Текст книги "Инь-Ян. Китайское искусство любви"

Автор книги: Чарльз Хьюмана

Дж. Дулитл (1867)».

В большей степени относилось к продлению наслаждения внимание китайцев к самим половым органам. Считалось, что их свойства отражают жизнеспособность и потенцию людей, характер, силу их Ян или Инь и даже возможную продолжительность жизни. Эти приметы сексуального состояния были предметом детального обсуждения и анализа; поскольку религиозные убеждения и уверенность в своих физических данных очень способствуют эффективности применения возбуждающих составов, они не останутся без внимания в этой главе. Следующие отрывки взяты из беседы Желтого императора и Девы-ведуньи, а исследование пениса и вульвы, часть 6 «Су той цзин», имеет заголовок вечно актуальный: «О большом и маленьком, длинном и коротком».

Желтый император: Почему Наибольшая Драгоценность мужчины бывает столь разных размеров и жизнеспособности?

Дева-ведунья: Различие Драгоценностей – часть великого разнообразия творения. Если отличаются головы и тела, почему бы не различаться частям этого разнообразия? Некоторые мужчины высоки, некоторые низки, некоторые сильны, некоторые слабы. Так же и с их Орудием Битвы: некоторые грозные и агрессивные, а некоторые маленькие и робкие, некоторые выглядят яростными, а некоторые кроткими. Но важнее всего, каковы они в деле.

Желтый император: Влияет ли различие размеров и жизнеспособности на наслаждение, получаемое от мужчины во время сношения?

Дева-ведунья: Это чисто внешние различия. Настоящее наслаждение – это внутреннее удовлетворение и достижение гармонии в Окончании. Мужчина и женщина способствуют этому своей любовью и уважением друг к другу, они продвигаются по этому пути своим желанием друг друга и достигают этого страстью друг к другу.

Желтый император: Каковы разновидности твердого и мягкого?

Дева-ведунья: Длинный член, если он не совсем тверд, менее способен удовлетворить, чем член короткий, но твердый, как железо. Короткий, очень твердый член, но грубый и неразборчивый в работе, менее способен удовлетворить, чем применяемый более опытно и осторожно. Как и всюду, здесь нужна Золотая Середина.

Желтый император: Правда ли, что правильным лекарством маленький член можно увеличить, мягкий отвердить? И каковы следствия такого особого питания?

Дева-ведунья: Когда пара гармонична, а страсти равновелики, маленький и короткий будет становиться больше, мягкий и слабый станет сильнее. Гармония духа и страстей может поддержать мужчину в сотне половых актов с сотней женщин без риска или опасности для здоровья. Пища для мужской энергии исходит из сущности Инь, которую поглощает сущность Ян. Когда мужчины и женщины предаются друг другу, обмениваясь жидкостями своих тел и дышат друг другу в рот, это похоже на встречу воды и огня в таких равных условиях, когда никто никого не побеждает. Мужчина и женщина должны двигаться и сливаться в совокуплении, как волны и течения в морях, иметь каждый свой путь, но всегда оставаться частью великого потока Гармонии. Так они будут продолжать всю ночь, их драгоценные Сущности будут пребывать в сохранности и постоянно подпитываться, недуги будут излечиваться, и придет долголетие. Если эта Гармония не достигнута, то даже лекарства, полученные из Пяти Минералов, использование увеличивающих страсть средств или растений Яшмового Огня – ничто не сможет помочь. А как только Жизненные Сущности израсходованы или иссушены из-за чрезмерного использования или запущенности, никто не сможет их оживить.

Любопытство – или неистощимая жажда знаний – Желтого императора обращается затем на то, что он именует «состоянием зрелости пениса». Около пяти тысяч лет назад заботы мужчин мало, по-видимому, отличались от нынешних. Ответы Девы-ведуньи содержат следующие подразделения Состояния Зрелости по восходящей:

1) слабые поднимающие движения мужского органа, не достигающего полной длины;

2) пенис увеличенный, но не твердый по-настоящему – это указывает на неполное пробуждение силы Ян;

3) твердый, но еще не горячий и не пульсирующий – признак того, что сила Ян нуждается в крайнем возбуждении души;

4) когда он и горячий и твердый, а плотина, сдерживающая Жизненную Сущность, стоит прочно; если пенис достиг этого состояния, значит, все Четыре Состояния Зрелости пройдены.

Однако Желтый император не в меньшей мере интересуется и идеальной женщиной, ее физическим состоянием и реакциями, он спрашивает свою наставницу, почему Нефритовые Врата иногда смещены вперед, а бывают и точно посредине? И какое положение наилучшее для сношения?

Дева-ведунья: Пригодность и чувствительность вульвы зависят не только от ее расположения. Высоко ли она, низко или посредине – все это будет равно способствовать удовольствиям Цветущих Полей. Однако существуют различия, и о них я упомяну. Женщина с высоким влагалищем, смещенным вперед, более подходит для сношения в зимний период. Мужчина может оказаться над ней, как только они лягут в постель, укрыв спину вышитым одеялом. Он может наслаждаться, не слезая, с удобством для себя, а так как она будет согреваться его теплом, то и она не будет недовольна. Летом предпочтительнее женщина с низко расположенным влагалищем. Она может располагаться на прохладной мраморной плите в тени бамбука, лежа на боку, а мужчина может устроиться позади нее. Ее влагалище имеет идеальное положение для таких вариантов, для позы, именуемой «Разводить костер позади горы». Женщина для всех четырех времен года – та, чье влагалище находится посередине, тщательно изучив позы, она будет хороша в любви весной, летом, осенью и зимой.

Применение возбуждающих средств было излюбленным мотивом авторов ранних, да и более поздних китайских романов; обращение к ним позволяло исполниться всем желаниям, осуществиться всем надеждам. В романе «Цзинь, Пин, Мэй» неутомимый герой Симэнь Цин, всегда готовый доказать свою удивительную доблесть, встречает тибетского монаха; его интерес к этой колоритной личности быстро оборачивается возможностью увеличения его уже и без того обширных познаний в области лекарств.

Проходя через храм, Симэнь Цин задержался в той его части, что называлась Зал Созерцания. У стены стояло несколько кушеток, и на одной из них полулежал монах очень примечательной внешности. У него была голова свирепого леопарда, на лице печать измождения, глубоко посаженные глаза слепо таращились в пространство. Платье его было бежево-розового цвета, а на шляпе был гребень, напоминающий куриный. С подбородка свисала длинная борода. Этот человек – бог Лохань, решил Симэнь. Это сам Одноглазый Дракон.

Его потянуло к этому монаху как магнитом; когда он присмотрелся, то с удивлением увидел две длинные капли соплей, похожих на пару зеленоватых палочек, свешивавшихся из его ноздрей. Эта невнимательность к своей внешности только утвердила Симэнь Цина в мысли, что перед ним монах, обладающий необычайной энергией. Он взволнованно воскликнул:

– О святой человек, откуда ты? Как получилось, что ты зашел именно в этот храм?

Трижды прозвучал вопрос, прежде чем на него был дан ответ. Монах сел ровно, вытер нос своим широким рукавом и сказал:

– Зачем задавать такой бессмысленный вопрос? Важно ли, откуда я? Разве я не буду тем же человеком, откуда бы я ни был?

Он посмотрел на Симэнь Цина пронизывающим взглядом и, казалось, немного оттаял:

– Разве мое имя меняется во время путешествия? Разве оно изменится, если я буду оставаться на месте? Но раз уж ты спросил, откуда я пришел, позволь сообщить, что я с Тибета, из самой удаленной части сосновых лесов, покрывающих нижние склоны высочайших гор. Мой монастырь называется «Ветреный Двор Холодных Вершин».

– Но что привело тебя в мой смиренный край, о святейший?

– Я вступил в мир обычных людей, чтобы подарить им специальные лекарства и снадобья Холодных Вершин. Неуважаемый юный чиновник, болен ли ты чем-нибудь?

– Я всегда нуждаюсь в особо тонизирующих снадобьях, – признался Симэнь Цин, – нет ли у тебя чего-нибудь для восстановления ежедневного излияния моей Жизненной Сущности?

– Да, есть, – ответил монах. – Эта просьба встречается нередко.

– Если ты будешь так любезен пообедать со мной в моем скромном жилище, мы могли бы вернуться к этому вопросу.

– Откушать за твоим столом – честь для меня.

– Ну что ж, пойдем, – сказал Симэнь, скрывая свое нетерпение.

Монах из Тибета поднял свой железный посох и перекинул через плечо кожаный мешок с пакетами, банками, тыквенными бутылками с лекарствами. Когда они покинули Зал Созерцания, Симэнь Цин пригласил святого человека сесть на его коня, но монах отказался, сказав, что не видит причины менять свои собственные ноги на ноги животного. Тогда Симэнь приказал слуге сопровождать монаха, а сам повернул коня к главной дороге.

Когда он прибыл домой, то с удивлением обнаружил, что монах и слуга уже около дома.

– Почтенный святой, ты, должно быть, действительно Бог, если можешь путешествовать так быстро! – воскликнул Симэнь. – Однако давайте поднимемся в верхний зал.

Как только они вошли в библиотеку, слуги унесли их верхнюю одежду, и Симэнь потребовал свою шапочку ученого. Длиннобородый монах сурово оглядел зал, будто никогда не видел подобного места; Симэнь почтительно молчал. Стены были увешаны свитками с картинами, их бамбуковые рукояти были украшены яшмой и сердоликом, а занавес у входа был из такой замечательной пряжи, что материал назывался «шелк из усиков креветок». Ковры на полу были орнаментованы изображением львов и фениксов, стулья изысканных форм были выточены из произрастающего на юге черного дерева. Под поминальными табличками стояла мраморная столешница.

– Пьешь ли ты вино, уважаемый? – спросил наконец Симэнь Цин.

– Вино я пью, и мясо я ем, – сказал монах, будто признаваясь, что его самоотречение не распространяется на пищу.

Симэнь Цин сказал слуге, чтобы им подали не вегетарианскую, а обычную пищу. Был праздник рождения Великого Ли, и на кухне целый день готовили изысканные яства; скоро слуга вернулся и поднес кушанья хозяину и его гостю с Холодных Вершин Тибета.

– Давайте отведаем, – сказал Симэнь Цин учтиво. В течение часа грозный монах насыщался, не проронив ни слова. Он начал с четырех блюд, «сопровождающих вино»: тушеных рыбьих голов, остро приготовленной утки с соусом из винного осадка, очищенных от кожи цыплят на черепаховых яйцах, а также морского леща из Цзянсу. За этим последовали четыре блюда, «сопровождающих рис»: рубец ягненка, нашпигованный толченым грецким орехом и порошком из козьих рогов, слегка обжаренная змея из Аньхоя, хорошо прожаренное мясо быка с луком, долго варившиеся в «Море Космических ароматов» угри. Затем продолжил наслаждение тремя «острыми супами»: «Драконом, играющим двумя мячами», «Слезами принцессы Шан-Инь» и «Высшим проявлением Ян Верховного бога».

Почти после каждого глотка слуга наполнял сделанную в форме листа лотоса чашку монаха, вскрывая одну запечатанную красной глиной бутылку вина за другой. До того как монах откинулся на спинку стула, было открыто тридцать бутылочек.

– Бесчестно это перед святым обетом напиваться допьяна и наедаться досыта, – без особой уверенности пробормотал монах.

– Уберите все, – сказал Симэнь Цин слугам. Как только они остались одни, он разбудил задремавшего было гостя и спросил:

– Скажи мне, святой отец, про то лекарство, что будет постоянно обновлять Жизненную Сущность.

Просьба оживила монаха, он уселся ровнее и потянулся к своим кожаным сумкам.

– Эти пилюли были изготовлены Древними императорами и распространены Богиней Фей, – пояснил он низким голосом. – Мы, святые люди, обещали давать их только тем, кого считаем достойным такого могущества. Так как мой славный хозяин был столь великодушен, а его кухня столь великолепна, он, разумеется, достоин такого могущества.

Он перевернул одну из тыквенных бутылей с лекарствами и высыпал на стол кучку пилюль.

– Каждый раз бери не больше одной, иначе я не поручусь за их драконовую силу.

Монах отсчитал сотню таблеток, каждая размером с вишню, затем достал маленькую коробочку с красной мазью.

– Если почувствуешь слабость и головокружение, натри этим внутреннюю поверхность бедер. После ста втирающих движений слабость исчезнет.

Симэнь Цин был восхищен этими сведениями и грудой пилюль, которые обещали еще более великие победы в сражениях в спальне.

– Нельзя ли узнать, как эти лекарства подействуют на меня, о святой человек? – спросил он смиренно.

Довольно пьяная речь монаха сразу прояснилась, приятным голосом он пропел:

 
Пилюли мои – золотые яички,
А цвет у таблеток, что пух у утенка.
Рецепт сохранился в веках преотлично,
Но делать пилюли – процесс трудоемкий.
Успеха секрет императоры знали —
С Богинею Фей тот рецепт сочиняли.
 
 
Не скрою, на вкус не приятнее грязи,
Но ценность повыше каменьев и злата.
За эти таблетки знатнейшие князи
Отдали бы все, чем бывали богаты.
Расстанешься с шубой из лучшего меха
За эти пилюли, что смертным утеха.
 
 
И ночь обернется весенним рассветом,
Лишь примешь таблетку – ворвешься в покои,
Сметая, круша на пути все предметы,
Ты лучших любовников будешь достоин.
Пусть двести красоток там ждут в вожделеньи —
Ты всем им подаришь любви наслажденье.
 
 
Ты станешь мудрее и глубже в сужденьях,
И желчный пузырь, и яички взбодрятся,
Здоровье вернется в усталые члены.
С пилюлей моей старики молодятся.
Ты станешь любовником страстным и сильным,
С Нефритовым Стеблем могучим, обильным.
 
 
Не веришь – попотчуй кота той пилюлей.
Я вижу, он стар и мышей уж не ловит.
Он будет гоняться за кошками пулей,
И только могила его успокоит.
Он сдохнет, бедняга, забывши погадить.
Ты помни тот опыт, старайся уладить
 
 
Проблемы кишечника так же, как страсти.
Тебя поджидает и ветер студеный,
А летом жара и другие напасти.
Ты должен быть свеж, как росточек зеленый.
И после жестокой и сладостной битвы
Тебя подкрепят лишь вода да молитвы,
 
 
С пилюлей моей даже темной порою
Все будет светиться волшебным сияньем.
Я тайны восторга и неги открою,
И ты насладишься любви обладаньем.
Достигнешь с пилюлею ты совершенства,
Познаешь вершины и тайны блаженства[31]31
  Весьма вольное переложение речитатива монаха. Максимально приближенный к оригиналу комментированный перевод см.: «Цзинь, Пин, Мэ И, или Цветы сливы в золотой вазе». Иркутск, 1994, Т, 3, с. 124–125.


[Закрыть].
 

Пение увлекло Симэнь Цина, но как только низкий голос смолк, практическая сторона его натуры заставила его сказать:

– Мой уважаемый святой, лекарств не всегда бывает достаточно. Когда ты возвратишься на «Ветреный Двор Холодных Вершин», как сможет смиренный и верный приверженец твоего величия восстановить рецепт? Запиши мне твой рецепт, и я заплачу столько, сколько ты попросишь.

Он немедленно приказал своему слуге открыть шкатулку с драгоценностями и вручить монаху двадцать монет из «белого золота» (серебра).

– Какая польза мне от денег, – воскликнул монах, жестом приказав слуге не выполнять указания хозяина. – Я отказался от мирского богатства и тщеславия, вряд ли я обрадуюсь, если ты обременишь меня своим «белым золотом».

– Но, может быть, ты возьмешь хотя бы отрез ткани длиной в полных сорок футов? – спросил Симэнь Цин.

Монах поблагодарил, но вновь отказался.

– Я подобно облаку плыву над страной, зачем мне обременять себя отрезом?

Потом монах записал рецепт, повторил свое предупреждение об опасности чрезмерного увлечения лекарством и, прежде чем Симэнь смог достойно отблагодарить его, эта внушительная фигура перебросила через плечо свою длинную сумку и зашагала через внешний зал».

 
Пил вино я на горной тропинке,
А она проезжала по полю,
Милая девушка У
Лет пятнадцати, не более…
 
 
Я предложил ей вина,
Отпустила лошадку на волю
Милая девушка У
Лет пятнадцати, не более…
 
 
Пленительны жесты, глаза подвела,
На колени ко мне забралась.
Милая девушка У
Страсти моей отдалась…
 
 
О, то утро у горной тропы,
Жар вина, поцелуи до боли —
Милой девушки У
Лет пятнадцати, не более…
 

Ли Бо (701–761)

Герой «Цзинь, Пин, Мэй», не теряя времени, пустил в ход свое последнее приобретение, и, судя по следующему описанию, монах не преувеличил его эффективность и силу воздействия на Яшмовый Черенок. Здесь также изображен анальный коитус, чрезвычайно редко встречающийся в китайской эротической литературе.

«Симэнь Цину понадобился большой глоток вина «шуйсин», чтобы запить желтую пилюлю монаха, и, не желая терять ни секунды ее действия, он тут же скинул одежду и принялся за разбор содержимого своего кожаного мешочка с приспособлениями для занятия любовью. Жемчужная Луна, очаровательная куртизанка из заведения «Золотых Ив и Серебряных Вод», села на край кровати и с интересом наблюдала.

– Что это за огромную пилюлю ты проглотил, готовишься к какому-нибудь извращению? – спросила она.

– Я принял одно из драконовых средств наших великих предков-императоров, – ответил он. – А теперь позволь мне приготовиться к сражению.

Его член был по-прежнему в покое, но ему удалось прикрепить на него шелковый мешочек. Затем он надвинул «серное кольцо» на основание Черепашьей головки, взял немного красной мази, что ему дал монах, и втер ее в самый «маленький разрез». К его изумлению и, разумеется, к изумлению Жемчужной Луны, мягкая плоть мгновенно встала на дыбы, как свирепый дракон. Член изменил цвет из медово-розового на пурпурно-красный, подобный цвету печени поросенка, и дрожал, будто пораженный страшным гневом.

– А ты почему еще не раздета? – поторопил Симэнь.

Напуганная как его голосом, так и сердитым «драконом», юная женщина поторопилась сбросить одежду и улечься на кровать. Симэнь Цин спешил испробовать средство монаха и не стал тратить время на любовные игры, он подложил ей две подушки под ягодицы и встал на колени у нее между ног. Однако Черепашья головка была так увеличена, что ему пришлось просить о помощи; пока он держал отворенными врата Золотой Долины, она взяла злого «дракона» и постепенно смогла ввести его.

– Ты убиваешь меня, – выдохнула она. – Я совершенно пьяна после этого вина.

Симэнь Цин был также пьян от вина; когда появились ее выделения, он смог использовать «короткие и длинные» движения, а также те, что известны как «семь мелких и два глубоких». Лихорадка упоения, впрочем, превосходила все, что он знал ранее; это, решил он, действуют пилюли монаха.

– Я совершенно счастлив и собираюсь атаковать тебя сзади, – вскричал он.

Он извлек свое орудие и грубо перевернул ее. Затем он заставил ее упереться лбом в подушку и взялся за холмы ее ягодиц. В этот раз проникновение было еще сложнее, чем раньше, и сопровождалось звуками трения и разрывания.

– Достаточно! – воскликнула Жемчужная Луна. – Я не так пьяна, чтобы вынести это!

Симэнь Цин пронзил ее еще глубже, пока она стонала и пыталась бороться. Но от таблеток монаха он преисполнился также великой доброжелательностью и спросил:

– Ты считаешь, что нам следует вернуться на нормальный путь?

– Если ты только сделаешь это, – умоляла Жемчужная Луна, – я стану держать над нами фонарь так, что ты сможешь наблюдать. Конечно, у тебя такой «ван-ба» (черепаха), на который стоит посмотреть.

Симэнь ощутил благодарность как за предложение, так и за комплимент, позволил ей повернуться и вручил фонарь. Она подняла его одной рукой, и как только Симэнь закинул ее Золотые Лилии выше плеч, она другой рукой помогла ему возвратиться в Сердцевину Цветка. Он снова услышал внятные звуки их любовного соития и заставил ее держать фонарь так, чтобы можно было убедиться, что в Яшмовом Шатре все в порядке. Когда он убедился в этом, то принял позу, известную как «резвящийся Феникс» и нанес двести ударов без перерыва. В восхищении действием пилюль монаха он воскликнул:

– Завтра мой слуга вручит тебе двадцать ярдов лучшего шелка и покрывало для кровати, собственноручно вышитое моей женой.

Глава седьмая. Сумеречная сторона любви

Структура каждой цивилизации определяет присущую ей сексуальную практику. В Китае тремя наиболее очевидными источниками влияния на нее явились социальная приниженность женщин, рассудочная изобретательность мужчин и свободные от комплекса вины элементы языческих верований даосов. Представления о нормальном сексуальном поведении изменяются от эпохи к эпохе, от общества к обществу, и любое исследование, определяющее один подход как верный, а прочие – извращениями, всего лишь исходит из критериев своего места и времени.

Например, среди европейцев был широко распространен взгляд на китайский обычай бинтования ног как на проявление жестокости, в то время как китайцу беспомощность женщины доставляла удовольствие и пробуждала сопутствующее чувство превосходства, китаянка же демонстрировала мазохистское приятие этого неудобства и унижения. Китайцы, в свою очередь, не могли понять христианского неодобрения внебрачных связей, мастурбации и объявления греховными самых восхитительных удовольствий. Не понимали они и то, почему мусульмане ужасаются по поводу пролития девственной крови или используют особых «жеребцов» для дефлорации девственниц – к этому занятию средневековые арабы явно питали отвращение. К обрезанию китайцы относились со страхом, их приводила в недоумение клиторидектомия, а поцелуи и случайные ласки, не ведущие к естественной и исступленной кульминации, они считали оскорблением начал Инь и Ян.

Молодая женщина. Рисунок начала XIX в. – иллюстрация к роману «Сон в красном тереме».

Как в древних, так и в современных обществах природу того, что считается приемлемым, и того, что следует осуждать, определяют понятия греха и вины. Существование таких табу часто подвигает мужчин и женщин на поиск этих удовольствий лишь потому, что они запрещены. У китайцев не было непреодолимых религиозных и этических причин для осуждения гомосексуализма, мастурбации, «игры на флейте» (фелляции), трансвестизма, лесбиянства, полигамии, мазохизма или вуайеризма. Поскольку большинство из этих способов получить удовлетворение – если они практиковались с согласия всех участников – рассматривалось как вопрос личных предпочтений, то не было оснований расценивать их как преступления против общества. В случае садизма – извращения, способного привести к чрезвычайно разрушительным болезненным последствиям, крайне невелико число зафиксированных письменно случаев, позволяющих предположить, что китайцы прибегали к нему для сексуального возбуждения. И уж конечно не в четырех стенах спальни. Избиение и бичевание были обычными наказаниями за многие провинности, далее за незначительные отступления от «Записей о правилах поведения», публичная пытка была обычным зрелищем, однако получаемое палачом или зрителями удовлетворение никогда не проявлялось как открыто сексуальное.

Было бы вернее определить китайские половые извращения как общественно приемлемые отклонения и относиться к ним с терпимостью и добрым юмором, не говоря уже о присутствовавшей в них обычно игре ума. Как отмечалось выше, случайные поцелуи представлялись бесполезным сексуальным состязанием. Когда европейцы начали селиться в Шанхае и других городах, то можно было увидеть, как мужья и жены приветствуют друг друга поцелуем или заключают в объятия; китайцы, становившиеся свидетелями этих нежностей, ожидали, что европеец тут же извлечет свой Яшмовый Черенок и бросится в битву. Еще более конфузили вездесущих китайцев сцены, когда два француза приветствовали друг друга поцелуями в щеки, – это также казалось бесцельными сексуальными приготовлениями.

Такой свойственный китайцу неромантический подход, а также восприятие им любовницы в качестве скорее сексуальной рабыни, нежели партнера, означало, что он не очень-то стремился ставить ее удовлетворение выше собственного и не слишком уж беспокоился, как бы проявить галантность на западный манер. Таким образом, у китайца за подготовительным поцелуем в рот вскоре последовало бы требование к женщине «сыграть на флейте»; соответствующее искусство ставилось не ниже искусства музыканта. Опытная любовница должна была иметь обширный и разнообразный репертуар «песен», исполняемых мягко или решительно, тремоло или басом в зависимости от того, что соответствовало настроению господина. Такого рода занятия были обыденны в самых интимных отношениях, хотя любовницы, быть может, не заходили так далеко, как всегда исполненная желания Золотой Лотос из романа Ван Шичжэня «Цзинь, Пин, Мэй» (XVI в):

«Двухнедельная разлука с мужем, Симэнь Цином, воспламенила ее желание настолько, что утром она не позволила ему покинуто постель. Его член был то в Яшмовом Павильоне, то у нее во рту всю ночь, и когда он сказал, что должен покинуть ее, чтобы, отдохнуть, она и слышать не захотела о расставании.

– Твое тело такое теплое, а снаружи так холодно, – запротестовала она. – Я не хочу, чтобы ты простыл. Почему бы тебе снова не направить это мне в рот?

Симэнь Цин был польщен и тронут ее предупредительностью.

– Я уверен, что ни одна другая женщина так обо мне не позаботилась бы, – сказал он.

Золотой Лотос приоткрыла рот чуть шире, и он направил туда свой член. Она торопливо глотала, не позволяя ни капле пролиться на лицо.

Закончив, он спросил:

– Как было на вкус?

– Немного солоновато, – ответила Золотой Лотос. – У тебя есть ароматные листья чая, чтобы отбить запах[32]32
  Чай в виде смеси листьев с ароматическими веществами или изготовленных из этой смеси лепешек применялся в Китае для удаления дурного запаха изо рта или устранения неприятного вкуса.


[Закрыть]?

– Чай в мешочке, в кармане рукава моей куртки. Угощайся.

Золотой Лотос потянулась к белой куртке, брошенной на стойку кровати, нашла мешочек и сыпнула листьев себе в рот».

Гарем неизбежно ассоциировался с любовью между женщинами. Иногда, когда сотни женщин жили вместе, методы взаимного удовлетворения были продуманы до мелочей, нередко с благословения понимающего господина, который мирился со своей ограниченностью, особенно если он был в годах. Кроме взаимной мастурбации и любовных объятий женщины использовали набор разнообразных приспособлений. Самыми лучшими считались искусственные пенисы из полированной слоновой кости или лакированного дерева, имевшие волнистую поверхность. На изображающей любовную сцену картине эпохи Мин нарисована девушка, к бедру которой прикреплен ремешками искусственный пенис – такое расположение не совпадает с анатомией мужчин, но требует меньше усилий при работе с ним. Дальнейшее усовершенствование этого инструмента говорит об изобретательности китайцев.

Двухконечный искусственный пенис длиной в двенадцать дюймов[33]33
  Чуть больше 30 см.


[Закрыть] с прикрепленными к середине двумя петлями из шелкового шнура позволял поклонницам сапфической[34]34
  Сапфо, или Сафо, – греческая поэтесса второй половины VII в. до н. э. Большую часть жизни провела на о. Лесбос. Основательница музыкальнопоэтической школы. С ее именем связывают становление сапфической, или лесбийской, любви – сексуального общения женщин.


[Закрыть] любви получать удовольствие одновременно.

Раздевающиеся женщины. Гравюра из ксилографа эпохи Мин «Ленюй чжуань» («Жизнеописания знаменитых женщин»).

Приняв положение, при котором их Нефритовые Врата оказывались обращенными друг к другу, по очереди притягивая петли шнурка, они добивались того, что каждое движение доставляло удовольствие обеим. После появления качественной резины последовало дальнейшее усовершенствование – была добавлена «мошонка», наполнявшаяся теплым молоком; нажатие на нее имитировало момент экстаза у мужчины.

Если бы требовалось определить ту единственную область сексуального своеобразия, в которой китайцы преуспели больше всего, то таковой несомненно явилось бы использование сексуальных вспомогательных средств и приспособлений. По мере развития их утонченного общества, по мере того, как похотливая наивность уступала изобретательности интеллектуала, появился некто, которого можно назвать педантичным любовником. В своей сумке наряду с косметикой и шелком, предназначенными в подарок его женщине, он носил любовные трактаты; в его карманах наряду с предметами личного пользования хранился и мешочек с приспособлениями для занятий любовью. В их число входили «порошок для удовольствий на ложе» и другие стимуляторы, кроме того, возбуждающие мази для смазывания «петель» Нефритовых Брат, серные кольца, серебряные воротнички, зажимы, колпачки и «Полировщики Яшмовой ступени» (приспособления для массажа клитора), а также довольно примитивный набор противозачаточных средств. Тем, кто страдал от утраты эрекции после начала сношения, рекомендовалось во избежание «возврата семени» использовать ленты, туго обвязанные вокруг основания пениса.

Описание подобной сцены – серьезно-комическая перекличка животного и разумного в человеке – приведено в следующем отрывке из «Цзинь, Пин, Мэй»:

«Госпожа Услада Сердца пригласила его пройти в спальню, где был уже накрыт стол для пиршества. На нем стояли разнообразные блюда из курицы, утки и мяса, а также острей блюда. Сев, он расстегнул одежды в предвкушении пира, а она поднесла ему чашу вина. Какое-то время они ели и пили, почти не переговариваясь, но ближе к концу пьянящее вино создало более свободное настроение. Они сдвинули стулья и сидя обнялись, затем она забросила ему на колени свои ноги, и он дотронулся до них. С этим сигналом его готовности они встали и помогли друг другу раздеться, затем он отнес ее на кровать.

Она тщательно подготовила ложе. На нем лежала двойная подстилка так, чтобы им было удобно по ней кататься; покрывало было осыпано ароматным порошком с сильным запахом.

Изображение союза Дракона и Тигра. Стихотворение гласит:

«Белолицый юноша восседает на Белом Тигре,

Девушка в зеленом платье оседлала Зеленого Дракона.

Лишь только свинец с киноварью встретятся в котле,

Они в одно мгновенье сольются в нем воедино».

Рисунок из ксилографа, эпохи Мин «Сип мин гунчжи» («Правила и смысл половой (природной) жизни»).

Над изголовьем висела картина, изображающая резвящихся Зеленого Дракона и Белого Тигра[35]35
  С начала нашей эры эта пара животных использовалась в магической и алхимической литературе в качестве символа сексуальных отношений между мужчиной и женщиной. Это также зооморфные символы востока и запада: через направления на страны света отождествлялись с божественными супругами Си-ванму и Дун-вангуном.


[Закрыть], к стойкам кровати привязаны колокольчики. Госпожа Услада Сердца с удовольствием отметила, что эти роскошные приготовления были быстро и должным образом оценены, ибо еще перед тем, как он лег рядом, он был уже полностью возбужден.

– Через минуту я буду с тобой, – пообещал он, затем извлек расшитый шелковый мешочек.

– Осторожно открыв его, он разложил у края покрывала следующие предметы серебряный зажим колпачок Вечного желания серное Кольцо похоти обработанной лекарствами Ленты Желания яшмовое кольцо для пениса возбуждающие похоть притирания татарский любовный колокольчик.

– Ну, как тебе нравятся мои приспособления для блуда? – спросил он.

Она почти утратила дар речи и не могла ничего сказать, лишь откинулась на подушку, являя собой картину страха и предвкушения. Рот ее приоткрылся, дыхание участилось. Руки ослабли, но колени уже поднимались в воздух. Укрепив серебряный зажим на Яшмовом Черенке, on смазал его притиранием и расположился между ее колен. Оценив положение кратким нажатием на Нефритовые Врата, он отодвинулся и добавил серное кольцо, а также желтоголубую ленту. Усилившись таким образом, он с трудом вошел в Павильон Удовольствий, сразу заставив ее вскрикнуть от боли и наслаждения, как будто лезвие все глубже и глубже вонзалось в нее».

Традиционный обычай «удержания цзин» (семени) с помощью метода прерванного сношения имел в глазах китайцев кроме его предполагаемого терапевтического и омолаживающего эффекта и два иных преимущества. Этот метод позволял китайцу продлевать сношение, и когда ему приходилось распределять свои усилия между несколькими любовницами, важно было не изнурять себя непрерывным семяизвержением. Этой техникой отнюдь не пренебрегают и современные восточные любовники; китайцы и японцы по-прежнему обладают уникальной репутацией за их изысканные и продолжительные любовные игры.