Текст книги "Больше не плачь, мой робот (СИ)"

Автор книги: Честер Гейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

***

Осенние дни укоротились, ветры с океана задули сильней. Редкие шквалы сменились бурями, а между нами над берегом повис полог густого тумана. Непрерывно грохотал прибой у основания утесов.

Была зима, и шел непрерывный густой снег, когда на поле у дома сел воздушный фургон. У Брайса перехватило дыхание, когда два человека внесли в лабораторию большой, похожий на гроб ящик. Руки его дрожали, когда он подписывал доставочную квитанцию. Его почти испугало сознание того, что в этом ящике. Это кульминация всей его работы.

Фургон улетел, и Брайс нетерпеливо раскрыл ящик и снял слои упаковки и обертки. Он ахнул. Его глаза удивленно распахнулись, страх и восторг расслабили мышцы лица.

Работая по планам и фотографиям, Ваннеман создал чудо. В ящике лежала Надин, длинные ресницы, как во сне, опустились на щеки. Застывшая красота, мечта, ставшая реальностью в витом пластике. Глядя на нее, Брайс с трудом верил, что под белым пластиком кожи провода, шестеренки и трубки, что к жизни ее приведет не сердце, а маленький мощный мотор.

Брайс начал действовать. Электронный мозг и механические железы готовы. Он точными движениями хирурга закончил сборку робота. Потом включил мотор, особый мотор, не издававший ни звука. Ее глаза открылись, зеленые, как у Надин, только они были теплые и мягкие, в то время как в глазах Надин были холод и постоянная оценка увиденного. Алые губы раздвинулись. Она смотрела на него с выражением детского удивления.

– Тебе нужно имя, – сказал ей Брайс. – Пусть будет Лилит. Да, Лилит.

– Лилит, – повторила она. – Лилит.

Брайс старательно руководил обучением Лилит. Он отбирал специальные микрофильмы, телевизионные передачи, книги. Он очень старался, чтобы все получаемые ею сведения привели к созданию типично женской личности.

Лилит благодаря своему электронному мозгу училась быстро. За несколько недель она узнала все, что когда-либо знала Надин, и кое-что из того, чего Надин не знала. Но если говорить о том, с чем связаны были ожидания Брайса, Лилит в виде законченного продукта отличалась от Надин, как черное от белого и как горячее от холодного. Надин была холодной и расчетливой, Лилит – теплой и импульсивной. Там, где Надин улыбнулась бы, Лилит смеялась; там, где Надин печально сжала бы губы, Лилит неудержимо плакала. Она, конечно, обладала слезными железами, потому что должна была во всех деталях походить на женщину. И никогда не колебалась использовать эти железы, каким бы мелким ни был повод. Она рыдала над несчастьями героев телевизионных драм и над сценами смерти в книгах. Иногда это раздражало Брайса, но он не подумал внести необходимые поправки в работу желез, чтобы изменить Лилит.

Женское чувство собственности было развито у Лилит в высшей степени. Она считала дом своим и непрерывно возилась в нем, постоянно вытирала и полировала с такой добросовестностью, на какие не способна ни одна жена в новом доме. Она даже настояла на перестановке мебели по своим личным вкусам, а когда Брайс начал возражать, разразилась слезами. Брайс капитулировал. Лилит провела много счастливых часов, переставляя мебель во всех комнатах.

Затем Лилит добилась того, что будет готовить Брайсу еду. Брайс терпеливо указывал, что это работа Джонса. Лилит немедленно потребовала устранения Джонса. Брайс с негодованием отказался. Лилит со слезами умоляла. Брайс сдался. Он отключил мотор Джонса и оставил его в кладовке рядом с лабораторией. И не жалел впоследствии, потому что Лилит вносила в приготовление еды эмоции, тогда как Джонс просто готовил.

Под управлением Лилит все в доме шло превосходно. Все комнаты были в полном порядке, а ее блюда Брайс всегда ждал с нетерпением. Для Брайса дом стал таким привлекательным, каким никогда раньше не был. Он почувствовал, что его все больше и больше охватывает ощущение душевного мира.

Лилит оказалась очаровательным и забавным компаньоном. Брайс научил ее играть в шахматы, и она сразу разделила его любовь к этой игре. Они проводили долгие часы в гостиной над доской, и Брайсу становилось все трудней выигрывать. У Лилит также возник интерес к работе Брайса в лаборатории, и она стала проводить там все время, которое могла уделить от собственной работы. Брайс объяснил ей принципы роботики и функции различных механизмов, используемых при создании роботов. Лилит, которая быстро все схватывала, вскоре могла с толком обсуждать все особенности роботики. Брайс не просто терпел ее присутствие в лаборатории, вскоре он стал с нетерпением ждать ее ежедневные посещения.

Что-то неизбежно должно было нарушить ровный тон их отношений. Однажды вечером они смотрели телевизионную постановку, которая кончилась ссорой влюбленных. В глазах Лилит стояли слезы.

– Керт, я думаю, может ли что-нибудь подобное случиться у нас.

Брайс удивился.

– О чем ты говоришь?

– Можем ли мы когда-нибудь так поссориться?

– Но, боже, Лилит, зачем нам ссориться?

Лилит отвела взгляд, сжимая свои маленькие руки.

– В том-то и беда, Керт. Мы недостаточно близки, чтобы у нас были причины сориться.

– Может, так оно и лучше, – сказал Брайс.

– Правда, Керт?

Лилит неожиданно встала. Она пыталась сдержать слезы. Повернувшись, она выбежала из комнаты.

Брайс удивленно смотрел ей вслед. Потом философски пожал плечами. Лилит по сути своей женщина, напомнил он себе, а женщины часто бывают необъяснимыми.

В последующие дни Лилит не приходила в лабораторию. Большую часть времени она проводила в своей комнате, и ее блюда утратили свое превосходное качество. Наконец Брюс не смог этого выносить. Однажды утром он перехватил ее на кухне и спросил, что не так.

Лилит принужденно улыбнулась.

– Ничего, Керт.

– Нет, что-то есть, – настаивал Брайс. – Я хочу, чтобы ты мне сказала.

Лилит неуверенно прикусила губу.

– Ну, хорошо, Керт, но помни: ты сам попросил. Керт… я знаю, что я только робот, но я создана так, чтобы во всех отношениях походить на женщину. У меня чувства женщины. Я люблю тебя, Керт. Я хочу сделать тебя счастливым, как женщина делает счастливым мужчину. Но… кажется, тебе все равно.

– Не знаю… Я об этом не думал.

Брайс смутился.

Лилит смотрела на него, надежда исчезала с ее лица. Она отвернулась, глаза ее заполнились слезами. Ее стройные плечи тряслись от сдерживаемых рыданий.

Брайс в смятении вышел из кухни. Ему начало казаться, что он сделал Лилит слишком похожей на человека. Его заполняло сочувствие к ней, но, тщательно проверяя свои чувства, он не находил в себе ответной любви. Хотя Лилит выглядит прекрасной молодой женщиной – она во всех отношениях напоминает прекрасную женщину, он не может забыть, что она все-таки робот.

И совершенно неожиданно он затосковал по Надин. Надин – человек. Вернулось прежнее одиночество.

Зима подходила к концу. Брайс и Лилит обменивались всего несколькими словами, и то лишь случайно. Лилит по-прежнему не приходила в лабораторию. Они больше не играла с Брайсом в шахматы, они не смотрели телевизор. Брайс погрузился в работу, а у Лилит возникла страсть к чтению, и она большую часть времени проводила в своей комнате. Брайс видел ее редко, и ему казалось, что у нее на лице всегда следы слез. У него самого взгляд стал затравленным. И он гадал, долго ли еще выдержит.

Наступила весна, утесы поросли травой. Солнце с каждым днем грело все сильней, небо расчистилось, и холодный ветер с океана стал легким ветерком.

Однажды, случайно включив телевизор, Брайс узнал, что Сидни Артингтон погиб в авиакатастрофе в своем спортивном гиро. В сообщении говорилось, что все его огромное состояние он оставил Надин. Немного погодя Надин появилась в доме.

Брайс обрадовался, увидев ее. Это был ответ на его самые пылкие ожидания.

– Надин, не могу поверить, что это ты!

Надин улыбнулась.

– Это я, Керт. Как живешь?

– Отлично, – солгал Брайс. Он не мог признаться, что последние месяцы жил как в аду.

Надин осмотрела гостиную и слегка нахмурилась.

– Керт, дом выглядит… по-другому. Что ты сделал?

– А, это работа Лилит.

– Лилит? – вырвалось у Надин. Она смотрела на Брайса широко раскрытыми глазами.

– Лилит – это робот, – быстро объяснил Брайс. – Подожди, ты ее увидишь. Электронный мозг Брайса создан, Надин, и Лилит – результат этого.

Надин как будто испытала облегчение. Она стала казаться смущенной.

– Керт, ты знаешь, почему я вернулась? – негромко спросила она.

– Нет, Надин, – ответил Брайс.

Но ему показалось, что он знает, и сердце его пропустило удар.

– Керт, я решила вернуться. Конечно… если ты все еще хочешь меня.

– Все еще хочу тебя? Надин…

Он протянул к ней руки, и она оказалась в его объятиях.

Позже Надин поправила волосы и пригладила платье. Она сказала:

– Нам придется немного подождать, Керт. Приличия, сам понимаешь. Потом мы снова поженимся. Теперь я богата, ты сможешь оставить работу, мы будем путешествовать, заводить друзей и веселиться, не думая о деньгах. Это будет замечательно, правда?

Брайс медленно покачал головой.

– Нет, Надин.

– Почему нет?

– Я не притронусь к твоим деньгам, Надин.

– Какая разница, чьи это деньги, Керт? Это деньги, только и всего.

– Неважно, – настаивал Брайс. – Я их не возьму.

Лицо Надин исказилось во внезапной ярости.

– Керт, почему ты такой упрямый? Я рисковала, убивая Сида…

Она неожиданно замолчала, щеки ее побледнели. Она сжала рукой рот.

Брайс смотрел на нее так, словно она стала чем-то смертоносным и чуждым.

– Что ты сказала? Надин, что ты сказала?

Она молча смотрела на него, ее рука дрожала у губ. Брайс схватил ее за плечи и потряс.

– Надин… ты убила Артингтона? Но ведь это был несчастный случай! Так говорилось в газетах.

Черты лица ее смягчились, стали умоляющими. Она, вся в слезах, стала желанной женщиной.

– Керт, я это сделала ради тебя! Я всегда была равнодушна к Сиду. Я вышла за него из-за его денег. Я всегда любила тебя. Я помню, что ты сказал о работе ради денег и влияния. Я подумала, что, если унаследую состояние Сида и он не будет стоять на пути, ты сможешь перестать работать. Я решила избавиться от него. Я знаю, как работает гиро. Я сделал так, чтобы спортивная машина Сида потеряла управление, когда он взлетит. Крушение уничтожило все следы моего вмешательства. Никто не знает, Керт. Все считают это несчастным случаем.

Брайс окаменел при этом признании.

– Милостивый боже! – выдохнул он.

Надин тревожно смотрела на его лицо.

– Керт… ты не ненавидишь меня?

– Ненавидеть тебя? Нет. Конечно, нет. Просто не могу.

И тут Надин ахнула.

– Керт, кто… кто это? – воскликнула она, показывая.

Брайс повернулся. У входа в гостиную, сжав руками горло, стояла Лилит и недоуменно смотрела на Надин.

Они смотрели друг на друга, словно в гипнотическом трансе, широко раскрыв одинаковые зеленые глаза, раздвинув одинаковые алые губы. Если не считать одежды, они были неотличимы друг от друга.

– Это Лилит, – сказал Брайс Надин. – Лилит, познакомься с Надин.

– Здравствуйте, – холодно сказала Лилит. – Прошу прощения за вмешательство.

Не сказав больше ни слова, она повернулась и вышла.

– Керт, да она точно как я! – воскликнула Надин.

Брайс улыбнулся.

– Я сделал ее такой.

Лицо Надин неожиданно стало жестким.

– Керт, она слышала, что я сказала о… о Сиде. Керт, она знает!

Брайс почувствовал тяжелое опасение – со стороны Надин или Лилит, он не мог сказать. Он видел, что они обе негодуют из-за своего сходства. Их удивление перешло во взаимную неприязнь.

Надин наклонилась к Брайсу, взгляд ее зеленых глаз стал настойчив.

– Керт, она знает, что я сделала. Нам нужно избавиться от нее. Я никогда не буду чувствовать себя в безопасности, пока она жива.

– Но я не могу убить ее! – сказал Керт. Ему пришла в голову мысль. – Надин, я знаю, что нужно сделать. Мы отключим ее мотор.

– Это не подойдет, – решительно ответила Надин. – Кто-нибудь позже сможет снова включить ее. Она всегда будет, как меч, висеть у меня над головой. Нет, Керт, ее нужно уничтожить.

Брайс видел логику слов Надин. Он понимал, что Лилит, по-женски ревнуя к Надин, сделает все, что в ее власти, чтобы устранить соперницу. Стоявшая перед ним проблема привела его в ужас.

Надин обняла его за шею. Ее изящное тело прижалось к нему.

– Керт, ты ведь сделаешь это? – умоляла она.

Брайс колебался. Губы Надин, мягкие и алые, раскрылись в обещании. Он ощущал аромат ее духов. Хотел отказать… слова замерли на губах. Он привлек Надин к себе, страстно поцеловал.

– Да, – прошептал он у ее щеки. – Да, я это сделаю.

Немного погодя Надин встала.

– Мне надо идти, Керт. Еще многое нужно решить. Позаботься о роботе, и как можно быстрей. У нее не должно быть возможности сообщить в полицию. Я вернусь… скоро.

Брайс проводил Надин на посадочное поле. Потом вернулся в дом, думая о страшной задаче, стоящей перед ним. Ему нужно как-то уничтожить Лилит. Он искал способ, безболезненный как для нее, так и для него. В голову пришло несколько способов – один за другим он отверг их.

Он мысленно обозвал себя сентиментальным дураком. Лилит всего лишь робот, ее приводит в действие мотор, делает разумной электронный мозг. Он может создать другой электронный мозг. Может сделать других таких же роботов, как Лилит.

Он почувствовал решимость. Он разработает план. Захватит Лилит врасплох и выключит ее мотор. Потом извлечет ее мозг и разобьет его на куски. Все очень просто.

Однако… всякий раз как возникала возможность, он не мог ею воспользоваться. Весна разгоралась, день проходил за днем, а задача оставалась нерешенной. Он помнил, что скоро вернется Надин. Что она скажет, когда увидит, что Лилит еще существует?

***

Стремясь сбросить усиливающееся напряжение, Брайс пошел в долгую прогулку по утесам. Стоял теплый весенний день, и океан, голубой и спокойный, тянулся до самого горизонта.

Возвращаясь домой, Брайс увидел Лилит. Она стояла на краю утеса и, заслонив глаза рукой, смотрела в направлении, противоположном тому, в котором подходил он. Она стояла спиной к нему. И неожиданно Брайс понял, что должен сделать. Он подкрадется к ней, а потом – легкий толчок, и Лилит полетит на скалы вниз к своей судьбе.

Переступая с камня на камень, Брайс подходил все ближе. В горле застыл комок. Глаза слезились. Боль когтями разрывала его. И вот – он за ней, и руки протянуты для смертельного толчка.

Что-то заставило ее почувствовать его приближение. Она повернулась. Мгновение смотрела на него изумленными глазами. Брайс с всхлипываем толкнул. От крика ужаса, с которым она полетела вниз, у него холодок пополз по спине. С тупым звуком она ударилась о скалы.

Все было кончено. От реакции Брайса затошнило, он ослаб. Его заполнило сожаление о сделанном. Лилит погибла – мягкая, нежная Лилит, которая никогда никому не хотела зла, не переносила мысли о чьей-то боли. Лилит, с которой он долгие часы играл в шахматы. Лилит, которая искренне интересовалась его работой, обсуждала с ним проблемы роботики, как опытный инженер.

Лилит погибла. Брайс знал, что может создать другой электронный мозг, но другой Лилит никогда не будет. Никогда не удастся повторить то множество факторов, которые участвовали в создании Лилит.

Неожиданно Брайс понял, что ненавидит Надин. Он увидел ее такой, какая она есть на самом деле: эгоистичной, безжалостной, склонной к ярости, женщиной, которая без колебаний убивает, чтобы достичь своего. Брайс понял, что был дураком, убив Лилит ради Надин.

Он тяжело пошел к дому. И остановился, увидев гиро, припаркованный на посадочном поле. Он узнал гиро Надин.

И когда Брайс стоял так, из дома вышла сама Надин. Она серьезно смотрела на него, и на ее щеках были следы слез. Она заговорила.

– Здесь была это женщина, которую ты называл Надин. Тебя не было, и она пошла искать тебя.

Брайс едва не сошел с ума. Лилит! Это Лилит! Тогда та другая – та, которую он столкнул с утеса… это Надин!

Неожиданно Брайс ощутил радость, стиснувшую ему горло и заполнившую музыкой. Лилит в безопасности. Смерть Надин по-своему справедлива. Ее легко объяснить. Надин просто подошла слишком близко к краю, поскользнулась и упала.

– Кто для тебя Надин, Керт? – неуверенно спросила Лилит. – Почему… почему она как я?

Брайс лишь улыбнулся.

– Забудь о ней, Лилит. Я был глупцом и постараюсь это загладить. Отныне мы будем думать только о нас.

Он протянул руки, и мгновение она выглядела так, словно не может поверить в это приглашение, потом слепо побежала к нему. Он прижал ее к себе, и она была теплой и мягкой, как любая девушка, плачущая от счастья у него на плече.

Четверо, которые вернулись

Свет просвечивал сквозь пластиковые вставки двери Роуи. Выйдя из своего офиса я приостановился, удивившись, что он задержался так допоздна. Сам я засиделся над сметами и думал, что все уже давно ушли домой. Повинуясь внезапному порыву, я подошел и постучал.

– Войдите. – Это был тот самый его невыразительный, усталый тон, который стал мне слишком хорошо знаком.

Роуи сидел за своим столом, упершись локтями в неопрятную, замусоренную столешницу и обхватив свою косматую голову руками. Он вгляделся в меня из-под густых седых бровей.

– А, Герб. Только уходишь? – Он откинулся на стуле, и по тому, как медленно, одеревенело сделал это, я понял, что он долго просидел в этой задумчивой позе.

Я кивнул.

– Уже поздно, Фрэнк. Все остальные ушли домой. – Я несколько секунд молча смотрел на него. – Фрэнк, ты опять изводишь себя. Ты что, никогда не перестанешь?

– Не знаю, – ответил Роуи. Он потер лоб своими шишковатыми пальцами и вздохнул. – Я тут размышлял, Герб… Марс скоро снова проходит самую близкую к Земле точку, и я подумал…

– Ты мучаешь себя этим уже семь лет, – сказал я ему. – Семь лет, Фрэнк. Спустя столько времени уже не может быть никакой надежды. Тебе надо забыть про «Космический патруль».

– Забыть? – чуть не прокричал Роуи. Глубокие морщины у него на лице исказились в выражении муки. – Забыть пятнадцать лет, которые я потратил на конструирование и усовершенствование корабля? Забыть людей, которые полетели на нем? Забыть Джимми? – Он резко отодвинул свой стул и прошагал к окну позади стола, где встал, устремив взгляд в сгущающиеся сумерки.

Я смотрел на него, немного потрясенный вызванной мною эмоциональной вспышкой. Я знал о его чувствах в отношении потери «Космического патруля» и всех астронавтов, которые были на нем, включая его сына Джимми, но не догадывался, что спустя семь лет он все еще так сильно страдает.

Я теперь взирал на него с новой глубиной понимания. Он стоял у окна, склонив свою косматую голову. Впервые до меня дошло, что волосы у него почти все белые, и что его плотная фигура как-то обрюзгла, а плечи ссутулились. И впервые я начал полностью сознавать, что он старый – старый и несчастный.

Через окно была видна неоновая вывеска на воротах, такая знакомая вывеска, которая гласила: «Ракетостроительное предприятие Роуи. Главный цех». И мне была видна часть заводских зданий, чьи длинные корпуса тонули в сгущающейся темноте. И на фоне этого внешнего свидетельства процветания Роуи стоял, как символ тщетности, ибо без счастья не может быть настоящего успеха.

Я подумал о долгих годах работы, надежды и вдохновения, которые лежали за спиной Роуи, и с грустью осознал, что если брать его собственную жизнь, все это было растрачено впустую. Для всех, разумеется, он был воплощением успеха, ибо ракеты, которые он сконструировал и построил, уже начали бороздить разреженные просторы стратосферы, соединяя самые дальние уголки Земли посредством нескольких часов полета. Он войдет в историю как изобретатель первого успешного ракетного двигателя, как строитель первого космического судна, оправившегося за пределы Земли. Но что касается Джимми, единственного человека, который для него важнее всего на свете, знаю, что он всегда чувствовал, что потерпел неудачу.

Сочувствие побуждало меня оставаться с Роуи все те нелегкие годы, в течение которых он разрабатывал и усовершенствовал свой ракетный двигатель. Я видел, как исчезают мои сбережения, как уже давно исчезли его, в ненасытной утробе тех первых экспериментов. И моя вера в него ни разу не поколебалась, даже после того, как растаял последний цент, а успех все еще оставался лишь смутной надеждой. Я пошел и каким-то чудом, которому до сих пор не устаю поражаться, выпросил, вымолил еще средств. И я ни разу не изменил своей вере; ни в качестве управляющего делами Роуи, когда управлять было нечем, ни теперь, в качестве партнера в отрасли, стоящей миллионы.

Промежуточный период не был легким. Роуи смотрел вперед глазами мечтателя; полеты в стратосфере были лишь первым шагом в его планах. Даже когда я еще только пытался заинтересовать сомневающийся мир первыми ненадежными ракетами, он уже начал работать над «Космическим патрулем». И последовали пятнадцать лет тонкого балансирования между оперяющейся отраслью с одной стороны и, казалось бы, ненасытными требованиями экспериментов Роуи с другой. Но в конце, ценой множества седых волос и бессонных ночей, я довел дело до конца. «Космический патруль» стал реальностью, и молодая оперяющаяся отрасль обещала превратиться в гиганта.

Роуи отвернулся от окна. На мгновение взгляд его серых глаз встретился с моим, но он тут же отвел его.

– Прости, что сорвался на тебя, Герб. Я знаю, что ты хотел как лучше. – Он сделал глубокий вдох и пожал плечами. – Наверное, я старею – слишком много живу прошлым.

– Ничего страшного, Фрэнк, – отозвался я. – Я понимаю. – И я действительно понимал как никогда раньше.

Роуи прошел к северной стене своего кабинета, которая почти полностью была увешена фотографиями в рамках. Это были фотографии «Космического патруля» и ее отважной команды до и после тех двух памятных полетов на Луну и перед отправкой на Марс. Южная стена была увешана снимками лунного пейзажа и Земли, видимой с Луны.

– Да, в этом моя беда, – прошептал Роуи, – слишком много живу прошлым… Но кто может меня винить? Джимми был всем, что осталось у меня после смерти Хелен. А «Космический патруль»… ну, ты сам знаешь, Герб, что вся моя работа над ракетами была в надежде, что однажды она приведет к такому кораблю как «Космический патруль». Это случилось, но цена в конце…

Я отвел глаза, опечаленный подавленностью в его внешности и голосе. После продолжительного молчания Роуи снова прошептал:

– Семь лет… Джимми, мальчик, что же могло произойти?

Я устремил взгляд на фотографии и задался тем же вопросом. Я увидел на снимках себя, Герба Фарнама на семь лет моложе, с гораздо меньшим количеством седины в волосах. На одной особенно большой фотографии я стоял слева от Роуи – тоже более молодого – а справа от него стоял Джимми, выше, чем отец, намного стройнее, хотя такого же крепкого телосложения, и такой же красивый, каким считала его моя старшая дочь Дорис. Вокруг нас расположились улыбающиеся герои полетов на Луну: Пол Уитон, Виктор Сорелл, Арт Кольб, Дейв Селлерс и Джон Лаудер. А на заднем плане гладкий, поблескивающий корпус «Космического патруля».

В улыбающихся лицах этих людей была храбрость первопроходцев, бесстрашие искателей приключений. В металлическом корпусе корабля была сила, громадная мощь, о чем красноречиво свидетельствовал размер реактивных турбин. И что же в результате? В результате семь лет молчания, семь лет ожидания людей и корабля, который так и не вернулся…

Лицо Роуи преобразилось, даже немного помолодело, когда он смотрел на фотографии. Это заставило меня подумать, насколько верно его собственное утверждение, что он живет в прошлом. Люди и в самом деле предпочитают жить прошлым, когда в нем больше радости, чем в настоящем. Для Роуи вся любовь, все счастье похоронены в прошлом.

И я задумался обо всех других – женах, возлюбленных, родных и друзьях – которые были связаны с людьми на борту «Космического патруля». Интересно, они тоже живут прошлым? Это была мучительная мысль, ибо я был очень хорошо знаком с мужчинами и их близкими.

Я усилием воли заставил себя вернуться к реальности. Было уже поздно, и Вера составила планы на вечер.

Я коснулся руки Роуи.

– Фрэнк, мне надо идти. Не лучше ли тебе…

Роуи устало, с некоторой долей упрямства, покачал головой.

– Нет. Мне бы хотелось побыть здесь еще, Герб. Не беспокойся обо мне. Со мной все будет хорошо.

Сильно сомневаясь в отношении последнего, я оставил его. Он все еще смотрел на фотографии, но лицо его больше не казалось помолодевшим. Он тоже вернулся к реальности.

Это было почти в конце июля. Дни, которые за этим последовали, выдались для меня напряженными, и пыль воспоминаний, растревоженная той сценой в кабинете Роуи, улеглась. Мои обязанности на заводе ни на минуту не позволяли мне расслабиться, а все свободное время было занято различными светскими мероприятиями. Я практически не бывал дома; у Веры, моей жены, всегда были планы или приглашения куда-нибудь, а сам дом казался ни больше ни меньше, чем полустанком для временной остановки вереницы молодых людей Бет и Андреа. Нет, я не возражал против последнего, просто меня беспокоил контраст между Бет и Андреа с одной стороны, и Дорис с другой.

Ничуть не менее красивая и обаятельная, чем ее сестры, Дорис, старшая, была очень тихой и серьезной. Она почти не участвовала в светских развлечениях и очень редко куда-либо выходила. Она писала аспирантскую работу по литературе, намереваясь со временем стать учителем, и это как будто поглощало ее целиком, исключая все остальное… или, по крайней мере, так в то время казалось. Я принадлежу к тем мужчинам, которым трудно понять женщин, и сие еще больше осложнялось тем фактом, что в моей семье их четверо. Я часто сетовал на то, что у меня нет сына, хотя в последние годы это компенсировалось тем, что произошло с Джимми – Джимми, который настоял на своем участии в том злополучном полете на Марс.

В середине октября пришла исключительной важности новость, которую мне принес не кто иной как сам Роуи. Была середина дня, и я сидел, зарывшись носом в стопку отчетов, когда он ворвался ко мне в кабинет, такой взбудораженный, каким я его никогда не видел. Несколько секунд он все никак не мог заговорить, но потом слова полились из него.

– Герб… «Космический патруль»! «Космический патруль»! Он вернулся!

Я вытаращился на Роуи, слишком ошеломленный, чтобы сразу отреагировать. Потом вскочил на ноги, возбужденный не меньше него.

Когда Роуи достаточно успокоился, то объяснил, что у него в кабинете был включен телевизор, и все новостные станции объявили о возвращении «Космического патруля». Местом приземления был Грант Филд.

– Скорее! Идем! – закончил он.

Мы напрочь забыли про то, что на дворе осень и холодно и, не надев пальто и шляпы, как безумные, помчались к посадочной платформе на крыше здания, оставляя позади себя потрясенных и испуганных сотрудников. Выкрикивая бессвязные распоряжения служащим гаража, я велел вывести свой двухместный самолет, мы с Роуи буквально вскочили в него, и я резко поднял маленькое судно в воздух.

И как раз вовремя. Целый рой легких самолетов был уже на пути к Филду. И когда я приземлил судно, то лишь на несколько секунд опередил эскадрилью воздушной полиции, которая прибыла, дабы воспрепятствовать дальнейшему наплыву любопытных.

Полицейский в зеленой форме полиции Филда подбежал к нам, крича, чтоб мы покинули поле. Мы быстро назвались. Упоминание имени Роуи и один взгляд на его лицо остановили дальнейшие возражения. Без колебаний полицейский Филда повернулся и повел нас к административному зданию. Именно туда, по его словам, астронавтов с «Космического патруля» отвели после приземления.

Полицейский был молодым парнем с чувством собственного достоинства и он, я уверен, предпочел бы пристойный бодрый шаг, но мы с Роуи подгоняли его, вынудив вначале побежать трусцой, а потом и вовсе перейти на быстрый бег. Я был, конечно же, охвачен возбуждением и нетерпением, но Роуи, тот просто дрожал. Он походил на человека, который вот-вот обретет свой долгожданный личный рай. Он спотыкался на бегу, глаза его, широко открытые и немигающие, были устремлены на административное здание, и между тяжелыми прерывистыми вздохами он бормотал снова и снова: «Джимми… Джимми, мальчик!»

Это, без сомнения, был величайший момент в его жизни – своего рода кульминация. Возвращение двух самых важных составляющих его жизни – Джимми и «Космического патруля». Я всей душой надеялся, что он не будет разочарован. Казалось просто невозможным, что все астронавты, которые были на борту корабля, могли вернуться целыми и невредимыми после опасностей семи лет. Наверняка, кто-то из них был потерян. И если один из них Джимми… что ж, для Роуи это будет равносильно концу света. Семь лет ожидания, вознагражденные, в конце концов, безграничной скорбью… Напряжение росло во мне по мере того, как административное здание приближалось.

Еще я испытывал чувство благоговейного, нетерпеливого ожидания. Исследователи вернулись из другого мира. Какие необыкновенные чудеса они видели? Какие странные приключения пережили? И как они выглядят спустя семь лет?

Эти вопросы калейдоскопом мелькали у меня в голове, пока я бежал. А потом каждому из нас пришлось локтями прокладывать себе дорогу сквозь толпу перед дверьми администрации. Внутри было довольно тихо, хотя полицейские в зеленой филдовской форме, казалось, были повсюду.

Наконец, мы остановились перед дверью, охраняемой особенно большой группой полицейских. Офицер, сопровождавший нас, отдуваясь, дал объяснения, по всей видимости, старшему чину, и нас с Роуи завели в комнату.

Это была ярко освещенная, приятная комната, не очень большая, но показалось просторной после толпы снаружи. И тут было тихо. Думаю, вначале я заметил тишину. Только чуть позже до меня дошло, что тишина странная – напряженная и неловкая.

Мои чувства внезапно обострились. Я огляделся вокруг с растущим осознанием, что что-то не так. Группа мужчин стояла в одном конце комнаты, рядом с широкими окнами, словно солнечный свет, который вливался в них, был сейчас самой нужной в мире вещью. Сами позы их были одеревенелыми и неестественными.

Прямо напротив двери, за столом, уставленными тарелками с едой, которая, похоже, осталась почти нетронутой, сидели четверо мужчин. Я забыл про все остальное, посмотрев на них.

Сказать, что я был потрясен – значит, ничего не сказать. Это была какая-то смесь из удивления, испуга, неверия с примесью страха. Я уставился на них, открыв рот, вытаращив глаза, ей-богу, как будто эта комната была зоопарком, а эти четверо мужчин – диковинные звери из далекого уголка земли, доселе неизведанного.

Они поднялись, когда я уставился на них. Я заглушил вскрик и едва сдержался, чтобы не отступить назад. Мне кажется, я забыл в тот момент, что они люди – более того, люди, которых я очень близко знал.