли издалека. Все шли молить о помощи далеких предков, у всех последней надеждой был идол. Однако Нана Оту недаром взял с собой барабанщиков: барабанная дробь, резкие звуки рога заставляли людей сторониться. «Дорогу вождю Абуры и его свите!» – выбивал дробь барабан. «Дорогу вождю Нане Оту», – пел рог. Люди расступались, образовывался узкий проход, и по этому проходу шел вождь Абуры и его свита.

Они шли и шли и видели, что наделала засуха. Куда девались кроны масличных пальм? [30]30
  Масличная пальмадает жителям Ганы орех (похожий по вкусу на урюк), из ядра которого выжимают пальмовое масло, а из пальмового сока делают вино.


[Закрыть]Пальмы – кормилицы края стояли сухие и страшные, с мертвыми от зноя стволами; хлопковые деревья поднимали к ослепительно синему небу голые ветви. Тропа вилась между выжженных солнцем полей и уходила в лес. Она была вытоптана и утрамбована бесчисленным множеством людей, шедших к идолу с мольбой о помощи и уходящих от него с надеждой в сердце. Желтая пыль висела над этой тропой, стояла столбом в неподвижном воздухе.

Наконец Нана Оту и его свита вошли в глухое ущелье. Деревья стояли здесь плотной стеной, густой шатер листьев закрывал небо. Темно и угрюмо было в ущелье. Там, наверху, вовсю палило жгучее солнце, но его лучи с трудом пробивались сквозь мрак священных дерев. Где-то здесь, рядом, скрытый за могучими этими деревьями, был спрятан идол. Ребята переглянулись, Опокува поежилась: как здесь неприятно, нет, не страшно, конечно, но неприятно, неуютно, непривычно как-то. Все трое чувствовали необъяснимое присутствие чего-то тревожного, и чем ближе приближались они к священному месту, тем ощутимее становилась тревога. Вот святилище уже совсем близко. Процессия невольно замедлила шаг, и в тот же миг откуда-то снизу, словно из-под земли, появились два человека. Казалось, они выбрались из какой-то пещеры, наверное, там, в пещере, и был знаменитый идол. Двое медленно шли навстречу процессии. Кто-то, похоже, предупредил их.

– Посмотрите, какие они страшные, – попятился Боафо.

– Да тише ты, глупый, – одернул его Агьяман. – Еще услышат… Кто знает, что тогда с нами случится?

Мпотсе откликнулся на появление жрецов хриплым яростным лаем. Он бросился на них так стремительно, что если бы Боафо не держал его за веревку, непременно искусал бы служителей Нананомпоу. Пес рвался с веревки, хрипел от злобы, и тогда Боафо схватил его поперек брюха и, несмотря на отчаянное сопротивление, поднял высоко в воздух. Ну, теперь им обоим влетит от Наны Оту! Боафо держал пса и чувствовал, как бешено колотится сердце Мпотсе, как он, теперь уже молча, вырывается из хозяйских рук. Пришлось прижать пса к себе и приласкать и погладить по теплой спине. А Опокува как уставилась на жрецов, так и стояла, словно зачарованная, не сводя с них глаз. Да-а-а… тут было на что посмотреть.

Длинные, пропыленные космы падали жрецам на плечи, на шеях висели бусы из огромных черных и белых бусин. Бусы свисали чуть ли не до живота, на бедрах болтались какие-то бурые тряпки. Глаза жрецов были обведены белым, белые таинственные знаки и полосы красовались на щеках и шее, на плечах и руках. Они, эти служители, были действительно страшноваты, недаром попятился от них Боафо. Тот, что постарше, держал в руке жезл – символ власти, в другой руке он зажал длинную тонкую жердь. Острие жерди было вымазано яичным желтком, на желтке прилипли куски скорлупы.

– Стойте, – сурово сказал жрец и стукнул оземь своим жезлом. – Зачем явились сюда? Отвечайте!

– Мы пришли к Нананомпоу за его мудрым советом, – вышел вперед толкователь вождя Опанун Фунн.

Выпрямившись, с достоинством, стоял он впереди всей процессии и тоже держал в руке жезл – символ власти. Верх жезла украшал золотой попугай.

– Принесли ли вы, как положено, подношения? – спросил жрец и, получив утвердительный ответ, полный почтения, продолжал: – Тогда передайте эти подношения ему, – и он указал на жреца, стоявшего чуть сзади.

Опанун Фунн тут же дал знак одному из старейшин, а тот махнул рукой слугам. Слуги подвели к младшему жрецу коз и овец, подали с поклоном соль и бутыли с ромом. Десятеро молодых слуг, опустив головы, тоже подошли к жрецам: их приносили в жертву идолу. Жрец кивнул, потом повернулся и пошел по узкой тропе. И новые слуги идола покорно пошли вслед за ним, уводя с собой скот и унося подношения. Скоро все они исчезли в ущелье.

«Куда их ведут? Что ждет бедняг в этом страшном лесу?» – думала Опокува, но спросить не смела, потому что вокруг воцарилось молчание. Тишина нависла над мрачной поляной.

Старший жрец проводил глазами слуг, и когда последний скрылся из виду, заговорил снова.

– Ну, Нана Оту, – сказал он и протянул жезл в сторону вождя, – подойди сюда. Один… – добавил он сурово, видя, что старейшины двинулись за своим вождем.

Нана Оту снял сандалии и приблизился к жрецу. Откуда-то из складок своего одеяния жрец вытащил кусок красноватой материи, такой же, в какую был завернут сам. Он сложил материю вдвое и еще вдвое, и толстая повязка легла вождю на глаза. Жрец туго завязал повязку на затылке у Наны Оту.

– Что это он делает? – шепнула Опокува старейшине.

– Так принято, – ответил тот, тоже шепотом.

– Но почему? – не отставала Опокува.

– Не знаю… Никто не знает, – качнул головой старейшина.