Текст книги "Брюс Ли: сражающийся дух"
Автор книги: Брюс Томас
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
Глава 3. Дерущийся бешено
Через год после начала тренировок Брюс решил параллельно обучаться танцу ча-ча-ча, очевидно, в основном из-за интереса к партнерше, Перл Чжо. Кроме того, такие занятия помогали выработать равновесие и улучшить движения ног.
Неспособный отдаваться чему-то наполовину, Брюс составил список сотни движений и всегда держал его в своем бумажнике.
Вместе со своим товарищем, учеником вин-чунь, Виктором Канем Брюс проводил многие вечера в клубе поклонников шампанского на Тсимшатсуй, где можно было потанцевать и по-восхищаться талантом клубной певички мисс Фон Ят Ва.
Брюс любил быть безукоризненно одетым и предпочитал утюжить свои костюмы самостоятельно. Прежде чем покинуть квартиру, он внимательно изучал в зеркале непокорный вихор и не забывал несколько раз блеснуть самоуверенной улыбкой, действующей на девушек неотразимо.
Его первый серьезный роман был с Эйми Чань, ставшей позже известной на Востоке как киноактриса под именем Пак Янь. Как только у Брюса появлялись какие-то деньги, он приглашал Эйми на танцы. При встречах с Эйми он вызывал то истерический смех девушки, то крики ярости. Наедине она признавала, что Брюс в общем-то добросердечный парень, всегда готовый прийти на выручку друзьям. Но когда они находились в компании, Брюс превращался в пижона и шовиниста.
Хокинз Чун также стал учеником Ип Мэна в 1953 году, и скоро между ним и Брюсом завязалась дружба. В своем интервью для журнала Inside Kung Fu, Чун сказал:
Мы стали изучать вин-чунь, так как эта система пользовалась особой репутацией. Но мы чувствовали недоумение и разочарование, изучая ее первую форму. Мы спрашивали: «Зачем нам учиться этому? Разве мы сможем так сражаться?»
Каждый хотел поскорее пройти этот этап, чтобы приступить к упражнениям с приклеенными руками. Но в одиночных упражнениях с приклеенными руками было мало интересного, и самые молодые ученики хотели пройти и этот этап побыстрее. Но вот когда мы перешли к парному упражнению с приклеенными руками, мы подумали: «Вот теперь-то мы сможем драться!» Если вам удалось нанести своему сопернику чувствительный удар, то вы начинаете гордиться собой и приходите в восторг. «Теперь я могу его победить!» – обычно думаете вы. Это было в нашем характере – каждый из нас хотел победить своего партнера и оказаться наверху свалки. Мы помнили только о собственном «я» и хотели быть лучшими.
Старик Мэн всегда говорил нам: «Расслабьтесь, расслабьтесь! Не горячитесь!» Но мне всегда было трудно расслабиться, когда я практиковался с кем-то в ци сяо. Я не на шутку злился и хотел убить противника. Но я видел, что, когда Ип Мэн сводил с кем-нибудь руки, он при этом умел расслабиться и даже говорил что-то своему противнику.
Иногда он мог отшвырнуть своего противника, даже не нанося удара. Сводя руки с Ип Мэном, я чувствовал, как он регулирует мое равновесие в тот момент, когда я собирался нанести удар. И я всегда терял равновесие – мои пальцы или пятка отрывались от земли. Я чувствовал, как мои руки отлетали назад, когда я пытался ударить его, как будто он использовал всю свою силу, чтобы отразить удар, но при этом его движения были легкими и почти незаметными.
Нет, это не было агрессивное движение. Когда я спрашивал его, как он делал это, он отвечал: «Вот так» – и демонстрировал движение, ничем не отличающееся от боевого приема.
Брюс Ли также прошел через все эти переживания. Они характерны для каждого, практикующего ци сяо – систему, предназначенную не только для совершенствования физической техники, но и направленную на то, чтобы помочь справиться с потоком таких эмоций, как страх и злость, и сохранить спокойствие духа. Он хотел научиться драться, и ему было трудно слушаться совета Ип Мэна практиковать форму почаще и проделывать это помедленнее. Ип Мэн старался объяснить, что хорошая или плохая техника зависит от хорошей или плохой телесной механики. Он даже посоветовал Брюсу прекратить на время выполнять упражнения с приклеенными руками.
Хотя Брюс Ли обычно носил с собой в качестве оружия лезвие или цепь от туалетного бачка, ему нечасто приходилось пользоваться ими. Результаты большинства его уличных драк ограничивались порванной одеждой или разбитыми до крови носами из-за ударов руками и ногами.
Один из Тигров, Люн Пак Чунь, как-то рассказывал: «Однажды одного из наших ребят избила коулуновская банда. Брюс вместе с другими отправился мстить. Брюс стал приближаться к ним с таким видим, словно просто хотел поговорить, но, когда подошел вплотную, нанес молниеносные удары без предупреждения двум самым здоровым парням».
Эти двое оказались родственниками местной «Триады»,[6]6
Гонконгская мафиозная организация
[Закрыть] и отец Уильяма Чуна, высший офицер полиции, должен был вмешаться, чтобы предотвратить дальнейшее развитие конфликта.
Сестра Брюса, Агнес, говорила: «Он начал ввязываться в постоянные драки без всякой причины. И если ему приходилось проигрывать, он приходил в бешенство. Мысль о том, что он может хоть изредка потерпеть поражение, была для него невыносима».
Частично ответственность за такое поведение Брюса нес и Ип Мэн, который часто говорил своим ученикам, что те ничего не должны принимать как аксиому и проверять все, чему научились, на практике.
Несмотря на всю «бесцельную» агрессию, семена истинного понимания все же начинали давать ростки в уме Брюса. В нем проснулась подлинная любознательность, которую трудно было ожидать от необузданного юноши. Брюс, пожалуй, удивил самого себя, послушавшись совета Ип Мэна прервать на время тренировки и посвятить какое-то время медитациям.
Почему форма имела такое большое значение? И что она имела общего со всем происходящим вокруг него? Именно эти идеи Ип Мэн хотел внушить мальчику.
Когда бы Брюс Ли в своей жизни ни хотел остудить свой пламенный темперамент и дать место для размышлений, он ходил вдоль берега или под дождем. И сейчас он проводил долгие часы возле гавани, держась как можно дальше от городского шума и толчеи. Нет никакого смысла все время думать об одном и том же – это может свести с ума. Предположим даже, что у него вырастет вторая голова, сможет ли он тогда постигнуть больше? Нет, ему следовало более эффективно использовать уже имеющуюся форму, а не форсировать события. Стал бы он лучше драться, появись у него четыре руки и четыре ноги? Если бы существовали такие люди, думал он, то наверняка были бы и другие приемы борьбы!
Когда Брюс стоял у края воды, его мысли плыли медленнее, словно рыбы в глубинах моря. Трудно было определить, насколько медленно тянулось время, разве что подсчитав свои вдохи и выдохи или сердцебиения. Пространство и время все– больше теряли четкость очертаний по мере того, как всплывали возможности нового взгляда на вещи. Он мог видеть свои собственные мысли и чувства, проходящие сквозь сознание, столь же отчетливо, как отражения туч, проплывающие по поверхности воды. Нельзя сказать, что в нем в такие минуты не жили мысли и чувства, но каким-то образом он был не столь погружен в них, как раньше. Однако сможет ли он достичь того же состояния во время схватки, когда в его груди закипали гораздо более сильные эмоции!
Брюс склонился над водой и ударил кулаком по своему отражению. На миг вода разошлась и разлетелась брызгами.
Когда в воде вновь появилось его отражение, Брюс увидел, что оно нежно улыбалось ему. Природа поведала ему что-то, но не только о самой себе, но и о его собственной природе. И в это мгновение между ними не существовало разделенности.
Но Брюсу скоро пришлось вступить в новый конфликт.
Младшие ученики, завидовавшие ему, проведав о предках-немцах Брюса, стали оказывать давление на Ип Мэна, чтобы тот перестал обучать нечистокровного китайца; ведь Ип Мэн был твердым традиционалистом и верил в то, что людей Запада никогда нельзя обучать искусству. Однако Ип Мэн, высоко ценя рвение Брюса и чувствуя к нему большую симпатию, не стал слушать их. Но скоро многие стали грозиться покинуть школу, чтобы не заниматься в компании Брюса, и тот сам принял решение уйти от своего учителя. Вначале он тренировался у одного из старших учеников Ип Мэна, Вон Шун Люна, который вел свою собственную группу. Иногда Брюс перехватывал учеников Бона и говорил им, что учитель заболел и они могут идти домой, так как занятий не будет. Таким образом ему удавалось получать от учителя больше личных инструкций. Наконец Брюс стал тренироваться каждые выходные с Уильямом Чуном.
В школе Св. Франциска Ксавьера неуемная энергия Брюса получила выход благодаря его новому учителю, брату Эдуарду, подстегнувшему Брюса принять участие в боксерском чемпионате 1958 года, где боролись за звание чемпиона ученики двенадцати гонконгских школ. Брат Эдуард, бывший боксер, так говорил о Брюсе: «Он был крутым парнем, но вовсе не забиякой, как считают некоторые».
На своих воскресных тренировках с Уильямом Брюсу приходилось попотеть, готовясь к приближающимся соревнованиям. Благодаря прямой агрессии и целеустремленности Брюс пробил дорогу к финалу, нокаутировав троих противников в первом раунде. И вот он встретился на ринге с юным англичанином, Гэри Элмсом, из той самой школы Георга Пятого. Последние три года Элмс не расставался с титулом чемпиона.
Элмс стал вести поединок в классическом стиле. С самого начала Брюсу пришлось нелегко и, загнанный в угол, он бешено отбивался. Но несмотря на то, что боксерские перчатки плохо сочетаются с навыками вин-чунь, Брюс все же сумел применить несколько блоков, которым он научился, а затем провести серию контрударов на двух уровнях. Он был очень доволен исходом поединка, закончившегося нокаутом в третьем раунде, о чем и оставил запись в дневнике.
Тем временем уличные драки шли полным ходом наряду с «состязаниями» с различными школами, и матери Брюса приходилось часто посещать полицейский участок. Во время одной из таких встреч ученики школы вин-чунь дрались против учеников школы чой ли фут на крыше одного из домов в Юнион-45роуд в Коулуне. По словам Вон Шюн Люна, именно Брюс бросил вызов. Вон вспоминает, что Брюс был «горячая голова» и никогда не выказывал почтения перед авторитетами других стилей единоборств. И все же он не был уличным хулиганом, как некоторые склонны его изображать.
Поединки, в которых участвовал Брюс, состояли из двух раундов продолжительностью по две минуты каждый. В качестве рефери выступал Вон. Бойцы встали в позицию, и тут же противник Брюса, по имени Чан, бросился в атаку и нанес удар, который Брюс сумел отвести ладонью. Следующий удар пришелся Брюсу прямо в глаз. Тот ответил градом коротких прямых ударов. Брюсу удалось сократить дистанцию, но его удары были слишком неточными, и кулаки противника прошлись по его щеке и носу. После первого раунда Брюс сидел в своем углу несколько обескураженный: его нос кровоточил, губа вспухла, а самому ему не удалось нанести ни одного стоящего удара. Брюс сказал Бону, что хотел бы на этом закончить схватку, что он, дескать, не сможет скрыть следов драки от отца, но Вон настоял на продолжении поединка.
Начался второй раунд, и Брюс решил сдерживать себя, заняв более уверенную позицию. Сделав пару ложных выпадов, он набрал очки, нанеся прямой удар в лицо Чана. Чан начал отступать, Брюс преследовал его, нанося беспрерывные удары, пока тот не упал, и другие ребята бросились удерживать Брюса.
Брюс ликовал и поднял руки в знак победы. Родители избитого парня сразу же отправились в полицию, и миссис Ли вынуждена была подписать бумагу о том, что впредь берет на себя ответственность за поведение сына.
Брюсу удалось продержаться в школе в основном благодаря тому, что он сумел заставить других ребят делать за него домашние задания. Осознав, что в будущем Брюсу скорее светит тюрьма, чем продолжение обучения, Грэйс Ли настояла на том, чтобы тот официально заявил о своих правах на американское гражданство, не дожидаясь прихода восемнадцати лет, когда уже будет поздно что-либо предпринимать.[7]7
По законам США человек, родившийся на территории этой страны, имеет право стать ее гражданином. – Прим. перев.
[Закрыть] Вначале Брюс отнесся к этой идее с прохладцей, но она понравилась его отцу.
Вначале Брюс заявил Хокинзу Чуну, что собирается стать в Штатах дантистом, но затем решил, что сможет заработать деньги, обучая людей кунг-фу. Чун напомнил Брюсу, что он только владеет стилем вин-чунь второго уровня и отработал всего сорок приемов на деревянной кукле. И хотя это было святой истиной, Брюс считал себя шестым лучшим представителем в этом стиле. Но все же он прислушался к словам друга и согласился научиться еще нескольким эффектным приемам, прежде чем отправится в Америку. Он обратился к Дядюшке Сью (Сью Хо Сану), учителю северного стиля кунг-фу. Брюс пригласил Сью в кофейню и заключил с ним сделку: в течение месяца Сью будет учить его приемам кунг-фу, Брюс же расплатится с ним тем, что научит его танцам. Итак, однажды утром, в семь часов, они приступили к занятиям. Сью показал Брюсу две формы – «жука богомола» и джит кюн – «быстрый кулак». Но сделка оказалась невыгодной для Сью. Он ожидал, что Брюс сможет усвоить эти две формы не раньше чем через две – три недели, Брюсу же потребовалось на это всего три дня. Сью не успел даже научиться основным движениям ча-ча-ча.
Всю свою юность Брюс поддерживал дружбу с Единорогом. Их отцы сделали одинаковую карьеру, и Единорог, так же как Брюс, играл в кино детские роли. В полнометражном фильме «Рождение Человечества» они появились вместе; Единорог исполнял роль пай-мальчика, а Брюс – хулигана, задиравшего его. Ран Ран Шоу, глава студии «Шоу Бразерс», заключивший контракт с Единорогом, предложил Брюсу сняться в их фильме. Брюс был склонен принять это предложение, но Грэйс Ли каким-то образом удалось отговорить сына и убедить его, что лучшим вариантом является продолжение образования в США.
Прежде чем покинуть Гонконг, Брюс обратился в местный полицейский участок за сертификатом, необходимым для эмиграции. Там он узнал, что оба они с Хокинзом Чуном находятся в черных списках как местные нарушители спокойствия.
Драматизируя ситуацию, Брюс позвонил своему другу: «Мы оба попали в черные списки как гангстеры, я собираюсь обелить свое имя и, коль скоро я нахожусь здесь, я собираюсь обелить твое имя тоже!»
Несколькими днями позже офицер полиции заглянул на квартиру Чуна, чтобы выяснить вопрос о его гангстерских связях. Все усилия Брюса привели к тому, что вместо того, чтобы снять пятно со своей репутации и репутации друга, он только усилил подозрительность полиции. В результате Чун-старший вынужден был заплатить полицейским, чтобы те вычеркнули имя сына из списков потенциальных преступников и тот смог получить возможность отправиться в Австралию продолжить образование. Брюсу же пришлось оставаться в Гонконге достаточно долго, чтобы завоевать титул чемпиона Королевских Колоний на соревнованиях по ча-ча-ча в 1958 году. За день перед отправкой в Америку Брюс пришел попрощаться с Единорогом. Он жаловался на то, что его не любит отец, а остальные члены семьи просто не уважают. И сейчас он собирается уехать, чтобы достичь чего-то в жизни. Он был согласен со словами матери, что, оставшись здесь, он закончит тем, что попадет в настоящую беду.
В последний день перед отъездом мать засунула в карман сыну сто долларов, отец вручил пятнадцать. Брюс подхватил чемоданы и как раз собирался выйти из комнаты, когда отец окликнул его. Когда Брюс вернулся, тот жестом отослал его прочь. Отец просто следовал китайскому ритуалу: он разыграл эту сцену, чтобы быть уверенным в том, что, хотя его сын уезжает далеко, он обязательно вернется на похороны отца.
Молчаливый и слегка подавленный Брюс снова поднял свои чемоданы и отправился в путь.
В апреле 1959 года Брюс отправился в трехнедельное морское путешествие в Сан-Франциско. И хотя у него был куплен билет третьего класса, Брюс умудрился проводить почти все время на палубе первого класса, давая там уроки танцев. В очках и аккуратном костюме он выглядел скорее как молодой Кларк Кент,[8]8
Герой фильма, поставленного по сценарию американского писателя Джерома Сигела, – инопланетянин и супермен, свершив ряд невероятных подвигов, возвращался домой в образе безобидного и благовоспитанного журналиста по имени Кларк Кент. – Прим. перев.
[Закрыть] а не гонконгский сорвиголова. Возвращаясь в каюту, он погружался в раздумья о том, что ему предстоит, когда растают 115 долларов.
Глава 4. У Руби Чжоу
Ли Джунь Фэнь исполнил надежды своей матери и возвратился к месту своего рождения, в Сан-Франциско. Там он остановился у приятелей своего отца и начал зарабатывать небольшие деньги единственным возможным для него способом – давая уроки танцев. В перерыве между уроками Брюс как-то продемонстрировал свое мастерство в кунг-фу на глазах у Боба Ли, младшего брата местного инструктора по кунг-фу, Джеймса Ли. Боб Ли рассказал старшему брату о своих впечатлениях, но тот выслушал все это без особого внимания.
В течение первого месяца пребывания Брюса в Сан-Франциско несколько местных каратэистов пытались убедить его начать давать уроки кунг-фу, но тот устоял перед соблазном, заявив, что вначале он должен завершить образование. Брюс действительно намеревался стать доктором и стал усиленно заниматься математикой и совершенствованием своего английского.
Вскоре в Сан-Франциско прибыл брат Брюса, Питер. Он остановился здесь проездом по дороге в штат Висконсин, где должен был завершить свое университетское образование, чтобы затем вернуться в Гонконг работать в Королевской Обсерватории. Питер помнит, как Брюс кричал во сне, молотя руками и ногами по кровати и сбрасывая на пол одеяло.
Чувство незащищенности, переживаемое Брюсом в этот период, привело его в состояние постоянного внутреннего конфликта и агрессии. Малейший намек на оскорбление мог вызвать самую бурную реакцию Брюса. Он недолго задержался в Сан-Франциско, так как Грэйс Ли попросила своих друзей Чжоу, живших в Сиэтле, приютить у себя ее сына.
Подобно отцу Брюса, Чжоу Пин был в свое время артистом гонконгской Кантонской Оперы, но из-за болезни осел в Нью-Йорке, воспользовавшись американской военной декларацией 1941 года. Здесь он и встретился со своей будущей женой Руби, которая смогла позаботиться о его здоровье, и скоро молодожены отправились в Сиэтл, где открыли свой собственный ресторан.
Руби Чжоу была сильной, независимой женщиной. Она не только презрела традиции, разведясь со своим первым мужем, чтобы выйти замуж за Пина, но и пренебрегла советами всех своих друзей и родственников и открыла первый китайский ресторан в Сиэтле за пределами китайского квартала. Там она смогла утвердить себя как одну из влиятельнейших членов местной общины. Здесь она часто выступала в роли посредника между китайцами и полицией или иммиграционными чиновниками, улаживая щекотливые проблемы. Она занималась тем, что брала к себе вновь прибывших сородичей и обеспечивала их жильем и хлебом, пока те не обретали уверенности на новой земле, требуя от них взамен только помощи по хозяйству. С точки зрения Руби, Брюс ничем не отличался от всех остальных, переступавших порог ее дома.
Жизнь в Сиэтле была для Брюса словно пробуждением от сна. Ему никогда прежде не приходилось видеть свое имя красующимся в рабочем графике. Он считал, что будет желанным гостем в доме и вся его работа должна состоять только в посещении школы! Ему выделили крошечную спальню, «не больше шифоньера» и определили на работу официантом. На этой работе он чувствовал себя несчастным. Трудно было найти что-либо менее подходящее для него. Брюс Ли не привык выполнять приказы, и клиенты ежедневно жаловались на его поведение. Его отношение к другим официантам и персоналу кухни было не лучше, и скоро между ним и Руби возникла неприкрытая вражда. Руби привыкла к почтительному отношению, а не к тому, чтобы на нее кричал один из официантов, обвиняя ее в том, что она эксплуатирует его. По правде говоря, и Руби, и Брюс не привыкли уступать никому дороги. О компромиссе между ними не могло быть и речи. Руби никогда не вспоминала о Брюсе с теплотой. Когда я спросил ее о нем, она ничего не захотела говорить:
Если я не могу сказать ничего хорошего о человеке, то лучше я вообще не стану говорить о нем… Я заботилась о нем в течение четырех лет. Я вырастила пятерых детей и относилась к нему почти как к сыну. Но он вовсе не был тем человеком, каким я бы хотела видеть своего сына. Он был диким, недисциплинированным и никого не уважал. Большинство людей, владеющих искусством единоборства, по существу, неагрессивны. Их мастерство служит для того, чтобы суметь постоять за себя, но он применял свои знания в агрессивных целях! Стал ли он лучше, повзрослев? Я сомневаюсь в этом.
Грэйс Ли посылала Брюсу деньги, чтобы поддержать его, да и сам он научился подрабатывать, вкладывая рекламные листовки в газеты и занимаясь прочими мелочами. Молодой человек работал в ресторане по вечерам, а днем наверстывал знания, которыми пренебрегал, живя в Гонконге. Брюс стал посещать Высшую техническую школу Эдисона.
В письме от 16 мая 1960 года Брюс писал Хокинзу Чуну о том, что до сих пор практикуется в кунг-фу и держит дома деревянную куклу, присланную ему из Гонконга для отработки приемов вин-чунь. Затем он продолжал:
В настоящее время я посещаю Высшую техническую школу Эдисона и собираюсь сдать выпускные экзамены летом. Я планирую поступить в университет в следующем году, то есть в 1961. Что ж! Я до сих пор не имею понятия, на чем я буду специализироваться. Когда надумаю, то сообщу тебе об этом. Сейчас я понял, что вся эта дребедень, вроде ча-ча-ча, годится только для того, чтобы убить время, и уже не радует меня. Учеба прежде всего. Да, это верно, твое будущее зависит от того, насколько усердно ты занимался. Сейчас я завишу только от самого себя, с того самого дня, как ступил на землю этой страны. Я не трачу денег моего отца. Теперь я подрабатываю официантом после занятий в школе. Скажу тебе, это не просто, старик! У меня полная запарка!
Когда в Сиэтле проводились «Дни культуры Азии», в школе Эдисона Брюса Ли попросили продемонстрировать свое искусство в кунг-фу. Джеймс де Миль увидел объявление об этом событии. Бывший боксер-тяжеловес, победитель в чемпионате Американских ВВС, а сейчас предводитель банды с Капитолийского Холма и знаменитый уличный драчун, Джеймс де Миль был очень заинтригован предстоящим мероприятием.
В своем наутюженном костюмчике и очках с толстыми стеклами Брюс мало напоминал опытного бойца, и его не восприняли всерьез, когда он объявил собравшимся, что через минуту те увидят такое, что китайцы всегда держали в секрете.
Комический эффект был усилен тем, что Брюс Ли произносил слова с акцентом и «р» звучало как «w». Когда он стал демонстрировать «животные» виды кунг-фу, для непосвященных это совсем не выглядело как борьба, и толпа стала шуметь. Вдруг Брюс замер на месте и его взгляд остановился на Джеймсе де Миле. «Похоже, ты умеешь драться, – сказал он, – как насчет того, чтобы выйти сюда?»
Де Миль выглядел здоровяком без грамма лишнего жира.
Он не видел причин для беспокойства, когда молодой человек, весивший 140 фунтов и ростом не выше пяти футов семи дюймов, подошел к нему и стал объяснять, что сейчас собирается показать на нем несколько приемов, придуманных крошечной буддистской монашенкой. Брюс повернулся к де Милю и предложил атаковать его. Де Миль выбросил вперед правый кулак, надеясь, что голова выскочки со свистом пролетит над собравшейся толпой.
Брюс легко блокировал удар и сделал ответный выпад, сдержав руку на волосок он носа верзилы. С этого момента, как бы де Миль ни пытался попасть в Брюса, тот легко отбивал любую атаку. Контактный рефлекс, отточенный за годы упражнений с приклееными руками, сослужил свою службу. Де Миль привык к уличным боям, в которых он начинал с того, что ломал кому-то ногу. Он не привык проигрывать драки, не говоря уже о том, что не помнил уже, когда он выглядел беспомощным. Показательный бой оказался беспощадным и закончился тем, что Брюс постучал костяшками пальцев по лбу де Миля и спросил, все ли дома.
Позже Джеймс де Миль, сумев преодолеть уязвленную гордость, повел себя как боец, а не забияка и попросил Брюса обучить его некоторым приемам.
Среди публики присутствовал также и афроамериканский дзюдоист Джесси Гловер, который был восхищен, узнав, что он и Брюс учатся в одной школе. Гловер стал одним из первых серьезных учеников Брюса.
Дуг Палмер сейчас работает поверенным в Сиэтле. В своем «дневнике» он вспоминает о встрече с Брюсом, происшедшей в тот период:
Я видел, как он демонстрирует свое искусство в гунфу на уличной ярмарке. Я был заворожен его быстротой и явной силой, его гибкими и отточенными телодвижениями, с помощью которых он имитировал жуков-богомолов и демонстрировал иные формы. Брат одного из моих друзей брал уроки у Брюса, и я как-то сказал, что и сам хотел бы заниматься с ним. Примерно неделей позже, находясь среди толпы, снующей у буддистского храма, я почувствовал легкое похлопывание по плечу. Когда я обернулся, то увидел красивого китайца, немного старше меня, с загадочным выражением лица. «Я слышал, что ты хотел встретиться со мной», – сказал он.
Я представился и сказал, что хотел бы практиковать гунфу.
На что тот только пожал плечами и сказал, где они занимаются. «Приходи туда и просто понаблюдай. Если интерес не пропадет, то посмотрим».
Пока я не закончил колледж, я посещал занятия по два раза в неделю. Мы занимались на заднем дворе, а зимой в гараже.
Группа была маленькой и состояла в основном из мужчин постарше Брюса. Большинство из них раньше обучались дзюдо, я же многие годы боксировал. Все мы были покорены этой формой борьбы, непревзойденной по эффективности и прелести… Никто раньше не слыхал о гунфу. Шутники переспрашивали: «Как, как, тьфу или пфу?» А один из школьных учителей, здоровенный экс-футболист, спросил меня как-то, может ли это сравниться с «доброй старой миннесотской зуботычиной».
Врожденные таланты Брюса и его неординарность привлекли к себе многих студентов. Импровизированные тренировки происходили на стоянке машин возле ресторанчика Руби Чжоу после того, как Брюс заканчивал работу. Во время этих занятий он обучался так же активно, как и учил, отрабатывая и проверяя приемы на своих учениках.
Джим де Миль привык заглядывать с приятелями в местный супермаркет, принадлежащий Такауки Кимуре, известному среди друзей как просто «Таки». Он был американцем японского происхождения, интернированным во время Второй мировой войны. Находясь в лагере, Таки брал уроки дзюдо у товарища по заключению. Джим де Миль рассказал Таки о невероятном искусстве молодого мастера, с которым он недавно познакомился.
Сейчас Таки Кимуре около семидесяти лет. Это приятный человек с мягким голосом, до сих пор управляющий своим делом в Сиэтле. Он так вспоминает о своей встрече с Брюсом Ли:
Они сказали, что мне обязательно нужно пойти посмотреть на него. Но я то видел настоящих мастеров в Японии, которые были гораздо старше и опытнее, и потому не мог представить, чем меня сможет удивить мальчишка. И все же я отправился на тренировку, проводимую на игровой площадке возле университета. Как только я увидел, что тот может проделывать, то тут же спросил, могу ли я посещать занятия. Хотя меня больше всего поразили не столько скорость и физическая сила Брюса, сколько его мышление. В состав маленькой группы, которую он вел, входили Джесси Гловер, Джим де Миль, Эд Харт, Пат Хукс, Дуг Палмер.
Обычно мы отправлялись в парк или в другое место, где могли найти открытое пространство. Я работал с Брюсом довольно много. Он все время подбивал меня войти в их компанию, но я и так посвящал тренировкам слишком много времени, к тому же я был в два раза старше его.
Тридцативосьмилетний Таки Кимура был почти в два раза старше большинства членов группы. У него были грустные глаза человека, чья гордость знала немало ударов судьбы. Брюсу же было только восемнадцать, и он не знал покоя. Все же оба они испытывали теплые чувства друг к другу. Весь следующий год они тренировались в парках по несколько часов каждое воскресенье, а затем беседовали за чашкой чая в китайском ресторане. Завязалась крепкая дружба.
Таки Кимура говорил:
Помню, что Джесси Гловер был черным, Джеймс де Миль имел смешанную кровь, было несколько белых парней, но большинство из нас принадлежали к национальным меньшинствам. Я рос в одной из немногих цветных семей нашего района, и мне пришлось столкнуться с массой предрассудков… Я не мог зайти в ресторан, не мог сесть в автобус. Я полгода обивал пороги в поисках работы. Это разрушило мое представление о себе как о личности. К счастью, я не спился от этих огорчений. Наконец я задал себе вопрос: «Кто я такой, мужчина или нет?» – и смог взять себя в руки.
Позже я женился на белой женщине, которая любила меня и которую не смущал цвет моей кожи.
Брюс говорил мне: «Ты ничем не хуже их». А затем прибавлял: «Боже, Таки, ты одеваешься как старик! Ты выглядишь на все шестьдесят! Поди-ка купи себе приличные вещи». Он перестроил меня не только физически, он перестроил меня в эмоциональном и интеллектуальном аспекте, и я снова почувствовал себя тем человеком, каким был когда-то.
Тренировки иногда проводились на заднем дворе супермаркета Таки. Случалось так, что Брюс вдруг переставал смеяться над шутками товарищей и, принимая серьезный вид, начинал читать лекцию. Подобные лекции означали только одно – Брюс заметил девушку. В такие минуты Джим де Миль старался незаметно скрыться. На свою беду Джим выглядел наиболее устрашающим и кровожадным среди всех членов группы. И когда Брюсу нужно было потрясти девушку, он обычно заканчивал лекцию словами: «А сейчас я покажу вам, что такое моя система. Эй, Джим…»
Вскоре у Брюса завязались близкие отношения с Эйми Сэнбо, американкой японского происхождения, которая, подобно Таки, была интернирована во время войны. Брюс предложил ей руку, но был отвергнут. Эйми смогла оценить таланты Брюса и его положительные качества, но она также видела и его незрелость. В компании Брюс мог начать отжиматься на одном пальце, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание. Когда Эйми обвинила его в любви к показухе, тот парировал, что это не так, что он, мол, хотел только узнать реакцию людей. Она говорила Брюсу, что хотя тот часто цитирует мудрые мысли, но никогда не применяет их в своей жизни. Эйми часто проявляла сострадание к тем, кому не так повезло в жизни. Брюс же утверждал, что тот, кто хочет выделиться из толпы, должен стремиться к своей цели. Обычно их разговоры были заполнены любимыми темами Брюса – кунг-фу и его личными планами на будущее. У Эйми тоже были амбиции – она хотела стать писательницей и танцовщицей, но Брюса не интересовали эти перспективы, он считал, что Эйми лучше всего реализует себя, помогая ему.
Брюс Ли с трудом понимал, что отнюдь не каждый обладает его амбициями и его способностями. Он был нетерпелив с учениками. Он показывал прием раз или два, и если вы не запоминали, то он никогда не повторял демонстрацию. Он считал, что если он может делать это, то все остальные смогут тоже. Таки Кимура был одним из тех, кто не мог поспеть за Брюсом. Он объявил Брюсу, что бросает занятия, так как они легки для учителя, но трудны для ученика. Брюс ответил, что Таки «наделен талантом, но не может поверить в это».