Текст книги "Вспомни обо мне (ЛП)"

Автор книги: Брук Блейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Да, делал.

– Неужели я уже знал, что они так хороши, когда ты хвастался вчера вечером?

«Черт».

– У тебя не было возможности попробовать.

– Почему нет? Эй, ты их сжег?

Я покачал головой.

– Это было в тот вечер, когда я отвез тебя в больницу, – когда улыбка Рида спала, я потер челюсть. – У тебя были головные боли. Ужасные головные боли. Это оказалось более серьезным, чем предполагалось.

– Это был тот вечер, когда мне сделали операцию?

– Да.

– Выходит… ты дважды спас мне жизнь.

Я не ответил, позволив его дедукции зависнуть в воздухе в качестве подтверждения. Погрузившись в раздумья, он чертил круги на подлокотнике кресла, в то время как мне приходилось заставлять ногу перестать подпрыгивать от беспокойства.

Пальцы Рида перестали двигаться, и его голова взлетела вверх.

– Но... боулинг.

– Ты помнишь боулинг? – интересно, что именно заставило его выглядеть таким испуганным, когда это был такой хороший вечер. Пытаясь разрядить обстановку, я сказал, – Ты был ужасен. Наверное, ты вспомнил, как твой шар раз за разом скатывался в желоб.

– Это... не... – он тяжело сглотнул, его грудь начала быстро двигаться вверх и вниз.

– Скажи это… – пытался помочь ему я.

– Мы были... друзьями?

– Да.

– Просто... друзьями? – его дыхание было таким тяжелым, что я подумал, что он может начать задыхаться, но, когда я потянулся к нему, чтобы успокоить, он дернулся.

– Рид, просто дыши. Я все объясню, но мне нужно, чтобы ты успокоился. Тебе нужен пакет?

– Нет, мне не нужен пакет, – отрезал он. – Мне нужна правда. Я помню, – лицо его нахмурилось, когда он закрыл глаза и глубоко вздохнул, – я ревновал. К парню в красной рубашке.

Мое сердце бешено билось в груди, когда воспоминания о том вечере вернулись с яркой ясностью.

– С чего бы мне ревновать к парню, Олли?

– Я и не догадывался, что ты тогда ревновал.

– Тогда? Что это значит?

– Это значит, что мы были... близкими.

Это был как удар.

– Близкими? Близкими как лучшие друзья?

Я покачал головой.

– Не только как лучшие друзья, нет, – Рид уставился на меня, и я не мог определить, понимал ли он меня или был в шоке. – Ты понимаешь, что я тебе говорю?

– Нет, – прошептал он, но его лицо выдавало ложь.

– Ты еще что-нибудь помнишь? Обо мне? О нас?

– Нас, – повторил он, сжимая челюсти. – Нет, не могу сказать, что помню что-то о нас. Есть что-нибудь, о чем ты хотел бы мне рассказать?

Я уже чувствовал, как поднимаются защитные стены Рида, как от них отталкивается волна, даже когда он слушал. Однако открытого понимания не было, что означало, что независимо от того, что я скажу, это не будет хорошо.

С тошнотворным чувством страха в животе я сказал:

– Позволь мне сначала сказать, что я всегда действовал в твоих интересах, Рид. Клянусь Богом. Я бы никогда не причинил тебе боли и не заставил бы делать то, чего ты не хочешь. Я никогда этого не делал и никогда не сделаю.

– Правда. Конечно. Может, перейдем к той части, где есть «мы»? Поскольку я действительно хотел бы понять то, что, черт возьми, ты говоришь, что я принял решение сделать, в то время как был временно не в себе.

Дерьмо. Он был расстроен. Смущен. Встревожен. И очень сильно зол. Я хотел показать ему записку, которую носил с собой в кармане, но не мог же я подарить ему сегодня этот священный кусочек головоломки. Не тогда, когда он был в таком состоянии.

– Ты мне небезразличен, Рид. И какое-то время... ты тоже заботился обо мне. Это все, что имеет значение.

Его ноздри дернулись, когда он уставился на меня, его челюсть сжалась так сильно, что я подумал, что он может раскрошить свои зубы.

– Я не... верю тебе, – процедил он сквозь стиснутые зубы.

– Окей, – я не знал, что еще сказать, потому что все было бессмысленно. Он мог выбрать, верить мне или нет, но что-то подсказывало мне, что он уже знает правду и просто не хочет смотреть этой правде в глаза. Это было чертовски много, чтобы понять, я знал это и поэтому держал рот на замке, хотя хотел опровергнуть его слова. Я хотел сказать ему, как много он для меня значит, как сильно изменил мою жизнь этот период, когда мы были вместе. Я хотел, чтобы он вспомнил дни, когда смеялся со мной, и ночи, проведенные в моей постели. Больше всего на свете я хотел, чтобы он снова вспомнил нас. Вспомнил мелодию, которую он играл только для меня, и чувствовать, как он прикасается ко мне снова только потому, что хочет быть рядом. Но я уже однажды поймал удачу за хвост. Я не предполагал, что у нас будет этот разговор с Ридом, и тот факт, что он вообще что-то помнил о нашем времени вместе, был подарком, даже если он не чувствовал себя так в данный момент.

– Ты пытаешься сказать, что был моим... – выругался он, не в силах произнести ни слова.

– Парнем? – предположил я. – Любовником?

Его глаза расширились, и он вскочил на ноги.

– Это безумие. Ты сумасшедший. Не думаю, что это я здесь сошел с ума, – он споткнулся о кофейный столик, споткнулся о ковер, торопясь уйти.

– Рид, пожалуйста, не уходи. Просто останься, чтобы мы могли это обсудить…

– Уверен, мы закончили этот разговор.

– Рид… – я последовал за ним по коридору и догнал его, когда он распахнул дверь. – Подожди, пожалуйста.

Он развернулся и вытянул руку, жестом останавливая меня и, если бы взгляд мог убить, его глаза разрезали бы меня пополам.

– Отвали от меня. Я не хочу, чтобы ты подходил ближе. И я не хочу, чтобы ты следовал за мной. Я серьезно. Просто оставь меня в покое.

– Ты знаешь меня, Рид. Я не плохой парень. Просто позволь мне объяснить…

– Нет, – сказал он, качая головой. – Ты ошибаешься. Я тебя совсем не знаю. Я даже себя больше не знаю. И более того, я не думаю, что хочу этого.

Затем он отступил назад, а потом повернулся и побежал из моего дома и из моей жизни. И на этот раз у меня было чувство, что это навсегда.

Глава 10

Рид

Ветер обдувал мою кожу, когда я лежал на одеяле в густой траве, вытянув ноги и положив голову на колени Олли. Он хотел поработать над кое-какими вещами по дому, починить или покрасить ставни, или еще что-нибудь, но я не дал ему сегодня много сделать.

– Правда или действие? – спросил я, и рука Олли замерла там, где он перебирал пальцами мои волосы.

– Серьезно?

– Да, серьезно. Правда или действие?

– Я немного боюсь того, что ты заставишь меня сделать, если я решусь, так что... правда.

– Значит правда, – сказал я и закусил губу, обдумывая вопрос. – Хорошо, понял. Ты когда-нибудь был влюблен?

– Это сложный вопрос, – он приподнял бровь.

– Мне просто любопытно.

– А что, если тебе не понравится ответ?

– Олли…

– Ладно, – вздохнул он и посмотрел на двор, а его пальцы снова начали перебирать мои волосы. – Когда-то, давным-давно, я думал, что влюблен.

– Ты «думал»? Почему я слышу там «но»?

– Теперь я точно уверен, что это было простое увлечение. Или, может быть, любовь, но в меньших масштабах. Например, быть влюбленным в человека, но не любить его.

– И как ты определяешь разницу?

Он посмотрел на меня.

– Потому что, когда появляется кто-то другой и захватывает все твои мечты и желания, ничто больше не является для тебя значимым. Прошлое, настоящее или будущее.

Мое сердце разбухло в груди, и я спросил:

– Как думаешь, ты мог бы полюбить кого-то вроде меня?

– Да. Мог, – он улыбнулся и убрал мои волосы со лба.

Невысказанные слова витали в воздухе, но я сдержался, чтобы не сказать их, вместо этого сел и толкнул Олли на землю. Он удивленно рассмеялся, когда я оседлал его бедра.

– Что ты хочешь? – спросил он с дразнящей улыбкой на губах.

Моя эрекция упиралась в штаны, когда я наклонился к Олли, потираясь об него и чувствуя, как его член увеличивается в ответ на мои движения.

– Ммммм… – сказал я, слегка прикусив его нижнюю губу.

– Скажи мне, – прошептал он мне в губы.

– Мне кажется, ты знаешь.

Он откинул голову, и я провалился в его теплый зеленый взгляд.

– Все равно скажи мне.

– Я хочу тебя, Олли, – я поцеловал его в губы и прошептал: – Я всегда буду хотеть тебя.

Я проснулся как от толчка, тяжело дыша, и сел на кровати. Пот стекал по моей шее, когда я поднес пальцы ко рту, все еще ощущая бархат мягких губ Олли на моих. Мой член дернулся под тонким материалом трусов, мое тело положительно реагировало на воспоминания. Потому что так оно и было, не так ли? Воспоминание. Не сон. Не галлюцинация. Гребаное воспоминание.

Я был с Олли. Я был с Олли. Олли. Не имело значения, как я буду произносить это, я не мог уложить в мозгах всю эту правду, которую теперь знал. Все, что я делал в течение последних семидесяти двух часов, это лежал и пытался отфильтровать куски и фрагменты, которые я вспоминал, чтобы понять смысл вещей. Ну, я чередовал кровать и диван, в какой-то момент я заказал пиццу, чтобы мне не пришлось никуда выходить, но и не голодать, но кроме этого, единственное, что, не переставая двигалось, был мой разум.

Мои мысли перемешались между воспоминаниями, имеющими смысл и не имеющими смысла. То, что я не сошел с ума, было облегчением, но было таким шоком для моей системы то, что я, по-видимому, был влюблен в мужчину. Я не предполагал, что такое возможно, и моя семья, черт возьми, не делала никаких намеков на то, что они что-то знали. Но знали ли они? Или я полностью скрывал это? Но Олли сказал, что разговаривал с моей матерью, что она недавно к нему приходила, и это заставило меня поверить, что она что-то знает. Она должна знать. Она одобряла? А мой отец? «Господи, это слишком сюрреалистично для понимания», – подумал я, положив голову на руки.

А потом были воспоминания о времени, проведенном с Олли. Они больше не всплывали как кусочки обычных дружеских отношений, а как части чего-то глубокого, что было взаимным. Во всяком случае, это было почти так, как если бы я был тем, кто добивался его, что сначала заставило меня задаться вопросом, насколько сильно я ударился головой, но чем больше я думал об этом, тем больше я начинал понимать свое влечение. В конце концов, в моем общении с ним с того дня, как он вошел в мой класс, он доказывал, что в глубине души он был защитником, тем, на кого можно было положиться не только в кризис, но и изо дня в день. Он не воспринимал себя слишком серьезно, как показали его навыки игры на фортепиано и самокритичные шутки, но в нем было что-то хорошее. Не говоря уже о том, что его мускулистые руки были словно из журнала Мужские мускулы. И даже то, что я раньше никогда не бросал взгляды на мужчин, я думаю, что, если бы выстроили сотню парней, он был бы самым красивым из всех. В общем, если смотреть на это объективно – что означало, когда я не был под «Кроун» с колой – его можно было считать приманкой для кого угодно, но каким-то образом он выбрал меня. Или я выбрал именно его.

Олли... и я. Вместе. Как... вместе вместе. Дерьмо.

Да, и я не мог забыть, что он солгал. Солгал бездействием, которое так же было ложью. Он приходил, вел себя так, как будто мы были незнакомы, и все это время он точно знал, как надо действовать со мной. Его появление в музыкальном объединении «Music Junction» должно было быть идеей моей матери, потому что иначе Олли не узнал бы о моей временной работе. Это означало, что также он знал, что я не вожу машину, и меня нужно будет подвезти. «Но он точно знал, как мне помочь, когда мы столкнулись с аварией и я запаниковал».

– Заткнись, – сказал себе я. – Просто заткнись.

Сорвав простыню, я вывалился из кровати и наполнил стакан водой. Я выпил все это за один раз, а затем вытер пот со лба. Я должен был перестать зацикливаться на этом или сойду с ума. Если не сделал этого раньше.

В мою дверь настойчиво постучали. Я больше не заказывал еды, и никто не звонил от ворот, что означало, что это может быть только один из двух человек, и я был не в настроении для лекций.

Я распахнул дверь и прислонился к ней, когда мама опустила руку. Даже в субботу в середине лета она выглядела как чопорная школьная учительница: бледно-желтая юбка до колен и простая белая блузка с жемчугом. Без соответствующего жакета, так как в нем не было необходимости в такую жару.

– Что ты здесь делаешь? – спросил я.

– Ты не отвечал на мои звонки и сообщения. Мне нужно было убедиться, что ты жив, – она подняла бровь, когда ее оценивающий взгляд остановился на моей обнаженной груди и трусах, и на том, в чем я был уверен, должно быть растрепанными волосами, так как я не расчесывал их в течение трех дней. – Ты ужасно выглядишь.

– Спасибо. Бывало и лучше, – я почесал щетину на челюсти, которая уже не была такой колючей, учитывая, что в последнее время я также не утруждал себя бритвой.

– Можно мне войти? – ее улыбка была нерешительной.

Я открыл шире дверь, и она вошла внутрь, оглядываясь на брошенные коробки от пиццы и тарелки на стойке, и почти пустую бутылку «Кроун».

– Приятно видеть, что ты не переборщил с выпивкой, – сказала она с усмешкой, глядя на бутылку и продолжая идти в гостиную, в то время как я схватил футболку и шорты из своей комнаты и надел их. Я пропустил ее комментарий, так или иначе, не заботясь о том, знала ли она, что я занимаюсь самолечением. Она положила сумочку на журнальный столик и освободила место, чтобы сесть, аккуратно сложив смятое покрывало, прежде чем положить его на спинку дивана.

– Чувствуй себя как дома, – сказал я, плюхаясь на другой диван и протирая глаза.

– Ты не мог бы мне рассказать, что с тобой происходит, Рид?

– Вообще-то я возражаю.

– Это не было предложением.

Я сел и скрестил руки на груди.

– Нууу… что со мной не так? Хм. Для начала, я не помню, когда в последний раз играл на пианино, и я действительно чувствую потребность постучать по клавишам прямо сейчас.

– Тогда почему ты этого не делаешь?

Подняв брови, я оглядел комнату.

– Ты его где-то видишь?

– Нет, но…

– Или оно есть у вас дома, возможно, я как-то пропустил его во время своих визитов?

– О. Ну, нет…

– Верно, – сказал я, хлопнув себя по колену. – Потому что вы с папой избавились от пианино, – господи, я вел себя как придурок, но не мог остановиться. Если я был несчастным, то и все остальные тоже. Они должны были все идти ко дну вместе со мной. – Да. Зачем вы это сделали?

Мама моргнула, как будто я сошел с ума, а потом ее маленькие плечи приподнялись.

– Насколько я помню, ты переехал, и твоему отцу понадобилось место для стола.

– Ага… И когда вы выбирали это место для жилья, вы знали о законе о шуме до или после?

– Что ты имеешь в виду?

– Мое пианино, мам. Ты знаешь, что это моя страсть, моя жизнь. То, что я люблю и что не смогу иметь его здесь?

– Что? – спросила она. – Ты хочешь сказать, мы выбрали это место, чтобы помешать тебе играть?

– Понятия не имею. А ты?

– Это смешно. Как ты мог подумать, что я заберу у тебя что-то настолько важное? Ты действительно думаешь, что я такая подлая?

– Я так не думаю, нет. Но я не могу не удивляться. Я имею в виду, вы, ребята, никогда не считались с моей карьерой; вы хотели, чтобы я вернулся сюда, был рядом с вами и следовал вашим советам. Может, вы думали, что таким образом я смогу отказаться играть?

– Я даже не думала об этом, Рид. Мы с твоим отцом подумали, что это будет хорошее место для тебя, закрытое и с прекрасным видом. Клянусь, мне и в голову не приходило, что ты не можешь взять с собой пианино. А потом, когда ты стал преподавать музыку в школе и имел доступ к инструментам... мне так жаль. Честно говоря, мне это и в голову не приходило.

Я мог только смотреть на нее, на женщину, которая была моей опорой всю мою жизнь. Женщина, которая готова на все ради меня, и в ней не было ни капли подлости. Я знал, что она не собиралась причинять мне боль. Я знал, что это был несчастный случай, но все равно чувствовал, что должен винить кого-то за все, что случилось в моей жизни. И, честно говоря, теперь, когда я выплеснул свою боль, гнев рассеялся, как утренний туман, а на его место пришло чувство вины. Боже, я был таким мудаком в последнее время. «Что со мной не так?»

– Я знаю, мам, – вздохнув, я провел рукой по волосам. – Я не хочу вымещать на тебе свое разочарование.

– Ох, Рид, – сказала она, придвигаясь к краю дивана, чтобы погладить мою руку. – Я не могу делать вид, что не понимаю, что с тобой сейчас происходит. Я знаю, что ты смущен, расстроен и срываешься на тех, кто тебе ближе всех. Я знаю это, и я справлюсь. Так что, если тебе нужно выговориться или накричать, я пойму. Если хочешь поговорить, я здесь. Если у тебя есть вопросы, я постараюсь помочь тебе ответить на них. Тебе станет легче, детка. Пожалуйста, верь мне.

Мне хотелось верить, что она говорит правду, что она всемогуща и может видеть месяцы и годы в будущем, чтобы знать, что все будет хорошо.

– Если хочешь, почему бы тебе не одеться, и мы можем сходить в «Newton’s Music» и выбрать новое пианино? Стол все равно превратился в магнит для беспорядка, – она сжала мою руку. – Мне очень жаль, Рид. Просто я предположила, что раз Олли купил для тебя пианино, чтобы ты мог играть…

Я вздрогнул и отстранился от нее.

– Что он сделал?

Казалось, она поняла свою ошибку, как только сказала это.

– Ох. О, Господи.

– Он купил мне пианино?

– Ну, я... я это только недавно поняла, что он... – она замолчала, а потом произнесла слово, которого я никогда не слышал от нее: – Дерьмо.

– Ты сказала... «дерьмо»? – мои глаза расширились.

– Нет, – ответила она, и на ее лице отразились смущение и стыд. – Конечно, нет.

Я насмешливо фыркнул, потому что, черт возьми, моя правильная, добрая мать выругалась, что означало, что ад, должно быть, покрылся льдом.

– Это не смешно, – сказала она, закрывая лицо, когда я засмеялся сильнее. – Не говори отцу.

– Это всего лишь слово, мам. Не думаю, что это значит, что ты прокляла свою душу на целую вечность, – она продолжала качать головой, а я прокручивал в голове ее слова. «Я просто предположила, что раз Олли купил для тебя пианино, чтобы ты мог играть…»

«Он купил мне пианино?»

– Ты... – начал я.

– Что?

– Ты знала обо мне и... Олли?

Она посмотрела мне в глаза и сказала:

– Мы никогда не говорили об этом, но я знала.

– Но как?

– Назовем это материнской интуицией. Ты проводил с ним много времени после аварии. Ты сказал мне, что он был кем-то, кто казался тебе знакомым, и... я заметила, что ты постоянно улыбался, когда видел его на фотографиях.

Клянусь, мое сердце пропустило несколько ударов, когда я слушал, что она говорила мне. Она знала. Она знала. И почему-то она совсем не осуждала меня. Мой мир повернулся вокруг своей оси.

– А папа знал? – спросил я.

– Это не имеет значения…

– Папа знал, мам?

– Нет. Нет, я ничего ему не говорила.

– Почему?

– Потому что это не важно, – твердо сказала она. – Ты был счастлив. Это все, что имело значение. Что ты в безопасности и счастлив.

– Но…

– Никаких «но», Рид. Как думаешь, почему, чтобы помочь тебе, я пошла к Олли? Потому что я никогда не видела тебя счастливее, чем в те несколько недель. Мне не нужны были подтверждения или подробности, чтобы понять, что изменилось.

Я несколько раз открывал и закрывал рот, обдумывая ее слова. Я был счастлив? Не только счастлив, но счастливее, чем когда-либо в жизни? С Олли? Я думал о воспоминаниях того утра, о том, как слова «Я люблю тебя» вертелись на кончике моего языка, о чувстве, которое было таким сильным, что почти ошеломило меня. И воспоминание, от которого я проснулся вчера, когда он привез меня в то место, похожее на что-то из «Волшебника Страны Оз», и у меня было сильное чувство совершенно другого рода.

– Ты хочешь сказать, что не против того, чтобы я был… был… – я схватился за шею и посмотрел в потолок, как будто это могло мне дать ответы, которые я искал.

– С мужчиной? – спросила мама, и мои глаза снова встретились с ее. В ее взгляде была такая любовь и принятие, что у меня сжалось сердце. – Но ведь Олли не просто мужчина, не так ли?

Я сглотнул ком в горле.

– Он не выходил из приемной после операции. Даже когда ты проснулся и понятия не имел, кто он. Он ждал, и я не думаю, что он когда-либо терял надежду, что ты найдешь дорогу к нему. Потом ты вернулся домой, и он звонил каждый день, чтобы спросить о тебе. Больше месяца, как по часам, пока доктор не сказал нам, что ты, скорее всего, никогда не вспомнишь потерянные недели. В то время я подумала, что, может быть, лучше сосредоточиться на том, что тебе было знакомо. Окружить тебя людьми, которых ты знал и любил до несчастного случая, – она покачала головой. – Но я была не права, заставляя его держаться от тебя подальше. Я несу полную ответственность за свои действия, и я также виновата перед Олли.

Мое дыхание стало прерывистым, когда я положил голову на руки, пытаясь объединить миры, которые боролись в моем мозгу.

– Я не понимаю, как это произошло.

– Иногда жизнь принимает неожиданные повороты и дает тебе хорошую оплеуху, чтобы заставить тебя смотреть на вещи по-другому – ох, я не имела в виду твой несчастный случай, Боже мой. Это был плохой выбор слов.

Я тихо усмехнулся.

– Я не обижаюсь.

– Как ты себя чувствуешь? Память возвращается к тебе?

– Мам, я... я не знаю, что чувствую, – я сжал пальцы, подбирая слова. – Я думал, что схожу с ума. Я думал, что у меня галлюцинации, честное слово. Я понятия не имел, что вспоминаю то, что произошло на самом деле. А теперь, когда я знаю? – я покачал головой. – Я запутался еще больше, чем раньше.

– Ох, детка, – сказала она и подошла к дивану, на котором я сидел, и прижала меня к себе, как спасательный круг. – Мне бы очень хотелось помочь тебе разобраться во всем. Хотелось бы облегчить твои проблемы.

– Я не могу решить, хорошо это или плохо – все вспомнить, – сказал я, мой голос был приглушен ее блузкой.

– Не обязательно то или другое. Это не то, что ты должен спешить принять в одночасье. У тебя впереди много времени, чтобы понять, как ты хочешь распорядиться своей жизнью, и кто те люди, которых ты хочешь видеть в ней.

– Неужели? – спросил я, выпрямляясь. – «У тебя впереди много времени?» Мне трудно в это поверить после всего, через что мне пришлось пройти в этом году.

– Да. Я верю, что это правда. Думаю, тебе дали новое начало. Но не таскай с собой весь этот тяжелый груз и чувство вины. Не топи свой разум в алкоголе и не запирайся здесь. Это не ты, и это никогда не было твоим.

Мой взгляд переместился на заваленную коробками стойку.

– Я понимаю. Ты права.

– И, эй? Если хочешь пианино, мы его купим. Если ты решил, что преподавание не для тебя и ты захочешь попробовать что-то еще, тогда сделай это. Я больше не буду пытаться решать, что для тебя лучше, Рид, потому что я ошибаюсь на каждом шагу. Только ты можешь понять, что тебе нужно, чтобы стать счастливым.

Я не осознавал, как сильно мне нужно было услышать эти слова от нее, но они немного успокоили боль в моей душе, которая мучила меня с тех пор, как я с поджатым хвостом вернулся во Флойд Хиллс. Я уже не был тем человеком, каким был тогда, всего год назад, но проблема была в том, что я понятия не имел, кто я теперь. Пребывание в моей квартире в течение трех дней не дало мне никаких ответов и никогда не даст.

– Мам, я... я не знаю, что мне теперь делать, – признался я. – Насчет Олли.

– Я знаю, что ты запутался, – она нежно убрала волосы с моего лба. – Я знаю, что тебе сложно это принять. И я знаю, что Олли ничего от тебя не ждет. Он не такой человек. Сможете ли вы восстановить ту связь, которую вы когда-то разделяли, полностью зависит от вас, но, несмотря ни на что, я знаю, что этот человек будет всегда рядом с тобой, независимо от того, что вы решите. Он может стать твоим лучшим другом, – когда она моргнула, слеза скатилась по ее щеке, и она улыбнулась мне и обхватила мое лицо. – И я думаю, тебе это нужно, Рид. Я действительно этого хочу.

Глава 11

Олли

Рида не было на уроке в воскресенье в музыкальном объединении «Music Junction». Я раздумывал, стоит ли вообще туда идти, но после пяти секунд размышлений решил, что на этот раз не позволю ни ему, ни кому-либо другому оттолкнуть меня. Перед операцией он велел мне бороться за него, за нас, и именно это я и планировал сделать. Я буду рядом с ним, несмотря на все его смятение, весь его гнев. Дело в том, что Рид меня вспомнил. Не все, даже близко не все, но теперь он знал, кто я для него. Или кем я был. И хотя наша судьба зависела только от него, я сделаю все, что в моих силах, чтобы склонить чашу весов и дать нам еще один шанс.

Но когда я прочитал объявление на двери класса, указывающее, что урок отменен из-за болезни, я вздохнул. Рид, конечно, не облегчал задачу, не так ли?

Вернувшись в машину, я прокрутил все варианты. Я могу заехать к нему и убедиться, действительно ли он болен или просто избегает меня. Я могу поехать к его родителям. Или я могу позвонить ему и узнать, не нужен ли ему куриный суп.

Выбрав вариант номер три, я прокрутил вниз контакты до номера Рида и нажал кнопку вызова, а затем выехал со стоянки. Через несколько секунд включилась его голосовая почта, и я нажал отбой вместо того, чтобы оставить сообщение. Я не ждал, что он ответит, особенно после того, как он покинул мой дом несколько дней назад. Я надеялся, что дать ему время остыть и разобраться с тем, что он узнал, было разумно, но я понятия не имел, что делать дальше. Я не был готов снова потерять Рида, ни сейчас, ни когда-либо, но я не хотел быть слишком напористым и отпугнуть его.

«Я подожду», – решил я, направляясь к дому, вместо того чтобы без предупреждения заскочить в любое из возможных мест, где он мог быть. Может быть, я свяжусь с его мамой позже, почувствую ее настрой и потом решу, куда двигаться дальше.

«Господи, как жарко», – подумал я, увеличивая поток воздуха, когда послеполуденное солнце обжигало меня со всех сторон. Пытаясь выглядеть хорошо перед Ридом, я надел рубашку с наглаженными брюками, но сейчас в такой одежде было душно, и я расстегнул воротник, наконец, в состоянии дышать. Я был более чем готов надеть потертые джинсы и чертову футболку. Когда я подъехал к своему району, зазвучала песня «Укус любви» Дефа Леппарда, и я прибавил громкость, подпевая. Боже, слова припева были настолько актуальны прямо сейчас. Любовь причиняет боль и ставит тебя на колени, не так ли? Когда я добрался до своего дома, я уже пел высокие ноты, и тут мой голос дрогнул при виде открывшегося передо мной зрелища.

На моем крыльце сидел Рид.

Я закрыл рот и выключил радио. «Ну черт бы меня побрал».

Увидев, что я въезжаю, он встал, отряхивая шорты. Я не думал, что когда-либо видел его таким непринужденным, но белая майка, шорты и шлепки определенно делали его таким. Черт возьми, он был великолепен, независимо от того, что бы на нем не было надето. Или не надето. «Не думай об этом, черт возьми». Я вышел из машины, не снимая солнцезащитных очков, не желая, чтобы он прочел слишком много в моем взгляде, потому что я не был уверен, что он увидит. Тоску? Желание? Боль? Сочетание всех трех?

– Привет, – сказал я, когда подошел к нему, стараясь не акцентировать на себе внимание, когда остановился перед ним и оценил его настроение. – Скучал сегодня по твоему уроку. Ты заразный?

– Какой я?

– В объявлении на двери говорилось, что ты болен.

– О. Я солгал. У меня день психического здоровья, – наклонив голову к двери, он спросил: – Мы можем поговорить?

– Конечно.

Он последовал за мной внутрь, и я пытался заставить свои руки не дрожать, но, черт возьми, я нервничал. Я не знал, хорошо ли, что он здесь, или этот визит не приведет ни к чему хорошему, но я предпочел бы не думать об этом. Когда мы вошли в гостиную, я бросил ключи на развлекательный центр, а когда обернулся, Рид оглядел меня.

– Ты выглядишь, – казалось, он с трудом подыскивал слово, – отлично.

– Спасибо, – удивленно сказал я, но старался не придавать особого значения тому факту, что он заметил, во что я одет, или тому, что, по его мнению, я выглядел «отлично». – Вообще-то, здесь немного жарковато, так что я собираюсь переодеться во что-нибудь более удобное. Можешь дать мне минуту?

– Окей, – он стоял посреди гостиной, не делая ни малейшего движения, чтобы сесть, поэтому я жестом показал вокруг.

– Чувствуй себя как дома. Располагайся.

Я быстро переоделся, а когда вернулся, дверь, ведущая на заднее крыльцо, была открыта, и я наполнил пару стаканов холодной водой, прежде чем присоединиться к Риду. Без солнечного света и с включенными вентиляторами было не так уж плохо, и я был рад, что он решил прийти сюда. Внутри было слишком тесно.

      – Спасибо, – сказал он, принимая предложенный стакан.

Я уселся в одно из садовых кресел напротив него, поставил стакан на стол и стал ждать, когда он сделает первый шаг.

– Спасибо, что не захлопнул дверь у меня перед носом. Я бы не стал винить тебя, если бы ты это сделал.

– Хлопать дверьми не в моем стиле.

– Нет, конечно, нет, – он поерзал в кресле, скрестил лодыжки, а потом опять выпрямил их. – Олли, я хочу извиниться за свое поведение. Сказать, что я был шокирован, было бы преуменьшением года, и я ужасно отреагировал. Я знаю, что, возможно, сказал тебе что-то обидное, и мне очень жаль, – он сцепил пальцы на коленях. – Я вел себя как придурок. Не только с тобой, но и со всеми. Я больше не хочу быть таким.

– Я бы сказал, что это первый шаг к выздоровлению.

– Я не собираюсь убегать или нервничать, – легкая улыбка тронула его губы. – Ну... я все еще могу волноваться, не знаю. Но я хочу понять.

Я мог читать между строк: он хотел понять меня. Может, даже нас. Если он не слышал, как колотится мое сердце, я был бы очень удивлен.

– Хорошо, – выдавил я. – Я принимаю твои извинения.

– Хорошо. Это очень хорошо, – его плечи опустились от облегчения.

Мы погрузились в тишину, и только жужжание вентиляторов и отдаленные крики и смех детей, играющих по соседству, заполняли пространство между нами. Я знал, что его мысли заняты чем-то другим, но я был рад сидеть с ним так долго, сколько ему было нужно.

– Могу я задать тебе вопрос?

– Ты можешь задать мне много вопросов.

– Меня тянуло к тебе, потому что ты был мне знаком. Так сказала моя мама.

– Ты говорил мне то же самое.

– Я так говорил?

Я кивнул.

– Но, – он сморщил лоб. – Я не совсем понимаю. Как может кто-то, кого я никогда не встречал, быть знакомым?

– Ну, мы виделись у Джо.

– И это все? Мы были знакомы, потому что я проходил мимо тебя каждое утро, чтобы выпить кофе?

– Это и, ты знаешь, что мы вытаскивали тебя из разбитой машины. После аварии ты был достаточно вменяемым, чтобы помнить меня.

– Ох. Я понимаю, – Рид откинулся на спинку стула. Он барабанил пальцами по подлокотнику. – Надеюсь, я поблагодарил тебя за это? За то, что ты спас меня в тот день.

– Конечно. Много раз, – я улыбнулся.

– Хорошо. По крайней мере, я никогда не забывал о хороших манерах, – пошутил он.