Текст книги "Истинное восприятие. Путь дхармического искусства"

Автор книги: Чогъям Трунгпа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Неистовость

Думаю), дхармическому искусству не учатся – его открывают; и ему не обучают, а просто создают условия, где оно могло бы быть открыто.

Лхармическое искусство основывается на энергии и убеждённости. В этом смысле повседневные восприятия рассматриваются как ресурсы или рабочая основа – как для произведения искусства, так и для практики медитации. Но, похоже, есть необходимость в ещё двух типах энергии – энергии неагрессивности и энергии неистовости.

В общем смысле неистовость есть следствие расширения себя: ты не можешь себя сдерживать и потому становишься неистовым. Ты склонен проливать то, что не способен удерживать в своём контейнере. Но в данном случае суть не в этом.

Здесь неистовость – это чувство прямой убеждённости, где ты остро переживаешь юмор, или мощную энергию и ту силу, что пронзает тебя. Похоже, такая неистовость необходима, но ей должна сопутствовать неагрессивность. Присутствие неа-грессивности зависит от того, воспринимаешь ты свой мир в свете невротического прославления собственного существования и своего эго или же твоё восприятие свободно от всего этого.

Всё обстоит именно таким образом. Но в умах людей, похоже, присутствуют смешанные чувства – вдохновение смешано с самопоглощённо-стью. И так получается, что эта смесь создаёт некую слепоту, которая не даёт возможности видеть ту или иную ситуацию панорамно, и в результате ты не можешь действовать в соответствии с её требованиями. И если при этом присутствует и агрессия с саморефлексией, возникает проблема самопоглощённости. Саморефлексия как таковая не составляет большой проблемы. В сущности, иногда саморефлексия уместна: постоянная проверка, постоянный контроль могут оказаться источником для развития цинизма по отношению к своему эго, что желательно. Но агрессия – однозначно большая проблема.

Агрессия зиждется на желании продемонстрировать что-то, что ты знаешь, желании сказать кому-то открытую тобой истину. Хотя твоя демонстрация может быть вполне нормальной, даже великолепной, и открытая тобой истина может быть существенной, проблема кроется в средстве и способе подачи всего этого. Для таких случаев у нас не может быть правил и указаний о том, что говорить и чего не говорить, как поступать и как не поступать. Всё должно быть чисто интуитивным. Используемое нами средство или стиль подачи истины – вот что здесь самое важное. Иными словами, художник может подать своё произведение точно и полно. Но произведение искусства не получается исключительно прозрачным, безличным. Произведение искусства всегда хранит запах, так сказать, или чувства того, кто его создал. Например, запах и чувства этого человека могут быть чрезвычайно агрессивными. В этом случае, какими бы ни были собственно работы, в стоящей за ними личности будет много агрессии, поэтому количество мусора увеличивается. Вопрос неагрессивности крайне важен. Неагрес-сивность делает искусство дхармическим, искусством Дхармы, или истины – настоящим искусством. В таком искусстве есть некая подлинная простота, безо всяких титулов. Мы хотим лишь показать своё произведение искусства, исполнить художественную работу или жить со своим творческим процессом.

Многие произведения искусства характеризует то, что они пытаются ухватить проблеск одного момента переживания и превратить его в незыблемую сущность. У нас возникла блестящая идея – и мы стараемся превратить её в предмет искусства. Но это захваченное, «пленённое» искусство. Мы пытаемся поймать свой художественный талант и заключить его в конкретном произведении искусства – музыкальной композиции, картине, стихотворении. До тех пор пока это произведение не забыто или не уничтожено, оно заключено в куске бумаги или холста, или на записи, которую можно слушать снова и снова. Похоже, такая попытка увековечить своё произведение искусства не даёт жизнь художественному таланту, а умерщвляет его.

Мы можем перенаправить свою лояльность от смерти к жизни. В таком случае искусство становится живым непрекращающимся потоком и воспринимается как вечный процесс. Сначала у кого-то появляется идея. Сперва идея подаётся на очень раннем, зародышевом этапе. Она начинается как семя, но затем эта зародышевая сущность начинает прорастать и пускать побеги. По мере развития и роста на ней появляются маленькие бутончики цветов. Эта концепция искусства основывается на идее жизни. Главный момент здесь состоит в том, что в твоём понимании жизни присутствует ощущение её непрерывности.

Если ты знаешь, кто ты, что ты, где ты и тебе есть что сказать по этому поводу, ты можешь поделиться этим с другими людьми. Это нормально. В этом нет ничего плохого, до тех пор, пока ты не захочешь начать это рекламировать. И даже если ты хочешь рекламировать свои открытия-зародыши, не выдавай всё сразу. Выдать сразу всё – большое искушение, ведь это доказывает твои заслуги, твою мудрость, твою артистичность.

Но, согласно буддийской традиции, при общении с миром можно лишь сделать намёк, просто указать общий заголовок. Это зависит от твоей позиции. Если тебе ужасно хочется что-то продемонстрировать миру и ты этого добиваешься, тогда твоё произведение искусства мертво. Но если ты подаёшь свою работу как совершенно цельное сообщение, не выдавая при этом на-гора всё до последнего слова, то ты дал публике лишь кусочек того, что мог бы сказать. Следовательно, в умах людей она всё ещё плодородна, и есть пространство для её раскрытия. Таково живое искусство.

Если начать разъяснять свою работу сверх необходимого, то это превращается в извинения. Это навевает скуку, потому что аудитория уже уловила нить, а ты всё топчешься на месте. И к тому же ты начинаешь искать в своей работе недостатки. Думаю, проблема в том, что люди боятся, что их могут проигнорировать, что их постигнет неудача, поэтому они и выдают всё, что знают, все точки отсчёта и системы координат, одним махом. Такая позиция бедности или неудачи превращает твою драматургию в грязь, поэзию – в мусор. Обычно чувство недосказанного, но подразумевающегося людям понятнее и ближе. И это не значит, что ты утаиваешь правду, ты просто остаёшься честным и одновременно радостным в том, что ты хочешь сказать. Тогда искусство становится живым процессом.

Неагрессивность не означает никаких предписаний или ограничений. Неагрессивность – это продукт пробуждённой реализации. Бодрствуя в дневное время, ты обычно не чувствуешь заторможенности. Ты просто живёшь повседневной жизнью, потому что бодрствование и сон – разные состояния. И, конечно же, ты не пытаешься уснуть в разгаре своей дневной деятельности. Но в то же время ты не чувствуешь, будто тебя в чём-то ограничивают, так как ты не спишь. Неагрессивность – это органический процесс, а не дисциплина или моральные обязательства. Неагрессивность – это видеть сквозь пелену агрессии и понимать, что есть и другие способы быть активным и эффективным, кроме агрессивности; это осознание новой стороны энергии.

Что касается практики медитации, то мы выполняем её либо на простом, прозаическом уровне, либо же с очень глубоким религиозным и философским подтекстом. Этот подтекст автоматически становится догмой и верованием, которое становится очень конкретным верованием. В силу его конкретности ты должен защищать это верование. И его защита становится агрессией. Качество неистовости – противоположность этого, или продолжение этого действия, но без агрессии. Определение неистовости, в сущности, это чувство юмора. В этом случае юмор – это не высмеивание или передразнивание кого-либо или чего-либо. Наоборот, это жест признания ценности. То есть вещи не так тяжелы, как мы думаем, а как бы парят над землёй и кажутся весёлыми, смешными, стремительными и прозрачными.

В то же время юмор – не что-то случайное и бессистемное. Бессистемный подход к жизни зачастую является следствием застенчивости, стеснительности и напряжения, и потому тебе хочется «перевести стрелки» и переключить внимание на какую-то другую ситуацию. Но это переключает также и концентрацию отношения и энергии, так что это, по сути, глупо, а не мудро. Юмор – это не покупка игрушек для своих детей, что само по себе довольно радостно, если только игрушка не оказывается чрезмерно дорогой. И это не уровень дешёвого мира пластика и плюшевых мишек. Он возникает из восторга и чувства праздничности. С такой точки зрения чувство юмора очень прозрачное; и одновременно очень определённое. У него есть собственная основа и здравомыслие.

Неистовость – это бесстрашие в своём праздновании жизни и чувстве юмора. Иногда она может быть немного абсурдной и упрямой, но для данного подхода подобная эксцентричность необходима. Опять же, пока в ней нет привкуса агрессии и показухи, всё довольно просто. Убеждённость приносит бесстрашие, неистовость и чувство юмора. А это глубинное чувство небытия и отсутствия основы поднимает вопрос агрессии в практике искусства.

Работая с агрессией, мы не можем чётко делить себя на профессиональных художников, художни-ков-любителей и практиков медитации. В то же время можно быть и тем, и другим, и третьим одновременно. Эти области связаны друг с другом. Дхармическое искусство не занимается обучением художников в буддийской системе и в нём нет приёмов для этого. Но нам необходимо сделать своё отношение к искусству более широким. Это общество особенно тяготеет к подробной категоризации всевозможных стилей и дисциплин, что выглядит довольно неуклюже и лишает свободы.

Можно стараться продолжать и свою художественную работу, и свою практику медитации – чем бы ты ни занимался и где бы ни работал. Думаю, дхармическому искусству не учатся – его открывают; и ему не обучают, а просто создают условия, где оно могло бы быть открыто. Это как подготовить красивый зал для медитации, с красивым подушками для сидения, такой, который приглашает тебя сесть и принять участие в практике медитации. Создатели этого зала для медитации и разложенных в нём подушек не могут заставить тебя медитировать – это можешь сделать только ты сам. И это, по моему мнению, дхармическое искусство.

Мудрый дурак

Необходимо позволить себе осознать, что мы совершеннейшие дураки; иначе нам неоткуда начать. Надо быть готовым оказаться глупцом, а не пытаться всегда быть мудрым. Практически можно сказать, что готовность быть дураком – одна из первых мудростей.

Чтобы пережить определённую перспективу реальности, нам необходимо чистое понимание, лишённое мотивации, а также чувство восторга, или юмор. Такое понимание своих восприятий появляется только из чувства бестер-риториальности – то есть отказа от цепляний эго, агрессии, привязанности и всего остального. Итак, нужна огромная открытость без легкомыслия, огромная любознательность без агрессии.

Прежде чем воспринять и понять тонкости визуальной Дхармы, или вообще любые тонкости, имеющиеся в нашей жизни, необходимо как следует подготовиться. Если мы не подготовимся должным образом, игра с энергиями жизни будет довольно опасной. Опасность кроется в неправильных действиях, или действиях вроде бы правильных, но совершаемых в неподходящее время. Если мы не пытаемся по-настоящему установить связь с реальностью – правильно, щедро и мягко, – то каждое наше движение в жизни может оказаться неправильным. Пытаемся ли мы переехать в другую квартиру, другой город, другое государство; найти новую работу или построить новую карьеру; погрузиться в ту или иную тему – все эти движения, предпринимаемые нами, могут казаться чередой катастроф. Всё идёт не так, одно за другим, постоянно. Здесь что-то не так, но кто виноват? Можно сказать: «Это чёрная магия, меня сглазили. Где-то я кому-то насолил давным-давно, и этот человек наложил на меня проклятие. Вот почему всё летит в тартарары». Но это не совсем так. Всегда хочется иметь козла отпущения, которого можно обвинить в неурядицах мира явлений, но поступая таким образом, мы делаем себя лишь ещё более слепыми, глухими и немыми.

Мир явлений по своей природе совершенно самосущий; к похвалам или хуле он равнодушен. Он существует сам по себе, но если нам не удаётся взаимодействовать с ним как положено, что-то происходит. Мы получаем какое-то сообщение, которое отправлено не кем-то там сверху, а кем-то с нашего уровня – нами самими. Иными словами, какое бы направление мы ни выбрали, нам всегда необходима визуальная Дхарма. Если у нас нет подлинного восприятия визуальной Дхармы, очень много чего может пойти наперекосяк.

С другой стороны, возникает вопрос типа «что было раньше – курица или яйцо?». «Разве для того, чтобы воспринимать визуальную Дхарму, нам не нужна сначала идеальная ситуация? Разве с этим не надо тоже что-то сделать?». Кажется, можно бесконечно делать всё неправильно, постоянно всё портить. А без верной отправной точки ничего не может пойти так, как надо. Мы как бы увязли в этой нехорошей ситуации типа «ох-ох-ох!». С другой стороны, что весьма интересно, есть огромный простор для ошибок. Это так, подлинно так. Но такое пространство для ошибок не может возникнуть, пока нет капитуляции, отдачи, какого-то раскрытия. Оно не может возникнуть, раз для него нет основы. Но если основа есть – если мы сможем отдать свою агрессию или сделаем попытку её отдать, если мы попытаемся открыться и устранить всю территориальность и собственничество – тогда для ошибок места предостаточно. Это не значит, что есть место для существенных, роковых ошибок, но много мелких, «моросящих» ошибок вполне могут происходить. Ведь они обычно происходят в любом случае – от них никуда не деться.

Необходимо позволить себе осознать, что мы совершеннейшие дураки; иначе нам неоткуда начать. Надо быть готовым оказаться глупцом, а не пытаться всегда быть мудрым. Практически можно сказать, что готовность быть дураком – одна из первых мудростей. Признание собственной глупости – всегда очень важное и мощное переживание. Мир явлений можно правильно воспринимать только если мы видим его с перспективы дурака. При этом между дураком и мудрецом очень небольшое расстояние; они находятся крайне близко друг от друга. Когда мы по-настоящему, подлинно глупы, когда мы по-настоящему признаём собственную глупость – вот тогда мы действительно далеко ушли вперёд. Мы даже не становимся мудрецами – мы уже мудры. Наше странствие обычно начинается с такой изменчивости, где одно перекрывает другое. Если мы выбрали правильное направление в текущем шаге, тогда нам не так страшно совершить следующий. А это значит, что мы уже успешно совершили этот следующий шаг, может, уже полпути прошли.

В том, как мы живём свою жизнь, наше восприятие визуальной Дхармы играет крайне важную роль. Дело не в том, чтобы стать знаменитым коллекционером искусства с глубокими познаниями в тибетской иконографии, а в том, как мы можем «улучшить» свою жизнь, так сказать. Улучшение не означает соревновательности, пытаться стать лучше, чтобы перехитрить других умных парней.

Наоборот, это принятие определённой ответственности за свою жизнь. Мы не просто говорим: «Ух ты! Взгляните на эту прекрасную полную луну! Взгляните на это красивое осеннее дерево. Великолепно!», думая при этом, что это и есть практика визуальной Дхармы. Так не получится. Это слишком незрело, можно даже сказать, дёшево. Здесь требуется куда больше достоинства. Такое достоинство возникает от глубокой заинтересованности в деталях нашей жизни и от чувства благодарности за то, что в нашей жизни есть много переживаний. Это позволяет нам быть основательными, практичными и глубинно правильными людьми. Зрительное восприятие иконографии и символичности возможно и без просмотра слайд-шоу, листания книг, походов в музей или торговли тханками. Если буддийские учения имеют смысл, они должны иметь смысл на всех уровнях. Иначе это, как вы говорите, дерьмо собачье, и должно быть слито в канализацию. Что же с ними делать, чтобы они имели смысл? Вообще-то, ничего мы с ними не делаем. Вместо этого мы можем просто быть, предельно просто, и наблюдать за собой.

Вращающиеся в нашем уме страсть, агрессия и неведение – это самый первый иконографический набор, представленный в буддийской доктрине. Колесо жизни – всего лишь простая карта кашей обычной повседневной жизни – мира нашего быта, мира эмоций, экономического и политического миров. Оно показывает, как всё работает на самом простом уровне. Поэтому, прежде чем мы постигнем, поймём или хотя бы приблизимся к пониманию чего бы то ни было, нам необходимо понимание того, как всё начинается на бытовом уровне. Необходимо понять обыкновенный, простой, очень мирской, крайне мирской и, возможно, чересчур мирской уровень. Необходимо начать за пределами так называемой религии.

Если у нас будет иконографическое понимание красноты нашего желания, черноты нашей агрессии и серости нашего неведения, тогда мы, по крайней мере, сможем начать видеть какие-то шаблонные стереотипы нашей жизни. Мы можем начать понимать, как вся эта визуализация происходит в нашей жизни, в нашем мире. Эти стереотипы – не просто искусственные стереотипы, а шаблоны, существующие в наших головах, в наших умах, в наших сердцах. Отсюда, медленно и уверенно, начинается наше странствие. Мы постоянно открываем, переоткрываем и пере-переоткрываем себя.

Можно сказать: «А что хорошего в переоткры-тии себя? Мы уже себя знаем. Мы доверху набиты дерьмом, не самые лучшие люди на свете. Это мы и так знаем». Нет, не знаем. В этом-то и есть весь смысл. Мы думаем, что мы больны, но понятия не имеем, насколько. Это проблема. Знай мы, насколько мы больны, мы бы уже были на полпути к доктору, чтобы посоветоваться, как нам лечиться. Затем может быть предпринят какой-то положительный шаг, бесстрашно и по существу.

Это может быть мягкий шаг. Не надо истощать себя, паникуя только из-за того, что мы больны, или потому что всё повторяется раз за разом, день за днём и жизнь пресна. Можно работать постепенно. Мы можем перестраивать свои жизни согласно ситуации, и делать это медленно и выверенно.

По мере нашего движения в жизни начинают лопаться маленькие прыщики, маленькие напряжённости начинают разрешаться, в этой открытости без следа лопаются пузырьки чрезмерной эмоциональности и всё начинает как-то ладиться, «каша варится». В какой-то миг мы можем почувствовать, что варим слишком долго или слишком мало. Но эти проблемы всегда довольно условны: будучи в хорошем настроении, мы думаем, что всё нормально, всё варится хорошо; но когда нам не очень хорошо, мы чувствуем, что недоварили и всё застаивается, становится стерильным. Этому не видно конца. За и против, за и против, одно за другим, постоянно, но это не очень-то важно. Важно пробуждаться каждый раз, когда начинается варка, так сказать.

Юмор и любознательный ум присутствуют всегда. Временами мир становится очень ярким, чрезвычайно ярким. Яркость и выразительность мира, как нам кажется, становятся проблемой, и мы почти поддаёмся соблазну закрыть глаза и уши. Но нам это не удаётся, и мы продолжаем путь. А временами это сплошное неудобство: мир становится неудобнее, и путь тоже становится неудобнее. Всё это странствие сводит нас с ума – такое неудобство, такая помеха. Вот здесь появляется необходимость в храбрости. Если мы начнём проявлять храбрость, мы сможем увидеть, как работают явления. То есть мы по-настоящему увидим, как работают явления, в отличие от интеллектуального понимание работы явлений или понимания, основанного на примерах из истории. Мы увидим, как работают явления, как работает мир, как всё функционирует в нашей жизни. В этот момент опыт становится очень пронзительным. Какие-то понимания и осознания принять трудно, но необходимо прилагать усилия и дальше, постоянно совершать огромные прыжки. Нам очень нужно делать такие прыжки. Временами, оглядываясь, мы думаем, зачем мы всё это делаем, а иногда думаем, почему бы и нет? Иногда выбора нет, а иногда – есть, но нам хотелось бы увидеть какой-то контраст в этом выборе. Так что с этим путешествием у нас возникают всевозможные отношения, почти что любовный роман.

Именно это странствие – не самое лёгкое, совершенно не лёгкое. Оно требует от нас многого. Требования очень высоки, но в то же время в нас начинает возникать какой-то элемент мягкости. Можно сказать, что мы становимся беззаботными, но это не обязательно означает отсутствие ответственности. Мы начинаем понимать, что жизнь очень богата, не считая жалоб – и даже жалобы выглядят достаточно разноцветно. Мы начинаем обнаруживать то тут, то там просачивающиеся пузырьки, которые начинают лопаться, и в конце концов мы начинаем понимать, что, может быть, жизнь всё-таки достойна того, чтобы её праздновать. Что-то происходит; на данном этапе жаловаться не нужно. Всё движется и прорабатывается полностью и всецело. Что-то однозначно начинает происходить, и это приятно – не то чтобы доставляло удовольствие, но приятно. А почему бы и нет? Это вполне оправданно, хотя и не в этом суть.

Мы это действительно чувствуем, действительно переживаем. Во всём этом есть что-то очень забавное и радостное. Но ясность снова начинает становиться раздражающей проблемой. В голове возникает всё больше и больше ярких видений – это не значит, что мы начинаем видеть кроликов или Иегову, восседающего верхом на коте. Яркие видения, о которых я говорю, – это переживание красноты, переживание синевы, переживание зелени, переживание желтизны. Оно включает все перцептивные уровни опыта явлений, а не одно лишь видение. Наша жизнь становится стоящей. Мы начинаем ценить то или это, хотя в точности и не знаем пока, что именно. И как-то так получается, что даже попытки выяснить, знаем ли мы об этом что-либо, не кажутся проблемой.

Однако на задворках нашего ума может быть некая проблема: мы можем взять и действительно захотеть что-то выяснить. И мы можем вообще не найти того, что ищем. Может, мы не получим ответов на наши вопросы, один за другим. Но происходит кое-что иное. Может, сам знак вопроса начинает гнить, ветшать и превращаться в точку, конец предложения. Может, происходит так. Такая возможность существует. И это, похоже, и есть процесс всего странствия: растворение вопросительного знака в точку. Вопросительный знак становится утверждением или восклицанием, а не пустой строкой, жаждущей заполнения ответами.