Текст книги "Беги, негр, беги!"
Автор книги: Честер Хеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Несколько секунд спустя Уолкер снова овладел собой и, желая объяснить раздражение, медленно проговорил:
– Терпеть не могу такую шваль. Подпоят дурачка, а потом обчистят до нитки.
Эти слова не убедили полицейских, а сотрудник прокуратуры просто пропустил их мимо ушей. Уолкер продолжал:
– Ну, как бы там ни было, я поехал по Мэдисон-авеню и увидел, что она вдруг появилась со стороны 42-й стрит и тут же побежала в сторону 5-й авеню. Я не мог ехать за ней – ведь движение там одностороннее. Поэтому я затормозил на углу Мэдисон-авеню, выскочил из машины и бросился за ней бегом. Только я свернул на 36-ю стрит, как увидел, что она нырнула в один из домов. Когда я добежал, дверь подъезда была закрыта на ключ. Я хотел пройти через чёрный ход, но его в этом доме не оказалось.
– Вы запомнили номер дома? – спросил лейтенант.
– Нет, но я…
– Этот дом далеко от здания, в котором найден раненый рабочий?
– Кажется, второй или третий дом.
– Кажется?..
– Второй! – не сдержавшись, выкрикнул Уолкер.
Несколько секунд все молчали, потом лейтенант сказал:
– Продолжайте.
Уолкеру потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями. Наконец он проговорил:
– И тут я увидел негра.
Присутствующие ждали, что он скажет дальше. Но он молчал, и тогда лейтенант тихо спросил:
– Какого негра?
Уолкер пожал плечами.
– Не знаю, откуда он взялся. Сначала я услышал чьи-то шаги, а потом увидел негра, который бежал прямо на меня. Я подумал, что это какой-то хулиган.
– Почему? – спросил лейтенант.
– Как почему? – смутился Уолкер.
– Почему вы подумали, что он хулиган?
– А что прикажете думать о негре, который в это время ошивается в таком районе?
– Неубедительно. Здесь немало негров – рабочих, грузчиков, дворников.
Опять наступило неловкое молчание. Оно длилось минуты две, пока Уолкер решил, что должен продолжать:
– Когда я схватил его за руку, он понял, что я из полиции, и крикнул: «Вот удача!» Он объяснил, что в подвале углового дома сидит какой-то взломщик. Только тут я заметил на нём униформу фирмы «Шмидт и Шиндлер».
Он прокашлялся и продолжил:
– Я потребовал у него документы. Он показал мне удостоверение своей фирмы и сообщил, что взломщика сперва обнаружили в ресторане, а потом, удирая, он попал в подвал…
– Как он выглядел, этот негр? – спросил лейтенант.
– Как выглядел… Ну как они все, негры, выглядят, понимаете. А как ему было выглядеть?
– Высокий он был или маленький, толстый или худой? – терпеливо расспрашивал лейтенант. – Чёрный, коричневый или желтоватый? Старый, молодой?
– Даже не обратил внимания. Что к ним, неграм, присматриваться? Ведь он говорил о каком-то взломщике, вот в чём была суть!
– Постарайтесь всё-таки что-нибудь припомнить, – сказал лейтенант дружелюбно.
– Да, да… Постойте, на его удостоверении была фамилия… Вильсон. Да, точно, Вильсон.
– Вызовите цветного рабочего фирмы «Шмидт и Шиндлер» по фамилии Вильсон, – сказал лейтенант стенографу. Тот хотел было выйти, но лейтенант остановил его: – Нет, не сейчас. Пока стенографируйте… Может оказаться, что униформу этот негр украл, а пропуск подделал.
– Конечно, сэр, – с готовностью подтвердил Уолкер.
– Продолжайте.
– Вместе с негром я отправился ко входу в здание на 5-й авеню. В помещении мы заметили уборщицу. Я постучал. Она долго не открывала, пока не сообразила, что я из полиции. Потом пошла за хозяином. Когда я оглянулся, негра рядом не было.
– Вы его стали искать?
– Нет. Я подумал, что он, наверное, пошёл в свой ресторан. И тут же появился человек с ключами. Этот тоже начал что-то выдумывать: его шеф, дескать, только что позвонил в полицию и как, мол, я так быстро оказался на месте.
– Но вы ему объяснили, что вас позвал служащий «Шмидта и Шиндлера»?
– Ничего я ему объяснять не стал. Мне показалось, что он пьян. Очень было на то похоже. Пока до него дошло бы…
Он заметил, что Бэкер снова едва заметно кивнул, и уставился на него.
– Но хозяину вы по крайней мере объяснили, как было дело? – спросил лейтенант.
– Он меня ни о чём таком не спрашивал, а сразу повёл в подвал, где якобы был взломщик.
– И вместо взломщика вы обнаружили там раненого рабочего фирмы «Шмидт и Шиндлер»? – закончил за него лейтенант.
– Гм, гм… Он стал утверждать, будто в него стрелял я.
– Чем вы это объясняете? – сказал сотрудник прокуратуры.
Уолкер посмотрел в его сторону и медленно развёл руками:
– Ничем. Пусть с ним разбираются психиатры… Поэтому я и велел отправить его в «Бельвю». – Уолкер ненадолго умолк. – Я думаю так: когда он пришёл в себя, я был первым, кого он увидел. Вот он и решил, будто в него стрелял я. Скорее всего последнее, что он видел, – это стрелявший в него человек, а потом он потерял сознание… Негр просто не понял, что между этими двумя моментами прошло много времени. Или у него были галлюцинации. Или он вообще не видел того, кто в него стрелял…
– В него стреляли спереди, а не сзади, – заметил лейтенант.
– Допустим. Но я-то тут при чём? Когда его ранили, я ещё был в своей машине с тем типом, который бежал с ножом… Да и эта девка подтвердит, что видела меня.
– Её мы обязательно разыщем, – твёрдо сказал лейтенант. – Но вы нам забыли объяснить, как вы поступили с её преследователем.
– Одну секунду! – перебил лейтенанта сотрудник прокуратуры.
– Так вы считаете, у него были галлюцинации?
– Ясное дело. По-моему, тот, кто стрелял в него, тоже был негр.
– Может быть, тот самый, которого вы остановили на улице?
– Что ж, это не исключено. Сейчас я думаю, что скорее всего так оно и есть.
– Но, когда вы его увидели, вы ничего такого не подумали?
– Нет. Ведь об убийствах я ничего не знал.
– Вы осмотрели трупы?
– Я хотел, но сержант, который вёл следствие, меня к ним не подпустил.
Лейтенант неопределённо хмыкнул:
– Вернёмся, однако, к вашему задержанному.
– Я был в ресторане «Шмидта и Шиндлера» и встретил там ребят из уголовной комиссии. От них я и узнал о двойном убийстве. Сержант заметил, что я кое-где случайно оставил отпечатки пальцев…
– Они найдены повсюду.
– Сержант меня выругал за это. Хотя особой беды я не вижу: там столько людей копошилось. Ну да ладно… И вдруг я вспомнил о своей машине, о задержанном, и…
– Как это вдруг? Как вы могли вообще забыть об этом?
– Чёрт побери! Забыл, и всё! А тут вспомнил! Побежал по Мэдисон-авеню и увидел, что ни моей машины, ни задержанного нет… Мне показалось даже, что это мне снится! То от меня удирает эта девка, потом какой-то ниггер утверждает, будто я хотел его укокошить, а теперь исчезла моя машина вместе с задержанным.
– Вдобавок куда-то пропал негр, сообщивший вам об убийстве, – напомнил ему лейтенант.
– Да, и он тоже… Я позвонил и сообщил о краже машины. Можете узнать у…
– Я вам верю.
– О задержанном я не упомянул по телефону, потому что не знаю его фамилии… Я вернулся в ресторан, чтобы сообщить о негре, который вдруг пропал, но наши парни в это время допрашивали управляющего и хозяина магазина и к сержанту никого не пропускали…
– А почему вы не позвонили мне?
– Не подумал об этом.
Лейтенант смерил его долгим взглядом:
– Для детектива вы чересчур рассеянны и забывчивы.
После этих слов Уолкер неожиданно потерял контроль над собой и весь обмяк. Прикрыв лицо руками, он выдавил из себя:
– Я ужасно устал прошлой ночью.
Он был пьян, подумал лейтенант. А Брок, шурин Уолкера, подумал: он всё ещё не протрезвел, хотя внешне это и не заметно.
– Ну ладно, – сказал лейтенант беззлобно, – побывайте ещё раз в ресторане, может быть, вы опознаете того негра с улицы. А если нет, съездите в морг, может, обнаружите его среди убитых.
Уолкер тяжело поднялся.
– Я могу идти?
– Подождите в коридоре, пока стенограф составит протокол. Вам нужно подписать его. О'кэй?
– А потом отправляйся и хорошенько выспись, – добавил Брок.
Когда Уолкер вышел из кабинета, лейтенант и Брок обменялись многозначительными взглядами.
Снегопад прекратился, но зато на город спустился густой туман. Верхние этажи небоскрёбов исчезли, словно их проглотило небо. Единственными оазисами света были ярко освещённые витрины магазинов да лучи автомобильных фар, казавшиеся в этой грязно-серой мгле светящимися щупальцами какого-то животного.
Машина Брока медленно продвигалась в сплошном потоке заснеженных автомобилей.
Когда он попал наконец в Гарлем и въехал на 113-ю стрит, Брок подумал: «Если в центре Нью-Йорка скажешь, что туман город спрятал, то здесь он его пожевал-пожевал и выплюнул». По сути дела, это был уже не город, а воспоминание о нём: когда-то, мол, здесь жили люди…
Сколько Брок себя помнил, он, можно сказать, всегда был полицейским. Даже не обладая изощрённой фантазией, любой полицейский сказал бы сейчас, что дела у его шурина, Уолкера, не ахти. Брок заставлял себя не думать об этом. Успеется, когда он соберёт все факты. Единственное, от чего он не мог отделаться, это вопрос о возможных мотивах убийства.
Улица, по которой он ехал, была настолько грязной, что он невольно поморщился.
Могли бы, по крайней мере, убирать тротуары, подумал он, словно забыв о том, что ещё несколько лет назад городские власти отказались от уборки улиц в Гарлеме.
Известие об убийстве уже достигло Гарлема. Те немногие негры, которые встретились Броку, смотрели на него с неприязнью. Но это его не трогало…
Приятели частенько подтрунивали над Броком, называя его «телефонной будкой» – он был высоченного роста и очень широк в плечах. Если бы его маленькие глаза на костистом обветренном лице не были такими холодными, Брока можно было бы принять за добродушного увальня.
Луки Вильямс жил в обшарпанном доходном доме на 11-й авеню. Выбитые стёкла во многих окнах заменяли пожелтевшие газетные листы. Брок тщательно запер машину и вошёл в дом.
В длинном коридоре не горела ни одна лампочка, пахло плесенью. Поставив ногу на первую ступеньку, он подумал: не лучше ли достать пистолет? А вдруг где-то за углом притаился черномазый, готовый проломить ему череп или перерезать горло?
Он поднялся на четвёртый этаж и постучал. Дверь приоткрыли, но цепочку не сняли. На него смотрела негритянка, почти совсем седая.
– Вы, наверное, из полиции… Сейчас, когда его убили… – это прозвучало как обвинение.
Он достал из кожаного футляра служебный жетон, предъявил ей и проговорил неожиданно виноватым голосом:
– Вы правы… Я сержант Брок… А вы, наверное, миссис Вильямс. Вы позволите войти? Мне нужно задать вам несколько вопросов.
Она молча сняла цепочку и пропустила его в квартиру. Эта рано постаревшая женщина была хорошо знакома с нуждой и научилась ей не покоряться. Даже сейчас её лицо выражало скорее ожесточённость, чем горе. Поверх синего шерстяного платья на ней была чёрная кофта.
Войдя в комнату, Брок быстро огляделся. Посреди комнаты стоял большой стол, на нём лампа и пепельница; несколько колченогих стульев прятались по углам, и только один стоял у стола. У стены против окна он заметил самодельную печурку, а рядом – старое кожаное кресло… В нём, наверное, часто сиживал убитый. Весь угол напротив двери занимала большая двуспальная кровать, покрытая малинового цвета шерстяным одеялом.
Женщина подошла к столу, зажгла лампу.
– Садитесь, сэр, – сказала она, устраиваясь на краешке кровати.
Брок сел за стол, положил шляпу на один из стульев, достал записную книжку и шариковую ручку. Посмотрел на женщину. Глаза её чисты, следов слёз нет; она сидела очень прямо, положив руки на колени. Всё говорило о том, что это тяжёлое испытание она встретила с мужеством.
Ему не пришлось задавать много вопросов, она почти всё рассказала сама. О смерти мужа узнала из выпуска последних известий по радио, в одиннадцать часов утра. Позвонила сестре, чтобы та опознала его в морге: сама она не могла заставить себя пойти туда. Сейчас она ждёт представителя фирмы, где работал Луки. Девятнадцатилетняя дочь работает продавщицей в ресторане-автомате на 72-й стрит, но ей она пока не звонила. Их восемнадцатилетний сын сейчас в армии, во Флориде; знает ли он уже о случившемся, ей неизвестно. Но когда узнает, конечно, приедет домой, чтобы поддержать, её в горе. Где их семнадцатилетний сын? Где-то здесь, в Гарлеме. Он часто ссорился с отцом и убегал из дому.
– А не может он иметь отношение к убийству? – спросил Брок.
– Боже мой, нет! Он мальчик неплохой, хотя со странностями…
– Я на всякий случай всё-таки запишу его имя.
– Мелвин Дуглас.
Пятнадцатилетняя дочь была сейчас в школе.
Двадцать лет назад, сразу после свадьбы, они перебрались в Нью-Йорк из одного из южных штатов. Все семеро детей родились в Гарлеме, трое из них умерло. Луки был хорошим, заботливым отцом, старался заработать где мог. Она время от времени тоже, нанималась на подённую работу – когда приходилось особенно туго. Луки в жизни не сделал ничего плохого, она может поклясться памятью покойной матери! Правда, до неё дошли слухи, что в последнее время его видели с другой женщиной…
– Вы знаете, кто она? – спросил Брок.
– Конечно. Зовут её Беатрис Кинг, она прихожанка той же церкви, что и мы… Но можете мне поверить, к этому она никакого отношения не имеет, это я вам верно говорю. Вдова она, женщина одинокая…
Он записал адрес мисс Кинг и спросил:
– Вам хватало на жизнь того, что приносил Луки? Ведь зарабатывал он не так уж много.
– Конечно, когда собиралась вся семья, а Нэнси, старшая, ещё не работала, приходилось туго. Но это у всех цветных так. Луки получает сейчас вдвое больше, чем когда мы поженились… Получал… Дети помогали друг другу чем могли. В остальном приходилось уповать на господа бога.
– Луки застраховал свою жизнь?
– Кажется, да. В своей фирме.
Броку стало ясно, что для этой семьи фирма «Шмидт и Шиндлер» стояла на втором месте после всемогущего бога.
Брок редко бывал подавлен: работая в уголовной комиссии, нельзя поддаваться чувствам. Но, побывав у миссис Вильяме и поговорив с ней, он был потрясён. «Что-то у нас не в порядке, – впервые подумал он. – Какое-то колёсико в механизме нашего американского бытия прокручивается».
Он поехал по 11-й авеню в сторону 114-й стрит. Там вышел из машины и пешком поднялся на шестой этаж углового дома. Постучал.
Открыла ему толстая неопрятная негритянка в халате. Волосы у неё были накручены на бигуди. Он бросил быстрый взгляд в комнату и увидел широкую незастеленную постель со вмятинами на двух подушках.
– Миссис Дженкинс? – спросил он.
– Не-ет. Меня зовут Гусси. И никакая я не миссис Дженкинс. Вы небось из полиции?
Он кивнул.
– Боже правый, что он ещё натворил? – Гусси театрально закатила глаза. – Вы его упрятали, да? А то он давно был бы уже дома.
– Насколько нам известно, он ничего не натворил. Но… он убит, – ответил Брок.
Жест возмущения получился у неё совершенно автоматически. Она была заранее готова изобразить возмущение, чтобы Сэм ни сделал. Но рука её остановилась. Гусси словно окаменела в этой неестественной позе. Её сравнительно светлая кожа посерела, на лице застыло выражение неподдельного ужаса. Женщина вдруг постарела лет на двадцать.
– У-уб-бит?.. – едва слышно прошептала она.
– Да…
– Но… Кто мог убить Сэма? Разве он кого-нибудь тронул? Он ведь никогда… Сэм только поболтать был горазд…
– Всё это мы выясним. Можно мне войти?
Она впустила его:
– …извините. Я прямо не знаю… Как это случилось?
Брок вошёл в единственную комнату, огляделся вокруг – где бы сесть? Напротив постели стоял большой стол и два мягких кресла, а у спинки кровати – два стула. Но сесть было не на что: и на креслах и на стульях валялись беспорядочно разбросанные вещи. Заметив его взгляд, она освободила одно кресло. Брок сел, положил шляпу на стол.
– Расскажите всё, что вам известно о Сэме Дженкинсе, – начал он, так и не ответив на её последний вопрос.
Она рассказала ему много, но ни малейшего намёка на мотивы убийства из её рассказа Брок извлечь не смог.
Сэм – один из многих, кто живёт без особых моральных устоев, время от времени по мелочам преступает закон, но никакой социальной опасности не представляет. И поэтому, уходя, Брок не испытывал такого чувства, какое было у него после посещения Вильямсов.
– До свидания. Спасибо, Гусси.
– Помогла я вам?
– Очень даже, – солгал он. – Можете вы опознать его труп в морге? Или у него есть в городе родственники?
– Ничего, схожу. Насчёт родственников не знаю, про это он ничего не говорил…
Потом Брок поехал на квартиру Джимми Джонсона, живущего на углу 149-й стрит и Бродвея.
Он остановился перед шестиэтажным домом, облицованным светлой плиткой, довольно приличным с виду. Сразу было видно, что белые жильцы сравнительно недавно уступили свои жилища цветным. Ступеньки, ведущие к входной двери, были чистыми, все стёкла в двери вымыты, ни одно не разбито. И лифт работал, хотя поднимался медленно.
На пятом этаже Брок постучал в дверь квартиры Джонсона. Ему открыл светлокожий негр, представившийся мистером Дезелиусом. Наморщив лоб, он пригласил Брока войти. Прежде чем проводить детектива в комнату, закрыл дверь на четыре замка.
Потом появилась миссис Дезелиус, хрупкая темнокожая негритянка в длинном чёрном платье из сатина. Следом за ней вошла её тринадцатилетняя дочь, Синетта.
– Я не намерен вас долго задерживать, но я обязан задать несколько вопросов о вашем жильце Джонсоне.
– Я о нём ничего не знаю, – отрезал мистер Дезелиус. – Он только и занят был, что своими книгами.
– Он учится, – объяснила Синетта.
– Помолчи, тебя не спрашивают, – сделала ей выговор мать.
– Вы бы лучше поговорили с его подружкой, – сказал мистер Дезелиус, словно говоря: «Я умываю руки». – Она живёт на третьем этаже и знает Джимми куда лучше нас. Мы только предоставили ему кров.
– Позвольте узнать имя этой дамы?
– Мы не знаем, как её зовут, – раздражённо ответил Дезелиус.
Брок посмотрел на него с интересом: с чего это он так окрысился?
– Линда Лу Коллинз, – сказала Синетта, не обращая внимания на жесты матери. – Она певица.
– Понятно. Спущусь-ка я к мисс Коллинз, – обратился Брок к Дезелиусу. – Если вы меня выпустите, конечно.
Хозяин квартиры проводил его до двери.
Брок спустился на третий этаж. Но в квартире Линды Коллинз никого не оказалось. Что ж, на сегодня всё, сказал он себе. Надо немедленно ехать в управление, тщательно обдумать и привести все данные к общему знаменателю…
Охранник пропустил её в камеру и тщательно запер дверь.
– Джимми, милый! – Линда Коллинз быстро подошла к койке и поцеловала его. – Что они с тобой сделали?!
Он горько улыбнулся.
– Они просто сунули меня в смирительную рубашку… Они ненавидят меня, потому что я сказал: «Стрелял белый полицейский…» Утверждать, что я спятил, им выгодно.
По лицу Линды пробежала тень.
– Грязные собаки! – Но слова её прозвучали не совсем естественно.
Он хотел заглянуть в глаза Линды, но она отвернулась, избегая встретиться с ним взглядом.
– Ты согласна с ними? Ты тоже считаешь, будто я спятил?
Она снова повернулась к Джимми.
– Не будь идиотом!.. Боже мой, как я испугалась, когда услышала, что в тебя стреляли… Я крепко спала, но Синетта стучала в дверь до тех пор, пока я не проснулась… Она сказала, что ты в Бельвю и что ты умираешь. По радио, мол, недавно передали… Она очень за тебя беспокоилась. Скажи: сейчас всё в порядке?
– Рана на груди неопасная, пуля застряла в мякоти. Крови я потерял, правда, уйму. Но это не страшно. А остальное – царапины, не волнуйся.
– «Не волнуйся»! Представляю, что ты пережил!
– Знаешь, если тебе кто-нибудь скажет, что ему не было страшно, когда в него стреляли, пошли его куда подальше. Такое ни рассказать, ни представить невозможно.
Она вся дрожала.
– Тебе холодно?
– Мне страшно, – прошептала она.
– Брось, я же жив.
– Да… Слава богу…
– А-а, чушь всё это… Поцелуй меня, и всё пройдёт.
Линда рассмеялась, но несколько секунд спустя лицо её снова сделалось серьёзным.
– Милый, зачем ты это сделал? – спросила она.
– О чём ты?
Она вынула из кармана газету и развернула. Ему сразу бросились в глаза жирные буквы заголовка:
«РАНЕНЫЙ РАБОЧИЙ ОБВИНЯЕТ СЛУЖАЩЕГО ПОЛИЦИИ В ПРЕСТУПЛЕНИИ».
Джимми смотрел на заголовок абсолютно спокойно.
– Значит, газетчики всё-таки разнюхали… Полиции небось это поперёк горла встало.
– Они злятся на тебя, – сказала Линда с упрёком.
– И что с того? Пусть злятся! Раз они мне не верят… Я ведь им рассказал всё как было: этот детектив убил двух рабочих, а потом ранил меня; но они хотят, чтобы я заткнулся, потому что он, видите ли, белый. Поэтому они и сунули меня в смирительную рубашку, как сумасшедшего. А настоящий сумасшедший на свободе… Пусть лопнут со злости, мне-то что. Может, они тогда хоть делом займутся.
– Но Джимми… – она смотрела на него с грустью. – Следствие ведётся. И прокурор и полицейский, с которыми я говорила, на твоей стороне…
– Что значит на моей стороне?.. – возмутился Джимми.
– А это значит, что они делают всё, чтобы уличить убийцу, – старалась она успокоить Джимми.
– Я сказал им, кто убийца!
– У них нет доказательств. Ты говоришь одно, а Уолкер – другое. Для прокуратуры одних твоих слов мало.
– Они вовсе не хотят, чтобы доказательства подтвердились.
– Уолкер запутал всё дело, а они не могут уличить его во лжи…
– Я знаю, что он рассказал им. Они прочли мне его показания. Он говорит, что искал какую-то девку, которую он, мол, арестовал на Таймс-сквере. Она исчезла. На крыльях улетела, что ли? А потом откуда ни возьмись появился какой-то негр, да ещё в форме нашей фирмы, и говорит ему, что в доме за углом, в подвале, лежит какой-то взломщик. Уолкер только что убил двух негров, гнался за мной, ранил меня, потом смылся – и тут навстречу ему бежит четвёртый негр которого ни до этого, ни после никто не видел, и рассказывает ему сказки про взломщика в подвале… Ты что, всё ещё веришь в Санта-Клауса?
– Они знают, что он лжёт, – проговорила она спокойно. – Это мне сам прокурор говорил.
– Почему же они его не арестуют?
– Потому что не могут доказать, что он замешан в убийстве.
– Ах вот оно что – не могут доказать? А ведь мусорщик подтвердил, что Луки в его и в моём присутствии рассказывал о пьяном полицейском, которого он послал вниз, к Сэму. Зачем бы мусорщику врать?
– Они и не говорят, что он врёт. Но ведь сам-то он полицейского не видел, а только слышал о нём от Луки. А Луки мёртв.
– И что? Они думают, что в такую рань два пьяных блюстителя порядка будут шляться в одном и том же месте? Возможно ли такое совпадение?
– Да нет же, Джимми! Они знают, что он был в ресторане. Тут они тебе верят…
– И на том спасибо!
– …но доказательств-то нет! Никто его не видел: ни мойщик окон, ни молочник… Никто ничего не видел, и никто не слышал выстрела.
– Как они откровенны с тобой!.. А что насчёт отпечатков пальцев? А мусорные урны? А пули в стене? Разве трудно узнать, из какого оружия стреляли?
– И оружие не найдено. Этот пистолет нигде не зарегистрирован.
– Прекрасно. Оружия нет, а значит, и не было. Ведь так выходит, а? Следовательно, не было и убийцы. И тем более белого. А в меня стрелял маленький зелёный человечек, специально прибывший с Марса?
– Отпечатки пальцев найдены, – продолжала она упрямо. – И его и другие. Он умышленно прошёл по ресторану и по коридору и как бы нечаянно оставил везде свои следы. Так что всё перепуталось.
– Вот это да! Выходит, ему и объяснять не надо, почему его отпечатки пальцев там оказались. Он всё продумал, негодяй!
– Джимми, дорогой… Выслушай меня: они допускают, что твои показания правда. Они говорят, что, если это ложь, это доказывает только одно: у тебя очень буйная фантазия и умение логически мыслить, а потом…
– Знаю я, они считают, что я спятил. Или хотят, чтобы другие поверили, будто я спятил.
– Это неправда, милый. Я же говорила с ними: и с прокурором, и с главным инспектором, и с другими полицейскими… Никто не думает, что ты сошёл с ума. Прокурор связался с университетом, там ему сказали – экзамены ты сдал на «отлично». Он звонил твоим родным в Дурхэм. Ему даже известно: твоя сестрица работает там в страховой компании. В общем, он знает всё. Твой бывший шеф сказал, что поверит скорее тебе, чем любому белому детективу… Им известно обо всём, чем ты занимался с того самого дня, как прибыл в Нью-Йорк. Твоя фирма тоже дала о тебе самые лучшие отзывы. Ты, пожалуйста, не думай, будто кто-то считает, что ты помешался.
– Тогда, наверное, это мне кажется, что я в смирительной рубашке?!
– Милый, поверь мне, я знаю, что говорю. Они хотят тебе помочь. Только это непросто… Они думают: ты хочешь с этим полицейским посчитаться, свалить на него эти убийства, потому что он чем-то насолил тебе. Они считают…
– …я сам убил ребят и ранил себя, а хочу свалить это на него? Так ведь?
– Одно им непонятно: что ты против него имеешь?
– Боже мой! Да ведь когда он стрелял в меня, я и понятия не имел, что он убил Луки и толстяка Сэма! Он хочет убить меня – вот что я тогда подумал! Только это! Я ни в чём другом его и не обвинял: только в том, что он стрелял в меня. В меня!
– Это они знают, и как раз это сбивает их с толку. Управляющий домами заявил, что ты сразу, как только пришёл в себя, обвинил Уолкера в убийстве. И ещё он сказал: ты показался ему совершенно нормальным. Это, как они говорят, для них загадка.
– Чёрт бы их побрал! В меня стреляют, и, когда я называю имя убийцы, они говорят – «загадка»! А что я должен был сказать? В меня никто не стрелял? Я бегал по коридорам просто так, чтобы проветриться? И пули сыпались неизвестно откуда?
– Они хотят сейчас одного: чтобы ты не давал никаких интервью газетчикам.
– А я ни с кем из них и двух слов не сказал.
– Ещё они говорили, что у тебя может быть мания преследования.
– Ясное дело: они всегда говорят так, когда негр обвиняет в чём-то белого… Какой бред! А Луки и Сэм – они тоже погибли из-за мании преследования, да?
На её верхней губе показались капельки пота: ей стоило немалых усилий держать себя в руках.
– Джимми, милый, дорогой мой, ну, пожалуйста, сделай это ради меня, – умоляла Линда. – Ты знаешь, я не стану требовать от тебя ничего бесчестного. Я твёрдо убеждена, что это пойдёт тебе на пользу…
– Линда… Ты веришь мне, Линда? – перебил он.
Она отвела взгляд.
– Конечно, я верю тебе, дорогой. Как ты можешь сомневаться? Только… зачем ему было убивать вас? Ты говорил, что даже не видел его никогда…
Джимми понимал: сейчас её сомнения перерастают в неверие. В нём будто что-то надломилось: выходит, ему никто не верит.
– Ты хочешь знать, почему Уолкер так поступил? – спросил он упавшим голосом.
Она молча, выжидающе посмотрела на него.
– Я и сам этого не знаю, – сказал Джимми. – Он сделал это, и точка.
Надежда Линды рухнула.
– Я понимаю, дорогой, тебе будет неприятно, но… – Поколебавшись, она добавила: – Лучше всего будет, если ты сделаешь это. Особенно для тебя…
– Что ты имеешь в виду, Линда?
– Откажись от своих показаний.
Этого он не ожидал.
– То есть я должен сказать репортёрам, будто всё, что я говорил насчёт этого детектива, ложь?
– Нет, зачем же. Скажи только, что тебя, дескать, не совсем правильно поняли…
– Они требовали, чтобы ты уговорила меня? – резко перебил Джимми. – И прокурор, и инспектор, и все прочие?
– Э-э… н-нет… Не прямо… Мне объяснили, что им будет легче найти настоящего убийцу, если ты… если ты прекратишь чернить полицию. Даже если он стрелял в тебя.
– Даже если… Вот как!
– Ну, допустим… Он стрелял в тебя. Но чем ты докажешь, что Луки и Сэма убил тоже он? Разве ты не понимаешь, Джимми, – если они оставят Уолкера в покое, он скорее допустит ошибку. И выдаст себя.
– Гм, гм… Например, тем, что убьёт меня, – он посмотрел на неё с неприязнью.
Линда долго молчала, потом спросила:
– Ты сделаешь это или нет?
– Пока я жив – никогда!
Джимми был уже почти одет, когда в камеру вошёл мужчина лет тридцати пяти.
– Хансон, – представился он. – Я представляю контору адвокатов, защищающую интересы фирмы «Шмидт и Шиндлер»… Мы сумели добиться вашего освобождения.
Они протянули друг другу руки.
По сравнению с Хансоном, худощавым мужчиной чуть ниже среднего роста, Джимми казался атлетом.
– Благодарю, сэр. Охранник уже сообщил мне об этом.
Хансон с интересом оглядел камеру… Обычно его контора занималась гражданскими делами.
«Что они за народ, выглядят вроде прилично, а хлопот с ними не оберёшься», – подумал он, ещё раз взглянув на широкоплечего негра. И спросил:
– Как вы чувствуете себя, Джим? Рана ещё болит?
– Нет, сэр. Я хочу только одного: поскорее выбраться отсюда.
– Могу вас понять, – улыбнулся адвокат.
Сопровождаемые охранником, они прошли мимо зарешечённых камер, битком набитых заключёнными. Оказавшись в кабинете главного надзирателя, Хансон положил перед ним на стол какие-то бумаги. Просмотрев их, тот дал распоряжение выпустить Джимми.
За воротами тюрьмы Джимми спросил:
– Как обстоят мои дела? Меня освободили под залог, да?
– Нет, Джим, вы свободны. Никакого залога, никаких ограничений. Вы вольны поступать, как вам заблагорассудится. Только не имеете права покидать Нью-Йорка.
– Мне это и в голову не пришло бы.
– Что вы сейчас намерены делать, Джим? Поедете домой?
– Нет, сначала загляну в ресторан и предупрежу, что сегодня вечером могу выйти на работу.
– Не стоит, Джим, – возразил Хансон. – На вашем месте я взял бы небольшой отпуск. Неделю или полторы. А может, и ещё больше… Залечите хорошенько рану. А о делах не беспокойтесь: фирма заплатит. Это оговорено.
– Ну если так… Большое вам спасибо, – сказал Джимми с благодарностью. – Я запустил занятия в университете, надо бы приналечь.
– Совершенно с вами согласен.
Они вышли на площадь. У кромки тротуара выстроилась длинная очередь такси.
– Если в связи с этой историей у вас, Джим, будут какие-то неприятности, обращайтесь прямо ко мне, – посоветовал Хансон, протягивая Джимми свою визитную карточку. – И только ко мне. Идёт?
– О'кэй.
Когда они пожимали друг другу руки, Джимми вдруг смертельно побледнел: посреди толпы на тротуаре он вдруг увидел лицо, которое запомнил на всю жизнь.
Уолкер стоял рядом с лестницей, ведущей в здание суда. Пальто реглан опять было распахнуто. Засунув руки в карманы, он, не мигая, смотрел на Джимми своими холодными голубыми глазами. Точно так он выглядел, когда Джимми увидел его впервые: молчаливый, ко всему безучастный, ни о чём, казалось бы, не думающий… А потом он выстрелил.
Джимми покрылся холодным потом.
Хансон оглянулся, следя за направлением его взгляда, и увидел на тротуаре человека, вид которого… да, он явно внушал страх.
– А-а, это и есть Уолкер, да? Тот самый детектив, который… – Он осёкся на полуслове.
– Да, сэр, это он.
– На вашем месте я не стал бы его бояться, – сказал Хансон спокойно.
– Я на вашем тоже, – пробормотал Джимми. – На вашей голове он и волоска не тронет.
Хансон наморщил лоб.
