Текст книги "Истинное восприятие. Путь дхармического искусства"

Автор книги: Чогъям Трунгпа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Следующая концепция – соединить всё вместе и сделать утверждение, которое основывается на трёхчастной логике, что, конечно же, происходит благодаря видению и смотрению. Трёхчастная логика – это старая буддийская традиция: как воспринимать послания мира явлений, как полностью постичь воззрение и как подать своё личное воззрение кому-то ещё.

Трёхчастная логика касается того, как подать кому-то полноценный мир. Кто-то захотел, чтобы ты разработал для него дизайн обручального кольца, шкафчик для спиртного или костюм. Кто-то попросит тебя разработать дизайн целого города или ожерелья для его пекинеса. Трёхчастную логику можно применить к любой ситуации. Здесь у нас есть основа, затем путь, а потом плод. Это как в ситуации с веером: сначала берёшь веер, затем раскрываешь, а потом обмахиванием создаёшь ветерок. Так же работает и трёхчастная логика: сперва устанавливаешь основу; затем укрепляешь эту основу с помощью определённой логики; и, наконец, соединяешь это всё вместе и подтверждаешь. Это называется трёхчастной логикой, и такой логикой можно пользоваться при разработке или создании произведения искусства. Мы можем описать это как принцип неба, земли и человека, использующийся в японской традиции цветочной композиции, или как три тела тантрического искусства тибетского буддизма ваджраяны – дхармакайю, самбхогакайю и нир-манакайю. Как бы они ни описывались, эти три аспекта – основы проявления, потенциал проявления, и, наконец, всецелое проявление – очень важны для создания произведения искусства.

В традиции Шамбалы мы используем понятия неба, земли и человека. Мы начинаем с основы, то есть неба. Небо – это не пустое пространство; оно вольно ниспослать на землю священные принципы, а также чувство добра, мягкости и единства. Небо обладает качествами обозрения и завоевания пространства. В нём есть чувство несгибаемости и царственности. У неба также есть и аспект игривости. Это чувство открытости и пространства для работы может оказаться очень опасным: если тебе захочется «проехаться» на нём, этот принцип неба может втянуть тебя в различные ситуации, может возникнуть некий самообман. Пустой лист тебя приглашает, просит начать с первой точки. Поэтому ты можешь начать с первого ума – лучшего ума – и пригласить подлинное небо. Это основной принцип неба.

Затем мы можем перейти к земле, к этому качеству заземлённости, принципу матери-земли. Беременная земля, объемлющая земля. Она может породить проблемы с домашней жизнью. Очень ласковая земля, принимающая всё, хаос в том числе.

Принцип человека довольно смелый и милый – особенно в случае, если это младенцы, хотя обычно об их подгузниках и не вспоминаешь. У людей есть открытость и одновременно сила, есть и дерзновение, и добро. Принцип человека не обязательно ориентируется на землю и небо, это просто индивидуальное существование, просто быть.

Затем мы их соединяем вместе; а для соединения неба, земли и человека нам нужен царь. Принцип царя на самом деле – не четвёртая логика, а соединение этих трёх так, что они становятся единым целым. Не будь неба, тебя бы не существовало. Но небо зависит и от земли. Существуй одно лишь небо, без земли, в этом было бы мало смысла; а если бы была одна лишь земля, являющаяся подтверждением неба, то имела бы место та же самая проблема. А если бы существовали только небо и земля, но никто бы не населял это пространство, то тогда вообще никто ничего бы не делал. Потому существует человек. И в какой-то момент все они соединяются вместе – не как четвёртый принцип логики, а как продолжение третьего принципа в его движении к логической завершённости. Если у нас есть некое понимание Дхармы этих трёх принципов, мы сумеем их все объединить.

Небо, земля и человек

Произведение искусства создаётся потому, что существует фундаментальная сакральность, не зависящая от той или иной религиозной веры или убеждений художника.

Лхармическое искусство связано с состоянием ума художника и тем, как мы можем полноценно передать это самим себе и своему миру. В этом контексте можно сделать обзор трёх принципов неба, земли и человека. Небо означает пространство. Оно создаёт в твоём уме некоторый психологический простор, чувство, что тебе хватает пространства для работы. Пространство неба – это изначальный ум, свободный от условий. Он не пустой или безжизненный, но вмещает в себе всё. У него есть качество пробуждённости, качество восторга и качество блистательности. Поэтому общее значение неба – это некая всеохватность, в которой мы можем оперировать. Мы в этой атмосфере можем ходить, танцевать, размахивать руками и ногами, растягиваться. Есть много места, много свободы, а также чувство пробуждённости.

Такое пространство становится неотъемлемой частью процесса творения. Ограничения и несоответствия обычно вызваны чувством обременённости, как если бы мы несли тяжёлый груз. Но если мы разовьём понятие пространства полностью и как следует, мы обнаруживаем, что ноши-то нет, бремени не существует. Это облегчение – но не просто какое-то незначительное послабление, а вообще иная, большая версия ума. Мы начинаем осознавать, что в нашей жизни возникает необыкновенная открытость – в том, как мы движемся, как едим, как спим и как создаём произведение искусства. В этом изначальном пространстве – невероятная свобода. Такая свобода не является результатом создания произведения искусства – она присутствует ещё до создания чего-либо. Для нас очень важно знать это. До того как мы что-либо создадим, у нас должно быть это чувство свободного и открытого пространства без единого препятствия.

Когда есть такое состояние ума, и у нас уже имеются правильное отношение и переживание пространства, тогда из этого выходит то, что называется благословением, священностью, или сакральностью. Когда есть достаточно чувства пространства и отсутствия борьбы, мы можем позволить себе расслабиться. Мы начинаем открывать то, что называется священным миром, в котором любое художественное усилие считается сакральным. Это не результат того, что ты умнее или смекалистее в математическом, техническом или политическом смысле. Сакральность – это связующий фактор принципа неба. Если мы располагаем одно здесь, другое там, а всё остальное размещено вокруг по нашей задумке или визуальной концепции, мы не сваливаем всё в кучу; и не совершаем великой ошибки реорганизации и воспроизведения своего невроза в мире, потому что присутствует чувство сакральности, или благословения. В любом хорошем произведении искусства всегда есть это понятие святости.

Некоторые люди смотрят на картину и думают, что она сакральная и святая, так как взывает к здравомыслию той или иной религиозной традиции. Они немедленно наклеивают на неё ярлык христианской, иудейской, исламской, индуистской или буддийской. Но, в сущности, они полагают, будто художник проникнут определённой верой и потому оказался способен сотворить произведение искусства в соответствии со своей религиозной приверженностью. Я полагаю, что называть такие произведения искусства священными – это святотатство. Это слишком всё сужает, напрочь отсекает весь аспект человеческого достоинства. Фактически, они попросту говорят, что более-менее фанатичный в своей религиозной приверженности человек создаст наилучшее невротическое произведение искусства согласно этой религии. Говорить такое – ужасно, совершенно ужасно. Мы стараемся выйти за пределы такого узкого понимания священности. Произведение искусства создаётся потому, что существует фундаментальная сакральность, не зависящая от той или иной религиозной веры или убеждений художника. Такая сакральность – это аспект неба, создающего своего рода зонт, который становится очень мощным и настоящим. В этот момент человеческое достоинство важнее, чем та или иная религия или дисциплина, к которым относит себя человек. Звучит здорово, вам не кажется? С этой точки зрения сакральность – это открытие добра, не завиящего от личных, социальных или физических ограничений.

Второй принцип – это земля, и в нём выделяют три категории. Первая категория – это отсутствие невротического ума. Художник создаёт произведение искусства прямо здесь и сейчас. Так что независимо от того, здравомыслящий ли в конце концов художник, есть у него широкое видение или нет, каждый миг случаются непосредственные моменты здравомыслия, которые связаны со здравостью состояния ума художника и его отношений с материалом и самим произведением искусства. Согласно буддийской традиции, невроз означает такое состояние ума, в котором он зацикливается на вещах и держится за них. Его делят на три категории: страсть, которая слишком липкая, клейкая; агрессия, слишком острая, слишком грозная, слишком отталкивающая; и неведение, то есть состояние оцепенения, которое не может различить правого и левого, белого и чёрного. В сущности, мы говорим об отсутствии этого, отсутствии невротического ума.

Вторая категория принципа земли – это полнейшее расслабление и здравость. Это чувство расслабленности настолько полно развито в твоём уме и теле, что как художник ты начинаешь являть невероятную мягкость. Твои отношения с миром становятся предельно умиротворяющими. Они настолько смягчающие, что перед тем, как создать произведение искусства, ты можешь чувствовать себя так, словно тебя только что извлекли из стиральной машины. Ты совершенно расслаблен и просто плюхаешься на место. Твои тело и ум смешались настолько, что в тебе начинает рождаться чувство добра. Можно уподобить это выходу из бани: тебе очень хорошо от того, что ты вышел из парной, и наступает полное расслабление. Поэтому, в сущности, мы говорим о расслаблении. Иная школа философии искусства может сказать, что если художник достаточно агрессивен и невротичен, то это сразу создаст прекрасное произведение искусства. Но согласно нашим рассуждениям, с точки зрения визуальной Дхармы, всё как раз наоборот. Человек должен испытать расслабленность перед тем, как создать произведение искусства.

Третья категория земли – отсутствие лени. Когда ты начинаешь работать над своим произведением, ты прикладываешь определённые усилия, и в этих усилиях лени быть не должно. У тебя может быть замечательный сюжет, который ты хочешь воплотить, поэтому тебе надо постоянно следовать за своим видением того, что ты хочешь создать. Если ты урежешь полноту своего видения и создашь произведение на уровне «полуви-дения», это будет нарушением дисциплины, или этики творческого процесса. Поэтому необходимо отсутствие лени. Иными словами, когда мы хотим создать произведение искусства, делать его надо «по полной».

Затем у нас есть принцип человека, который тоже делится на две категории. Номер один – это свобода от подсознательной болтовни. Если в твоём уме происходит подсознательная болтовня, если есть это чувство дикости и твоё сознание полно мыслей, то очень трудно создать что-либо. Поэтому надо взять ситуацию под контроль и преодолеть это засилье мысленной болтовни. Проблема здесь в том, что ты не взаимодействуешь либо с принципом неба, либо с принципом земли, поэтому создать принцип человека тебе вообще вряд ли удастся. Но блуждающий ум можно преодолеть – либо до, либо во время создания произведения искусства. Фактически ты можешь использовать сам процесс творчества как способ пресечь подсознательную болтовню через свою преданность материалу и видению, которое заключено в тебе и твоей работе.

Вторая категория принципа человека – это отсутствие сожалений. Обычно чувство сожаления присутствует постоянно, оно известно как «творческая лихорадка». Такое сожаление обычно связано с прошлым. Но в данном случае мы говорим о сожалениях всех видов: сожаления о будущем и сожаления о настоящем, а также сожаления о прошлом. Есть очень лёгкая, но в то же время глубоко коренящаяся депрессия, постоянно поглядывающая то назад, то вперёд. С такими сожалениями, почти что с раскаянием, которое совершенно заслоняет твоё видение неба и земли, ты вообще неспособен создать произведение искусства.

Все вместе эти три принципа – небо, земля и человек – связаны с тем, как мы можем интегрировать состояние нашего ума в художественное произведение. Четвёртый принцип, хотя и не совсем того же рода, есть принцип вселенского монарха. Это то, что объединяет небо и землю. Это одночастный принцип, то есть он говорит, что тело и ум способны гармонично работать вместе. Следовательно, ум развивает чувство открытости и умиротворённости, а тело приходит к отсутствию скорости и агрессии. Так произведение искусства становится мягким и ненавязчивым, а не вымученным или экстраординарным. Оно становится хорошим произведением, очень искренним, а быть художником становится по-настоящему хорошо, это стоит того. Можно по-настоящему гордиться, в положительном смысле этого слова, тем, что ты художник. Ты будешь так счастлив, тебе будет так хорошо от того, что ты художник. Ты можешь работать согласно принципам неба, земли и человека, и проявить себя посредством этих принципов. Это может быть невероятно и сказочно!

Бесконечное
Богатство

Вся философия дхармического искусства состоит в том, что ты не пытаешься быть художником, а просто подходишь к объектам, как они есть, и тогда послание проявляется автоматически.

Учение не должно быть исключительно устным. Оно очень визуально, или наглядно. Например, такой материал, как фильм, вместо обращения людей в тибетскую версию буддизма может предоставить любому любознательному или имеющему в уме вопросы человеку девственную территорию, не загрязнённую общепринятой или превращённой в систему духовностью. Надеюсь, пробуждённые люди, сомневающиеся в собственном фундаментальном здравомыслии, найдут иной способ взглянуть на свои неврозы, не стремясь просто получить очередное «решение своих проблем».

Вся философия дхармического искусства состоит в том, что ты не пытаешься быть художником, а просто подходишь к объектам как они есть, и тогда послание проявляется автоматически. Это сродни японскому искусству цветочной композиции. Не пытайся быть художником: просто отсекай определённые веточки и палочки, которые кажутся выбивающимися из потока. Затем ты помещаешь веточки в подходящий контейнер, под ними – цветы, и это автоматически становится цельным ландшафтом. Подобным образом, когда ты видишь картину великого художника, она не выглядит, как будто её кто-то взял и написал. Кажется, будто она возникла сама по себе. Нет совершенно никакого разрыва, никаких трещин – это одно совершенное целое.

Творческий процесс сродни медитации. Ты очень, очень долго работаешь с одной техникой, и в конце концов техника отпадает. Есть постоянная дисциплина и непрерывность, упрямство. Ты готов с ней взаимодействовать, даже если объект тебя отвергает, или свет не тот, или ещё что-то не так. Ты всё равно продолжаешь и делаешь.

Я хотел бы создать фильм таким образом, чтобы в нём участвовала и зрительская аудитория. Для этого нам необходимо будет много пространства, скорости и насыщенности. Эти три принципа, если между ними установлена правильная взаимосвязь, похоже, работают таким образом, что аудитория начинает участвовать в презентации. Наблюдая за экраном, зрители чувствуют, что они порождают каждое видение, а не пассивно впитывают некий готовый продукт. Необходимо пространство для вопроса, а не потребление всего в готовом виде, в темпе строчащего пулемёта. Аудитория должна принимать участие в процессе. Чтобы это произошло, самым важным является пространство – пространство и безмолвие. Тогда начинаешь гораздо больше ценить объекты. Вполне возможно, мы можем создать слишком много пространства, что сначала окажется не особо популярным. Никто не скажет: «Ух ты, как замечательно!» Поначалу это может показаться непривычным. Но потом, когда зрители переключат передачу и увидят это во второй раз, на следующей неделе, в следующем месяце, это будет по-другому.

Когда люди идут в кино, они идут туда потому, что им хочется перемен. Им хочется увидеть что-то ещё кроме привычных сцен мытья посуды, работы в офисе и всего остального. Это автоматически означает, что им необходимо пространство. Поэтому, если кино подаёт пространство, каким бы раздражающим оно ни было, оно будет стоить того, чтобы его смотреть. Зрители не выйдут напряжёнными; они выйдут расслабленными. Они прошли через всю ситуацию ожидания увидеть что-то, а затем действительно что-то увидели. Они прошли через процесс массажа глаз. Это вызов как для аудитории, так и для кинематографистов и похоже на бегство от китайцев через Гималаи.

Сказано, что в практике маха-ати глаза – один из самых важных «выходов». В сущности, их называют «врата джняны», высшей мудрости. Поэтому визуальные эффекты в своём воздействии на ум наиболее важны. Вообще аудитория приходит посмотреть фильм с определёнными ожиданиями. Когда зрители начинают чувствовать, что не увидят того, чего ждали, ситуация становится несколько удушающей. Но на самой грани ситуации, когда ничего вообще не происходит, что-то всё-таки происходит – что-то совершенно другое, не то, что ты ожидал увидеть.

Фильм должен делать предложения, намекать, а не кормить информацией. Фактически, не давать информации – это одна из самых лучших вещей, которые можно сделать, чтобы помочь аудитории участвовать в фильме. Когда их накормили, им ничего другого не останется, кроме как выйти из зала. Но если дать слишком мало информации, то, хотя намёки и будут присутствовать, зрителям придётся работать и размышлять над тем, что им дали. Весь этот подход к искусству зиждется на том, чтобы показать всего лишь краешек знания вместо многих слов, хоть это и дало бы людям больше комфорта и защищённости.

Например, если ты учишься у наставника, который обрёл своё понимание благодаря одной лишь информации, этот человек может говорить тебе мудрые вещи, прекрасные вещи, но он не будет знать, что делать с промежутками, с паузами. Он краснеет, или смущается, или перескакивает от истории к истории, суетится между изрекаемыми им мудростями. Но если ты имеешь дело с кем-то абсолютно компетентным, тем, кто на самом деле проживает эту информацию, для кого учение стало частью его существа, тогда никакого смущения не будет. Учение идёт непрерывно, как волны океана. В этом есть бесконечное богатство. Ты много получаешь, но в то же время нет ощущения, будто учитель вывалил на тебя всю информацию. Ты чувствуешь, что недосказанного гораздо больше.

Если ты совершенно уверен в себе, тебе вообще не надо думать об аудитории. Ты просто делаешь своё дело и делаешь его как надо. Ты становишься аудиторией, а твои действия – развлечением. Но это требует изрядной доли мудрости. Когда художник пишет картину за вознаграждение, существует высокая вероятность того, что его картина будет предвзятой и однобокой, так как он знает об аудитории и ему приходится иметь дело с образовательными стандартами этой аудитории. Но если он представляет собственный стиль, не оглядываясь на аудиторию, та отреагирует автоматически, и её утончённость будет развиваться, достигнув в конце концов уровня художника.

Любая форма развлечения, претендующая на высокое звание искусства, не должна работать с аудиторией, как реклама. Попытки угодить аудитории постоянно занижают уровень её утончённости. Вот что неправильно в американской маркетинговой системе. Если ты стремишься всегда угодить аудитории, тебе приходится создавать всё больше и больше автоматических штучек, всё больше и больше пластика. В конце концов людям не надо будет даже выходить из своих комнат, чтобы что-то сделать; они просто нажимают на кнопку, и их развлекают.

Как художники, мы ответственны за повышение умственного уровня аудитории. Может, людям придётся дотягиваться с определённым усилием, но оно того стоит. Тогда вся цивилизация начинает поднимать уровень своей утончённости. Возможно, первая попытка провалится. Может, аудитория будет слишком малочисленна для такой задачи. Но постепенно люди начнут понимать. Собственно, это уже происходило. Если ты правильно к себе относишься, то, поскольку таких, как ты, много, ты становишься катализатором для остального мира. Аудитория собирается вокруг тебя как возле пчелиной матки. Здесь меньше ощущения продажи или чувства, что ты пытаешься людей обхитрить, поэтому они к тебе тянутся.

Что прекрасно в буддизме, мне кажется, так это то, что буддисты не пытаются тебя надуть. Они просто показывают, что у них есть, говорят как есть: хочешь – принимай, не хочешь – не принимай. Если ты пытаешься надуть людей, немедленно заработать денег, это становится проституцией. Когда мы пытаемся удовлетворить текущие требования публики на её нынешнем уровне утончённости, нам постоянно приходится занижать стандарты, тогда как если мы сознательно допустим некоторое сопротивление нашей работе, аудитории придётся прыгать всё выше и выше. Им придётся работать со своим терпением, придётся работать со своей утончённостью, поэтому публика автоматически будет становиться образованнее. Это заговор, но заговор сострадательный.

В этой стране очень пробуждённые люди; они все что-то ищут – и обычно получают то, чего ждут. Но в следующий раз они смогут получить что-то, выходящее за пределы того, к чему они привыкли.