Текст книги "Лесная смерть"

Автор книги: Брижит Обер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Он говорит, что если бы знал заранее, как это все будет потом, то ни за что бы не позволил убить себя.

Тоненький детский голосок звучит очень спокойно. А я думаю о том, каким же она воображает себе его, своего умершего брата. На манер тех классических зомби, что показывают в кино? Не слишком приятный образ – лично я предпочла бы даже не вспоминать ни о чем подобном; я ведь тоже в свое время не раз смотрела фильмы ужасов, так что и мне не так уж сложно «увидеть» его: полусгнивший, он стоит рядом с моим креслом, улыбаясь этакой, навеки замершей, широченной улыбкой – словно уголки рта к ушам пришиты…

– Виржини! Ну-ка, убавь звук, да немедленно! Иначе оглохнешь от такой музыки! Пришлось задержаться: там было столько народу!

О! Если бы я не утратила способности подскакивать от неожиданности, то, наверное, подскочила бы так, что стукнулась головой о потолок. Иветта! Мой штатный ангел-хранитель! Она направляется прямо к нам: четко слышны ее шаги по паркету.

– Я ведь велела тебе ни в коем случае не открывать дверь.

Почему она говорит об этом? Дверь никто и не открывал.

– Виржини, сейчас же отложи эту книгу и изволь ответить на мой вопрос, – продолжает Иветта. – Почему ты открыла входную дверь?

– Я забыла в саду своего Билу.

Билу – одна из ее игрушек. Любопытно: я совсем не помню, чтобы слышала, как она выходит. Она отлучилась лишь однажды – чтобы сходить в туалет. Или девочка просто воспользовалась этим предлогом, чтобы тихонько проскользнуть в сад? И кого-то впустить в дом? Но ведь призракам-то двери вовсе не нужны. Значит, это вполне мог быть и не призрак. Ну что я такое плету? Судя по всему, у меня тоже «крыша поехала». Да, это вполне мог быть некто вполне реальный, из плоти и крови, и Виржини ему открыла дверь… О-о-о, дело совсем дрянь! Элиза Андриоли на грани кровоизлияния в мозг – алло, алло, доктор Рэйбо, вашу пациентку (причем самую терпеливую) следует немедленно поместить в какое-нибудь очень спокойное специализированное заведение – и как можно дальше от Буасси-ле-Коломб.

– Ладно, идем перекусим; полдник. А вам, Элиза, я приготовлю травяной отвар.

Виржини встает и послушно следует за Иветтой. Однако, прежде чем уйти, быстро шепчет мне на ухо:

– Я не могла не открыть ему дверь. Он ведь еще не умеет проходить сквозь стены. Это, знаешь ли, совсем непросто…

Ну разумеется, если он не научился еще проходить сквозь стены… Она уходит. А я остаюсь – с таким ощущением, словно в голове у меня белка в колесе крутится: кррак-кррак – это что еще за бардак? Крраккррак… Нужно попытаться хоть что-то понять.

Травяной отвар слишком горячий – что-то вроде липового цвета; не хочу я никакого отвара, хочу кальвадоса – хорошую порцию кальвадоса, разжигающего огонь в желудке. А травяной отвар вызывает у меня лишь отвращение. Однако я прилежно его проглатываю. Виржини что-то рисует – слышно, как движутся по бумаге карандаши.

– Что это ты рисуешь, куколка моя? Огородное пугало?

Голос Иветты полон материнской заботы, однако звучит он несколько озадаченно.

– Нет, это просто мальчик!

– Какой-то странный у тебя получается мальчик. Прямой, как палка, руки – в стороны, да еще и совсем зеленый…

– Такой, какой он есть!

– О-ля-ля, вряд ли стоит так сердиться! Мне вообще-то все равно; это я так, исключительно для тебя сказала… Еще немного отвара?

Мой палец остается недвижим.

– Ну и ладно. Виржини, ты поможешь мне вымыть посуду?

– Конечно!

Много бы я готова была отдать за то, чтобы взглянуть на этот рисунок: прямой как палка и совсем зеленый мальчик! Боюсь, что сознание Виржини со дня на день запросто способно перекочевать в мир иной. Смерть брата, да плюс еще все эти недавние события… А Иссэр, похоже, решил сидеть, сложа руки!

Звонок в дверь.

Явился Флоран Гассен – тот молодой инспектор. От него пахнет кожей, табаком и туалетной водой. Я представляю его себе в куртке типа «пилот» и вылинявших джинсах.

– Надеюсь, что не слишком побеспокоил вас своим приходом… Дело вот в чем. Комиссар Иссэр просил меня зайти к вам. Он хотел бы уточнить кое-какие детали относительно совершенного на вас не так давно нападения.

Я приподнимаю палец. Должно быть, инспектор чувствует себя немного неловко, ибо все время переминается с ноги на ногу. Мне слышно, как потрескивает паркет.

– Знал ли кто-нибудь о том, что вас повезут именно такой дорогой – через лес?

Мой палец остается недвижим. Зачем спрашивать это у меня? Или он уже задавал те же самые вопросы Стефану?

– Может быть, отправляясь к Фанстанам и возвращаясь от них, вы всегда выбираете этот маршрут?

Ты, красавчик мой, по всей вероятности, имеешь в виду, что его выбирают те, кому на долю выпало толкать мою дурацкую коляску? В таком случае, пожалуй, да. Приподнимаю палец.

– Вы полностью потеряли сознание?

Я вновь приподнимаю палец.

– А когда пришли в себя, рядом с вами был Жан Гийом?

Приподнимаю палец. Господи, какое занудство!

– В тот момент, когда ваша коляска покатилась вниз, дождь уже шел?

Я опять приподнимаю палец. Ну при чем тут дождь?

– Отлично, благодарю вас.

Звук захлопнувшегося блокнота. Тут в гостиной возникает Иветта:

– Хотите чего-нибудь выпить?

– Гм… Нет, спасибо; я очень спешу. Кстати, ходят слухи, что Стефан Мигуэн и его жена надумали развестись – это правда?

– Мне лично об этом ничего не известно! Я не имею привычки выслушивать всякие сплетни, – почти с королевским достоинством отвечает Иветта. – Вы закончили?

– Да, я уже ухожу. Похоже, его жена ревнива до безумия. По крайней мере, люди так говорят. Ну что ж, до свидания, мадам.

Если я правильно поняла, эту мегеру Софи готовы заподозрить в том, что она, оглушив собственного мужа, сбросила меня в пруд – из ревности… А почему бы нет? При нынешнем положении дел любая версия может пригодиться.

– А он очень мил, этот инспектор, – в очередной раз приводя в порядок что-то в комнате, произносит Иветта. – Совсем не похож на своего начальника – тот не слишком-то хорошо воспитан… Но я не совсем поняла, чего он пытался добиться этими своими вопросами. В конце концов… Виржини, кроха моя, тебе пора домой. Собирайся – сейчас папа за тобой приедет.

Звонок у входной двери. Папа уже здесь.

– Здравствуйте, Иветта; здравствуйте, Лиз. На улице здорово похолодало. Виржини, ты уже собралась?

– Заходите, Поль. И простите – мне срочно нужно бежать на кухню, там кастрюля на огне…

Иветта исчезает.

– Папа, хочешь, покажу тебе свой рисунок?

– Да, но только побыстрей. Все в порядке, Лиз?

Я приподнимаю палец. Голос у Поля довольно усталый.

Быстрые легкие шажки Виржини.

– Вот, смотри.

Резкий звук пощечины. Что происходит?

– Опять ты за старое, прекрати это, слышишь, Виржини? Забудь об этом навсегда!

Произносит он это негромко и как-то глухо – должно быть, не на шутку взбешен. Звук разрываемой на куски бумаги. Виржини тихо хнычет.

– Все, нам пора, идем. До свидания, Лиз. До свидания, Иветта.

Тепла в его голосе не больше, чем в хорошей морозильной камере. Я просто ошеломлена. Поль – всегда такой невозмутимый и спокойный… Нельзя, конечно, сбрасывать со счетов тот факт, что Виржини сунула ему под нос портрет, на котором изображен Рено в виде зомби… И тем не менее, несчастная девчонка нисколько не виновата в том, что получила столь серьезную душевную травму. Чего, похоже, в упор не понимают в этой семейке. Скоро ее начнут бить за то, что ей снятся кошмарные сны. Я-то хорошо знаю, что это такое – кошмар: мне довелось испытать это на себе. Как будто и без того у меня мало неприятностей, как будто я и так недостаточно несчастна… Нет; жалеть себя нельзя – ни в коем случае. И подумать только: я не имею возможности даже в стельку напиться, чтобы все это забыть.

Расследование зашло в очередной тупик. Погода какая-то мрачная. Я тоже. Холодно, дождь все время моросит. Иветта уже принялась убирать летние вещи и доставать зимние. Только что – после очередного сеанса массажа-болтовни – ушла наша Екатерина Великая. Она сообщила нам, что чета Мигуэнов и в самом деле собирается развестись. Об этом она узнала от самого Стефана на теннисном корте. А еще, похоже, у Поля с Элен тоже не все гладко. Может, виной тому погода? Вчера Элен заходила повидаться со мной, и у меня создалось такое впечатление, будто она все время плачет. Единственная пара, у которой, судя по моим ощущениям, все в порядке, – это Жан Гийом с Иветтой. Вчера, к примеру, они вместе отправились в кино – именно поэтому Элен и приходила посидеть со мной. Они смотрели последний фильм Клинта Иствуда. Я всегда так любила кино. Черт побери. Чертова жизнь, чертова смерть, чертов мир.

7

Веселая прогулка на машине за город. Воскресенье. Поль повез нас в Эссон – «конец лета – это так красиво». Меня устроили на переднем сиденье, пристегнув ремнем безопасности. На заднем сиденье – Элен с Виржини. Иветта, воспользовавшись случаем, решила «навестить двоюродную сестру» – разумется, на пару с Жаном Гийомом. Стекло слегка опущено; я чувствую запахи сельской местности, аромат мокрой травы. Спутники мои дружно молчат. Лишь Поль время от времени произносит какую-нибудь фразу – типа: «Ты заметила церковь? Она просто великолепна»; или: «Видела эту старую ферму? Потрясающее здание»; на что Элен неизменно отвечает: «Да, это очень красиво». Виржини читает «Клуб Пятерых», ни на кого и ни на что не обращая внимания.

– Вам не холодно, Элиза? – осведомляется Поль; он, как всегда, очень предупредителен.

Палец мой остается недвижим. Ибо я просто подыхаю от жары: Иветта нарядила меня так, словно мы отправляемся на Северный полюс.

– Как ты думаешь, ей не холодно? – спрашивает Поль, обращаясь к жене.

– Если бы ей было холодно, она непременно ответила бы тебе, разве не так? – несколько раздраженно замечает Элен.

На семейном горизонте явно сгущаются тучи – предвестники грядущей ссоры. Машина резко сворачивает влево; я опрокидываюсь на дверцу.

– Мог бы и поосторожнее! Только сумасшедшие вытворяют такое, сидя за рулем! – вдруг срывается на крик Элен.

Ну вот: началось!

– Ох, прекрати! Как будто с тобой такого никогда не бывало! Ты что – не видела, что он чуть не прижался к нам?

– Ну разумеется: у тебя всегда на все есть вполне разумное оправдание!

О, Господи! Я уже почти совсем свалилась набок.

– До чего же ты бываешь смешна, когда тебя вот так разбирает.

– Зато ты умеешь быть на редкость неискренним! Я прекрасно знала, что все к тому и идет: ты начал злиться, когда мы еще только садились в машину!

– Что?! Это ты начала злиться: молчишь весь день, словно воды в рот набрала!

– А что ты хочешь от меня услышать? Что я впадаю в восторг от каждой кучи старых камней на обочине? Извини, но на свете существуют куда более приятные способы времяпровождения, нежели езда по грязным дорогам под дождем – развлечение, достойное разве что пары стариков.

– Ну конечно! Тебе всегда все нужно представить в самом черном свете! Вот проклятье!

Машина резко тормозит; меня бросает вперед. Громко хлопает дверца.

– Куда это папа пошел?

– В кустики, пописать.

– Я тоже хочу!

Хлопает еще одна дверца.

– Мерзкий идиот, – тихо произносит Элен у меня за спиной.

Я совсем уже сползла куда-то вправо, но никому до этого и дела нет. Жаль, ибо если и дальше мы двинемся вот так, меня наверняка вырвет. Передняя дверца напротив меня открывается.

– Надеюсь, месье наконец успокоился?

– Слушай, кончай все это, о'кей? Сейчас не самое подходящее время для подобных разговоров, Элен; замолчи, хорошо?

– Это почему же?

– Счастье твое, что ты – женщина; иногда бывают такие моменты, что я…

– Помнится, совсем недавно ты выступал вот так гораздо реже, а? Когда я была тебе нужна!

– Ну ты!..

Звук пощечины. Определенно, Поль последнее время весьма склонен давать волю рукам.

– Да как ты смеешь?!. Совсем, что ли, голову потерял?

Хлопает дверца машины. Какие-то вопли.

– Мама, папа, прекратите сейчас же! Хватит вам!

Мне бы очень хотелось сейчас получить возможность поднять голову. И вообще я предпочла бы оказаться сию же секунду где-нибудь в другом месте. Ненавижу такого рода ситуации. Хлоп-хлоп-хлоп – все вернулись в машину. Мертвая тишина. Поль включает радио, и кабину тут же заполняют звуки музыки – Бетховен. Мы трогаемся с места – слишком резко, пожалуй. И едем. Я болтаюсь из стороны в сторону, словно мешок с овсом, подвешенный на гвоздь. Да, прогулка что надо. Интересно, а что она имела в виду, так добив его этим своим «когда я тебе была нужна»? Ох, не мое это, разумеется, дело, но я, собственно, почти ничего не знаю о них. Не понимаю даже, с какой стати моя персона оказалась способна их так заинтересовать. Ведь я, в конечном счете, представляю собой компанию далеко не из самых приятных – нечто вроде испанского придорожного трактира, где каждый ест то, что принес с собой. Словом… Виржини, похоже, вновь уткнулась в книжку. Если вдобавок ко всему прочему ее родители еще и ссорятся то и дело вот так, вряд ли это пойдет ей на пользу. Теперь я понимаю, почему она воображает себе, что брат ее все еще «жив». Бр-р.

Музыка обрывается, уступая место передаче новостей. Бу-бу-бу – все одно и то же. «Полиция ищет возможных свидетелей: в связи с расследованием чудовищного убийства в Буасси-ле-Коломб, жертвой которого стал Микаэль Массне, восьмилетний ребенок, полиция просит немедленно откликнуться тех, кто, возможно, видел 28 мая, в субботу, около 13 часов на шоссе Д-91 в районе Ла Фюретьер белый или светло-бежевый „ситроен“-универсал… Сараево: сербская артиллерия…»

Поль переключает приемник на другую программу, теперь звучит рок-музыка.

– Универсал – это как у нас?

– Да.

– И у нас тоже машина белая, – продолжает Виржини.

– Спасибо; но нас там не было, – ворчливо замечает Поль.

– Таких машин, как у нас, полным-полно, – поясняет Элен. – У месье Гийома, к примеру, – тоже белый универсал.

В голове у меня начинают вертеться разные мысли. Иссэр говорил, что никаких зацепок у них нет. А выходит, что это не совсем так. Белый или светло-бежевый автомобиль. Как у Фанстанов или Жана Гийома. Тут есть над чем призадуматься. В конце концов именно Жан Гийом почему-то оказался у пруда в тот самый момент, когда я пошла ко дну. А ведь быстрее всех туда мог попасть лишь тот, кто и столкнул меня в воду? Нет, я какой-то вздор несу: бедняга Жан вовсе не тянет на убийцу. И потом: если это был он, то с чего бы вдруг ему меня спасать? Чтобы втереться в доверие, дабы получить возможность держать под контролем Виржини… Нет, нет, нет – хватит, абсурд сплошной получается.

Поль явно по-прежнему взвинчен: ведет машину так, что меня то и дело бросает из стороны в сторону – автородео, да и только. Желудок мой протестует изо всех сил. Наконец машина тормозит и останавливается.

– Надо же, сколько болванов решило, оказывается, прогуляться на природе, – бормочет Поль, закуривая сигарету.

– Почему мы остановились?

– Потому что твоего папу угораздило попасть в пробку… От этого дыма я просто задыхаюсь…

– Можешь просто-напросто опустить стекло.

Да, милая атмосфера царит в семейке Фанстанов. Долго еще я буду вспоминать эту прогулку. Очень медленно, но мы все же продвигаемся вперед; в машине царит гробовое молчание. Затем Элен вдруг громко восклицает:

– О, смотри-ка – Стеф! Вон там… В белом «ситроене».

– У него не «ситроен», а БМВ.

– Говорю же тебе: это он. Уж Стефа-то я ни с кем не спутаю!

– Да, пожалуй. Прости, но я нигде не вижу никакого «ситроена».

– Разумеется: он только что свернул вправо. Там, наверное, можно срезать путь. Стеф прекрасно знает местные дороги. И не настолько глуп, чтобы часами торчать в этой проклятой пробке.

Поль включает приемник погромче – мощные децибелы ударяют в барабанные перепонки. Наконец пробка рассасывается, и мы снова едем. Воображаю себе сотни семей, которыми набиты движущиеся друг за другом машины: все они отчаянно ссорятся под звуки орущего радио, то и дело перекрываемые автомобильными гудками. Бр-р.

Приехали! Все выходят! Иветта помогает Полю извлечь меня из машины и усадить в коляску.

– Ну как, хорошо прогулялись? – спрашивает Иветта.

– Очень хорошо, просто отлично. А теперь извините, у нас еще куча дел. До завтра! – произносит Поль и быстро уезжает, увозя с собой свое семейство.

– Ну и дела: видок у него такой, словно он репей проглотил, – удивляется Иветта, вкатывая мою коляску в дом.

Репей? Куда там – целую горсть репьев; и, по-моему, это только начало: Элен, похоже, завелась не на шутку!

Дождь, дождь, бесконечный дождь. Честно говоря, я люблю вслушиваться в его мерный шум – хоть какое-то занятие. Однако прочий мир только и делает, что ругается да проклинает все на свете. И в первую очередь – Иветта, которую замучил ревматизм.

Аромат кофе. Иветта садится рядом со мной, разворачивает газету. Дождь за окном явно усиливается.

– Вы только послушайте, что я вам сейчас прочту! «Неожиданный поворот в расследовании убийств, совершенных орудующим в Буасси-ле-Коломб садистом. Вчера в жандармский участок Сен-Кантена позвонил не пожелавший себя назвать человек и посоветовал служителям закона заглянуть в сарай в Вильморенском лесу на пересечении аллей Ж-7 и С-9. В этом сарае, где обычно хранятся инструменты, необходимые лесникам для поддержания порядка в зеленой зоне, полиция обнаружила запачканную кровью мужскую одежду. Остается лишь ждать информации о результатах проведенного сегодня ночью анализа». Вы что-нибудь поняли, Лиз? С чего вдруг убийце вздумалось прятать эту одежду в сарае вместо того, чтобы спокойно сжечь ее или утопить в реке? Чепуха какая-то.

Я совершенно с тобой согласна, Иветта. Тем не менее причина тому, безусловно, есть. Что ж, подождем результатов анализа.

Звонит телефон. Иветта с трудом поднимается с места.

– Алло? А, здравствуйте, Стефан. Да, она здесь. Да, да, сейчас я передам ей трубку. Это Стефан, он хочет поговорить с вами.

Довольно быстро трубка оказывается у моего уха.

– Алло, Лиз?

Поскольку я, естественно, ничего на это ответить не могу, он продолжает:

– Я хотел вам сказать… Не верьте тому, что вам будут обо мне говорить. Послушайте, я не могу вам сейчас всего объяснить, но у меня, оказывается, есть враги, и мне придется срочно уехать. Так что целую… Я… я люблю вас, Лиз. Прощайте.

И все – он повесил трубку.

– Он повесил трубку? – осведомляется Иветта, честнейшим образом все это время державшаяся на некотором расстоянии, дабы не подслушивать наш разговор.

Я приподнимаю палец.

– Все в порядке?

Я опять приподнимаю палец. Хотя все явно не в порядке – что он такое имел в виду? Я определенно ничего не понимаю. А мысль о том, что этот чокнутый еще и влюблен в меня, кажется мне малоутешительной.

Сегодня ночью я плохо спала. Внезапно поднялся ветер – сильный, порывистый – словно черти разгулялись. Так что всю ночь я вновь и вновь прокручивала в голове известные мне факты, а в результате лишь схлопотала хорошую мигрень.

Ну как сказать «у меня болит голова», если только и умеешь что приподнимать палец? Да никак. А значит, никакого тебе аспирина. Значит – глухая боль во лбу, шум дождя за окном и завывания ветра; все это здорово сгодилось бы для какого-нибудь фильма ужасов. Хлопает входная дверь.

– Ну и погодка! Я промокла насквозь! Сейчас приготовлю нам обеим хороший горячий травяной отвар.

Фу, гадость какая.

– Хороший, крепкий отвар вербены… Это придаст нам сил.

Фу, гадость. Умоляю: рюмку кальвадоса!

– Специально купила газету, чтобы узнать, нет ли чего новенького. По телевизору никаких подробностей век не дождешься.

А вот это неплохо! Я вся обращаюсь в слух.

– Так, воду на огонь поставила. Ну-ка, посмотрим… Где же мои очки?

Уверена – они, как всегда, висят у тебя на груди, на шнурочке.

– Совсем сдурела! Вот же они, у меня на груди.

Значит, я оказалась права. Иветта принимается просматривать газету:

– Наводнения… Боснийские сербы… Матч Франция-Болгария… План Вижипирата… Реконструкция собора… А, вот! «Неужели Микаэль Массне был убит в том самом сарае? Не исключено, что дело обстояло именно так. Ибо результаты срочно проведенных анализов свидетельствуют о том, что найденная в сарае одежда (см. вчерашний выпуск нашей газеты) запятнана кровью малыша Массне. Что же до самой одежды (серый шерстяной свитер, джинсы и черные кожаные перчатки), то она принадлежит мужчине с очень крупными кистями рук, ростом примерно метр восемьдесят пять, носящему одежду сорок шестого размера. „Все, что я могу вам сказать, – заявил комиссар Иссэр, – так это то, что следствие, сдвинувшись с мертвой точки, сделало поистине гигантский шаг“». Ну вот, – продолжает Иветта, – теперь они действительно имеют шанс его поймать. Тем более что на свитере наверняка найдут его волосы: сейчас их лаборатории оборудованы такой аппаратурой, что по одному-единственному волоску можно узнать целую кучу вещей – возраст, цвет кожи; да мало ли что еще; о, надеюсь, они быстро его сцапают. Рост метр восемьдесят пять – это примерно как выглядит? Почти как месье Стефан. Да. Намного выше Жана и даже на добрых полголовы выше Поля. Сейчас прочитаем, что они там дальше пишут. «Помогут ли эти новые сведения пролить наконец свет на тайну чудовищных убийств, совершенных в Буасси-ле-Коломб за последние несколько лет и до сих пор остающихся безнаказанными? Напомним: 11 июня 1991 года – Виктор Лежандр. 13 августа 1992 года – Шарль-Эрик Гальяно. 15 апреля 1993-го – Рено Фанстан. 28 мая 1995-го – Микаэль Массне. А 22 июля преступнику удалось коварно выманить из-под бдительной опеки любящих родственников последнюю свою жертву – Матье Гольбера. Чудовищная серия преступлений, положить конец которым у следствия теперь появилась реальная надежда». В завтрашнем номере, надо думать, они дадут еще какие-нибудь подробности. Сейчас позвоню Элен – узнать, не приходили ли к ним полицейские.

Иветта поспешно бросается к телефону. Бедная Элен! Все эти новые преступления и поднявшийся вокруг них шум, должно быть, вынуждают ее вновь и вновь переживать гибель Рено. Нечто вроде бесконечно повторяющегося кошмарного сна. И с родителями других жертв наверняка происходит то же самое. А хуже всего то, что человек, совершивший все эти преступления, действительно существует. Ведь за без конца повторяемым словом «садист» скрывается некое вполне реальное существо: оно разговаривает с людьми, ест, шутит, работает – как ни в чем не бывало. Человеческое существо, способное задушить ребенка и вырвать у него глаза или сердце! Ну зачем Иссэр рассказал мне об этом? Я прекрасно обошлась бы и без таких подробностей!

– К ним сегодня заходил инспектор Гассен. Попросил зайти в участок завтра утром взглянуть на найденную одежду – вдруг они ее опознают. Вообще к следователю – мадам Бланшар – вызвали родителей всех жертв. А еще инспектор попросил Фанстанов назвать имена всех их друзей, подходящих под описание преступника, приведенное в газете. Им пришлось назвать Стефана. Элен, похоже, вконец вымотана. Сказала, что ей хотелось бы, чтобы все поскорее кончилось. Следует заметить, что я хорошо понимаю ее.

Пять убийств в течение пяти лет: Виктор, Шарль-Эрик, Рено, Микаэль, Матье. Тела четверых чудовищно изуродованы. До последнего времени интервалы между убийствами были довольно длинными. С 93-го по 95-й – ни единой жертвы, и вдруг… Что же такое произошло за последние шесть месяцев? Убийца словно с цепи сорвался. Почему? Неужели из-за моего знакомства с Виржини? Да, Виржини определенно являет собой нечто вроде ключа к этой тайне, знать бы только, в какую замочную скважину вставить этот ключ. А еще эта одежда, брошенная в сарае… Убийца непременно должен был подумать о том, что ее там довольно скоро найдут. И кто звонил в жандармерию? Ведь тот пресловутый телефонный звонок был, между прочим, анонимным… Так кто же все-таки звонил? Некий свидетель, видевший, как убийца входил в сарай? Или кто-то случайно обнаруживший эту одежду и не пожелавший оказаться впутанным в расследование уголовного дела? Как все-таки гнусно не иметь возможности задавать вопросы. Мне не терпится дождаться завтрашнего вечера, чтобы узнать, что же потребовалось следователю от несчастных родителей.

Этот день никогда, наверное, не кончится! Я буквально извелась уже от нетерпения. Даже дождь сегодня почему-то не идет. Явился Жан Гийом: принес Иветте пару прекрасных форелей, выловленных им самолично; теперь они на пару играют в белот. Слышно, как они смеются. Иветта мне как-то сказала, что Жан похож на ее двоюродного брата Леона. Леона я помню, он работал водителем грузовика – этакая гора мускулов с поистине великолепной физиономией типичного француза образца 1900 года. Он неизменно присутствует на всех фотографиях из семейного альбома Иветты – вплоть до того времени, когда он погиб в автокатастрофе где-то под Льежем. Я всегда подозревала Иветту в том, что она питала определенного рода слабость к своему двоюродному брату Леону – непревзойденному шутнику. Я знаю, что Жан Гийом небольшого роста – Иветта сама сказала. Итак: мысленно приклеиваем голову знаменитого Леона к невысокому квадратному туловищу штангиста и – дело в шляпе. Все это время я напряженно прислушиваюсь в надежде на то, что позвонит Элен.

Иветта:

– Который час?

Жан Гийом:

– Четыре…

– Если они не вернутся вовремя, мне нужно будет забрать Виржини из школы.

– Не хотел бы я оказаться на их месте. Интересно, с чего вдруг их всех вызвали к следователю… Комиссар ничего не говорил вам по этому поводу?

– Да мы его даже и не видели! Внимание: иду с козырной карты!

– А этот парень, Мигуэн, похоже, рискует схлопотать большие неприятности. Высокий, крепкий, вместо рук – просто кувалды какие-то; к тому же именно он вез Элизу, когда ее сбросили в пруд…

– Стефан? Вы что – шутите? Почему именно Стефан? К тому же он отнюдь не со всеми убитыми детьми был знаком…

– Человек, занятый в строительном бизнесе, где только не бывает. Мне, например, сказали, что именно он занимался строительством дома Гольберов. Хотите – верьте, хотите – нет, а слухи по городу всякие сейчас ползут. Ну вот, так и есть – вы опять выиграли!

– По радио говорили, что ищут белый или светло-бежевый «ситроен»-универсал, а у Стефана – темно-синий БМВ.

– Да я знаю; однако сменить машину совсем несложно.

Обратный кадр: «О, смотри-ка – Стеф! Вон там… В белом „ситроене“! – У него не „ситроен“, а БМВ». Стефан, который вдруг сообщает мне по телефону, что у него есть враги, и о нем непременно будут говорить какие-то вещи, которым я не должна верить. Стефан… О котором я с самого первого дня знакомства так и не составила себе четкого представления. Психологи в таких случаях говорят: «Доверьтесь вашей интуиции». Я доверяюсь, доверяюсь – и понимаю, что уже никому и ничему доверять не в силах.

Иветта отправилась за Виржини. Жан опускается на диванчик возле моего кресла. Вздыхает.

– Гадость вся эта история, куда ни круги… А как вы, Элиза – в порядке?

Я приподнимаю палец.

– Слушайте, вчера, проходя мимо лавки Ромеро, я сразу же вспомнил о вас.

Ромеро торгует всякой техникой для машин «скорой помощи», медицинских пунктов, инвалидов и т. п.

– У них там продается электрическое кресло. Теперь, когда вы научились двигать пальцем, вы, наверное, вполне смогли бы разъезжать на нем самостоятельно – там только кнопки переключателя немножко переделать придется. Хотите, я расскажу о нем Иветте, чтобы она переговорила на этот счет с вашим дядюшкой?

Электрическое кресло? Но я же буду натыкаться в нем на все подряд! Хотя если научиться им пользоваться в пределах дома… Господи, да это же… Это будет… настоящая революция в моей жизни!

Я приподнимаю палец.

– Вот и правильно. Вряд ли стоит в ожидании выздоровления так и сидеть день за днем, словно тряпичная кукла… Уверен: не так уж трудно смастерить кучу всяких штуковин, которые здорово облегчат вам жизнь.

Милый мой, дорогой Жан Гийом с лицом двоюродного брата Леона! И у меня еще, помнится, на какой-то момент мелькнула мысль о том, что ты вполне можешь быть убийцей! Давай же, старина, действуй, да поскорее! Переделывай, мастери – вытащи меня из этого бесконечного черного туннеля, где я вот-вот сгнию заживо!

Виржини сидит перед телевизором. С экрана доносятся чьи-то пронзительные вопли, крики, грохот и шум: межзвездные войны. «Нам никак нельзя их упустить. – Но, капитан, мы не можем увеличить степень плавления нейтроглицерона:[5]5
  Нейтроглицерон – несуществующее взрывчатое вещество.


[Закрыть] в противном случае нас разнесет на куски!»

Пуфф – явно вселенского масштаба взрыв; на кухне Жан помогает Иветте чистить форель. Интересно, который час?

Звонок в дверь. Ну наконец-то!

– Иду, иду! А, здравствуйте, Элен; здравствуйте, Поль! Заходите; Виржини смотрит «Звездные войны». Ну и что там с вами делали? Хотите чего-нибудь выпить?

– С удовольствием выпил бы пива, если у вас найдется. Я буквально умираю от жажды, – отвечает Поль.

– Это тянулось так долго, невыносимо долго… хотя следователь произвела на нас весьма приятное впечатление… Мне только стакан воды, пожалуйста, – говорит Элен.

– Садитесь, я сейчас. Жан на кухне возится с форелью: принес нам пару великолепных рыбин.

– Добрый вечер, Элиза.

– Привет, Лиз.

Я приподнимаю палец.

Они садятся. Поль вздыхает. Кто-то из них нервно трещит суставами пальцев.

– Вот и я. Надеюсь, пиво достаточно холодное. Ну, рассказывайте!

Я мгновенно превращаюсь в одно большое-пребольшое ухо. Поль, должно быть, отхлебывает пива – слышно, как он глотает – затем отвечает на вопрос Иветты:

– Следователь… в самое ближайшее время… намерена произвести… гм… эксгумацию. Она полагает, что, поскольку раньше никому и в голову не приходило усмотреть какую-либо связь между убийствами, необходимо вновь провести подробнейшее обследование трупов. Никто, конечно, особой радости по этому поводу не выказал, но что тут поделаешь?

– Эксгумацию? О… Значит, они, вероятно…

– Они полагают, – перебивает ее Элен, – что Микаэль был убит возле реки, а убийца потом переоделся в сарае. Ведь в это время года туда практически никто не заглядывает.

– Но… но как же тогда об этом кто-то узнал? – весьма кстати спрашивает Иветта.

– Этот «кто-то» просто видел его. И теперь боится за свою шкуру, а потому не хочет выдавать себя, – произносит Поль, допивая пиво.

Виржини? Да нет: полицейские вполне способны отличить детский голос от взрослого… Значит, убийцу видел кто-то еще?

– Это вполне мог быть какой-нибудь бродяга: сунулся туда в надежде обрести себе пристанище, да наткнулся на окровавленную одежду, – перекрывая треск и шипение жарящейся рыбы, кричит из кухни Жан Гийом.

– Бродяга ни за что не стал бы звонить в полицию, – усталым голосом возражает Элен.

Короче, опять полный тупик. Вот если бы этот засранец Иссэр явился ко мне сейчас – ведь раньше, когда мне этого и не хотелось вовсе, только и делал что прибегал невесть зачем…