Текст книги "Хранители света (ЛП)"

Автор книги: Чарльз Маттиас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Часть 1

Вся эта история началась во второй половине чудесного мартовского дня, когда леди Кимберли ворвалась в мой кабинет, неразборчиво говоря что-то сквозь рыдания и комкая лапой клочок бумаги с вензелем его светлости.

Я до сих пор иногда вспоминаю то кристальной чистоты и синевы утреннее небо, пронзенное солнечными лучами, овеянное едва ощутимым ветерком, припоминаю тишину и покой, окутавшие Цитадель от самых глубоких подвалов, до кончиков высочайших башен. Прекрасное, тихое утро, постепенно перешедшее в солнечный, ясный полдень, в свою очередь склонившийся к не менее тихому закату... и жуткий, наполненный непрерывными хлопотами вечер.

Сначала по Цитадели раскатился резкий хлопок – используемое Кристофером заклятье переноса, срабатывая, рывком сдвигает весь окружающий воздух и до крайности возмущает природные потоки силы, заставляя нас, простых смертных хватать ртом ускользающее дыхание, а магов терзаться продолжительной мигренью.  Потом было самое настоящее цирковое представление – не осознающего себя и совершенно не желающего никуда идти медведя тащили через всю Цитадель только что не волоком. Чуть позже ко мне пришел еле-еле переставляющий ноги Коперник. Едва выслушав усталого ящера, я отправился к его светлости с вечерним докладом.

А вернувшись в кабинет, обнаружил ждущего на пороге гонца с Острова Китов. Новости, присланные отцом, были не самыми приятными, ответ также был непрост. Но как раз в ту минуту, когда я только-только окунул перо в чернила, дверь распахнулась и в кабинет ворвалась леди Кимберли – залитая слезами, растрепанная, в разорванном платье, едва прикрытом халатом.

Я едва успел жестом остановить Руперта, бросившегося вперед. Не очень-то мне по душе телохранитель за спиной, особенно здесь, в уютной безопасности Цитадели Метамор, по прошествии почти десятка спокойных лет, но... времена меняются, и всем нам приходится меняться вслед. Счастье еще, что удалось уговорить отца ограничиться лишь одним Рупертом, а не двумя десятками морских пехотинцев, как он хотел сначала. Впрочем, Руперт и один стоил десятка даже до изменения, сейчас же...

Изначально, будучи одним из телохранителей короля Теномидеса и лично его близким другом, он приехал в Цитадель скрюченный тяжелейшей, смертельной болезнью. Король лично попросил его принять это назначение, надеясь, что силы изменения будет достаточно, чтобы исцелить болезнь, или хотя бы отсрочить конец и Руперт с радостью согласился рискнуть. Результат был вполне... хотя и несколько неожиданным. Так что теперь у меня в услужении и охранником работает шестисотфунтовая¹ горилла.

И, кстати говоря, мы весьма и весьма поладили.  Наверное, мне не стоило этому удивляться, в конце концов, его род служил королевскому роду острова Китов... теперь уже моему роду, пять поколений.

В любом случае, после моего жеста Руперт вернулся на место, а я так и стоял посреди комнаты, орошаемый женскими слезами и гадающий об их причинах. Маттиас, недавно принятый Михасем в стажеры скаутов, лишь сегодня благополучно вернулся из рейда. Потом он же вместе с Коперником заманивал Кристофера к жрице и лишь после они разошлись. Ящер отправился ко мне для доклада, а вот крыс... Что же такое случилось за прошедшие с тех пор два часа?

Я ожидал... много чего я ожидал, но бессвязный рассказ леди-крысы удивил меня до крайности. Сломанные копья, раскиданные по сторонам охранницы, продавленная магическая стена, какое-то дикое то ли нападение, то ли ненападение на лорда... Что за безумие? Что нашло на всегда сдержаного Маттиаса? Что за ужас вырвался из сокровенного уголка его души? Несомненно, жуткая, темная тень давно ушедших дней...

– Но кто же разорвал вам платье, леди? Кто напал на вас? – спросил я, когда женские слезы более-менее сошли на нет.

Ответ еще раз поразил меня. Но в этот раз куда как неприятнее.

Я еще немного постоял, держа ее за лапы и слушая затихающие рыдания...

– Леди, обещаю вам – я все выясню и разузнаю. И сделаю все возможное! Сейчас идите домой, а Руперт... – я бросил предупреждающий взгляд слуге, – проводит вас.

И вот Руперт увел чуть притихшую Кимберли, мой же вечер только начинался. Мне еще предстояла непростая встреча с одним конем. С битюгом-жеребцом.  С моим другом и сюзереном, лордом Хассаном.

Малая приемная располагалась недалеко от моего кабинета... Хм. Вообще-то, это не тронный зал, это мой кабинет, отчасти стараниями церемониймейстера, отчасти участием самой Цитадели, находился поблизости от личного кабинета его светлости. А личный кабинет герцога, в свою очередь, практически через стену с малой приемной залой. Большую лорд использует очень редко. Помпезная, парадная... и совершенно непригодная ни для чего, кроме разве что праздничных шествий, да приемов на пару сотен гостей.

Итак, едва лишь Руперт прикрыл дверь, уведя леди Кимберли, как я уже открывал привезенный моим приемным отцом ларчик. Там, на черном бархате сияли два медальона, две печати. Первая, совсем простая, вороненой стали, потертая от долгой носки – выданная мне, во дни давным-давно ушедшей молодости, печать Мастера Огня. И привезенная отцом, белеющая благородным мифрилом, печать Кронпринца острова Китов.

Соединенные золотой цепочкой эльфийского плетения, они отправились на шею, сам же я, обернувшись зверем, жутким и опасным белым кроликом, бряцая печатями и мысленно благословляя эльфов, с их магическим плетением цепочек, меняющих длину при нужде, беззвучно... ох, да ладно, топоча как... как кролик, пронесся коридорами к двери. К тяжелой, двустворчатой двери малой приемной. Пронесся, скользнул за спинами тщательно отворачивающихся охранниц... подхалимки мелкие! Вообще-то крупные... им бы еще кожу эльфийскую, угольно-черную, да личики классические, а то сами бледные, как смерть, губки маленькие, куснуть не за что, носы прямые, коротенькие, щечки розовые – бр-р! Жуть ночная, а не женщины, эти северянки!

Впрочем, уж какими родились...

Так вот, я замер у самых дверей, ожидая. А удача, да будет вам известно, благоволит подготовленным. Я же был готов... и двери распахнулись. Копьеносицы сделали положенные им церемониальные поклоны, задрали копья вертикально вверх, замерли железными статуями... а я ринулся вперед.

Мимо колонн  и стражниц, прямо к подножию трона.

Немногие существа в этом мире могут соревноваться с кроликом на короткой дистанции. Стальные мускулы, мощные задние ноги, все тело приспособленное для короткого, выматывающего рывка. Никто, даже лорд Боб не успел среагировать, когда промчавшись меж колонн, я после длинного прыжка оказался на коленях лорда. Сурово уставился в его удивленные глаза.

И только там меня догнало торжественное провозглашение церемониймейстера:

– Его высочество, кронпринц острова Китов, Филлип Теномидес.

– Привет, Томас!

Молчание затянулось, так что я продолжил:

– Я мог бы послать за Рупертом, ты его знаешь. Интересно, твоим охранницам будет так же весело разрывать платье на шестисотфунтовом самце гориллы и потом тащить его волоком через всю Цитадель, как слабую крыску? Или это ревность? Они тебя приревновали? Как скоро они начнут убивать всякую особу женского пола, посмевшую подойти к трону?

Тем временем стражницы, долженствующие стоять неподвижно между колонн и, несомненно, узнавшие меня, потихоньку выдвигались к трону, осторожно выставляя копья тупыми концами... Хе! Думаете, крысиное безумие заразно?! Ничего, я еще и вас с ума сведу!

– Что, меня тоже отправишь в скауты? Или следом за Маттиасом в темницу?

Наконец Томас не выдержал и расхохотался:

– Фил! – все еще смеясь, он, взмахом руки, приказал стражницам отойти. – Ты хочешь уморить меня? Или тебе надоела должность мастера разведки, и ты решил потеснить Девона, напялив шляпу с бубенчиками? Будь осторожен, мой придворный шут мстителен, как целый гарем! Слабительным в вино не обойдешься!

Множество странных вещей и явлений вмещает Цитадель Метамор, и моя дружба с Томасом – одна из таковых. Когда-то очень давно он принял мою службу и клятву верности, тогда простого мастера Огня. И почти десятилетие молчал о моем втором титуле. Титуле наследника престола острова Китов. Знал... и молчал. Когда после битвы Трех Ворот от меня осталось лишь полусгоревшее тело, востановленное проклятием Насожа,  но ставшее при этом безгласным и безмысленным животным, именно лорд Хассан позаботился, чтобы я получил должный уход и отправил весточку моему приемному отцу. Вновь же осознав себя, именно с его помощью я получил посильную мне работу... не только посильную, но и как я понял куда позже, ставшую очень полезным опытом для меня самого.  Редкое, даже можно сказать, редчайшее благородство.

Я же, со своей стороны, продолжал и до сих пор продолжаю восхищаться тем, как поставлено руководство Цитаделью. Особенно в том, что касается искусства и свободного обмена знаниями. Во времена, до битвы Трех Ворот, Цитадель постепенно становилась своеобразным центром притяжения для всяческих творческих личностей. Писателей, художников. Скульпторов. Мы, жители острова Китов, Уэльцы, гордимся нашим Флотом, гордимся нашей торговлей, опутавшей своими путями почти весь мир. Но почему мы никогда не поощряли создание библиотек? Никогда не вкладывали средства в художников, в скульпторов, в алхимиков, в конце концов?

Нечто новое, возникающее при контакте двух развитых культур, может быть потрясающим в своей величественности и красоте. Если объединить потенциалы свободной торговли и свободного обмена знаниями... Кто знает, куда может завести этот путь и что будет с окружающим миром?  И я, и Томас, мы вместе надеемся, что только хорошее.

Потому-то, Томас и я, с одной стороны внимательно следим друг за другом, с другой стороны, доверяем друг другу... не меньше, чем другим, чем тому же Михасю, или Джеку ДеМуле. Нисколько не меньше, хотя наше доверие стоит на иной основе и оно... другое.

И именно благодаря этому доверию, из малой приемной я отправился не в тюрьму, как можно было бы ожидать, а в одну из боковых кабинок Молчаливого Мула, да не один, а в компании его светлости.

– Неплохо, но только для разнообразия, – высказался я, положив на язык ложку овсянки.

Нет-нет! Не стоит думать, что моим наущением, Донни выставил нам только овсянку. Разумеется, сначала на стол встал кувшин со светлым легким элем. И благородно изогнутая бутылка эльфийского вина. И поднос с овощными закусками, а уже только после них – супница с вареной на мясном бульоне овсянкой. «Sic! – скажет непосвященный, – но вы же травоядные!» «Хм, – покачает головой знаток, – травоядные-то, травядные, но...»  Я же скажу так – трава, травой, а мясной вкус иногда ощутить хочется.

Но вот, наконец, все тарелки и стаканы заняли положенные места, застучали ложки и вилки, булькнул, переливаясь в хрустальные стаканы благородный напиток, охрана вместе с подошедшим Рупертом вежливо прикрыли дверь кабинки и началась неспешная беседа.

Итак, для начала я сказал, что разварная, на мясном бульоне овсянка неплоха, но не более того. А лорд Хассан, закусив очередную ложку листом салата, согласился:

– Безусловно, овсянка – простая пища. Но иногда, для разнообразия, можно.

– Хм, – вдохнув горьковатый аромат вина возрастом в несколько столетий, сказал я. – У нас много общего, милорд.

Наши с ним беседы имели и имеют до сих пор множество известных только нам аспектов. Один из таких – обращение. «Милорд» и «ваше высочество» для официальных случаев, но «Томас» и «Фил» – для личной беседы.

Услышав официально-парадные слова, Томас бросил на меня настороженно-ожидающий взгляд, буквально миг подумал и кивнул:

– К примеру, знакомство с одним крысом, который недавно повел себя более чем странно.

Овсянка,  грубая и твердая... ну-у... не в данном, разумеется случае, но все равно эта каша требует определенного упорства при жевании и дает хорошую возможность обдумать ответ. Я использовал все ее свойства, как только мог, и лишь потом ответил:

– Милорд, до сего дня я думал, что хорошо знаю Маттиаса. И мнится мне, что я знаю его чуточку лучше иных прочих, даже и его подружки. Возможно он несколько... упрям. Нет! Возьму свои слова назад. Он упрям лишь иногда, когда кто-то касается его прошлого. И к тому наверняка есть очень серьезные причины. Но милорд, Маттиас абсолютно достоверно не желает тебе вреда. А еще... столь грубое обращение твоих охранниц с леди Кимберли, непростительно! В конце концов, она титулованная дворянка!

Теперь уже лорд Хассан сначала задумчиво ковырял ложкой в тарелке, а потом столь же неторопливо жевал разваренную кашу.

– Филлип Теномидес, скажи мне, как огненный адмирал и кронпринц острова Китов, каково будет наказание для моряка, напавшего на своего адмирала?

Сегодняшний день определенно можно было бы назвать «днем медленного жевания овсянки». Нет, все-таки гадостный вкус у этой каши! И зачем я ее заказал? Хотел молодость вспомнить? Довспоминался!

– Смерть, если целью нападения был мятеж. И на усмотрение адмирала, если были смягчающие обстоятельства. Каковым может быть, к примеру, безумие.

– Безумие?

– Оно самое, милорд. Каковое, как я подозреваю, и охватило сегодня днем Маттиаса.

– Хм-м...

Удивительно, но похоже лорду Хассану овсянка нравится. Действует ли это его новообретенная жеребцовая сущность, а может быть извращенный аристократический вкус... но как я неоднократно слышал, на завтрак он частенько заказывает именно ее и поедает с неизменным аппетитом. Вот и сейчас, он уплетал столь нелюбимую мной пищу с завидной скоростью.

– Что ж, я могу признать, что Маттиас был не в себе сегодня, – наконец он отложил очередной лист салата и ложку. – Но признать тот неоспоримый факт, что с «леди» Кимберли обошлись совершенно неподобающе, я не могу.

Никогда не считал себя тупым, но понять сказанную лордом Хассаном фразу было непросто. Как-то лорд ее так закрутил, что вышла она вся... сама себе противоречащая. Как можно не признавать факт, одновременно объявляя его неоспоримым? К тому же, что-то меня в этой фразе царапнуло, что-то странное, спрятанное на виду, и...

– «Леди»?!

– «Леди», – с легкой улыбкой прикрыл глаза лорд.

А ведь каша-то не так уж и плоха. Особенно, если приправой служат очень-очень интересные мысли о прошлом...

– 688 год, зимнепраздник, кража Пламенного Стража, – выдохнул я, – но почему?! И вы не стали ее преследовать? Не приказали найти... А сейчас? Сейчас-то она полностью в ваших руках!

Нечасто мне удается видеть столь примечательное зрелище: смущенный герцог. Прижав уши и опустив глаза, он крутил в руке ложку и чуть только что не краснел.

– Я был молод, влюблен и... о боги, как я был влюблен! Стихи, ночные свидания, подарки... в конце – разбитое сердце. И прекрасная богиня, уезжающая в ночь, с моим Пламенным Стражем, омытым ее слезами. При расставании, разумеется.

Ах, леди Кимберли, леди Кимберли... божественно прекрасная, стильная, энергичная, предприимчивая... ну кто бы смог узнать в бросившейся защищать и выгораживать Маттиаса крыске, совершенно неотразимую Сафо-Золотые Пальчики? Аферистку, чье имя с придыханием и обожанием произносили молодые люди в аристократических салонах лет пять-семь назад? Что с ней случилось? Любовь? Любовь?! Любовь!! Что ж... так ей и надо!

– Ваша светлость, – ухмыльнулся я, – Надо полагать, уникальный алый бриллиант уже вернулся в вашу сокровищницу?

У-у-у... Похоже, сегодня мой день! Дважды смущенный лорд Хассан!! Я положил в рот еще ложку овсянки. Нет, как же все-таки вкусно готовит Донни!

– Позвольте догадаться... – продолжил я, – бриллиант и не покидал ее, не так ли? А меж несравненных грудей красавицы сияла неземным блеском подделка?!

Томас кивнул:

– И даже больше.

– Больше?! – изумился я. – Куда уж больше-то?!

Его светлость поморщился:

– Все-таки профессия действительно накладывает отпечаток на стиль мышления. Ваше высочество, кронпринц Острова Китов, вам определенно нужно взять несколько уроков у лорда придворного казначея. И они непременно начнутся прямо завтра, – лорд Хассан вперил в меня похолодавший взгляд, – если Фил, ты немедленно не продолжишь свою мысль.

«О Пламенном Страже», – подумал я. Но что же я упустил? Пламенный Страж, сокровищница. И финансы. Финансы, сокровищница, Пламенный Страж... Но тут кое-какие намеки лорда Боба, метаморского казначея, кое-что прошмыгнувшее фоном через разведку, а так же мелкие факты, намеки, фактики встали на места и...

Я отложил так и не всунутую в рот ложку:

– Неплохо придумано! Все? До последнего камешка?

– И даже эльфийские монеты из коллекции моего деда, – ухмыльнулся Томас. – А высвобожденные средства?

– Вложены в десятки доходных мест. Которым ты теперь помогаешь по мере сил, не так ли? – теперь уже ухмыльнулся и я. – Кому баронской цепью на шею, кому канатами и парусами из паучьего шелка... Как тесен мир!

Какое-то время мы молча доедали кашу, обдумывая каждый свое. И снова заговорил я, продолжая разговор, так неожиданно прервавшийся воспоминаниями о прошлом несравненной леди Кимберли:

– Милорд, и все-таки вашей охране требуется как минимум взбучка. А лучше полная перетряска. Два нападения в один день и оба фактически удались. Кроме того, кем бы ни была Кимберли в прошлом, сейчас она баронесса и возможная жена одного из ваших придворных. Действия охраны как минимум... чрезмерны. Обращаться с леди словно с какой-то... нищенкой, это не лезет ни в какие рамки.

Лорд Хассан очень серьезно кивнул:

– Ты прав, мой ушастый друг, ты совершенно прав. И я обязательно займусь своей охраной. Мы вместе займемся ей. Ты, лорд Боб и я.

– И лучше бы вам не тянуть, милорд. Кстати, возможно ценным опытом для охранников стала бы стажировка под руководством опытного скаута.

– Не буду, – согласился лорд. – Кстати о безопасности. Твоя охрана меня волнует не менее, особенно с тех пор, как Теномидес-старший публично заявил о твоем статусе наследника короны.

Мои уши шевельнулись в улыбке:

– Томас, возможно ты не заметил, но с недавних пор при мне трется маленькая такая обезьянка, каких-то шестьсот фунтов² живого веса... по имени Руперт.

– Но он один, – с улыбкой покачал головой Томас. – А один охранник, сколь бы хорош он ни был...

Тут я склонился в глубоком поклоне – насколько позволил стол:

– Спасибо ваша светлость, я обязательно передам вашу похвалу парням и девам, занимающимся моей внешней охраной. В особенности, вашу высокую оценку их незаметности. А сейчас милорд, давайте все-таки поговорим о Маттиасе. Кажется, мне пришла в голову неплохая идея, как же нам быть с этим упрямым крысом...

Обхватив голову лапами, Маттиас медленно раскачивался, уставившись сухими глазами во тьму. Едва видимые отсветы далекого факела проникали в камеру через зарешеченное оконце на двери, давая света едва-едва достаточно, чтобы хоть как-то ориентироваться лишь у самой двери камеры. В остальном же лишь его лапы, нос и усы служили проводниками в холодной, бесконечной тьме.

Крыс сидел на маленькой кучке прелой соломы возле стены. Наверное ее заменили после предыдущего узника... а может и нет. Камера буквально пропиталась запахами. Ароматом горести, безнадежности, отчаяния... а говоря приземленным языком – вонью мочи, говна и застарелыми ольфакторными метками. Кто здесь был до него? Иногда, немного приходя в себя от заморозившего душу отчаяния, Маттиас пытался определить по запаху... куница? горностай? В любом случае морф из хищных.

Но потом в душе вновь смыкалась тьма, и крысу было уже не до покрытых плесенью, осклизлых каменных стен, не до тьмы и вони... он мог думать только о том, что он сделал. О да! Он и сам считал, что находится здесь заслуженно! Более того! Маттиас считал – за столь ужасный проступок наказние должно быть куда более жестоким! Его голова должна украсить шест на лобном месте, его тело должно быть сброшено в ров, чтобы бесславно сгнить, его деяния должны быть забыты, а его рассказы сожжены...

Со всей силой своего артистичного и созидательного дара Маттиас представлял как его выводят из камеры на суд к лорду Хассану... и, вынеся, совершенно справедливо, обвинительный приговор, тащат на задний двор. Мимо вопящей и беснующейся толпы, кидающей в него гнильем и камнями, к возвышению у стены кухни... Вот его, со связанными за спиной лапами, ставят на колени у раскрошившейся и местами подгнившей плахи, вот палач, в глубоко натянутом капюшоне, под которым все равно почему-то угадывались черты Михася, заносит сияющий чернотой топор... и под торжествующие вопли толпы его голова падает в жижу на дне вонючего старого корыта...

Но нет, его видениям, красочным и таким реалистичным порождениям артистичного воображения, не суждено было сбыться. Ибо суд уже был, и лорд, наверняка лишь в припадке соврешенно не свойственного ему милосердия, приговорил преступника всего только к плетям и месяцу в одиночной камере...

Что же до уготованной ему решением лорда дальнейшей судьбы... Служить в скаутах остаток жизни? Что может подходить ему лучше? И что может отяготить его душу сильнее? «Убей врага, или враг начнет с тебя» – девиз скаутов. Начнет! Скауты убивают, чтобы защитить других... И он тоже должен будет убивать!

Маттиас опять обхватил лапами голову. Он не осмелится позволить убить себя! Это даже не слабость, это хуже чем слабость, это предательство! А значит, крыс вновь станет тем, чего боялся и ненавидел больше всего на свете – он станет убийцей!

Что ж, это будет заслуженный финал бесславной жизни. Воистину, воздаяние по заслугам! Он был убийцей... он готовился стать убийцей... и станет им вновь!

Чарльз опять смотрел сухими глазами во тьму. Тьма? Пусть тьма! Пусть никто не увидит его вовеки, никто не сможет взглянуть в глаза... глаза сондека-ассасина черного круга посвящения. Его глаза.

Шесть лет назад Чарльз бежал, пытаясь вырваться, покинуть место, откуда уйти нельзя. Казалось, ему это удалось. Но разве можно бежать от самого себя? Оставить позади прошлое... но ведь именно прошлое формирует путь в будущее!

«Нет! – мысленно прошептал Маттиас, опять хватаясь за голову лапами, – не путь! Все пути! Мое прошлое формирует все пути, доступные мне в будущем! Обучение, тренировки, мастертво – они никуда не делись! Они спали, глубоко в душе, но они никогда не исчезнут! И стоит мне только пожелать, стоит мне только глянуть в ту сторону... А ведь я уже желал!»

При последней мысли у Чарльза вздыбился мех на загривке – такой его охватил ужас. И действительно, ведь был же сэр Саулиус, была магическая стена, была Пляска Смерти, там, на холме, когда он прикрывал спину Крису. И было наслаждение... да было! Спрятанное глубоко, на самый донышек души, наслаждение собственной силой, чужими смертями... короткое, как смертная мука, но оно было!!

Сможет ли Кимберли смотреть ему в глаза? Сможет ли она повторить слова о любви, зная, кто он на самом деле? Захочет ли?

Мысли о ней, о той, по ком болит его сердце, о той, за кем он готов пройти через что угодно, о той, которая стала причиной слез, смочивших шерсть его морды, разбили броню, защищавую до сего мига его душу. И мучительный стон, эхом отразившийся от холодных каменных стен, вернулся к нему, лишь еще и еще усиливая и без того мучительную боль в сердце.

В тюрьме всегда темно и всегда холодно. И вовсе не от небрежения стражи и служителей, нет, это грустная, но настоятельная необходимость. Узники, заключенные в тюрьму должны отбывать наказание... а безвременная, монотонно-безысходная атмосфера всего лишь гарантировала, что нежеланные гости не пожелают туда вернуться.

Моя разведовательно-диверсионная работа в Цитадели сделала меня достаточно частым гостем в этом печальном месте. Я допрашивал немало узколобых лутинов и простых людей – офицеров армии Насожа. И даже сражался в поединке разума со слабым демоном, невольным пособником того же темного колдуна. А потому Роско совсем не удивился, увидев меня на пороге караулки.

– Фил! Так-так... и я даже знаю, к кому ты пришел! Тридцать седьмая, крыс-морф.

– Здравствуй Роско! – ответил я так тепло, как только мог.

Говоря по правде, я временами немного жалел беднягу. То же проклятье, что возродило меня белым кроликом, его превратило в пещерного скорпиона. Хотя, с другой стороны, кто лучше его приспособлен к жизни в глубоких, вечно темных и холодных подвалах? Жутковатый, покрытый с ног до головы белесым хитином, отбескивающим молочным в свете редких факелов, совершенно слепой, да-да, самым настоящим образом не имеющий глаз... но при всем при том, удивительно грациозно движущийся, и обладающий каким-то особым способом «видеть» окружающий мир. Отвратительный, жуткий, страшный, и в то же время – совершенный в своей приспобленности к данному месту. Подземелью.

И все это Роско. Воспринявщий свою участь с удивительным достоинством. И неизменно акуратно исполняющий обязанности главного тюремщика.

– Что творится в царстве вечной тьмы? Как идут дела в твоем хозяйстве? – продолжил я.

Он быстро дважды щелкнул клешнями – его персональная замена улыбки.

– Было не так плохо, покуда твоего друга Маттиаса не притащили гвардейцы его светлости. После же началась такая суета, такая суета... Даже Магус заглядывал, чтобы наложить какие-то особые заклятья на цепи и на стены камеры. Представляешь? Каково? Кстати, ты знаешь, что твоему другу не дозволены посетители, как минимум до завтра?

Я в очередной раз вдохнул носом одновременно затхлый, влажный и холодный воздух подземелья. К обычным и достаточно привычным запахам прелой соломы, плесени, а также мочи и... хм, навоза, примешался тревожный «аромат» тухлого мяса. Да-да, я знаю, хорошо «вылежашееся» мясо – любимое блюдо скорпиона-морфа, но все равно, мое травоядное тело, вдохнув этот запах, дрогнуло поджилками и вздыбило мех на затылке.

– Так и есть, Роско, но мне Томас разрешил.

– Хм... – скорпион буквально, не то что бы сбился, но как будто замер на полушаге, сосредоточенно пошевелил жвалами, обдумывая что-то... и продолжил путь, как ни в чем не бывало. – Полагаю, так и есть. В конце концов, о твоей с его светлостью дружбе известно всем. Идем.

Я как мог незаметно выдохнул. Роско-Роско... мрачноватый, хладнокровный, преданный только и исключительно лорду Хассану, он заставлял нервничать любого, вошедшего под тюремные своды. Как много тайн похоронено за тяжелыми дверьми... вместе с их носителями? Достаточно одного слова лорда и одна из этих дверей закроет любого... вполне возможно – навсегда.

Мы прошли совсем недалеко, всего лишь пару поворотов и три промежуточных решетки, открывшихся перед скорпионом безо всяких ключей, лишь по хлопку одной из его рук в районе замка. А ведь не будь со мной Роско, подумал я, наверняка не помогли бы ни отмычки, ни ключи... и вполне возможно, даже ключи с его пояса. Что-то подсказывало мне, какой-то шепоток в глубине души, что даже с его помошниками, путь не был бы таким... коротким и быстрым.

Наконец скорпион-морф распахнул передо мной тяжелую дверь:

– Я закрою вас и подожду в стороне. Стукни по двери кулаком пару раз, когда наговоритесь.

– Мэтт? – вполголоса спросил я, глядя в темноту и едва не чихая от хлынувшего в нос... «аромата». Тяжелая, спертая тюремная вонь, приправленная запахом тоски и страданий.

Голос моего друга ответил ровно, почти без эмоций:

– Чего тебе?

– Я пришел увидеть тебя.

– Да? Ну, так смотри. Вот он я, весь перед тобой.

Вздохнув, я подумал: стоило прихватить с собой леди Кимберли... точно, стоило. Но никто не может учесть всего.

– Мэтт, потерпи немного. Всего до завтра, уже с утра к тебе смогут прийти и другие, и я уверен, Ким здесь появится впереди всех. И обязательно прихватит чего-нибудь перекусить. В отличие от меня, поскольку я прихватил только деревяшку для грызения.

Крыс тихо фыркнул и подвинулся на куче преловатой соломы, в дальнем углу камеры. Приняв это за приглашение, я устроился рядом и протянул ему ароматную и упругую деревяшку. Отец уже который год регулярно снабжал меня, привозя с собой, или отправляя попутно, с торговыми караванами. Мэтт вежливо кивнул, разломал ее пополам и какое-то время мы молча грызли их.

Потом до меня дошло кое-что...

– Маттиас! – воскликнул я, – это же мореное железное дерево! Мы стальные пилы тупим об него! Как?!! Как ты смог сломать его просто лапами?!!

Он вздохнул:

– Фил! Ну, хоть сейчас-то не начинай все заново!

Я смутился и где-то даже покраснел. Может быть... а может, и нет.

– Должен же я был попытаться.

– Обещаю, когда-нибудь, я поделюсь с тобой всем, чем смогу, – хмыкнув, сказал крыс.

– А сможешь ты, увы, немного... – хмыкнув точно так же, сказал уже я.

Какое-то время мы опять молча сидели в углу, грызя деревяшки, но в этот раз заговорил Мэтт:

– Фил... – он несколько мгновений колебался, как будто не решаясь, но потом все же договорил: – Как ты с этим справляешься?

– С чем? С моим кроличьим обликом? Да вроде привык как-то... У тебя проблемы с твоей крысиной шкурой?

– Что? – удивился он. – Нет, не с этим. Как ты справляешься с тем, что ты убийца? С кровью на твоих лапах?

– Ах вот как... – действительно, кое-что начало проясняться. – Мэтт, я убивал сам, убивали по моему приказу, я становился прямо или косвенно причиной смерти... не приказывая, но выбирая цели... Крови на моих лапах целые реки. Но тебе я скажу так: я не убийца.

– Скажи это мертвым!

Вздохнув, я погрыз еще немного, потом отложив деревяшку в сторону, откинулся назад, улегшись на прелой, вонючей... а, да ладно, какая есть.– Я не беспокоюсь о мертвых, Мэтт. Они мертвы, и все на этом. Я думаю о живых.

Тишина.

– Хочешь услышать настоящую историю, друг мой? Мы делились множеством рассказов, друг с другом, но кажется, среди них было мало правдивых.

Я принял молчание за согласие.

– Я был совсем молодым огненным мастером, только-только вышедшим из стен академии. На старом патрульном коры... корабле, мы патрулировали прибрежные районы, в поисках пиратов. Далеко-далеко на юго-западе. Там, за линией экватора, за двумя океанами спит беспокойным сном город Карум. Город, чьи золотые рудники бездонны и чьи жители никогда не знают мира.

В те времена, между сменами местных царьков проходило всего пять-шесть месяцев. Хорошо если год. И так десятилетие за десятилетием. Золото, неистощимые, бездонные золотоносные жилы сводили людей с ума, и поток желающих занять кресло с высокой спинкой не ослабевал.

И как это часто бывает, временщики, пришедшие во власть на час, на день, на месяц, спешили урвать себе любыми путями. Стремились взять поболее, истратив поменее... Как результат, однажды произошел... бунт. Причем не пара разбитых окон и десяток перевернутых прилавков, нет, то были масштабные, действительно массовые беспорядки. Тогдашний король заперся за стенами дворца, а мы... мы должны были войти в порт и вывезти наше торговое посольство с семьями.