Текст книги "Молчаливый странник в Лондоне"

Автор книги: Цзян И

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Джон Булль не выходит из дома без зонтика

Зима в Лондоне заставляет дрожать любого. Даже те, кто не бывал в Лондоне, слышали немало историй про лондонскую погоду и особенно про зимние привычки. Наш великий поэт Су Дунпо так в двух строках сказал о погоде на острове Хайнань, что на юге Китая: «Здесь все сезоны – лето, но вот приходит дождь – и начинается осень». А я позволил себе написать две строки в той же манере о Лондоне: «Несколько солнечных дней вы ощущаете весну, но круглый год вас не покидает зима». Боюсь, эти строки вызовут у некоторых гневный протест, но все-таки я, видимо, прав.

Снег на просторах Хэмпстэд-хит

Развозчик угля под дождем

Думается, мужчины могут жить в Лондоне, не тратя слишком много денег на услуги портного. Двух-трех костюмов хватит надолго, если, конечно, вы не экстравагантны или не денди. В то время как в Китае мы вынуждены иметь, по крайней мере, четыре разных костюма на каждое время года. Я обратил внимание, что цвет одежды лондонцев в основном очень темный: коричневый, черный, темно-синий, словно тусклость погоды оказывает влияние на одежду. Молодые модники из высшего общества, говорят, подружились с яркими цветами, но мне они не встречались.

Одна китайская дама уверяла меня, что, встретив английскую леди на улице, она не сможет с уверенностью определить, принадлежит ли эта леди к королевской семье или она всего лишь продавщица, поскольку все женщины носят одежду примерно одного стиля и цвета. Качество материи, возможно, несколько отличается, но иностранцу таких тонкостей не понять. Я заметил: «Это объясняется английской демократией». Но про себя подумал: как знать, может, демократии помогает природа – однообразная лондонская погода не стимулирует разнообразия.

Мне часто говорили, что Джон Булль (прозвище типичного англичанина. – Прим. переводчика) редко выходит из дома без зонтика или заменяющей его трости, когда на дворе ясно. Я редко встречал лондонцев, шествовавших по улице с тростью, но зонтик, похоже, всегда с ними.

Стоило мне увидеть на улице человека с зонтиком, сомнений не было: это типичный лондонец, предусмотрительный и чувствительный к переменам погоды. Мне кажется, что привычка ходить с зонтиком укореняется в англичанах с юности. Я никогда не встречал школьника в Вестминстере [11]  [11]Я никогда не встречал школьника в Вестминстере – скорее всего, здесь речь идет не о простых школьниках в Вестминстере, а об учениках элитной школы Вестминстер Скул знаменитой как Итон или Хэрроу.


[Закрыть] без трех неизбежных предметов туалета: цилиндра, высокого воротничка и зонтика. Впрочем, каждая леди также имеет при себе зонтик, который я считаю элементом украшения ее одежды. Кстати, благодаря этой очень важной детали туалета англичане имеют репутацию людей осмотрительных и аккуратных. И я с трудом поверил в то, что, оказывается, в бюро находок на Бейкер-стрит всегда очень много зонтиков.

В Китае совсем не обязательно брать с собой зонтик, если в тот момент, когда вы выходите из дома, не идет дождь, поскольку погода у нас более предсказуема. Поэтому я никогда прежде не дружил с зонтом, да и в Лондоне долго не мог убедить себя купить его. К счастью, лондонский дождь очень редко становится ливнем, который бы насквозь промочил одежду Молчаливого Странника.

Как-то я прочитал очень интересный пассаж в древнекитайском памятнике письменности «Цзо чжуань», который относится к V веку до нашей эры. Он предлагает странную идею погоды.

«И вот заболел еще один маркиз в государстве Цинъ. Князь послал к нему доктора Хо. Осмотрев больного, он сказал: «Ваша болезнь неизлечима. Она вызвана не пищей, не какими-то демоническими силами. Вы находитесь под воздействием женских чар. И этот шарм ядовит, подобно загадочной болезни «Ку». Достойный маркиз умрет, и Небо не защитит его». «Значит ли это, что я не могу себе позволить близость с женщинами?» – поинтересовался маркиз. Хо ответил: «В высшей степени умеренно. Существуют шесть типов погоды, которые дают жизнь пяти вкусам, пяти цветам и пяти звукам. Избыточность любого из них приводит к болезни. Облачная, ясная, ветреная, дождливая, туманная, яркая – таковы шесть типов погоды. Они образуют четыре сезона и взаимодействуют с пятью элементами [12]  [12]Они образуют четыре сезона и взаимодействуют с пятью элементами – по древнекитайским воззрениям, мир вначале представлял собой хаос, состоявший из мельчайших частиц «ци». Они существовали в виде бесформенного тумана. Из легких, светлых частиц «ян» образовалось небо; из тяжелых, темных частиц «инь» – земля. Союз светлого начала «ян» и темного начала «инь» породил пять элементов (или стихий): Вода, Огонь, Дерево, Металл, Земля, от которых и происходит все во Вселенной. Связь между этими элементами может быть либо положительной, либо отрицательной в соответствии с формулой: Вода порождает Дерево, но уничтожает Огонь; Огонь порождает Землю, но уничтожает Металл; Металл порождает Воду, но уничтожает Дерево; Дерево порождает Огонь, но уничтожает Землю; Земля порождает Металл, но уничтожает Воду. Логически объяснить такое взаимодействие пяти элементов трудно. Это пытаются сделать только прорицатели. Пять стихий ассоциируются с множеством явлений и в природном мире, и в человеческой жизни.


[Закрыть]. Нарушение баланса приводит к ужасным последствиям. Чрезмерная облачность вызывает простуду. Чрезмерная ясность рождает жар. Чрезмерный ветер приводит к болезни конечностей. Чрезмерный дождь нарушает работу кишечника. Чрезмерный туман приводит к похотливости. Чрезмерная яркость плохо отражается на работе сердца. Женщины состоят в родстве с облачностью и туманом. Излишние связи с ними вызывают внутренний жар и заканчиваются загадочной болезнью «Ку»…»

Некоторые термины в этом пассаже не имеют прямого отношения к тому, о чем я пишу, но мне кажется, что наш древний гений уже в те далекие дни предсказал погоду в Лондоне и ее последствия. Вне всякого сомнения, чрезмерная облачность, излишний ветер и избыточный дождь должны быть причиной того, что каждый лондонец вынужден постоянно советоваться со своим доктором. У китайцев нет личных постоянных докторов, мы обращаемся к врачам, только если действительно заболели. А вот чрезмерный туман помог мне понять причину любви лондонцев к шотландскому элю и крепкому ирландскому портеру.

Но есть у лондонской погоды и одно преимущество – нет ничего интереснее, чем говорить о ней. Два чужих человека, которые совсем не жаждут познакомиться, могут сидеть в парке или в купе железнодорожного вагона и часами говорить о погоде. Если на каком-нибудь сборище разговор начинает затухать, кто-нибудь обязательно коснется этой всем интересной темы и всегда найдется балагур, который поддержит разговор. Я обожаю подобные дискуссии, в такие минуты мне кажется, что лондонцам вполне достаточно этого «погодного братства», в котором они дружелюбны друг к другу и нет у них желания завязывать более близкие отношения. Я часто слышал, что манера общения англичан отличается холодностью, похожей на их погоду, но когда они говорят о ней, то преображаются, становятся теплее. Мне особенно нравится выбор слов в прогнозах: «погода ожидается в основном сносная, умеренная, много изменений не предвидится» или «погода неустойчивая, временами дожди». Такие обороты речи великолепно объясняют лондонскую погоду. Они никогда не дают определенной картины того, что может произойти, но вы, конечно, догадываетесь: зонтик надо захватить в любом случае.

Если в зимнюю пору я встречался с кем-нибудь впервые, он чаще всего спрашивал, как мне нравится лондонская погода. Стоило мне замешкаться, спрашивавший, если то был мужчина, морщил нос и, как правило, восклицал: «Я полагаю, она вам не нравится». А вот леди пожимала плечами и бросала: «Она такая ужасная». Конечно, новые знакомые догадывались, каков будет мой ответ, но думали, что лучше опередить меня. Спустя некоторое время я нашел, как мне кажется, оптимальный вариант ответа: «Я уже привык к погоде». На это спрашивавший нередко восклицал: «О!» Одна китаянка, живущая в Германии, как-то написала мне: «Англичане самые понимающие и чуткие люди в мире». (Я надеюсь, она не подражает тем англичанам, которые говорят, что все английское – лучшее в мире.) «Когда вы впервые встречаете их или даже когда вы уже немного знакомы с ними, англичане никогда не спрашивают вас о личной жизни. А вот здесь, в Германии, или в других европейских странах, например в Италии, люди страстно жаждут узнать всякие подробности о жизни других людей. Мне нередко задавали, например, такие вопросы: сколько у меня денег, замужем ли я, каким бизнесом занимаюсь, какова моя зарплата. Эти вопросы приводили меня в замешательство и нагоняли скуку. А вот англичане всегда утонченно вежливы и спрашивают только о погоде…» Я не смею судить о других странах (сначала надо там побывать), но, размышляя об англичанах, все чаще задаю себе вопрос: а может быть, этой учтивостью и объясняется такая готовность англичан говорить о погоде?

Несмотря на все то, что я рассказал об английской погоде, особенно в зимнюю пору, мне все-таки она нравится своими отдельными нюансами. Когда в Лондоне начинается настоящая зима, листья деревьев опадают, а ветки и стволы становятся густо черными. Когда они предстают абсолютно голыми, открытыми для созерцания и демонстрируют сказочное переплетение своих ветвей, я чувствую такую красоту в этом естественном убранстве, какую описать невозможно. Эту прекрасную картину я не устаю наблюдать и люблю бесконечно долго изучать ее, находя все новые и новые оттенки. Большинство европейских художников нанимают натурщиков и натурщиц для своих работ, но мне кажется, они не столь естественны, какими должны быть, поскольку то, как им себя вести и какие и телодвижения совершать, диктует художник. Мне приходилось слышать, что великие мастера нанимают группу моделей и дают им возможность свободно двигаться в студии. Если художник увидит движение, которое поразит его воображение, тогда он попросит модель позировать ему. Конечно, это очень хороший метод. Но боюсь, что большинство бедных художников не в состоянии иметь большую студию и пользоваться услугами большого числа натурщиков. Что касается меня, то я предпочитаю смотреть на обнаженные деревья, которых так много в Лондоне, и делать это можно совершенно бесплатно. (Надеюсь, что министр финансов не предложит ввести в бюджет следующего года налог на деревья, узнав о том, что я использую эту ситуацию в своих интересах!) Мне нравится и уникальный цвет, который лондонская зима дарит домам, церковным башням, деревьям, изгородям на фоне серой и белой пелены тумана.

Однажды меня посетил китайский коллега – художник. Я знал, что он обучался живописи в западной манере и только что приехал в Лондон. К сожалению, это случилось зимней порой. И все-таки я предполагал, что он должен был постоянно искать натуру и все время рисовать, рисовать… Но, к моему удивлению, он сказал: «В Лондоне ничто не просится на полотно. Выходишь в город и видишь движение людских голов, табачные лавки, кондитерские. Все здания серые или темные, а деревья безнадежно черные. Здесь просто нечего рисовать». Излагая свои мысли, он выглядел очень разочарованным. Я убежден, что лондонцев, особенно художников, шокировали бы его слова. Такое первое впечатление китайского художника от Лондона не назовешь комплиментарным. Между тем, на мой взгляд, несмотря на погодные неудобства, лондонская зима – наилучшее время для путешественника. Он, конечно, найдет куда более выразительные картины весной, летом и осенью, но нигде, кроме Лондона, он не сможет увидеть такую необычную зиму. Я очень надеюсь, что мой знакомый художник успокоится и более внимательно и непредубежденно посмотрит на зимние пейзажи Лондона. А для моей кисти нет лучшего времени и места.

Будем откровенны, не так просто избежать простуды в лондонскую зиму. Что касается меня, то я всегда был готов к этому бедствию, как только осознавал, что зима близится, и никогда не пытался излечить болезнь, поскольку знал, что стоит справиться с одной хворью, как другая уже на пороге. Пусть все идет своим путем. Многие мои друзья оказывались в постели на несколько дней и порой едва могли говорить. Однажды мне посоветовали в качестве лекарства виски с горячей водой и лимоном на сон грядущий, и я настолько опьянел, что лишь наутро понял, что со мной происходит. Но я предположил, что у большинства лондонцев, видимо, есть свои средства избавления от простуды, и, понимая неизбежность напасти, стал коллекционировать названия лекарств от простуды, опрашивая лондонских аптекарей. Но постепенно понял, что названий слишком много, запомнить их практически невозможно, и отказался от идеи коллекционирования лекарств. Почти каждый день в газетах публикуются рекламы снадобий. Помню, как однажды в вестибюле отеля я разговорился с леди, пытавшейся вдохнуть через нос несколько капель гипохлорида. Когда она закрыла глаза и казалось, что вот-вот чихнет, это состояние передалось мне, и я с трудом удержался от чихания. Это было похоже на попытку сдержать смех, когда рядом кто-то заразительно смеется. Леди заявила мне о своем желании, чтобы кто-нибудь изобрел наконец лекарство, быстро вылечивающее от этой мерзкой штуки. А я заметил, что стал бы самым богатым человеком в Лондоне, если б нашел такое средство. Я с большим интересом просматриваю лондонские газеты зимой. Когда разглядываю фотографии, то обычно чихаю в знак симпатии. Помню кадр кинохроники: ранним утром за рабочими столами в офисе сидит сорок-пятьдесят человек. Следующий кадр – тот же офис, но во второй половине дня: работают лишь двое, остальные – простудились. В то время как на экране то тут, то там чихают, зрители издают те же звуки. Между прочим, это типичный звук зимнего Лондона.

Мне кажется, зимой яснее можно ощутить характерные черты англичан, нежели в любое другое время года. Хотя многие современные дома ныне имеют центральное отопление, немало семей все еще предпочитают камины, которые топят углем. Эти камины я бы нарек «первым прародителем нашей цивилизации». Я бывал во многих английских домах, и в памяти моей навсегда запечатлелась такая сцена: хозяин или хозяйка стоят на коврике перед камином спиной к огню. Я допускаю, что удобнее говорить с гостями и развлекать их стоя именно так, но хотелось бы знать, понимают ли они, что тем самым прячут огонь от других. Мне нравится наблюдать свободную игру трепещущего пламени, но порой приходилось смотреть на этот танец сквозь ноги хозяев. Брюки английских джентльменов очень узкие и облегающие и незначительно загораживают вид, но если у огня стоит хозяйка, возникает неловкая ситуация. Однажды я стал свидетелем забавной сцены в старом доме на площади Финсбери-Серкус, где я работал преподавателем. Там была большая комната для сотрудников, в которой стоял отличный камин. В то время как я сидел за столом и проверял работы студентов, один из наших глубокоуважаемых профессоров, худощавый, лысый и седобородый, направился прямо к камину. Повернувшись спиной к огню и поднеся монокль к правому глазу, он углубился в чтение. Его голова и ступни были зафиксированы в определенной позиции, а бедра и талия все время покачивались из стороны в сторону. Некоторое время я наблюдал за этими движениями, а затем прищурил глаза и снова взглянул на профессора. На этот раз его голова и ступни оказались вне поля моего зрения, и я видел лишь двигающиеся части тела. Это зрелище напомнило мне огромный маятник, какие бывают на массивных старинных часах. Надеюсь, читатели не подумают, что я делаю из профессора предмет забавы. Профессора действительно уважаемые люди, тем более в моих глазах. Ведь я приехал из страны, где высоко чтят старших. Кстати, теперь в этом доме на Финсбери-Серкус находится серьезная фирма, и вряд ли кто-нибудь увидит там такую забавную сцену.

В некоторых районах Китая зимой очень холодно. У нас тоже есть печки. Их конструкции очень разные в зависимости от географической широты. В моем родном городе Цзюцзян мы топим каменным углем, а жаровней служит большая бронзовая чаша на деревянной подставке. Ее обычно ставят посередине комнаты, и все домашние теснятся вокруг нее. Такие жаровни есть почти в каждой комнате, но в некоторых домах ради экономии ограничиваются единственной, передвигая ее из одной комнаты в другую. Свои спины мы не прислоняем к жаровням, но любим греть ноги на подставке, если она не слишком высокая. Ноги у нас часто холоднее других частей тела, ведь обувь у китайцев не кожаная, а матерчатая. Если подставка высокая, тогда мы греем над ней руки. Сильный холод у нас просто невыносим, правда, есть одно преимущество: климат в местах моего детства очень сухой, и много солнечных дней. Я не думаю, что лондонская зима гораздо холоднее нашей, но воздух в Лондоне такой сырой, что погода тяготит и люди жаждут перемен.

Однажды я отправился в парк Хэмпстэд-хит, чтобы посмотреть, что происходит там 5 ноября в память о Гае Фоксе [13]  [13]Однажды я отправился на Хэмпстэд-хит, чтобы посмотреть, что происходит там 5 ноября в память о Гае Фоксе – Гай Фокс – главный участник «порохового заговора» 1605 года, организованного католической партией против Иакова I и его министров. План заговорщиков предусматривал взрыв парламента в тот час, когда Иаков должен был произносить тронную речь. В подвалы парламента были помещены бочки с порохом, и поджог их был поручен Гаю Фоксу. Заговор был случайно раскрыт. Гай Фокс был схвачен и казнен вместе с другими заговорщиками. В ознаменование раскрытия заговора 5 ноября в Лондоне и других крупных городах устраивались народные празднества. По улицам носили соломенное чучело, изображавшее Гая Фокса, а затем сжигали его на костре. Этот обычай сохранялся в течение двух с половиной столетий.


[Закрыть]. На улицах вокруг Хэмпстэд-хит мне начали докучать подростки, переодетые в одежды стародавних времен; они просили «пенни для Гая». А затем я увидел, как в небо взлетели фейерверки и стали сжигать соломенное чучело Гая. Ко мне подошел пожилой джентльмен и поведал, что хотел бы повстречать настоящего Гая Фокса. Он смог бы стать истинным лидером оппозиции в Палате общин. Я не стал с ним полемизировать – лишь улыбнулся в ответ.

В мою первую лондонскую зиму мне особенно понравилась церковная служба в соборе Святого Павла для англичан накануне Рождества и для шотландцев перед Новым годом. Но самые забавные рождественские приключения случились со мной, когда я присоединился к жаждущим сделать покупки в эти дни на Оксфорд-стрит. Поскольку толпы покупателей появляются в рождественские дни каждый год, они вскоре перестали меня интересовать, а скорее заставляли вспомнить о том, что делают люди в это время на моей родине, и я грезил о доме, который был теперь далеко за горизонтом. Мы, китайцы, птицы домашние, и существует такой обычай: если у вас есть малейшая возможность приехать домой в конце года, вы должны это сделать. Во многих народных песнях звучит эта тема новогоднего возвращения в родные края. А вот что-то вроде частушки «Хорошая отговорка для студентов». Мы знаем ее наизусть.

 
Какая же учеба весной.
В летнюю пору так сладко спать.
Не успела прийти осень, а уже зима в пути.
Какая уж там учеба – Новый год – пора домой.
 

У нас нет традиции посылать поздравительные открытки к Рождеству, но есть традиция собираться накануне Нового года. Это наш главный праздник. Правда, согласно нашему календарю он наступает больше чем на месяц позже вашего Нового года. Это время, когда урожай собран, крестьяне отдыхают, разве что выполняют какую-нибудь работу по дому, а у торговцев горячая пора: они подводят финансовые итоги года. Этот праздник обычно длится несколько дней. В первые дни нового года всякие дела на время приостанавливаются, мы ничего не делаем, лишь наслаждаемся жизнью и развлекаем друг друга. В преддверии Нового года каждая семья, готовясь к нему, заготавливает впрок продукты, которые не портятся, – хотя бы на месяц. Когда моя бабушка была главой дома, она распоряжалась приготовить так много, чтобы хватило и на три месяца. Продукты консервируют разными способами, чтобы придать им особый вкус и аромат. Впрочем, я не буду рассказывать об этом в деталях, мой удел – грезить о том, что сейчас недоступно.

Цветущая зимняя слива

В цветочных магазинах Лондона зимой продаются самые разные цветы, но все знают, что их заставили цвести с помощью искусственных методов. В Китае цветущая зимняя слива – мэйхуа – самый любимый всеми цветок. Мы зовем его «всем цветам – голова», потому что он расцветает раньше других и отличается очень сильным характером, что позволяет ему цвести, невзирая на жестокий мороз и снегопад. Я тоже его очень люблю и собрал много стихотворений наших великих поэтов, а также картин выдающихся художников, посвященных нашему любимцу. Я и сам часто рисую мэйхуа. Здесь, в Англии, я так скучаю по этому цветку Вот лишь несколько строк об этом: «Во всей заморской стране не найти подобного чуда. Лишь только в грезах вижу зимнюю сливу».

Я не видел ее вот уже пять лет, встречусь ли с ней когда-нибудь вновь!

Наш доморощенный, наш лондонский туман…

Лондонский туман – такой феномен, что я должен посвятить ему несколько страниц. В старом номере лондонского сатирического журнала «Панч» я обнаружил такие стихи:

 
Явился в старенькой одежке без прикрас,
Чтоб я спросонья не разволновался шибко,
Но в горле уж першит, слезится едко глаз,
И я ворчу, что жизнь – нелепая ошибка.
Уж ты проник в мои волосяные кущи,
Забился в легкие, хотя и не был зван…
Ты как всегда – навязчивый и вездесущий,
Наш доморощенный, наш лондонский туман.
 
 
Ты город скрыл такою ватной пеленой,
Что противоположных зданий взгляд не сыщет,
В мое жилище ты вошел как в дом родной,
Престранный привкус добавляя в мою пишу.
Вмиг позабыв, какой я непоседа прыткий,
Сижу покорно, безразлично, как чурбан:
Ведь каждый выход за порог ты сделал пыткой,
Наш доморощенный, наш лондонский туман [14]  [14] Перевод Владимира Михеева.


[Закрыть].
 

Трафальгарская площадь в тумане

Мне кажется, лондонцы должны часто сочинять подобные песенки о лондонском тумане! как-то я прочел: «Уистлер – вот, кто открыл Лондон как город мимолетной, мистической красоты. Десятилетия лондонский туман был поводом для хулы и сарказма. Должен был появиться этот впечатлительный американский художник, который учился в Париже, чтобы показать нам: то, в чем обычный человек банально видит заклятого врага и повод для ярости, для истинного художника – друг. Теперь об этом знает каждый». Я вовсе не стремлюсь убедить вас в том, что я небанален. Но как китаец, который многие годы прожил в глубине азиатского континента и привык к туманам в горах и к дымке над озером, я отношусь к этому явлению особым образом. До приезда в английскую столицу я много слышал о знаменитых лондонских туманах, но всегда с недоверием относился к оценкам этого феномена. Мне кажется, что практически с раннего детства у меня было особое отношение к дымке и пелене перед глазами. Когда я жил в своих родных горах, не было для меня большего восторга, чем вглядываться в густую пелену, застилавшую глаза или закрывавшую горизонт. Туман медленно рос от подножия к вершине, сливаясь с серым небом. Казалось, он поглотит меня и все вокруг. Частички влаги касались моего лица и дарили приятное ощущение прохлады и свежести. Но хотя я много раз наблюдал утреннюю или вечернюю дымку, обволакивавшую весь город, все-таки это было созерцанием на расстоянии, похожим на ощущение, которое рождается от стихов или живописи на эту тему. Лишь оказавшись в Лондоне, я ощутил густой туман внутри города. Здешний туман отличается от того белого тумана, к которому я привык. Он – желтовато-серый, а порой и уныло-черный. Частички его не радуют лицо холодом и свежестью, а ноздри чувствуют присутствие дыма и гнетущего воздуха.

Во время моей первой здешней зимы мой друг прислал из Китая шутливое письмо, в котором спрашивал, действительно ли лондонский туман густой, словно фасолевый суп или даже гуще, и его можно резать ножом. Я ответил отрицательно, поскольку к тому времени туман еще не предстал передо мной в своем наихудшем варианте. Как-то меня пригласили на новогоднюю вечеринку неподалеку от Гове-стрит. Я выехал из Хэмпстэда, и когда подъезжал к станции «Морнингтон-Кресчент», небеса неожиданно, безо всякого предупреждения, покрылись толстой желтоватой пеленой, которая стала густеть в темноте надвигающихся сумерек. Меня очень удивило, почему день мгновенно превратился в ночь, ведь было всего лишь три часа пополудни. Соблазненный этим странным зрелищем, я вышел из автобуса и пошел пешком. Почти ничего не различая вокруг, я ступил на тротуар, и тут-то и начались забавные приключения. Сначала я наткнулся на стоявший на углу улицы почтовый ящик, затем почувствовал, что почему-то сжимаю чью-то руку. То был невидимый прохожий. Столкнувшись лбами, мы разразились смехом, так и не увидев друг друга. Наконец, приняв свет в окне магазина за огонек автобуса, который, как мне казалось, двигался совсем рядом со мной, я решил избежать этой опасной встречи и так и не осознал, что вхожу в открытый гараж рядом с магазином. Надо идти медленно, но более решительно, акцентируя каждый шаг, словно раздвигаешь нечто, обволакивающее твое тело, решил я. И не только я должен был делать нечто нестандартное, но и автобусы вынуждены были двигаться очень медленно, словно что-то служило им помехой. Странная мысль пришла мне голову в эти минуты: частички тумана, объединившись в огромную массу, могут стать важной силой в любой борьбе. Частичка сама по себе – ничто, ребенок легко поймает ее, но целая армия умнейших ученых будет беспомощна перед этими крупицами, объединенными в массу. Может быть, действительно существует в мире некая мистическая сила? И не подтверждает ли густой туман силу движения народных масс? И не должна ли это сила испугать кровавого диктатора или жестокого милитариста, рискнувшего пойти наперекор народу?

Вскоре небо прояснилось и взору моему открылось огромное желтовато-серое живописное полотно. Я был несказанно счастлив, хотелось все время идти, идти и идти, забыв про вечеринку. Время от времени я различал тусклые фигуры людей на Оксфорд-стрит, которые двигались мимо меня. Мне казалось, что улица стала шире, чем прежде, да и людей на ней стало больше. Я довольно хорошо знал, чем обычно занимаются люди на этой улице, но на этот раз решил погрузиться в игру воображения, куда более интересную, чем обыденная жизнь. Мне нравилось мысленно живописать движения людей в тумане, их жесты, смех. В этой сказочной пелене все они казались милыми созданиями. Красивые, дружелюбные лица, нет ни богатых, ни бедных, каждый на своем месте, никакой разницы в возрасте и социальном статусе. Я давно пришел к мысли, что воображение может стать великим утешением и поддержкой для людей. Но жаль, что они теряют ощущение чуда, не верят в возможность его свершения. Вот почему лондонский туман для них заклятый враг и повод для ярости. У меня другие отношения с этим явлением. Туман помогает мне вообразить, какая жизнь должна быть под его покровом. Мне кажется, некоторые поступки людей скрываются в этой пелене, жизнь становится одновременно видимой и невидимой. Вот почему Лондон обладает особой красотой, может быть, он куда более своеобразен, чем любой другой город мира.

Вдруг я вспомнил, что настала пора идти на вечеринку. Эта реальность остановила поток моего воображения… Возвращаясь из гостей домой, я купил последний выпуск вечерней газеты «Ивнинг стандард», где на первой полосе был отчет о тумане под броским заголовком: «Семь человек вошли в реку». Всякий английский журналист обладает чувством юмора. Вот и в этой заметке рассказывалось о том, как толпы людей брели вдоль берега Темзы и семеро, заблудившись, вошли в реку, когда туман слился с сумраком неба и стал беспросветным. Я тут же вспомнил карикатуру в старом номере «Панч», где изображались два мрачных джентльмена, один из которых был в котелке и с зонтиком, а другой без головного убора, с грязными руками и в мокрой одежде. Подпись гласила:

 
Пешеход, скрытый туманом:
«Скажите, пожалуйста, как пройти к реке?»
Человек без шляпы, насквозь промокший:
«Все время прямо, я только что оттуда».
 

Когда я соединил в своем воображений статью с карикатурой, я не смог удержаться от смеха. Затем написал забавную заметку в китайскую газету в Шанхае, которую начал с того, что англичане обожают ходить пешком, порой в стиле, который мы, люди Востока, и представить себе не можем. Ежедневная ходьба для них имеет такое же значение, как ежедневная еда, для некоторых она даже важнее завтрака и обеда. Они ходят утром, днем, вечером – в любое время суток. Ходят под солнцем, под дождем, когда жара и даже в густом тумане – погода значения не имеет. Это отличительная черта англичан. Затем я описал карикатуру про двух джентльменов в тумане. При этом я объяснил, что англичане обожают воду, почти каждый умеет плавать. Словом, читатель не должен думать, что эти семеро утонули, когда забрались в реку. А завершил свою заметку таким текстом: «Как только заблудившиеся пешеходы выбрались из реки, они продолжили свою приятную прогулку. И наконец, добрались до дома».

Однажды я попросил юную китаянку написать короткое эссе о лондонском тумане. К тому времени она прожила в городе лишь полтора месяца, и я решил, что эта юная особа будет писать о самых простых вещах. Между тем она написала, что в отличие от тех, кто ненавидит туман, она восторгается этим феноменом, потому что есть в нем нечто мистическое, хотя порой он и создает ощущение ужаса. Затем она рассказала о спектакле, который видела в Лондоне: красивая молодая леди была убита под покровом густого тумана, который создавал такую непроглядную тьму, что у жертвы не было ни малейшего шанса исчезнуть и задача убийцы облегчалась. Она завершила эссе комментарием в духе традиционного конфуцианства: «Почему эти люди совершают такие неблагожелательные и несправедливые поступки?» Я был поражен тем, что в столь юном возрасте она написала эссе в такой взрослой манере. Но по крайней мере английский читатель увидит, что далеко не все китайцы неприязненно относятся к их туманам.

Кроме знаменитого лондонского густого тумана, который я описал, мне нравятся и все другие разновидности дымки, застилающей пространство. С одной лишь поправкой: это состояние не должно продолжаться слишком долго. В этом случае наступает раздражающая усталость. Однажды меня привели на башню Вестминстерского кафедрального собора, самую высокую точку Лондона, с которой виден весь город. Был легкий туман, и видимость была далеко не идеальной. Мой английский друг решил, что я лишь пытаюсь быть вежливым, когда говорю о своей любви к туману, и все время извинялся за то, что выбрал неудачный день для созерцания Лондона сверху. При ясной погоде, сокрушался он, мы могли бы рассмотреть собор Святого Павла, Гринвичскую обсерваторию, знаменитый лондонский ботанический сад Кью-Гарденс… Словом, он обещал повторить экскурсию. Между тем я просто не понимал, что он имел в виду, когда говорил, что в тот день было нечего смотреть. Напротив, я получил огромное наслаждение от увиденного. Неужели вам доставит удовольствие лицезреть круглый купол собора Святого Павла на фоне всякого рода труб? Я не думаю, что вы испытаете радость только от того, что издалека различите какое-то здание, хотя не побывали там и не знаете, что оно собой представляет. Позднее я снова побывал на башне Вестминстерского собора на этот раз один, без спутника. Лифтер посоветовал мне не тратить лишний шиллинг чтобы подняться вверх только для того, чтобы ничего не увидеть: опять был туманный день. Я заметил, что это как раз то, что я хочу: ничего не увидеть! Лифтер рассмеялся и поднял меня на самый верх. В одиночестве я обошел всю башню вдоль и поперек и решил, что оказался на небесах. Я не видел внизу традиционных дымовых труб, и было ощущение, что на время я освободился от навязчивого шума дорожного движения, хотя оно было совсем рядом. Сквозь пелену тумана я мог даже нарисовать в своем воображении такой далекий, но бесконечно близкий и родной китайский дом. Эти мои чувства хорошо передает отрывок из книги знаменитого писателя и лингвиста Линь Юйтана «Как важно жить»: «Путешествия бывают разные. Есть путешествия с целью не увидеть ничего и никого, кроме белок, выхухолей, лесных сурков, облаков и деревьев. Моя знакомая американка рассказала мне о том, как она вместе с китайскими друзьями отправилась на холм города Ханчжоу только для того, «чтобы ничего не увидеть». Было мглистое утро, и по мере того, как они поднимались, туман вокруг них густел.