Текст книги "Инь-Ян. Китайское искусство любви"
Автор книги: Чарльз Хьюмана
Соавторы: Ван Ву
Жанры:
Эротика и секс
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Ли Ши стояла у окна, расчесывая свои длинные волосы, когда жена князя, размахивая кинжалом, бросилась к ней.
– Почему ты так спокойна перед лицом смерти? – закричала она.
– Когда твой муж покорил мою родную провинцию, – отвечала Ли Ши, – он уничтожил всю мою семью за исключением юных девушек, а по скольку я выделялась своей красотой, меня привезли к нему в гарем. К чему же мне избегать воссоединения с моими славными предками?
Ее спокойствие было столь поразительным, что принцесса отбросила кинжал, обняла ее и сказала:
– С этой минуты я буду считать тебя своей младшей сестрой. Я попытаюсь искупить этим вину моего мужа.
И, как сообщают, они были друг другу словно сестры всю оставшуюся жизнь.
Трогательную историю рассказывают о Волшебной супруге первого ранга Фань Цзи. Как-то раз после того как правитель Чу необычно долго беседовал со своими министрами, его встретила в коридоре дворца наложница.
– Ваше величество выглядит усталым и голодным, – сказала Фань Цзи. – Могу я чем-либо утешить Вас?
– Волшебная супруга, – ответил правитель, – когда я выслушиваю преданные и мудрые речи моего первого министра, я забываю о голоде и усталости.
– Значит, вы считаете преданность и мудрость высочайшими добродетелями первого министра?
– Несомненно, – согласился правитель.
Фань Цзи на мгновение задумалась, а затем сказала:
– В течение одиннадцати лет я приходила к Вам. Я ежедневно купала Вас, мыла Вам волосы, держала полотенце и помогала одеваться. Когда Вы отдыхаете на своем ложе, я заворачиваю Вас в одеяло. Когда Вам прискучивают мои прелести, я рассылаю по стране своих слуг, чтобы они нашли для Вас новых девушек. В Вашей семье десять женщин моего ранга и две жены, занимающие более высокое положение, чем я. Разве я хоть раз выказывала к ним ревность? Как же может быть, что первый министр предан Вам больше, чем я? Разве он хоть когда-нибудь был столь предусмотрительным, чтобы выдвинуть других, которые больше пришлись бы по душе императору? И правитель наклонил голову в знак согласия.
ПОКИНУТЫЙ ДВОРЕЦ
Брошенный дом средь руин обветшалых,
Серая мышь копошится в пыли,
Ветер вздыхает в оконных глазницах…
Кто был тот принц, что владел им,
Дворцом, где прежде звучали
Песни и смех до рассвета?
Девы уснули в забытых могилах,
С предками рядом и принц упокоен.
Стелятся длинные травы в печали,
Ветви склонились в тоске.
Возможно ль постичь бесконечность?
Ду Фу (713–770 гг.)
Глава третья. Обязанности и страсти евнухов
Сказано в Поднебесной: «Есть лишь одно несчастье большее, чем родиться женщиной, – это стать евнухом». Впрочем, данное утверждение вовсе не обязательно относилось к тем, кто был удостоен высокого положения при дворе. Самым знаменитым китайским евнухом был адмирал Чжэн Хэ, возглавивший в 1405 г. экспедицию к побережью Африки (для того времени, кстати, это было рекордное по длительности путешествие первооткрывателей). Тем не менее в большинстве своем придворные кастраты – «придворные крысы» или «ковыляющие вороны» – приравнивались к женщинам. В древней «Книге песен» говорится:
Этот предрассудок находит некоторое подтверждение в китайской истории. Ведь евнух играл важную роль в самых интимных отношениях между мужчинами и женщинами, а потому пользовался влиянием там, где императоры и князья были наиболее уязвимы. Как имеющий много общего с обоими полами, он считался подходящей фигурой для выполнения стоящих перед ним задач, поскольку обладал разумом и кругозором мужчины и в то же время благодаря своему физическому состоянию способен был понять женскую психологию. Возвышение евнухов при дворе можно объяснить двумя обстоятельствами: целенаправленными личными амбициями, свойственными человеку, глубоко страдающему от определенных лишений, а также осознанием необходимости объединения с себе подобными в целях самозащиты. В результате евнухи создавали могущественные и безжалостные клики.
Их судьбы и место в иерархии Поднебесной зависели от темперамента императора и власти, которой тот располагал. Отдельные правители в той или иной степени использовали институт кастратов в своих интересах. Некоторые не популярные в народе императоры, а также те из них, кто не был уверен в лояльности своих приближенных, выдвигали евнухов на высокие должности, где они и служили в качестве распорядителей, главнокомандующих, финансовых советников и налоговых инспекторов. Тем не менее их традиционной обязанностью оставалось управление всеми делами гарема.
Молодые и сильные евнухи служили в охране сераля, способные и деловые отвечали за внутреннее устройство, старшие по возрасту и те, кто пользовался особым доверием императора, составляли расписание его сексуальной деятельности и обретали благодаря этому возможность покровительствовать отдельным женщинам. Это был неиссякаемый источник дополнительных доходов, и, поскольку евнухи имели хорошее представление о власти денег, они пользовались любой возможностью, чтобы увеличить свое состояние. Продвижение наложниц по «должностной лестнице», особое отношение за предоставленную тем или иным наложницам честь участвовать в Царственном соитии, оказание помощи их семьям в добывании определенных привилегий при дворе и даже разрешение на незаконную связь с другими мужчинами – эти и другие стороны гаремной жизни приносили евнухам должное вознаграждение. В самых же высших сферах они зачастую были теневой властью, а то, что евнухи пользовались покровительством императора, служило гарантией их лояльности в условиях враждебного окружения.
Евнухов часто сравнивали с кастрированными животными. Как говорили, оскопи лошадь – и она перестанет вставать на дыбы, но по-прежнему будет хороша в работе. Оскопи быка – и ярость его исчезнет, а сила останется прежней. И кастрированная собака не рыщет по закоулкам, а послушно идет у ноги хозяина. В то же время кастрированный слуга («син чэнь») рискует утратить всю свою мужественность и многие мужские черты, но зато приобретает другие, притом бесконечно более сложные ощущения. Характер его обычно делается более злобным, жестоким и недоверчивым, он обладает повышенной чувствительностью к своему физическому уродству. Утрата сходства с другими мужчинами превращает его в изгоя общества, его страстью становится стремление к власти и богатству. Однако постоянная связь с гаремом и близость к его обитательницам неизбежно вели к тому, что евнуха отождествляли с женским полом, даже когда он выступал в качестве главного телохранителя, облаченного в военную униформу.
Чтобы понять своеобразный характер евнуха, болезненность самой операции и различные степени кастрации, полезно ознакомиться с нижеследующим описанием, принадлежащим Картеру Стенту, знатоку китайской придворной жизни. Впервые оно увидело свет в «Журнале королевского азиатского общества» (Северокитайский филиал, 1877).
«Операция осуществляется таким образом. Нижнюю часть живота и верхнюю часть бедер крепко обматывают белыми жгутами или бинтами, чтобы избежать чрезмерного кровотечения. Затем органы, подлежащие операции, три раза обмывают водой с перцем, при этом будущий евнух стоит согнувшись. Когда органы достаточно вымыты, их отсекают как можно выше небольшим кривым ножом, напоминающим серп. По завершении кастрирования рану покрывают бумагой, вымоченной в холодной воде, и тщательно забинтовывают. После перевязки пациента заставляют ходить по комнате в течение двух-трех, часов при поддержке двух «мясников», а затем разрешают ему лечь. Пациенту не разрешается ничего пить целых три дня, в течение которых он испытывает невыразимые муки не только от жажды, но и от невозможности облегчиться. По прошествии трех дней повязку снимают и страдальцу становится легче. Если отделение мочи идет удовлетворительно, пациент считается вне опасности и принимает поздравления. Но если несчастный калека не способен помочиться, он обречен на мучительную смерть, поскольку каналы распухают и ничто уже не может ею спасти».
Существовало три вида кастрации: полное удаление половых органов, отрезание одного лишь члена и отделение яичек. При полном удалении («син чэнь»), после того как рана затянется, в нее вставляли металлическую, бамбуковую или соломенную трубочку для мочеиспускания. В ней нуждались и евнухи второй категории, сохранившие яички, а поскольку они нередко испытывали плотское вожделение, «трубочка» служила и для выведения семени. С течением времени, когда в обиход вошли всякого рода секс-приспособления из резины, семя начали направлять наружу через искусственный пенис – предмет, позволявший евнухам вести в случае женитьбы нормальную семейную жизнь.
В третью категорию кастратов (лишенных только яичек) обычно входили те, кто подвергся операции в качестве наказания за какой-либо проступок, либо военнопленные. В последнем случае оскопление происходило путем раздавливания, протыкания раскаленным железным прутом, отрывания мошонки либо перетягивания ее крепкой веревкой, останавливавшей кровоснабжение. Обычно это вело к гибели человека.
Кастрировали, как правило, до наступления полового созревания. По крайней мере, это относилось к мальчикам, избранным для службы у императора, и потому многие отцы, озабоченные преуспеванием своих сыновей в предстоящей жизни, подвергали их оскоплению в надежде, что тех примут на службу во дворец. В основе отцовских амбиций не всегда лежало бескорыстие. Добившись высокого положения, кастрат обязан был помогать всем членам своего клана. Для подвергавшихся кастрации в зрелом возрасте риск был несравненно большим. На три удачные операции приходилась одна со смертельным исходом. Поскольку в прежней жизни евнух испытывал сексуальные влечения, а иногда и имел некоторый опыт, его обычно обуревали самые настоящие мучения. Вот как описывает подобные чувства главный евнух в сочинении Монтескье «Персидские письма» (1721).
«Я поступил в серале, где все внушало мне сожаления о моей утрате: каждое мгновение я чувствовал возбуждение; тысячи природных красот раскрывались предо мною, казалось, только для того, чтобы повергнуть меня в отчаяние. В это время смятения всякий раз, как я сопровождал женщину до постели моего господина, всякий раз, как я раздевал ее, я возвращался к себе с яростью в сердце и с ужасной безнадежностью в душе… Помню, как однажды, сажая одну женщину в ванну, я почувствовал такое возбуждение, что совсем потерял рассудок и осмелился коснуться рукой одного страшного места. Придя в себя, я подумал, что настал мой последний день. Однако я оказался настолько счастлив, что избежал тысячи мучений. Но красавица, которую сделал свидетельницей своей слабости, очень дорого продала мне свое молчание: я совершенно потерял всякую власть над нею, и с тех пор она вынуждала меня к таким поблажкам, Которые тысячи раз подвергали жизнь мою опасности»[21]21
Письмо IX. Цит. по: Монтескье. Персидские письма. М., 1936, с. 19–20.
[Закрыть].
Степень могущества и количество евнухов в Поднебесном Дворце менялись с каждым новым его хозяином, увеличиваясь при слабых правителях и резко уменьшаясь при таких императорах, как Канси, который выгнал из своих многочисленных дворцов шесть тысяч евнухов. Однако со времени Цяньлуна (1736—96) вплоть до падения династии в 1911 г. влияние и власть евнухов неуклонно возрастали. Император Цяньлун увлекался искусствами и литературой, и его убедили доверить руководство текущими делами, по сути само государство, евнухам. Подобная передача полномочий питалась и верой в то, что император – персона слишком величественная, чтобы позволить себе иметь в качестве личных друзей простых смертных. И здесь на помощь евнухам косвенным образом приходила традиция. Поскольку они не считались мужчинами, то вполне могли стать гораздо ближе к императору, чем обычно допускалось при дворе.
Снисходительность Цяньлуна позволила евнухам укрепить свои позиции. Более того, они получили возможность вести тот же образ жизни, что и наиболее распущенные из их хозяев. Как только прежние чиновники и министры оказывались смещенными (при условии, что сам император оставался на своем месте), евнухи получали полную свободу явить свои потаенные желания. Они занимали дворцы и превращали их в собственные гаремы, до новых крайностей доходила освященная временем коррупция в финансовых делах, при налогообложении и предоставлении привилегий, и лишь незначительная часть собранной с народа дани доходила до императорской казны. Но более всего евнухи были озабочены тем, чтобы вернуть себе утраченное естество. Их бесконечные усилия подогревала вера в то, что непрекращающаяся сексуальная деятельность может привести к самовозрождению утраченных органов. Подобные предания (и соответствующие надежды) понуждали евнухов окружать себя толпами женщин, предназначенных для того, чтобы держать кастрата в постоянном возбуждении, смазывать область вокруг рубца «оплодотворяющей» сущностью – Инь и превращать дворцы в место развлечений. Муки и разочарования евнуха были столь велики, что половое бессилие превращало его в дикого зверя. Бот что говорится в источнике XIII века:
«Область зарубцевавшейся раны пламенеет от сводящих сума эротических ощущений. Кровеносные сосуды вот-вот готовы лопнуть, хотя облегчения, как известно, не наступит». Женщины в результате подвергались садистским и бесчеловечным мучениям. Так, например, придворным слугам и служанкам приказывали постоянно возбуждать этих несчастных с целью стимулировать истечение сущности – Инь».
Ричард Бёртон (1821–1890)[22]22
Английский путешественник, исследователь Африки.
[Закрыть] повстречал как-то в своих странствиях жену одного евнуха, которая описала ему терзания своего мужа. Пока евнух стремился достичь оргазма, она должна была держать перед собой подушку, которую он мог кусать, в противном случае ее плечи, щеки и грудь были бы просто разодраны. Попытки евнухов восстановить утраченную сексуальность подробно описаны, но никаких свидетельств вырастания второго пениса не приводится. Тем не менее среди императоров и прочих правителей постоянно царил страх, что в один прекрасный день это чудо свершится, а в некоторых случаях особо бдительные повелители приказывали на всякий случай подровнять давно выхолощенную часть тела евнуха.
В одной из таких историй рассказывается о главном евнухе по имени Бэй, служившем при дворе императора Цяньлуна. Он был настолько уверен в своем могуществе, что бросил вызов самому первому министру. На какое-то время министр оказался в беспомощном положении, а затем придумал нечто, способное взволновать даже этого снисходительного правителя. Он сообщил императору, что у его евнухов вновь стали расти члены и что те имели поползновения в отношении царских наложниц. Цяньлун сильно встревожился и назначил проверку, поручив первому министру возглавить расследование. Министр, озабоченный в первую очередь собственным положением, доложил, что слухи нашли подтверждение. Император посоветовал первому министру принять необходимые меры, и среди тех, кто подвергся еще одной операции на той же части тела, был и главный евнух Бэй.
Помимо афродизиаков и травяных настоев, постоянного массажа при помощи сущности – Инь и квазисексуальных упражнений, излюбленным, восстанавливающим средством служили свежие человеческие мозги. Старшие евнухи имели право приказать обезглавить многих из числа тех, кто считался врагом императора, а также обычных преступников определенных категорий. Черепа казненных немедленно раскалывали и доставляли содержимое в еще теплом виде тем, кто жаждал регенерации своих органов. В тех обстоятельствах было вполне естественно (или неестественно), что евнухи в попытках возродить утраченную сексуальность прибегали к оккультизму, вследствие чего в обществе, где обычно господствуют предрассудки и различные формы колдовских суеверий, существовал обширный набор разного рода снадобий, зелий и лекарств.
Ингредиентами самых излюбленных снадобий были части человеческого тела, а наиболее целебными свойствами якобы обладали печень, плацента, семенная жидкость и менструальная кровь. Считалось, что они благотворно влияют на укрепление «цзин» (семени), восстановление Мужского Острия и лечат от судорог. В своем «Собрании изысканных средств» (XII век) У Цю подчеркивает превосходные тонизирующие свойства человеческой плаценты. Его метод приготовления лекарств состоит в следующем:
«Нет разницы между Пурпурной Лодкой (плацентой) младенцев мужского и женского пола, но особенно полезна плацента первенца. Как только мать извлекает Пурпурную Лодку, ее следует прополоскать в котле с рисовым отваром, а затем целиком погрузить в проточную воду и оставите там, пока, она не очистится от поверхностной слизи и волокон, Для окончательного устранения всех злых духов ее следует вымочить в чашке с материнским молоком. После этого ее нужно сушите на солнце до тех пор, пока она не станет хрупкой и, наконец, растолочь. Порошок надлежит обжарить в фарфоровой посуде».
Дун Бинь, другой врач XII века, рекомендовал варить плаценту в вине, затем замешивать ее с тестом и подавать с травами и специями как «пельмени». Ли Шичжэнь в своем «Медицинском трактате» (XIV век) описал «цзин» как Пламя Луши и уверял, что дьявольский характер евнухов определяется тем, что Жизненная Сущность никак не может найти выхода. Это, впрочем, не помешало Ли Шичжэню порекомендовать снадобье для ненавистных евнухов: «Семя зрелых молодых мужчин надлежит смешать с экскрементами ястребов или орлов и принимать в виде пилюли».
Приготовление эликсиров, содержащих менструальную кровь, было как бы попыткой решить проблему с другой стороны – дух Ян евнуха возбуждался при помощи женских выделений. Предпочтение отдавали месячным девственниц, причем особо ценилась первая менструация. Из крови делали нечто вроде мази, которой евнухи смазывали рубец от раны. По сведениям Ли Шичжэня, разновидностью этого же рецепта можно считать использование «первого истечения» после рождения младенца мужского пола, но в этом случае лекарство принимали внутрь.
В разное время и в разных местностях одобрительно относились к поеданию человеческого мяса как средству возрождения утраченной сексуальности евнухов. Главный евнух Ли Го (II в.) так описывает свои вкусовые ощущения: «Мясо было сладкое, с изысканным ароматом, похожее на мясо молодого оленя, особенно печень». Продукты для своей отвратительной диеты Ли Го находил во рву, куда сбрасывали отрубленные руки воров, которые каждое утро собирал для него один из слуг. Печень и желчный пузырь считались вместилищами жизненной силы, а человеческая кровь якобы делала Ли Го невидимым, «когда наступала темнота». В результате евнуха обвинили в том, что он якобы бродил незамеченным среди наложниц, когда те спали. В качестве доказательства его вины были предъявлены следы от укусов и шрамы на телах тех женщин, которые долго не принимали участия в Царственном соитии. Поскольку ради репутации всех вовлеченных в это дело нужно было найти виновного, Ли Г о понес наказание за связь со сверхъестественными силами. Его «разрубили на мелкие куски».
Старинная китайская поговорка:
«Мужчине надлежит быть столь же храбрым как Пэн Лэ, которому пропороли живот в сражении у Великой Стены. Из раны вылезла кишка, которую он попытался, засунуть обратно. У него ничего из этого не вышло, тогда он отсек ее и тут же бросился в битву опять».
Евнухов поощряла к женитьбе грозная императрица У (У Чжао). Она была исполнена решимости уменьшить влияние мужчин, которые, как ей стало известно, высказывали недовольство властью женщины. Она стремилась к тому, чтобы евнухи обрели уважение в обществе, а популярность их увеличилась, и те благосклонно отнеслись к ее усилиям. Многие из них вели нормальную семейную жизнь. Они нередко брали на воспитание детей и давали им образование по высшим конфуцианским стандартам. Чтобы впечатление, будто они ведут обычный образ жизни, было полным, они заводили себе жен второго ранга и наложниц. Императрица дала своим евнухам дополнительное поручение следить за образованием и культурным уровнем тысяч обитательниц гарема, содержащихся для ее родственников-мужчин, И это также способствовало росту самоуважения среди ее кастрированных слуг.
Не все правители, благоволившие своим евнухам, стремились устроить их на административные должности при дворе, но император Сюаньцзун использовал их агрессивное чувство неполноценности, поручив им командовать силами безопасности. Гао Лиши, считавшийся «евнухом-драконом», получив назначение на должность командующего «отборным отрядом» дворцовой гвардии, приказал подвергнуть репрессиям сотни буддийских монахов и монахинь, вызвавших ярость правителя. В то время буддизм пользовался покровительством в верхах Поднебесной, а император прислушивался к предсказаниям и советам буддистов. Однако в 695 г. дотла сгорел храм Мин Тан, что было расценено как знак небесного неудовольствия. Императору показалось, что монахи должны помогать властям избегать подобных бедствий. Поощряемый конфуцианцами, временно пребывавшими в немилости, Сюаньцзун приказал Гао Лиши пытать и обезглавить все население буддийских монастырей.
Командующий Гао вначале повелел кастрировать монахов, сварить их гениталии и накормить ими монахинь. В свою очередь, согласно «Анекдотам ранней Тан», составленным неким Сюнь Фу, монахини, обладавшие большой грудью, должны были отрезать ее и сварить для тех монахов, которые избежали кастрации. Затем их подвергали следующим пыткам: «Светлые глаза» (мешочки с негашеной известью кладут на глаза жертве), «Разламывание пальцев» (между пальцами помещают палочки и стягивают руку крепкой веревкой), «Змеи с кипятком» (вокруг обнаженного тела обматывают мягкие металлические трубки в форме змей, а затем наливают в раскрытые «рты» этих змей кипящую воду). После пыток командующий Гао приказал вывезти выживших буддистов в узкое ущелье, где их освободили, после чего он велел своим конным телохранителям затоптать их насмерть. Ко времени кончины Гао его гарем состоял из пятисот наложниц, а коллекция всяких сексуальных приспособлений считалась выдающейся даже по тем временам.
Еще одним «евнухом-драконом» в правление Сюаньцзуна был Ван Фэйшэн. Первый министр Шан Гуаньи убедил его присоединиться к заговору с целью убрать императрицу, которую оба они ненавидели. Министр обратился к Вану потому, что тот пользовался большим уважением императора. Ван Фэйшэн заслужил благосклонность, когда его хозяин, пресытившийся прекрасными наложницами, потребовал отыскать самых безобразных и искалеченных женщин империи. Евнух послушно выполнил приказ, построил «Дворец желанных монстров» и населил его уродинами и калеками, карлицами и чудищами. Там была даже женщина с двумя головами, которые во время занятий любовью с императором одновременно отзывались на его страсть.
Поскольку Ван Фэйшэн был любимым слугой императора, Шан Гуаньи доверительно сообщил ему, что императрица занимается колдовством и поклоняется даосскому культу черной магии. Оставленная без внимания императрица, добавил он, произносила заклинания, чтобы вызвать у императора импотенцию. Когда евнух сообщил все это императору, тот призвал к себе первого министра и спросил его совета. Шан Гуаньи предложил отстранить императрицу от власти, пока она не успела причинить императору вред, но правитель, любивший свою жену, попросил вначале представить ему достаточные доказательства.
Тогда евнух Ван подобрал нескольких наложниц, которые поклялись дать показание о том, будто они видели, как императрица занимается черной магией. Кроме того, он подкупил нескольких даосских монахов (открыв им доступ в гарем), чтобы те подтвердили то же самое. К несчастью для Вана, один неподкупный монах сообщил императрице о заговоре против нее. Еще не успели собрать для императора все свидетельства, как она уже вполне убедила мужа в своей невиновности. Будучи сильной личностью, она настояла на том, чтобы ей позволили самолично наказать заговорщиков.
Все было сделано по закону: вначале Вана и Шана заставили подписать признания, которым предшествовали двухдневные пытки, затем их обезглавили, имения конфисковали, а их семьи отдали в рабство.
В основе китайской пытки лежал принцип соответствия преступления наказанию. Ворам обычно отрубали руки, скрывающимся от властей – перерезали подколенное сухожилие, а сама пытка, являясь физическим наказанием, была в то время призвана продемонстрировать жертве ошибочность его поступка. Публичный позор также был составной частью наказания, а в обществе, где особо важную роль играли статус человека и его «лицо», это было далеко не самым легким страданием для преступника. Примером пытки, направленной на то, чтобы и физически и психологически ущемить виновного, является ношение канги. Наказание это применялось к растратчикам, шулерам и несостоятельным должникам. Канга представляла собой тяжелую деревянную доску размером примерно метр на метр с дырой посередине, которую одевали на шею преступника и закрывали на замок. Его не сажали в тюрьму, но разрешали вернуться к обычной жизни либо заставляли часами стоять в таком положении на виду у всех. Канга весила килограммов сорок, и ее обычно носили от одного до трех месяцев, но поскольку виновный не мог самостоятельно есть и отправлять некоторые другие потребности, он вынужден был полностью полагаться на помощь окружающих.
Евнухов активно вовлекали в процесс пыток. Располагавшие властью имели право назначать их, а занимавшим более низкое положение тюремщикам, слугам, охранникам вменялось в обязанность применять пытки. Присущая им обида на общество способствовала тому, что поручения такого рода они исполняли с демонической страстью. Особенно это относилось к порке и битью, которые являлись наиболее популярными зрелищами. Закон предписывал, чтобы публичные порки проводились только по приговору верховного судьи, но придворные евнухи, а также тюремщики и мелкие чиновники устраивали подобные представления на рыночной площади, не испытывая особой боязни возмездия.
Обычно судебное заседание проходило так: участники сидели за столом, на котором лежала коробка с палочками, напоминающими карандаши. Обвиняемый вставал на колени перед столом, а члены суда выносили приговор, бросая на пол определенное количество палочек. Каждая из них означала пять ударов бамбуковой палкой. Палки были двух видов: одни полтора метра длиной и пять сантиметров толщиной, а другие – метр длиной и два-три сантиметра толщиной. Максимальное наказание – сто палок. Мужчин при этом раздевали совсем, с женщин снимали лишь верхнюю одежду. Чиновник, ведающий наказанием, умел сделать эту процедуру предельно болезненной, но он же мог брать от осужденного или его семьи взятки за то, чтобы наносить удары не так сильно; в этом случае от него требовалось лишь изобразить, что он бьет приговоренного со всего размаха.
Другая разновидность наказания посредством битья применялась к лодочникам и морякам. Вместо палки в этом случае применялась обтянутая кожей плашка в форме весла, а удары наносились по щекам. Это сопровождалось выкручиванием ушей с такой силой, что «хрящи впивались в мозг». Наказания, применяемые к голове или лицу преступника, считались кратчайшим способом распознать злые мысли.
В Китае существовало четыре традиционных способа смертной казни, исполнителями которой нередко оказывались евнухи. Самый длительный и ужасный метод убийства назывался «разрезанием на кусочки». Начинали этот процесс с макушки, затем наступал черед бровей, щек, носа, рук, груди, причем мастерство палача заключалось в том, чтобы куски мяса оставались висеть на теле. Когда пленник готов был уже потерять сознание, палач вонзал меч ему в живот, хватал за волосы и обезглавливал. Этот метод рекомендовался в том числе и для женщин, «осквернивших себя прелюбодеянием». Самым милосердным было простое отсечение головы двуручным мечом, но этот вид наказания считался и самым позорным, поскольку тело опускали в могилу без головы (ее обычно выставляли на всеобщее обозрение) либо клали голову в гроб отдельно. Это лишало жертву возможности пройти через обычный похоронный ритуал, что означало невозможность воссоединения со славными предками, поскольку тело не войдет в мир иной таким, каким оно пришло сюда. Наименее предосудительным способом смертной казни было удушение. Оно осуществлялось при помощи своего рода распятия жертвы на кресте, в середину которого продевалась веревка. Затем ее завязывали петлей на шее осужденного, после чего кто-либо, стоящий позади креста, тянул веревку вниз. Четвертый способ – получение шелкового шнура лично от императора – часто являлся знаком расположения, а то и почести. В этом случае своим палачом становился сам осужденный.
«Китайский император редко отдает приказ казнить кого-либо, не посоветовавшись со своими приближенными насчет того, нельзя ли избежать казни, не нарушая устои государства. Некоторое время перед подписанием указа о казни он постится. Его императорское величество считает самыми славными и удачными те годы своего правления, когда у него бывает наименьшее количество поводов опустить на своих подданных карающий меч правосудия».
Г. Мэйсон. «Китайские наказания» (1801).
Наиболее влиятельными евнухами нового времени были Ань Дэхай и Ли Ляньин, оба они являлись фаворитами вдовствующей императрицы Цыси (1835–1908). После смерти мужа она стала регентшей при малолетнем наследном принце, но до конца своей жизни эта грозная женщина так и не выпустила из рук реальную власть. Живя в обществе, по-прежнему ориентированном на конфуцианские и традиционные представления о мужском превосходстве, она обратилась за поддержкой к евнухам. Это был взаимовыгодный союз, о котором ей не пришлось пожалеть.
Одна из первых задач главного евнуха Ань Дэхая состояла в том, чтобы повзрослевший наследный принц оставил рычаги реального управления страной в руках императрицы. Этого удалось добиться не силой и не угрозами. Принца уже в раннем возрасте познакомили с гаремными удовольствиями, и сразу же стало ясно, что сей опыт пришелся ему по вкусу. Ань добился того, чтобы наложницы не давали принцу передышки. И главный евнух и женщины старались убедить молодого принца в том, что он унаследовал драконовский дух своих предков. В результате молодой человек очень скоро стал страдать хроническим недугом и оказался на грани слабоумия.
Для вдовствующей императрицы устраивались более изысканные оргии. Ее глубокий интерес к театральным представлениям углубил симпатию, которую она испытывала к Ань Дэхаю, поскольку евнух был талантливым актером. Попойки превращались в пышные маскарады, когда весь дворец становился сценой, и поощрялась экстравагантная одежда. Хотя главный евнух вряд ли был способен удовлетворить все прихоти столь ненасытной женщины, ему поручили секретную миссию подыскивать мужчин выдающихся физических достоинств. Среди них был охранник Жун Лy, быстро продвинувшийся до должности командующего.
