Текст книги "Ночная охота"

Автор книги: Чарльз Керк Монро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Глава пятая
в которой Гвайнард догадывается о сущности вампира-мага, потом случаются
большой пожар и маленький бунт, а Ночные стражи неожиданно становятся свидетелями весьма необычной церемонии.

– Нет слов, достойнейшие месьоры… Это невероятно, непостижимо! Вам хватило всего двух дней, чтобы найти и уничтожить упыря! Если вы беспокоитесь по поводу оплаты, то совершенно напрасно – уверяю вас, я никогда не бросаю слов на ветер. Обещанную награду получите немедля. Золотом, слитками или векселем?

– Вельможный, о награде пока говорить преждевременно…

– Почему? Вы убили тварь, принесли доказательства. Я тотчас распоряжусь! Господин каштелян!..

– Я же сказал, сударь – преждевременно. Нам необходимо поговорить с глазу на глаз, светлейший эрл.

– Если вы просите, господа… Месьор Алистер, почтенные старосты, выйдите из кабинета. Дождитесь нас в тронной зале, вечером устроим пир в честь Ночных стражей! Кстати, почему в замок не явились ваши соратники? Надеюсь, они… не пострадали?

Вельможный эрл Алаш Ронин зря беспокоился. Никто из отряда Гвайнарда не был ранен, если не считать случайно оступившуюся Асгерд. Впрочем, она почти не хромала и на боль в стопе не жаловалась. Упоминать о гибели Малыша пред ликом светлейшего пока было рановато. Поначалу следовало рассказать о подробностях охоты на каттакана.

В Ронинскую крепость отправились только Конан и Гвай. После убиения дикого упыря и краткого расследования гибели тяжеловоза-боссонца вся компания вернулась на хутор, собралась в дорогу и уже во второй половине дня прибыла в главный поселок княжества. Один Эйнар ехать отказался, сообщив, что направится в соседнюю деревню, искать владельца Журавлиного хутора с семейством – кметов следовало допросить с пристрастием. Может быть, их рассказ даст некоторые зацепки для поисков бруксы.

Асгерд оставили в таверне «Свинья и котел», разбираться с вещами и вылавливать последние сплетни – нечего ей ноги ломать на козлиной тропке, ведущей в замок! Киммериец и Гвай сами отлично справятся.

Эрл Алаш принял охотников незамедлительно, пускай в кабинете вельможного и собрались старосты деревенских общин – обсуждали виды на урожай, нововведенные герцогом налоги и, конечно, перемывали косточки упырю. Когда варвар с невозмутимой торжественностью вынул из холщового мешка прихваченный в качестве трофея обгоревший череп каттакана, и водрузил на стол его светлости, почтенные старцы затихли. Алаш Ронин молча взял мертвую голову упыря, провел пальцем по тройному ряду зубов на нижней челюсти (въедливый Гвай по дороге с хутора насчитал по восемьдесят два конических зуба в каждом ряду), осторожно положил череп обратно и только руками развел. Сказал:

– Осенью поеду в Немедийскую столицу, отвезу голову ученым мужам Бельверуса. Никто ведь не верит, что каттаканы существуют на самом деле! Митра Блистательный, наконец-то мы избавлены от этой напасти! Не знаю, как и благодарить вас, господа…

Тогда Гвай впервые дал понять, что благодарить рановато. Дело сделано лишь наполовину.

– Что-то случилось? – вопросил Ронин, когда двери кабинета закрылись и эрл остался наедине с Дербниками. – Не вижу радости на ваших лицах, месьоры. Ведь каттакан погиб?

– Погиб, конечно, – холодно подтвердил Гвай. – А радоваться пока нечему. Вельможный, каттакан виновен лишь в ничтожно малой части убийств, что происходили за последнее время в твоих владениях.

– Простите? – наклонился над столом эрл Алаш. – Я, наверное, плохо расслышал? Кто, кроме упыря может с такой невероятной жестокостью расправляться с людьми, пить кровь и утаскивать жертвы в свое логовище? Мое фамильное проклятие? Невозможно! Триголов, охотится лишь за мной самим, и затем будет нападать на мою супругу и моих детей. Другие люди ронинского пса не волнуют, он просто пугает их до полусмерти, но никогда не трогает…

– Светлейший, тебе когда-нибудь рассказывали о бруксах? Вампирах —магах? Людях, несущих на себе черное проклятие с самого рождения?

– Н-нет, – запнувшись, ответил эрл. – Краем уха слышал невнятные сказки, но не более.

– Проклятие может быть наведено колдуном, или возникнуть само по себе. Как именно? Изначально проклятым может оказаться ребенок, рожденный при кровосмесительном браке, зачатый от воплощенного демона-инкуба и женщины-человека, произведенный на свет ведьмой, знающейся с нечистой силой… Тогда незримый злой дух начинает постепенно овладевать личностью и однажды замещает собой человеческую сущность.

Гвай кратко и доходчиво объяснил светлейшему все, что недавно рассказывал Конану. Брукса, носферат, кяур – с этими, прежде непонятными, наименованиями киммериец почти свыкся. Как и со многими другими.

Что такое кальконикс? Верно, небольшая тварь похожая на россомаху, живое существо, обладающее слабенькими магическими способностями и пьющее кровь диких животных. По большому счету, тоже вампир. А кто такие бальбериты? Ничего особенного: здоровенные кровососущие насекомые с зачатками разума – сохранились с таких незапамятных времен, что незнамо сколько отживший на свете Эйнар не знает, когда и как они появились в Средней сфере. Броллайхэн утверждал, что бальберитов наверняка создал знаменитый бог Полуночи, Рота-Всадник, большой любитель поглумиться над тварным миром.

А еще встречаются гнорм, магрика, парх и так далее, почти до бесконечности. Гвайнард полагал, что в Хайбории обитает не менее семидесяти видов живых и демонических тварей, предпочитающих теплую кровь всем другим блюдам. И у каждого вампира есть собственное наименование, свои привычки и особенности поведения, отличные от других повадки и правила охоты, о которых обязан помнить любой Ночной страж.

– Ничего не скажу, обрадовали, – вельможный, выслушав предводителя Дербников, вновь приобрел горестно-испуганный вид. – Значит, брукса? Вампир-человек, с помощью магии подчинивший каттакана?

– Именно. Тварь решила, что если простецы накрепко уверуют в виновность каттакана, она останется вне подозрений. Предполагаю, что Брукса направляла действия упыря, показывала ему, где можно разжиться легкой добычей, а затем, после нападения каттакана, атаковала сама. Все спишется на неразумного лесного вампира. Именно брукса убила нашего коня… От злости, что мы лишаем ее такого замечательного, пусть и невольного, союзника. А когда увидела месьора Эйнара – сбежала. Эйнар владеет магией, связываться с ним опасно даже для бруксы.

– Я компенсирую вам стоимость лошади, – очень невпопад сказал Алаш Ронин, чем вызвал у Гвая приступ тихой ярости:

– Я не прошу денег, вельможный! – сквозь зубы процедил Гвай. – Малыша будет трудно заменить – мы обучали его два года, конь был таким же бойцом отряда, как и все прочие… Я требую помощи! Если ты решил, что, наняв Дербников и месьора Рэля, сможешь остаться в стороне – значит, глубоко ошибался. Теперь мы все, от дворян до неграмотных кметов, обязаны начать поиски. Все и каждый, понимаешь? Иначе, через два-три года единственным твоим подданным будет числиться ронинский пес. Это не простая брукса – человек одержим редкостно кровожадным демоном, которому постоянно требуются новые и новые жертвы. Демоном, который не боится творить заклинания Бездны под полуденным солнцем, когда почти любая черная магия исчезает… Перед нами враг, куда более опасный, чем сотня каттаканов!

– Я выполню все, что попросят Ночные стражи, – с внезапной твердостью сказал эрл Ронин.

– Любой ваш приказ, касающийся поимки бруксы, будет законом для меня и моих подданных. Слово дворянина. Говорите.

– Немедленно доставить в замок деревенских шаманов и знахарей, – тотчас распорядился Гвай. – Собрать всех, до единого. Далее. Выяснить, кто из чужеземцев приехал в Ронинские владения после третьей весенней луны, когда начались убийства, и кто остался здесь жить. Ставлю тысячу ауреев к одному – мы охотимся не на местного жителя. Дружине настрого приказать задерживать любых подозрительных незнакомцев, и мужчин итженщин. Остальное я расскажу завтра.

– Я непременно выполню все рекомендации, – примирительным тоном ответил светлейший. – Можете на меня положиться. Идите.

– Еще два важных совета, – Гвайнард обернулся с порога кабинета. – Отмени намеченный пир. Нечего сейчас праздновать… И никому не говори о том, что сейчас услышал. Вообще никому. Ни собственному жрецу, ни Каштеляну, ни командиру стражи. Ясно?

– Более чем. И… Спасибо вам, господа.

* * *

Полуночные посиделки с Рэльгонном, по складывающейся традиции, устроили на сеновале постоялого двора. Во-первых, никто не подслушает, во —вторых, здесь прохладно – лето стоит знойное, ночами жарко, а в доме и вовсе не продохнуть.

Гвай категорически запретил говорить простым ронинцам про убиение каттакана. Нападения упыря наверняка будут продолжаться, а для Ночных стражей нет ничего страшнее испорченной репутации. Как же так: сказали, будто тварь истреблена, а зубастая чуда снова перекусала полдеревни! Нехорошо-о…

– На поимку бруксы у нас не более двух суток, – втолковывал Гвайнард. – Старейшины поселков видели череп каттакана, они обязательно расскажут домашним и друзьям, послезавтра вся округа будет в курсе нашего сомнительного подвига. А вскоре появятся новые жертвы. Народ здесь простой – не посмотрят на былые заслуги, обмажут медом и посадят на муравейник. Чтоб другие не обманывали! Готов выслушать мнения и соображения.

– Никаких соображений, – уныло отозвался Эйнар, приехавший в поселок к закату. – Мы почти ничего не знаем. Хозяева Журавлиного хутора подтвердили, что их работники погибли утром, на дворе. Старик проснулся от короткого вскрика и сразу пошел взглянуть, что случилось. Зацепка прежняя: дед утверждает, будто краем глаза заметил женский силуэт у кромки леса, но решил, что привиделось. А я эту тварь видел на расстоянии десяти шагов! Эх, лицо не рассмотрел!

… История Эйнара звучала чистейшим вымыслом и потому броллайхэн поверили все, сразу и безоговорочно. Когда варвар и Гвай возились с каттаканом в пещере, Эйнар бросился к тяжеловозу – если конь сам не догадался о намерениях хозяев, его следует подтолкнуть. Грузный, но быстрый боссонец моментом выволок бы упыря на солнце.

Вначале Эйнар удивился отсутствию Малыша, обязанного стоять на месте, и только увидев разорванное кожаное ярмо-ошейник и капли крови на траве, уяснил: произошло нечто непредвиденное и очень скверное. Пользуясь чутьем духа природы, побежал искать.

И нашел.

Мертвый тяжеловоз лежал за деревьями, а над трупом коня возвышалась неизвестная девица в сине-черном туранском облачении и платке, закрывающем нижнюю часть лица. Только глаза были видны – Эйнар утверждал, что среди бела дня они отливали багровым. Заметив броллайхэн, опасная незнакомка с царственным спокойствием отошла в сторону, ударила по Эйнару ослепляющим заклинанием, которое он едва успел отвести, построила самый настоящий портал в виде пылающего темным огнем кольца и была такова. Запустить ей вдогонку свое заклинание Эйнар не успел. Потом броллайхэн сказал, что заклятье упырицы весьма чувствительно его задело – ненадолго оглушило.

Оглушить воплощенного духа природы?.. Тут, знаете ли, нужно владеть сильнейшей черной магией!

Мертвого тяжеловоза Конан видел своими глазами. Разгневанная действиями охотников, брукса располосовала могучую шею лошади когтями, выцарапала глаза и почти оторвала голову. Данхан тоже был найден убитым, неподалеку от пещеры… Гвай разъяренно орал, что самолично отправит гнусного демона в Черную Бездну и никакие силы, что сверхъестественные, что человеческие, ему не помешают!

Таких вывертов он не спустит никому: одно дело, убивать людей, и совсем другое – выместить злобу на беззащитном животном и маленьком лесном карлике!

Когда предводитель немного успокоился и обдумал случившееся, встали несколько животрепещущих вопросов. Откуда в Ронине, находящемся в сотнях лиг от Аграпура, объявилась женщина в туранском платье? Почему она может использовать черную магию в полдень? Как она следила за Ночными стражами? Почему испугалась напасть на самих охотников?

На последний вопрос дал ответ Рэльгонн, вновь усевшийся на потолочную балку сеновала:

– Ничего удивительного, друзья мои. Эйнар и ваш покорнейший слуга владеем сильным, заложенным от природы, волшебством. А действия бруксы направляет демон, которым она одержима – он диктует ей заклинания, которые человек не всегда понимает, может перепутать или ошибиться. Днем черная магия так или иначе слабеет, со мной и броллайхэн брукса не смогла бы управиться. Предпочла более простой путь – показала, что знает о наших намерениях. И столь варварским манером предупредила: уходите с дороги, или ждите смерти.

– Любопытно, а женщина осознает, что она вампир? – поинтересовался Конан. – Помнит о своих проделках?

– К сожалению, да, – вздохнул Эйнар. – Насколько можно судить по поведению бруксы, ее человеческая сущность получает удовлетворение от убийств – она вызвала своего демона днем, в крайне неподходящее время, только бы нам насолить! Тварюга ощутила сладость власти над смертными, которую дает ей магия. Наслаждается силой и безнаказанностью. Она никогда не остановится. Опьянение властью – опасная болезнь. И неизлечимая.

– Вполне излечимая, – бросила Асгерд и погладила рукоять клинка. – Лекарством от нее владеет каждый из нас. Требуется лишь отыскать больного. Полечим.

– Подведем итоги, – скрипучим и огорченным голосом сказал Рэльгонн. – Что мы знаем? Бруксой является женщина, вероятно, молодая. Живет неподалеку, в Ронине – вряд ли какая-нибудь наложница императора Илдиза, владеющая черным колдовством, будет специально строить порталы из Аграпура на Полночь Бритунии, чтобы вволю попить кровушки. Звучит абсурдно… Кстати, Эйнар, если ты находился рядом с порталом, то мог заметить, что находилось по другую его сторону! Вспомни! В огненном кольце наверняка было видно место, куда ушла брукса! Предметы обстановки, пейзаж, возможно, другие люди?

– Точно, как же я сразу не сообразил?.. – броллайхэн, нахмурившись, коснулся пальцами лба. – Проклятая стерва швырнула в меня заклятье слепоты, едва отбился, но я точно видел каменную кладку за порталом… Какое –то темное помещение. Камни большие, плохо обтесанные – гранит или базальт.

– Каменная кладка? – вскинулся Гвай. Замер на пару мгновений, словно осознавал поразившую его мысль. – Демоны зеленые, все сходится!

– Что – «сходится»? – дружным хором спросили Конан и Асгерд. Рудненский упырь молчал, дожидался объяснений.

Гвайнард замолчал и обвел взглядом соратников. В его глазах вспыхнул азартный огонек. Или командир отряда догадался, как найти бруксу, или наблюдательный Конан плохо разбирался в людях…

– Кажется, я знаю, где вампир зарыт, – чуть срывающимся голосом произнес Гвай. – Однако, пока не получу веских доказательств, говорить не стану – ошибка будет стоить слишком дорого каждому из нас. Рэльгонн, пойдем на двор, подышим свежим воздухом.

– Какая таинственность, с ума сойти, – проворчала Асгерд, когда упырь и Гвайнард вышли из сарая. – Почему бы не сказать по-человечески? Он перестал нам доверять? Больше надеется на каттакана, чем на старых друзей?

– Чепуху говоришь, – отмахнулся Эйнар. – Не ревнуй Гвая к упырям – не такой он человек, чтобы секретничать попусту.

– Знаю. Не обращай внимания, это я от усталости. И все-таки, что придумал наш бравый командир?

– Со временем все узнаем, – здраво предположил Конан. – Давайте отдыхать. Похоже, у Гвайнарда с Рэльгонном будет долгий разговор.

Киммериец ошибся. Предводитель лихой ватаги появился очень скоро, залез наверх, молча укутался в тонкий плащ и закрыл глаза. Не хочет рассказывать – и не надо, его никто не принуждает.

Засыпая, Конан вспомнил последние слова Гвайнарда: «Ошибка будет стоить слишком дорого каждому из нас».

Варвар уже перешел грань сна и яви, когда в голове белым факелом вспыхнула единственно правильная догадка, однако навалившийся темной грозовой тучей сон, переборол здравую мысль, каковая сразу позабылась.

Конан не почувствовал, как под утро снова явился Рэльгонн – возник из небытия рядом с мягкой лежанкой Ночных стражей. О чем Гвай шептался с упырем, не слышал никто.

Хозяин Рудны задержался почти до рассвета – требовалось обсудить множество подробностей грядущей облавы на бруксу.

* * *

Утреннее настроение Гвайнарда изрядно подивило всю компанию. Доблестный охотник беззаботно насвистывал, шутил, улыбался и заказал хозяину «Свиньи и котла» роскошный обед. Потом за свой счет выставил десяток кружек эля заглянувшим в таверну ронинцам, не исключая здоровяка Арта, которого побил в самый первый день. Арт, преодолев робость, немедля принялся напрашиваться в отряд – дома ему, понимаете, скучно, то ли дело ходить вместе с Дербниками! И денежно, и приключений вдоволь. Еле отговорили, застращав леденящими кровь байками из жизни Ночных стражей – наполовину придуманными, наполовину истинными.

У Асгерд и Эйнара глаза на лоб полезли, когда Гвай во всеуслышание объявил, что теперь в Ронине можно жить спокойно – кончилось, мол, упыриное время. Никто отныне о вампире и не услышит!

– Спятил? – шикнула Асгерд, толкнув Гвая локтем. – Вчера ты говорил прямо противоположное! Слухи не распространять, язык за зубами, и, вообще, брукса почти неуловима… Ты как хочешь, а я сидеть на муравейнике не собираюсь!

– Брукса вполне уловима, – Гвай ободряюще похлопал девушку по плечу. – К вечеру будьте готовы. Я побежал в замок – надо обязательно переговорить с вельможным. Господину Алашу Ронину тоже предстоит нелегкий денек. И малоприятная ночь. Ничего, выдержит, главное уберечь молодого эрла от трехголовой псины…

– Мне с тобой пойти? – спросил Конан.

– Не надо, отдыхай. С ронинскими знахарями и шаманами сам поговорю. Сделаю умное лицо, выслушаю, и отпущу с миром. Эта братия шарлатанов нам не потребуется – сами упырицу одолеем.

Напевая малоприличную песенку о короле и пастушке, встретившихся на знойном лугу, Гвай вышел с постоялого двора и легко зашагал к замку. Асгерд, проводив его взглядом, скорбно вздохнула:

– Давненько не видела нашего отца-командира в эдаком легкомысленном расположении духа. Не к добру это, попомните мои слова.

– Разве? – вздернул брови Конан. – Человек нашел разгадку тайны ронинского упыря, вот и радуется!

– Гвай веселится так непринужденно, только когда задумает некую особенно изощренную гадость, – сказал Эйнар. – Не завидую бруксе. Зубастая тварь проняла Гвайнарда до самых печенок, бросила ему вызов, чего делать совершенно не следовало! Теперь он жаждет оправдать свое прозвище – Один Удар. Остается этот удар тщательно подготовить. Спорю на свою награду за нынешний поход – к ночи все будет кончено.

– Сглазить не боишься, пустомеля? – оборвала оптимистично настроенного броллайхэн нордхеймская воительница. – Дело будет непростое. Предпочитаю держаться в стороне от черной магии – обычных чудовищ не боюсь, но вот колдовство мне не по нутру. Думаешь, брукса сама кинется в наши объятия? Имею повод в том сомневаться. Кроме того, подобное исцеляется подобным – против черного колдовства надо использовать такое же колдовство. А никто из нас магией Бездны не владеет.

– Хоть Тот-Амона нанимай, – кивнул варвар. – Настоящий знаток. Говорят, с самим Сетом Змееногом знается.

У киммерийца были свои догадки насчет бруксы, но Конан предпочел оставить их при себе. Чересчур невероятной казалась мысль. Хотя, всякое бывает – мир, как неоднократно замечалось, многогранен и сложен. Но каким, интересно, образом Гвай собирается уничтожить одержимую демоном упырицу?

Асгерд верно заметила – самым действенным оружием против черной магии является именно черная магия! А в окружающей реальности пока не видать ни подходящего колдуна, ни знакомого демона, которого можно было бы дружески попросить о помощи.

Рэльгонн и Эйнар не в счет. Дух природы и каттакан используют волшебство, близкое к магии Равновесия – оно не черное и не белое. Защитить соратников эти двое сумеют неплохо, однако уничтожить носителя мощи Черной Бездны для Эйнара и рудненского упыря будет крайне тяжело, почти невозможно.

Отговорившись скукой и желанием развеяться, Конан щелкнул пряжкой перевязи меча (ходить без оружия в пределах Ронина варвар зарекся после ночной встречи с Триголовом) и отправился на прогулку.

Поселок жил своей немудрящей жизнью – шумел маленький рынок, лавки бочаров, ткачей и шорников открыты, местные с почтением раскланиваются с Ночным стражем: весть о том, что упырю наконец-то снесли башку, расползлась по Ронину с невероятной быстротой.

Конан заглянул в караулку, стоявшую около ворот деревни – потертые дружинники вельможного эрла вовсю обсуждали недавние события и сразу набросились на киммерийца с вопросами.

Где жил упырь, как выглядел, как его убили, не покусал ли кого из Стражей?.. Варвар рассказал, что мог, пытаясь не раскрывать маленьких тайн ремесла.

– А у нас сплошные бедствия, – пожалобился Конану молодой десятник. – Дружинных по ночам стоять на воротах никакими зуботычинами не заставишь – псину ихней светлости до дрожи в коленях пугаются. Старые люди говорят, будто Триголов в прежние лета только по трясинам бегал, к людскому жилью не подходил. Теперь, гад, каждую ночь по деревне шастает, будто тянет его сюда что-то! Видел тут его намедни – зубастый, страсть!

– Пес простых людей не трогает, – напомнил Конан. – Он, видать, вельможным эрлом закусить хочет.

– Откуда знать, что у демона на уме? – философски заметил десятник. – Сегодня не тронул, а завтра проголодается и так тронет, что потом костей не найдешь, на жальник отнести. Скверные дела, господин охотник.

Конан призадумался. Действительно, странно – проклятие Ронинов почти два века разгуливало на болотах, а теперь вдруг решило поближе познакомиться с жизнью подданных эрла Алаша! Откуда такое неестественное любопытство?

– Давно псина в деревню зачастила? – спросил киммериец.

– Как весна кончилась. Что ни вечер – люди ставни и двери наглухо запирают. Правда, Триголов в упырьих повадках не замечен, что демону похвально. В дома не ломится, скотину не портит. Просто бегает по улицам, да на замок вельможного глазеет. А наверх забраться никак, – такое чудищу никак непозволительно. Если зверюга господина Алаша под открытым небом поймает – тут светлейшему, конечно же, каюк… Под крышу псина не залазит, нельзя.

Варвар выделил в сбивчивой речи десятника ключевые слова: фамильное проклятие эрла постоянно приходит в деревню с конца весны. Надо думать, учуяло конкурента – внезапно объявившуюся в Ронине постороннюю нечисть. Это снова подтвердило смутные подозрения, вертевшиеся в голове киммерийца. Так, интересно…

Договорить не позволили. В караулку вломился дружинный в ржавом шишаке и обтрепанной стеганке, попросил у десятника дозволения обратиться к Ночному стражу, и протянул Конану сложенный вчетверо пергаментный лист.

– Передать приказано, сударь!

– Кем приказано? – киммериец взял депешу и внезапно ощутил, как пальцы кольнуло холодом.

– Так, девка одна… Приезжая, не наша. Сказала господам охотникам вручить.

– Девка?! – Конана подбросило. – Где она? Какова из себя?

– Сказал же, приезжая. Раньше не видел. Ушла давно. Я ее возле рынка встретил. За услугу целый аурей дала!

Дружинный произнес последние слова с надеждой, что и Дербник тоже расщедрится на награду.

Конан развернул пергамент и присвистнул. Ничего не скажешь, одержимая упырица является большой любительницей шутовских эффектов. Никакого чувства вкуса!

Огромными буквами, свежей кровью, на листе было выведено единственное слово: «Убирайтесь».

* * *

– Быстренько всем помыться, почиститься, надеть чистые рубахи! Асгерд, переоденься в платье, иначе жрецы тебя не поймут – женщина в штанах нарушает исконное отеческое благочиние!

Асгерд и Эйнар непонимающе переглянулись, Конан закашлялся и едва не облился пивом. Похоже, Гвай слегка перетрудился. С чего вдруг предводитель затеял никчемный маскарад? И зачем Ночной страже понадобились какие –то жрецы?

– Вельможный сегодня женится, – выдал Гвайнард очередную поразительную новость. – Принял решение сразу после беседы со мной. Не исключено, что Алаш Ронин грядущую ночь не переживет, и мне пришлось настоять, чтобы эрл оставил наследницу. Невеста, графиня Ольборг, удивилась такому невообразимому нарушению древних обычаев, но согласилась – ничего не поделаешь, все повергнуты в трепет выходками бруксы! Церемония назначена на седьмой полуденный колокол. Нас пригласили в качестве гостей и охраны одновременно. Митрианская часовня находится под самой скалой, на окраине деревни. Конан, побрейся, а то зарос до самых глаз!

– Мне кажется, – очень осторожно проговорила Асгерд, – что устраивать личную жизнь светлейшего несколько не ко времени. Других забот полон рот. Надо упырицу искать, благо нас она уже нашла!

Девушка указала на валявшуюся перед ней депешу. Гвай взял лист, прочитал, и бросил обратно.

– Пугает… Значит, сама боится! Откуда письмо?

Конан рассказал. Якобы, девицу в туранском облачении дружинник видел около рынка. Не задержал, конечно.

– Попробуй, задержи такую… – фыркнула Асгерд. – От листика, между прочим, магией попахивает. Берешь в руку, становится холодно.

– Ну, с такой магией мы расправимся запросто, – Гвай забрал пергамент, скомкал и швырнул в открытый очаг. – Видите, ничего особ… Проклятье!..

Вначале листик зарделся язычками зеленого пламени, а потом началось нечто невообразимое. Круглый, выложенный булыжниками очаг, разнесло в мелкую и крупную пыль – свистнули каменные осколки, вспыхнувший розовый огненный шар расплескал вокруг тысячи искр. Тугая волна горячего воздуха опрокинула стол, за которым устроились охотники – это спасло жизнь всей честной компании: толстые доски столешницы приняли на себя удар раскаленного камня и углей.

К потолку поднялся столб ярко-желтого пламени, вспыхнула солома на полу. Хозяина «Свиньи и котла» убило на месте вкупе с двумя служками. Еще десяток посетителей оказались ранены, те, кто пострадал меньше других, в панике бросились к выходу.

В свою бытность королевским корсаром Зингары, Конан несколько раз горел на корабле и отлично знал, что с места пожара надо как можно быстрее уносить ноги, иначе погибнешь. Ревущее пламя очень быстро отделило Ночных стражей от двери, и варвар, не долго думая, высадил деревянной скамейкой раму узкого окна. Первой в проем отправили Асгерд, потом кубарем вывалился Эйнар, за ним – Гвай. Киммериец, уже начиная задыхаться, едва протиснулся в окно и отбежал подальше. Постоялый двор вовсю полыхал.

– Лошадей из конюшни вывести! – рявкнул Гвайнард. – Конан, за мной! Вытащим вещи с сеновала! Боги, мы же всю деревню спалим! Никогда себе этого не прощу!

Варвар тоже был уверен, что Ронину пришел вполне закономерный карачун – длинное здание «Свиньи и котла» построено в самой середине поселка, примыкает к близлежащим дворам, искры начнут падать на высушенные солнцем соломенные крыши деревянных домов, которые незамедлительно вспыхнут… К вечеру деревня превратится в огромное пепелище. Воды здесь маловато, рядом нет речки или озера, придется использовать колодцы, которые отнюдь не являются неисчерпаемыми. Удружила брукса, ничего не скажешь! И Гвай хорош – не догадался, что письмецо может быть с подковыркой!

Конан, тащивший мешки со скарбом Ночных стражей, едва не разорался в голос, увидев бездельничавшего Эйнара. Броллайхэн, предоставив Асгерд заботу о лошадях, (стены конюшни уже начинали тлеть, а сама таверна превратилась в гигантский факел) попросту стоял посреди двора, не обращая внимания на жар и жгучие искры. Задрал голову к небу, губы шевелятся, будто молитву читает.

– Чего остановился? – взвыл Конан, но Эйнар в сторону киммерийца и не посмотрел. Варвар сплюнул, и поволок вещи на улицу. К постоялому двору уже сбегались жители Ронина, помогать в тушении пожара.

Солнечный свет померк – киммериец был уверен, что светило заслоняет столб дыма, поднимающийся от пожарища. И только когда за шиворот попали крупные холодные капли, Конан взглянул наверх.

– Невероятно… – выдавил Конан. – Гвай, что это такое?

– Дождь, – коротко ответил запыхавшийся Гвайнард. – Работа Эйнара. Духи природы способны наводить бурю, разгонять облака и все такое прочее… Магия броллайхэн. Очень нужное умение! Особенно сегодня.

Черно-серая пухлая туча образовалась внезапно, из редких белоснежных облачков. Воздух распорола слепящая молния, ударив во флагшток, красовавшийся над замком эрлов; громыхнуло так, что Конан с трудом устоял на ногах. Варвару нравились грозы – было в этом явлении нечто величественное и прекрасное, но сейчас гроза, обычно продолжающаяся довольно долго, будто спрессовалась в краткое время, уложив проблески сотен молний и жутчайший ливень, более походивший на водопад.

Сплошная стена дождевых капель. Глинистый проезд, ведущий к воротам Ронина, обратился в вязкое болото. Водяные струи больно ударяли по плечам и голове – Конану пришлось закрыть лицо ладонью. От слитного рева дождя и грома закладывало уши. Сильно воняло гарью, но запах постепенно исчезал – дым уносило холодным ветром.

Буря прекратилась столь же неожиданно, как и началась. Небо прояснилось, выглянуло солнце, а несколько десятков сбежавшихся к таверне ронинцев и маленький отряд Ночных стражей оказались перед грудой обгоревших, дымящихся бревен. Эйнар, увы, опоздал – единственный постоялый двор поселения Ронин сгорел дотла, хотя большая часть хозяйственных пристроек уцелела. Надрывно мычали коровы, почуявшие беду – их не успели вывести из хлева.

Конан провел ладонью по мокрым волосам. Сказал, дернув Гвайнарда, за насквозь пропитанный водой рукав рубахи:

– Вот и помылись. Ты, кажется, хотел, чтобы мы прибыли на свадьбу вельможного эрла чистенькими? Дашь время хорошенько побриться?

– Ты неисправим, – Гвай попытался вытереть ладонью лицо. – А насчет бороду сбрить?.. Попозже. Не исключено, что сейчас нас побьют. Ногами, в лицо, и, не снимая, сапог. Видишь того парня? У которого одежда в крови? Даю руку на отсечение, упырица приготовила нам сюрприз!..

* * *

– …Сами подумайте, какой упырь вылезет из укрывища посреди ясного дня? Поглядите на небо! Это солнце или луна?

– Ты, парень, людям зубы не заговаривай! Сам сходи и погляди! Чуда на наших глазах двоих мужиков зажрала, четверых поранила! Кто хвалился, будто упыря завалил? Теперь наново убивай кровопивицу! Иначе из Ронина не отпустим, пока вас всех тварь не слопает!

– Верно! Правильно говоришь! А еще лучше, взять всех четверых, да возле болот на ночь к столбам привязать – если не упырь, так хоть Триголов полакомится! Расплодили нечисти, шагу ступить нельзя!