Текст книги "Сексуальная жизнь дикарей Северо-Западной Меланезии"

Автор книги: Бронислав Малиновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц)

Функциональная полевая работа состоит всегда в изучении сцепленности или корреляции аспектов культуры в их реальном применении. А под применением я имею в виду не просто манипуляцию, не просто непосредственное или инструментальное удовлетворение потребностей, но «телесные установки» в самом широком бихевиористском смысле, когда тело включает в себя сознание: имеются в виду представления, верования и ценности, которые концентрируются вокруг объекта.

Очевидно, объяснение обычаев должно идти по тем же направлениям. Обычай, то есть традиционно стандартизированная привычка, или, как современный физиолог назвал бы его, условный рефлекс, всегда является составной частью некоего большего целого. Детальный анализ

социальной организации и культуры, как правило, показывает нам, что большинство обычаев (на деле все обычаи) интегрированы в целый ряд институтов. Но я не могу вдаваться далее в подобный детальный анализ. Я дал достаточно ссылок на другие свои работы, особенно на два своих кратких, но исчерпывающих высказывания из «Американской энциклопедии общественных наук» (том «Культура») и из энциклопедии «Британника» (том «Антропология», изд. 13-е, перепечатано в 14-м изд. под заголовком «Социальная антропология»).

Я не смог здесь дать полное определение тому, что я понимаю под функциональным методом. Скорее я постарался заинтересовать читателя, а может, заинтриговать его. Если я преуспел в этом, то цель этого бессвязного предисловия достигнута.

Б. Малиновский Тамарис, октябрь 1931

Предисловие к первому изданию

Я выбрал для данной книги наиболее ясное, то есть наиболее правильное название отчасти для того, чтобы внести свою лепту в реабилитацию необходимого, но зачастую неверно применяемого термина сексуальный,отчасти чтобы заранее непосредственно оповестить читателя о том, чего ему следует ждать в наиболее откровенных местах книги. Для первобытного островитянина Южных морей, как и для нас самих, секс не является простым физиологическим действием двух партнеров; он подразумевает любовь и ухаживание; он становится ядром таких почтенных институтов, как брак и семья; он наполняет собой искусство и создает собственные чары и собственную магию. Он окрашивает собой почти любой аспект культуры. Сексв его самом широком смысле (а именно так я использовал его в названии предлагаемой книги) представляет собой скорее социальную и культурную силу, нежели просто телесные отношения двух индивидов. Но научная трактовка данного предмета с очевидностью влечет за собой живой интерес к биологическому ядру. Антрополог поэтому должен дать описание непосредственных контактов между двумя любовниками – какими мы видим их в Океании, то есть сформированных своими традициями, послушных своим законам, следующих обычаям своего племени.

В антропологии сущностные стороны жизни должны излагаться просто и полно, хотя и научным языком, и подобное ясное изложение на деле не может обидеть ни самого деликатного, ни самого предубежденного читателя; не может оно пригодиться и любителю порнографии, и менее всего способно привлечь незрелый интерес молодого человека. Ведь похотливость гнездится в опосредованных фантазиях, а не в простых и прямых высказываниях. Читатель увидит, что туземцы в конечном счете рассматривают секс не только в качестве источника наслаждения, но как нечто в действительности серьезное и даже сакральное. В то же время их обычаи и взгляды не лишают секс его способности трансформировать грубый материальный факт в удивительный духовный опыт, набрасывать романтическое очарование любви на технику интимных отношений.

Установления тробрианского общества позволяют простой грубой страсти созреть до любви на всю жизнь, полностью расцвести в силу личного влечения, укрепиться за счет многочисленных уз и привязанностей, возникающих с появлением детей, за счет общих волнений и надежд, общих целей и интересов семейной жизни. Возможно, в смешении непосредственно плотского с романтическим, а также в далеко идущих и важных социальных последствиях того, что является в первую очередь наиболее личностным событием, – именно в этом богатстве и многообразии любви заключается ее философская тайна, ее очарование для поэта и ее интерес для антрополога.

Эта многосторонность любви существует у тробрианцев точно так же, как и у нас, и она делает для нас более приемлемым даже то, что большинству читателей может поначалу показаться грубым и неподвластным контролю. Однако игнорировать в научной работе этот последний аспект, уклоняться от рассмотрения материальных оснований любви означало бы полностью сводить на нет все результаты исследования. Это значило бы совершить непростительный грех уклонения от реальной проблемы. Любому, кто не желает касаться секса, нет нужды приобретать или читать данную книгу; а тех, кто подходит к этому предмету не с научными целями, можно с самого начала предупредить, что в предлагаемых главах они не найдут ничего непристойного или соблазнительного.

Я хочу, чтобы было совершенно ясно, что разбросанные тут и там, особенно в последних главах, сравнения туземных и европейских условий не служат социологическими параллелями, поскольку они слишком уж незначительны. Еще меньше туземно– европейские параллели в настоящей книге означают проповедь по поводу наших собственных недостатков или восхваление наших достоинств. Они приводятся просто потому, что в целях объяснения необычных фактов необходимо возвращаться к фактам знакомым. Антрополог в своих наблюдениях должен понимать туземца через свою собственную психологию и формировать картину чужой культуры из элементов своей собственной, а также других культур, известных ему практически и теоретически. Вся сложность и искусство полевой работы состоит в том, чтобы исходить из известных элементов чужой культуры и постепенно встраивать элементы странные и непохожие на них – в доступную пониманию схему. В этом изучение чужой культуры сходно с изучением иностранного языка: сперва нахождение простого соответствия и грубый перевод, под конец полный отход от этого первоначального способа и овладение новым. А поскольку адекватное этнографическое описание должно повторять в миниатюре постепенный, длительный и болезненный процесс полевой работы, ссылки на знакомое, на параллели между Европой и Тробрианами должны служить отправными точками.

В конце концов, чтобы добраться до читателя, я вынужден полагаться на его личный опыт, который выстроился в нашем собственном обществе. Точно так же, как я должен писать поанглийски и переводить туземные термины или тексты на английский язык, я должен – дабы сделать их реальными и понятными – переводить меланезийские условия в наши собственные. В обоих случаях какие-то ошибки неизбежны..Антрополог может вполне осознавать traduttore traditore [12]12
  Буквально – «переводчик-предатель» (итал.)Здесь имеется ввиду неадекватность перевода. – Прим. пер.


[Закрыть],но не может ничего поделать – он не в состоянии отослать на пару лет некоторых своих терпеливых читателей на какой-нибудь коралловый атолл в Южных морях и заставить их жить там предоставленными самим себе; он должен, увы, писать книги о своих дикарях и читать о них лекции!

Еще один пункт касательно метода подачи материала. Каждый добросовестный научный наблюдатель должен излагать не только то, что он знает, и то, как он пришел к этому знанию, но и указывать на сознаваемые им пробелы в своем знании, на неудачи и оплошности в своей полевой работе. Я уже дал («Аргонавты западной части Тихого океана», гл. I) полный отчет о своих «верительных грамотах»: длительности проведенного на островах времени, лингвистических характеристиках своей деятельности, методах сбора материалов и сообщений информаторов. Не стану повторять здесь все это, а также некоторые необходимые дополнительные замечания по поводу сложности изучения интимной жизни аборигенов – читатель найдет их в тексте (гл. IX, разд. 9; гл. X, вступление; гл. XII и XIII, вступления). Компетентный и опытный этнограф и антрополог – а только такого человека интересуют пределы точности, методология доказательства и пробелы в информации – легко увидит изданных, представленных в этой книге, где документальное подтверждение недостаточно, а где оно полно. Если я просто высказываюсь, не иллюстрируя слова личными наблюдениями или подтверждающими фактами, это значит, что я полагаюсь главным образом на то, что мне поведали мои информаторы-туземцы. Это, конечно, наименее убедительная часть моих материалов. Я уверен, в частности, что мое знание акушерской сферы и того, как женщины относятся к беременности и деторождению, довольно ограничено. Кроме того, поведение отца во время рождения ребенка и мужская психология в этой связи не были изучены в должной мере полно. На протяжении всей книги многие мелкие вопросы излагаются таким образом, что специалисту станет ясно не только, в чем ощущается неполнота информации, но и то, какое дальнейшее исследование потребуется, чтобы заполнить пробелы.

Что касается большинства вопросов, имеющих фундаментальное значение, то я убежден, что подобрался к сути дела.

Один недостаток, прискорбный, но вряд ли поддающийся исправлению, – это малое количество иллюстраций, касающихся непосредственно эротической жизни. Но, поскольку она протекает в глубокой тени (и буквальной, и фигуральной), фотографии можно было только сфальсифицировать, либо в лучшем случае заснять позирование – однако фальсифицировать или изображать страсть (или чувство) бессмысленно. Признательность, которую я испытывал ко многим людям в ходе полевой работы, я уже выразил в другом месте («Аргонавты западной части Тихого океана»), а здесь хотел бы выразить особую благодарность моему другу Билли Ханкоку, торговцу и скупщику жемчуга на Тробрианах, чья таинственная смерть произошла, когда я писал эту книгу. Он был болен и ждал в Самараи, европейском поселении на востоке Новой Гвинеи, корабля, шедшего на юг. Однажды вечером он исчез, и больше его никогда не видели и не слышали. Он был не только блестящим информатором и помощником, но и настоящим другом, присутствие и содействие которого вносили в мое довольно суровое и скучное существование весомую долю материальногокомфорта и моральной поддержки.

При написании книги меня в значительной мере стимулировал интерес, проявленный к ней г– ном Хавелоком Эллисом; к его работе и к его примеру я всегда испытывал восхищение и уважение, считая его одним из зачинателей честного и откровенного исследовательского подхода. Его предисловие существенно усиливает ценность предлагаемой книги. Группа моих друзей, учеников и коллег, последние годы связанных с Отделением научных исследований и преподавания в области антропологии в Лондонской школе экономики, во многом помогли прояснить мои собственные идеи и изложить материал, особенно в том, что касается семейной жизни, родственной организации и брачных правил. Имена г-жи Роберт Эткин (R. Aitken) (в девичестве Барбары Фрейре-Марекко [В. Freire-Магессо]), д-ра Р.У. Ферта (R.W. Firth) (в настоящий момент находящегося на Соломоновых о-вах), г-на Э.Э. Эванс-Причарда (Е.Е. Evans-Pritchard) (работающего сейчас среди азанде), мисс Камиллы Веджвуд (С. Wedgwood) (находящейся сейчас в Австралии), д-ра Гордона Брауна (G. Brown) (работающего теперь в Танганьике), д-ра Гортензии Паудермейкер (Н. Powdermaker) (в настоящее время едущей в Папуа), г-на А. Шаперы (I. Shapera) (недавно работавшего в Южной Африке), г-на Т.Дж.Э. Йейтса (T.J.A. Yates) (недавно проводившего исследования в Египте), мисс Одри Ричарде (A. Richards) – в моей благодарной памяти всегда будут ассоциироваться с работой над наиболее сложными социологическими главами моей книги.

Этой книгой, как и большинством тех, что я написал, я в великом долгу перед моей женой. Ее советы и практическая помощь сделали написание «Аргонавтов западной части Тихого океана», а также данной книги приятной, а не нудной и тяжелой работой. Лично для меня если и есть в этих книгах какая-либо ценность и интерес, то это благодаря ее участию в совместной работе.

Б.М.

Лондон, январь 1929

Глава1
Отношение полов в племенной жизни

Мужчина и женщина на Тробрианских о-вах – их отношения в любви, в браке и в жизни племени – таков предмет предлагаемого исследования.

Наиболее драматическая и интенсивная стадия взаимоотношений между мужчиной и женщиной, та, когда они любят, сочетаются браком, производят на свет детей, должна занимать основное место при любом рассмотрении проблемы полов. Для среднего нормального человека, к какому бы типу общества он ни принадлежал, увлечение противоположным полом, страстные и чувственные эпизоды, следующие за этим, суть самые важные события в его судьбе, глубочайшим образом связанные с его личным счастьем, «вкусом» и смыслом жизни. Поэтому для социолога, который изучает конкретный тип общества, те его обычаи, идеи и установления, которые вращаются вокруг эротической жизни индивида, должны иметь первейшее значение. Ибо если он хочет настроиться на свой предмет и поместить его в естественную и верную перспективу, то должен в своем исследовании ориентироваться на ценности и интересы личности. То, что является наивысшим счастьем для индивида, должно сделаться фундаментальным фактором в научном познании человеческого общества.

Однако эротический аспект, хоть и является самым важным, – всего лишь один из многих других аспектов, характеризующихся встречей полов и их вступлением в отношения друг с другом. Его невозможно изучать вне целостного контекста, то есть без того, чтобы не связать с устоявшимся статусом мужчины и женщины; с их домашними отношениями и распределением экономических функций. Ухаживание, любовь и   супружество в данном обществе в каждой детали зависят от того, как оба пола выглядят друг перед другом на публике и в частной жизни; каково занимаемое ими положение согласно закону и обычаю племени; как они участвуют в играх и развлечениях; какова доля участия каждого в обычном ежедневном тяжелом труде.

Рассказ о любовных отношениях у людей неизбежно должен начинаться с описания того, как общаются дети и молодежь, а за этим неизбежно следует более поздняя стадия – постоянного союза и брака. Повествование не должно обрываться и на этом, поскольку наука не может претендовать на преимущества, имеющиеся у художественной литературы.То, как мужчина и женщина организуют свою совместную жизнь и жизнь своих детей, сказывается на их интимных отношениях, и одну стадию нельзя понять, не зная другую.

Данная книга посвящена сексуальным отношениям у туземцев Тробрианских о-вов – кораллового архипелага, лежащего к северо-востоку от Новой Гвинеи. Эти аборигены принадлежат к папуасско-меланезийской расе, и в их физическом облике, умственном багаже и социальной организации сочетаются по большей части океанийские черты с некоторыми признаками более отсталого папуасского населения материковой части Новой Гвинеи [13]13
  Полное общее описание северных массим, частью которых являются тробрианцы, см. в классическом трактате проф. Ч.Г. Зелигмана (Seligman C.G.Melanesians of British New Guinea. Cambridge, 1910), где тоже показывается, как тробрианцы соотносятся с остальными расами и культурами, существующими на Новой Гвинее и поблизости от нее. Краткое описание тробрианской культуры можно найти и в моей книге «Аргонавты западной части Тихого океана». М., 2004. – Прим.ред.


[Закрыть].

1. Принципы материнского права

Мы обнаруживаем на Тробрианских о-вах матрилинейное общество, в котором счет родства, отношения родства и любые социальные отношения принято прослеживать исключительно через мать и где женщины принимают значительное участие в жизни племени, вплоть до того, что играют ведущую роль в экономической, ритуальной и магической деятельности, – факт, весьма серьезно влияющий на все обычаи эротической жизни, а также на институт брака. Поэтому правильным будет сперва рассмотреть сексуальные отношения в их самом широком аспекте, начав с описания тех особенностей племенного обычая и закона, на которых покоится институт материнского права, а также дав описание различных взглядов и концепций, проливающих на все это свет, а затем объединить краткие очерки по каждой из важнейших сторон племенной жизни —домашней, экономической, правовой, обрядовой и магической, – дабы показать соответствующие сферы мужской и женской деятельности у туземцев.

Представление о том, что только мать, и исключительно она, создает тело ребенка, а мужчина никоим образом не участвует в его формировании, – это важнейший фактор правовой системы тробрианцев. Их взгляды на процесс зачатия, вкупе с определенными мифологическими и анимистическими представлениями, утверждают несомненно и безоговорочно, что ребенок сделан из той же субстанции, что и его мать, и что между отцом и ребенком нет ни малейшей физической связи (см. главу VII).

То, что новому существу, которое от нее родится, мать дает все, туземцы считают доказанным и убедительно выражают это. «Мать кормит дитя в своем теле. Потом, когда оно выходит, она кормит его своим молоком». «Мать делает ребенка из своей крови». «Братья и сестры – одной плоти, потому что они от одной матери». Эти и похожие высказывания характерны для отношения тробрианцев к данному, фундаментальному для них, принципу родства.

Отношение это, даже еще более ярко выраженное, можно усмотреть и в правилах, определяющих счет родства, наследование имущества, передачу ранга, власти вождя, наследственных должностей, а также магии – фактически всякий раз, когда решается вопрос наследования в рамках кровного родства. В мат-рилинии общественная должность передается от мужчины к детям его сестры, и эта исключительно матрилинейная концепция родства является фактором первостепенной важности с точки зрения брачных ограничений и предписаний, а также табуи-рования сексуальных контактов. Действие таких представлений о родстве можно наблюдать на примере смерти, когда они про– являются с драматической силой. Дело в том, что социальные нормы, лежащие в основе похорон, оплакивания, траура, а также определенных весьма тщательно разработанных церемоний распределения пищи, базируются на том принципе, что люди, объединяемые узами материнского родства, образуют тесно связанную группу, характеризуемую единством чувств, интересов и плоти. И из этой группы даже те, кто присоединился к ней в силу брака и в качестве «отца ребенка», жестко исключаются как не имеющие естественного отношения к тяжелой утрате (см. гл. VI, разд. 2-4).

Туземцы, о которых идет речь, имеют хорошо укоренившийся институт брака и тем не менее совершенно не осведомлены об участии мужчины в порождении детей. В то же самое время термин «отец» имеет для тробрианцев ясный, хотя и исключительно социальный, смысл: он означает мужчину, женатого на матери ребенка, живущего с ней в одном доме и составляющего часть домохозяйства. Всякий раз в разговорах о родстве мне подчеркнуто характеризовали отца как tomakava,«чужака», или даже более правильно – как «постороннего». Это выражение к тому же, как правило, часто использовалось туземцами в беседах, когда они спорили о наследовании чего-нибудь или старались оправ– дать какую-то линию поведения, или же когда положение отца принижалось в каких-то ссорах.

Поэтому читателю должно быть ясно, что термин «отец», в том виде, в каком я использую его здесь, следует понимать не как имеющий различные правовые, моральные и биологические смыслы, как это видится нам, а в смысле, присущем исключительно тому обществу, с которым мы здесь имеем дело. Может показаться, что было бы лучше – во избежание малейшей возможности такого неверного понимания – не применять наше слово «отец» вовсе, а пользоваться местным словом tamaи говорить о «родстве tama»вместо «отцовства»; однако на практике это оказалось бы слишком громоздким. Поэтому читатель, встречаясь на этих страницах со словом «отец», никогда не должен забывать, что его нужно понимать не так, как оно дается в английском словаре, а в соответствии с реалиями туземной жизни. Могу добавить, что данное правило приложимо ко всем терминам, имеющим особый социальный смысл, то есть ко всем терминам родства и таким словам, как «брак», «развод», «измена», «любовь», «ухаживание» и т. п.

Что, в понимании туземца, несет в себе слово tama(отец)? «Муж моей матери» – таков обычно первый ответ, даваемый смышленым информатором. Он, как правило, продолжает, сообщая, что его tama —это мужчина, рядом с которым он вырос, пользуясь его любовью и защитой. Потому что, поскольку брак на Тробрианах патрилокальный и поскольку женщина, так сказать, перемещается в деревенскую общину своего мужа и живет в его доме, отец является своим детям близким человеком: он активно заботится о них, неизменно испытывает и выказывает глубокие чувства к детям, а позднее участвует и в их обучении. Поэтому слово tama(отец) в его эмоциональном значении концентрирует множество эпизодов раннего детства и отражает чувства, обычно существующие между ребенком – мальчиком или девочкой – и зрелым любящим мужчиной, который живет с ним в одном домохозяйстве, тогда как социальный смысл этого термина – в обозначении мужчины, состоящего в интимной связи с матерью ребенка и являющегося хозяином дома.

До этих пор tamaне отличается сколько-нибудь существенно от «отца» в нашем смысле. Но как только ребенок начинает подрастать и приобретать интерес к тому, что выходит за пределы домохозяйства и его собственных непосредственных нужд, появляются определенные сложности, которые меняют для него смысл слова tama.Ребенок узнает, что принадлежит к другому, нежели его tama,клану, что название его тотема – другое, такое же, как у материнского тотема. Тогда же он узнает, что все виды обязанностей, ограничений и забот о личном достоинстве соединяют его с матерью и отделяют от отца. Другой мужчина появляется на горизонте, и ребенок зовет его kadagu(«брат моей матери»). Этот мужчина может жить в том же месте, но очень возможно, что и в другой деревне. Ребенок узнаёт, кроме того, что место, где живет его kada(брат матери), – это также и его, ребенка, «родная деревня»; что там у него есть имущество и иные права «гражданства»; что там его ожидает успех в будущем; что там должны быть его естественные союзники и товарищи. Его могут даже высмеивать в деревне, где он родился, за то, что он «чужак» (tomakava),тогда как в деревне, которую он должен называть «своей родной», в которой живет брат его матери, там его отец – чужак, а он – настоящий «гражданин». Кроме того, по мере взросления ребенок видит, что брат матери распространяет на него постепенно возрастающую власть, требуя услуг, помогая кое в чем, давая или не давая разрешения на осуществление определенных действий; в то же самое время власть отца и его советы все менее и менее значимы.

Таким образом, жизнь тробрианца протекает под двойным влиянием, и эту двойственность не следует представлять только случайной особенностью их культуры. Она глубоко входит в существование каждого индивида, она порождает причудливую сложность в обхождении, нередко создает напряженности и трудности и зачастую приводит к насильственным нарушениям непрерывного течения племенной жизни. Ведь указанное влияние двух начал – отцовской любви и матрилинейного принципа, – столь глубоко проникающее в рамки обычаев и в социальные установки и чувства туземца, по сути дела недостаточно хорошо согласуются в своих проявлениях [14]14
  См. мою книгу «Преступление и обычай в обществе дикарей»


[Закрыть].

Необходимо сделать упор на отношениях между тробрианцем и его отцом, его матерью и ее братом, поскольку это – ядро сложной системы материнского права или матрилинейности, и данная система регулирует всю социальную жизнь описываемого туземного населения. Кроме того, данный вопрос имеет особое отношение к основной теме этой книги: физическая близость, брак и родство суть три аспекта одного предмета, суть три грани, поочередно открывающиеся социологическому анализу.

2. Тробрианская деревня

До сих пор мы давали социально значимое определение отцовства, родственной связи с братом матери и природы уз между матерью и сыном, уз, основанных на биологических фактах беременности и крайне тесной психологической привязанности, проистекающей из этого. Лучший способ сделать это абстрактное заявление ясным – продемонстрировать взаимодействие данных трех видов родственных отношений в реальной тробрианской общине. Тем самым мы сможем сделать наши объяснения конкретными и прикоснуться к подлинной жизни – вместо того, чтобы блуждать среди абстракций. А кроме того, мы, между прочим, сможем ввести некоторых персонажей, которые появятся в следующих частях нашего повествования.

Деревня Омаракана в известном смысле является столицей Киривины – главного дистрикта этих островов. Здесь находится резиденция верховного вождя, чье имя, престиж и известность простираются на весь архипелаг, хотя его власть не выходит за пределы провинции Киривина [15]15
  Дополнительные сведения об этом примечательном персонаже, а также описание власти вождя см. у Ч.Г. Зелигмана в упомянутой книге, в гл. XLIX и LI, и у меня в «Аргонавтах...» и в статье «Балома...»


[Закрыть]. Деревня расположена на плодородной плоской равнине в северной части длинного плоского кораллового острова Бойова (см. рис. 2). Когда мы идем по направлению к деревне, от якорной стоянки в лагуне на западном берегу, ровная дорога ведет через однообразные пространства, покрытые низким кустарником, здесь и там перемежающимся табуированной рощей или обширным огородом, в котором растут, обвивая длинные колья, побеги ямса и который выглядит, когда разрастется, как пышный хмельник. Мы минуем на своем пути несколько деревень; почва становится более плодородной, а поселения гуще по мере того, как мы приближаемся к длинной гряде возвышающихся коралловых обнажений, которые тянутся вдоль восточного берега и отгораживают открытое море от равнин внутренней части острова.

Большая группа деревьев появляется на некотором расстоянии – это фруктовые деревья, пальмы и кусок нетронутых девственных джунглей, которые все вместе окружают деревню Омаракана. Мы минуем эту рощу и оказываемся между двумя рядами домов, построенных концентрическими кругами вокруг просторной открытой площадки (рис. 1 и илл. 1). Между внешним и внутренним кольцами проходит улица в виде окружности, оги– бающая всю деревню, и на ней, когда мы проходим, видны группы людей, сидящих перед своими хижинами (илл. 4). Внешнее кольцо состоит из жилых домов, внутреннее – из хижин-амбаров, в которых taytu,разновидность ямса, служащего туземцам основной пищей, хранится от урожая до урожая. Нас сразу поражает лучшая отделка, большаятщательность в постройке и превосходство в убранстве и украшении, которые отличают «дома ямса» от жилищ (илл. 31). Если мы стоим на широкой центральной площади, то можем любоваться стоящим перед нами рядом выстроенных по кругу амбаров, поскольку и они, и жилища всегда обращены к центру. В Омаракане большой «дом ямса», принадлежащий вождю, стоит в центре описанной площади. Несколько ближе к кольцу, но все же еще в центре находится другая большая постройка – хижина, где живет вождь (илл.1и2). Такое исключительно симметричное построение деревни важно, так как представляет собой определенную социальную схему. Внутренняя площадь является сценой, где разворачивается общественная и праздничная жизнь. Часть этого пространства – древняя площадка для погребения жителей деревни, а в одном из его концов расположена площадка для танцев – сцена для проведения всех церемоний и праздников. Дома, окружающие площадь, то есть внутреннее кольцо из хижин-амбаров, разделяют квази– священный характер этого пространства, тот ряд табу, который на него налагается. Улица между двумя рядами – это театр домашней жизни и обыденных явлений (илл. 4 и 39). В грубом приближении, центральное пространство можно было бы назвать мужской частью деревни, а улицу – женской.

Позвольте теперь предварительно ознакомить вас с некоторыми наиболее важными обитателями Омараканы, начиная с действующего вождя То'улувы (илл. 4 и 39). Он и его семья – не просто самые видные члены общины, они занимают больше половины деревни. Как мы увидим (гл. V, разд. 4), вожди на Тробрианских островах обладают привилегией полигамии. То'улува, который живет в большом доме в центре деревни, имеет несколько жен, занимающих целый ряд домов (А – В на плане, рис. 1). Кроме того, его родственники по матери, которые принадлежат к его семье и субклану под названием Табалу, имеют отдельный участок в деревни (А – С). В третьем секторе (В – С) обитают те общинники, которые не приходятся вождю ни родичами, ни детьми.

Община, таким образом, поделена на три части. Первая состоит из вождя и его материнских родичей-табалу, которые все до единого считают деревню своей, а себя – хозяевами ее земли со всеми вытекающими отсюда привилегиями. Вторую часть деревни составляют общинники, которые и сами поделены на две группы: тех, чья претензия на «гражданство» покоится на мифологическом основании (эти права определенно уступают правам вождеского субклана, и те, кто на них претендует, остаются в деревне только как вассалы или слуги вождя), и чужаков, наследственно находящихся на службе у вождя и живущих в деревне благодаря этому их праву и званию. Третья часть состоит из жен вождя и их потомства.

Эти жены в силу патрилокальности брака должны поселяться в деревне своего мужа, с ними, разумеется, остаются и их не достигшие взрослого возраста дети. А выросшим сыновьям разрешается оставаться в деревне только благодаря личному влиянию их отца.

Таковое влияние берет верх над племенным законом, согласно которому каждому мужчине надлежит жить в своей – то бишь материнской деревне. Вождь всегда гораздо больше привязан к своим детям, нежели к своим материнским родственникам. Он предпочитает их компанию; как всякий типичный тробрианский отец он в любом споре принимает сторону детей (по крайней мере эмоционально); и он всегда старается предоставить им как можно больше привилегий и преимуществ. Такое положение дел, естественно, не одобряется законными наследниками вождя – его матрилинейными родичами, детьми его сестры; а в результате между этими двумя категориями частенько возникают серьезная напряженность и острые трения.

Подобное состояние напряженности недавно выявилось в остром кризисе, который нарушил спокойное течение племенной жизни в Омаракане и на годы подорвал ее внутреннюю гармонию [16]16
  Приводимый ниже рассказ уже публиковался прежде в «Преступлении и обычае...» .Но поскольку он почти точно воспроизводит первоначально написанное мной вступление к полевымзаписям, я предпочитаю привести его здесь еще раз, в той же самой форме, изменив всего несколько слов.


[Закрыть]. Существовала долго длившаяся междоусобица между Нам ваной Гуйа'у, любимым сыном вождя, и Митакатой, его племянником и третьим по счету, кто наследовал право на верховную власть (илл. 3). Намвана Гуйа'у был самым влиятельным человеком в деревне после вождя, его отца: То'улува позволил сыну об– ладать значительной властью и передал ему больше богатств и привилегий, чем это полагалось.

Однажды, примерно шесть месяцев спустя после моего приезда в Омаракану, ссора резко обострилась. Намвана Гуйа'у, сын вождя, обвинил своего врага Митакату – племянника и одного из наследников вождя – в адюльтере со своей женой, привел к белому судье– резиденту и тем самым способствовал тому, что Митакату посадили в тюрьму на месяц или около того. Известие об этом из компаунда администрации, что в нескольких милях от деревни, пришло на закате солнца и вызвало панику. Вождь заперся в своей хижине, полный дурных предчувствий в отношении своего любимца, который так опрометчиво грубо попрал закон и чувства соплеменников. Родственники арестованного претендента на должность вождя кипели от сдерживаемого гнева и возмущения. С наступлением ночи подавленные обитатели деревни уселись за молчаливый ужин, каждая семья – за свою отдельную трапезу. На центральной площади никого не было. Нам-вану Гуйа'у не было видно, вождь То'улува пребывал в уединении в своей хижине, большинство его жен с детьми тоже не выходили из дому. Внезапно громкий голос раздался в безмолвии деревни. Багидо'у, бесспорный наследник и старший брат арестованного мужчины, стоя перед своей хижиной, выкрикивал, обращаясь к обидчику своей семьи: «Намвана Гуйа'у, ты причина несчастья. Мы, табалу Омараканы, позволили тебе остаться здесь, жить среди нас. У тебя в Омаракане было много еды. Ты ел от нашей пищи. Тебе доставались и свиньи, принесенные нам в дар, и мясо. Ты плавал на нашем каноэ. Ты построил хижину на нашей земле. Теперь ты принес нам вред. Ты солгал. Митаката – в тюрьме. Мы не хотим, чтобы ты оставался здесь. Это наша деревня! Ты здесь чужой. Уходи! Мы прогоняем тебя! Мы прогоняем тебя из Омараканы».