Текст книги "Распад"

Автор книги: Брюс Стерлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Тут до Оскара дошло. Он понял, что это отнюдь не легендарные Регуляторы, а простые техасские дорожные кочевники, живущие гораздо менее обособленно, чем пролы из Луизианы. Говорили они только по-испански. Оскар фактически не знал языка, по-испански он разговаривал лишь в детстве, а Донны Нуньес с ними не было. Так что говорить придется Ребекке Патаки, хотя она объяснялась с некоторым трудом.

Номады подошли к автобусу и предложили квадратные брикеты с вегетарианской растительной пищей. Оскар с Ребеккой вежливо отклонили подношение и предложили отведать их устричного супа со стручками бамии. Номады осторожно выпили до дна остаток горячего варева, нахваливая аромат. Как только животные жиры попали им в кровь, они стали менее подозрительны. Без стеснения спросили, нет ли ненужного металлического лома – гвоздей, металла, меди. Живчик Шоки, отвечавший за лагерное хозяйство и утилизацию отходов, принес им из автобуса пустые канистры.

Оскара сильно раздражали лэптопы номадов: у них была нестандартная клавиатура, где строчка с QWER-TYUIOP была снята и буквы пришлось приделывать заново. Несчастные не могли даже печатать нормально. Почему-то этот факт беспокоил его гораздо больше, чем то, что эти двое были нелегальными иммигрантами из Мексики.

Двигаясь не спеша, как будто в их распоряжении было сколько угодно времени – что, впрочем, соответствовало истине, – они наконец собрались и отчалили.

Внезапно дорога опустела. Жители получили предупреждение о наступлении орды Регуляторов и старались не пользоваться этим шоссе. Медленно проехали два полицейских автомобиля с мигалками. Орде кочевников полицейские не были страшны. Их было слишком много, чтобы кто-либо решился их арестовать, и, кроме того, у них имелась своя полиция.

Прибыла первая волна Регуляторов. Пластиковые грузовички и автобусы шли со скоростью примерно тридцать миль в час, пожирая топливо и давая экономию за счет меньшего износа моторов. Затем прибыло ядро операторов, техническая база кочевников – широкие грузовики и танкеры, нагруженные сельскохозяйственным оборудованием, косилками, дробилками, сварочными агрегатами, катками, бродильными чанами, трубами и вентилями. Кочевники жили на природе, вне шоссейных сорняков и искусственных дрожжевых культур. Женщины носили юбки, платки, вуали. Рядом с ними роились малыши в одежде ручной работы с разноцветной бисерной вышивкой. Оскар заворожено смотрел на разворачивающееся перед ним действо. Они не походили на понурых, униженных безработных с северо-востока, живших дешевой общественной пищей. Это был народ, который двигался своим собственным путем, выходящим за границы привычной схемы государственного устройства.

Они устали от системы, которая не предлагала им ничего, а потому попросту изобрели свою собственную.

Команда делала уборку после пикника. Фонтено сел за работу, отыскивая удобный маршрут обратной дороги в Коллабораторий, который не пересекался бы с мигрирующими кочевниками. Фонтено собирался эскортировать их на «крепыше», в который затолкал свою креольскую печь. Даже несмотря на наплыв орды Регуляторов, они могли чувствовать себя в достаточной безопасности внутри металлической брони автобуса. Ситуация была не слишком приятная, но их спокойствию не угрожала.

Телефон Оскара внезапно зазвонил. Это был персональный вызов.

– Ах, Оскар, – подколола его Ребекка, – тебе не надоел этот телефон?

– Я ждал этого звонка, – ответил Оскар. – Извини.

Он прошел за автобус, оставив команду укладывать вещи.

Звонила Клара, его девушка из Бостона.

– Как поживаешь, Оскар?

– Прекрасно. У меня все хорошо. Очень интересная работа. А как там дома? Я скучаю по тебе.

– С твоим домом все в порядке, – быстро сказала Клара. Слишком быстро. Он почувствовал внутри будто укол тонкой иглой.

«Не впадай в панику, – подумал он. – Не выдумывай. Это ведь не кто-то чужой. Это Клара. Это Клара, все нормально».

Ему захотелось немедленно выяснить, в чем дело. Но это было бы очень глупо. Надо сначала походить вокруг да около. Пусть она заговорит первая. Будь веселым, пошути. Заведи легкую беседу. Найди нейтральную тему.

Однако, хоть убей, он не мог ничего придумать.

– Мы были на пикнике, – выпалил он.

– Очень мило. Хотелось бы мне быть там.

– Я тоже хотел бы, чтобы ты была здесь. – Его вдруг озарило. – А что? Как насчет этого? Ты не можешь прилететь? У нас здесь увлекательные планы, тебе будет интересно.

– Я не могу сейчас приехать в Техас.

– Ты слышала о положении на базе ВВС в Луизиане? Наш сенатор объявил голодовку. Я здесь кое-что откопал. Это крупная история, ты сможешь прилететь, осветить положение на месте.

– Думаю, твой друг Сосик с этим справится, – сказала Клара. – Я больше не работаю бостонским обозревателем.

– Что? – Он остолбенел. – Почему?

– Меня наняли через Сеть. Они хотят, чтобы я летела в Голландию.

– В Голландию? И что ты им сказала?

– Оскар, я политический обозреватель. Как я могу отказаться от приглашения приехать в Гаагу? Это же холодная война, дремлющее неустойчивое равновесие, такой случай выпадает раз в жизни. Думаю, это мой шанс.

– И долго ты там пробудешь?

– Ну, это зависит от того, насколько хорошо я буду справляться с работой.

Оскар почувствовал гул в голове.

– Да, это ценно. Конечно, ты хочешь работать хорошо. Но все же… дипломатическая ситуация… голландцы, они же склонны к провокациям! Они очень радикально настроены.

– Конечно, они радикально настроены, Оскар. Их страна тонет. Мы тоже стали бы экстремистами, если бы больше половины Америки погрузилось в воду. Голландцам пришлось столько потерять, они готовы лечь костьми ради своих дамб. Именно поэтому там интересно.

– Ты же не говоришь по-голландски.

– Они все говорят по-английски, ты же знаешь.

– Но у них военный режим. Это опасно. Они выдвигают Америке дикие требования, они настроены против нас.

– Я репортер, Оскар. Меня трудно запугать.

– Значит, ты действительно на это решилась, – заключил Оскар мрачно. – Ты собираешься меня бросить, не так ли?

– Я бы не хотела представлять это таким образом.

Оскар уставился невидящим взглядом в заднюю стенку автобуса. Белая раковина автобуса внезапно показалась ему чужой и враждебной. Киднэппинг. Его похитили из дома, увели от его женщины. Автобус кампании похитил его. Он развернулся спиной к автобусу и с телефоном в руках направился в сторону густого техасского леса.

– Нет, – сказал он. – Понимаю. Дело в работе. Мы оба стремились сделать карьеру. Первым начал я. Получил интересную работу и покинул тебя. Не так ли? Оставил тебя одну и до сих пор не вернулся. Я далеко и даже не знаю, когда приеду.

– Ну, это ты сказал, не я. Но это правда.

– Значит, я не в праве выискивать твои ошибки. Мы оба понимали, что такое может случиться. Мы никогда не давали друг другу обещаний.

– Это верно.

– Просто у нас были отношения.

– И они мне нравились.

– У нас были хорошие отношения, правда? Нам было очень хорошо.

Клара вздохнула.

– Нет, Оскар, я не могу позволить тебе так говорить. Не говори так, это несправедливо. Это было гораздо лучше, чем просто хорошо! Это были великолепные, совершенно идеальные отношения! Я имею в виду, ты так мне помог. Ты никогда не пытался сочинять небылицы, ты вообще вряд ли хоть раз соврал. Ты позволил мне жить в твоем доме. Ввел в круг твоих друзей – богатых и влиятельных. Помогал мне продвинуться. Никогда не кричал на меня. Ты вел себя как настоящий джентльмен. Ты был изумительный, сказочный бойфренд!

– Это очень мило с твоей стороны. – Ему казалось, что с каждым ее словом из него по капле вытекает кровь.

– Я в самом деле сожалею, что никогда не могла… ну, ты понимаешь… совсем забыть отвоем происхождении.

– Ничего, – с горечью промолвил Оскар. – К этому я приучен.

– Это просто – просто одна из вечных трагедий. Такая же, как, ты ведь понимаешь, как проблема моей собственной принадлежности к национальному меньшинству.

Оскар вздохнул.

– Клара, я не думаю, что кто-нибудь всерьез может плохо относиться к тебе из-за того, что ты принадлежишь к англосаксонской расе.

– Нет, принадлежать к расовым меньшинствам тягостно. Это так. Я имею в виду, что ты один из немногих, кто имеет представление о том, что это значит. Я понимаю, ты ничего не можешь поделать с обстоятельствами своего рождения и все же… в общем, это одна из причин, почему я приняла предложение голландцев. Сейчас очень многие белые возвращаются обратно в Европу… Мой народ оттуда, понимаешь? Там мои корни. Я надеюсь, мне это как-то поможет.

Оскар вдруг почувствовал, что ему стало трудно дышать.

– Я чувствую себя ужасно, милый, как будто я действительно бросаю тебя.

– Нет, так будет лучше, – сказал Оскар. – Это сильно ранит, однако лучше так, чем тянуть и лицемерно делать вид, что все продолжается. Давай останемся друзьями.

– Понимаешь, я, возможно, вернусь. Не пори горячку. Не впадай в уныние. Потому что я – это просто я, твоя подружка Клара, понимаешь? Это не судебное решение.

– Лучше чистый разрыв, – твердо сказал он. – Лучше для нас. Для нас обоих.

– Хорошо. Раз ты так хочешь, то, наверное, я понимаю. Прощай, Оскар.

– Все, Клара. Прощай.

Он повесил трубку. Затем с силой швырнул телефон в заросли деревьев.

– Ничего не получается! – заявил он грязному красно-серому закатному небу. – Я ничего не могу поделать!

3.

Оскар отодрал кусок ленты с желтой бобины и обмотал вокруг шлакоблока. Затем поводил вокруг ручным сканером, чтобы активировать пленку. Было около часа ночи. Ветер, качавший верхушки высоких черных сосен, был влажным и противным. Погода как нельзя более соответствовала настроению усердно трудящегося Оскара.

– Я – краеугольный камень, – провозгласил шлакоблок.

– Хорошо тебе, – усмехнулся Оскар.

– Я – краеугольный камень. Отнеси меня на пять шагов влево.

Оскар проигнорировал это требование и быстро обмотал лентой другие блоки. Размашисто помахав сканером вокруг них, он оттащил последний в сторону, чтобы приняться за укладку нового уровня.

Стоило только рукам в перчатках прикоснуться к последнему блоку, как тот предупредил:

– Не ставь меня пока. Сначала следует установить краеугольный камень.

– Конечно, – подтвердил Оскар. Строительная система была достаточно изощренной и использовала при работе специализированный словарь. К несчастью, со слухом у системы были проблемы. Маленькие, встроенные в пленку микрофоны были гораздо менее чувствительными, чем миниатюрные спикеры, прикрепленные к лентам. И все же трудно было удержаться от ответов, когда бетонный блок заявлял что-то любезно и авторитетно. Бетонные блоки говорили тоном Франклина Рузвельта.

Эту строительную систему создал Бамбакиас. Как и другие детища архитектора, она отличалась исключительной функциональностью, несмотря на вызывающие идиосинкразию бесконечные любезные напоминания. Оскар полностью полагался на систему, так как имел большой опыт работы. Он работал, как мул, на многих строительных площадках Бамбакиаса. Никто не мог завоевать доверия архитектора и быть допущенным в узкий круг друзей, если не поработал собственными руками на его строительстве.

Идея тяжелого физического труда была сердцевиной интеллектуального салона сенатора. Элкотт Бамбакиас имел целый ряд неортодоксальных убеждений, и, пожалуй, самым оригинальным из них было убеждение в том, что льстецы и подхалимы легко устают, если заставить их работать. Бамбакиас, как и многие богачи, всегда готов совершить благородный жест, рассыпая под гром аплодисментов золотые дукаты. Широта натуры привлекала к нему паразитов, и он избавлялся от «солдат на лето и патриотов солнечного света», как он неизменно их прозывал, заставляя всех участвовать в работах, требующих физических усилий.

– Это будет занятно, – говаривал Бамбакиас, закатывая рукава и улыбаясь хищной улыбкой, – но мы добьемся успеха.

Сам Бамбакиас в жизни и дня не провел, занимаясь тяжелым физическим трудом. Он был богат до неприличия, а жена его была известным коллекционером. Поэтому сия пара испытывала извращенное удовольствие, натирая перед публикой волдыри, растягивая сухожилия и свински потея. Суровое красивое лицо архитектора сияло, как мощная лампа дневного света, лучась удовольствием от исполненного долга, когда он пыхтел, как паровоз, в уродливом синем строительном комбинезоне со спинными стяжками. Элегантная жена Бамбакиаса с мазохистским удовлетворением надевала строительное обмундирование, точеное личико застывало в покорно-мученическом выражении, она становилась похожа на супермодель, занимающуюся на подиуме прокладкой водопроводных труб.

Выросший в Голливуде Оскар никогда не обращал внимания на позерство Бамбакиаса. Плащ и шляпа из дорогого торгового дома, ручной работы юбка от кутюрье, шикарные благотворительные мероприятия в Бостоне – все это Оскару казалось чем-то очень домашним. В любом случае изобретенная Бамбакиасом строительная система оправдывала себя. К ней не было никаких претензий – она работала безукоризненно. Играть в эту игру могло любое количество людей, так как система умела находить роли для всех. Она давала возможность работать в Сети и в жизни одновременно, плавно перетекая от базиса цифровой коммуникации и дизайна к реально строящимся каменным стенам и потолкам. Работая, вы испытывали ощущение естественного комфорта, так как система всегда выполняла свои обещания, всегда приносила результаты.

Взять, к примеру, этот отель в Техасе. Полностью виртуальная конструкция, набор нулей и единиц, вшитых в чипы. И в то же время отель яростно стремился к материальному воплощению. Он должен был стать очень красивым, он уже и сейчас выглядел довольно изящным. Он мог мелодичным голосом строить свою плоть из беспорядочно наваленной груды строительных материалов. Он будет хорошим отелем! Он приведет в восторг окружающих и станет выдающимся событием городской жизни. Он будет защищать от дождя и ветра. И в нем будут жить люди.

Оскар поставил тот камень, что именовал себя краеугольным, в правый угол южной стены.

– Это мое место, – объявил краеугольный камень. – Положи на меня раствор.

Оскар взял лопаточку.

– Я – инструмент для оштукатуривания, – жизнерадостно пропищала лопатка. Оскар поддел громадный треугольный кусок пористой жирной пасты. Полимерная липучка, что была и дешевле и лучше обычной штукатурки, естественно, присвоила себе старое наименование.

Оскар поднял очередной шлакоблок на уровень верхней кладки.

– Правее, – подсказал блок. – Еще правее, еще, еще правее… Влево… Чуть назад… Поверни меня, поверни меня, поверни… Отлично! Теперь просканируй меня.

Оскар поднял сканер на уровень кладки и поводил им вокруг. Сканер вошел в систему, скоррелировал данные о текущем положении блока и удовлетворенно пискнул.

Оскар занимался установкой блоков уже два часа. Он просто вышел ночью на стройку, вошел в систему, загрузился и продолжил работу с того места, на котором они всей командой остановились вечером с наступлением темноты.

Стена достигла нужной высоты. Слишком быстро. Теперь надо проводить трубы. Оскар ненавидел это занятие – самый хлопотный момент в строительстве. Это была старая технология, не настолько простая, как остальные составляющие строительной системы, и выкладки и расчеты не всегда проходили легко и гладко. Ошибки при прокладке труб были неизбежными и противными. Когда наступал момент сантехнических работ, строительная система Бамбакиаса мудро тормозила. Все высшие функции отключались, пока люди не заканчивали возиться с трубами.

Оскар снял шлем и сжал замерзшие уши руками в перчатках. Спина и плечи ныли так, что было ясно – утром ему придется сожалеть о своем порыве. Ну и пусть. Хотя бы появится иной повод для сожалений.

Конус света от фонарика возник рядом с ним и проскакал по утоптанной зимней траве. Оскар внезапно поймал на себе взгляд чужака, укутанного в мешковатую куртку, с вязаной шерстяной шапкой на голове. Чужак скрывался за защитной оранжевой загородкой, стоя на разрушенном тротуаре под сосной.

Строительные площадки Бамбакиаса всегда привлекали зевак. Однако обычно зеваки не пытались прятаться в морозной ночной тьме. В Буне имеются ночные клубы. Может быть, пьяный?

Оскар приложил руки рупором ко рту: «Вы не хотите помочь?» Это было стандартное приглашение на всех стройках Бамбакиаса. Оно играло большую роль. Трудно даже вообразить, сколько бескорыстных энергичных помощников оказывалось в результате на строительных площадках Бамбакиаса.

Чужак неловко перебрался через загородку из оранжевой проволоки и направился к стоящему в освещенном пространстве Оскару.

– Добро пожаловать на строительство нашего будущего отеля! Вы бывали на стройке раньше?

Безмолвный кивок вязаной шапки.

Оскар слез с кабельной катушки и достал ящик, в котором лежали перчатки в вакуумной упаковке.

– Примерьте.

Чужак – им оказалась женщина – вытянул голые паучьи руки из карманов куртки. Оскар, пораженный, перевел взгляд с ее рук на лицо, скрывавшееся в тени.

– Доктор Пеннингер! Доброе утро!

– Мистер Вальпараисо.

Оскар вытащил пару мягких безразмерных перчаток с болтающимися пластиковыми пальцами, снабженными встроенными датчиками. Он никак не предполагал, что кто-то присоединится к его ночному трудовому подвигу. И уж совсем не ожидал встретить кого-нибудь из дирекции Коллаборатория.

В первый момент он был совершенно ошарашен, увидев перед собой Грету Пеннингер, но сейчас не испытывал ни малейших колебаний.

– Попробуйте эти, доктор… Вы видите желтые ободочки вокруг суставов? Это встроенные локаторы, чтобы наша конструкторская система всегда знала расположение рук.

Доктор Пеннингер натянула перчатки, повращала узкими запястьями, как хирург, моющий руки перед операцией.

– Вам нужен шлем, спинные стяжки и какие-нибудь чехлы для ботинок. Наколенники тоже хорошо бы. Я зарегистрирую вас в нашей системе, как только мы все найдем.

Пошарив в груде вещей, брошенных его командой, Оскар нашел запасной шлем и чехлы для обуви на липучках. Не говоря ни слова, доктор Пеннингер облачилась в строительное обмундирование.

– Вот и хорошо, – произнес Оскар. Он протянул ей ручной сканер в пластиковой оболочке, выполненный в виде карандаша.

– А теперь, доктор, позвольте мне ввести вас в курс этой концепции проектирования. Видите ли, сама система является по сути гибкой и простой. Компьютер всегда знает, где размещены те или иные компоненты, которые были принесены и инициализированы. Система также имеет полный набор алгоритмов для сборки здания из простых составляющих. Существует миллион возможных способов пройти от начала до конца строительства, так что это, попросту говоря, вопрос координации действий строителей. Благодаря раздельному, параллельному процессу сборки…

– Не трудитесь. Я это все знаю. Я наблюдала за вами.

– О, – заготовленная речь застряла у Оскара в горле. Он поднял пластмассовый козырек шлема и внимательно посмотрел на нее. Она никак на это не отреагировала. – Ну ладно, тогда вы штукатурите, а я таскаю блоки. Вы умеете класть раствор?

– Да, я умею.

Доктор Пеннингер начала размазывать липкий раствор при помощи словоохотливой лопатки. Инструменты и блоки жизнерадостно болтали. Доктор Пеннингер не говорила ни слова. Работа пошла вдвое быстрей. Доктор Пеннингер действительно умела штукатурить. Была середина ночи, дул пронизывающий, холодный ветер, вокруг было пустынно и одиноко, а эта ученая дама работала как лошадь. Как демон.

Его одолело любопытство.

– А почему вы пришли сюда в такое позднее время? Доктор Пеннингер выпрямилась. Лопатка была зажата в усеянной точками перчатке.

– Это единственное время, когда я свободна. Я всегда в Лаборатории до полуночи.

– Понятно. Ну, я действительно очень рад, что вы пришли. Вы отлично работаете. Спасибо за помощь.

– Приятно слышать! – Она бросила на него испытующий взгляд. Если бы он находил ее привлекательной, такой взгляд можно было бы счесть заигрывающим.

– Вы должны как-нибудь прийти к нам днем, когда вся команда в сборе. Именно координация элементов, слаженность команды – вот что является ключевым моментом в распределенной сборке. Просто в один прекрасный момент система собирает все воедино, будто кристаллизуя проект. Это надо видеть своими глазами.

Она дотронулась перчаткой до подбородка, глядя на блочную стену.

– Сейчас придется еще штукатурить? Оскар удивился.

– Как долго вы наблюдали за мной?

Она слегка пожала плечами под мешковатой курткой.

– То, что пора штукатурить, это очевидно. Оскар почувствовал, что разочаровал ее. Он должен был быть умнее и не задавать таких вопросов.

– Время сделать перерыв, – провозгласил он. Оскар понимал, что не обладает умопомрачительно высоким коэффициентом интеллекта доктора Пеннингер. Судя по ее анкетным данным, она была занудливым и целеустремленным человеком, первой отличницей в классе технического колледжа. Но ум проявляется разными способами. Например, он был совершенно уверен, что легко может отвлечь ее, просто сменив тему.

Оскар прошел в закуток между разновысокими стенами, туда, где в железном бочонке горел огонь, защищаемый от дождя растянутой над ним полиэтиленовой пленкой. Ноющая ломота в спине напоминала зубную боль. Он в самом деле переработал.

– Будете креольское вяленое мясо? Мои просто помешались на нем.

– Конечно. Почему нет?

Оскар передал ей один кусок с убийственным количеством специй, а сам вонзился зубами в другой. Он обвел рукой вокруг.

– Стройка сейчас выглядит беспорядочной, но попытайтесь представить себе, как все будет, когда мы закончим.

– Да, пожалуй, я могу себе вообразить это… Я и не предполагала, что ваш отель будет столь изящным. Я думала, это типовой проект.

– О, это и есть типовой проект. Но он в любом случае корректируется системой, чтобы соответствовать требованиям конкретного строительства. Так что конечный результат всегда является оригинальным. Вот эти торчащие сваи превратятся в porte cochere. … Патио будет расположен прямо тут, где мы стоим, а сразу за той входной аркадой – пергола. … Те два крыла предназначены для гостиной и столовой, а наверху будет библиотека в несколько ярусов и там же оранжерея. – Оскар улыбнулся. – Так что, когда мы закончим, приходите в гости. Возьмите напрокат вечерний костюм. Посидите с нами немножко. Приятно поужинаем.

– Сомневаюсь, что смогу выбраться, – невнятно и уныло пробормотала она.

И что, во имя всех святых, это значит? В синеватом освещении широко расставленные, с карими крапинками глаза доктора Пеннингер казались совершенно разными по величине… Нет, конечно, это была всего-навсего странная аберрация зрения, иллюзия, которую создавали подрагивающие веки либо неровно выщипанные брови. Выдающийся квадратный подбородок со странной ямочкой и тонко очерченная верхняя губа. Никакой помады. Маленькие неровные зубы с щербинками. Длинная хрящеватая шея и осунувшийся вид человека, на протяжении шести лет не имевшего дела с настоящим солнечным светом. Она действительно выглядела очень странно, странно на свой собственный лад. И при ближайшем рассмотрении странности в ней не убавлялось, отнюдь.

– Но вы будете моим личным гостем. Я вас приглашаю.

Это подействовало. Что-то щелкнуло в голове доктора Пеннингер, укутанной в вязаную шапку. Внезапно ее внимание сконцентрировалось на нем лично.

– Зачем вы присылали эти цветы?

– Буна – город цветов. А после того как я побывал на заседаниях ваших комитетов, я решил, что вам просто необходим букет цветов.

Красный мак, невзрачница и белая омела – он предполагал, что она понимает символику букета. Ладно, даже если она и не поняла, ничего страшного. Это было весьма остроумное послание, но, может быть, это и неважно, поняла она или нет.

– А зачем вы мне присылали письма по электронке со всеми этими вопросами? – отчаянно допытывалась доктор Пеннингер.

Оскар отложил в сторону вяленое мясо и развел руками.

– Я хотел разобраться. Дело в том, что я наблюдал за вами во время этих длительных заседаний. И я очень высоко вас ценю. Вы единственный человек в дирекции, который имеет свои убеждения.

Она смотрела на жухлую траву у себя под ногами.

– Но это безумно скучные заседания, вы не находите?

– Ну да, конечно, – он храбро улыбнулся, – если бы там не было кое-кого.

– Это кошмарные заседания! Правда. Они ужасны. Я ненавижу административную работу. Я ненавижу все, что с этим связано. – Она подняла глаза, на ее странном лице застыла гримаса отвращения. – Я сижу там, слушая этих бездельников, и живо чувствую, как по каплям утекает моя жизнь.

– М…м-м… – Оскар проворно вытащил две чашки из переносного холодильника. – Позвольте вас угостить почти что лимонной походной смесью.

Постелив на землю сложенный несколько раз брезент, он осторожно подтянул его поближе к огню и сел.

Доктор Пеннингер без сил опустилась на землю, углы наколенников встали торчком в разные стороны.

– Я ведь теперь даже не могу спокойно думать. Они не позволяют мне думать! Я стараюсь оставаться бодрой во время этих заседаний, но это просто невозможно. Они не дают мне ничего сделать. – Она осторожно отхлебнула желтой жидкости из экологически чистой, разлагаемой микроорганизмами чашки, затем поставила ее на траву. – Господи, как я от всего этого устала!

– А почему они ввели вас в администрацию?

– О, это. – Она хмыкнула. – Открылась вакансия в дирекции. Парень, что заведовал Оборудованием, вышел в отставку после того, как сенатор Дугал провалился… Дирекция выбрала меня, так как я получила эту никому не нужную Нобелевскую премию. А наши ребята сказали: надо занять этот пост. Мы нуждаемся в лабораторном оборудовании, а типы из дирекции выделяли нам гроши, они просто ничего не понимают. Да и не желают ничего понимать!

– Это меня как раз не удивляет. Я уже заметил, что бухгалтерия в Коллаборатории ведется не стандартным образом, так что там наверняка есть какие-то нарушения.

– Ну это еще далеко не все!

– Не все?

– Конечно не все!

Оскар наклонился вперед на сложенном брезенте.

– И что же еще?

– Я не скажу вам, – ответила она, обхватив руками колени. – Потому что не знаю, зачем вам это нужно. Или что вы будете с этим делать, понимаете?

– Да, верно. – Оскар отодвинулся и сел прямо. – Вполне разумно с вашей стороны. Вы осторожны и предусмотрительны. Думаю, на вашем месте я чувствовал бы примерно то же самое.

Он поднялся на ноги. Водопроводные трубы были сделаны из ламинированного поливинила цвета сухих бурых водорослей. Их специально рассчитали и произвели в Бостоне для такого рода строительства. Их конструкция была сложна и запутанна, как китайская грамота, и полностью разобраться в них могла разве что спроектировавшая их подпрограмма.

– Вы прекрасно штукатурите, но установка труб – очень сложная работа, – заметил Оскар. – Я не обижусь, если вы сейчас соберетесь и отправитесь домой.

– О, да я не спешу. В Лабораторию мне не раньше семи утра.

– Вы что, совсем не спите?

– Да нет, просто я не сплю много. Часа три мне достаточно.

– Как странно! Я тоже очень мало сплю. Оскар встал на колени рядом с ящиком и начал разрезать упаковку ножницами, не снимая с рук перчаток.

– Спасибо, – сказал он, разрезая сначала черные ленты, которыми была обвязана коробка. – Я очень благодарен вам за то, что вы пришли сюда сегодня. Работая в одиночку, я, в общем-то, лишь убивал время, так как здесь предполагается действовать группой. Однако для меня это было своего рода терапией. – Он снял крышку и отложил ее в сторону. – Видите ли, у меня всегда были некоторые трудности, связанные с работой.

– Ну, судя по записям, которые я видела, это совсем не так. – Она сидела в мешковатой куртке, обхватив себя руками. Шерстяная шапочка сползла на лоб.

– А, значит, вы провели поиск материалов на меня?

– Я очень любознательна, – ответила она и замолчала.

– Все в порядке, каждый этим занимается в наши дни. Про меня все, известно начиная с детства. Обо мне много сведений в Сети. Я к этому привык, – заметил Оскар с кислой улыбкой. – Однако в результате случайного поиска вы могли и не получить полного впечатления о моей светлой личности.

– Если бы это был случайный поиск, я бы не сидела сейчас тут с вами.

Оскар удивленно взглянул на нее. Она отважно смотрела ему прямо в лицо. Значит, она пришла сюда с какой-то целью. У нее есть свои задачи. Может, она распланировала все заранее на разграфленной бумаге.

– А знаете, почему я оказался здесь посреди ночи? А, доктор Пеннингер? Я здесь потому, что от меня ушла подружка.

Она быстро обмозговывала полученную информацию. Колесики завертелись в ее голове с бешеной скоростью, казалось, было слышно, как они свиристят.

– Правда? – отозвалась она. – Какая жалость!

– Она оставила наш дом в Бостоне, ушла от меня. Уехала в Голландию.

Брови подпрыгнули к самому краю спущенной на лоб вязаной шапочки.

– Переметнулась к голландцам?!

– Нет-нет, не переметнулась! Поехала работать по контракту, она политический обозреватель. Но в любом случае она ушла от меня. – Он уставился неподвижным взглядом в раскрытую коробку со свернутыми трубами. – Для меня это ужасный удар. Я в самом деле страшно расстроен.

Вид сверкающих узлов новеньких пластиковых труб, обложенных мелкой блестящей упаковочной стружкой, внезапно вызвал у него жуткий приступ тошноты, прямо как по Сартру. Он вскочил на ноги. – Понимаете, это я сам во всем виноват. Я пренебрегал ею. Я занимался своей карьерой, а она своей… Она прекрасно вписывалась в блестящий круг восточного побережья, и мы были отличной парой, пока у нас были общие интересы… – Он остановился, пытаясь угадать ее реакцию.

– Я не нагружаю вас своими проблемами?

– А почему бы и нет? Я вполне могу понять это. Иногда просто ничего не получается. Романтические отношения в научной среде… «Быть различными – это добро, но добро бывает различным». – Она покачала головой.

– Я знаю, вы не замужем. У вас кто-нибудь есть?

– Ничего постоянного. Я работоголик.

Оскар счел новость обнадеживающей. Он испытывал инстинктивное сочувствие к тем, кто был, одержим работой.

– Грета, вы не могли бы мне сказать? Я что, выгляжу жутким монстром? – Он приложил руки к груди. – Чем-то пугаю? Только по честному.

– Вы действительно ждете откровенности? – Да.

– Про меня обычно говорят, что я слишком откровенна.

– Ничего, говорите, я переживу. Она задрала подбородок вверх.

– Да, вы пугаете. Люди крайне насторожено относятся к вам. Никто не знает, зачем вы сюда явились и чем вы можете угрожать нашей Лаборатории. Мы все ожидаем самого худшего.

Он понимающе кивнул.

– Видите ли, это проблема восприятия. Я пришел на ваши заседания и привел с собой небольшое сопровождение, поэтому пошли слухи. Но в действительности я не могу ничем вам угрожать – я не настолько влиятельная персона, обычный служащий администрации Сената.