Текст книги "Больше не плачь, мой робот (СИ)"

Автор книги: Честер Гейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Скотч, – сказал он. – Я выпью с содовой.

– Давай побыстрее, – нетерпеливо проворчал Харлан.

Был еще один шкаф, который они нашли особенно интересным. Спереди в нем было отверстие размером с квадратный фут. И после того, как Гейнор с Харланом получили необходимые инструкции от стенных изображений, они двинулись дальше, каждый жуя бесподобно вкусную жареную куриную ножку.

Не все шкафчики производили что-то съедобное или слышимое, но все открывали новые перспективы на мышление и опыт. Гейнор с Харланом узнали назначение каждого, и уже их разум изобретал новые методы опробования и использования. Стенные картины были очень выразительны, и они быстро учились.

Это было начало. После шкафов, которые удовлетворили все возможные физические и умственные желания, пришли машины. Вначале простые, ибо Гейнор с Харланом пока еще находились на уровне детского сада. Но они были человеческие существа и, следовательно, любознательны. Машины представляли собой нечто крайне увлекательное, даже захватывающее. Однако, как только их назначение и принцип действия становились известны, они теряли свою новизну, побуждая друзей стремиться к новым вершинам знаний. Таким образом, через несколько дней они перешли к следующему комплексу.

Тут был такой же план – двор, окруженный высотными зданиями – но шкафы и машины усложнились, ими стало труднее управлять. Однако, Гейнор с Харланом уже сделались настоящими знатоками в толковании стенных картин, которые были их руководством. Они учились…

За инструкцией следовало применение, и еще через несколько дней друзья переместились дальше. Таким образом, они двигались от комплекса к комплексу, и всегда настенные изображения указывали путь.

Солнце вставало и садилось, а город спал. И всегда высоко в небе кружили и парили кристаллические существа, хрустально звеня. Дни проходили тихо, незаметно, как призраки солнечного света.

Машины стали больше, сложнее, замысловатее. Каждая была очередной проверкой растущего знания Гейнора и Харлана. И каждая проба была тяжелее предыдущей, ибо стенные картины больше не указывали путь, но теперь только лишь давали намек.

Гейнор с Харланом продвигались медленнее, но, впрочем, не менее устойчиво. Они не проявляли нетерпения. Не испытывали беспокойного, неугомонного стремления к достижению будущей цели. Они жили настоящим. Они были настолько погружены всем своим существом в нескончаемые колдовские чары их окружения, что ничто иное не имело значения.

Машины все росли в размерах. В какой-то момент они стали такими огромными, что одна машина занимала весь этаж. Но то была кульминация, ибо потом машины делались меньше и меньше, пока, наконец, они не пришли в пустое помещение. Пустое, не считая настенных картин и драгоценных камней в нишах.

Нахмурившись, Харлан огляделся вокруг.

– Мне кажется, я помню это место.

– Что-то знакомое, – согласился Гейнор. Он задумчиво сдвинул брови и вскоре кивнул: – Мы были здесь раньше, я думаю. Но это было много дней назад, когда мы были детьми.

– Да, когда мы были детьми, теперь я припоминаю. – Харлан улыбнулся своим воспоминаниям. – Странно, насколько мало мы знали, будучи детьми, что это так легко оказалось забыть.

– Да, мы выросли. Воспоминания о детстве весьма смутные. Кое-что я помню, но очень туманно. У нас была какая-то цель, которая привела нас в этот город. Цель… но чем кроме учебы это могло быть? И была загадка. Но в этом городе нет совсем ничего загадочного, ничего странного. Возможно, это просто детское воображение… в лучшем случае, какие-то бессмысленные пустяки. Больше они не будут нас волновать. Мы выросли.

Харлан серьезно кивнул, и взгляд его голубых глаз, в глубинах которых плескался океан нового знания, поднялся на настенные картины.

– События прошлого больше не должны волновать нас. Мы вступили в Третью Стадию. Только ее задачи должны занимать наши мысли.

– Да. Прошлое осталось позади. – Гейнор смотрел на стены. – Третья Стадия. Задачи будут трудными, Уэйд, но интересными. Мы применим наши знания на практике – в истинном созидании. Это означает, что нам придется иметь дело напрямую с силами различных солдани и вароо. Поскольку они экстрамерные, управление будет осуществляться единственно через нагнетирование на шестом уровне посредством таадрона. Нам придется быть осторожными, ибо малейшее ослабление соррана будет иметь гаррализующмй эффект…

– Я догадался. Но наверняка есть какой-то способ минимизировать гаррализующмй эффект, если он возникнет.

– Поле переплетенных аргрони восьмого порядка не должно позволить ему взять верх.

– Мы попробуем. Ты работаешь над воратисовыми схемами?

– Да. Мне удалось переместить их на пятую ступень развития.

– У меня вандариновы схемы. Я нахожу их интереснее воратисовых. Четвертая ступень развития. Приступаю немедленно. Я воспользуюсь следующей комнатой.

Один яркий день вплетался в другой, такой же яркий, вкрадчиво, незаметно. Спящий вечным сном город плыл в зеленой дымке грез.

Спустя какое-то время Гейнор с Харланом перешли к следующему комплексу зданий, потом к следующему и к следующему. Вскоре они поднялись на Четвертую Стадию. Она, как им было известно, являлась последней, но что будет дальше, их не волновало. Они достигли того уровня разума, который выше всяких волнений.

Третья Стадия очень сильно изменила их, хотя сами они этого не сознавали. А если б и осознали, их это ничуть не обеспокоило бы. Они больше не использовали свои обычные речевые аппараты, ибо начали мыслить терминами, которые просто невозможно было облечь в слова. Они стали телепатами и мысленно обменивались чистыми идеями высшего порядка. И больше не материализовывали свою еду из атомов воздуха. Простое перестроение клеток их тел – простое, когда понимаешь, как понимали они – теперь позволяло им питаться посредством активизации определенной экстрамерной субатомной энергии. А антигравитационное полетное снаряжение, которое они уменьшили до размера горошины для удобства, теперь и вовсе было отброшено за ненадобностью. Они научились летать без помощи каких бы то ни было устройств.

Четвертая Стадия изменила их еще значительнее. Они теперь создавали – этим словом не вполне возможно описать то, что они делали – без помощи таардрона, ибо научились эннатировать, что являлось таким же огромным прогрессом по сравнению с нагнетированием, как телепатия над речью. В конце концов, пришло к тому, что Гейнор и Харлан – или те создания, которые когда-то были Гейнором и Харланом – обнаружили, что их тела – раздражающая обуза. Ибо руки и ноги, сердца и легкие, и органы чувств, и нервы, которые требуются для их использования, стали им не нужны. Они переросли эти атрибуты своего детства.

Они говорили теперь об этом телепатическими средствами, которые были не вполне телепатией, и гадали, что же делать. Ибо хотя они и хорошо овладели стенными картинами, которые стали их университетскими учебниками, ясного ответа не было. Их обсуждение этой проблемы невозможно было бы изложить понятным языком, даже приблизительно, но достаточно сказать, что они, наконец, пришли к решению.

Они прошли весь путь с одного конца города до другого. Не совсем конца, впрочем, ибо было одно здание, которое они еще не изучили. Они, конечно, осматривали его раньше, но когда еще были детьми, в те далекие, бледные дни, когда не понимали.

Они решили полететь в это последнее здание. Возможно, там, они получат ответы на все свои вопросы.

На рассвете они влетели через арочный вход. Первые бледные лучи утреннего солнца лишь робко прокрадывались в дверной проем. Внутри Темпля было темно и холодно. Все сны и грезы города, казалось, сосредоточились здесь, в одной громадной неподвижности.

Существа, которые когда-то были Гейнором и Харланом, приблизились к картинам на стенах Темпля. Они взирали на них с этим новым, всеобъемлющим чувством, которое выходило далеко за пределы ограниченной сферы простого зрительного восприятия – настолько, что картины почти разговаривали с ними, и они их понимали.

На все их вопросы были получены ответы – во веки веков.

А спустя какое-то время два больших многогранных кристалла появились из арочного входа в Темпль и поднялись, пульсируя новой жизнью, сверкая радужным великолепием, в небо. Все выше и выше воспаряли они, издавая нежный перезвон, спеша присоединиться к своим собратьям.

Солнце ярко сияло в небе. Высоко-высоко в голубой дали, сверкающие облака кристаллических существ стремительно носились и кружили, посылая изысканные волны хрустальных мелодий на мягкие берега воздуха. Теперь среди них были двое, которым еще предстояло научиться сложностям полета.

А город все спал и видел сны.

Идеальная среда – город. Идеальная для любознательного человеческого существа.

Больше не плачь, мой робот

Брайс оторвался от микроскопа, услышав стук шпилек по полу лаборатории. В двери стояла Надин, резкими движениями снимая перчатки.

– Ты оделась на выход, – заметил Брайс, потягиваясь. – Собираешься покататься в гиро?

Надин Брайс покачала прекрасной головой, своими зелеными глазами она серьезно и внимательно смотрела на него.

– Нет, Керт. Я ухожу.

Брайс резко встал со стула.

– Что это значит, Надин?

– Только то, что я сказала. Я ухожу, Керт. Сумка и багаж. Это прощание.

Брайс покачнулся, словно его ударили.

– Я… я не понимаю.

– Вот это всегда было проблемой, Керт, – с неожиданным негодованием ответила Надин. – Ты не понимаешь ничего, что не связано с твоей работой. Что ж, придется понять – и сейчас ты поймешь. Мне все это надоело. – Гневным взмахом руки она обвела лабораторию и одинокие утесы и океан, видные в широкие окна. – Мне надоело жить отшельницей. Я еще молода. Мне нужны друзья, приемы, приятное время. Оставаясь с тобой, я никогда этого не получу. Ты слишком поглощен своей работой.

– Понятно, – со спокойной горечью сказал Брайс. Он посмотрел на свои руки и какое-то время молчал. Потом поднял голову, и на его лице появилось умоляющее выражение. – Надин, это ты не понимаешь. Разве ты не видишь, что моя работа в конечном счете означает друзей и приятное время? Я знаю, о каких друзьях и о каком времени ты говоришь. Ты не можешь получить все это без денег, Надин. Все, что я делаю, направлено на получение денег, славы и влияния.

Брайс знал, что его последние слова – ложь. Он любил свою работу ради нее самой, а не ради того, что она может принести. Но богатство, слава и влияние – это то, что способна понять Надин. Надин колебалась.

– Ты это серьезно, Керт?

– Конечно, – ответил Брайс, чувствуя, что его ложь оправдана. Все что угодно, лишь бы удержать Надин, сказал он себе. Она и работа – вот что ему необходимо. Одно без другого не имеет смысла.

Изысканный овал лица Надин на мгновение смягчился, потом лицо снова стало жестким.

– О, Керт, это тщетно! Я хочу наслаждаться жизнью сейчас. Сейчас, Керт! Не в какое-то неопределенное время в будущем. Ты хочешь получить все от своей работы через годы – я устала ждать.

– Уже недолго, Надин. Самые серьезные проблемы я решил. Электронный мозг Брайса – почти реальность. – Брайс продолжал, взяв ее за руки. – Надин, ты ведь меня любишь?

Она отвела взгляд, прикусив губу.

Он сильней сжал руки.

– Надин?

– Да. О, да, Керт! Но это бесполезно.

– Ты не станешь ждать?

– Нет, Керт. Прости. Я выносила такую жизнь, сколько могла, и больше просто не могу.

Руки Брайса упали по бокам, словно лишившись жизни. Голос его стал свинцовым.

– Что ж, не вижу, что я мог бы сделать. Я мог бы бросить все это, отвезти тебя в город и сделать счастливой, но… на самом деле я все свои средства до последнего цента вложил в эту лабораторию. Я слишком увяз, чтобы пятиться. – Брайс распрямился и заставил себя улыбнуться. – Может, тебе нужен отпуск, Надин. Мне от патентов поступают кое-какие деньги, и я удовлетворю все твои потребности. Может, немного погодя ты передумаешь.

– Может быть, Керт.

Надин говорила тихо. И отводила свои зеленые глаза.

Брайс приподнял ее голову за подбородок и поцеловал в губы.

– До свидания, Надин. Хорошо проведи время.

– До свидания, Керт.

Он смотрел ей вслед, слушал, как затихает стук ее шпилек, потом его стало совсем не слышно. На маленьком посадочном поле снаружи заработал мотор ее гиро. Потом и этот звук стих. Брайс вздохнул, неожиданно чувствуя себя старым.

Он сел и посмотрел на микроскоп, но желание работать оставило его. Сняв халат, он вышел из лаборатории и по усыпанной морскими раковинами тропе спустился к утесам. Солнце яркое, и небо безоблачное. Свежий ветер с океана треплет рубашку и брюки. Брайс шел быстро и дышал холодным соленым воздухом.

Он не мог избавиться от мысли, что они с Надин совершили ошибку – Надин, веселая и любящая развлечения, и он, уравновешенный, серьезный специалист по роботам. Надин из семьи Лендри, а эта фамилия всегда была синонимом богатства, но поколения веселых и любящих развлечения Лендри привели к растрате семейного состояния, так что оставались только воспоминания и известность. У него, Брайса, не было преимущества семейных традиций, он добился признания исключительно своей работой. Начав младшим техником в «Ваннеман Роботс», новаторской фирме по производству роботов, он быстро дорос до поста главы исследовательского отдела, заработав известность изобретением нового усовершенствованного типа робота.

С Надин он познакомился на банкете, который устроил в его честь Сайрус Ваннеман, изобретатель первого практичного робота и основатель фирмы «Ваннеман Роботс». Любовь все уравняла, сделав несущественными различия в происхождении и окружении. В то время, захваченный новизной приемов и танцев, Брайс без труда вписался в образ жизни Надин. Они поженились все еще в опьянении этим вихрем развлечений. Потом Брайс снова погрузился в работу, исключив все остальное. Он ушел из «Ваннеман Роботс» ради этой лаборатории на океане, чтобы работать над мозгом робота нового типа. Брайс надеялся, что этот робот станет почти человеком.

Он сумел преодолеть основные проблемы на пути создания «электронного мозга Брайса». Уклончивый успех был почти у него в руках – и тут Надин восстала против одиночества и затворнической жизни, которую вынуждена была вести. Брайс думал, что богатство, которое принесет новый робот, все изменит. Но его охватил холод предчувствия, когда он вспоминал отсутствие ответной реакции в ее прощальном поцелуе.

***

Солнце опускалось к горизонту, когда Брайс вернулся в свой дом. У входа в гостиную стоял Джонс, глядя без выражения зрительными ячейками, которые служили ему глазами. Джонс – робот Ваннемана новейшего типа, стройный и неслышный. Он служил дворецким и поваром и был так же неутомим, как и эффективен.

– Я искал вас, мистер Брайс, – сказал Джонс. – Ужин подан.

Брайс кивнул.

– Я немного прошелся.

– Я также искал миссис Брайс, – сказал Джонс. – И не нашел ее.

– Она поехала в город, – объяснил Брайс. – Какое-то время ее не будет.

Джонс не понял все значение последних слов Брайса. Он повторил:

– Ужин подан, – и вошел в дом, его внутренние механизмы негромко гудели и щелкали.

Брайс поужинал в одиночестве, потом вернулся в лабораторию и продолжил работу. Он испытывал настоятельную потребность что-то делать. Надеялся, что работающие пальцы и занятый мозг принесут облегчение от мыслей о Надин. Но никакая сосредоточенность не избавляла его от тупой боли внутри.

Проходили дни. Стоял конец осени, но небо преимущественно оставалось голубым. Каждый новый день был так похож на предыдущий, что Брайс не замечал, как проходит время. Он выходил из лаборатории, только чтобы поесть и поспать на койке в углу комнаты. Электронный мозг быстро приближался к завершению.

Брайс с тупой покорностью принимал отсутствие Надин, хотя не переставал скучать по ней. Иногда работа становилась автоматической и не требовала его присутствия. Тогда он бесцельно блуждал по дому или уходил на берег океана. Однажды он включил телевизор в гостиной – единственный контакт с окружающим миром.

Обычные новости. Два больших европейских государства близки к кризису в политических отношениях. С ракетной базы на Луне на Марс отправляется четвертая экспедиция. И…

«Ваш репортер получил надежные сведения о том, что Надин Брайс, урожденная Лендри, и Сидни Артингтон, богатый плейбой, стали устойчивой парой. Говорят, Надин Брайс разъехалась со своим мужем Кертом Брайсом, известным специалистом по роботам…»

Брайс яростным поворотом ручки выключил телевизор. Он тяжело дышал. «Устойчивая пара»… Это выражение выводило его из себя. Он кое-что знал о Сидни Артингтоне. Тот известен только тем, что обладает огромным богатством. Артингтон плейбой – того же типа, что Надин. Он прекрасно впишется в тот образ жизни, какой предпочитает Надин. Постоянная последовательность приемов, ночных клубов, веселого времяпрепровождения.

Брайс с двойной энергией погрузился в работу. Пришла осень, и небо заполнилось тучами. Иногда случались шквалы, предвещающие зимние бури; прибой гремел об основания утесов.

Наконец электронный мозг был завершен. Предстояло провести тесты, чтобы определить его эффективность. В распоряжении Брайса было запасное тело робота, которое он начал снабжать своими изобретениями. Однажды серым днем он был этим занят, когда ему помешали звуки приближающегося гиро.

Прилетела Надин – Надин, выглядевшая еще милей, если это возможно, чем в тот день, когда Брайс в последний раз ее видел. Брайс провел ее в гостиную и начал дрожащими руками смешивать коктейли. Ему стало как-то трудно дышать. В голове была сумятица. Что означает приезд Надин? Может, она… решила вернуться к нему?

Он скоро понял, что его надежды на это тщетны, потому что Надин была заметно напряжена. Начала она с обычных любезностей.

– Как твои дела, Керт?

– Хорошо. Все заботы на Джонсе.

– А как электронный мозг Брайса? Он закончен?

– Да, Надин. Я еще экспериментирую с ним, но знаю, что он хорош, каким и должен быть.

– Я уверена, что он будет хорош, Керт.

– Надеюсь на это, Надин.

Она посмотрела на содержимое своего стакана, провела по краю стройными пальцами. В ее молчании было что-то от подготовки, от вдоха перед прыжком. Неожиданно она посмотрела на него.

– Керт, я пришла по делу.

– Да, Надин?

– Керт… я хочу получить развод.

Это не было неожиданностью, тем не менее желудок Керта забрался на гору и прыгнул. Его словно охватила и сжала полная неподвижность. Он тупо смотрел на Надин, потом неподвижность прошла. Керт увидел, что Надин внимательно смотрит на него, определяет его реакцию. Он тремя глотками осушил свой стакан.

– И кто этот счастливчик, Надин? – спросил Брайс. Конечно, есть другой мужчина.

– Сид Артингтон, Керт.

Голос Надин звучал едва слышно.

– Значит, Сид. Сид Артингтон, богатый плейбой. Да, вы подходите друг другу.

– Керт… Керт, неужели нужно быть таким?

– Нет. Боже, нет. – Керт прижал ладони к вискам, глубоко вдохнул. Он распрямился. – Надин, для меня ничего не изменилось. Я по-прежнему люблю тебя. Не можешь ли… дать мне шанс все исправить?

– Прости, Керт.

– Никакие мои слова ничего не изменят?

– Нет, Керт.

– Что ж, пусть будет так. – Брайс пожал плечами. – Можешь получить свой развод, Надин.

– Спасибо, Керт, – сказала она. Посмотрела по сторонам, немного поколебалась. – Что бы будешь делать, Керт? Я хочу сказать, каковы твои планы?

Брайс развел руки.

– Останусь здесь, конечно, и продолжу работу. Это все, что мне осталось.

Разговор, как губка, был выжат досуха. После долгого неловкого молчания Надин сказала:

– Мне пора, Керт.

– Прощай, Надин.

Они пожали друг другу руки, и Надин быстро вышла из комнаты. Брайс мрачно смотрел в пустоту, слушал звуки гиро. Потом они стихли, остался только грохот прибоя. Брайс протянул руку к бутылке, наполнил стакан и выпил. Потом наполнил снова. И еще раз.

***

Прошло два дня, прежде чем Брайс вернулся к работе. Вначале его действия были неуверенными и отвлеченными, но постепенно прежнее мастерство и уверенность вернулись. Он завершил нервные соединения своего электронного мозга и с помощью специального микропроектора заложил в нервные клетки нужные образцы рефлексов.

Робот послушно исполнял его приказы. Электронный мозг, безусловно, был большим достижением.

Когда прошло первое возбуждение, Брайс задумчиво посмотрел на робота. Это была фигура человека натурального размера, с телом и головой из витого пластика. Искусственные волосы, взъерошенные движениям Брайса, покрывали голову. Робот был почти точной копией Джонса. Брайс вспомнил, что Джонс – робот-мужчина. Неожиданная идея заставила его напрячься. Почему бы не поместить электронный мозг в тело роботы-женщины?

Эта мысль вызвала необычное биение сердца. Не просто обыкновенное женское тело, но точная копия тела… Надин! Это было бы прекрасным средством от его одиночества!

Брайс возбужденно вспомнил, что у него есть трехмерная фотография Надин. Ее можно увеличить до натурального размера, и она послужит моделью. А что касается самого тела, кто может это сделать лучше гениального Сайруса Ваннемана?

Не успел Брайс об этом подумать, как бросился к видеофону. Он связался с Сайрусом Ваннеманом и объяснил, что ему нужно.

– Это обойдется вам в целое состояние, – с сомнением сказал Ваннеман.

– Мне все равно, сколько это будет стоить, – ответил Брайс. – Слушайте, у меня есть несколько патентов, каждый из которых стоит небольшое состояние. Вы знаете, о чем я говорю. В обмен на эту работу я вам передам все права на них.

Ваннеман, казалось, колебался, потом быстро кивнул.

– Я сделаю это, Керт.

– Отлично. Через день или два пришлю планы и спецификации. Работа будет совершенно особая. Нужно будет полностью изменить все связи нервов и мозга.

– Вы работаете над новым замыслом? – с любопытством спросил Ваннеман.

– Некоторым образом, – уклончиво ответил Брайс. – Сам еще не знаю, что получится.

Кончив разговор, Брайс немедленно начал работу над планами. Через неделю, работая почти круглосуточно, он закончил. Планы вместе с трехмерной фотографией Надин были отправлены Ваннемену.

Работая над планами, Брайс понял, что новый робот будет бесполезен, если не наделить его эмоциями. Он будет способен думать – в сущности, рассуждать, но не будет подобен человеку, если его мыслительные процессы не будут сопровождаться характерными человеческими эмоциями любви, ненависти, ревности и страха. В человеческом организме эмоции вызываются действием различных желез, гормонов и выделений. Брайс рассчитывал добиться такого же результата, добавив механические железы, электрические и радиоимпульсы.

И таким образом, ожидая изготовления и доставки робота, занялся новой работой.