Текст книги "Лесная смерть"

Автор книги: Брижит Обер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– А что еще я, по-вашему, мог сделать? Заявиться в комиссариат, чтобы меня оттуда тотчас прямиком препроводили в психиатрическую клинику, навесив на меня вдобавок все совершенные в округе убийства? Чрезвычайно опасный преступник совершает побег, и – словно бы случайно – его находят именно в том самом месте, где каким-то маньяком один за другим убиты несколько ребятишек! Вы что – полагаете, будто в полиции меня бы встретили с цветами и почестями? Да еще поверили бы моим обвинениям в адрес всеми уважаемой мадам Фанстан? А кроме того, я страшно не хотел, чтобы это и в самом деле оказалась она. Нечто, затаившееся где-то глубоко в душе, все еще пыталось вернуть мне веру в ее невиновность… Все же она – мать моей дочери, понимаете?

– Продолжайте, – со вздохом произносит Гассен.

– Мысль о том, что это может быть она, буквально с ума меня сводила, но в то же время я чувствовал, что так оно и есть.

– И вы не боялись того, что в один прекрасный день она прикончит Виржини?

– Нет. Если я и боялся за Виржини, то по несколько иным причинам. Ведь все жертвы – исключительно мужского пола. Кем бы ни был убийца, его явно интересовали только мальчики восьмилетнего возраста. Сей факт навел меня на мысль о том, что, если это и в самом деле – Элен, то, может быть, она убивает детей, похожих на Макса. Но Макс был брюнетом с черными глазами, а если Шарль-Эрик и был брюнетом, то Микаэль – блондином; у Матье волосы были каштановые, хотя у Рено – черные – и так далее; глаза у них тоже были разного цвета. Я оказался так глуп, что никак не мог уловить тут вполне определенной последовательности.

– Последовательности?

– Черные волосы Рено, черные глаза Шарля-Эрика, руки Микаэля, сердце Матье, половые органы Жориса…

– Новый восьмилетний мальчик… – бормочет Гассен.

– Именно. Воображаемый мальчик.

Аккуратно упакованный в красивый футляр… скрюченные ручки, маленькое сердце, положенные на кусочек бархата глаза – вынутые из глазниц, они гораздо крупнее, чем выглядят на лице человека. Господи, спасибо тебе за то, что ты лишил меня возможности видеть все это!

– И что же дальше? – в нетерпении спрашивает Гассен.

– Дальше? Все части головоломки постепенно начали занимать свои места. Я был в полном отчаянии, жутко хотелось сбежать куда-нибудь подальше от всего этого, но в то же время я чувствовал себя обязанным остаться здесь, чтобы помочь уничтожить эту женщину – ту самую женщину, которую когда-то так сильно любил; женщину, явно страдающую очень опасным для людей психическим расстройством…

– A как в эту историю оказался замешан Мигуэн? – спрашивает Гассен, в голосе которого уже проскальзывают нотки раздражения и отчаяния.

– Стефан Мигуэн подозревал Элен в том, что она изменяет Полю. Он вообще довольно странно относился к ней. Стефан полагал, что именно поэтому она и позаимствовала у него как-то «ситроен». На самом деле она спала и со Стефаном. Половой акт был для нее лишь средством приобрести над мужчиной власть. Учитывая это, можно предположить, что переспать она успела со всеми парнями в округе. Хотя, скорее всего, она была абсолютно фригидна. Знаете, ведь отец насиловал ее много лет подряд. К тому же я уверен, что и отцом Макса был он.

Вот это да! Гассен, должно быть, поражен не меньше моего, ибо он молчит. Слышно только, как он нервно сглатывает – и все. Ну да! Конечно же! Такая сволочь, как ее отец, наверняка еще насиловал девчонку; в один прекрасный день выяснилось, что она беременна, и тогда, чтобы избежать скандала, они подстроили все так, что получалось, будто мать ребенка – мадам Сиккарди… Уверена, что не ошибаюсь.

– На чем бишь я остановился? – произносит Тони. – Ах, да: Стефан. Она сама призналась нам в том, что сделала все необходимое, чтобы виновным сочли его. И разумеется, она же оглушила его тогда в парке и столкнула Элизу в пруд. Она ненавидела вас – из-за Бенуа; ведь Бенуа предпочел вас ей. Он с ней порвал. Это он мне сам рассказал.

Он ему об этом сам рассказал?

– Да, я был знаком с Дельмаром. Как-то нам поручили подремонтировать одно здание. Коридоры, лифты и прочее. Именно в этом доме и жил ваш Бенуа, Элиза. Он спросил, не смог бы я, раз уж я и так здесь, заодно перекрасить стены и у него в квартире – за определенную плату, разумеется. Я согласился. На ночном столике у него стояла ваша фотография; я заговорил с ним о вас, мы быстро прониклись симпатией друг к другу, он предложил мне выпить пива и чисто по-мужски поделился секретами своей жизни. Он ведь не мог поговорить об этом ни с кем другим… Представляете, что бы началось, узнай кто-нибудь вдруг о его отношениях с Элен!

Да, я хорошо помню: Бенуа тогда целую неделю ночевал у меня, потому что в его квартире ужасно пахло краской; рассказывал он мне что-то и про маляра – «симпатяга-парень и совсем не дурак». Но видела ли я сама того маляра? Нет; наверное, нет.

Так значит, Бенуа с Элен порвал. Странное испытываешь ощущение, узнав одновременно, что твой парень обманывал тебя с другой, но – порвал с твоей соперницей. А если вспомнить о том, что это и послужило причиной… Ужасно горько понимать, что погиб он в тот самый момент, когда выбрал именно меня.

– Попробуйте только представить себе, какие чувства испытала Элен, когда Поль привел ее к вам в гости и она узнала вас. Попробуйте вообразить всю силу ее ненависти и – одновременно – чувства торжества, внезапно одержанной победы. Ведь вы, ее соперница, оказались вдруг поверженной и совершенно беззащитной! Должно быть, она вволю позабавилась, обманывая вас.

Позабавилась? По-моему, не самое подходящее слово в данном случае. Неужели она всего лишь забавлялась, желая мне зла, пугая меня чуть ли не до смерти, убивая детей? Не думаю. Наверное, ей было очень плохо, постоянно, все время – даже когда она веселилась, ей все равно было плохо. Невольно я вспоминаю ее жалобы на жизнь, внезапные перепады настроения, приступы тоски и отчаяния… Отдавала ли она себе отчет в том, что вытворяет? Я даже в этом не уверена. Зато почти уверена в том, что бывали моменты, когда она вполне искренне ощущала себя самой обычной домохозяйкой, которую просто преследует какое-то невезение. Никогда она мне не казалась торжествующей, нет; скорее, бесконечно несчастной. Даже в самый последний момент, когда она собралась всех нас убить, в голосе ее звучал все тот же душевный надлом… Что такое там говорит Тони?

– Не думаю, чтобы она была в состоянии владеть собой – это было сильнее ее: стоило ей увидеть мальчишку, чем-то похожего на Макса, как она тут же испытывала непреодолимое желание уничтожить его, прижав к себе изо всех сил…

– Вы были свидетелем каких-то из ее преступлений? – негромко спрашивает Гассен.

– Если бы я был свидетелем ее преступлений, у меня, надо полагать, вряд ли бы сохранились хоть какие-то сомнения относительно ее виновности… – парирует Тони.

Слышно, как Гассен – что-то чересчур уж поспешно – листает страницы своего блокнота.

– Она призналась вам в том, что убила Софи Мигуэн…

– Совершенно верно. Не знаю, было ли это частью задуманного ею плана, но бегство Стефана неплохо сыграло ей на руку…

Последний телефонный звонок Стефана… Он тогда уже понял, что стал жертвой какой-то чудовищной интриги. Если бы только он обратился в полицию!

– Кстати, по поводу Софи Мигуэн… Мне удалось-таки раскрыть ее тайну, – довольным голосом произносит Гассен. – Она состояла в довольно близких отношениях с Манюэлем Кэнсоном.

Тоже мне – тайна…

– Однако в основе этих близких отношений лежало вовсе не то, о чем вы сейчас думаете; нет, – продолжает он. – В действительности он всего лишь снабжал ее кокаином.

Маню – продавец наркотиков? Софи, набивающая себе ноздри подобной гадостью? А впрочем – почему бы нет? Меня уже ничем не удивишь – все резервы способности удивляться давно исчерпаны: скажи мне сейчас кто-нибудь, что совсем рядом произошел ядерный взрыв, я бы, пожалуй, и бровью не повела.

– Вот, значит, почему у нее всегда был такой возбужденный вид, – тихо произносит Тони.

– А Поль Фанстан? Какую он играл роль во всей этой истории?

– Роль мужа, – спокойно поясняет Тони. – Вы, надо полагать, понимаете, что я имею в виду: надежность, респектабельность, материальный достаток…

– Он мог быть ее сообщником?

– А вы сами встали бы на сторону женщины, которую подозреваете в том, что она убила вашего сына?

Гассен в ответ лишь бормочет нечто невнятное. Поль знал гораздо больше, чем ты думаешь, комиссар Иссэр, даже если и сам не подозревал о том, что знает это! Я невольно вспоминаю обрывки случайно услышанных разговоров. Внезапные вспышки гнева обычно такого спокойного Поля, его неожиданные нападки на Элен. Он относился к ней последнее время с явной неприязнью – потому, должно быть, что просто нутром, как говорится, чувствовал – а точнее: знал – чудовищную правду… Но предпочитал все же обманывать самого себя. В точности как и вы, дорогой мой Тони.

Скрип стула, шарканье подошв; от куртки дежурного полицейского сильно пахнет основательно промокшей шерстяной тканью.

– А вы никогда не боялись, что Элен заметит и узнает вас?

– Знаете, когда она видела меня в последний раз, я весил на десять кило больше, лицо у меня было одутловатым, а кроме того – борода и длинные каштановые волосы. Явившись сюда, я купил себе поляризованные очки, постригся очень коротко, выкрасил волосы в черный цвет и старался не попадаться ей на глаза – вот и все.

– Опасная игра.

– Нисколько не опаснее, чем разгуливать по городу, переодевшись комиссаром Иссэром. Если человек месяц за месяцем сидит взаперти без малейшей надежды когда-либо выбраться на свободу, вынужденный горстями глотать таблетки, разрушающие его организм, не говоря уже о смирительной рубашке, электрошоке и долгих часах психотерапии – причем выносит он все это отнюдь не за собственные грехи, понятие «опасность» становится для него весьма и весьма относительным.

Опять покашливание. Такое ощущение, будто мы находимся в туберкулезном санатории.

– Я так и не понял до сих пор, что за план она вынашивала в голове, заезжая за Элизой, чтобы подбросить ее в аэропорт.

– К этому моменту мое присутствие в городе уже ни для кого не было тайной. Я стал наиболее подходящей кандидатурой на роль преступника – лучше и не придумаешь; однако я уже следовал за ней по пятам, а в этом хорошего было мало. Вот у нее и возникла необходимость исчезнуть. Я думаю, она решила для начала избавиться от всех возможных свидетелей – в первую очередь, от Поля – и где-то в другом месте в очередной раз начать жизнь заново. Действовала она при этом, как мне кажется, отнюдь не повинуясь рассудку – скорее всего, ею опять овладело непреодолимое желание все разрушать.

Слышно, как чиркает спичка о коробок.

– Вы видели, как ее машина попала в аварию?

– К несчастью, нет. Во второй половине дня я зашел к Элизе – заперты и двери, и ставни. Тогда я двинулся к дому Фанстанов – картина та же, плюс отсутствие машины. В итоге я принялся наугад разъезжать по близлежащим шоссе, надеясь наткнуться на них хотя бы случайно. И точно – как раз на выходе из поворота в Велини я увидел на обочине врезавшуюся в дерево машину. В ней никого не было.

– Никого? – восклицает Гассен, в голосе которого звучит явное недоверие.

– Никого. Кровь на заднем сиденье. И следы колес на траве – я тотчас подумал об инвалидной коляске Элизы. Направившись по этим следам, я вскоре оказался возле того сарая в лесу. В окно я увидел Элизу. Она, похоже, была вне себя от ужаса: разъезжала, как сумасшедшая, от стенки к стенке. Элен стояла в дверном проеме и с усмешкой наблюдала за ней… От этого зрелища у меня мороз по коже пробежал. Затем Элен подошла к Элизе со стаканом воды в руках – та жадно выпила и почти тотчас уснула. Я видел, что вы живы, Элиза: ваша грудь мерно приподнималась и опускалась. Но я не знал, как мне поступить. Войти? Но чего бы я этим добился?

– Немедленного спасения жизни мадемуазель Андриоли, надо полагать, – желчно замечает Гассен.

– Да, но никак не ареста Элен. Необходимо было предпринять что-то такое, в результате чего она сама бы во всем созналась, причем при свидетелях, иначе никто никогда бы мне не поверил. Внезапно я вспомнил о Виржини. Посмотрел на часы: без пятнадцати пять; затем подумал о том, что коль скоро Элен всего лишь усыпила вас, Элиза, значит, в ее планы вовсе не входит убивать вас тотчас же.

Тем не менее, вы, наверное, несколько рисковали, поставив на карту мою голову, а, дорогой Тони?

– Я бросился в школу, забрал оттуда Виржини, представившись коллегой Поля; сказал, что родители попросили меня зайти за ней, поскольку их машина попала в аварию, а девочку нужно срочно отвезти к бабушке. Насчет поездки к бабушке учительница оказалась в курсе, и моя осведомленность в семейных проблемах Фанстанов убедила ее в том, что мне вполне можно доверить ребенка. Я посадил Виржини в машину. Разумеется, никак нельзя было допустить, чтобы она видела то, что произойдет дальше. Я всегда имел при себе шприц и ампулы гексобарбитала: уходя из лечебницы, я прихватил с собой целую кучу коробок с этим лекарством – на тот случай, если у меня начнутся приступы болезни… Короче, захватив Виржини врасплох, я быстренько сделал ей первый укол, связал ее и спрятал в багажнике. Потом вернулся к сараю, где вновь застал их обеих – и Элен, и Элизу. Не знаю, что именно замышляла Элен – возможно, просто намеревалась вволю поиздеваться над Элизой…

– Но где же были Поль с Иветтой?

– Уже в квартире Бенуа, надо полагать.

– Непостижимо.

Я рассуждаю в одиночку: раз Элен усыпила меня, то, наверное, для того, чтобы при помощи моей коляски перевезти в квартиру Бенуа тела Поля и Иветты. Нет – тогда ее непременно кто-нибудь бы заметил за этим занятием… Хотя… Если двигаться по прямой, то от поворота на Велини до дома Бенуа совсем близко – каких-нибудь триста метров… Да! Нужно только ехать по той аллее, что идет вдоль дорожки для игры в гольф. Однако все же трудно представить себе, что она дважды подряд проделала этот путь, постоянно рискуя наткнуться на кого-нибудь из гуляющих в парке.

И тут мне в голову приходит одна мысль. Правда, несколько, что называется, «притянутая за уши», но зато вполне способная объяснить, почему никто не видел, как машина Элен попала в аварию. Да потому, что никакой аварии и не было!

Когда она за нами заехала, в машине она была одна. Одна – по той простой причине, что Поль был уже мертв! И труп его уже сидел на диване в квартире Бенуа! Остановка возле банка? Элементарный обман. Я ведь слышала только, как хлопнула дверца машины и Поль меня поприветствовал. Это приветствие она когда угодно могла записать на свой карманный магнитофон.

Да, я уверена: все так и было. Под каким-то предлогом заманив Поля в квартиру Бенуа, она убила его. Потом заехала, чтобы забрать нас с Иветтой. О черт, Иветта! Она-то непременно увидела бы, что никакого Поля в машине не появилось… Хотя, нет; ну надо же быть такой дурой: Иветту она вырубила сразу же, еще возле нашего дома; тот самый странный вздох, который донесся до моих ушей, когда Иветта села в машину, означал, что Элен просто-напросто проломила ей голову. Отсюда и кровь на заднем сиденье. Затем она делает вид, будто заехала за Полем, изображает некое подобие аварии и оглушает меня, стукнув по голове. Вот и все хитрости. Когда мы с ней оказались в сарае, она усыпила меня, воспользовавшись моей коляской, отвезла Иветту к Бенуа, а затем вернулась – чтобы помучать меня немножко; но тут, к счастью, появился Тони Мерсье. И Элен вообразила, что более удобного случая убить двух зайцев сразу и не придумаешь – нисколько не колеблясь, она выстрелила в Тони. Затем отвезла меня к Бенуа, бросила там и отправилась за Жаном Гийомом. Только вот зачем, спрашивается?

– Ее жизнь вне опасности, – в этот самый момент произносит низкий – и чуть дрожащий – голос Гийома.

Иветта спасена!

– Ну хоть одна хорошая новость, – говорит Тони. – Присядьте-ка, старина, а то вид у вас что-то совсем уж бледный.

– Посмотрел бы я, как вы бы выглядели на моем месте. Врачи опасались, что у нее вполне может быть поврежден мозг…

Ох, нет: нашей семье и одного живого трупа с лихвой достаточно! Гийом буквально рухает на один из пластиковых стульев – они тут наверняка оранжевые; стул жалобно скрипит под тяжестью его тела.

– Вы в состоянии ответить на кое-какие вопросы? – осведомляется Гассен, которому явно не терпится закончить все это поскорее.

– Ну, если вам так важно что-то узнать…

– Почему вы пошли с Элен Фанстан в квартиру Бенуа Дельмара?

– Но я шел туда вовсе не с ней! Я же сантехник, меня вызвали туда проверить трубы в туалете: они вроде бы давали протечку. А когда я подъехал, то увидел, что она выходит из машины; вид у нее был очень взволнованный; я поприветствовал ее, спросил, с какой стати она оказалась возле этого дома – тем более что машина была не ее, а какая-то серая «хонда»…

– Она приехала на моей машине, – поясняет Тони.

– Элен в некоторой растерянности заморгала, затем бросилась ко мне и попросила меня пойти с ней: это очень срочно, Полю вдруг стало плохо, она даже боится, что он умер… Я тогда подумал, что они зашли в этот дом навестить кого-то из друзей; да и думать-то особенно мне было некогда: она бросилась бегом, я – за ней, мы поднялись на лифте, она открыла дверь, и тут – бац! – я буквально налетаю с размаху на Элизу, сидящую в своей коляске; стою дурак дураком, ничего ровным счетом не понимая, прохожу в комнату – Элен уже успела запереть за нами дверь; ставни закрыты, тьма тьмущая, и тут во мраке я вдруг вижу Поля и Иветту; он – мертв, это сразу понятно: весь в крови, глаза остекленело открыты; а Иветта – с закрытыми глазами, но едва дышит, и при этом у нее из ушей и из носа течет кровь… Мне едва плохо не стало… А что было дальше, вы уже знаете…

– Вернемся немножко назад, – тихо произносит Гассен, переворачивая страницы своего блокнота. – А скажите-ка, Мерсье, как вам удалось так быстро оказаться в квартире Бенуа Дельмара, не имея машины?

– Пешком: по той аллее, что идет вдоль дорожки для гольфа; таким образом можно значительно срезать путь – получается не больше трехсот метров. До тех пор, пока машина не отъехала от сарая, я прикидывался мертвым, потом встал и быстро пустился по этой самой аллее. Кстати, заметил попутно, что на ней дважды отпечатались следы колес – колес инвалидного кресла Элизы. Хотя Элизу Элен только что увезла вместе с креслом в моей машине. Оставалось лишь прийти к выводу, что Элен до этого успела воспользоваться коляской Элизы, так? Но кого же она могла на ней перевозить? Разумеется, того, чьей кровью было запачкано заднее сиденье ее машины.

Естественно, моя теория оказалась верной! Жаль только, что я не могу сообщить им об этом!

– У вас были ключи от квартиры Дельмара?

– Да, я сделал себе дубликаты, когда еще был занят ее ремонтом – так, на всякий случай…

– На удивление предусмотрительный субъект, – замечает Гассен, вновь листая свой блокнот.

– Да; если не хочешь вновь угодить в западню, приходится быть очень предусмотрительным.

– А можете вы мне объяснить, почему вы заявили Элен, что Виржини находится в квартире Дельмара, тогда как на самом деле она лежала в багажнике вашей машины?

– Обычный блеф. Первая попавшаяся в голову более или менее правдоподобная версия. К тому же, благодаря этому, я точно знал, куда именно отправилась Элен, прихватив с собой Элизу, после того как выстрелила в меня. Ей и в голову прийти не могло, что на самом деле Виржини лежит в багажнике той самой «хонды», на которой она отправилась к Бенуа!

Так вот почему, явившись в квартиру, Элен не нашла там Виржини… Лишь Поль с Иветтой бок о бок сидели на диване… Господи, ну и путаница!

– Который час? – спрашивает Гийом; судя по голосу, ему глубоко наплевать на процесс расследования.

– Двадцать два ноль-ноль, – произносит какой-то хриплый голос, принадлежащий, по всей вероятности, дежурному полицейскому.

– Итак, если я все правильно понял, вы, Мерсье, в свою очередь, тоже примчались в квартиру Дельмара, – несколько нервным тоном продолжает Гассен.

– Именно так. Я заметил «хонду» на стоянке; дождь лил как из ведра, поэтому вокруг не было ни души; я открыл багажник – ключ от него все это время оставался у меня – и вынул оттуда Виржини. А потом едва успел спрятаться за мусорными контейнерами: Элен вихрем вылетела из дома, вновь села за руль и рванула с места, как сумасшедшая – если, конечно, мне позволено употреблять такие сравнения…

– Ради Бога, пожалуйста. Что же было потом?

– Я все еще так и не придумал, как же мне поступить дальше. Наконец решил подняться в квартиру Бенуа; дверь я открыл совсем тихонько. И почти сразу же увидел.

– Что именно?

– Там было очень темно, но все же мне удалось разглядеть две человеческие фигуры, совершенно неподвижно сидящие на диване. Я подошел поближе и, когда глаза привыкли к темноте, узнал Поля – тот был явно мертв, и Иветту – живую, но без сознания. А еще там была Элиза в своей инвалидной коляске. Я усадил Виржини на диван рядом с Иветтой и решил дожидаться возвращения Элен. Уж на этот-то раз у меня были все шансы вывести ее на чистую воду!

– А как же девочка? Вы считали совершенно нормальным, что Виржини – ваша дочь – станет свидетелем этого?

– Нет, конечно; поэтому-то я и вколол ей гексобарбитал… Но она проснулась… в данном случае вряд ли стоит вдаваться в подробности. Короче, я вынужден был усыпить ее снова, а потом спрятал, как мог – за большим кожаным креслом, а сам притаился за дверью.

– Ну прямо роман, которому ни конца, ни края не видно; разве что Фантомаса только и не хватает… И именно в этот момент мадам Фанстан вошла вместе с вами в квартиру – так, Гийом?

– Да, – подтверждает Гийом. – Я сейчас с удовольствием выпил бы кофе.

– Любопытно, не правда ли? Вы всегда появляетесь вовремя, причем там, где вас вовсе не ждут… То – в Марселе, то – на берегу пруда, а теперь – на удивление кстати – вас вызвали чинить трубы в доме Дельмара! Кто именно вас вызвал?

– Да мне просто позвонили и попросили срочно явиться в дом Б, в квартиру месье Дельмара.

– Вы что – тоже надо мной издеваться вздумали? Или заранее сговорились об этом?

– Ничего подобного. К тому же я понятия не имел, что фамилия погибшего жениха Элизы – Дельмар.

– Тем не менее мне совершенно непонятно, для чего мадам Фанстан могло понадобиться вызвать вас туда… – произносит Гассен, как бы размышляя вслух.

– Естественно, ибо это я позвонил Гийому, – спокойно и мягко произносит Тони.

– Вы? – почти хором восклицают Гассен с Гийомом.

– Прежде чем подняться в квартиру Бенуа я дважды позвонил из телефонной кабины возле дома, – поясняет Тони. – Сначала – в «скорую», ибо имел все основания опасаться, что кто-то получил весьма серьезные ранения. Потом – чтобы вызвать Жана Гийома. Мне нужен был надежный свидетель, показания которого не вызовут ни малейших сомнений: я боялся, что свидетельские показания Элизы… вызовут массу трудностей в плане понимания, – тактично замечает он.

– Но из-за вас меня запросто могли убить! – возмущается Гийом.

– Вообще-то подобный оборот событий казался мне абсолютно невозможным. Я был вооружен и точно знал, что у Элен никакого оружия нет. Естественно, я никак не мог ожидать, что Элизе взбредет вдруг в голову вмешаться в это дело…

Да уж: идиотка, каких еще свет не видывал – взять да и всадить человеку нож в бедро! Во-первых, я запросто могла угодить ему прямиком в артерию, а во-вторых, едва не обрекла нас всех на верную смерть… Впредь, Элиза Андриоли, вам определенно следует быть поскромнее и не спешить брать на себя роль этакой супермыши – спасателя всех обиженных и угнетенных.

– Сестра, у вас не найдется аспирина? – спрашивает Гассен.

Но прежде чем медсестра успевает ответить, кто-то быстрым шагом подходит к нам.

– Есть новости? – хриплым голосом человека, выкурившего слишком много сигарет подряд, осведомляется Гассен.

– Тела Фанстанов только что доставили в морг. Не слишком приятное зрелище… вам доводилось когда-нибудь видеть сосиски, вовремя не снятые с мангала? – произносит какой-то человек, явно пребывающий в дурном настроении.

– Пожалуйста, без подробностей: у меня и так уже голова раскалывается. Что экспертиза?

– Результаты будут завтра утром. Куда прикажете определить этого негодяя Мерсье?

– Полегче, Мендоза; вряд ли стоит оскорблять свидетелей. Мерсье сейчас поедет с нами.

– С чего это ваш парень так ополчился на Мерсье? – спрашивает Гийом.

– А просто он у нас слишком самолюбив, наш Мендоза… так ведь, Мендоза? В данный момент он просто в ужасе пребывает, ибо у него есть все основания опасаться за собственную шкуру. Знаете, каким образом Мерсье удавалось постоянно быть в курсе самых мельчайших деталей расследования? Исключительно благодаря Мендозе.

– Да ладно вам, черт возьми! – восклицает Мендоза, уже удаляясь от нас. – Пойду лучше выпью кофе.

– Каждое утро они встречались в баре, чтобы обсудить последние спортивные новости… Так что вы, Мерсье, имели возможность досконально изучить все тонкости игры в футбол! – усмехается Гассен.

– Когда я понял, что Мендоза – полицейский, да еще занимается в числе других расследованием интересующего меня дела, я сделал все возможное, чтобы познакомиться с ним поближе! Впрочем, это оказалось совсем несложно. Достаточно лишь все время гладить его по шерстке.

– Только не вздумайте когда-нибудь сказать такое при нем, – советует Гассен. – Ну что ж; уже довольно поздно, нам пора.

Слышно, как открывается какая-то дверь.

– Ваша дочь проснулась, месье.

– Как же вы теперь ей все объясните? – взволнованно спрашивает Гийом.

– Не знаю. Скажу, что я – ее настоящий отец. А Поль и Элен погибли при пожаре.

– Но ведь она знала, что убийцей была Элен, я уверен в этом! – произносит Гассен, поднимаясь со стула.

– И что с того? Или вы намерены привлечь ее к суду за соучастие?

Он направляется к палате, где Виржини сейчас, наверное, тщетно пытается понять, что же произошло. Не хотела бы я оказаться на ее месте. Наверняка ей потребуется серьезное и довольно длительное лечение. Не могла она пройти через все это и нисколько не пострадать.

Вернувшийся Мендоза небрежно спрашивает:

– А с ней что делать?

Таким тоном человек может говорить разве что о заблудившейся собаке, из чего я прихожу к выводу, что речь идет обо мне.

– Я уже распорядился, чтобы известили ее дядюшку. Вы, мадемуазель, останетесь пока здесь: он либо сам приедет, либо сообщит нам, что с вами делать дальше.

Да, уж, конечно. Останусь я здесь или меня переведут в какое-то другое место – мне абсолютно все равно. Теперь мне есть о чем думать: огромный запас размышлений на много лет вперед. Только что закрылась дверь за Тони. Медсестра катит мое кресло в палату.

Где-то у меня за спиной раздается характерный гудок радиотелефона инспектора – в тиши больничного коридора он кажется непривычно громким.

– Слушаю… Что? Черт, могу себе представить… О'кей. Чао.

– Какие-то новости? – спрашивает Гийом, догоняя его.

– Да нет, не совсем: только что пришел телекс из Марселя. По поводу Максима Сиккарди… родился 3 июля 1976 года; отец – сорокавосьмилетний Рене Сиккарди, мать – тридцатидевятилетняя Жозетта Сиккарди!

Браво, Элиза: ты оказалась абсолютно права!

– Что? – бормочет так ничего и не понявший Гийом.

– У Элен был сын, которого официально зарегистрировали как ребенка ее родителей. Есть все основания полагать, что ее папаша, этот самый Рене, и в самом деле – его отец.

– Но это же чудовищно! – возмущается Гийом.

– Пожалуй… Но это еще не все: знаете, отчего умер ее сын? Его насмерть замучили в каком-то подвале два накачавшихся наркотиками подростка… Господи, в каком же мире мы живем… Вот и удивляйтесь после этого, что она вдруг свихнулась!

Последние слова я слышу уже довольно смутно: мы с медсестрой сворачиваем в другой коридор. На меня внезапно наваливается усталость. Тяжелая, непреодолимая усталость. Непреодолимая…