Текст книги "Пророк с Луны, Ангел с Венеры. Новые земли"
Автор книги: Чарльз Форт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
7
Три подтверждения. Аберрация света; годовой параллакс звезд; регулярный ежегодный сдвиг линий звездного спектра. Под аберрацией света подразумевается смещение всех звезд на протяжении годичных наблюдений, причем звезды, ближайшие к полюсу, описывают круги, звезды, расположенные ближе к эклиптике, описывают эллипсы, а звезды, лежащие в эклиптике, только немного сдвигаются по прямой. Предполагается, что свет имеет скорость и что эти фигуры выражают отношение между скоростью света и предполагаемой скоростью земли в движении по орбите. В 1725 году Брэдли предложил ныне общепринятое объяснение этой аберрации звезд: что они отражают, или выражают, путь, по которому Земля движется вокруг Солнца, каким он представлялся бы с соответствующей звезды: например, со звезды, лежащей у полюса эклиптики, он должен выглядеть окружностью. Во времена Брэдли не существовало общепринятого мнения по поводу движения этой Земли вместе со всей системой, так что Брэдли вполне удовлетворился своим простым объяснением. Примерно век спустя астрономы путем самых забавных для ищущего развлечений рассуждений пришли к выводу, что вся гипотетическая солнечная система движется со скоростью около 13 миль в секунду по направлению от Сириуса к Веге. Все это происходило на основании изучения северного небосвода, поскольку южные астрономы в те времена не высказывались. Но тогда, если в определенное время года Земля движется по орбите в ту же сторону, что и вся Солнечная система, она проходит расстояние, складывающееся из суммы ее собственного движения с общим движением, когда же она движется по орбите в обратную сторону, ее движение следует вычитать из общего. Итак, первая невразумительность состоит в том, что эти аберрации не отражаются в годовом смещении звезд: иначе, говоря в общепринятых терминах, хотя относительно Солнца орбита звезды круговая или эллиптическая, но в сложении с движением Солнца она не должна представляться таковой относительно звезд, и, следовательно, для этой аберрации приходится подыскивать новое объяснение.
Второе якобы доказательство движения Земли вокруг Солнца – это параллакс звезд. В общепринятых терминах считается, что противоположные точки орбиты Земли отстоят друг от друга на 185 000 000 миль. Утверждают, что звезды, видимые со столь разных точек, слегка смещаются в своем расположении. Опять же, движение Солнца – если, согласно общепринятому мнению, эта Земля путешествует вместе с Солнечной системой от Сириуса к Веге, то за 2000 лет она должна была одолеть 819 936 000 000 миль. Это расстояние в 4500 раз больше поперечника орбитального параллакса. Тогда смещение звезд в результате солнечного движения должно в 4500 раз превышать смещение из-за орбитального параллакса в течение года. Считая даже орбитальный параллакс столь малым, каким его объявляют, увеличенный в 4500 раз, он пробьет дыру в Большой Медведице и перетащит Ковш во Льва и, может быть, сделает Дракона похожим на дракона. Однако со времен составленного Гиппархом 2000 лет назад каталога ни одна звезда всерьез не сместилась. Значит, если существует крошечное смещение звезд на орбитальном параллаксе, ему приходится искать другое объяснение, или, очевидно, Солнце не движется от Сириуса к Веге, а тогда разумно предположить, что и Земля неподвижна.
Третье «доказательство» профессора Янга – спектроскопическое.
Насколько можно доверять спектроскопии в астрономии?
Бриан, «A History of Astronomy»:
Что, по мнению Белопольского, Венера, по показаниям спектрографов, вращается вокруг оси за 24 часа; что, по мнению доктора Слифера, она, по показаниям спектрографа, обращается за 224 дня.
Согласно наблюдениям, столь многочисленным, что нет необходимости приводить их здесь, видимое движение звезд, затмеваемых Луной, доказывает, что Луна имеет атмосферу Согласно спектроскопии, атмосферы на Луне нет.
Кольцо света вокруг Венеры во время прохождений 1874 и 1882 годов показывает, что у Венеры есть атмосфера. Большинство астрономов согласно, что атмосфера Венеры чрезвычайно плотная и закрывает поверхность планеты. Согласно спектральному анализу, проведенному сэром Уильямом Хаггисом, атмосферы у Венеры нет. «English Mechanic» (4–22).
В «English Mechanic» (80–439) опубликованы результаты спектрального анализа Марса, сделанного Кэмпбеллом, директором Ликской обсерватории: на Марсе нет кислорода и водяных паров. В «Monthly Notices R.A.S.» (27–187) опубликованы результаты спектроскопии Хаггиса: обилие кислорода, водяных паров столько же, сколько на этой Земле. Вот забавные моменты нашего паломничества в поисках нового Сан-Сальвадора или нового Плимут-Рока наших надежд – но опыт паломника приносит всякое…
В 1895 году профессор Килер из обсерватории Аллеген определил период обращения колец Сатурна методом спектроскопии. По гравитационному евангелию частицы на внешней стороне кольца движутся со скоростью 10,69 миль в секунду; частицы на внутренней стороне – со скоростью 13,01 миль в секунду. Данные профессора Килера сэр Роберт Болл назвал «блестящим подтверждением математической дедукции». Профессор Килер определил, что, согласно данным спектроскопии, наружные частицы кольца Сатурна движутся со скоростью 10,1 миль в секунду, а внутренние – 12,4 мили в секунду – как им и полагается, – добавляет профессор Янг в своем евангелии «Elements of Astronomy».
Читая о подобных чудесах, когда до десятых вычисляется движение крошечных далеких частиц, которых и не увидишь без телескопа и которые на вид составляют твердую, неподвижную структуру, проникаешься восхищением, или трепетом, в меру своей неопытности…
Или проникаешься труднопереносимым чувством, что тебя морочат и дурачат. Морочат, дурачат или ловят на приманку – и вот уже все мы сидим во вращающейся клетке, и одни прутья вращаются с невообразимой скоростью, а другие еще быстрее, хотя так и не бывает. Можно сколько угодно не верить, насмехаться, и обвинять, и вспоминать все фальшивые доказательства, с которыми мы уже встречались, – все равно вокруг жужжат вращающиеся прутья решетки. Зелье, на которое нас приманили, – из самых блестящих потаскушек в современной проституции; мы попались фаворитке из гарема бога Гравитации. Есть смягчающее обстоятельство; сказать можно все – но как «определить», что кольца Сатурна не вращаются «как им положено», и тем дополнительно опорочить спектроскопию в астрономии?
Отблеск на планете, подобный сверканию меча нашего спасителя…
Белое пятно Сатурна…
Сверкающий, сияющий спаситель.
Этот блеск расплещет зелья и остановит движение. На планете Сатурн есть что-то блестящее, и его сверкание подобно молнии. Колдовское вращение со скоростью 10,1 мили в секунду остановится: магия против магии: никакого мелькания со скоростью 13,4 мили в секунду – кольца Сатурна могут вовсе не вращаться, как им «положено», на радость одному маленькому божку, потому что волей Всеобщности им разрешено быть неподвижными.
На кольцах Сатурна часто видно белое пятно: его видели Шмидт, Бонд, Секки, Шретер, Хардинг, Швабе, Де Вико и множество других астрономов.
Оно неподвижно.
В «English Mechanic» (49–195) Томас Гвин Элджер публикует рисунок пятна, как он видел его в ночи 18 и 20 апреля 1889 года. Оно занимает часть одного и часть другого кольца, при этом выглядит непрерывным. В двух весело кружащихся с разной скоростью обручах профессора Килера должен быть разрыв. См. вып. 49 «English Mechanic» – наблюдение за этим явлением, видимым в течение нескольких месяцев в 1889 году, – и все астрономы сходятся в том, что, независимо от требований теории, это неподвижное пятно указывает, что кольца Сатурна неподвижны.
Белое пятно на Сатурне рассеет мелкое колдовство. Имеются у него и маленькие черные вассалы, дополняющие его действие: черные пятна на Сатурне.
«Nature» (53–109):
Что в июле и августе 1895 года профессор Маскари из обсерватории Катании видел на креповом кольце Сатурна черные пятна. Автор статьи в «Nature» говорит, что такую продолжительность явления нелегко объяснить, если кольца Сатурна представляют собой образования из движущихся частиц, поскольку различные части бесцветных областей должны тогда иметь различные скорости, так что пятна должны были быстро разделиться и размыться.
Достаточно очевидно – относительно моих намерений, а именно, узнавать самому, вместе со всяким, кто настолько же проникся необходимостью, – что ослепительное преступное создание было сражено еще более ярким блеском. Также можно сказать, что, расправившись с основным представителем, мы повергаем всю тему астрономической спектроскопии в прах и бесчестье, разумеется, только со своей точки зрения, а не в глазах, скажем, производителей спектроскопов; однако призраки умирают призрачной смертью, и поражать их приходится снова и снова.
Должен сказать, не вполне понятно, что именно называют спектром звезды. Это одна из величайших невнятностей науки. Спектр звезды сам по себе – призрак, но этот призрак еще разрежен вторичным процессом, и вся его видимость так колеблется в такт мерцанию звезды, что истории, поведанные спектрами, представляются вздохами измученных привидений. И вот в этой-то величайшей научной неопределенности астрономы вычитывают невнятицу, которую можно истолковать соответственно любым пожеланиям. Так что мы принимаем, что когда некая бессвязная, жалкая историйка, рассказанная спектром, укладывается в рамки, астрономы слышат от своих спектроскопов то, что хотят услышать, но стоит появиться чему-то новому, и смятение астрономов становится явным, а бесполезность спектроскопии для астрономии – очевидной для всех, кроме тех, кто не желает видеть. 1 февраля 1892 года доктор Томас Д. Андерсон из Эдинбурга открыл новую звезду, названную Новая Возничего. Тут возникло нечто, не имевшее догматических «определений». Каждому астроному приходилось видеть не «что положено», а то, что он мог увидеть. Мы убедимся, что с тем же успехом, как полагаться на собственные призраки, астрономы могли бы обратиться за справкой к одной из «властей» миссис Пайпер.
В «Monthly Notices» от февраля 1893 года сказано, что, вероятно, в течение семи недель от времени расчета одна часть этой звезды будет удаляться со скоростью 230 миль в секунду, а другая – приближаться со скоростью 320 миль в секунду, что создаст между этими частями разрыв в 550 миль х 60 х 60 х 24 х 49, что бы сие ни значило.
Но далее последовал новый сеанс. На сей раз медиумом выступал доктор Фогель. Дух сообщил доктору Фогелю, что новая звезда состоит из трех частей, одна из которых приближается к Земле со скоростью 420 миль в секунду, другая – 22 мили в секунду, а третья удаляется со скоростью 300 миль в секунду.
После этого «власти» впали в истерику. Они промигали, что, по доктору Лоуэллу, «Evolution of Worlds», звезда состоит из шести частей. Верующим огорчительно будет узнать, что доктор Лоуэлл отрекся. Он сказал: «Для такого количества участников на сцене космической драмы не хватит места». Еще несколько причин отречься от применения спектроскопии или спиритизма в астрономии найдется в высказываниях по этому поводу доктора Лоуэлла.
Новая Возничего угасала. Соответственно, профессор Клин-керфус «обнаружил», что два тела, расходясь, воспламенили друг друга, и что свет, вызванный их взаимным возмущением, скоро исчезнет.
Новая Возничего стала ярче. Соответственно, доктор Кэмп-белл «определил», что она приближается к этой Земле со скоростью 128 миль в секунду.
Затем в транс впал доктор Эспин. Ему было откровение, что обсуждаемый объект является туманностью. «English Mechanic» (56–61). Послание от доктора и миссис Хаггис из Королевского общества – не туманность, а звезда – «English Mechanic» (57–397). См. «Nature» (47–352, 425) – что, согласно месье Эжену Готару, спектр Н. В. «идеально» согласуется со спектром туманностей; что, согласно доктору Хаггису, ничто не может быть дальше друг от друга, нежели спектр Н. В. и туманности.
Отчет об откровении обсерватории Стоунхерста, см. в «Memoirs of R.A.S.» (51–129) – что не было никаких тел, движущихся со столь уверенно определенными скоростями, поскольку Н. В. – одиночная звезда.
Я, хотя и читал о неких посланиях от «ректора» и «доктора Финуита» к миссис Пайпер, не думаю, что они болтают большие глупости, чем услышали астрономы в мерцании звездных духов в 1892 году. Мы обратили внимание на «открытие» доктора Клинкерфуса, что две звезды расходились и что иллюминация, вызванная их взаимным возмущением, скоро угаснет. Относительно наблюдений Н. В. десять лет спустя см. «Monthly Notices» (62–65). Наблюдения профессор Барнарда двадцать лет спустя – см. «Scientific American» (76–154).
Спектроскопы полезны в лаборатории. Ложки полезны на кухне. Если же странник натыкается на команду строителей, копающих ложками канал, его переживания и желание полюбоваться на них подольше будет подобно нашему относительно астрономов с их попытками использования спектроскопов. Не знаю, какая микроскопическая степень приемлемости еще сохраняется в третьем предполагаемом доказательстве движения этой Земли вокруг Солнца, хотя мы не сочли нужным вдаваться в технические подробности этого доказательства. Я думаю, мы уничтожили призрака, но, надеюсь, не окончательно, потому что нами движет скорее эстетика сражения, чем простая жажда убийства: мы достигнем единообразия, избавившись от третьего «доказательства» теми же средствами, какими расправились с двумя первыми…
Регулярный годичный сдвиг линий спектра против солнечного движения…
Что, если эта Земля движется вокруг Солнца, ученые «миссис Пайпер» обнаружат, что сдвиг указывает на такое движение…
Но что если часть времени эта Земля, как часть движущейся системы, движется со скоростью 19 плюс 13 миль в секунду, а другую часть времени – со скоростью 19 минус 13 миль в секунду, не говоря уж об осложняющих обстоятельствах времени движения в поперечном направлении, тут и конец регулярному годичному сдвигу линий, якобы происходящему от орбитального движения.
Нет нужды впервые признавать, что эти три неясности оказывали сопротивление; однако мы и сами питаем склонность к откровениям. Аберрации, параллакс и сдвиг спектра не только указывают, что эта Земля движется относительно звезд; столь же убедительно они могут доказывать, что вся звездная система как целое вращается вокруг неподвижной Земли, причем некоторые из них проявляют небольшой параллакс, если Земля несколько смещена от центра системы вращения.
Я еще не упомянул, хотя и ссылался на высказывания Лоуэлла, что астрономы теперь признают, или утверждают, что сдвиг спектральных линий, указывающий, по их словам, на движение этой Земли вокруг Солнца, указывает также на одно из трех других обстоятельств или на все три одновременно. Кое-кто спросит, почему я не сказал об этом сразу и не покончил с этим бессмысленным предметом. Возможно, я проявил слабость – уступил охотничьему инстинкту, который, увы, иногда проявляется во мне. Меня, пожалуй, немного опьянили восхитительные десятичные знаки профессора Килера – как если бы кто-нибудь на скачках определил, что лошадь бежит со скоростью 2653 фута и 4 дюйма в минуту, методом, приспособленным для этого не более, чем для определения цвета лошади, звука ее копыт или ее освежающего запаха. Опыт постижения подобных состояний ума подобен опыту многих священников, пытавшихся поверить в Моисея или, скажем, в Дарвина – см. труды профессора Янга. Эти астрономы преподают общепринятую спектроскопическую доктрину и в то же время упоминают обстоятельства, лишающие их доктрину всякого смысла. Такое непостоянство свойственно всем феноменам перехода от старого к новому.
Три гиганта предстали перед нами. Их сердца – пузыри. Их кости – из соломы. Они, как безногие кариатиды, поддерживают призрачное здание палеоастрономии. Каким чудом, спрашиваем мы, можно подвести фундамент под выстроенное в пустоте здание? Но три призрака можно втиснуть куда угодно.
Астрономы иногда приводят эксперимент Фуко с маятником как «доказательство» движения этой Земли. Описать это доказательство не просто: соответственно, субъект нормальной подозрительности позволяет себя им убедить. Но мой практичный и туповатый подход состоит в том, чтобы пренебречь всеми сложностями эксперимента и спросить просто, сработал он или нет. Он не сработал. См. «American Journal of Science» (2–12-402); «English Mechanic» (93–293,306); «Astronomical Register» (2–265). Нам говорят также, что опыт с падающими телами доказывает вращение этой Земли. Я так устал от доказательств того, что ничей разум, кроме нашего, не эволюционирует, что был бы даже рад, если бы эти опыты удались. Может быть, они удались. См. «Old and New Astronomy» Проктора.
8
Предполагается, что предмет, принципы и методы астрономии непостижимы для посторонних. Мы рассмотрим некоторые принципы астрономии с целью показать, что, конечно, они не более доступны для незагипнотизированного, чем истории Ноева ковчега или Ионы с китом, но что, тем не менее, и наше понимание найдет в них предмет для упражнений. Один из таких принципов – скорость света, и вся астрономическая система в значительной степени строится на предположении о существовании этой скорости: определение расстояний и величина аберраций в том числе. Наша мысль – что это соотношение подлогов к фальшивкам, освященное столь смешным продуктом, как формулы, и нам даже стыдновато заниматься этим вопросом, поскольку нас ждет серьезный труд, и нехорошо так часто отвлекаться на развлечения. Однако, с другой стороны, когда на меня нападает сентиментальное расположение духа, я думаю, что и замечательная история о скорости света и ее «определении» когда-нибудь пригодится: ее переложат в стишки и будут рассказывать детям в детских садах будущего. Место истории крошки Бо-Пип займет история планетки, которая потеряла свой спутник и не знала, где его искать, пока не появился добрый волшебник и не определил неопределимое.
В XVII веке астроном Роймер обнаружил, что иногда луны Юпитера не скрываются за ним и не появляются из-за него, когда им «положено». Он заметил, что время запаздывания увеличивается с увеличением расстояния между этой Землей и Юпитером. Он заключил, что эти задержки вызваны тем, что свет лун должен преодолеть большее расстояние. Он обнаружил или счел, будто обнаружил, что когда эта Земля дальше всего от Юпитера, свет лун доходит до нее на 22 минуты позже, чем при наибольшем приближении Юпитера. На основании измерения расстояния между крайними точками предполагаемой орбиты этой Земли и времени, потребного свету для покрытия этого расстояния – вот вам и скорость света.
На мой взгляд, это очень милая история, и ее стоит изложить в стихах: но мы увидим, что с тем же успехом, как полагаться в своих выводах на луны Юпитера, астрономы могли бы выводить формулу блужданий овечки крошки Бо-Пип.
В «Annals of Philosophy» (23–29) полковник Бьюфо пишет, что 7 декабря 1823 года он ожидал восхождения третьего спутника Юпитера в момент, установленный по «National Almanac»; он ожидал два часа и так и не дождался появления спутника. В «Monthly Notices» (44–8) некий астроном пишет, что 15 октября 1883 года один из спутников Юпитера опоздал взойти на сорок шесть минут. На заседании Британской ассоциации 8 февраля 1907 года был сделан доклад о двадцатиминутном опоздании спутника. В «Telescopic Works» У. Ф. Деннинг пишет, что в ночь на 12 октября 1889 года он с двумя другими астрономами вообще не увидел четвертого спутника Юпитера. См. «Observatory» (9–237) – четвертый спутник исчез на пятнадцать минут раньше расчетного времени; примерно через минуту он снова появился; снова исчез; появился через 9 минут. Наблюдения Тодда см. в «Observatory» (2–227) – шесть раз между 9 июня и 2 июля 1878 года спутник был виден, когда, согласно предсказанию, должен был оказаться невидимым. Еще несколько свидетельств избыточной прихотливости этих спутников см. в «Monthly Notices» (43–427) и в «Journal of В.А.А.» (14–27); наблюдения Нобля, Тернера, Уайта, Холмса, Фримана, Гудакра, Эллиса и Молзуорта. В периодических изданиях по астрономии не найти материала для ереси более доступного, чем подобные наблюдения. Мы увидим и другие примеры. Ими изобилует, например, «English Mechanic». Но, вопреки множеству подобных наблюдений, профессор Янг в «The Sun» говорит, что время, которое требуется свету, исходящему от этих спутников, «сомнительно лишь в долях секунды». Это, конечно, очередной пример астронома, который очень мало знает об астрономии.
Неприлично было бы астрономам избирать овечку Бо-Пип как предмет для своих формул. Они избирают луны Юпитера. Они определяют скорость света примерно в 190 000 миль в секунду.
Физики с ними соглашаются.
Сами мы считаем, что скорости света не существует, что мы либо видим предмет, либо не видим; что если спутники Юпитера изменяют свое поведение вблизи этой Земли, так это, может быть, потому, что эта Земля на них влияет, а влияет она на них потому, что до планет, как мы увидим, может быть в тысячи раз ближе, чем «доказано».
Учебники говорят, что существование скорости света находит подтверждение в существовании скорости звука. Если так, то оно не находит подтверждения в явлениях гравитации, потому что, согласно тем же учебникам, гравитационные эффекты не имеют скорости.
Физики согласны с астрономами. Луч света то проходит сквозь, то отражается от вращающейся шторки – но это сложно, а мы – простаки: мы увидим, что нет надобности входить в детали этого механизма. Речь идет не о машине, которая должна якобы регистрировать скорость 186 000 миль в секунду, не то нам пришлось бы заняться техникой, – а о воспринимающей способности глаза…
И ни один физик в мире не способен уследить за фокусником, тасующим игральные карты. Если кто-то слышит, или ощущает, или, может, чует свет, – дело иное, но предел зрения хорошо известен: все знают про мальчика, вращающего в темноте горящую ветку, за которой не уследить глазу. Считается, что зрение способно воспринимать десять изменений в секунду.
Я представляю себе астронома, устроившегося в собственном маленьком водоворотике среди всеобщих вихрей, колеблющих все сущее или хотя бы нашу гипотетическую Солнечную систему. Назовите это помрачением или гипнозом, но все же оно не абсолютно, и каждый из нас временами осознает свое состояние и на миг задумывается, что происходит и почему мы делаем или думаем то, за чем, иногда пробуждаясь, застаем себя. В книге «Old and New Astronomy» Ричард Проктор, на миг пробудившись, говорит: «Казалось бы, эти результаты достаточно хорошо согласуются, но те, кому известна трудность точного определения времени наблюдения спутников Юпитера, не говоря уж о нынешнем состоянии теории их движения, очень мало доверяют вычислениям скорости света, основанным на таких наблюдениях». Далее Проктор приводит некоторые наблюдения, помимо уже приведенных мною, – спутники пропадают, возвращаются, исчезают, возвращаются в таком беспорядке, что он пишет слова, процитированные нами – наблюдения Хортона, Рэя, Гамбара, Секки, Мэйна, Грувера, Смита, Маклина и Пирсона, Ходжсона, Карлайла, Симинтона. Но это его последнее пробуждение: далее Проктор снова впадает в гипнотический сон. Он принимает физические методы определения скорости света как надежные, принимает каждое слово, пишет свое евангелие, прославляя чудеса науки. Я называю это нездоровым соглашением между физиками и астрономами. Я предпочитаю выражаться мягко. Если астроном никуда не годным методом определяет скорость света в 190 000 миль в секунду, а физик другим методом получает тот же результат, что это за гармония, как не гармония вони двух тухлых яиц? Проктор пишет, что результат, основанный на движении спутников Юпитера, очень мало надежен. Ему не приходит в голову спросить, каким чудом физики достигли того же ненадежного результата. Эта ситуация не нова в анналах астрономии – воздушный замок, под который подводят фундамент, вклинивают его или еще бог весть как впихивают. Я предпочитаю не интересоваться, каким образом физики умудрились пронаблюдать нечто, имеющее скорость более 10 изменений в секунду. Если допустить, что физики правы, возникает вопрос: каким чудом астрономы, основывавшиеся на чем-то столь ненадежном, тоже оказались правы?
Определение расстояний до планет и определение скорости света тесно связаны: они представляют приятную глазу картину взаимодействия или образчик взаимной поддержки двух мошенничеств. Я старательно подчеркивал, что прихотливость движения спутников Юпитера столь велика, что на них никак нельзя полагаться, но, кажется, теперь следуег подчеркнуть, что помимо этого фактора неопределенности, вплоть до времени Проктора никто не знал сколько-нибудь точно, когда должны появляться и исчезать эти спутники. И тут задумываешься о состоянии теории во времена Роймера. Именно в уме Роймера впервые так тесно связались эти два «измерения»: скорости света и расстояния в гипотетической Солнечной системе. Основываясь на своем третьем законе, выстроенном, как мы увидим далее, на отсутствии самое малое трех оснований, Кеплер, наблюдая Марс, вычислил расстояние от Солнца до этой Земли как 13 000 000 миль. Тем же методом – дискредитированным ныне методом одновременного наблюдения – Роймер определил это же расстояние в 82 000 000 миль. Меня не столько интересует это расхождение, сколько на каком основании астрономы начали мерить расстояния в миллионах, а не в сотнях и не в тысячах миль.
Во времена Кеплера самое сильное возражение против теории Коперника состояло в том, что если бы Земля двигалась вокруг Солнца, звезды в течение года должны были бы смещаться – а современными «точнейшими методами» показано, что они в самом деле чуточку смещаются. На это возражение отвечали, что звезды гораздо дальше, чем думали раньше. Из этого ответа следовала необходимость увеличить соответственно все расстояния. Кеплер измерил или угадал, кому как нравится, а потом Роймер его переплюнул. За Роймером последовал Гюйгенс, хвативший еще дальше: 100 млн миль по Гюйгенсу. Гюйгенс основывал свое предположение на том, что Земля по величине занимает среднее положение между Венерой и Марсом. Современные астрономы говорят, что Земля не такая уж средняя. Мы видим, что первые астрономы, не имея способа узнать, тысячи или миллионы миль отделяют нас от Солнца, определяли расстояние от 82 до 100 миллионов миль на основании неизменности звезд. Если современная догма в общих чертах принимает эти определения, хотелось бы знать, каким чудом на основе столь диких методов делались столь точные измерения. Мы подозреваем, что дело тут в заговоре и проституции, если кому-то по нраву подобные обвинения, а если кто-то предпочитает снисходительность, скажем, что причина здесь – в услужливом приспособлении и желании никого не обидеть. Мы предполагаем, что с тех самых пор астрономы видели и вычисляли то, что им полагалось видеть и вычислять. Например, когда эта Земля должна была находиться от Солнца в 95 000 000 милях, все астрономы определяли положение Марса на основе 95 миллионов миль; когда же расстояние до этой Земли урезали до 92 миллионов миль, то и во всех вычислениях появились 92 000 000 миль. Меня могут заподозрить в цинизме, но я всего лишь цитирую Ричарда Проктора в одном из его просветлений подозрительности.
С бесконечным однообразием и без всякого намека на передышку для нас продолжают сыпаться данные о заговоре – или сотрудничестве. Из негодных наблюдений о прохождении Урана в 1761 и 1769 годах Энке выводит земную орбиту поперечником около 190 000 000 миль (95 млн миль от Солнца). Общий прогресс склоняется скорее к диким вычислениям Гюйгенса, нежели к неприрученным расчетам Роймера. Так, в согласии с этими переменами, если не с прогрессом, Деламбре использует негодные наблюдения за лунами Юпитера, урезает негодные выводы Роймера и заявляет, что свет пересекает плоскость орбиты этой Земли за 16 минут и 32 секунды – как ему и следует, добавил бы профессор Янг. Именно тогда зараженные духом сотрудничества физики начали крутить и ерзать, «независимо», как нас уверяют, подтверждая правоту Деламбре. Все улажено – все довольны – см. «Handbook of Astronomy» Чамберса, опубликованный в то время, – и расстояние до Солнца установлено «с большой точностью» в 95 298 260 миль.
Но затем случается нечто, что неумело, хотя и заботливо, объясняется в большинстве трудов по астрономии. Фуко разрушает сладостность этих 95 298 260 миль. Упоминание этой темы можно найти во многих книгах, и всюду вы прочтете, что физик Фуко «абсолютно независимым методом» получил несколько иной результат. «Расхождение» подано так, что создается впечатление скрупулезной независимой работы ученых, не желающих рабски копировать друг друга, но при этом остающихся рядом с отметкой 90 000 000 миль, так что по сути все же согласных между собой. Но мы в опыте Фуко не найдем никакой независимости. Мы обнаружим скрывающийся под старой маской сговор, или дружеское согласие. См. «A History of Astronomy» Клерк. Мы узнаем, что астрономы, чтобы объяснить осцилляцию Солнца, порешили, что Солнце должно находиться не в 95 298 260, а примерно в 91 000 000 миль. То ли желая сделать им приятное, то ли простодушно, никогда о том не слыхав, хотя новый вывод был уже лет десять как обнародован, Фуко «выясняет», что скорость света меньше, чем приходилось предполагать, когда Солнцу положено было находиться в 95 298 260 милях, и в точности такова, какой ей положено быть, если Солнце находится в 91 000 000 миль. Тогда-то астрономы и объявили, что не для того они сократили расстояние до Солнца, чтобы объяснить его осцилляцию, а потому, что убедились в верности «независимого» определения скорости света физиком Фуко. Ерзать начали на заседании Королевского астрономического общества в феврале 1864 года. Пришлось и еще поерзать. Ведь если поперечник земной орбиты «оказался» меньше, чем полагал Деламбре, то кому-то придется «обнаружить», что свет от лун Юпитера доходит несколько медленнее, чем «доказал» Деламбре. И вот Глазенап «открывает», что это время составляет 16 минут 40 секунд, как ему и «следовало» открыть. Но тогда придется заново приспосабливать вычисления расстояния до Солнца, сделанные Энке, основываясь на негодных наблюдениях прохождения Венеры. И опять же, Ньюкомб основывался на наблюдениях и расчетах Энке и проделал вычисления, необходимые, чтобы согласовать расстояние с результатом Фуко. Между тем Энке, проделывал ли он свои вычисления или нет, попросту согласовал результат с выводами Лапласа в седьмой книге «Mechanique Celeste». Разумеется, он уверял, что вычислял независимо, поскольку использовал метод триангуляции, между тем как Лаплас основывался на законе гравитации.
