Текст книги "Белое золото, черная смерть"

Автор книги: Честер Хаймз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Глава 5

Дождь уже перестал, мокрые тротуары снова заполнились людьми. Казалось, они бродят в надежде найти что-нибудь смытое дождем с небес. Детективы прошли пару кварталов к своему маленькому черному, повидавшему виды седану с форсированным двигателем. Дождь неплохо его умыл.

– Зря ты так разгорячился, Эд, – сказал Могильщик. – Еще секунда, и ты бы ее укокошил.

Гробовщик отнял платок от носа и обнаружил, что кровь больше не идет. Он молча сел в машину. Он был огорчен тем, что мог вовлечь Могильщика в неприятности. За себя он не волновался.

Могильщик понимал, что творится на душе у Эда. С тех пор как подонок плеснул Гробовщику в лицо кислотой, тот начисто утратил снисхождение к уголовникам. Он вспыхивал как порох и в такие моменты бывал просто опасен. «Но черт возьми, – мрачно думал Могильщик, – а что тут может быть еще? Эти цветные уголовники начинают уважать цветного полицейского, только когда дашь им по башке дубинкой или всадишь в них пулю-другую. Впрочем, рано или поздно Эд доиграется…» Грузовики стояли все там же, теперь под охраной полицейских в форме и окруженные обычной в таких случаях мрачной толпой, но детективы проехали дальше, к трупу. У тела псевдодетектива они обнаружили сержанта Уайли из отдела по расследованию убийств. Он говорил с сержантом из участка, вид у него был усталый, это был невозмутимый седовласый человек в темном летнем костюме. Выглядел он словно профессор.

– Все уже закончено, – сказал он им. – Ждем машину в морг. Знаете этого? – показал он на труп.

Гробовщик и Могильщик пригляделись. Могильщик сказал:

– Не из наших краев, верно, Эд?

Тот кивнул.

Сержант Уайли коротко изложил суть дела. Удостоверения личности нет. Лишь фальшивые корочки сотрудника прокуратуры, а также фальшивый полицейский жетон. Еще недавно это был здоровенный верзила, но теперь на мокром уличном асфальте он казался очень маленьким – и очень мертвым.

Они подошли к другому трупу, осмотрели его и молча переглянулись.

– Сбит мясным фургоном, – пояснил Уайли. – О чем-то вам говорит?

– Нет. Это вор-карманник. Похоже, случайно попал под колеса. Настоящее имя Лет Гибсон, но местные зовут его Летун. Чаще всего работал с партнером. Надо его отыскать. Вдруг наведет на след.

– Найдите, – попросил Уайли. – И если чего узнаете, сообщите.

– Надо посмотреть машины.

– Давайте. Здесь больше смотреть нечего. Мы уже взяли показания у водителя грузовика, который врезался в броневик, и отпустили его. Он только рассказал нам, что собой представляли те трое, что были в машине.

– Еще свидетели есть? – спросил Могильщик.

– Вы же знаете этот народ, Джонс. Все разом ослепли.

– Что можно ждать от людей, к которым относятся как к невидимкам! – грубо вставил Гробовщик.

Уайли не отреагировал на эту реплику и заметил:

– Кстати, у этих колымаг форсированные двигатели. У броневика мотор от «кадиллака», а у мясного фургона – от «Крайслера-триста». Я записал их номера и разослал дальше. Об этом можете не беспокоиться.

Сержант Уайли остался ждать труповозку, а детективы подошли к разбитым машинам. Кузов бронемашины был посажен на раму «кадиллака» выпуска 1957 года, но это ничего не объясняло. Мясной фургон имел двигатель от «крайслера», и его можно было постараться вычислить. Они переписали номера машин и двигателей в слабой надежде, что найдется гараж-мастерская, где обслуживались эти машины, хотя, конечно, особо полагаться на это не приходилось.

Толпа зевак стала понемногу редеть. Полицейские, охранявшие разбитые машины до появления тягачей, выглядели усталыми и скучающими. Дождь не ослабил жару, а лишь увеличил духоту. Детективы чувствовали, как с них градом катит пот.

Время шло, и им не терпелось поскорее сесть на хвост Дику, но нельзя было упускать мелочей и здесь, и потому они тщательно осмотрели машины снаружи и изнутри с карманными фонариками.

На борту мясного фургона смутно различалась надпись: «Бр. Фрей. Мясопродукты высшего качества. Зап. 116-я улица, 173», но детективы знали, что по этому адресу такой фирмы нет. Затем фонарик словно высветил глубины сознания Гробовщика, ибо тот воскликнул:

– Гляди!

Не успев глянуть, Могильщик уже понял по интонации: Эд увидел что-то важное.

– Хлопок! – воскликнул он. Детективы стояли, глядели друг на друга и безмолвно обменивались мыслями.

За болт на внутренней стороне борта зацепилось несколько волокон хлопка. Детективы залезли в кузов и подвергли его доскональному осмотру.

– Хлопок-сырец, – сказал Могильщик. – Давно я такого не видел.

– Да ладно тебе! Ты вообще никогда не видел хлопка. Ты же родился и вырос в Нью-Йорке.

– Я видел в школе, – усмехнулся тот. – Когда мы изучали сельхозпродукцию Америки.

– Зачем хлопок фирме, поставляющей мясо?

– Судя по мотору, они очень боялись, что у них испортится мясо, пока они его доставят в магазин. Только что это, интересно, за мясо?

– Хлопок! – размышлял вслух Гробовщик. – Шайка белых бандитов – и хлопок. И то и другое в Гарлеме…

– Пусть с этим разбираются криминалисты, – сказал Могильщик, спрыгивая на мостовую. – Ясно одно: я не собираюсь бегать ночь напролет в поисках мешка с хлопком – или того, кто его собрал.

– Пошли к приятелю Летуна, – сказал Гробовщик.

Гробовщик и Могильщик были реалисты. Они прекрасно понимали, что у них нет второго зрения и слуха. Поэтому они широко пользовались услугами стукачей, среди которых были и уголовники, и честные налогоплательщики. Они так ловко работали со своими «источниками», что ни один стукач не знал о существовании другого и лишь немногие были известны миру именно в этом качестве. Но без стукачей большинство преступлений так и остались бы нераскрытыми.

Итак, детективы начали опрос тех «источников», кто имел дело с мелкими жуликами. Они понимали, что эти люди не помогут им разыскать Дика, по крайней мере сегодня. Но зато они могли выйти на очевидцев, на тех, кто видел, как и куда разбегались белые налетчики.

Для начала они зашли в отель «Маленький рай» Большого Уилта на углу 135-й улицы и Седьмой авеню и немного постояли у стойки круглого бара. Они выпили по два виски и поговорили о налете.

Табуретки у бара и ближние столики были заполнены броско одетыми людьми разных цветов кожи и профессий, готовых платить за кондиционер и профессиональные улыбки цыпочек-барменш. Толстый черный управляющий отказался взять деньги за виски, и детективы не возражали. Они могли себе это позволить: в «Раю» дела велись честно.

Затем они перекочевали в заднюю часть ресторана, к оркестру, разглядывая танцующие черные и белые парочки, слушая, как переговариваются валторны и саксофоны.

– Где-то в этих джунглях валяется ключ к нашей загадке, – сказал Гробовщик. – Только где его искать?

– Да, это все равно как на улице: тротуары говорят на своем языке, но его никто не может расслышать.

– М-да, – согласился Гробовщик. – Не придумали еще алфавит.

– Да уж если бы мы научились понимать этот язык, то живо разгадали бы все преступления на белом свете.

– Пошли-ка лучше, – сказал Гробовщик, – а то джаз уж больно разболтался.

– И дело не в том, что он много говорит, – подхватил Эд, – а что ты не знаешь, что делать с его словами.

Они оставили парочки судорожно обниматься, разгадывая речи саксофонов, и пошли к своей машине.

– Жизнь, конечно, прекрасна, да многовато вокруг подонков, – молвил Могильщик, усаживаясь за руль.

– И не говори, – откликнулся Гробовщик. – Как собак нерезаных.

Они свернули на 132-ю улицу возле нового жилого комплекса, остановились в темном уголке, вырубили мотор, выключили фары и стали ждать.

Минут через десять к ним подошел стукач. Это был сутенер с блестящими волосами, в белой шелковой рубашке и зеленых шелковых брюках. Он сидел рядом с детективами в баре, повернувшись к ним спиной, и разговаривал с коричневой блондинкой. Он быстро открыл заднюю дверцу и нырнул в темную машину. Гробовщик обернулся к нему и спросил:

– Летуна знаешь?

– Да. Он вор, но за последнее время ничего такого не делал…

– С кем он работает?

– С кем работает? Понятия не имею. Вроде бы один.

– Подумай хорошенько, – резко сказал Могильщик не оборачиваясь.

– Не знаю, босс. Как перед Богом, не знаю…

– Слышал, что случилось на 137-й? – продолжал допрос Гробовщик.

– Слышать слышал, но не видел. Говорят, синдикат отнял у Дика сто тысяч, какие он собрал с тех, кому не терпится вернуться в Африку.

Все это звучало вполне искренне. Гробовщик отпустил его с миром, напоследок сказав:

– На досуге подумай о Летуне.

– Давай порыщем на Восьмой, – предложил Могильщик. – Летун ведь кололся.

– Да, я видел следы, – отозвался Гробовщик.

Их следующая остановка была на углу Восьмой и 112-й улиц в грязном, занюханном баре. Здесь собирались наркоманы; алкоголики, бродяги – словом, вся гарлемская шушера. Тупик для проституток, западня для бедных честных трудяг, рассадник преступности. На перекрестке стояли проститутки с пустыми глазами и обменивались непристойными репликами с наркоманами. Воры и грабители маячили в темных подворотнях, выжидая своего часа. Но грабить было некого, разве что друг друга. Дети бегали по грязной улице, захламленной гнилыми овощами, невывезенным мусором, обшарпанными контейнерами для мусора, битым стеклом, собачьим дерьмом, – эти чертенята носились с дикими криками, озорничали и уворачивались от тех, кто пытался их поймать. Пойманным оставалось лишь молиться и надеяться на снисхождение. Их безучастные матери стояли в дверях и судачили о мужьях, их работе, голоде и нищете, долгах и богах, религиях и детях, недугах и бедах, о том, как не везет в лотерею и какие сволочи белые. Рабочие валкой походкой возвращались по домам. Полные смутной злобы, они ругались под нос, им страшно не хотелось возвращаться в свои квартиры-душегубки, но больше деться было некуда.

– Стать бы мне Господом на одну только секундочку, – сказал Могильщик срывающимся от ярости голосом.

– Ясное дело, – отозвался Гробовщик. – Ты бы залил бетоном матушку-землю, а белых превратил бы в свиней.

– Но я не Господь, – вздохнул Могильщик и первым вошел в бар.

Места у стойки были все заняты. Алкоголики, немолодые шлюхи, измотанные трудяги, накачивавшиеся спиртным, чтобы ощутить себя настоящими мужчинами. За столами сидели пьяные, многие дремали, уронив голову на руки.

Детективов не узнал никто. У них был преуспевающий и трезвый вид. По бару прокатилось легкое оживление. Запахло свежими денежками! Волна алчности захлестнула пьяниц. Они зашевелились, стали озираться, чтобы не упустить момент поклянчить на выпивку.

Могильщик и Гробовщик облокотились на стойку в ожидании, когда к ним подойдет кто-то из двух дюжих барменов.

– Ты только полюбуйся, – сказал Гробовщик, кивая на объявление у бара.

Могильщик поднял голову и прочитал: «Наркоманов не обслуживаем».

– За что их так? – удивился он.

– Ничего удивительного, – отозвался Гробовщик. – У этих бедолаг все равно нет денег на виски.

К ним подошел толстый и лысый бармен. Плечищи у него были как у лесоруба.

– Что вам, джентльмены? – спросил он.

– Ты что, друг, спятил? – удивился Гробовщик. – Какие здесь могут быть джентльмены?

У бармена было плохо с юмором.

– Все мои клиенты – джентльмены, – отозвался он.

– Два бурбона со льдом, – сказал Могильщик.

– Двойных, – добавил Гробовщик.

Бармен обслуживал их с той отработанной учтивостью, что приберегал для состоятельных клиентов. Он выбил чек и выложил на стойку сдачу. Затем глаза его заблистали при виде чаевых в полдоллара.

– Спасибо, джентльмены, – сказал он и, пройдя к столикам, мигнул красивой желтой проститутке в дальнем конце. На ней было облегающее красное платье.

Она непринужденно отъединилась от какого-то недотепы, которого тщетно пыталась расшевелить, и двинулась к стойке. Без лишних слов она втиснулась между Гробовщиком и Могильщиком и обняла своими крупными голыми желтыми руками их за плечи. От нее пахло немытыми подмышками, дешевыми духами и постелью. Обдав их перегаром виски, она спросила:

– Не желаете посмотреть на девушку?

– Где тут девушка? – осведомился Гробовщик.

Мгновенно убрав руку с его плеча, проститутка переключилась на Могильщика. Завсегдатаи бара с интересом следили за игрой, ожидая результата.

– Позже, – отрезал Могильщик. – Сперва я хочу кое-что сказать подручному Летуна.

– Подручному! – фыркнула девица. – Любой сам хозяин.

– Хозяин он или подручный, мне все одно надо с ним переговорить.

– Сперва побудь со мной. А я ему все передам.

– Нет, сначала дело!

– Не будь таким, солнышко, – сказала она, касаясь рукой его ноги. – Что может быть лучше постели. – Она щупала ему ребра, обещая блаженство. Внезапно ее пальцы наткнулись на что-то твердое, застыли, а потом ощупали кобуру, в которой был револьвер 38-го калибра. Она отняла руку, словно дотронулась до горячей сковородки. Тело ее напряглось, глаза расширились, а лицо ее постарело лет на двадцать. – Ты из синдиката? – спросила она напряженным шепотом.

Могильщик извлек из правого кармана пиджака бумажник и раскрыл его. Жетон сверкнул под лампой.

– Нет, я сам по себе, – сказал он.

Гробовщик смотрел на двоих барменов. На него с Могильщиком смотрели все в баре. Проститутка попятилась, рот ее превратился в алый шрам.

– Отстаньте от меня, – взвизгнула она. – Я порядочная дама.

Теперь взгляды завсегдатаев уставились в стаканы, словно на донышках были ответы на все вопросы, уши захлопнулись, словно дверцы сейфов, руки окоченели.

– Охотно поверю в это, если ты скажешь мне, где он, – проговорил Могильщик.

Бармен сделал движение, и в руке у Гробовщика сверкнул револьвер. Бармен застыл.

– Где кто? – завизжала проститутка. – Я не знаю, кто вам нужен. Сижу здесь, занимаюсь своим делом, никого не обижаю, а тут входите вы и начинаете ко мне приставать. Я не уголовница, я честная христианка. – Голос у нее был хриплый от выпитого.

– Пошли, – сказал Гробовщик.

Один из пьяниц проснулся и вышел из бара через несколько минут. Он нашел детективов в машине, припаркованной в темном углу трущобного квартала на 113-й улице. Он быстро залез на заднее сиденье, как и предыдущий стукач.

– А я-то думал, ты надрался, Братец, – сказал Гробовщик.

Братец был старик с грязными растрепанными курчавыми волосами, подернутыми сединой, водянистыми глазами, когда-то карими, а теперь сильно осветлевшими, и кожей, цветом и фактурой напоминавшей сушеный чернослив. Его мятый старый летний костюм вонял мочой, блевотиной и собачьим дерьмом. Он действительно был алкоголиком, выглядел совершенно безобидным, но был их лучшим стукачом, потому что никто не принимал его всерьез.

– Нет, босс, сидел и ждал, – ответил он плаксивым заискивающим голосом.

– Ждал, когда удастся напиться?

– Точно так, босс, точно так.

– Знаешь, с кем он работал?

– С Лобоем большей частью. Они всегда работают на пару.

– Воруют, – резко поправил его Гробовщик. – Отбирают кошельки. Грабят женщин.

– Ну да, босс, у них это и называется работой.

– Ну и как они это делают? Хватают кошелек и дают деру или отбирают силой?

– За что купил, за то и продаю, босс. Люди говорят, что у них это называется «святой сон».

– Святой сон? Это еще что за чертовщина?

– Говорят, они сами это придумали. Они выбирают прихожанку, из тех, что носит кошелек под юбкой. Лобой гипнотизирует ее, словно змея птичку, – рассказывает ей свой святой сон. А Летун тем временем подкрадывается сзади, встает на колени, вырезает кусок юбки бритвой и срезает кошелек. Говорят, срабатывает отлично.

– Век живи – век учись, – сказал Гробовщик, а Могильщик спросил:

– Ты кого-нибудь из них сегодня вечером видел?

– Только Лобоя. Он был какой-то ошарашенный, перепуганный. Зашел к Хайдженксу уколоться, потом спустился в бар выпить винца. А затем в спешке убрался. Очень уж был взволнован и суетился.

– Где живет Лобой?

– Не знаю, босс. Где-то рядом. Хайдженкс должен знать.

– А эта шлюха, она делает вид, что владеет им с потрохами?

– Вешает лапшу на уши, босс, набивает себе цену. У Лобоя есть баба, только где-то в другом месте.

– Ладно, где найти Хайдженкса?

– В баре на углу, босс. Пройдете через бар, увидите дверь. Пройдете ее, увидите дверь с надписью «Кладовая». Войдете, увидите гвоздь, на нем тряпка. Нажмете на гвоздь два раза, потом раз, потом три. Сзади откроется потайная дверь. Войдете, подниметесь по лестнице, подойдете к двери. Постучите три раза, потом раз, потом два.

– Так сложно? Похоже, там магазин наркотиков.

– Чего не знаю, того не знаю. Но уколоться можно.

– Ладно, Братец, бери пятерку и иди надирайся. Забудь о нашем разговоре, – сказал Гробовщик, вручая ему банкнот.

– Благослови вас Господь, босс, – сказал Братец. Он заерзал на заднем сиденье, пряча бумажку. Потом добавил своим плаксивым голосом: – Только будьте осторожны!

– А то как же, – сказал Могильщик. – Умирать нам рановато.

Братец хихикнул, вылез из машины и растаял в темноте.

– Придется попотеть, – сказал Могильщик. – Хорошо бы не зазря.

Глава 6

Дик не знал, что с ним говорил Могильщик, но знал, что в трубке раздался голос полицейского. Он выскочил из телефонной будки так, словно она загорелась. Дождь все еще шел, но О'Мэлли и так промок. Сквозь пелену дождя он увидел такси, спускавшееся с холма по Сент-Николас-авеню, и остановил его. Он забрался в машину и, наклонившись к водителю, проговорил:

– На вокзал Пени, и поскорее.

Дик выпрямился, чтобы вытереть капли дождя с лица, и его резко отбросило назад. Молодой черный водитель рванул машину так, словно это была ракета на небеса. Дик не возражал. Чем быстрей, тем лучше. Он сейчас так отставал от событий, что скорость создавала впечатление, что он наверстывает упущенное. Он надеялся, что может доверять Айрис. Впрочем, другого выбора у него не было. Пока ока хранит его документацию, он в безопасности. Но полиция, конечно же, установит за ней наблюдение, скоро увидеться им не удастся. Он не знал, что именно полиция имеет против него, и эта неизвестность угнетала не меньше, чем потеря денег.

Что и говорить, грабеж был ловко задуман и смело выполнен. Возможно, все потому так удачно и получилось у налетчиков, что они пошли на риск. Правда, для такой малой суммы налет был слишком уж хорошо продуман и организован. Он был спланирован так, словно речь шла о миллионе долларов. Восемьдесят семь тысяч можно было получить куда более простым способом. Но может, это все штучки синдиката? Может, они хотели не только ограбить, но и подставить его? Но если это синдикат, почему они не пристрелили его?

Не успел Дик прийти к какому-то выводу, как машина подъехала к вокзалу.

Дик подошел к ряду телефонных будок и позвонил миссис Джон Хилл, жене того молодого вербовщика, которого застрелили при налете. Дик не помнил ее, только знал, что она была его прихожанкой.

– Вы одни, миссис Хилл? – спросил он измененным голосом.

– Да, – осторожно ответила та и испуганно добавила: – А кто это?

– Преподобный О'Мэлли, – сказал он уже своим голосом.

В ее голосе появилось явное облегчение.

– Преподобный О'Мэлли! Как я рада, что вы позвонили!

– Я хотел бы выразить соболезнование. У меня нет слов, чтобы передать, как я бесконечно огорчен случившимся. – Он говорил как полный идиот, но для нее это должно звучать нормально.

– Преподобный О'Мэлли, вы так добры…

Он понял, что она плачет. Отлично!

– Могу ли я вам как-то помочь?

– Я бы хотела, чтобы вы произнесли проповедь на похоронах.

– Разумеется, миссис Хилл. Можете быть спокойны на этот счет. Но извините за вопрос: вам не нужны деньги?

– Спасибо, но муж был застрахован, кое-что мы скопили, да и детей у нас нет.

– Если вам что-то нужно, не стесняйтесь – скажите. Кстати, полиция очень вам докучала?

– Они были у меня, но спрашивали только, как мы жили, как работали и еще о движении. Я охотно рассказала им все, что об этом знала. – «Слава Богу, ты не знала главного», – подумал он. – Потом они ушли. Это были белые, и им было наплевать. Я так обрадовалась, когда они ушли.

– Увы, моя дорогая, надо быть готовыми к такому отношению. Потому-то и возникло наше движение. Признаться, я понятия не имею, кто были те наглые бандиты, что застрелили вашего достойного… честного мужа. Я их разыщу, и Бог воздаст им за все. Но я буду действовать один. Нельзя доверять белой полиции.

– Я понимаю.

– Они постараются непременно мне помешать.

– Ну почему все белые такие?

– Лучше об этом не думать. Надо относиться к этому как к факту и постараться перехитрить их. Но мне понадобится ваша помощь, миссис Хилл.

– Преподобный О'Мэлли. Я рада это слышать. Я вас поняла. Я сделаю все, чтобы вы отыскали этих мерзких убийц и вернули деньги.

«Спасибо, что мир полон дураков и дур», – подумал О'Мэлли, а вслух сказал:

– Спасибо, миссис Хилл! У нас общая цель! Я вам доверяю целиком и полностью.

– Ваше доверие не будет использовано в недостойных целях.

Он усмехнулся ее высокопарной фразе, но она говорила от чистого сердца.

– Мне важно не иметь дела с полицией, пока я буду вести расследование. Они не должны знать ни где я нахожусь, ни о том, что мы с вами работаем вместе над поимкой убийц. Они не должны знать ни о нашем разговоре, ни о том, что я посещу вас.

– Я буду нема как рыба, – серьезно пообещала она.

– Думаете, они еще сегодня к вам наведаются?

– Вряд ли.

– Тогда через час я буду у вас. Ваша квартира станет штабом, откуда мы и будем вести расследование. Договорились?

– Преподобный О'Мэлли! У меня прямо руки чешутся, чтобы сделать хоть что-то для поимки этих мерзавцев. Что толку сидеть и лить слезы.

– Да, миссис Хилл, мы изобличим негодяев, и Господь их покарает. Вы не задернете шторы перед моим приходом?

– Хорошо. И я еще выключу свет, чтобы никто вас не видел.

– Выключите свет? – Это его испугало. Он представил, как входит в темную квартиру, где в засаде сидят детективы. Затем Дик понял, что миссис Хилл не подкачает. – Отлично, – сказал он. – Прекрасно. Я позвоню, прежде чем зайти, и, если у вас будет полиция, вы скажете: «Заходите», – а если нет, то скажете: «Преподобный О'Мэлли, все в порядке».

– Все так и скажу, – возбужденно проговорила она. – Только они не придут.

– Мало ли что может случиться, – возразил Дик. – Запомните только, что нужно сказать. Я позвоню через час.

– Запомню! До скорого свидания!

Дик повесил трубку. По его лицу катил градом пот. Он только сейчас понял, какая в будке духота.

Дик отыскал большой мужской туалет и заказал душ. Он разделся и передал свой костюм черному служителю, чтобы его погладили, пока он будет принимать душ. Теплые иголочки приятно кололи тело, смывая страх и отчаяние. Затем Дик включил холодную воду и почувствовал, что рождается заново. Усталость как рукой сняло. «О'Мэлли так легко не сдается, – весело подумал он. – Подумаешь, потерял восемьдесят семь тысяч. Это ерунда, пока в мире есть дураки».

– Костюм готов, шеф, – доложил служитель, прерывая его мечтания.

– Спасибо, дружище!

Дик вытерся насухо, оделся, заплатил, прибавив на чай, и присел на табуретку чистильщика обуви, читая, пока тот надраивал ему башмаки, о налете и себе самом в утреннем выпуске «Дейли ньюс». Настенные часы показывали 2.21.

Миссис Хилл жила в комплексе Ризерторн, недалеко от Гарлем-Ривер, к северу от 135-й улицы. Она явно с нетерпением ждала его прихода. О'Хара знал этот тип: молодая, считает себя хорошенькой, красивее этих белых женщин, желает преуспеть, подсознательно хочет белых мужчин и в то же время ненавидит их за то, что они мешают ей преуспеть и не признают ее превосходства над белыми женщинами. Ей осточертело унылое существование, и если нет возможности купить свой дом в пригороде, лучше бросить все и уехать в Африку, где ее, вне всякого сомнения, оценят по заслугам. Такие бабы его не волновали, но им можно было доверять.

Дик подошел к стоянке такси. Две пустые машины с белыми шоферами проехали мимо. Тогда цветной таксист заметил его замешательство и, проигнорировав белых пассажиров, подобрал его. Белый полицейский на стоянке сделал вид, что ничего не заметил.

– Белый таксер в Гарлем ни за что не поедет, – сообщил Дику водитель.

– Значит, они лишают себя заработка, а я лично плакать из-за этого не намерен, – отозвался Дик, на что таксист только хихикнул.

На 125-й улице Дик велел шоферу остановиться. Он позвонил миссис Хилл, и та сообщила, что все в порядке. Как только Дик позвонил снизу, она тотчас же нажала кнопку, отпиравшую замок на входной двери. Дик поднялся на лифте на седьмой этаж. Она ждала его на пороге квартиры, погруженной в темноту.

– Я так за вас беспокоилась, – сказала она. – Я думала, вас задержала полиция.

Он одарил ее теплой улыбкой и, похлопав по руке, прошел в квартиру. Она закрыла входную дверь и тоже вошла. Какое-то время они стояли в темной прихожей, касаясь друг друга.

– Можно включить свет, – сказал Дик. – Все в порядке.

Она щелкнула выключателем – возникли очертания комнаты. Занавески были задернуты, шторы опущены, и квартира выглядела именно так, как Дик и предполагал. Из гостиной вел сводчатый проход в маленькую столовую, за которой виднелась прикрытая дверь в кухню. С другой стороны была дверь в спальню и ванную. Полированная дубовая мебель с претензией на дороговизну – такая обычно продается в рассрочку. Вдоль одной из стен гостиной стоял узкий диван, который можно было превратить в постель, что и было сделано. Постель уже была застелена.

Увидев его взгляд, она смущенно сказала:

– Я думала, вы сперва захотите поспать.

– Весьма предусмотрительно с вашей стороны, – отозвался Дик. – Но сначала нам надо поговорить.

– Ну конечно, – с ликованием в голосе произнесла она.

Если что и удивило Дика в квартире, то ее хозяйка. Она действительно оказалась хороша собой. Овальное коричневое лицо, черные вьющиеся волосы. Томные оленьи глаза, маленький вздернутый носик, легкий черный пушок над верхней губой. Широкий чувственный рот, тонкие розовые губы, внезапная улыбка, обнажающая ровные белые зубы. Яркий синий шелковый пеньюар подчеркивал все изгибы и округлости соблазнительного тела.

Дик сел за маленький круглый столик, отодвинутый в сторону, когда готовилась постель, и жестом пригласил хозяйку сесть напротив. Затем он заговорил с торжественной серьезностью:

– Вы сделали все, что нужно для похорон?

– Нет, морг пока не отдает тело, но я собираюсь поручить все похоронному бюро мистера Клея. И еще хочу, чтобы траурная церемония состоялась в вашей – нашей – церкви, а вы произнесли проповедь.

– Конечно, миссис Хилл. К тому времени я надеюсь вернуть украденные деньги, и тогда день скорби станет также днем благодарения.

– Зовите меня Мейбл, – вдруг сказала женщина.

– Хорошо, Мейбл. Я хочу, чтобы завтра вы пошли в полицию и выяснили, что им известно обо всем случившемся. Это поможет нашему расследованию. Вы будете моей Матой Хари, – добавил он с чарующей улыбкой, – разведчицей во имя Господа.

Ее лицо тоже осветилось улыбкой – мягкой и доверчивой.

– Я так волнуюсь, преподобный О'Мэлли, – сказала она, невольно наклоняясь к нему.

В ее позе была такая безграничная преданность, что Дик заморгал. «Господи, – думал он, – покойник еще не успел остыть, а эта стерва уже его забыла».

– Рад слышать это, Мейбл, – сказал он и, взяв ее руку в свои, заглянул ей в глаза. – Я очень на вас надеюсь.

– Я сделаю для вас все, – пообещала женщина.

Ему пришлось проявить немало сил, чтобы сохранить сдержанность.

– Сейчас мы преклоним колена и помолимся за спасение души вашего бедного покойного мужа.

Внезапно ее жар угас, и она опустилась на колени рядом с ним.

– О Господи, Спаситель и Повелитель, упокой душу нашего собрата Джона Хилла, отдавшего жизнь во имя нашего общего блага – возвращения домой в Африку.

– Аминь, – прошептала вдова. – Он был хорошим мужем.

– Ты слышишь, Господи, он был хорошим мужем и честным человеком. Возьми его и упокой, Господи, и смилуйся над его вдовой, которой суждено остаться в нашей юдоли слез, без верного супруга, готового выполнять ее желания и утолять жажду ее плоти.

– Аминь, – прошептала женщина.

– И даруй ей, Господи, новую жизнь и нового мужа, ибо жизнь должна продолжаться наперекор смерти: ведь жизнь вечна, Господи, а мы всего лишь люди.

– Да-да! – воскликнула женщина. – Вот именно!

Дик решил, что пора кончать нести ахинею, а то он и опомниться не успеет, как эта баба затащит его в постель. Ему же хотелось лишь одного – вернуть деньги. Поэтому он сказал:

– Аминь!

Они поднялись с колен, и Мейбл спросила, не желает ли он чем-нибудь подкрепиться. Дик сказал, что съел бы омлет, тосты и кофе выпил. Мейбл отвела его в кухню, где усадила на табуретку за чистенький столик, а сама стала готовить еду. Кухня была в тон остальной квартире: электрическая плита, холодильник, кофейная машина, кухонный комбайн – все электрическое, яркой расцветки и весьма гигиеничное. Дик завороженно следил за ее колышущимися формами под синим шелковым неглиже, когда она проворно двигалась по кухне, наклонялась, доставая из холодильника яйца и сливки, делая несколько вещей одновременно, покачивая бедрами, переходила от плиты к столу.

Но когда она села напротив него, то застеснялась и не могла вымолвить ни слова. От смущения ее гладкие коричневые щеки словно зарделись. Еда была отличной: хрустящий бекон, мягкий омлет, твердые коричневые блестящие от масла тосты, английский мармелад и крепкий черный кофе эспрессо с густыми сливками.

Дик распространялся о достоинствах ее покойного мужа, о том, как его будет не хватать движению, но постепенно его охватывало нетерпение: скорее бы уж она отправилась спать. Он с облегчением вздохнул, когда Мейбл поставила посуду в мойку и удалилась в спальню, застенчиво пожелав ему спокойной ночи.

Он немного подождал и, решив, что она заснула, чуть приоткрыл дверь спальни. Он прислушался к ее ровному дыханию, затем включил свет в гостиной, с тем чтобы лучше ее разглядеть. Если бы она проснулась, он бы сделал вид, что ищет ванную. Но она крепко спала, зажав левую руку между ног, а правую положив на обнажившуюся грудь. Он прикрыл дверь, подошел к телефону и набрал номер.

– Будьте добры Барри Уотерфилда, – сказал он и услышал в ответ сердитый мужской голос:

– Сейчас уже поздно звонить постояльцам. Звоните утром.

– Я только сейчас приехал, – пояснил Дик, – а рано утром, в пять сорок пять, уезжаю в Атланту. У меня для него важное сообщение.

– Ну погодите, – сказал человек, а вскоре в трубке раздался второй, подозрительный голос:

– Кто это?

– Дик.

– О!

– Слушай и молчи. За мной гонится полиция. Я сейчас у вдовы одного из наших, Джона Хилла, которого сегодня застрелили. – Дик сообщил номер телефона и адрес. – Об этом не знает никто, кроме тебя. Звони только в крайнем случае. Если трубку снимет она, скажи, что это Джеймс. Я ее предупрежу. Сегодня сиди тихо. Теперь повесь трубку.