Текст книги "Схизматрица (сборник)"

Автор книги: Брюс Стерлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 56 страниц)

И в порыве отчаяния блемми принялся стягивать со своих ног изодранные сапоги.

Хильдегарт покорно опустилась на колени и сняла остатки обуви с ног своего господина. На ногах оказалось множество ран – следы от колей и устрашающе крупных звериных клыков. Она сняла хлопковый плат со своей головы и разорвала его на полосы.

«Я обещал ей позаботиться о детях / защищать их, как я прежде защищал и оберегал ее / тот опрометчивый обет сломил мой дух / я нарушу данную ей клятву, ибо не могу жить без нее / без ее доброты, внутренней силы и великодушия / она была так мудра / ей были открыты такие глубины познания / великие чудеса, о каких я и подозревать не мог / в ней жила необыкновенная непостижимая душа / а уж как она меня любила / какие дивные чудеса мы делили друг с другом / мы пришельцы из разных миров / о до чего же чудесно она писала!»

Тут к ним подошел Синан. Глаза у ассасина покраснели от ядовитых испарений, но он уже взял себя в руки и успокоился.

– Что ты там делал? – спросила Хильдегарт, перебинтовывая окровавленную беспалую ногу блемми.

– Я создал шедевр! Ты только послушай! – радостно возгласил Синан. Он поднял повыше кусок пергамента, который держал в руках, прокашлялся и с выражением прочел: – «Я своими глазами узрел горы трупов. То жертвы резни или бойни. Все изрублены, иссечены; их разорваны горла, и из прободенных черепов вытек мозг. Их изломаны спины, раздроблены шеи; их носы перебиты и залиты алою жижей, и их волосы слиплись в крови. Ссохлись нежные алые губы; размозженные головы, как решето, все пробиты; ступни иссечены и изодраны множеством лезвий; пальцы срезаны – ими усеяно сплошь все пространство вокруг; и у каждого трупа грудь как месиво кости и мяса. И казалось, с последним дыханьем из этих грудей вырываясь, сами души раздроблены были и иссечены; и тела бездыханно лежали, будто серые камни, средь мертвенных хладных камней!»

Окровавленные пальцы Хильдегарт соскользнули с узла, которым она пыталась закрепить импровизированную повязку на ноге своего господина. Солнце сильно припекло ее неприкрытую голову. В ее ушах зазвенело. В глазах помутилось.

Когда она пришла в себя, то первым делом увидела Синана, который заботливо протирал ей лицо куском ткани, смоченным, водой из фляги.

– Ты упала в обморок, – сказал он.

– Да, – слабо пробормотала Хильдегарт, – это было уже слишком.

– Еще бы! – подтвердил Синан. Глаза его сияли. – Ведь эти волшебные стихи вылились из меня в едином порыве божественного вдохновения! Будто мое перо само научилось возглашать истину!

– Значит, все это ты увидел в аду? – спросила она.

– О нет, – отвечал Синан. – Этим ужасам я стал свидетелем при осаде Иерусалима. Но прежде мне никак не удавалось описать свои впечатления, а сейчас на меня снизошло вдохновение. – Синан пожал плечами. – А в этой отвратительной шахте я вообще почти ничего не смог разглядеть. Только темный едкий дым да обломки костей. Ну и прорва бесят: их визг и шебурша-ние раздаются со всех сторон, будто пещера полна не то ящериц, не то летучих мышей. И вонь от них адская… – Синан бросил косой взгляд на израненные ноги блемми. – Видишь, как маленькие черти искусали его, когда он пытался пробраться сквозь их толпу и забрать останки их мамаши.

Блемми не мог слышать того, что сказал Синан, но интонации ассасина его, по-видимому, взволновали. Он приподнялся и сел. Его черные глаза были словно подернуты пленкой и полны безысходного горя. Он вновь взялся за нож и вырезал им на песке новое послание:

«А теперь мы поднимем бесценное тело моей возлюбленной / и опустим его для вечного упокоения в недра сего чужеземного моря, столь любимого ею / во всем вашем мире не нашлось места, которое встретило бы ее ласковее, чем эти тихие воды».

Синан убрал пергамент со стихами и потянул за одну из побелевших конечностей искалеченного тела, которое принадлежало возлюбленной блемми. Костяная броня с грохотом перевернулась, будто скорлупа от яйца птицы Рух, пробитая клювом птенца. Раненый блемми встал на окровавленные ноги и, напрягая все свои иссякающие силы, попытался поднять или хотя бы толкнуть эту костяную стену. В конце концов и Синан, и блемми с плеском шагнули в зловещие воды и сразу же погрузились по пояс.

Когда белый остов стал погружаться в воду, из его внутренности вдруг послышались шорох и шебуршание. Из каких-то потаенных закоулков костяной скорлупы, шатаясь на трясущихся лапках, как мокрый птенец, выполз маленький, жутковатого вида бесенок. Он принялся прыгать, чирикать и визжать.

Мудрый Синан тут же замер, как охотник, случайно встретивший леопарда. Но блемми не смог сохранить хладнокровие. Громко фыркнув, он с плеском рванулся к берегу.

Бесенок ринулся вслед за блемми с ловкостью прирожденного хищника. Нагнав свою жертву, он повалил ее на соленый песок и тут же принялся пожирать добычу.

Синан схватил ближайшее оружие, оказавшееся под рукой: он оторвал от скелета демонессы подходящую кость, бегом выбрался на берег и ударил ею бесенка, как булавой, по колышущейся от удовольствия спине. Однако броня у этой твари была куда прочнее, чем у краба: тяжелый удар лишь разозлил маленького монстра. Демон с невероятной скоростью повернулся и обрушился на ассасина. Менее опытного воина он, должно быть, сразил бы на месте. Но мудрый Синан перехитрил бесенка. Увернувшись от смертоносного броска, он ударил своей булавой по хрупким суставам костяных конечностей твари. Когда же чудище рухнуло на песок, шипя и обливаясь пеной, он достал из складок своей одежды короткий кинжал с изогнутым лезвием и прикончил бестию.

Синан вынул кинжал из трупа бесенка и поднялся на ноги. Одежда его была изорвана, рука окровавлена. Спрятав кинжал, он оттащил тело маленького чудовища к самой кромке соленой воды. Затем, содрогаясь от омерзения, он поднял его и отнес на то самое место, где покоился в неподвижной воде труп его матери.

Хильдегарт опустилась на колени подле своего господина. Раны его заметно умножились. Он задыхался.

Блемми прикрыл глаза, ослабев от боли и тоски. Силы его таяли на глазах, но он явно хотел написать что-то еще. Он нацарапал на песке дрожащим пальцем: «Отнесите меня в мой Парадиз и перевяжите мои раны / сделайте все, чтобы я выжил / я открою вам великие тайны / неведомые и величайшим пророкам».

Синан взял Хильдегарт за руку.

– Знаешь, дорогая, судьба наших лошадей меня больше не беспокоит, – сказал он.

Затем Синан опустился на колени и стер все, что написал их господин. Капля его собственной крови упала на песок возле лужи, натекшей из ран блемми.

– О мой бесстрашный герой! Это отвратительное чудовище ранило тебя!

– Знала бы ты, какое бессчетное множество раз было ранено мое бедное старое тело!

Левая рука Синана была сильно рассечена хвостом твари, как будто хлыстом. Он сжал зубы от боли, когда Хильдегарт перетягивала ему рану шарфом.

– Знала бы ты, дорогая, какую радость доставила мне эта схватка! Никогда в жизни я еще не убивал тварь, которую так сильно хотел бы убить.

Блемми с трудом, упершись локтем в песок, приподнял свое безголовое тело и сделал слабый знак, чтобы они подошли. И в это мгновение Хильдегарт почувствовала острую ненависть к нему, к его слабости, которая заставила его поддаться дьявольским искушениям.

– Как ты думаешь, о чем это блемми собирается написать нам? Что это за «великие тайны», о которых он обещает нам поведать?

– Да все те же самые, ничего нового, – с отвращением отвечал Синан. – Наверняка это будет все тот же мистический бред, будто Солнце – не более чем звезда.

Хильдегарт передернула плечами:

– Терпеть не могу эти его бредни!

– А потом он станет утверждать, будто мир невообразимо стар. Чушь, да и только. Ну пойдем, дорогая, поможем ему. Давай подлатаем как следует нашего господина, ведь больше некому это сделать.

– «Тысячи лет, – принялась цитировать Хильдегарт, не двигаясь с места, – и еще тысячи тысяч лет. И еще тысячи тысяч и тысяч. И еще помножить все это на тринадцать с половиной. Вот сколько лет прошло с тех пор, как родилась наша Вселенная».

– И как только ты все это помнишь? В искусстве чисел тебе нет равных!

Вдруг по телу Синана, от макушки до пят, пробежала дрожь: то была волна ярости, страха и усталости – отзвук недавнего поединка.

– Дорогая, позволь спросить тебя, на твое суждение я готов полностью положиться: как ты думаешь, все эти огромные числа имеют хоть какой-нибудь смысл? Ну хоть малейший?

– Нет, – ответила Хильдегарт.

Ассасин бросил усталый взгляд на совсем уже ослабевшего блемми и понизил голос:

– Ну что ж, твоему мнению я доверяю всецело. Значит, ты абсолютно уверена в том, что говоришь?

Хильдегарт ощутила прилив необыкновенной нежности к Синану. Она хорошо знала это выражение его лица – искренне и всерьез озадаченное. Она часто наблюдала это выражение в те далекие дни, когда она и Синан, наложница и господин, игрывали в шахматы, в безмятежности коротая приятные вечера. Ведь это Синан научил Хильдегарт играть в шахматы, до этого она и не подозревала о том, что есть такая игра. А игра оказалась просто потрясающей – что за чудо этот король, который едва может ходить, и быстрый ферзь, и отважные кони, и доблестные ладьи, и яростные слоны! И когда Хильдегарт стала все чаще выигрывать, Синан знай себе только смеялся да нахваливал ее недюжинный ум; казалось, игра ему от этого стала нравиться даже больше, чем прежде.

– Мой дорогой, мой отважный Синан, я даю тебе слово: такие бездны времен не нужны даже Богу, не говоря уж о его ангелах!

Без головного покрывала у Хильдегарт кружилась голова. Она осторожно провела руками по своим длинным косам.

– Почему он считает, будто цифры могут нас как-то вознаградить? Лично я бы предпочла золото и бриллианты.

Синан снова пожал плечами, бережно придерживая раненую руку.

– Полагаю, что горе затмило ему разум. Надо унести его подальше отсюда, подальше от тела возлюбленной. Если получится, нужно положить его в постель. Нельзя требовать многого от мужчины, когда он находится у края могилы своей любимой.

Хильдегарт с отвращением взглянула на скелет демонессы. Плотные соленые воды все еще не спешили поглотить гигантский скелет, но постепенно, сквозь многочисленные отверстия, влага все же просачивалась внутрь, и костяной остов понемногу тонул, будто корабль, пробитый ядрами. Вдруг в сердце Хильдегарт закралось темное подозрение. За ним последовал леденящий ужас.

– Синан, подожди-ка еще минуту. Послушай меня. Сколько всего адских отродий вышло из чрева этого жуткого демона?

Синан сощурил глаза:

– Думаю, не меньше сотни. По крайней мере, судя по тем ужасающим звукам, которые я слышал в пещере.

– Синан, а ты помнишь ту сказку, про султана и шахматную доску? Сказку про большие числа?

Это была одна из его любимых арабских сказок. В ней рассказывалось об опрометчивом обещании, которое глупый султан дал одному хитрому вельможе. На первом квадрате шахматной доски – одно-единственное зернышко пшеницы, на втором – уже два зерна, на третьем – четыре и так далее: восемь, шестнадцать, тридцать два… И в конце концов адские числа складывались в целый амбар.

Синан нахмурился:

– О да. Я помню эту сказку. И я начинаю понимать, к чему ты клонишь.

– Ведь ты же сам мне ее рассказал, – заметила Хильдегарт.

– Умница моя, я очень хорошо помню, как рассказывал тебе эту сказку! И я отлично знаю, как глубока та подземная шахта! Ха-ха! Так вот зачем он хочет накормить этих бесов мясом моих драгоценных коней! Когда эти мерзкие твари начнут размножаться, сколько их станет, как ты думаешь? Сотни, и сотни, и сотни!

– Чем это нам грозит? – спросила Хильдегарт.

– Это же очевидно, – отвечал Синан. – Они выберутся наружу и наводнят собою нашу священную родину. А размножаясь снова и снова, они вскоре распространятся на такие расстояния, которые не пролетит ни одна даже самая сильная птица!

Хильдегарт порывисто обхватила его руками. Боже, как быстро он все понимает!

Синан перешел на громкий шепот:

– Что ж, дорогая, благодаря твоей женской интуиции мы разгадали его коварный замысел! Теперь мне совершенно ясно, что нужно делать. Ты ведь со мной согласна, не так ли?

– О чем ты?

– Я должен убить его.

– Что, прямо сейчас?

Синан отстранился от нее; лицо его приняло решительное и угрожающее выражение..

– Ну разумеется, сейчас! Если хочешь убить сильного противника – напади на него неожиданно, как гром среди ясного неба. Смертельный удар лучше всего наносить именно тогда, когда противник его меньше всего ожидает. Ты сейчас сделаешь вид, будто хочешь помочь ему подняться на ноги. И тогда я, не говоря ни слова, поражу его моим стальным клинком прямо между ребер.

Хильдегарт сощурилась и стряхнула со своего плаща песчинки.

– Скажи, Синан, а ты уверен, что у блемми вообще есть ребра?

Ассасин задумчиво погладил бороду.

– Ты права, дорогая, я, пожалуй, погорячился. Нужно все продумать.

Но пока они перешептывались, блемми уже сам поднялся с окровавленного песчаного ложа. Пошатываясь и спотыкаясь, он вошел в зловонные, соленые, мертвые воды. Останки его возлюбленной так и не утонули до конца: слишком уж мелко здесь было.

Пытаясь удержаться на плаву, блемми принялся толкать белый остов за костяные зубцы и шипы, торчащие над поверхностью воды, с тем чтобы оттащить его подальше от берега. Плотность воды в Мертвом море очень высока, и утонуть в нем почти невозможно – но ведь у блемми не было головы, которую можно было бы держать над водной поверхностью. Синан и Хильдегарт кричали ему об этом, стараясь предупредить об опасности, но господин не услышал их криков.

Застряв между тяжелых костей своей возлюбленной, он утонул. А несколько минут спустя его труп выскочил на поверхность, будто пробка.

После гибели Тихого Господина дела в Святой земле сразу же пошли из рук вон плохо. Для начала с рынков поисчезали все редкие товары. Затем торговля и вовсе пришла в упадок. Служащие перестали вести приходно-расходные записи. Цены пустились вскачь с такой скоростью, что уследить за ними не было никакой возможности. Урожаи были побиты, деревни разорены, караваны разграблены, а суда потоплены. Люди перестали торговать и учиться друг у друга: все споры теперь разрешались поножовщиной. Тающее на глазах христианское войско терпело одно поражение за другим. Спасаясь от безжалостного истребления, крестоносцы укрывались в каменных крепостях и там умирали от голода либо садились на корабли и судорожно носились от острова к острову, выпрашивая подкрепление, которое никто почему-то не рвался им дать.

Разбойничьи войска Синана были первыми, кто занял Парадиз блемми. Причем Синан и не думал извлекать какую-то пользу из того, что хранилось во дворце. Ассасин слыл злым колдуном, которому достаточно просто коснуться человека, чтобы убить, и воины боялись его смертельно. Однако известно, что, когда пахнет наживой, дисциплина в войске падает. И Синановы разбойники стали взламывать замки, жечь библиотеки, ножами выковыривать полудрагоценные камни.

Крестоносцы, которыми командовала Хильдегарт, к началу оргии опоздали, но зато быстро наверстали упущенное. Христиане накинулись на цветущий оазис, подобно стае волков. Все, что можно было унести, они брали с собой, а остальное сжигали.

Четверо воинов притащили Хильдегарт к Синану, в его большой черный походный шатер. Они швырнули ее на ковер, украшенный кистями.

Битвы, через которые алхимик провел свою армию, дались ему нелегко. Лицо его осунулось и покрылось морщинами. Но, узнав в новой пленнице Хильдегарт, он мгновенно просиял. Он помог ей подняться на ноги, достал турецкую саблю из ножен и осторожно разрезал пеньковые веревки, стягивающие ее запястья.

– Какие сюрпризы преподносит нам жизнь! – воскликнул он. – Как удалось тебе прорваться ко мне во всей этой неразберихе?

– Мой господин, моя судьба в твоих руках; я твоя пленница. Сэр Роджер Эдесский отдает меня тебе в заложницы, гарантируя тем самым, что его войска будут вести себя смирно. – Произнеся эту краткую речь, которая была подготовлена заранее, Хильдегарт вздохнула с облегчением.

Синан выслушал ее с недоверием.

– Что за времена настали! Не иначе как миру приходит конец! Значит, Роджер, твой паладин, отдает мне в качестве заложницы известную праведницу? Что ж, на войне принято считать, что женщина – хороший подарок. Кто такой этот Роджер Эдесский? Не мешало бы преподать ему пару уроков по куртуазному кодексу чести!

Хильдегарт потерла затекшие запястья. Сердце ее переполняло желание довериться ассасину целиком и полностью.

– Видишь ли, Синан, я вынуждена была поставить Роджера Эдесского во главе этого похода. Роджер молод, отважен, он презирает смерть, и нельзя придумать для него лучшего дела, как ринуться в бой и поубивать тех бесовских чудовищ…

Синан кивнул:

– Да, я отлично понимаю таких людей.

– Это я заставила сэра Роджера отдать меня тебе в заложницы.

– Все равно он повел себя как невежа.

– Ах, все это очень, очень непросто. Дело в том, что Роджер Эдесский отправил меня к тебе потому, что он меня ненавидит. Видишь ли, сэр Роджер без памяти влюблен в мою внучку. Это очень глупая, совершенно безмозглая девица, я дала ей прекрасное образование, но она все равно презирает меня всей душой. И когда я поняла, насколько сильно ими овладела взаимная страсть, я сразу же их разлучила. Я укрыла ее в башне, в Тире, – приставила ухаживать за почтовыми голубями… Ведь Роджер – бродяга, искатель приключений, скиталец: его род лишился своих владений много лет назад. Я присмотрела для этой девицы куда более выгодную партию. Но оказалось, что даже хлеб и вода не в состоянии отбить у нее глупую привычку любить этого человека… Роджеру не нужно иной награды, кроме ее руки, и ради ее дурацких поцелуев он готов встретить лицом к лицу хоть все силы ада… Должно быть, тебе уже наскучила моя болтовня?

– Ну что ты, разве ты можешь наскучить мне, – с готовностью возразил Синан. Он слушал ее с усталой полуулыбкой, рассеянно поглаживая пухлую бархатную подушечку, лежащую подле него на ковре. – Пожалуйста, продолжай! Мне очень любопытна эта экзотическая история о романтической любви двух христиан. Твои семейные интриги всегда так занимательны!

– Послушай, Синан. Я, конечно, всего лишь глупая женщина, и к тому же монахиня, но прошу тебя отдать мне должное. Ведь все-таки я, эта самая монахиня, привела тебе армию. Я дала этим разбойникам оружие, я их одела и привела сюда, к тебе, чтобы ты с их помощью уничтожил бесов… Я сделала все, что было в моих силах.

– Что ж, это огромное достижение, моя милая маленькая Хьюдегар.

– Я так устала… Я близка к отчаянию. Как только по миру разошлась темная молва о смерти нашего Тихого Господина, все мои купцы тут же перессорились. И голуби больше не доставляют почту, Синан: их некому принять, и они исчезают бесследно. А если птицы все же прилетают, то приносят ужасающие вести: кражи, растраты, банкротства, все виды коррупции… Вокруг Тира и Акра выжжены все поля, по всей Святой земле хозяйничают головорезы Саладина… Где нет голода, там непременно чума… По небу плывут облака в форме змей, коровы телятся какими-то чудищами… Я скоро с ума сойду.

Синан хлопнул в ладоши и потребовал, чтобы она сняла с себя традиционные одежды, положенные пленнице; Хильдегарт с благодарностью отдала слугам этот официальный наряд. Затем ей поднесли прохладный лимонный шербет. Доброта и внимание, проявленные ассасином, сделали свое дело: Хильдегарт немного воспряла духом.

– Дорогой мой Синан, я должна еще кое-что сообщить тебе об этой банде, которую я привела тебе в помощь для нападения на ад. Все они христиане, и к тому же только что с корабля, – так что поверят любой небылице. Все они англичане – ну, то есть не англичане, а норманны: англичане теперь их рабы. У этих воинов львиные сердца, и львиная отвага, и львиные клыки, но и запросы тоже львиные. Я обещала им большую добычу, то есть велела сэру Роджеру, чтобы он им пообещал.

– Отлично. Похоже, с этими дикарями можно иметь дело. Ты им доверяешь?

– Господи, конечно же нет! Но англичанам все равно пришлось бы уйти из Тира на Священную войну, потому что местные жители не стали бы терпеть их дальнейшее присутствие. Эти англичане странный народ, очень жестокий. Они пьяницы, неряхи и буйные к тому же, а по-французски говорят так, что это ни на что уж не похоже… – Хильдегарт поставила стеклянную пиалу с шербетом на пол и принялась всхлипывать. – Синан, ты просто не представляешь, сколько всего я натерпелась от этих грязных животных. В наши дни никто уже не умеет вести себя учтиво, а уж сколько страшных, невыносимых оскорблений мне пришлось пережить за эти дни… Эти люди ни в какое сравнение не идут с таким порядочным человеком и великим ученым, как ты!

Несмотря на все трудности, Хильдегарт все же удалось добиться официальных переговоров между сэром Роджером Эдесским и Синаном. Как и большинство воинов, умиравших на полях Святой земли, Роджер Эдесский был полукровка. Дед его был француз, бабка – турчанка, отец – германец, а мать – православная гречанка родом из Антиохии. Его собственная родина, Эдесса, давным-давно пала в огне.

Сэр Роджер был туркопол, то есть потомок христианско-мусульманских браков. Он носил итальянский плащ в шашечку, французские доспехи и заостренный персидский кавалерийский шлем, украшенный арабским павлиньим пером. Глаза сэра Роджера наполняла светлая поэтическая грусть, ибо не было на свете клочка земли, который он мог бы назвать своим домом. И в какую бы область Святой земли он ни отправился, везде ему приходилось видеть смерть людей, связанных с ним кровными узами. Всегда было принято считать, что туркополам – истинным детям Святой земли – доверять нельзя. Они за любую веру сражались с одинаковым безразличием, и все убивали их с одинаковым удовольствием. Роджеру было всего лишь двадцать лет, но сражаться и убивать он умел с двенадцати.

Сэр Роджер и самые отважные из его англичан внимательно вглядывались в своих новых союзников-мусульман, пока Хильдегарт переводила их слова. Как Синан ни старался, ему удалось собрать лишь две сотни воинов, желающих сразиться с демонами. Где-то вдали, за пламенеющим горизонтом, могучий Саладин собирался вести верных мусульман в другую битву – в последний, решающий, исторический бой против захватчиков с Запада. Так что мусульманские герои, готовые сразиться с демонами не на жизнь, а на смерть, были теперь большой редкостью.

Кроме того, прошел слух, что все без исключения ассасины, служившие Синану, добровольно предали себя мученической смерти. Тем не менее благодаря славе, которой Синан пользовался среди поклонников оккультного знания, ему все же удалось набрать небольшое войско слепо преданных ему фанатиков. При нем всегда находился страж-исмаилит, вышедший из медресе, признанной рассадником ереси. Был у него и небольшой отряд пехоты, состоявший из египтян, подданных династии Фатимидов; эти воины привели с собой и своих нубийцев. К осадным орудиям была приставлена горстка перебежчиков из Дамаска. Синан надеялся, что эти огромные смертоносные машины принесут ему быструю победу.

Роджер осмотрел страшные орудия с видимым уважением. Медные остовы машин, предназначенных для метания «греческого огня», живо вызывали в воображении жуткие картины увечий, нанесенных липкой, обжигающей массой. А на массивные рычаги для катапульт ушло немало великолепных ливанских кедров.

Роджера всему научили тамплиеры. Однажды он даже побывал по их поручению в Париже: ведь они вечно искали все новых и новых источников дохода – деньги на войну требовались постоянно. И молодой человек совершенно безосновательно гордился своим изящным французским произношением.

– Ваше превосходительство, мои благочестивые воины полны решимости изничтожить это злобное племя пещерных чудовищ. Однако нам хотелось бы знать, чем будут оплачены наши услуги.

Хильдегарт перевела. Лукавый ассасин прекрасно читал по-французски, но никогда ни при ком не говорил на этом языке.

– Сын мой, не забывай: перед тобой не кто-нибудь, а Горный Старец. – С этими словами Синан вручил Роджеру внушительную пригоршню бриллиантов. – Можешь оставить эти несколько камешков для себя и своих славных ребят. Они поднимут боевой дух твоей армии. А когда последнее исчадие ада будет уничтожено, мы спустимся в алмазную шахту, где они ныне обитают, и честно разделим их легендарные сокровища.

Роджер показал задаток двум своим старшим офицерам. Один из них был усатый англичанин – морской капитан с обветренным лицом: верхом на лошади он чувствовал себя крайне неуютно; другой – стриженый норманн, по всей видимости мошенник у этого были отрезаны уши. Оба разбойника недоверчиво засунули по камню себе в рот и поболтали ими между зубов; когда бриллианты не растрескались, как стекляшки, офицеры выплюнули их в свои плосковерхие шлемы, а затем обменялись кривыми ухмылками.

Ассасины, высланные Синаном в дозор, внимательно следили за входом в пещеру. Маленький военный совет в полном составе отправился туда, дабы изучить место будущей схватки. Хильдегарт забеспокоилась: в окрестностях шахты произошли зловещие изменения. Тяжелая дверь из стекла и железа была вся испещрена небольшими отверстиями. Повсюду валялись свежие кости вперемешку с мертвенно-бледными обломками крабьих панцирей. Вся растительность вокруг была изглодана или вырвана с корнем, даже сухая земля выглядела будто пережеванной, как если бы ее месило копытами стадо разъяренных от боли быков, на которых только что выжгли клейма.

Офицеры Роджера опустили свои копья, украшенные вымпелами, и попытались проткнуть ими пустой розоватый панцирь. Роджер задумчиво покатал бриллиант между пальцев в кольчужной перчатке.

– О господин главнокомандующий и великий эмир! Ты был воистину прав, когда говорил нам, что здесь находится вход в ад! Как нам следует поступить?

– Первым делом мы с помощью огня заставим их выйти на поверхность. В остальном я возлагаю большие надежды на твоих воинов-христиан, которые должны облачиться в тяжелую броню. – Синан искренне старался быть учтивым. – Я собственными глазами видел, как ваша тактика сокрушительных ударов сметала противника в одно мгновение. Особенно пеших крестьян.

– Я полагаю, что к завтрашнему утру мои рыцари будут трезвы и готовы к выполнению ваших приказов, – ответил Роджер. – Кстати, а не потребуется ли наша помощь в транспортировке ваших тяжелых самострелов? Нам уже приходилось иметь с ними дело под Иерусалимом.

– Мои инженеры из Дамаска сделают все самым наилучшим образом, – заверил его Синан и развернул своего великолепного арабского скакуна. Вся кавалькада двинулась прочь от пещеры.

– Ваше превосходительство, нам еще нужно договориться о системе сообщения, – настойчиво продолжал Роджер. – Ваши подручные предпочитают использовать барабаны, а у нас в ходу флаги и рог…

– Мой юный полководец, не беспокойся, эту проблему легко разрешить. Не согласишься ли ты наблюдать за битвой со спины моего слона? Вместе со всеми барабанами, флагами, рогами и… нашей переводчицей, разумеется?

Хильдегарт была так потрясена этим предложением, что чуть не свалилась с лошади.

– Что я слышу, Синан? У тебя есть слон?

Умелой рукой ассасин перехватил уздечку ее норовистой кобылы.

– Моя ненаглядная пленница, я пригнал сюда слона для твоей же собственной безопасности! Надеюсь, ты не побоишься наблюдать за ходом сражения со спины моего гигантского зверя?

Хильдегарт твердо выдержала его взгляд.

– Я целиком доверяюсь твоей мудрости и заботе, о грозный принц, и ничего не страшусь!

– Ты очень добра.

Боевой слон Синана был весьма странным созданием. Это серое и морщинистое толстокожее животное прошло невероятное расстояние – быть может, от самых дальних берегов Индостана – и добралось до Мертвого моря исхудавшим, измученным жаждой; его большие плоские ступни были разъедены солью. Слоновьи бока, будто выпуклые крепостные стены, покрывали трещины и боевые шрамы, а в его маленьких красных глазках светилась смертельная ненависть к людям. В его бивнях были пропилены аккуратные плоские отверстия для острых мечей, а гигантское тело, словно броня, окутывали толстые стеганые маты; из такого количества ткани можно было бы сшить не менее дюжины шатров. К высокому паланкину сандалового дерева крепился самострел, инкрустированный медью: чтобы его зарядить, нужно было прокрутить две стрекочущие ручки, и метал он сразу сорок тяжелых зазубренных стрел делийской стали, каждая из которых пробивала насквозь сразу трех человек. Так что хозяин этого зверя не мог не наводить ужас.

Высоко задрав голову, Хильдегарт посмотрела сначала на зверя, а затем на Синана, и во взгляде ее выразилось искреннее восхищение. Откуда нашлось в ассасине столько великодушия, что он оказался способен на этот великолепный жест?

На другой день Синан преподнес ей несколько официальных подарков: кинжал с рукояткой из слоновой кости, шлем с забралом и покрывалом, чтобы никто не увидел ее безбородого лица, мягкие одежды под доспехи и длинную рыцарскую кольчугу. Не следовало простым воинам видеть, что на поле боя находится женщина. И все же Синан нуждался в ее советах, в ее переводческих способностях и в ее глазах, ведь ей предстояло впоследствии засвидетельствовать происходящее. А в доспехах и шлеме она вполне сойдет за мальчика-оруженосца.

Плотные кольца грязной кольчуги поскрипывали и звенели, тяжелым полотном свисая с плеч Хильдегарт. Доспехи были так тяжелы, что ей едва удалось подняться по складной лестнице на спину слона, в мерцающий паланкин. Забравшись в него, она тяжело опустилась на жесткие красные подушки, набитые конским волосом. Посмотрев вниз, на поле предстоящей битвы, она почувствовала головокружение: она вдруг ощутила себя не человеком, а оторвавшейся от ствола дубовой веткой.

Сражение началось с живописных взрывов: далеко внизу вспыхнули языки цветного пламени. Инженеры Синана обливались потом, но все-таки действовали довольно быстро, сбрасывая все новые сгустки алхимического огня в черную глотку ада.

Вдруг у выхода из пещеры показались сразу около дюжины демонов. Эти твари привыкли к запаху серы, и брызги «греческого огня» не произвели на них особого впечатления. За прошедшее время твари успели подрасти и были уже размером с козла.

При виде этих странных подпрыгивающих существ кони зафыркали и стали под своими закованными в броню, тяжеловооруженными всадниками. Несколько трусов при первом же появлении этих противоестественных чудовищ в ужасе кинулись наутек, но товарищи тут же вернули им мужество громкими насмешками, и беглецы, краснея и отводя взгляды, вернулись на свои места.