Текст книги "Схизматрица (сборник)"
Автор книги: Брюс Стерлинг
Жанр:
Киберпанк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 56 страниц)
Зельда. Соблазнительная развалюшка, доходы от которой начисто перекрывались расходами на содержание и ремонт. За симпатичным фасадом модно одетой красотки скрывались вполне зрелые болячки – постепенно истончавшиеся из-за нехватки кальция кости, ноющие ноги, требующие ежедневного массажа, сутулый позвоночник, нуждающийся в корсете. Жаль, что она уже не могла родить. Хотя посмотрим правде в глаза – кому сдались эти дети? У Зельды были дети. Она их на дух не переносила.
Все на свете Ал бы сейчас отдал за обычное сердечное объятие. И неважно, где, когда, как и кто прижал бы его к груди. Так захотелось вновь ощутить себя настоящим, живым человеком. Ал разработал свою философскую доктрину, согласно которой Альберт «Сыч» Хаддлстон, являлся славным приличным парнем. Честным, прямым, нравственным, готовым прийти на помощь. Современный философ. Друг всем людям. Этакий Gesamtkunstwerk[45]45
Gesamtkunstwerk – слово, изобретенное немецким композитором Р. Вагнером. Концепция единого совокупного искусства, «искуства будущего», которое, по мнению композитора, должно было прийти на смену существующему многообразию искусств. Своего рода возврат к идеальному гармоническому единению искусств – слияние воедино слова, музыки, танца. (цитируется по Б. Галееву, «Вагнер Р. Избранные работы», М., 1978г.)
[Закрыть]. Никаких оставленных «на потом» дел. Никаких щемящих сердце воспоминаний. Совокупное произведение искусства.
Полное слияние и единение, подумал Ал. Он осторожно ополоснул лицо. Возможно, он сам себя не знает. Определенно. Ну так что? Большинство людей такие же. Даже наивный антиматериалист Генри Торо не избегнул общей участи. Дислексик с детства, Ал мало читает, порой заикается, забыв принять нутрицевтики, слушает аудио-книги по теории итальянского дизайна и, возможно, страдает легкой формой обессии, время от времени испытывая навязчивое желание приобрести метлу за 700 долларов и супер хай-тековую швабру со встроенным дисплеем, на котором В Режиме Реального Времени Можно Наблюдать за Жизнью Микробов, Обитающих у Вас Дома! ©®™…. Ну так что?
Так что. Так что у нас тут на самом деле? Действительно ли Ал – совокупный, независимый и уверенный в себе человек, благоразумно вверяющий судьбу тщательно выбранной технике, проверенным концептам, испытанным точкам зрения? Или же он – бездушная выдумка свихнувшегося рынка, собранная, словно осколки разбитого зеркала, по малюсеньким кусочкам на потребу безжалостного общества потребителей? Действительно ли он цельный человек или он – обломок кораблекрушения, затерянный в кипящих волнах технологической революции? Возможно, и то и другое. Возможно, ни то, ни другое, ни третье. Насколько мы знаем – Нет Ничего Постоянного, Как ни Крути ©. Новые Технологии – Это Продвижение, Не Достижение (Серийная Модель). Жить на Грани Всегда Неуютно ©.
А что, если эта история не имеет ничего общего с каким-то там проектом? Ничего общего ни с физической связью между вами и миром промышленного производства, ни с культурной нишей, занятой вами в ходе эволюции, ни с вашими обширными знаниями тенденций развития потребительского рынка, ни с вашим безупречным вкусом и даже ни с вашей личной борьбой со вселенной распределенных, распространенных, вездесущих интеллектуальных устройств, кружащихся в танце внутри невидимых функциональных интерактивных систем? Благодаря дьявольскому человеческому гению вкупе с высокими технологиями все теперь зиждется на легкости и доступности, на дематерилизации, бездушно укороченном жизненном цикле товара и его постоянном усовершенствовании, на восстановимости, изобилии выбора и безраздельном и безграничном доступе. А если все это в лучшем случае – суета сует? Побочный продукт? Техно-бастард? Всего лишь некий переход? А вдруг эта история совсем про другое, про то, что как бы ты ни старался жить нормальной человеческой жизнью, у тебя ничего не получится? Это попросту невозможно. И – точка.
Зельда потянулась и распахнула колдовские очи.
– Все в порядке?
– Ага.
– Тебя что-то тревожит?
– Угу.
– Снова приснился кошмар?
– Ну... Нет. То есть да. Что-то в этом роде. Только не называй их кошмарами, хорошо? Я тут подумал, я бы…. знаешь… загрузил бы компьютер да посмотрел бы, что у нас в округе творится.
Прикрывшись набивной атласной простыней, Зельда села в кровати.
– Все давным-давно решено, – отчеканила она. – Ты ведь знаешь, не так ли? На счастливый конец не надейся. Никакого счастья не существует. Есть только взаимовыгодное сотрудничество.
В раю
Металлодетекторы ломались чуть ли не каждый день – цирк да и только! Но парням из службы безопасности было не до смеха.
Феликсу же, водопроводчику с почасовой оплатой, любой простой в работе играл только на руку. Он открыл ящик для инструментов, извлек пластиковую флягу и отхлебнул виски.
Девушка-мусульманка болтала по телефону. Ее отец и еще одно бородатое чудище как раз собирались пройти через огромную металлическую раму, когда сканирующее устройство вышло из строя. Дочка застыла как вкопанная, а охрана, вооружившись ручными металлоискателями, подвергла мрачных, солидных пожилых джентльменов настоящему досмотру с пристрастием. Феликс оглядел девушку с ног до головы – от плотного черного платка и мешковатого балахона до пары удивительно привлекательных изящных сандалий. Между ней и родичами-тела-ее-хранителями разверзлась пропасть, по краям которой орудовали ретивые стражи порядка. Она ободряюще помахала отцу рукой.
В кармане черного шерстяного жакета новоявленного Саддама Хусейна что-то металлически звякнуло. Совершенно безобидное, безо всяких сомнений, но дотошные охранцы провели ритуал досмотра по всем правилам – чего только не сделаешь, лишь бы не умереть со скуки! Виски приятно согревал желудок, время тянулось, словно ириска. И тут у малышки-моджахедки сел телефон. В сердцах она стукнула по нему ладонью.
Многообещающая очередь из покупателей, полных мрачной решимости простимулировать экономику страны, недовольно заволновалась. Печальное, унылое зрелище. Сердце Феликса защемило. Ему захотелось вскочить на ноги и дать волю гневу. "Встряхнитесь! – заорал бы он. – Воспряньте ото сна, люди! Будьте добрее!". Чувства рвались наружу, однако ни к чему хорошему подобные выходки не приводили, только пугали обывателей. Такие публичные выступления они ненавидели всеми фибрами своей души. Он, впрочем, тоже. Да ему просто не хватит духу выложить им все начистоту: столько неприятностей потом огребешь – выше крыши.
Лица ближневосточной национальности что-то гневно прорычали девушке. В ответ она потрясла в воздухе сникшим телефоном, как будто очередная заминка могла поднять им настроение. Тут Феликс заметил, что у нее точно такой же мобильник, как у него – финская супер-продвинутая модель, стоившая целую кучу денег. Феликс приосанился, расправил плечи и незаметно подошел к ней.
– Помочь Вам с телефоном, мэм?
Она испуганно вскинула на него глаза и оцепенела, замерла, словно кролик перед удавом.
– Не говорите по-английски? – догадался Феликс. -?Habla espanol, senorita?[46]
Безрезультатно.
Он протянул ей свой мобильный. Но нет, она не пожелала его взять. Удивленный, даже немного обиженный ее отказом, Феликс окинул ее долгим изучающим взглядом и внезапно – его аж качнуло – осознал, как же она хороша. О, эти глаза – омуты! О, эти губы – лепестки роз.
– Это аккумулятор, – объяснил он ей. И хотя она не знала ни слова по-английски, про аккумулятор она поняла. При помощи жестов, он добился, чего хотел – она согласилась обменять свою разрядившуюся батарею на его рабочую. И вот оно, волшебное мгновенье: ее пальчики аккуратно достали аккумулятор из медного, ограненного золотом отсека, в который он взамен вставил свою батарею. Дисплей ожил, на экране нетерпеливо замельтешили цифры. Феликс нажал пару кнопок, широко улыбнулся и вернул ей телефон.
Она поспешно набрала номер, суровый отец-бородач что-то ответил, напряжение спало. Тяжело вздохнув, зажужжал вернувшийся к жизни арочный металлоискатель. Папа и дядюшка повелительно кивнули ей – так пожизненно заключенные командуют своему доверенному стражу, чтобы он следовал за ними – и она вихрем пронеслась сквозь раму, ни разу не оглянувшись.
Вместе с его батареей. Ну, ничего страшного. У него осталось настоящее сокровище – ее аккумулятор.
Услужливо пропустив вперед кучку народа, Феликс наконец прошел через сканер. Его слесарные инструменты всегда вызывали у охранников нервный приступ, и они вцеплялись в него мертвой хваткой. Но что с них взять – работа такая. А вот и место вызова – гламурный салон, торгующий фальшивым антиквариатом и ароматическими смесями. Как оказалось, в кабинете управляющего засорился сток. Поставив телефон на зарядку, Феликс приступил к работе. Закончив, он озвучил цену за свои услуги. Торгаши содрогнулись.
Он неспешно двинулся к выходу и – надо же! – опять увидел очаровательную мисс Мобильник. Эта маленькая принцесса, эта богиня разглядывала золотые цепочки и диадемы в витрине корейского ювелирного магазинчика. Там же торчали папа и дядюшка, рядом слонялась парочка полицейских, сменившихся с дежурства.
У фонтана, посреди горшков с пластиковыми деревьями стояла скамейка. Феликс присел на нее, глотнул для храбрости немного виски, закинул ноги на ящик с инструментами и решительно набрал ее номер.
Услышав звонок, девушка выпрямилась, открыла сумочку и приложила телефон к задрапированному в платок уху.
– Господи, как вы прекрасны, – выдохнул он.
Она понятия не имела, кто он и где он, поэтому слова полились легко и свободно.
– Не тратьте зря время на эти побрякушки. Они вас не стоят. Сиянье ваших черных глаз затмит любой брильянт.
Она вздрогнула, недоуменно потыкала в кнопки телефона и снова приложила его к уху.
Феликс чуть не расхохотался. Он наклонился вперед, поставив локти на колени.
– Нитка жемчуга на вашей шее смотрелась бы как связка орехов. Я влюбился в вас без памяти. Интересно, что скрывается под этим мешком-балахоном? Дерзну ли вообразить? Миллион долларов отдам, лишь бы взглянуть на ваши коленки!
– Почему вы говорите мне это?
– Потому что я смотрю на вас. Потому что я потерял голову от любви.
Тут внутри у Феликса все оборвалось и похолодело:
– Эй, погодите-ка. Вы ведь не знаете английского, верно?
– Нет, не знаю, зато мой телефон – знает.
– Телефон?!
– Да, это самая последняя модель. Финская, – объяснил аппарат. – Я без него, как без рук в этой чужой мне стране. А у вас на самом деле есть миллион долларов? И вы дадите их мне, если я покажу вам коленки?
– Это образное выражение такое, – смутился Феликс. Хотя, если говорить начистоту, состояние его банковского счета значительно улучшилось после того, как Лола, бывшая подружка, дала ему отставку.
– Да кому нужен миллион долларов, – отрубил он. – Я умираю от любви к вам. Умираю здесь и сейчас. Продам свою кровь и куплю вам цветы.
– Вы, наверное, знаменитый поэт, не иначе, – мечтательно протянул телефон. – У вас такой изумительный фарси.
Феликс знать не знал ни о каком фарси, но он уже так далеко зашел, что не стоило обращать внимания на всякие мелочи. Словно росток, пробившийся к солнцу сквозь асфальт, его душа рванулась навстречу внезапно нахлынувшей страсти.
– Я пьян, – осознал он. – Ваша улыбка пьянит меня, словно вино.
– Там, где я родилась, женщины никогда не улыбаются.
Феликс не нашелся, что ответить, повисло неловкое молчание, только в телефоне что-то тихонько посвистывало.
– Вы шпионите за мной? Откуда у вас мой номер?
– Я не шпион. Я взял ваш телефон и позвонил на свой.
– Тогда я знаю, кто вы такой! Вы тот высокий незнакомец, который дал мне аккумулятор. Где вы?
– Выгляньте наружу. Я тут, на скамейке. Видите?
Она повернулась, он вскинул вверх руку, подавая знак.
– Ну, вот он я, – сказал Феликс. – Поверить не могу, что я это сделал. Не уходите никуда, хорошо? Я сейчас заскочу в магазин и куплю вам обручальное кольцо.
– Не надо! – воскликнула она и с опаской покосилась на отца и дядю. Затем подошла поближе к пуленепробиваемому стеклу.
– Я вас вижу. Я вас помню.
Она смотрела прямо на него. Глаза их встретились. Между ними пробежала искра. Феликса бросило в жар.
– Твой взгляд пронзает меня насквозь.
– Ты очень красивый.
Сбежать оказалось довольно просто. С испокон веков влюбленные девушки тайком покидали родительский кров, чтобы выйти замуж. Телефон здесь оказался очень кстати. Феликс проводил ее до роскошного – сплошь лимузины и видеокамеры – отеля. В сумке, которую он ей принес, лежали широкополая шляпа, солнцезащитные очки и купленное по дешевке мексиканское свадебное платье. Он проскользнул в женскую уборную – из-за боязни судебных исков, там никогда не устанавливали камер – и оставил сумку в одной из кабинок. Она переоделась, распустила волосы, вышла из отеля и юркнула к нему в машину.
Они не могли общаться без телефонов, но их это не смущало, да и проблемы вселенского масштаба они обсуждать не собирались. В отличие от Лолы, которая постоянно ныла, что он мало общается с людьми и не заводит нужных знакомств – "ты же водопроводчик, перед тобой все двери открыты!" – она, эта новая женщина часто восхищалась им – "а я и не догадывалась, какие водопроводчики умные и загадочные". Она так мало требовала от жизни. Она любила прогуливаться в парках без соглядатаев и провожатых, заходить в лавочки торговцев с Ближнего Востока и перебирать выставленный на лотках товар. А еще ей нравилось отдаваться ему целиком и полностью, без остатка.
Ей было всего девятнадцать. Добровольно принеся на алтарь любви свою чистоту и непорочность, эта маленькая беглянка сожгла за собой все мосты, все до единого. Лишь однажды она рассказала ему немного о том мире, где жила раньше, мире, где приходится укрощать демонов страсти. А демоны, обуревавшие ею, рвались наружу; всхлипывая и рыча, извиваясь в экстазе, они дарили ему долгие, безумные поцелуи, кусались, царапались и любили его так, словно завтра конец света.
А затем, когда иссякали силы и они больше не могли любить друг друга, и просто лежали, дрожа и постанывая от сладостной боли, она поднималась и шла готовить еду. Готовила она отвратительно. Она беспрерывно висела на телефоне, болтая с родными и знакомыми. Наперсницами ее, по всей видимости, являлись исключительно женщины, ибо беседы велись о том, как приготовить то или иное персидское блюдо. И пока она, сияющая и ликующая, весело чирикала в трубку, на кухне пригорал басмати.
Как же ему хотелось повести ее в ресторан, вывести ее в свет, показать всему миру. Ничто, кроме секса, не могло доставить ему большей радости. Но у нее не было документов. Рано или поздно какой-нибудь полицейский-молодчик непременно захотел бы проверить их. В наши дни такое случается. Мысли об этом доставляли ему боль и омрачали его счастье, поэтому он гнал их прочь. Он взял на работе отпуск; он неотлучно находился рядом с ней, купался в лучах исходящего от нее света. И она, эта милая девочка, возвращала ему радость жизни, щедро делясь с ним бьющим через край счастьем. Ни от кого в жизни никогда он не получал так много.
Десять золотых дней ничем не замутненного блаженства… Десять дней на хлебе и вине… Десять дней соловьиных трелей и распускающихся под окнами роз. Затем в дверь постучали. На пороге стояли три копа.
– Добрый день, мистер Эрнандес, – сказал один из них, коротышка. – Я, значится, агент Портилло из управления Национальной безопасности, а эти двое, стало быть, мои достопочтимые коллеги. Можно войти?
– А чем, собственно, обязан? – поинтересовался Феликс.
– Чем только не обязан! – воскликнул Портилло. – Но станете обязанным много меньше, если позволите моим товарищам обыскать вашу квартиру.
– Итак, – Портилло поднес к Феликса карманный компьютер, – молодая особа Батул[47]Кадивар. Нам ведь знакомо имя Батул Кадивар, не так ли?
– Да мне такое даже не выговорить, – усмехнулся Феликс.
– Однако, полагаю, вам все-таки лучше зайти, – добавил он, так как сослуживцы агента Портилло, не дождавшись приглашения, уже протискивались в прихожую. Для людей подобного рода не существует слова "нет". Оттолкнув Феликса, они ринулись прямиком в ванную.
– Что за типы? На американцев что-то не похожи.
– Иранцы, союзники. Какое-то время у них крыша ехала капитально, потом они, вроде бы, им полегчало и они пришли в себя, затем стали нашими новыми друзьями, а следом враги наших друзей стали нашими друзьями… Вы вообще новости по телевизору смотрите, а, мистер Эрнандес? Религиозные бунты там? Захваты посольств? Боевые действия в священном городе Куме и тому подобное?
– Спасибо, я в курсе.
– Мусульмане – да их миллиард целый. Если им вздумается превратить нашу планету в Израиль, они ведь превратят, мы и пикнуть не успеем. Эх, когда-то я был простым бухгалтером! – Портилло театрально вздохнул. – А теперь? Национальная безопасность. Поглядите на меня, на эту форму! Я в ней, как пугало огородное! Э, hombre[48], мы уже двадцать один год как существуем, а финансируют нас до сих пор из рук вон плохо. А эти гориллы, мои коллеги! Вы думаете, для них что-то значит голос разума? Женевская конвенция? Конституция США? Не смешите меня!
– Ну, кого-кого, а террористов они здесь точно не найдут.
Портилло снова вздохнул.
– Послушайте, мистер Эрнандес. Вы человек молодой, досье у вас чистое, я хочу вам помочь.
Он достал налодонник и посмотрел на экран
– Вот запись входящих и исходящих звонков. Тридцать, а то и сорок звонков в день с вашего телефона и на ваш. А теперь посмотрим сюда. Прелестная картинка, что скажете? Проверим, куда звонила особа, нас особо интересующая. Так, это, должно быть, ее тетя из Еревана, это – сестренка из Тегерана, а это пять или шесть ровесниц-подружек, все еще живущих в средневековье и носящих паранджу… Кто, по вашему, собирается оплачивать эти счета, а? Никогда об этом не задумывались?
Феликс промолчал.
– Я все понимаю, мистер Эрнандес. Вы поймали удачу за хвост. Вы молоды, кровь бурлит, девушка несказанно хороша собой. Но, видите ли, она несовершеннолетняя, к тому же нелегальный иммигрант. Политические связи ее отца просто поразительные, вам такие и не снились. Я подчеркиваю – поразительные и не снились.
– Мне поразительно ничего не снится, – съязвил Феликс.
– Не валяйте дурака, мистер Эрнандес. Вы-то, возможно, пацифист, но именно из-за вас может вспыхнуть самая настоящая война.
Из ванной послышался страшный грохот – ни дать ни взять орудующая там банда мародеров, пытаясь утащить награбленное, сметала все на своем пути.
– Ну, и вляпались же вы, hermano[49]. У ливанца, в его бакалейном магазинчике, есть видеокамера. В каждом светофоре есть видеокамера. Сэр, вы – свободный американский гражданин и вольны идти, куда вам там заблагорассудится, а мы, мы вольны прокрутить запись и посмотреть, куда это вы направляетесь. История, в которую вы ввязались, грандиозна. До вас все еще не дошло?
– Все еще доходит, – ответил Феликс.
– Вы не соображаете, что происходит. Вы и половины всего не знаете. Даже десятой части.
Две полицейские образины наконец-то вынырнули из ванной. Троица быстро обменялась сообщениями. Для этого несчастным агентам пришлось воспользоваться компьютерами.
– Мои друзья разочарованы, – сообщил Портилло. – В месте вашего обитания девушки не обнаружено, зато обнаружено поразительное количество косметики и парфюма. Они требуют, чтобы я арестовал вас за похищение, создание помех правосудию, и, возможно, еще за что-нибудь – не составит труда привлечь вас по десяти-двенадцати статьям. Однако я спрашиваю себя – зачем? Зачем портить жизнь молодому человеку, исправному налогоплательщику и добросовестному работнику? Вероятно, думаю я, все было совсем не так. Я думаю, наша история должна закончиться благополучно. Только представьте себе. Взбалмошная девчонка сбежала из дома и две недели провела в монастыре. К этому ее подтолкнул некий внутренний порыв, экстатическое перевозбуждение. Она разочаровалась в Америке, Америка напугала ее. Затем она вернулась в семью. И волки сыты, и овцы целы. В этом и заключается дипломатия.
– В чем в этом?
– Дипломатия – это искусство избегать лишних неприятностей всеми участниками возникшего конфликта. Единой сплоченной командой, так сказать.
– Они отрубят ей руки и забьют камнями!
– В зависимости от, мистер Эрнандес, в зависимости от… Сама ли девушка расскажет данную историю или найдется верный человек, который подтвердит ее слова и убедит ее родных не поднимать шума. Какой-нибудь мудрый, надежный друг. Вы понимаете, о чем я, не так ли?
Полицейские ушли, Феликс глубоко и надолго задумался. Чувство стыда и унижения, бессилия и беспросветной тоски охватили его. Надежды рухнули. Он пошарил под раковиной и достал бутылку текилы.
Отчаянно ругаясь на фарси, она лупила его по голове, безжалостно отвешивая увесистые подзатыльники. Увидев, что он очнулся, она демонстративно вылила остатки текилы на пол.
Пошатываясь, Феликс побрел в ванную. Его вырвало. Вернувшись в комнату, он увидел чашечку свежесваренного кофе. Она врубила телевизор на полную мощь и готовилась задать ему жару. До этой минуты они еще никогда не ссорились, хотя он знал, всегда знал, что она – тот самый тихий омут, в котором водятся истинные черти. И вот наконец грянул гром. Его захлестнул стремительный поток слов, ливень мелодичной тарабарщины, которую он не понимал, но которой наслаждался, словно песней. Ему грезилось, что вокруг бушует ураган, стонут и гнутся деревья, вихрем носятся листья, стоит непроглядная тьма, дождь льет, как из ведра, а он, сухой и довольный, сидит и слушает музыку ветра. Волшебство да и только.
С кофе она угадала на все сто, и вскоре он совершенно протрезвел.
– Твоя взяла, признаю, что был не прав, прости меня, – бросил он вскользь – все равно ведь она ни слова не понимает. – А теперь давай, помоги мне.
Он распахнул дверцы шкафчика под раковиной, где прятал бутылки, и под ее укоризненным взглядом вытащил их наружу. Затем вылил все в водосток – и водку, и ликер, и джин, и коллекцию текил, и даже последние капли любимого односолодового виски. Мусульмане не пьют алкоголь, а разве люди, которых в мире целый миллиард, могут ошибаться?
Он заглотнул две таблетки аспирина и взял телефон.
– Приходили из полиции. Им все известно. Я расстроился и слишком много выпил.
– Тебя били?
– Нет, ну, что ты. Они не сторонники подобных мер, у них есть методы получше. Они вернутся. Что нам делать, ума не приложу!
Она скрестила на груди руки:
– Мы убежим.
– Знаешь, у нас в Америке, говорят: "Хоть сквозь землю провались, но те, кому надо, тебя из-под земли достанут".
– Милый, поэзия твоих слов завораживает, но с полицией шутки плохи. У нас серьезные неприятности.
– Да уж, серьезнее некуда. Это посерьезнее, чем цирроз печени. У тебя нет водительских прав. Нет паспорта. Тебе даже билет на самолет не продадут. Любой вокзал, любая паршивая автобусная станция оснащены камерами. Мы не можем сесть в мою машину и уехать. Прежде, чем мы успеем покинуть город, мой номер раз сто засветиться в их базах данных. Я даже не могу взять машину напрокат, для этого придется назвать номер кредитной карты, а он тоже известен копам.
– Мы угоним машину и быстро-быстро помчимся прочь.
– Их не обгонишь, невозможно! У них, как и у нас, есть телефоны, они обойдут нас и станут поджидать впереди.
– Я бунтарка! Я не сдамся! – Она вздернула подбородок. – Давай поженимся!
– Я бы с радостью, но как? У нас нет разрешения на брак. Нет анализа крови.
– Мы поженимся там, где наша кровь никому не нужна. Бейрут, поехали в Бейрут! – Она приложила руку к груди. – В ту ночь, когда мы впервые познали друг друга, мы поженились здесь, в моем сердце.
От этого простодушного признания он чуть не расплакался.
– В каком-нибудь ломбарде обязательно найдутся кольца, которые нам продадут за наличные. Правда, я католик… Но ведь где-то же должен найтись хоть кто-нибудь, кого это не смутит. Какой-нибудь мулла-отступник. Или сантерист…[50]
– Когда мы станем мужем и женой, нам никто не сможет помешать. Мы ведь не совершили ничего дурного. Я получу Грин-карту. Я брошусь им в ноги, я стану умолять их. Я попрошу политического убежища!
Агент Портилло вежливо кашлянул.
– Мистер Эрнандес, пожалуйста, не забывайте, что вы тут не одни. Разговор касается всех нас.
– Забыл предупредить о самом худшем, – вздохнул Феликс. – Они знают про наши телефоны.
– Мисс Кадивар, вы меня понимаете?
– Кто вы? Я вас ненавижу! Убирайтесь отсюда, дайте мне поговорить с ним.
– И вам тоже salaam alaikum[51], – усмехнулся Портилло. – Да, материально-техническое обеспечение федеральных агентов оставляет желать лучшего. Подумать только, какая-то дочка какого-то муллы общается при помощи великолепного телефона-переводчика, а я и пары слов не могу связать со своими товарищами по цеху! Кстати, те два джентльмена из Тегерана, из нового управления, следят за вашей квартирой. Правда, как они умудрились не заметить вашу подружку, когда она входила в дом – ума не приложу. Итак, вам грозит большая опасность, но если вы послушаетесь моих советов, возможно, я вытащу вас из этой передряги.
– Я не покину своего возлюбленного, – твердо пообещала она.
– Только через мой труп, – воскликну Феликс. – Давай, приходи, вот он я. Пистолет только не забудь.
– Хорошо, мисс Кадивар. Кажется, вы наиболее здравомыслящее создание из здесь присутствующих, поговорим с вами начистоту. С этим типом у вас нет будущего. Только дурной человек соблазняет невинных девушек по телефону. Он же настоящий aayash[52], он волочится за каждой юбкой. А известно ли вам, что каждый второй брак, заключенный в Америке, распадается? Вы надеетесь, что он, как честный, порядочный человек, придет к вашему отцу и попросит вашей руки? Держите карман шире! А о вашей маме вы подумали?
– Какой ужасный человек! – вскричала она. – Кто он? Он знает все!
Ее била дрожь.
– Он змей, – процедил Феликс. – Дьявол во плоти.
– Да ладно, compadre[53], не стоит преувеличивать. Я вам не Сатана из преисподней. Нет, нет. Я хороший человек, просто замечательный. Я ваш Ангел Хранитель, чувак. Я из кожи вон лезу, чтобы вернуть вас снова в реальный мир.
– Все, фараон, хватит, теперь послушай меня. Я люблю ее, люблю ее тело и душу. И даже если ты пристрелишь меня за это, убьешь, как бешеную собаку, огонь, что пылает в моей груди, вырвется из узилищ моего тела, и все вокруг пожрут языки пламени.
Она разрыдалась.
– О Господи, Господи, Боже мой! Какие прекрасные слова! Ничего прекраснее я в жизни не слышала!
– Да вы, ребятки, совсем рехнулись, ясно? – рявкнул Портилло. – Дурдом какой-то, уши вянут! Вы же друг друга не понимаете ни черта, вы даже языка друг друга не знаете! Я вас честно обо всем предупредил. И теперь я умываю руки. Сами напросились, сами вынудили меня сделать это, понимаете? И теперь, Ромео и Джульетта, пеняйте только на самих себя.
Он отключил их телефоны.
Феликс положил умолкнувшую трубку на стол.
– Итак. Докладываю обстановку. У нас нет телефонов, паспортов, водительских удостоверений. За нами охотятся разведки двух стран. Нам недоступны ни самолеты, ни машины, ни поезда, ни автобусы. Я даже по кредитке не могу расплатиться – они ее отследят и сразу же выйдут на нас. Кроме того, я наверняка лишился работы. Из дома тоже не выйти… Да, и главное – ты не понимаешь ни слова из того, что я говорю, по глазам вижу. А еще дрожишь, как осиновый лист.
Она приложила палец к губам. И взяла его за руку.
Вот что она придумала. Отправиться пешком. Добраться пешком до Лос-Анджелеса. Она знала слово «Лос-Анджелес», возможно, там жили ее знакомые или родственники. Конечно, прошагать ногами пол-Америки – путешествие не из легких, однако Феликсу идея пришлась по душе. Он решил, что справится. Когда в 1849 году разразилась Золотая лихорадка, сколько людей сорвалось с насиженных мест и тронулось в путь? Не сосчитать. Женщины тоже брели в Калифорнию, надеясь повстречать там мужчин, разбогатевших на золотых приисках.
Они вылезли через окно, и произошло чудо – они исчезли, словно в воду канули. Федералы дежурили в аэропортах, они были повсюду, но им и в голову не приходило, что искать следует на улицах и дорогах, по которым идут из штата в штат неприметные и ничем не примечательные путники.
Они шли и шли. И с первого же дня, чтобы скоротать время, она стала обучать его основам фарси. Первый урок они посвятили частям тела – ничего другого, на что можно было просто указать пальцем, они не имели. Однако Феликс пребывал на седьмом небе. Их страсть разгоралась с новой силой. Ради любви он готов был терпеть муки голода, ради любви готов был сражаться, ради любви умереть. Отношения между мужчинами и женщинами – это мир иллюзий и фантазий. Чем их больше, тем лучше. Час проходил за часом, а они не расставались ни на минуту.
Они спали на голой земле. Одежда их истрепалась. На десятый день странствий их арестовали.
Их приняли за нелегальных иммигрантов. Насчет нее, понятное дело, ни у кого не возникло ни малейшего сомнения, ему же хватило ума говорить только на испанском, и он тоже сошел за нелегала. Полицейские из миграционной службы затолкали их в битком набитый автобус, следующий до границы. Им повезло – они сели рядом и могли держаться за руки и целоваться. Глядя на них, несчастные депортируемые горемыки заулыбались.
Только сейчас он полностью осознал, что пожертвовал ради нее всем: гражданством, верностью флагу и церкви, деньгами, привычками… Всем. Ну, да и скатертью дорожка. Он задумчиво жевал сэндвич с сыром. Каждому бедолаге в автобусе федералы вручили щедрый подарок – сэндвич в промасленной бумаге, яблоко, пакетик гомогенизированного молока и морковные чипсы.
Когда его истосковавшийся по пище желудок немного насытился, Феликса охватила безумная радость. Он почувствовал, что повзрослел, стал настоящим мужчиной. Душившие его условности и ограничения превратились в руины. Его жалкий, эгоистичный, убогий мирок развалился. Новый мир распахнул перед ним объятия.
Раньше, живя в достатке, он ведать не ведал, что значит испытывать крайнюю нужду. Например, он подавал милостыню, но не понимал, что подаяние – это дар Божий. Но отныне и впредь, как только он найдет место, где можно жить – а сколько таких заброшенных, всеми забытых уголков, где жизнь так трудна и печальна, что никому и в голову не придет задавать лишние вопросы невесть откуда взявшемуся водопроводчику – так вот, как только он снова найдет работу водопроводчиком, он будет подавать милостыню.
Автобус катил и катил вдаль. Она доела сэндвич, облизала пальцы и заснула, склонив голову ему на плечо. Свободно распущенные волосы упали ей на лицо, чумазое и пыльное. Он осторожно убрал их. С тех пор, как они встретились, она стала на двадцать дней старше.
– Вот жемчужина, – воскликнул он на весь автобус, – настолько редкая и прекрасная, что ни время, ни пространство не властны над ней.
Откуда возникли эти строки, неожиданно всплывшие в памяти? Может, он когда-то читал их? А может… Может, сочинил их сам?…