Текст книги "Костотряс"

Автор книги: Чери Прист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

24

На следующее утро Зик проснулся с намерением воплотить вчерашний план. Набив карманы припасенной снедью (за вычетом того, что пошло на завтрак), он выбрался в коридор и отыскал лифт. Решетка была задвинута, но легко поддалась. Зайдя в корзину, мальчик растерялся. С проволочного каркаса, заменявшего ей потолок, свисало целых четыре рукояти, и одна из них вполне могла включать сигнал тревоги.

Здесь должна быть лестница.

Обязана просто.

А еще здесь должны быть люди. Он как раз думал об этом, когда из-за угла дружно вылетели двое взбудораженных типов – замечательно долговязый китаец и замечательно низенький белый. Завидев Зика, они прервали разговор и с любопытством уставились на него.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – откликнулся кругленький белый тип. Он был одного роста с Зиком, зато в обхвате – шире в три-четыре раза. Его талию экватором огибал ремень, поверх разросшейся шевелюры красовалась фуражка военного образца. – Ты сынишка Блю?

– Я Зик, – уклончиво ответил он. – А вы кто?

Ему тоже отвечать не торопились.

– Куда это ты собрался? Наверху полно трухляков, малец. Если у тебя в черепушке есть хоть капелька мозгов, оставайся здесь. А то тебе несдобровать.

– Никуда я не собрался, просто гуляю. Доктор разрешил.

– Неужели?

– Ну да.

Высокий худой китаец наклонился, чтобы получше его рассмотреть, и резким хриплым голосом спросил:

– А где Яо-цзу? Не наша это работа – за детишками приглядывать.

– А что, это его работа?

– Наверное, ему нравится быть у доктора на подхвате, – проронил коротышка. – А может, и нет, не знаю. Но терпит как-то.

Кивнув, Зик взял услышанное на заметку – на случай, если это важно.

– Ладно. Я вот еще что хотел спросить. Как мне наверх попасть? Внизу я все уже осмотрел, скучно.

– Ты вообще меня слушал? Небось и шума тоже не слышишь? Там трухляки,мальчик. Я даже отсюда слышу.

Рослый азиат с узкими карими глазами поддержал его:

– На верхнем этаже опасно. Трухляки и Дохлые – скверная смесь.

– Ну серьезно, ребята, – заискивающе начал Зик, чувствуя, что они готовы махнуть на него рукой и убежать по своему срочному делу. – Трудно помочь, что ли? Я просто хочу осмотреть свой новый дом.

После краткого обмена жестами высокий удалился. Его низкорослый товарищ покачал головой:

– Нет, не выйдет. И не ходи наверх, коли сам себе не враг. Там сейчас неспокойно. В здание со всех сторон лезут трухляки, будто их нарочно кто подпускает. И это еще не все проблемы.

– А что еще-то?

– А то, что у папаши твоего не особо много друзей за стенами вокзала и временами местные поднимают бучу. Тебе в это влезать ни к чему. А мне ни к чему, чтобы на меня потом все свалили.

– Если вдруг меня наверху убьют, обещаю никому не рассказывать, что ты мне помог. Договорились?

Рассмеявшись, толстячок заложил большие пальцы за ремень:

– Уел, уел. Что ж, план толковый. Управляться с лифтом я тебя не научу – не мое это дело, да и не люблю я дергать за всякие там шнуры. Но если свернешь вон за тот угол и до конца пройдешь налево, то увидишь лестницу. Только если кто-нибудь спросит, то я тебе ничего не говорил. И если вдруг задержишься здесь, не забывай, кто оказал тебе услугу.

– Спасибо! – просиял Зик. – Не забуду, будь спок. Ты настоящий друг.

– А то! – хмыкнул коротышка.

Но Зик уже удалялся от него трусцой, переходящей в бег. Через несколько мгновений он отыскал лестницу и с новообретенной уверенностью понесся по ступенькам. Даже если на верхнем этаже и творится что-то неладное, там могут быть люди в респираторах. Не важно, какого типа, неважно, у кого придется красть. – Зик раздобудет маску даже ценою жизни.

Освещение на лестничной клетке отсутствовало, и никаких способов разогнать потемки ему на ум не приходило, но преодолеть нужно было всего один пролет, а не умолкавший наверху шум служил прекрасным ориентиром.

Судя по звукам, по вокзалу взад-вперед бегали здоровенные мужики. В общей какофонии выделялись крики. Спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу, Зик поднимался все выше, пока здание не сотряс взрыв. Мальчик беспомощно замахал руками, пытаясь ухватиться за перила или еще какую-нибудь опору, однако потерпел неудачу и упал на четвереньки.

Когда затихли последние отголоски, Зик поднялся на ноги, вытер пыль о штаны и на ощупь двинулся вдоль стены. Вскоре на уровне пола возникла полоска белого света – очевидно, щель под дверью. Не отыскав ничего похожего на ручку, Зик изо всех сил налег на панель. Тем временем суматоха снаружи разгоралась пуще прежнего, и у него стали появляться сомнения, так ли уж сильно ему туда надо.

К воплям и топоту добавился узнаваемый грохот выстрелов.

Зик прекратил мучить дверь и замер. Встревоженный пальбой, он готов был пойти на попятную. Похоже, там кипела настоящая война – ничего похожего на тишину и роскошь покоев, пустовавших этажом ниже. Не о том ли Лестер нашептывал Миннерихту на ухо?

Он ни разу еще не видел вблизи настоящего, голодного трухляка. И уж тем более – целой своры.

В иррациональном порыве любопытства Зик принялся искать ручку вновь.

Чуть выше, чем ей положено было находиться, его пальцы нашарили какую-то штуку вроде рычага. Он схватился за нее и дернул. Ничего не произошло. Навалившись всем весом, мальчик потянул с удвоенной силой, однако дверь не сдвинулась с места.

И тут ее вышибли с другой стороны.

От мощнейшего удара дверь распахнулась, припечатав Зика к стенке. Из груди выбило дыхание, и он рухнул на пол, сжимая голову, хотя прикрывать ее было уже поздно. Разинув рот, он надсадно глотал воздух, от которого несло Гнилью и пороховой вонью. В горле появилось ощущение чего-то клейкого, и его чуть не вырвало. Звук вышел сдавленный и слабый – на фоне тарарама, царившего за дверным проемом, его нельзя было услышать.

И все-таки услышали.

Кто-то заглянул за дверь и обнаружил за ней мальчишку, бесформенной грудой осевшего на пол и спрятавшего лицо в ладонях. Этот кто-то отбрасывал очень широкую тень. Даже сквозь пальцы Зику было видно, что темная громада перегораживает весь проем.

– Эй, ты! Что здесь делаешь? Вставай, – выговорил мужчина через некое приспособление, превращавшее голос в механический гул. Казалось, каждое его слово пропущено через металлическое сито.

– Я… э-э-э… закройте дверь, а?

Зику было страшно: все больше пуль сновало между стенами, кошмарное громыхание выстрелов раздавалось совсем рядом. Щурясь, он отвел руки от лица и всмотрелся в силуэт, обрисовавшийся на фоне проема, но ничего не разглядел, кроме общих очертаний – не вполне человеческих. Силуэт принадлежал мужчине, облаченному в броню или костюм со стальными вставками, а также маску, напоминавшую формой бычью голову.

В течение нескольких секунд незнакомец хранил молчание; свистели пули, с лязгом отскакивая от наплечников. Наконец он вымолвил:

– Детям тут не место, слишком опасно. Что ты делаешь здесь?

Говорил он медленно, словно от ответа зависело очень и очень многое.

– Выбраться пытаюсь! У меня внизу отняли маску. Я думал…

В ход его мыслей грубо вмешался грохот, огласивший полумрак у верзилы за спиной, – такой громкий и раскатистый, что револьверы тут были явно ни при чем.

– Что это? – чуть ли не взвизгнул Зик.

Зашатавшись под силой взрыва, мужчина широко расставил ручищи и уперся в дверную раму, чтобы удержаться на ногах.

– Это Ударный Звукомет доктора Миннерихта. Он… он стреляет в людей звуком, не хуже настоящей пушки. – Судя по всему, он хотел добавить еще каких-то подробностей, но передумал и сказал: – А насчет выбраться – хорошая мысль. Только не отсюда. Лучше тебе не… – И произнес вдруг: – Иезекииль. Тебя ведь так зовут, да?

– А вы кто? И какая вам разница?

– Я знаю одного человека, который тебя разыскивает, – пояснил незнакомец, но мальчика такой ответ не успокоил.

Первым делом Зику вспомнилось лицо великана, дирижабль которого рухнул во дворе форта.

А этому типу хватало природных габаритов, чтобы наглухо перегородить проход, так что он мог быть капитану роднёй, а то и хуже – членом экипажа или наемником. В списке интересующих Зика занятий возвращение к человеку, у которого каждая ладонь была величиной с ведро, занимало последнее место. Еще его тревожило, что незнакомцу в маске известно его имя, – это осложняло дело, ведь теперь воздушный пират знал, кого ищет, и высылал за беглецом подручных.

– Нет, – разом ответил Зик на все вопросы. – Оставим это. Отпустите меня.

Мужчина покачал головой; маска заскребла по металлическим наплечникам, поскрипывая на стыках.

– Можешь идти, только сюда не суйся. Погибнешь.

– Мне нужна маска!

– А знаешь что? – Бросив взгляд через плечо, здоровяк приметил что-то любопытное. – Подожди-ка здесь, я сам тебе принесу.

Обойти его не вышло бы при всем старании – совсем как крепостной ров. Но если он отлучится на пару секунд, то у Зика появляется время на бросок…

– Хорошо, – шепнул он и кивнул.

– Обещаешь никуда не уходить? Дождешься?

– Да, сэр, – заверил его Зик.

– Отлично. Через минуту вернусь.

Но едва громила, бряцая доспехами, отвернулся, Зик юркнул мимо него и кинулся в сторону, подальше от очага схватки.

Стоять на месте было слишком жутко и отнюдь не безопасно, так что он пригнулся и скользнул к ближайшему укрытию – штабелю ящиков, которые таяли потихоньку от ударов пуль, выбивавших из них щепку за щепкой. По спине обжигающей кистью мазнул раскаленный кусок металла, продырявив рубашку.

Он попытался дотянуться рукой до саднящей полоски кожи между лопатками, но не смог и бросил это занятие, рассудив, что еще не умер и даже не умирает. Если уж на то пошло, голова у него болела куда сильнее, сильнее даже рассаженной руки.

Зик забился в угол, с ужасом глядя на открывшуюся глазам сцену.

Все помещение было поделено между враждующими сторонами. Заслышанные еще внизу звуки не обманули – здесь действительно кипела война. Только вот, вопреки заявлениям доктора и других, мальчик не увидел никаких трухляков – сопящих, подволакивающих ноги мертвецов, каких ему описывали. Он видел лишь вооруженных людей, ожесточенно паливших друг по другу. Между ними раскинулась блестящая гладь мраморного пола, который некогда был красивым, а теперь пестрел щербинами. С одной стороны засели три китайца в компании пары типов, одетых примерно как матросы с «Клементины». С другой – Лестер и горстка парней, явно прибывших на место боя из вокзальных подвалов.

С потолка сталактитами свисали каскады сияющих ламп, заливая светом затянутые паутиной и пылью закоулки, где разворачивались ужасные события.

Вдоль глухих стен размещались скамейки с мягкими сиденьями и искусственные растения из шелка; поливать их не требовалось, а вот заштопать теперь не помешало бы, настолько их изрешетили. За кадками с растениями, под скамейками, между аккуратными рядами стульев, скрепленными между собой и привинченными к полу, со злобными гримасами прятались люди и делали все возможное, чтобы сломить волю противников или попросту перебить их.

Зик не вполне представлял, куда его занесло, – похоже, в пассажирский зал. И не узнавал никого, кроме Лестера; не знал, из-за чего они сцепились. На одних были маски, на других – нет. И по меньшей мере трое лежали мертвыми на глянцевых плитах – двое ничком, один навзничь. У последнего отсутствовала б ольшая часть горла, потускневший взгляд был устремлен куда-то в незримые небеса.

А вот на одном из лежавших ничком была маска.

К немалому изумлению Зика, парень в доспехах как раз пытался стянуть ее. Шея трупа болталась, как пустой носок, но вот соскользнул последний ремешок, а вместе с ним и маска.

Здоровяк обернулся и поискал глазами выход на лестницу. Увидев, что дверь распахнута, а Зика и след простыл, он громко выругался и завертелся на месте. В лопатку ему с нежным кимвальным звоном ударила пуля, однако явного вреда не причинила.

Наконец он заметил мальчика, забившегося за ящики.

На миг тот испугался, что сейчас верзила сдернет со спины свою гигантскую пушку и выстрелит; тогда его разнесет на тысячу кусочков – да так, что родная мать не признает.

Вместо этого незнакомец сгреб маску ладонью, скатал в комок и швырнул мальчику на колени, после чего выхватил из-за пояса здоровенный шестизарядный револьвер и принялся палить по всему залу, расчищая себе дорогу к отступлению. А может, и Зику – тот внезапно засомневался, правильно ли судил о здоровяке.

На дальнем конце помещения виднелась еще одна дверь, и в нее ломился кто-то очень крупный. А может, и не очень – просто «кого-то» было много.

Это были не единичные удары, наносимые машиной или тараном. На дверь шел беспрестанный, настырный натиск, в нее били и колотили. Меж тем ее хорошо укрепили изнутри. Даже из угла было видно, что дверь забаррикадирована так, будто с той стороны ожидалась целая армия.

Может, она-то сейчас и нагрянула?

Пока что дверь выдерживала, но парень в доспехах уже кричал ему:

– Чего ждешь, возвращайся вниз! Найди другой выход. Иезекииль! – добавил он, дабы не возникло путаницы с адресатом его слов. – Выбирайся отсюда!

Зик скрутил маску в узел и привстал.

Слева от него вскрикнул и рухнул на пол какой-то мужчина, утащив за собой портьеру, за которой прятался. Она укрыла его вместо савана. Из-под бахромы вытекла красная лужица и стала медленно расползаться по серо-белой вязи полированного мрамора.

25

Зик лихорадочно озирался в поисках выхода. Кажется, так ему незнакомец и сказал – найти выход. Но иных вариантов, кроме двери, стонущей под напором некой чудовищной силы, и коридора, через который он сюда попал, на глаза не попадалось.

У мужчины в стальной одежке закончились патроны.

Хотя нет – патроны закончились лишь в одном из револьверов. Здоровяк заткнул его за пояс на животе, который надежно защищала металлическая пластина, выхватил из кобуры над бедром еще один и начал отход, ведя заградительный огонь.

Зик насчитал еще восьмерых мужчин, постреливавших из-за стульев и разбросанных кое-где ящиков. Он рассудил, что рано или поздно у всех них иссякнут боеприпасы и бой придется прекратить. Пока же свинцовому потоку не было конца; пули разлетались во все стороны, словно град на сильном ветру.

Мальчику не хотелось оставаться здесь. А спина громилы все ближе придвигалась к коридору: он старался вытеснить Зика обратно на лестницу – и, кажется, это все-таки была не худшая идея на свете.

От двери его отделял всего один рывок по прямой, а все внимание отвлекал на себя детина, закованный в броню. С другой стороны, этот детина непременно последует за ним вниз. Однако здесь, наверху, царили лишь смерть и хаос.

Зик решил не упускать случая и выскользнул из укрытия.

Он сделал скачок, больше напоминавший короткий полет на минимальной высоте, приземлился посреди зала и закончил акробатический этюд неуклюжим броском, стремглав выпорхнув на лестницу и приземлившись на четвереньки. С небольшим отставанием подтянулся и здоровяк, отступавший с куда большей грацией, чем можно было ожидать. Он захлопнул дверь, навалился всем весом – и в тот же самый миг кто-то врезался в нее с другой стороны.

Зик мчался вниз по лестнице, теряя и восстанавливая равновесие, натыкаясь на углы. И вот он не мог уже видеть, что творится наверху; оставалось только слушать. Он вернулся на нижний этаж. Здесь было заметно тише: потолок и каменные стены приглушали грохот выстрелов.

Оказавшись там, откуда начал, мальчик приуныл, пока не вспомнил о маске, в которую вцепился как в спасательный трос.

Миннерихт уверял, что маски Зику не видать, – и, как выяснилось, ошибся. Правда, ее только что сняли с трупа, но мальчик старался не думать о лице, которое совсем недавно за ней скрывалось. Он рассуждал философски: покойнику от нее теперь никакого толку, так что взять ее себе не зазорно и даже разумно. Однако ему не стало от этого менее противно, когда он потрогал стекло с внутренней стороны и понял, что оно до сих пор влажное от предсмертных вздохов другого человека.

Теперь у него есть респиратор, но что с ним делать? Куда идти? Может, лучше припрятать его в комнате, пока все не утрясется? Нет, так не пойдет…

На вершине лестницы человек в доспехах удерживал вход, только вот Зик не особо представлял, долго ли он продержится.

А у подножия лестницы, в коридоре с дверями и лифтом в конце, не было никого, кроме Зика.

Хорошо это или плохо, он понятия не имел. Его не покидало чувство, что все пошло наперекосяк. Бушевавший наверху хаос быстро и неуклонно пробивал себе дорогу вниз, и на пути у него стояла одна-единственная дверь.

Скованный неуверенностью, Зик прислушался к выстрелам. Те раздавались все реже. Издали доносились стук, треск и шумная возня, но почти уже на пределе слышимости, так что об этом можно было пока не думать. Хозяин брони упрямо покряхтывал, отстаивая дверь.

На дальнем конце коридора с бряцанием цепей ожил подъемник. Сообразив, что все еще держит в руке присвоенную маску, Зик скомкал ее и засунул за пазуху. И крикнул, пока его не обвинили в соглядатайстве:

– Эй! Есть тут кто-нибудь? Доктор Миннерихт? Яо-цзу?

– Я здесь, – донесся голос Яо-цзу.

Китаец соскочил с платформы, не дожидаясь, пока та остановится. На нем было длинное черное одеяние со свободными рукавами, в котором Зик его раньше не видел. На лице пролегли угрюмые морщины, которые стали еще глубже, когда он увидел Зика.

Вытянув ручищу, китаец стиснул его плечо:

– Иди в свою комнату и закрой дверь. Она запирается изнутри на большой засов. Чтобы выломать ее, понадобится катапульта. Какое-то время ты будешь там в безопасности.

– Что происходит?

– Ничего хорошего. Занимай оборону и жди. Все наладится.

Он торопливо потащил мальчика за собой, все дальше уводя его от лестницы и человека в доспехах.

– Но я не хочу… занимать оборону, не могу… – промямлил Зик, оглядываясь через плечо.

– А жить вообще непросто, – сухо бросил Яо-цзу. Остановившись перед дверью в апартаменты Зика, он грубо развернул его лицом к себе и скороговоркой выложил остальное: – У доктора много врагов, но обычно они держатся разрозненно и не представляют угрозы для нашей маленькой империи за стеной. Не знаю почему, но эти разрозненные силы неожиданно сплотились. Я подозреваю, что это как-то связано с тобой или твоей матерью. Так или иначе, они наседают на нас, вдобавок наделали кучу шуму.

– Шуму? А шум здесь каким боком?

Прижав палец к губам, Яо-цзу показал на потолок, потом зашептал:

– Слышишь? Нет, не выстрелы. И не крики. Стук. Стоны… Это не люди. Это трухляки. Суматоха привлекает их внимание. Для ходячих мертвецов это сигнал, что еда где-то поблизости. – И он повторил: – Если хочешь пережить эту ночь, закройся и больше двери не отпирай. Я тебя не запугать пытаюсь, а уберечь, из уважения к доктору.

С этими словами он зашагал прочь и скрылся за поворотом коридора. Черное одеяние развевалось, словно мантия.

Зик, недолго думая, зарысил обратно к лестнице, надеясь узнать что-нибудь новенькое – например, что путь свободен, а свистопляска наверху закончилась. Очаг столкновения вполне мог сместиться куда-нибудь еще, и тогда у него будет возможность поискать выход, не опасаясь посторонних.

Однако вскоре он вновь уловил звуки боя. А потом чей-то вой, в котором больше было от львиного рева, чем от человеческого крика.

Он чуть не дал деру, но заслышал вдруг еще какой-то звук – не столь уже угрожающий. И очень тихий – то ли стон, то ли хрип. Источник находился совсем рядом, за одной из дверей. А дверь была не до конца притворена, но и не распахнута настежь – заходи кто хочет.

Он все-таки решил зайти.

За дверью обнаружилась небольшая кухня, которая на кухню была совершенно не похожа. Но в какой еще комнате бывает столько чашек, горелок, сковородок и ламп?

Внутри из-за множества горящих конфорок стояла духота. Невольно сощурившись, Зик насторожил уши и вновь уловил тот же усталый вздох – из-под стола, частично накрытого скатертью, которая была когда-то обычным мешком. Мальчик отодвинул ее и сразу зачастил:

– Эй! Эй, ты что здесь делаешь? Что с тобой такое?

Ибо под столом свернулся в позе зародыша Алистер Мейем Остеруд собственной персоной. Зрачки у него были такие огромные и жуткие, что глаза эти, казалось, не видели ничего или видели все на свете.

Руди пускал слюни. Вокруг рта во множестве красовались свежие язвочки, напоминавшие череду вздувшихся ожогов. Каждый вдох сопровождался присвистом. Это был скрежет скрипичной струны, по которой медленно ведут смычком.

– Руди?

В ответ мужчина оттолкнул руку Зика и заскреб ногтями лицо, пробормотав в знак протеста какое-то короткое словечко вроде «нет» или «нельзя».

– Руди, я думал, ты погиб. Думал, тебя в башне завалило обломками.

Он умолчал, что Руди и вправду выглядел полумертвым, – не придумав, как бы потактичнее об этом сообщить.

Тщательнее оглядев его, мальчик убедился: бывший солдат и в самом деле ранен – если и не смертельно, то очень сильно. Шея сзади была вся в синяках и царапинах, правая рука неестественно повисла. Из раны на плече вытекло столько крови, что рукав пальто насквозь отсырел и стал багрового оттенка. По трости с одного бока пробежала длинная трещина. Похоже, пользы от нее больше не было – ни в качестве опоры, ни в качестве оружия. Руди уронил ее рядом с собой и больше не замечал.

– Руди, – позвал мальчик, постучав костяшкой пальца по бутылке, которую тот прижимал к груди. – Что это, Руди?

Дыхание мужчины из поверхностного и сиплого стало почти незаметным. Страшные черные зрачки, разом созерцавшие все и ничего, начали резко сужаться, пока не превратились в точки. По животу Руди прошла глухая судорога, затем перекинулась на туловище и выше – и вот уже клокотала в горле. У калеки затряслась голова, и на рубашку мальчику брызнула слюна.

Зик попятился:

– Руди, да что с тобой?!

Тот не отвечал.

Зато со стороны двери донесся чей-то голос:

– Он умирает. Как того и хотел.

Зик с такой прытью обернулся и вскочил на ноги, что приложился плечом об угол стола. Стиснув больное место, он проворчал:

– Черт, миссис Анжелина, а нельзя было постучать? Ну ей-богу, тут вообще никто не стучится!

– А смысл? – спросила она, войдя в комнату и присев на корточки; послышался отчетливый хруст суставов. – Ты бы меня все равно не пристрелил с перепугу, а он в таком состоянии не поймет даже, что я здесь.

Мальчик принял ту же позу – держась за край стола, просунул под него голову.

– Мы должны что-то сделать, – слабым голосом произнес он.

– А что, например? Помочь ему? Даже если бы я и хотела, теперь ему уже ничем не поможешь. Добрее всего с нашей стороны было бы прострелить ему башку.

– Анжелина!

– Не смотри на меня так. Будь он псом, ты бы не дал ему страдать. Только он не пес. И я не против, чтобы он пострадал. Знаешь, что у него в бутылке? Вот в этой, которую он прижал к себе, как родное дитя?

– И что же?

Он высвободил бутылку из вялых пальцев Руди. Жидкость за поцарапанным стеклом была негустой и мутной, имела зеленовато-желтый оттенок и чуточку отдавала кислым душком Гнили, а еще соленой водой и, кажется, керосином.

– А бог его знает. Тут у них химическая лаборатория – пытаются сотворить с этой гадостью что-нибудь этакое, чтобы ее можно было пить, курить или нюхать. Жуткая пакость эта Гниль, трудно ее приспособить под людей. Ну а Руди, старый дезертир, просидел на ней много лет. Я ведь что тебе хотела внушить тогда, в туннеле: он потащил тебя сюда лишь потому, что надеялся на награду от Миннерихта. В один прекрасный день эта несчастная отрава должна была его убить, и, по-моему, сегодня как раз такой день.

Она бросила мрачный взгляд на бутылку, потом на лежащего мужчину.

– Мы должны ему помочь, – сказал Зик, не желая мириться со смертью человека.

– Все-таки хочешь его пристрелить?

– Нет!

– Вот и я не хочу. Не заслужил. А вот мучений и смерти – вполне. Он в свое время много наделал мерзостей, чтобы раздобыть себе вонючего пойла. Или пасты, или порошка… Оставь его. Прикрой, если считаешь правильным. На этот раз ему не оклематься. – Она встала и, похлопав по столешнице, продолжила: – А по-моему, он не знал даже, что это. Искал небось, где бы поживиться своей любимой дрянью, забрел сюда и вылакал первую попавшуюся бутылку.

– Вы так думаете?

– Да, я так думаю. У Алистера и так с мозгами было туговато, а он и эти крохи угробил желтухой.

Зик тоже встал и завесил скатертью закуток под столом, где отбивала зловещий ритм о доски пола голова Руди. Он не мог больше смотреть на это.

– А вы что здесь делаете? – спросил он Анжелину, удовлетворяя сразу и любопытство, и потребность сменить тему.

– Разве я не говорила, что хочу его убить?

– Я думал, вы не всерьез!

Она в искреннем замешательстве ответила:

– А почему нет? В списке тех, кого бы мне тут хотелось убить, он не первый, но все-таки имеется.

Когда она замолчала, мальчик заметил, что грохот наверху сменился редкими всплесками шума. В дверь на дальнем конце зала никто больше не колотился – оттуда не доносилось ни звука. Хватая ртом воздух, он выдавил:

– Лестница. На лестнице был человек.

– Ага, Иеремия. Здоровый такой, как кирпичная стена. Весь в броне.

– Да, это он. Он… он нормальный?

Принцесса догадалась, к чему клонил Зик:

– Как у всех мужчин, у него есть недостатки, но сюда он пришел, чтобы помочь.

– Кому помочь? Мне? Вам? – Зик метнулся к дверному проему и высунул голову наружу, озираясь по сторонам. – Куда он подевался?

Анжелина протиснулась мимо него в коридор.

– Мне кажется, он здесь ради твоей матери. Она где-то тут, на вокзале. Иеремия! – выкрикнула она.

– Да не орите вы! – шикнул Зик. – Так он здесь ради мамы? Я думал, ее нигде не могут найти!

– Откуда такие мысли? Миннерихт напел? Забыл, что я тебе говорила, пустая ты голова? А говорила я то, что он – лживая змеюка. Твоя мать тут уже сутки, если не двое. И Иеремия испугался, что доктор содеял с ней какую-нибудь гнусность. Иеремия! – еще раз проревела она.

Зик затеребил Анжелину за руку:

– Мама здесь? Она просидела тут все это время?

– Да, где-то здесь. Ее ждали в Хранилищах к утру, но она так и не вернулась. Тогда Дохлые всей толпой повалили сюда на поиски. И сдается мне, без нее они не уйдут. – И вновь она крикнула: – Иеремия!

– Хватит! – взмолился Зик. – Прекратите вопить! Нельзя!

– А как еще мне его искать? Ничего такого страшного. Все равно на этом этаже никого нет, – по крайней мере, мне никто не попадался.

– Тут несколько минут назад был Яо-цзу, – возразил Зик. – Сам видел.

Анжелина пристально взглянула на него:

– А вот теперь не смей мне врать, мальчик. Я видела этого злодея наверху. Он ведь спустился? Если да, то мне надо знать, куда он ушел.

– Туда. – Зик показал на угол коридора. – А потом вправо.

– Давно?

– Несколько минут назад, – повторил мальчик и схватил принцессу за руку, пока она не умчалась прочь. – Где он может держать мою маму?

– Не знаю, малыш, и выяснять нет времени. Мне еще старого душегуба искать.

– Так найдите время! – Зик не то чтобы перешел на крик, но в словах его звенела некая сила; такого тона он за собой не знал. Отпустив ее руку, он более сдержанно добавил: – Вы говорили, Миннерихт всегда лжет. Ну и вот, он сказал, что мама сунулась в город из-за меня. Это правда?

Она отвела руку и смерила его непонятным взглядом:

– Правда. Она искала здесь тебя. Миннерихт заманил ее на вокзал вместе с Люси О'Ганнинг. Люси вчера улизнула и отправилась в Хранилища за подмогой.

– За подмогой. Люси. Хранилища, – произнес он вслед за ней. Слова эти ничего ему не говорили, но казались важными. – Кто…

Терпение Анжелины было на исходе.

– Люси – это однорукая женщина. Увидишь ее – назовись, и она постарается тебя отсюда вытащить.

Принцесса отступила от него и бросилась бежать; разговор был окончен.

Зик опять вцепился ей в руку и резко потянул назад.

Анжелине это не понравилось. Сопротивляться она не стала, но, очутившись рядом с мальчиком, приставила ему нож к животу. Это была не угроза – пока что. Это была лишь пища для ума и предостережение.

– Быстро убрал руку!

Он послушно отпустил ее и проговорил:

– Где он может держать мою маму?

Индианка бросила нервный взгляд на поворот коридора и сердитый – на Зика:

– Я не знаю, где твоя мать. Подозреваю, он просто запер ее где-нибудь. Может, в одной из этих комнат. Может, и ниже. Я тут бывала пару раз, вынюхивала кое-что, но не могу сказать, что знаю вокзал как свои пять пальцев. Если снова встретишь Иеремию, оставайся с ним. С виду он чудовище, но пропасть тебе не даст, если мешать не будешь.

Сообразив, что на большее рассчитывать не стоит, Зик пустился прочь; сзади доносился бойкий топоток Анжелины, удалявшейся в другом направлении.

Он подбежал к первой же двери и распахнул ее.

Вся обстановка комнаты состояла из кровати, умывальника и комода – почти как в отведенных ему апартаментах, только здесь было не столь шикарно и чисто. Запах пыли и старого белья наводил на мысль, что комнатой очень давно не пользовались. Он вернулся в коридор, выкрикивая имя Анжелины, но тут же вспомнил, что она ушла без него. Даже шаги ее стихли вдали; мальчик остался наедине с рядом дверей.

Однако теперь он знал, что ему делать.

Следующая дверь была заперта.

В лаборатории уже не слышалось звуков дыхания – или же Руди дышал так тихо, что Зик ничего не уловил. Он на цыпочках подкрался к столу и, не заглядывая под мешковину, нашарил ботинком сломанную трость.

Та оказалась весьма увесистой. Даже с длинной трещиной, зиявшей в боку, она производила внушительное впечатление.

Мальчик кинулся к запертой двери и заколошматил тростью по ручке. Вскоре замок не выдержал, и дверь уступила напору.

Ворвавшись в комнату, он увидел перед собой горы хлама. На вид тут не было ничего полезного или нового, а вот кое-что опасное имелось. У одного из ящиков отсутствовала крышка; внутри лежали барабаны и другие детали от револьверов, мотки с проволокой. Соседний был набит опилками и стеклянными трубками.

А дальше ничего было не разглядеть: не хватало света.

– Мама? – попытал он счастья, хотя уже знал, что ее здесь нет. Сюда вообще никто не наведывался какое-то время. – Мама? – попробовал он еще разок, на всякий случай.

Ответа не последовало.

За следующей дверью Зик обнаружил еще одну лабораторию, плотно заставленную столами и лампами, которые можно было располагать под любым удобным углом благодаря шарнирам.

– Мама? – для порядка позвал он и вновь не получил ответа.

Тогда мальчик развернулся, чтобы идти дальше, и чуть не уперся носом в металлическую грудь того, кого Анжелина окрестила Иеремией. Как при таком обилии брони можно двигаться так бесшумно, Зик не представлял, однако он был тут как тут. И тут же стоял, чуть дыша, сам Зик, у которого впервые за много дней появилась настоящая зацепка.