Текст книги "Больше не плачь, мой робот (СИ)"

Автор книги: Честер Гейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Мир, который он построил вокруг Лоры, мир нереальный, но для него он тем не менее обладал реальной жизнью. В нем была Лора и был он. И было счастье, ради которого он собирался убить Большого Тима.

Но потом он осознал, что происходят изменения. Очертания его мира расплывались, исчезали, бледнели. Даже Лора, прекрасная и полная счастья, начала расплываться у него перед глазами.

В ужасе он пытался прижать к себе распадающуюся структуру и снова стабилизировать ее. Но она ускользала у него меж пальцами, как неощутимый туман. И прежде чем он успел насладиться им, его рай исчез, и он снова оказался в бесформенной пустоте. Но даже она начала таять.

Неллон проснулся. Он поискал Лору и тот идиллический мир, в котором они любили друг друга. Но увидел только огромный зеленый цилиндр с пламенеющим зеленым шаром и просторное помещение.

Неллон встал. И сразу ощутил себя удивительно отдохнувшим и освеженным. Он поискал Большого Тима, потом вспомнил. Не приближаясь к открытой двери, через которую продолжал литься зеленый свет, он всмотрелся через зеленую стену. За ней на полу лежал Большой Тим. В своем термальном костюме он лежал совершенно неподвижно.

Неллон начал строить цепь заключений. И по мере того как она росла, он испытывал все большее возбуждение.

Пока Большой Тим остается здесь под влиянием этого шара, он будет без сознания, живой, возможно, окажется в мире сна, таком же ярком, каким был его мир. Все будет так, словно Большой Тим умер. Никто из членов экспедиции не знает о двери, в которую вошли они с Тимом. Над Титаном почти непрерывно бушуют бури, и дверь вскоре опять будет занесена. Пройдут века, прежде чем ее снова случайно откроют.

Он, Неллон, может вернуться на корабль и рассказать, что потерял Большого Тима в сильной буре. Его будут искать, но Неллон знал, что поиски будут бесплодными.

Когда он вернется и расскажет эту историю, Лора, конечно, будет горевать. Но он будет утешать ее, и она преодолеет свое горе. Он знал, что она выйдет за него – ведь теперь Большой Тим не будет стоять на пути. Неллон может ждать счастья, более полного, чем в его сне.

Неллон ясно видел свой курс. Он точно знал, что нужно делать.

Вначале он отпустил рычаг, и дверь в стене закрылась, заключив Большого Тима в огромном цилиндре. Потом он спустился на нижний уровень и прошел по паутине комнат и коридоров. И вскоре снег Титана снова падал на его скафандр.

Он всем своим весом надавил на большую дверь. Нужен был лишь этот импульс, чтобы механизм с гудением ожил. Дверь повернулась – и закрылась. Она больше не откроется.

Даже если бы он захотел вернуться туда, это невозможно.

Неллон пошел назад к кораблю. Он испытывал необычную энергию и почти не замечал трудности и опасности обратного пути. Исчезла его ненависть к этой вечной буре. Он шел с беззаботной улыбкой, пробираясь по дикой неровной местности. И совершенно не ощущал усталости, когда увидел неровный хребет, обозначавший место посадки корабля.

Пробираясь по узкому ущелью, ведущему к маленькой защищенной долине, Неллон не забыл стереть с лица торжествующую улыбку. Она не соответствовала истории, которую он собирался рассказать.

Но он зря делал это усилие. Потому что на лице его появилось выражение невероятного изумления.

На том месте, где стоял корабль, не было ничего, кроме гладкой ровной поверхности снега. И никаких указаний на то, что здесь вообще что-то было. В маленькой долине никаких следов пребывания человека. Только ветер, который всегда здесь борется со снегом, расчищая ледяную поверхность.

Неллон почувствовал тошноту и слабость от подступающего ужаса. Но на поверхности его смятенных мыслей оставалась какая-то надежда, и он с энергией отчаяния ухватился за нее.

Должно быть, сказал он себе, он случайно набрел на долину, точно такую же, как та, в которой стоял корабль. Ему нужно только найти нужный хребет, и все будет в порядке.

Подкрепленный этой надеждой, он начал поиски. Однако вскоре понял, что никакого другого хребта нет; приходится признать, что он на правильном месте. Единственное отличие в том, что нет корабля.

Но Неллон чувствовал, что должен быть уверен. Вернувшись в долину, над которой, как защитная стена, стоял хребет, он стал рыться в глубоком снегу. И откопал большой металлический ящик. На ящике была надпись, врезавшаяся в его сознание.

ИНСТИТУТ ХАРТОНА-ФИНСТОНА

Он без всяких сомнений понял, что находится именно в том месте и что корабль улетел, потому именно так назывался институт, ставший спонсором их экспедиции. Он видел такие ящики в трюмах корабля.

Неллон был ошеломлен, раздавлен. Но, помимо отчаяния, он испытывал удивление. Сколько времени он без сознания находился у большого зеленого цилиндра? Толщина снега, покрывавшего оставшийся от лагеря мусор, говорила по крайней мере о нескольких месяцах. Казалось невероятным, что мгновенное пребывание в изумрудных лучах шара может привести к такому результату. Потом он вспомнил ряды существ, кольцами лежащих вокруг шара, и осознал ужасную истину.

Эти существа не были мертвы. Находясь под постоянными лучами шара, они спали и видели сны, такие же невероятно реальные и мучительные, как и его сон. Они спали и видели сны, а зеленый шар висел над ними, как огромный хранитель, успокаивающий, питающий.

И с ними спит Большой Тим. Когда они проснутся, проснется и снова будет жить Большой Тим. А он, Неллон, не оживет. Неожиданно страх и ненависть бури вернулись с полной силой. Его батареи истощатся, скафандр перестанет уберегать от холода – и буря убьет его. К нему придет медленная и неумолимая смерть. А смерть – это сон, от которого нет пробуждения.

Небесный озорник

Боб Леннокс остановился на повороте дороги, ведущей к небольшой группе зданий фермы. Он оглянулся туда, откуда пришел, и было похоже, что он смотрит на неприятные воспоминания. Теперь он знал, что ему делать. Одинокая прогулка ему помогла.

Он бросил окурок сигареты в пыль на дороге и растер его каблуком. Потом, расправив плечи, пошел дальше.

Когда Боб Леннокс дошел до фермы, в ее окнах горел свет. Вечер быстро переходил в ночь, и тяжелые тени затянули внешне мирный английский деревенский пейзаж. Только те, кто знает, смогут увидеть хитрую маскировку, скрывшую тот факт, что обычная сельская ферма и поля – на самом деле военный аэродром.

Это происходило за несколько месяцев до катастрофы Перл Харбор. Самолеты нацистских «Люфтваффе» по-прежнему злобными волнами проносились над английскими городами. Американские летчики доблестно сражались в РАФ[1]1
  Royal Air Force, RAF – Королевские военно-воздушные силы Великобритании. – Прим. пер.


[Закрыть]. Боб Леннокс был одним из многих, добровольно пришедших на службу. Но в некотором смысле здесь он одинок, потому что он единственный американец в небольшой истребительной 15 эскадрилье РАФ, скрытой «где-то» на севере Англии. Это тем более делало его жизнь трудной.

Леннокс пошел по мощеной дорожке, ведущей к офису командира в главном здании фермы. Сейчас он шел напряженно, смотрел прямо перед собой и защитно расправил плечи.

Вдоль поросших плющом стен главного здания стояли скамьи, и на них сидели пилоты 15-й, их трубки и сигареты светились в темноте. Их голоса с протяжным английским акцентом звучали в обычной веселой болтовне, типичной для летчиков на отдыхе. Но когда Леннокс проходил мимо, все замолчали. Все сидели неподвижно, глядя на него враждебными обвиняющими взглядами. Американец горько скривил губы.

Леннокс уже взялся за ручку двери главного здания, когда кто-то из летчиков заговорил.

– Блайми, ты это видел? – насмешливо спросил он в нос. – Желтая полоса ночью еще видней[2]2
  Желтая полоса – по-английски, трусливость. – Прим. пер.


[Закрыть].

– Пробивается от его хребта, – сказал другой. – Сними с него мундир, и он весь словно окунулся в желтый люминол.

Леннокс поморщился, словно ему нанесли физический удар. Он быстро зашел и закрыл дверь, чтобы заглушить последовавший издевательский смех. Со сверкающими глазами он прошел по короткому коридору и вошел в помещение, которое когда-то было гостиной фермы.

Мало что осталось от обычной деревенской обстановки. Картины со стен сняли, и теперь на их месте висели карты, схемы и доски для объявлений. Ковер скатали и поставили в угол, голые доски пола были затоптаны и потерты. В каменном камине горели дрова. За столом, когда-то кухонным, но сейчас покрытом телефонами и бумагами, сидел майор Джеймс Кервью, командир 15 эскадрильи РАФ.

Когда Леннокс подошел к столу, Кервью поднял голову. Он был воплощением всего британского, от старательно подогнанного мундира до военных усов и короткой вересковой трубки, зажатой в зубах.

– Э? О, Леннокс. – Манеры Кервью неожиданно стали небрежными и покровительственными. Он вынул трубку из зубов и откинулся на спинку. – Что я могу для вас сделать?

– У меня есть особая просьба, сэр, – начал Леннокс. – Видите ли, отношение ко мне не изменилось с того самого случая – случая в Канале[3]3
  Англичане называют Каналом пролив Па де Кале. – Прим. пер.


[Закрыть]. И… я больше не могу это выносить. Прошу вашего разрешения лететь на Канал и сразиться в фон Тельмом.

– Боюсь, я не могу этого сделать, Леннокс. Есть правило, если помните, запрещающее полеты над вражеской территорией. Слишком легко попасть в ловушку джерри[4]4
  Немец, фриц. – Прим. пер.


[Закрыть].

– Я знаю, сэр, но у меня особый случай. Вы знаете, что раз в неделю, по средам, фон Тельм летит над Каналом, бросая вызов пилотам союзников. Он слишком самоуверен и самодоволен, чтобы делать из этого ловушку.

– Это ничего не меняет, – сказал Кервью, сухо улыбаясь. – Одна из причин этого правила – помешать неразумным пилотам связываться с фон Тельмом и быть сбитыми. В некотором смысле это официальное признание того, что фон Тельм как пилот лучше всех, кто есть у нас.

– Но вы должны дать мне шанс, сэр! – взмолился Леннокс. – Я не смогу оставаться в эскадрилье, если вы не разрешите, – и вообще в Англии. Никто не пожелает иметь дело с человеком, объявленным трусом.

Кервью нетерпеливо нахмурился.

– Послушайте, Леннокс, вы слишком многого просите. Вы можете быть добровольцем американцем, иметь право на разные привилегии и все такое, но у нас есть правила и приказы, которые мы не может разрешить игнорировать даже вам, парням из Америки. К тому же, командование разорвет меня, если я вам это позволю.

Леннокс опустил глаза на руки, его квадратное загорелое лицо в отчаянии дернулось. Неожиданно он снова поднял голову, глаза его блеснули.

– Послушайте, сэр, – горячо сказал он, – если официальное разрешение на мою просьбу невозможно, как насчет неофициального?

– Что? Боюсь, я вас не понимаю, Леннокс.

– Я имею в виду вот что, сэр. Позвольте мне взять самолет, лететь на Канал и сразиться с фон Тельмом. Можно сделать так, будто я взял самолет без вашего разрешения.

Кервью медленно покачал головой.

– Я не могу этого сделать. Никто еще не мог победить фон Тельма в бою. Вас собьют так же точно, как вы сейчас стоите передо мной. Потерю человека мы переживем, а вот самолета нет.

Леннокс наклонился над столом, его молодое лицо неожиданно стало выглядеть старше.

– Майор Кервью, поставьте себя на мое место. Я стал отщепенцем, парией. Никто не хочет иметь со мной ничего общего. Меня считают трусом, будто я сознательно в тот день над Каналом бежал от фон Тельма и его стервятников. Я должен доказать, что это не так.

Послушайте, сэр. Вы солдат и знаете, что после своей страны вам важнее всего ваша честь. Я знаю, что, если бы когда-нибудь сложились подобные обстоятельства, вы бы без колебаний отомстили за неуважение к вашей смелости и мужеству Теперь предположите, что вас называют трусом из-за обстоятельств, которые вы не могли контролировать. Разве вы не предприняли бы усилия, чтобы восстановить доброе мнение о себе в глазах других? Разве не обесценится ваша жизнь, если вам откажут в такой возможности? Неужели самолет – слишком большая цена за такое искупление?

Кервью жевал кончики усов, глаза его стали задумчивыми. Он встал и принялся расхаживать по полу. Неожиданно он повернулся лицом к американцу.

– Я не должен этого делать, Леннокс, – сказал он. – Но вы сделали это личной просьбой одного солдата к другому. В этом отношении я не могу возражать против вашего желания оправдать свою честь солдата. Я дам вам эту возможность, но помните, что ответственность за исход ваша и только ваша.

– Это все, о чем я прошу, сэр.

– Хорошо. Вот что я сделаю. Завтра среда, и фон Тельм, несомненно, будет на месте. Завтра утром я прикажу заправить и прогреть самолет для специального полета. Пока я буду давать пилоту указания, вы сядете в самолет и взлетите. Удачи.

Кервью протянул руку, и Леннокс пожал ее.

***

Позже тем же вечером, лежа в постели, Леннокс обнаружил, что впервые за недели в мыслях его мир. Он знал, что эта ночь может стать его последней, но больше года сражений в Китае и Англии выработали у него солдатский фатализм. Он заложил руки за голову и слегка улыбнулся в темноте. Что ж, завтра он им кое-что покажет.

Если бы он был англичанином, это не было бы необходимо. Его объяснения приняли бы с готовностью и без горечи, потому что с пилотами в воздухе часто происходят загадочные, необъяснимые вещи. Но то, что он американец и его поведение стоило жизни четверым британским пилотам, бросало на происшествие совершенно особый свет.

Эскадрилья возвращалась на базу после того, как вместе с еще двумя эскадрильями успешно отогнала немецких бомбардировщиков от промышленного района на юге. 15-я эскадрилья имела на своем счету два сбитых самолета противника, и, не потеряв ни одного своего самолета, пилоты чувствовали себя дерзкими и уверенными. И тут на них от Канала напала эскадрилья «мессершмиттов». Рисунок стервятника у них на фюзеляже говорил о том, что ими командует Эрик фон Тельм, хитрый и как будто неуязвимый нацистский ас.

Тактика воздушного боя сегодня чрезвычайно отличается от того, что было во время первой мировой войны. Тогда бой был делом индивидов, воздушным поединком; сегодня это дело большой группы, точной командной работы и координации. При скорости в 400 миль в час все происходит чрезвычайно быстро, и малейшая ошибка в расчете может привести за секунду к гибели нескольких своих самолетов. Так произошло с Ленноксом.

Излюбленный маневр 15-й эскадрильи – строй перевернутой буквы V; командир эскадриьи летит в голове буквы, один самолет – караульный – летит выше строя на 500 футов, другой – ниже на 500 футов. При столкновении с вражеской эскадрильей верхний и нижний караульные сближаются с вражескими самолетами, их пулеметы и пушки на крыльях посылают смертельный свинцовый дождь. Обычно при этом ведущие вражеские самолеты загораются и падают; в образовавшуюся брешь, как летающий клин, врезается эскадрилья, стреляя в обе стороны из пушек. При этом падают еще несколько самолетов противника, затем строй разбивается на группы по два-три самолета, преследуя выживших врагов – если они продолжат сопротивляться, чего обычно не бывает.

15-я эскадрилья повернулась к подлетающим нацистским самолетам. Леннокс был верхним караульным, О`Гилви – нижним. Эскадрилью вел командир полета Дик Хелси.

Получив по радио приказ от Хелси, Леннокс и О`Гилви начали маневр сближения. Леннокс испытывал возбуждение, когда его «спитфайр» несся вниз навстречу приближающимся «месершмиттам». Он нажал кнопку в контрольной ручке – это с помощью электричества должно было привести в действие его пушки, и его уверенность сменилась ужасом. Пушки молчали.

Он лихорадочно нажимал на кнопку – снова, снова и снова, пока палец не онемел от боли. Ничего не происходило. Леннокс лихорадочно рвал ручку, даже топнул в отчаянии по полу самолета, в надежде что соединятся электрические контакты. Опять никакого результата, а ревущие «мессершмитты» приближались. К его «спитфайру» устремились языки пламени.

У Леннокса, беспомощного от бездействия пушек, оставалось сделать только одно, и он это сделал. Поднял нос, набрал высоту и улетел от боя.

Раздражение, ужас, гнев и горе рвали его яростным перекрестным огнем. Отлетев на безопасное расстояние, он повернул и стал свидетелем катастрофы 15-й.

О`Гилви летел вверх, стреляя изо всех пушек. Но коварный фон Тельм, воспользовавшись брешью, образовавшейся из-за отсутствия Леннокса, повел свои «мессершмитты» над 15-й эскадрильей. Потом, набрав высоту и оказавшись в хвосте, они снизились и начали то, что превратилось в бойню. Командир полета Дик Хелси первый полетел вниз в горящей разбитой машине, и «спитфайры», лишившись не только хладнокровного уверенного руководства, но и привычной боевой тактики, которая вдруг им отказала, были деморализованы и пришли в смятение. Только чуть более половины их вернулись на тайную базу.

Леннокс объяснил причину свого поведения разгневанным пилотам 15-й, и вначале они ему поверили. Потом один испробовал как будто неисправные пушки в самолете Леннокса, и залп снес одну из стен амбара, служившего ангаром. Пушки были в порядке; проверка электрических соединений не обнаружила ничего такого, чем можно бы объяснить молчание пушек в бою над Каналом.

Призванный для дачи объяснений перед специальной комиссией, Леннокс повторил свой рассказ. Он рассказывал просто и без предубеждений. На комиссию произвели впечатление его искренность и правдивость, а также сведения о его действиях в Китае и Англии, и комиссия отпустила его без приговора и осуждения. Но среди пилотов 15-й Леннокс стал парией. Официально он не был осужден как трус, но они считали его таковым; не виновен он или виновен, но именно он, американец, привел к гибели четверых британских летчиков. Единственным на аэродроме, кто ему сочувствовал, был Бенджи Каллахен, худощавый жилистый механик, возглавлявший ремонтную мастерскую в амбаре. Это происходило потому, что Бенджи был ирландец, сторонник свободы Ирландии, к тому же он верил в гремлинов.

По мнению Бенджи, в падении Леннокса виноваты гремлины. И Леннокс, благодарный маленькому ирландцу за дружбу, делал вид, что верит ему. Конечно, Леннокс и раньше слышал о гремлинах, потому что это была современная легенда. Никто не знал, как и когда она зародилась, но пилоты по всей Англии знали об этом маленьком озорном воздушном народце. Пилоты 15-й не были исключением и даже внесли свой вклад в форму и содержание легенды.

Перечень гремлинов мог бы показаться чокнутым, но сами гремлины как будто не возражали. Гремлинов мужчин называли просто гремлинами. Гремлинов женского пола именовали фифинеллами, мальчиков гремлинов – виджетами, девочек гремлинов – флиппери-джиббетами. Это обычные виды гремлинов, но, как и следовало ожидать, существуют особые разновидности. Среди них стратосферные гремлины, гремлины, летающие по ночам, и водные гремлины.

Те, кто в них верит – вроде Бенди, – считают, что именно гремлины выводят из строя приборы контроля, засоряют подачу горючего, затуманивают окна, вызывают течи в баках, неожиданные отказы двигателя и другие неожиданные механические повреждения. Однако они делают это не из зла, но из озорства. Их любимой добычей становятся самоуверенные пилоты, и тем или иным способом они быстро добиваются возвращения у них комплекса неполноценности.

***

Леннокс позавтракал в кают-компании, как обычно, в одиночестве. Потом он вышел и, поскольку у амбара никого не было, пошел туда повидаться с Бенджи. Ирландец заменял пробитый пулями элерон, и, когда он увидел Леннокса, лицо его расплылось в улыбке.

– Как тебе это отличное утро? – спросил он.

Леннокс попытался улыбнуться.

– Отлично, – ответил он. На какое-то мгновение собственное одиночество требовало, чтобы он поделился с Бенджи своим планом оправдания, но он передумал и только спросил: – Видел гремлинов ночью, Бенджи?

– Я? – удивленно спросил маленький ирландец. – Ну, такому наземному человеку, как я, они не покажутся, мистер Леннокс. Их могут видеть только пилоты.

– Моя ошибка, Бенджи. Но послушай, разве еще не появились амбарные гремлины?

– Кто знает? Однажды они могут появиться. – Голубые глаза Берни были серьезны. – Эволюция иногда дает очень странные результаты. У меня есть мысль…

И Бенджи принялся объяснять Ленноксу свою теорию эволюции применительно к гремлинам.

Леннокс слушал его, используя только половину своего внимания. Другая половина была направлена на главное здание. Долго ждать ему не пришлось. Бенджи делал заключительные фразы выступления, как открылась дверь и к амбару направился адъютант Кервью.

Он сделал вид, что не замечает Леннокса, и обратился к Бенджи так, словно тот был один.

– Майор просит подготовить самолет к специальному рейсу.

Сказав это, он повернулся и пошел назад.

Леннокс ждал, тело его напряглось. Бенджи позвал двух своих помощников кокни, и втроем они пошли на поле и стали убирать маскировочный стог, открывая блестящий на солнце «спитфайр». Потом принялись возиться с самолетом, размахивая своими инструментами. Из кают-компании снова вышел адъютант в сопровождении пилота в летном комбинезоне; ремешок от шлема пилот сжимал в зубах. Они вместе вошли в главное здание.

– Сюрприз! – сказал Леннокс Бенджи. – Полечу я. Ты так много говорил, что я не успел тебе об этом сказать.

– Да ну! – удивленно сказал Бенджи.

И Леннокс – так, словно действует по срочному приказу, – забрался в кабину и надел шлем. Он сделал знак, чтобы убрали клинья из-под колес.

Бенджи несколько мгновений колебался. Ему казалось, что что-то неправильно. Но он пожал плечами и передал приказ Леннокса своим помощникам. Клинья убрали, и механики отошли от самолета. Леннокс включил двигатель «Ролл-ройс Мерлин», «спитфайр» покатил по полю и спустя несколько секунд поднялся в небо.

Набирая высоту, Леннокс не оглядывался. Он знал, что рев мотора предупредил Кервью и сейчас командир эскадрильи лихорадочно подает ему знаки, чтобы он приземлился. Конечно, Кервью приходится играть, чтобы на него не пало подозрение. Микрофоны, свисающие с инструментальной панели, загудели. Сейчас Кервью пытается связать с ним по радио, но Леннокс, предвидя это, не надел наушники и теперь не обращал на передачу внимания.

Он выровнял самолет и повернул его носом к Каналу. Направление, которое он взял, приведет его точно в сектор, патрулируемый фон Тельмом. Губы его напряглись, когда он подумал о нацистском асе. Он знал, что его шансы выйти из дуэли живым так ничтожны, что их можно считать нулевыми. Фон Тельм сбил уже больше двадцати английских самолетов, включая не только те, что были сбиты, когда его сопровождала вся эскадрилья, но и в одиночных боях. В таких боях он победил многих ветеранов английской авиации. У Леннокса не было иллюзий насчет собственных летных способностей: он знал, что большинство тех, кого сбил фон Тельм, были не хуже, а то и гораздо лучше его.

Леннокс посмотрел вперед. Он теперь видел тонкую, но быстро расширявшуюся голубую полоску, обозначавшую Канал. Теперь уже скоро. Он попытался расслабиться, сбросить нараставшее напряжение.

По привычке взглянул на инструменты. Перед глазами что-то неожиданно блеснуло. Леннокс подумал, что это результат напряжения, и несколько раз быстро мигнул. Снова посмотрев на инструменты, изумленно ахнул и едва не потерял управление самолетом.

На краю указателя скорости стояла странная фантастическая маленькая фигура. Не более шести дюймов высотой, она была в красном пиджаке и вельветовых брюках, заправленных в маленькие черные кожаные сапоги с резиновой присасывающейся подошвой. По бокам головы торчали два крошечных рога, а между ними котелок, лихо заломленный назад. У этого существа большой красный нос и сморщенное коричневое лицо, которое в другое время могло бы иметь озорное выражение, но сейчас выглядело застенчивым и раскаивающимся.

Леннокс неожиданно вспомнил, что рассказывали ему Бенджи и другие. Он мгновенно узнал, кого видит.

– Гремлин! – выпалил он. – Да поможет мне небо! Гремлин!

– Хм, гм, – застенчиво подтвердило поразительно громким басом маленькое существо, стоящее на корпусе указателя скорости.

– Но… но этого не может быть! – похрипел Леннокс. – Гремлины – это сказка.

На мгновение на маленьком коричневом лице появилось насмешливое сардоническое выражение.

– Ты ведь меня видишь, правда? А я мог бы прочесть тебе курс прикладной гремлинологии на основе твоего самолета, который выбил бы из твоей башки все сомнения, но сейчас на это нет времени. Кстати, в порядке знакомства – я гремлин Боб. У нас, гремлинов, имен нет, понимаешь, и поэтому мы принимаем имя того человека, который первым нас увидит.

– Да, – ошеломленно сказал Леннокс. – Понимаю. – Он облизал губы. – Так что тебе нужно. Кстати, что ты здесь делаешь?

Лицо гремлина Боба, похожее на физиономию эльфа, снова стало виноватым.

– Я пришел извиниться. Я… это я все проделал.

Леннокс удивленно нахмурился.

– Что проделал?

– Вывел из строя твои пушки.

– Что?

– Хм… да.

– Значит, это ты виноват во всех моих неприятностях! – гневно выпалил Леннокс. Он неожиданно попытался схватить крошечную фигурку.

Гремлин Боб ловко перескочил на другой циферблат и умоляюще развел руки.

– Минутку, – взмолился он. – Я знаю, что ты чувствуешь, но позволь мне объяснить.

– Объяснить! – фыркнул Леннокс. – Как будто это может что-то исправить.

– Вот как было, – начал гремлин Боб. – Ты и все остальные были такие самодовольные, когда прогнали бомбардировщиков, что я не мог противиться искушению нагнать на вас немного страха. Когда появились эти «мессершмитты», я заклинил электрические контакты твоих пушек.

Он сделал умоляющий жест, когда Леннокс снова попытался его схватить.

– Пожалуйста, подожди, пока все не услышишь. Отказ должен был быть временным, пожалуйста, поверь мне. Я собирался все исправить, когда ты достаточно испугаешься. Но тут появилась фифинелла.

Гремлин Боб выглядел так, словно его последняя фраза все объясняет.

Но Леннокс нахмурился.

– Ну и что? – спросил он.

Гремлин Боб печально улыбнулся.

– Ты помнишь: фифинеллы – это женщины гремлины, и… ну, ты знаешь, каковы мы, гремлины, насчет этих фифинелл. Такими сделали нас вы, пилоты. А эта фифинелла была настоящий персик, и я, как обычно, все забыл и бросился за ней. К тому времени как я вспомнил о тебе и пушках, бой уже кончился. Я едва успел все починить перед тем, как тот пилот испробовал на аэродроме.

– А сейчас ты, как всегда, опоздал, – проворчал Леннокс. – Ты ведь знаешь, куда я отправляюсь, верно?

– Хм… да. Сражаться с фон Тельмом.

– Да… И это все твоя вина! Ты понимаешь, что у меня почти нет шансов уцелеть?

Гремлин Боб повесил голову.

– Хм… да. Если я что-то могу сделать…

– Сделать? Сейчас? – Леннокс с отвращением поморщился. Потом глаза его посветлели. – Слушай, кое-что ты можешь сделать! Ты можешь забраться в самолет Тельма?

Лицо гремлина Боба прояснилась.

– Ничего не может быть легче!

– Хорошо! Вот что ты можешь сделать. Отправляйся в самолет фон Тельма и как-нибудь усложни его положение. Но не выводи из строя пушки или что-нибудь в этом роде, потому что я хочу, чтобы мы сражались на равных. Понимаешь?

– Хм… да, – ответил гремлин Боб. – Ты хочешь, чтобы я помешал ему, как в игре или в спорте, где опытный игрок давал фору, чтобы у противника были равные возможности.

Леннокс кивнул.

– Именно. Только эта помеха должна быть у фон Тельма независимо от того, хочет он сражаться на равных или не хочет. Насколько я знаю нацистов вообще и фон Тельма в частности, он не захочет.

– Я об этом позабочусь, – пообещал гремлин Боб. – О, а вот и фон Тельм! Пока!

Последовала яркая голубая вспышка, и, когда Леннокс моргнул, гремлина Боба не было. Леннокс сжал губы в тесную напряженную улыбку и по привычке по-бойцовски пригнулся. Внизу блестели воды Канала. И из облаков, стреляя из пушек, на него летел фон Тельм.

Леннокс торопливо отвернулся и сделал полукруг. «Мессершмитт» фон Тельма с изображением стервятника пронесся мимо, его пушки стреляли в пустоту. Но нациста удалось избежать только на мгновение. Нос «мессершмитта» в воздушном сальто неожиданно поднялся к небу, фон Тельм нырнул и оказался за Ленноксом.

Леннокс сделал петлю и едва успел, потому что снаряды из пушек фон Тельма продырявили ему хвост. Леннокс начал уходить, отклоняясь, поворачиваясь, ныряя, используя все трюки, чтобы уйти с линии пушек нациста. Он в отчаянии думал, сколько же времени понадобится гремлину Бобу, чтобы помешать фон Тельму. Минуты проходили, и, насколько он мог судить, искусные атаки фон Тельма не ослабевали.

Потом перед глазами Леннокса мелькнула знакомая голубая вспышка. Когда она исчезла, на корпусе индикатора скорости сидел гремлин Боб.

Леннокс смотрел на него в ужасе. Что-то не так, ужасно, радикально не так. Гремлин Боб выглядел так, словно побывал в торнадо. Его безупречный костюм был измят и порван. Зеленый котелок исчез, и под левым глазом большой черный фонарь.

– Беги! – выдохнул гремлин Боб. – Весь ад против нас!

– Но что случилось? – спросил Леннокс. – Почему ты не помешал фон Тельму, как обещал?

Гремлин Боб глубоко вдохнул.

– Мы оба кое-что забыли. Понимаешь, у нацистов есть свои гремлины. И такого отвратительного, как гремлин в самолете фон Тельма, я никогда не встречал. Мы, английские гремлины, питаемся погашенными почтовыми марками. А нацистские гремлины пьют несвежее пиво – ну, и это что-то делает с их характерами, не говоря уже о пищеварении. Тот, что в самолете фон Тельма, добрых девяти дюймов ростом, и он в очень определенных словах дал мне понять, что не позволит мне практиковать на его территории.

– Проклятие! – в ужасе прошептал Леннокс. Без надежды на помощь гремлина Боба все его надежды рухнули. Он не может просто улететь от фон Тельма: ему просто некуда бежать. После того, что он совершил, приземление в Англии означает военный трибунал и бесчестие. Сражаться с нацистом, когда фон Тельм обладает всеми своими способностями, означает верную гибель.

Леннокс резко толкнул руль, когда по его ветровому щиту неожиданно прошла огненная полоска. В отчаянии он забыл, что фон Тельм за ним, и сейчас нацисту удалось почти подобраться к нему. Леннокс отчаянно отвернул, и по его левому крылу застучало, как градом. Бросив взгляд в сторону, он увидел длинную линию черных дыр в крыле. Он нырнул и на всей скорости полетел параллельно берегу Канала. Видя, что он готов прикончить противника, фон Тельм безжалостно преследовал его.

– Мы должны что-то сделать! – прохрипел Леннокс.

– Хм… да, – ответил гремлин Боб. – Но что?

Леннону неожиданно пришла в голову мысль.

– Послушай, – сказал он, – почему бы тебе не собрать своих друзей и не явиться к этому нацистскому гремлину в самолет фон Тельма? Если вас будет несколько, вы сможете его выгнать. И тогда сделаете, что захотите.

Гремлин Боб покачал непокрытой головой.

– Боюсь, ничего не выйдет.

– Почему? – нетерпеливо спросил Леннокс.