Текст книги "Граница нормальности"
Автор книги: Цокто Жигмытов
Соавторы: Ч. Цыбиков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
Перед нами шла девушка. В светлой блузке, в отлично сидящих джинсах, в босоножках на каблучке-шпильке. Я обратил на неё внимание ещё в магазине. Потому что симпатичная, потому что кроме нас никого больше в магазине не было. Альберт трусил по левую ногу, изредка поглядывая на меня.
– Нравится? – спросил он вдруг.
– Чего? – я и в самом деле в первый миг не понял, что он имеет ввиду.
– Девушка впереди, – пояснил он.
– Да, – сказал я, – пожалуй.
– Счас, – сказал он и слегка прибавил шагу. Поравнялся с девушкой и негромко гавкнул. Девушка вскрикнула и отскочила в сторону. Каблучок-шпилька сыграл на камушке, и она упала. Альберт отскочил в сторону, сам, по-моему, напуганный таким разворотом событий.
– Фу! – заорал я дурным голосам и кинулся девушку поднимать. Впрочем, было похоже, что не очень-то ей моя помощь нужна. Она уже вставала с асфальта, глядя на меня сердитыми глазами.
– Это ваша собака? – спросила она требовательно. Я в некотором замешательстве посмотрел на Альберта и уже открыл было рот, и даже успел произнести звук «н», но тут этот подлый пёс подошёл и потерся о мою ногу.
– Моя, – сказал я обречённо.
– Может, мне в суд на вас подать? – сказала она задумчиво. Словно прикидывая, сколько можно с меня содрать. Какая-то на редкость спокойная девушка.
– Да он не кусается, – сказал я неубедительно.
– Ага, – сказала девушка.
– Он смирный, – попробовал я ещё раз.
– Ага, – сказала девушка.
– А хотите я вам пива куплю?
Альберт медленно повернул голову, вот так – снизу вверх, и посмотрел на меня.
– То есть хотите откупиться бутылкой пива, – сказала девушка.
– Бутылкой хорошего, вкусного пива, – уточнил я.
– Удачи, – сказала она. Не в смысле «попытайся», а в смысле «пока».
Я смотрел, как идёт она, удаляясь от меня в неверном фонарном свете. Сожалеть, в общем-то, было не о чем, и всё же подобные обломы поднятию духа не способствуют ну никак.
– Ты зачем гавкнул, дебил? – спросил я Альберта. Слово «дебил» я произнёс с особенным удовольствием. Во-первых, хотелось, а во-вторых, имел законное право.
– Я хотел сказать ей – хочешь с другом познакомлю, – сказал Альберт смущённо. – А потом вспомнил, что ты мне разговаривать не велел, и гавкнул.
– Знаешь, что, – сказал я решительно, – давай-ка себе подружек я буду сам подбирать и сам буду с ними знакомиться.
– А почему?
Идиотский вопрос.
– Потому что так должно быть. Я ж не подбираю тебе подружек.
– А зря не подбираешь, – неодобрительно сказал Альберт. – Пацаны говорили – некоторым подбирают. Которые породистые. Я же породистый?
Я стоял, смотрел на него, моргая через неравномерные промежутки, и думал, что ответить.
– Породистый, – сказал я наконец.
– А как называется порода?
Тьфу ты.
* * *
– Нет, – сказала Лариса. – Ни за что.
– Возвращайся, – сказал я. – Я хочу, чтобы ты вернулась.
– Ты сам не знаешь, чего хочешь.
Лариса выбрала сосульку подлиннее и стала тыкать мне этой сосулькой под рёбра.
– Не надо, – сказал я.
И проснулся. Рядом стоял Альберт и старательно тыкал своим холодным носом под рёбра. Я посмотрел на часы. Мог бы и не смотреть – как и вчера, и позавчера, и запозавчера часы показывали примерно половину шестого. Самая засада была в том, что и спать-то мне после такого пробуждения не хотелось. Судя по всему, эта скотина была идеальным будильником, как у Тохи, будящим тебя в фазе быстрого сна.
– Вставай, – сказал Альберт. – Кушать хочу.
– Садист, – сказал я. – Прекрати будить меня в такую рань!
– А почему?
– Потому что я спать хочу!
– Ты же друг, – сказал Альберт. – А я есть хочу.
Вскрывая собачьи консервы, я вдруг вспомнил про свой сон. Приснится же такое, подумал я. Последние два месяца – это был какой-то кошмар. Редкий день обходился без ссоры. Когда внезапно – ну для меня по крайней мере внезапно – решили вмешаться её родители, я понял: кажись, всё. Чувствовал я себя тогда постоянно уставшим, словно вагоны разгружал. Так что когда мы расстались, я словно гору с плеч скинул.
Альберт подошёл к своей миске, понюхал корм и спросил:
– Косточка есть?
– Нету, – сказал я.
– Хочу косточку грызть, – сказал Альберт.
– Жри что дают!
Альберт сел на середину кухни, шумно набрал воздух и… завыл. Я обомлел. Довольно долго я стоял столбом и ошалело смотрел, как он воет, задрав морду к потолку, прерывается, судорожно набирает воздух и снова выводит первобытную свою песню.
И дождался.
По батарее загремело пронзительно – это сверху, забухало в пол – это шваброй снизу.
– Заткнись! – заорал я; Альберт покосился на меня совершенно по-волчьи и не заткнулся. – Будет тебе кость, паразит!
И вой прекратился.
– Спасибо, – вежливо сказал Альберт и улёгся на пол.
* * *
Ни разу не было такого, чтобы мне не звонили с работы, когда я в отпуске. Вот и сейчас, когда в девять утра требовательно зазвонил мой мобильник, я был уверен, что это с работы.
Какое-то время я лежал, глядя в потолок, и слушал, как телефон с гудением ползает по столу и играет «Лузин май релиджн».
– Телефон звонит, – сказал Альберт.
– Слышу, – сказал я.
– Возьми трубку.
Ладно, подумал я, всё равно ж не отстанут, и взял трубу.
– Слушаю.
– Отдыхаешь? – сочувственно-участливо спросил Олег.
Олег – это мой начальник. Уже полгода как стал начальником отдела, а до сих пор чувствует себя неудобно, если надо кого-нибудь попросить о чём-нибудь сверх положенного. Но ничего, не переживайте, он освоится и будет орёл.
– Отдыхаю, – ответил я. Вот интересно, подумал я, не такой ведь уж я незаменимый, а каждый раз такая история, постоянно меня с отпуска на день-другой да вытягивают.
– Ты же с РВС работал?
– Работал, – подтвердил я.
– Ты не мог бы сегодня подойти, ребятам помочь? А то тут заморочки кое-какие возникли.
– Хорошо, – сказал я.
– Вот и ладно, – обрадовано сказал Олег. – Само собой отгул тебе потом.
Солить мне их, подумал я, и сказал:
– Спасибо.
– Когда подойдёшь?
– Через час буду.
И я отключился.
– Придётся тебе посидеть дома одному, – сказал я.
– А почему?
– На работу вызывают.
– Не хочу один дома.
– Ничего потерпишь. Ты ж сидел раньше один.
– Так то раньше, – сказал Альберт, – а сейчас мы друзья.
– Ничего, друг, – сказал я. – Потерпишь.
– А почему?
– А потому что нельзя быть на свете красивой такой, – сказал я рассеянно и пошёл умываться.
С «кое-какими заморочками» я провозился часов до трёх, и когда вышел из офиса, на улице было самое пекло.
На речку бы, подумал я, покрываясь липким потом. Только как-то глупо это – одному на речку.
И подошёл трамвай. Тот самый трамвай. С той самой кондукторшей.
Я зашёл в полупустой вагон. В вагоне было ещё жарче, чем на улице. Кондукторша подошла ко мне. Была она всё такая же несчастная и замученная жарой вдобавок.
– Извините, – сказал я, доставая деньги, – можно вам задать вопрос?
– Можно, – сказала она равнодушно.
– Вы знаете, что вы продаёте счастливые билеты? – спросил я, протягивая деньги.
– Знаю, – ответила она, отрывая билет.
– И что желания сбываются, тоже знаете?
– Знаю, – сказала она, и отдала билет мне.
– И что? – спросил я. Очень глупо я себя чувствовал: абсолютно не знал о чём теперь спрашивать.
– Ничего, – сказала она грубо и пошла дальше. Видимо, вид у меня был уж очень ожидающий, потому что она остановилась и крикнула во весь голос:
– Ну чё встал? Купил билет? Посмотрел? Загадал? А теперь проваливай!
Я огляделся – на нас смотрели.
– Извините, – сказал я и пошёл к двери, и люди с осуждением смотрели мне вслед.
Всегда так – нет никого правее кричащей женщины.
* * *
Дома меня ждали весёлый Альберт, убитая подушка и белый пух по всей квартире.
– Почему так долго? – капризно спросил Альберт. – Я соскучился.
– Это что такое? – спросил я, обозревая весь этот бедлам.
– Мне было скучно, – сказал Альберт.
– Ты зачем подушку порвал, урод?
– У тебя же ещё есть, – сказал Альберт. – Зачем тебе много подушек, когда ты один?
– Прибью, – пообещал я и схватил тапок. Альберт резво скакнул, как-то по-кошачьи, боком, и мой богатырский удар пропал втуне. И тут во мне словно лопнуло что-то, зарычав совершенно по-звериному, я понёсся по вcей квартире за Альбертом, сокрушая воздух и что попадётся молодецкими ударами тапка. Альберт легко уворачивался, скакал по кровати, дивану и по креслам, под стол, на стол и из-под стола и оглушительно лаял. Ему было весело. Во мне же с каждым новым промахом бешенство подскакивало аж до самого горла, я уже вполне серьёзно был готов его убить. Наконец я припёр его в углу, ухватил за ошейник и потащил к двери.
– Оы-у-ииииии! – заголосил Альберт. – Куда? Чего?
– Посидишь в подъезде, сволочь, – сказал я, задыхаясь. Выкинул его за дверь и уселся на пол прямо в прихожей. Стена приятно холодила мою потную спину. Я прислушался, но выть он вроде не собирался.
Посиди, подумай, голубчик, подумал я злорадно. Хотя, в сущности, такое ли уж это страшное наказание для собаки – побыть в подъезде?
Через десять минут мне стало стыдно. Потерял лицо, думал я, завёлся как пацан. В результате собака сидит в подъезде, а с него какой спрос? он же молодой у меня совсем, глупый ещё. В общем, я созрел для того, чтобы его простить. Когда я это осознал, я пошёл, открыл дверь, шагнул за порог и ступил в роскошную кучу, расчётливо наваленную Альбертом у самой двери.
Сам Альберт сидел чуть поодаль и смотрел на меня с плохо скрываемым удовольствием.
– Ну, – спросил он, – где моя кость?
* * *
Есть обстоятельства, относящиеся к разряду привычных расстройств.
У кого-то это ежедневно уезжающий из-под носа автобус. Кто-то регулярно сжигает на плите кашу. Кто-то простывает всё время.
Я же остаюсь без хлеба. Сколько раз доедая утром последний (чёрствый и невкусный) кусок, я говорил себе – не забудь купить хлеба! А всё без толку.
Но ведь можно считать, что мне повезло – опаздывать на автобус гораздо обиднее. А при наличии магазина в торце моего дома, сходить за хлебом – ерунда, плюнуть и растереть.
И я – в трикотанах и тапках, в футболке опять не первой свежести – взял в одну руку портмоне, в другую мятый пакет-маечку и пошёл за хлебом. Для полноты образа не хватало лишь трёхдневной щетины, но это ладно, это как-нибудь в другой раз.
Дверь запирать не стал. Я ведь быстро – одна нога здесь, другая тут. И потом в квартире ведь собака.
У магазина меня, конечно же, поймал Серёга.
– Зенит-то, а? – заорал он ещё издали. И я остановился – про «Зенит» действительно поговорить было можно и нужно. Не каждый день, как говорится.
Прошло полчаса. Удовлетворив жажду общения, Серёга занял у меня полтинник и ушёл. Я же поднялся к себе, на третий этаж. Вошёл в квартиру.
В квартире было оживлённо.
На диване сидели две кошки и одна болонкообразная дворняга. Три довольно здоровых пса сидели у окна. Ещё три кошки и здоровенная помесь бульдога с чем-то лежали на кровати. Кроме того, по квартире степенно перемещалась разная собачья мелкота. Все они вид имели дворовый, и, стало быть, весьма подозрительный.
Сам Альберт восседал на журнальном столике, что стоял у меня перед диваном, и негромко, но выразительно лаял. Рядом с ним стоял незнакомый мне мальчик лет пяти и гладил моего пса по спине. Увидев меня, Альберт дружелюбно завилял хвостом и гавкнул отдельно.
Все посмотрели на меня и тоже завиляли хвостами. Кроме кошек и мальчика.
– Добрый вечер, – сказал я. – Собаки. И кошки. И ты, мальчик, тоже добрый вечер.
– Здластвуйте, – степенно сказал мальчик.
Что-то загремело на кухне.
– Сорри, – сказал я и прошёл на звук. На кухонном столе сидел здоровенный кот совершенно дикого вида, а на полу валялась сковорода с обеденными макаронами.
В зале заработал телевизор. Я вернулся в зал. Там все смотрели «National Geographic».
– Братан, – обратился ко мне Альберт. – У нас есть чем угостить пацанов?
– Конечно, – сказал я, вспоминая, куда задевал бейсбольную биту. – Конечно, братан.
В дверь зазвонили. Потом сразу же постучали, и тут же дверь распахнулась и в квартиру ворвалась женщина. Она была мощно сложена и решительно настроена.
– Зайчонок! – вскрикнула она, увидев мальчика. Подбежала к столику, спихнула со стола Альберта, отчего тот с грохотом сверзился на пол, и схватила мальчика в охапку и повернулась ко мне.
– Вы что это себе позволяете! – она сразу же начала кричать. – Развели тут собачий питомник! Я счас милицию вызову! А если бы они его покусали?
И ребёнок заплакал. Его тут же поддержали собаки, дружно залаяв со своих мест. Больше всех старался Альберт, который одним лаем не ограничился, он довольно правдоподобно изобразил, что хочет женщину укусить.
– Помогите! – заорала женщина. – Собаками бешеными травят!
И резво побежала к выходу.
Заорали коты, и вся эта свора ломанулась за ней вприпрыжку.
Женщина выбежала на площадку, захлопнула дверь, едва не прищемив Альберту нос, и стала что-то орать оттуда. Продолжали лаять собаки, выть коты, было слышно, как плачет ребёнок. Самые крупные из псов отважно бросались на мою несчастную дверь и драли дерматин когтями.
– А ну заткнулись все! – заорал я.
Никакого эффекта. Я бросился в ванную и полной струёй набрал в ведро холодной воды. Вернулся в прихожую, распахнул дверь. Женщина, оборвав свой крик на полуслове, бросила ребёнка и побежала вниз по лестнице. Я начал обильно поливать всех подряд в прихожей из ведра, пинками помогая зверью выскакивать на площадку, и к лаю и вою добавился визг. Свора поскакала вниз по лестнице. Судя по истошному женскому воплю, в районе второго этажа они женщину эту догнали и перегнали.
Поле боя осталось за мной. Я огляделся. Вот и занятие до конца отпуска, подумал я уныло. Буду делать ремонт в прихожей. Болели пальцы на боевой ноге.
И тут я услышал, что в зале кто-то разговаривает.
– … а меня Альберт.
Я заглянул в зал. Там лицом к лицу стояли мальчик с Альбертом и разговаривали.
– Тебя как зовут? – спросил я.
– Вова, – сказал за него Альберт.
– А где ты живёшь? – я не удостоил его взглядом.
– Жейдева пятнасать, пиесят осемь, – заученно ответил пацан.
Слава богу, это в соседнем подъезде.
– Пойдём, Вова, я отведу тебя домой.
* * *
Домой я вернулся через полчаса. За эти полчаса Вовина семейка увозила меня до состояния полного исступления. Полчаса криков и бессвязных угроз. Уйти мне не давали – какой-то крепенький мужичок, надо полагать, муж, неагрессивно порывался набить мне морду, женщина крепко держала меня за рукав, какая-то девочка звонко обзывалась из глубины квартиры и все это сопровождалось громкой «дискотекой восьмидесятых». Зато я их вспомнил – это была известная во дворе семейка. Вова был их приёмный ребёнок, новый.
Дома было тихо, хорошо и грязно. Я снял с себя джинсы. Переломил их пополам, и из кармана выпала маленькая бумажечка.
Билет. Должно быть, тот самый, что я купил вчера у той девушки. Я машинально посмотрел на номер.
555456.
Я взял билет.
Альберт сказал:
– Я хочу в туалет.
– Пошли, – сказал я, снова надел джинсы, и мы пошли во двор. Неясные мысли блуждали у меня в голове.
На улице я сел на лавочку. На лавочке уже сидела пожилая женщина, вокруг солидно бродила пожилая собачка.
Я снова внимательно рассмотрел билет. Подошёл, сделав свои дела, Альберт. Шумно вздохнул. Я посмотрел на него. Мой пёс с тревожным ожиданием смотрел на меня. Потом на билет. Потом снова на меня.
К чёрту, подумал я. Он меня так в могилу вгонит.
– Хочу, чтобы всё стало как раньше, – сказал я.
– Сука ты, – громко сказал Альберт, поперхнулся и залаял.
– О господи, – сказала пожилая женщина и засмеялась. – Мне ить показалось, что собака заговорила.
– Да вы что, женщина, – сказал я, улыбаясь, – разве собаки могут разговаривать? – и уже Альберту: – Всё! Хватит лаять! Пошли домой.
* * *
Дома Альберт лёг на ковёр прямо посреди комнаты. Я насыпал в его миску корма; он никак на это не отреагировал.
Бог с тобой, подумал я и включил телевизор. Через пять минут выключил его. Альберт по-прежнему лежал на ковре.
– Поспать что ли, – сказал я вслух. – А и в самом деле, умотался я чего-то.
Я кинул на диван подушку, взял плед и лёг. Наверное, я действительно устал за последние дни, потому что неожиданно для себя провалился в глубокий сон.
Мне ничего не приснилось.
Когда я проснулся, на часах было полдесятого.
Альберт по-прежнему лежал на полу. По-моему, в той же самой позе.
Сильно хотелось есть. Я пошёл на кухню. Включил плиту. Отмыл отмокавшую в раковине сковородку, поставил её на плиту. Вытащил из холодильника растительное масло, вылил немного на сковороду. Разбил четыре яйца и с неожиданной тоской подумал, что зря я, дурак, так долго спал. Теперь мне предстояло маяться без сна до чёрт знает скольки часов. Может Лене позвонить, подумал я вяло.
И не позвонил.
Я жевал яичницу, смотрел «Звёздный десант». Взял в руку стакан, чтобы сделать глоток чая.
И тут Альберт шевельнулся. Встал, посмотрел на меня.
– Как ты мог, – сказал Альберт.
Стакан выпал у меня из руки, и упал на пол, обдав меня брызгами горячего чая. И тут в дверь позвонили.
– Сейчас, – сказал я шёпотом. – Иду.
И пошёл открывать дверь, оглядываясь на Альберта.
На пороге стояла Лариса.
– Здравствуй, – сказала она.
– Здравствуй, – сказал я.
– Здравствуй, Альбертик!
– Здравствуй, Лариса, – сказал мой пёс.
* * *
На всякий случай, запомните: номер трамвая – восемьдесят шестой.
Люся, Троха и Колян
Люся всю жизнь боролась со стереотипами как могла, но сегодня она – увы! – выглядела как типичная библиотекарша. Кому объяснишь, что вчера были «Отчаянные домохозяйки», пять серий подряд, что она проспала, что эта блузка оказалась единственной чистой в доме, что юбку эту она надела спросонья, что правая линза куда-то запропастилась, и поэтому пришлось нацепить эти страшные очки? Кому и, самое главное, зачем?
Библиотека закрывалась. Надо было пересчитывать и прятать в сейф наличность. В коробке из-под шоколада расположились кучки монет и купюр – слева за ксерокс, интернет и распечатку, справа задолжники и платный абонемент. По идее, деньгами нужно было заняться только после того, как закроешь библиотеку, но читателей уже не было, а до закрытия было еще полчаса, – так что появлялась возможность уйти чуть пораньше, чем обычно.
* * *
Троха и Колян сидели с ногами на деревянной скамейке в скверике неподалеку от библиотеки – через голые ветки деревьев была видна вывеска. Обоим было по семнадцать лет, оба учились в колледже (бывшем ПТУ) на мастеров-обходчиков, оба ждали повестки в армию – Колян говорил, что если попадешь в Чечню, можно реально подняться – и оба промышляли мелким воровством и гоп-стопом. Самым удачным их делом на данный момент считался вынос факса и чайника из какого-то офиса во время обеденного перерыва. Факс они загнали в ломбард знакомому скупарю, а чайник Колян преподнёс своей матери на день рождения, завернув его предварительно в подарочную бумагу. Они ждали холодов, чтоб начать сшибать с одиноких прохожих меховые шапки, скупарь уже назначил им таксу – по косарю за садык, а за особо здравые – по полтора.
Колян был сильный и умный, а Троха наглый и везучий. Когда Троха был младше, он мог пролезть в форточку, что неоднократно и проделывал, пока в один прекрасный день не застрял в одной. Вспоминать об этом он не любил, а Колян, наоборот, не упускал случая поддеть. И меры не знал, что обидно.
* * *
– Никто никогда не работает библиотеки, – говорил Колян. – А почему нет? Автозаправки, киоски, магазины бухловые – да все уже запарились просто их грабить.
– Они же там не ожидают, что их будут работать, – сказал Троха. – Да там и очкарики одни, ботаники, щеглы, ём.
– Библиотекарше пофигу, там и денег не так уж много, – сказал Колян. – Оно ей вообще не надо.
– А там есть вообще деньги-то? – спросил Троха.
– Ну смотри, – Колян, похоже, ждал этого вопроса. – Ксерокс там есть? Есть. Два рубля за страничку. Чё там за день набегает в центральной библиотеке города? Вот. Интернет там есть? Всяко. Тридцать рублей час. Ну и всякие штрафы там и такая же канитель. За день минимум пятихатка. А она вечером одна совсем. Я вчера видел.
– Пошли, – Троха спрыгнул со скамейки. Он не любил откладывать: фарт, говорил, уйти может.
* * *
Застонала пружина входной двери. Люся подняла голову – и ей сразу стало нехорошо. Две сутулые фигуры, одна повыше и пошире, другая пониже. По лицам – подростки, по ухваткам – шакалы. Большой огляделся воровато и запер дверь изнутри шваброй, маленький приблизился к ней.
Вот как это бывает, оказывается.
– Ну чё-каво, тётя, клади деньги на стол, сиди тихо, не обидим, – быстро и внятно заговорил Троха. – Будешь орать, порежем, ясно-понятно? Давай, давай, давай резче, резче! Ну чё тормозим? Пацанов давно нормальных не видала?
Троха нагнулся, протянул руку и почти было уже цопнул коробочку, но тут Люся схватила её, отпрянула подальше и побежала в зал абонемента. В ней сейчас было как бы две Люси: одна до смерти перепуганная и готовая сделать все, прикажи только погромче, и вторая, холодно и спокойно наблюдавшая за всем со стороны.
Они тоже трусят, сказала спокойная Люся. Так, сейчас направо и в хранилище.
Ыв-ва-ва-ы-ы-в-ваыыыы, в ужасе подвывала первая.
В каморке окно, помнишь? Сегодня Павел Маркович снял решетку, можно открыть и сбежать. Свет, свет выключи!
* * *
– Валим, – крикнул Колян, вырывая из дверной ручки швабру. Троха повернулся к нему, его лицо горело злобой.
– Да она же тут одна, мля! Тут ни кнопок, ни камер, и телефон один, вот он! – и Троха резким рывком выдернул провод. – Щас найдем, всечём ей пару раз, бабки заберём, да и пойдём.
– Валим, говорю, – сказал Колян нервно.
– Вали сам, я её найду, суку, – сказал Троха. – Там у неё косарь в коробке, минимум. Делов на пару минут, ём.
Колян секунду смотрел на него, затем молча воткнул швабру обратно.
В зале абонемента было темно. Колян остановился и начал шарить рукой по стене.
– Да брось, так найдем, – Троха обошёл его и устремился вперед между полками, – вон туда, по ходу, там дверь.
Колян пошел за ним. Ему здесь отчетливо не нравилось. Зал, заставленный стеллажами с книгами, сильно напоминали лабиринт. Было темно, света из двери не хватало, окна были зашторены.
– Ты че, очканул, что ли? – Троха выглянул из-за полки. – Вон дверь, пошли.
В углу зала между двумя весьма советского вида креслами действительно была дверь, светлая, лёгкая, с надписью «Хран.». И она была приоткрыта. Колян посмотрел по сторонам – других дверей видно не было.
Троха пошёл первым, Колян за ним.
В «Хране» были все те же ряды стеллажей с книгами, уходящие вглубь, зато было светло. Колян не успел понять, откуда идет свет – он почувствовал, как дёрнулся Троха, что-то увидев.
То есть кого-то увидев.
Между двумя полками стоял крепкий босой мужик в белой ночнушке, перепоясанный толстенной веревкой. Волосы и борода у него были светлые и кудрявились. Мужик, поигрывая посохом, задумчиво смотрел на Коляна с Трохой.
– Шалим, значит, – голос у мужика был гулкий и басовитый.
Троха смотрел на мужика завороженно. Колян глянул на него мельком и покрепче сжал в кармане выкидуху. Если мужик один, то уработать его можно, но надо ли оно им?
– Да не, всё нормально, – сказал он.
– Шалим, – утвердительно повторил мужик. И неожиданно поманил толстым пальцем Троху:
– Подь-ка сюды.
Троха уже почти было шагнул, но Колян схватил его за куртку.
– Иди сюда сам, ём, – Троха опомнился, разозлился.
Мужик насупился. У Коляна возникла какая-то смутная мысль. И тут же исчезла. Троха, не спуская глаз с бородача, сказал Коляну:
– Валим отсюда.
Колян протянул руку назад, туда, где секунду назад была дверная ручка.
Ручки не было.
Мужик подмигнул ему. Мрачно так, со значением.
Колян в панике обернулся.
И уперся носом в побеленную стену.
Троха уже держал свою выкидуху перед собой, резко, чтобы было не видно, что рука у него дрожит, водя им из стороны в сторону; левую руку он поднял к затылку, как фехтовальщик.
– Чё, а! Чё ты, а! – Троха выплёвывал слова полушёпотом, полукриком.
Мужик укоризненно покачал головой, вздохнул и ушел за полку.
Троха постоял секунду, затем посмотрел на Коляна. Затем они заглянули в проходы между соседними полками. Никого не было.
– Чё за канитель, – Троха нервно захихикал, закашлялся. – Дверь-то где.
Колян пощупал руками стену.
Двери не было.
Толкнул плечом.
Стена не подалась. Похоже, это была даже несущая стена.
Колян зашагал вдоль стены, всматриваясь между полками. Троха пошел за ним, спрятав выкидуху.
– Во! – Трохе и правда показалось, что в конце очередного прохода между стеллажами светлеет что-то прямоугольное. Колян поспешил за ним.
Через пять шагов они поняли, что это вовсе не дверь. Проход заканчивался лестницей и похоже было, что…
– Мраморная, – сказал Троха.
Ступеньки у лестницы были широкие и низкие, из белого жилистого камня, и обрывались на высоте примерно метров двух с половиной. Троха с озадаченным видом присел и провел по нижней ступеньке ладонью, а Колян глянул на верхнюю ступеньку и едва не закричал от ужаса.
С верхней полки, из-под самой подпотолочной темноты, куда лазят за книжками только с лестницами (не с такими мраморными, конечно, а с нормальными человеческими стремянками), кто-то спускался.
Сначала показались голые ноги.
Затем голая задница. Троха и Колян одновременно поняли, что задница и ноги – женские.
Спина. Длинные распущенные волосы по пояс.
Шлем.
Обнаженная женщина в римском шлеме не торопясь спустилась на среднюю ступеньку и повернулась к ним лицом. Лицом и всем остальным, разумеется.
– С полки спустилась нагая с ударом поставленным баба, – сказала она певуче и прыснула. – Ну и рожи у вас, мальчики.
Троха неожиданно как-то заскулил, заверещал, и завращав выкидухой, кинулся на неё вверх по ступенькам с криком:
– Аааа, глюки позорные, сука, зарежу, пустите-е-е!!!
Колян словно зачарованный смотрел, как легко баба увернулась от ножа, пропустила Троху мимо и ловко долбанула его по затылку. Звякнул оброненный нож. Троха нелепо взмахнул руками и растянулся у обнаженных женских ног в полный рост. Женщина, откровенно любуясь делом рук, точнее, ног своих, поставила Трохе на копчик ногу и казалось, вовсе не смотрела на Коляна. Колян бросился вперёд. Резать он её не хотел, хотел просто всечь по уху, чтоб проучить хамку. Он прямо видел, что его кулак уже сминает её изящное ушко, как вдруг земля покачнулась, полки резво крутанулись вокруг, и последнее, что он увидел – это её распущенные волосы и отвратительную улыбку. Шлема на ней уже не было – это он успел заметить. Затем в левой части головы что-то взорвалось, и всё исчезло.
* * *
– Колян, вставай. Вставай, блин, Колян, ём.
Колян открыл глаза. Слева его голова превратилась в сплошной гул. Он сел и осторожно пощупал над ухом.
– Ох ё… Чем это она?
– Шлемом, – сухо сказал Троха. – Купила тебя как цуцика.
– Да сам-то. Мастер, мля, ножевого боя. Где она?
– Да хрен её… Всекла тебе шлемом по жбану, поугарала да и свалила.
– А лестница где?
– Вон стоит.
– Млять. Щас кто-нибудь ещё спустится, прём отсюда.
– Дверей не видно, – голос у Трохи был спокоен, и это напугало Коляна ещё больше. Колян посопел, затем спросил:
– Чё это воще, а?
Троха его понял.
– Да хрен его… – ответил он. – Попали мы в какой-то глюк. Может, ты отраву с дурью купил случайно?
Колян вытащил пачку синего «элэма».
– Нету здесь дури, – сказал Троха, вернув ему сигареты. – Дверь надо искать.
Колян, морщась и держась за голову, поднялся. Они вышли из проёма и замерли.
– Мы не отсюда пришли, – сказал Троха. Его голос дрожал. Он знал.
И Колян знал: пришли они именно отсюда.
Но стены не было. Они стояли в длинном коридоре. Слева и справа возвышались торцы книжных полок, уходящие к невидимому потолку. Вглубь и во тьму устремлялись проходы между полками. Издевательски белели таблички «А-109. Античная мифология», «Р-212. Религии мира», «И-881, Ф-10. История философии».
Троха выдохнул и мешком осел на пол.
– Коля-а-ан… – завыл он тихонько и страшно.
– Тихо, ём, – четко сказал Колян. – Это не глюк, значит, надо искать дверь.
– Коля-а-а-ан… а-ы-ы-ы…
Колян врезал ему по щеке наотмашь. Троха замолчал, затем утёрся и встал. У него все же была своя гордость.
– Ну, – сказал он.
Колян поднял голову и долго смотрел на табличку «А-109. Античная мифология». Затем повернулся и посмотрел на соседние полки.
– Тот мужик, он, по ходу, был оттуда, – указал на табличку «Религии мира». – Это, по ходу, был этот… Перун.
– Перун? – поразился Троха.
– Славянский бог.
– Так это… Это они оттуда? – Глаза Трохи расширились, он не отрываясь смотрел на полки с книгами. Так ребёнок смотрит на каку. – А она кто была?
– Да хрен её… Афина Паллада какая-нибудь.
Троха быстро покивал. Глаза его стали обычными – забегали, прикидывая и замечая всё, что может понадобиться.
– Надо, короче, зашхериться и переждать, – Колян говорил уверенно и быстро. – Подождем с часик-два в тихом месте, нас либо менты найдут, либо нас отпустит.
– Где… Где пережидать-то? – Троха, кажется, приободрился.
– Ясное дело, в детской литературе, – подумав, решил Колян. – Где она обычно бывает?
Троха выразительно пожал плечами: нашёл кого спрашивать. Колян поглядел в одну сторону, в другую, затем решительно махнул рукой:
– Похеру. Туда.
Они зашагали по коридору, внимательно глядя на таблички.
– «Компьютеры», – прочитал Троха. – Может, здесь?
– Можно и здесь, – отозвался Колян ревниво: ему такая идея в голову не пришла. В самом деле, что можно ждать от компьютеров. Гудят да мигают.
Троха свернул в проход первым.
И не успел он пройти и двух шагов, чтоб дойти до маленького пуфика у полки, как с нижней полки на него бросилось что-то темное и бесформенное. Колян видел, как Троха было отпрянул, но это что-то вцепилось в него и не отпускало. Колян выдрал выкидуху из кармана и обежал Троху сбоку; занёс нож.
Напавшее нечто с утробным хлюпаньем всосалось в Трохину грудь. Глаза Трохи остекленели, он неестественно выпрямился и столбом наискось повалился на полку, уронив несколько книг.
Колян пару секунд стоял с выкидухой в руке. Затем краем глаза заметил – с полок сверху спускалось еще несколько чего-то. Колян схватил Троху под мышки и потащил из прохода в коридор.
* * *
Троха очнулся быстро, через минуту-две. Молча встал, отряхнулся, потёр грудь.
– Пошли, – угрюмо сказал он.
Они снова пошли вдоль полок.
«ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА». Крупными буквами. И табличка не прикреплена сбоку на полке, а висит сверху, на двух веревочках. Видимо, большой отдел.
– Ништяк, – шепотом сказал Троха. – Живём, ём.
Они осторожно свернули в первый же проход.
– Млять, – в голосе Трохи было больше облегчения, чем испуга.
В самом деле, всего лишь три пацана, двое постарше, лет двенадцати-четырнадцати, а один – так вообще лет шести, со спичечной коробкой в руках. Двое, что постарше, были неодинаковые – один в шортах и синей рубашке с красным галстуком, второй в кепке-восьмиклинке, пиджачке слегка не по размеру и в длинных светлых штанах трубочкой; у обоих были рогатки. Все трое смотрели серьёзно, насупившись.
