Текст книги "Лесная смерть"

Автор книги: Брижит Обер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Ну – пока; я вас оставлю ненадолго.

Ладно, до скорого. В голову мне вдруг приходит одна – более чем неприятная – мысль. Иссэр явился именно в тот момент, когда этот гнусный тип кромсал меня ножом. Причем я не слышала, как Иссэр вошел в дом. А вдруг… вдруг именно он и развлекался все эти четыре месяца, играя со мной, словно кошка с мышью?

Но как предупредить остальных? Как растолковать им все это?

Однако если Иссэр – убийца, зачем ему тогда было являться ко мне среди ночи? И почему он не воспользовался столь подходящим случаем, чтобы меня убить?

Довольно, хватит – надоели мне эти бесконечные вопросы! Хотелось бы наконец получить на них ответы!

Я чувствую, как от бессилия, от сознания собственной неполноценности на глазах у меня выступают слезы. Пальцы левой руки яростно вцепляются в простыню.

– Ну, Элиза? Похоже, дела у нас с каждым днем идут все лучше и лучше!

Рэйбо.

– Но это просто великолепно! Никогда бы не поверил, что…

Тут он умолкает – якобы вдруг закашлявшись.

– Я договорился о консультации с нейрохирургом на следующей неделе. Слишком уж обольщаться, конечно, не стоит: не исключено, что ваш организм остановится на достигнутом, но ведь и это уже совсем неплохо, не так ли?

Потрясающе. Уверена, что ты был бы страшно рад подобному обороту событий.

– Ну что ж, а пока – отдыхайте как следует; я непременно загляну к вам еще и завтра.

Хоп – и его уже здесь нет: ушел.

– Здравствуйте.

Гассен!

– Я побеспокою вас совсем ненадолго. Полагаю, что относительно комиссара вы уже в курсе…

Я поднимаю руку. Если бы ты только знал, мальчик мой, до какой степени я в курсе!

– Может быть, вам знаком тот нож, который был обнаружен на месте преступления? Нож типа «Лагиоль» с желтой черепаховой ручкой и лезвием сантиметров десять длиной – довольно изящная штуковина; это не напоминает вам ни о чем?

Я замираю в раздумье. Нет. Вертится что-то в голове – что-то довольно смутное – но что? У дядюшки есть «Лагиоль», однако ручка у него – темного дерева. Но тот, о котором он говорит… Моя рука так и остается лежать на постели.

– Жаль. Это непременно вывело бы нас на владельца… Тот тип, что напал на вас, должно быть, следил за домом из сада; он видел, как мадам Ользински ушла, и решил воспользоваться ее отсутствием. Судя по всему, тот факт, что вы оказались способны поднять на него руку, явился для него полной неожиданностью, и он сбежал, даже не помышляя довести свой замысел до конца. Однако во всем этом есть один совершенно непонятный момент. Кто же вызвал «скорую»? Врачи и санитары утверждают, что когда они прибыли на место происшествия, с вами был какой-то мужчина: ростом примерно метр восемьдесят пять, очень худой, волосы и глаза – черные.

Иссэр! Настоящий! Безо всяких париков и усов!

– Этот человек сказал им, что останется в доме дожидаться полицию. Больше никто о нем даже ничего не слышал. Вам известно, о ком идет речь?

Да, конечно. Но как мне поступить в этой ситуации? Я поднимаю руку и слегка отвожу ее в сторону.

– Хм… Постойте-ка… Вы хотите мне что-то показать?

Я снова поднимаю руку.

– О'кей, но что именно? Оно находится здесь, в палате?

Я опять поднимаю руку и вновь отвожу ее в сторону.

– Ммм… Коробка – это там?

Я поднимаю руку. Душа моя просто ликует. Слышно, как инспектор проходит в другой конец палаты, роется в коробке.

– Черт побери! Это еще что за штуки! Можно подумать, будто… Вот дьявол, но это же совершенно невозможно…

Да нет, миленький мой, очень даже возможно. Слышно, как он что-то достает, затем раздается электронный сигнал – должно быть, радиотелефон.

– Алло, это Гассен. Позови-ка Мендозу, да поскорей. По какому еще маленькому делу отлучился?! Я его никуда не посылал… А… Ну, коли так, ладно – подожду.

Мы ждем в гробовой тишине; инспектор нервно барабанит пальцами по спинке кровати.

– Мендоза?.. Слушай, мне, честно говоря, на это наплевать: я тут кое-что похлеще нашел… Я сейчас в больнице, у Андриоли… Да, именно. Ну так вот: как ты помнишь, «скорую» вызвал некий неизвестный субъект. Слушай дальше: у нее тут лежит посылка, доставленная… погоди-ка, сейчас посмотрю, кем… «Срочные почтовые отправления, площадь Тьер, 25, Сент-Амбуаз»; а в посылке – парик, усы и очки в роговой оправе. И знаешь, что интересно? Это те самые очки, что носил наш шеф! И те же усы… да нет, мне совсем не до шуток. Ты сейчас быстренько пошлешь кого-нибудь в эти «Срочные почтовые отправления», понял?.. Нет, она никак не могла этого знать, она ведь слепая… Что? Да никто его толком не знал, комиссар полиции – это тебе не кинозвезда какая-нибудь. Тут было достаточно и весьма приблизительного сходства. О'кей, пока!

Прежде чем заговорить со мной, инспектор выдерживает паузу.

– Простите, мне необходимо было сообщить о находке своим коллегам. Посылку вам принесла медсестра?

Я поднимаю руку.

– Все же это просто невероятно! И надо было такому случиться именно со мной – со смеху помереть можно! Теперь я, разумеется, стану всеобщим посмешищем в участке; вы понимаете: это же не выдерживает никакой критики!

Он умолкает, затем – явно пребывая в крайней ярости, но сдерживая себя, – прочищает горло.

– Ну что ж, так или иначе, однако мне пора; коробку я забираю с собой. Непременно пришлю сюда полицейского – он будет охранять вашу палату: никогда нельзя заранее знать, что может случиться.

Ага – теперь, похоже, до него доходит наконец, что речь идет не о каком-то случайном нападении.

– Я буду сообщать вам о ходе расследования.

Инспектор выходит, слышно, как в коридоре он весьма сухим тоном что-то разъясняет медсестре.

Мог ли тот человек, что выдавал себя за Иссэра, убивать детей? Мне очень нравился его голос, интонации, которые в нем звучали. Так неужели же я не почувствовала бы ничего подозрительного?.. О нет, ни за что не стану больше предаваться подобным мыслям – этим можно заниматься до бесконечности. Теперь расследование наверняка сдвинется с мертвой точки и пойдет наконец как положено.

Высокий, темноволосый. Почти таким я его себе и представляла. Возможно, я не так уж сильно ошибаюсь, мысленно рисуя портреты людей по их голосам.

Больше ко мне нынче утром никто не приходит. Какое-то затишье. Я совершенно спокойна. И погружаюсь в мечты. Представляю себя на Карибских островах – лежу, растянувшись во весь рост на мягком, нежном песочке, ощущаю жаркие солнечные лучи на своей загорелой коже, слушаю, как волны лениво набегают на берег и откатываются прочь. Где-то вдали, посреди моря, маячит белый парус; ноздри ласкает запах жареного лангуста… О! Закажу-ка я себе стаканчик чего-нибудь стабилизирующего. Алле-гоп! В левой руке – как следует охлажденный стаканчик со смесью фруктовых соков, в правой – детективный роман; хорошо… Обжигающий полуденный зной; послеобеденный отдых – и все это далеко-далеко от серых предместий Парижа, где беспрестанно, словно муравьи, снуют туда-сюда полчища безумных человечков, в головах у которых таится тьма поистине ужасных вопросов и совершенно чудовищных ответов на них… Хочу навсегда остаться на Карибах!

Только вот беда: ничего из этого не выходит. Солнце вовсе не греет меня. Никакого плеска волн – я слышу лишь тихий звук какого-то аппарата, стоящего на ночном столике, а вместо охлажденного сока получаю немного теплой воды – в дополнение к трем таблеткам, которые мне приходится глотать каждые два часа.

Раз уж остаться на Карибах мне не дано, я вновь возвращаюсь к своим бесконечным размышлениям: а вдруг Жан Гийом принес мне кассету, куда уже был вклеен тот ужасный кусок? В таком случае убийца – он. Только никак не могу понять: при чем здесь я? Комиссар Иссэр был фальшивым комиссаром. Как же так вышло, что настоящий комиссар ни разу меня не посетил? По-видимому, с его точки зрения моя персона не представляла собой ни малейшего интереса для следствия. И только лже-Иссэр усматривал некую связь между мной, Виржини и убийствами. Тогда сам собой возникает вопрос: а зачем ему вообще понадобилось выдавать себя за Иссэра? Кто же он такой на самом деле, этот тип? Или – убийца собственной персоной, или… или кто? Какой-нибудь журналист, забредший в наши места в поисках сенсационного материала? Частный детектив, нанятый родственниками одной из жертв? Ясно одно: убийца никак не может быть одновременно и Жаном Гийомом и Иссэром. Вот если бы хоть кто-то удосужился прослушать ту проклятую кассету… Но с какой стати инспектору Гассену подозревать, что на ней может быть записано нечто совершенно ненормальное? Ведь убийца во всех своих действиях по отношению ко мне опирается на одну простую, но не подлежащую сомнениям истину: я никому не способна что-либо сообщить по собственной инициативе. А если вдруг ко мне вернется дар речи? Или я хотя бы научусь писать? Тогда он вынужден будет убить меня, ибо все те маленькие факты, о которых я могу поведать, непременно погубят его. Вывод прост: мне следует до предела сконцентрироваться и все свое время посвятить упражнениям по разработке двигательных способностей пальцев на левой руке.

13

Медсестра заканчивает меня расчесывать, приводя в порядок основательно спутавшиеся волосы. Несколько болезненная процедура. Затем она проверяет, все ли на мне в порядке, застегнут ли как следует жилет. Довольно симпатичная особа; зовут ее Ясмина – это она сообщила, меняя мне повязки. Так что теперь мне известно, что отец ее – родом из Алжира, а мать родилась во Франции, в департаменте Па-де-Кале. А еще я знаю, что она завалила экзамены на степень бакалавра из-за семейных неурядиц: ее мать – алкоголичка. Ясмина решила стать медсестрой – для того чтобы посвятить себя людям, попытаться им как-то помочь; однако платят здесь сущие гроши – местным профсоюзам следовало бы действовать поактивнее. Она – брюнетка с длинными вьющимися волосами; у нее есть приятель, его зовут Людовик – он тоже работает в больнице. Не знаю почему, но стоит только кому-либо остаться со мной наедине, как он тут же начинает откровенничать. Должно быть, я невольно напоминаю людям детство: вот так разговаривать можно, наверное, лишь одевая и причесывая любимую куклу…

– Ну вот; теперь вы красивее всех на свете! – объявляет Ясмина, усаживая меня в инвалидную коляску. – Уже десять – значит, они вот-вот придут. Надеюсь, к нам вы больше не попадете – разве что в глубокой старости!

Я тоже. Хотя мое недолгое пребывание в больнице было не таким уж и неприятным… во-первых, я отдохнула как следует, несмотря на все постоянно грызущие меня вопросы, во-вторых – сознание того, что у дверей постоянно дежурит полицейский, здорово успокаивает. Успокаивали меня здесь, правда, еще и транквилизаторами: меня ими теперь пичкают беспрестанно – ну что за мерзкое у них пристрастие к этому зелью – я вынуждена дрыхнуть три четверти суток!

Шаги в коридоре; дверь отворяется.

– А вы совсем неплохо выглядите! – восклицает Иветта, обнимая меня. – Поль ждет нас внизу. До свидания, мадемуазель, и спасибо за все!

– Не за что! До свидания, Элиза!

В знак прощания я поднимаю руку и трижды подряд сжимаю и разжимаю пальцы – что, по-моему, вполне может сойти за довольно сносное дружеское «до свидания».

Иветта берется за кресло и катит меня к лифту, по пути рассказывая последние новости. Я начинаю чувствовать себя чем-то вроде гоночного автомобиля, после короткого отдыха выруливающего на очередной этап соревнований.

– Ох, бедняжка моя, за это время столько всего случилось! Во-первых, инспектор Гассен обнаружил, что комиссар Иссэр не был настоящим комиссаром – вы можете себе такое представить? Все это время мы имели дело с каким-то самозванцем! Жан поменял в доме все замки, а я велела еще поставить задвижку на окно в ванной. В наше время уже нигде нельзя чувствовать себя в полной безопасности: это надо же – фальшивый комиссар! Не исключено даже, что именно он на вас и напал; или поубивал ни за что ни про что всех этих несчастных детишек! Инспектор Гассен сказал мне, что они уже вышли на след преступника: судя по всему, он оставил отпечаток пальца на кассете… и знаете, на какой? На той самой, которую принес вам Жан.

Лифт, чуть вздрогнув, останавливается, Иветта вывозит меня оттуда, и мы оказываемся в холле, среди людей: пахнет больницей, то и дело раздаются телефонные звонки. Отпечаток пальца. Лже-Иссэр оставил на кассете отпечаток пальца… Он что, был настолько взволнован? Или это фальшивый отпечаток, специально на ней оставленный? Тут возможно все что угодно. В любом случае ясно одно: сама кассета не содержит в себе ничего ненормального: Гассен наверняка прослушал ее.

– Здравствуйте, Лиз! Выглядите вы просто прекрасно!

Поль. Я приподнимаю руку. Меня грузят в машину, дверца захлопывается. Поехали.

Вот мы и дома.

Въезжаю я в свое жилище не без некоторой доли страха. Оно теперь кажется мне каким-то оскверненным и не слишком надежным. Словно стены его источают запах насилия и опасности. Иветта вкатывает мое кресло в гостиную и сразу же начинает суетиться по хозяйству. Поль опускается на диванчик рядом со мной.

– Ну вот. Теперь, надеюсь, все будет хорошо.

Он склоняется ко мне и произносит, понизив голос:

– Мы не знаем, как нам поступить. Следует ли рассказать полиции о настоящем отце Виржини? Ведь Элен говорила вам, что я – не родной отец девочки, не так ли?

Я приподнимаю руку. Совершенно внезапно – не знаю почему – мне становится противен его слишком уж мягкий голос, само его присутствие, хочется, чтобы он как можно скорее ушел.

– Этот тип был настоящим негодяем, кстати, вы еще не знаете самого главного: Элен мне призналась, что…

– Хотите чего-нибудь выпить, Поль?

– Нет, спасибо, Иветта, вы очень любезны, но мне пора: у меня назначена деловая встреча. Пока, Элиза. До свидания.

Просто невероятно, до чего же бесцеремонно ведут себя подчас люди по отношению ко мне. Выкладывают какие-то сведения – кстати, никогда не спрашивая на то позволения, – а затем вдруг обрывают свои речи на полуслове, будто разговаривали сами с собой; так поступают обычно лишь те, кто привык вести монологи в компании своей любимой собаки или кошки. Что же такое поведала ему Элен об отце Виржини? Должно быть, нечто не слишком приятное – судя по тому, каков был этот субъект…

Я остаюсь в гостиной одна, пытаясь убедить себя в том, что нужно хоть немного вздремнуть, но и часа не проходит, как у входной двери раздается решительный звонок. Ну конечно же, все как обычно: цирк Андриоли всегда открыт – и днем, и даже ночью, и для малышей, и для взрослых!

– Она в гостиной.

– Спасибо. Мне нужно с ней поговорить наедине.

Решительные шаги по направлению к гостиной.

– Здравствуйте. Мне необходимо с вами поговорить, это очень важно.

Гассен. За последних два дня этот тип, похоже, ощутил себя персоной весьма значительной. Я слышу, как он плотно прикрывает за собой дверь.

– Вы помните о той посылке, которую прислали в больницу?

Я могла бы забыть о ней, дорогой инспектор, разве что в том случае, если бы мне сделали лоботомию. Естественно, я поднимаю руку.

– Прекрасно. Инспектор Мендоза, мой коллега, навел справки в «Срочных отправлениях». Послал ее вам очень высокий и худой брюнет. То есть тот же человек, что вызвал вам в свое время «скорую помощь». Имя и адрес он, естественно, указал не свои: в документах на посылку значится адрес и имя Стефана Мигуэна.

О-ля-ля, вот это путаница. И при чем здесь несчастный Стефан?

– Из этого следует, что мы имеем дело с человеком, прекрасно осведомленным о происходящих здесь событиях; более того: в вашем случае речь идет явно не о каком-то банальном нападении… К счастью, он допустил оплошность, одну-единственную: оставил отпечаток большого пальца на аудиокассете, лежавшей возле вашей стереосистемы – «Человек-зверь». Мы запросили центральную картотеку и – получили грандиозный сюрприз! Знаете, кто выдавал себя за комиссара Иссэра? Кто послал вам посылку? И – вполне вероятно – сам же и напал на вас тут, а потом вызвал «скорую»?

Прежде чем продолжить, он пару секунд молчит, словно испытывая мое терпение.

– Некий Антуан Мерсье – или же просто Тони – тридцати восьми лет от роду, арестованный в 1988 году за убийство, признанный судом невменяемым и отправленный в психиатрическую лечебницу Сен-Шарль в Марселе.

Тони! Значит, Иссэр – это Тони! Хорошенькие новости!.. Любитель ломать беззащитным женщинам руки, переодевшийся полицейским! Тони, запертый в психушку за убийство!

– Погодите, я еще не все вам рассказал, – взволнованно продолжает Гассен. – Попробуйте-ка догадаться, кто он, этот Тони Мерсье! Тони Мерсье – родной отец Виржини; Элен Фанстан только что сообщила нам об этом. Он встречался с мадам Фанстан, начиная с 1986 года вплоть до своего ареста. А знаете, за что он был арестован?

Инспектор склоняется ко мне так, что я чувствую его слегка отдающее мятой дыхание.

– За убийство восьмилетнего ребенка, совершенное в том самом квартале, где он тогда жил. Полиция получила анонимное письмо, изобличающее его. Наши марсельские коллеги произвели обыск у него на квартире и обнаружили веревку, подобную той, с помощью которой был связан мальчик, а также волокна шерсти с его пуловера.

Я чувствую, что все тело у меня как-то вдруг обмякло. А Гассен с немалым энтузиазмом продолжает:

– Тони Мерсье прослыл к тому времени существом весьма неуравновешенным, а полицейское досье на него было уже достаточно увесистым: угоны машин, кражи со взломом и тому подобное. Нередко он ввязывался в драки, да и детство на его долю выпало несладкое: родители-алкоголики, лишенные родительских прав, приют, неоднократные побеги оттуда – вряд ли стоит излагать все в подробностях. Он был безработным, сильно пил, прошел несколько курсов лечения от алкоголизма, но безрезультатно. Всем было известно, что он постоянно избивал Элен, а как-то даже сломал ей руку… Короче, даже если он и не был виновен в убийстве, дальнейшая его судьба была предрешена. Адвокат настаивал на его невиновности, утверждая, что кто угодно мог подбросить в квартиру Мерсье фигурировавшие в деле улики, дабы свалить на него содеянное. Эксперты-медики объявили, что он неспособен отвечать за свои поступки. И его поместили в психиатрическую лечебницу. Но это еще не все: начиная с 1991 года Тони Мерсье получил право на краткосрочные отпуска и два года назад бежал из лечебницы!

Произнося последнюю фразу, Гассен едва не сорвался на крик – до такой степени нервы у него сейчас взвинчены. Хорошо понимаю его, беднягу: обнаружить, что подозреваемый в совершении убийства псих выдавал себя за твоего шефа и весело скакал по всему городу, проводя свое собственное расследование, да еще и оказался родным отцом девчонки, которой, похоже, известно довольно многое, – радости мало…

Тип, способный сломать руку собственной жене, конечно же, вполне мог спокойнейшим образом втыкать в меня иголки или кромсать мое тело ножом… Судя по всему, наша тайна близится к разгадке… Тони-Иссэр, по-моему, вполне тянет на роль виновника всех наших бед. Этим объясняется и упорное молчание Виржини: должно быть, он объяснил ей, что является ее настоящим отцом. Он-то и убил Мигуэна, чтобы все свалить на него! Но как же Элен не узнала его сразу же? А по той простой причине, что он никогда с ней и не встречался – к Фанстанам приходил настоящий Иссэр! А я прилежно выслушивала треп этого самозванца, в то время как сам он, надо полагать, со смеху в душе помирал, прикидывая, когда и как лучше отправить меня на тот свет… Я еще дешево отделалась.

Гассен внезапно хватает меня за руки?

– Я полагаю, что Тони Мерсье и есть тот самый преступник, что убивал детей. Сюда он явился в поисках дочери и той женщины, которую по-прежнему считает своей женой. Вся полученная нами информация свидетельствует о том, что в нем крайне развито чувство собственника, к тому же он нередко высказывал угрозы в адрес бывшей жены. Едва вырвавшись на свободу и поселившись здесь, он оказался не в силах противиться своим болезненным инстинктам и вновь принялся убивать детей. А для того чтобы иметь возможность постоянно быть в курсе событий, он стал переодеваться, выдавая себя за Иссэра. И подло разыгрывал вас, да и всех нас тоже. Этот человек страдает тяжелым психическим заболеванием, он очень опасен; поэтому я боюсь, что вас – равно как и Элен Фанстан – вполне может постигнуть самая незавидная участь. Я не хочу, чтобы вы и дальше оставались здесь. Будет куда лучше, если вы уедете к своему дядюшке. Мужа Элен я уже предупредил: он примет все необходимые меры. Поймите же: на данный момент я ничего не могу доказать; у меня нет еще даже официальных полномочий, позволяющих вести расследование, однако я абсолютно уверен в одном: вашей жизни грозит серьезная опасность!

Он встает. Уехать на время к дядюшке? А собственно, почему бы нет? Уехать подальше от всего этого. Не стать свидетельницей ареста этого несчастного Тони, не слышать ни рыданий Виржини, ни яростных воплей Элен, ни желчных комментариев происходящего.

– Вы согласны уехать?

Я поднимаю руку.

– Хорошо; сейчас же поговорю об этом с мадам Ользински. До свидания.

Он отправляется в кухню, на переговоры с Иветтой. Охвативший инспектора гнев, надо полагать, уляжется не скоро. Наверное, он чувствует себя страшно униженным из-за этой истории с поддельным комиссаром. И следует заметить, что… Иветта запирает за ним входную дверь на засов. Затем – почти бегом – проносится где-то у меня за спиной: наверняка бросилась проверять, как следует ли заперто на задвижку окно в ванной. А теперь что она такое делает? Ага – кому-то звонит. Десять против одного – моему дядюшке. Так и есть: выиграла. То, се, пятое, десятое – мы приезжаем завтра вечером. Затем она вновь набирает какой-то номер. Ну конечно: должна же она поговорить с Фанстанами.

– Алло; добрый вечер, это Иветта; простите, что беспокою вас… Да, он ушел с минуту назад… Просто ужас какой-то: ну кто бы мог подумать?.. И какая мука для вас, бедняжка моя! А как Виржини? Надеюсь, она ничего не знает… Да, конечно, так будет гораздо лучше… К свекрови?.. Вы абсолютно правы. До сих пор не могу поверить… Нет, я ничего не знала… Да, понимаю. Вряд ли кому-то может быть приятно рассказывать о подобных вещах… А как Поль?.. Да, он – мужчина надежный, вам с ним очень повезло… Ну, у нас-то все в порядке… Что вы говорите? Хорошо, тогда не стану больше отнимать у вас время; завтра перезвоню.

Тихий щелчок – Иветта опускает трубку.

– Я говорила с Элен. До чего все-таки ужасная история… Надо же: отец Виржини! Псих! Да еще сбежавший из психушки! И куда только, спрашивается, все мы катимся! Они собираются отправить Виржини к бабушке. Элен уезжать не хочет, решила остаться с Полем – вы же знаете, в каком она сейчас состоянии. Да, теперь я куда лучше ее понимаю: поневоле станешь слишком нервной, если отец твоего ребенка – убийца…

Это уж точно. Хорошо, что они решили отправить Виржини подальше отсюда. Я пребываю в полном ошеломлении. Вместо того чтобы радоваться – ведь вроде бы забрезжил свет в конце туннеля: Тони Мерсье наверняка скоро арестуют, – я чувствую себя подавленной. Слишком уж все это отвратительно.

Интересно, который час? Никак не могу заснуть. Если бы я могла двигаться, то, наверное, беспрестанно вертелась бы сейчас с боку на бок. А коль скоро делать этого я не в состоянии, приходится довольствоваться тем, на что способна: без конца сжимаю и разжимаю свою несчастную руку, причем довольно нервно. Иветта уложила меня в постель где-то около десяти вечера, а у меня такое ощущение, будто сейчас уже, по меньшей мере, два часа ночи. Однако уснуть я никак не могу.

Если Тони Мерсье давно уже здесь поселился, то он должен был сделать это под каким-то вполне определенным именем. Явился он сюда отнюдь не в виде лже-Иссэра. Сначала он, наверное, поселился здесь как и все прочие граждане, затем начал убивать, и только потом решился орудовать под личиной Иссэра.

Но зачем ему было убивать Мигуэна? Почему именно его, а не Поля? Будь я обезумевшим от ревности психически больным человеком я, наверное, подстроила бы все так, чтобы в убийствах обвинили мужа моей бывшей жены, а отнюдь не какого-то постороннего, да к тому же еще и довольно славного парня…

Исключая разве что следующие варианты: 1) У Стефана возникли какие-то подозрения на мой счет; или же 2) Стефан оказался любовником моей бывшей жены… То бишь Стефан оказался любовником Элен…

Да, тут, пожалуй, возникают совсем новые варианты…

Не исключена даже комбинация гипотез первой и второй.

И подумать только: я докатилась в свое время до того, что подозревала в содеянном мужа своей лучшей подруги и жениха своей преданной компаньонки! Поля Фанстана и Жана Гийома.

А Софи? Играет ли какую-то роль во всем этом труп Софи? Может, в данном случае имело место и в самом деле самоубийство? По самой что ни на есть банальной причине – из-за супружеской измены? Или она поссорилась с Маню? Или же Тони убил Софи, дабы умножить количество улик, свидетельствующих отнюдь не в пользу Стефана? Интересно: беглому сумасшедшему доступна подобная степень коварства? Ответ: да. Ибо в противном случае он вряд ли сумел бы столь мастерски выдавать себя за комиссара полиции.

С другой стороны, как сказал Гассен, даже в том случае, если бы он оказался ни в чем не виновен, у него – с его-то прошлым – нет ни малейшего шанса остаться на свободе.

А вдруг вовсе не он совершил то убийство в Марселе? Но тогда зачем ему приезжать именно сюда? Зачем выдавать себя за комиссара? Нет, куда ни крути, а убийца – он: другого хотя бы мало-мальски разумного объяснения случившемуся и быть не может. А я почему-то упорно ищу черную кошку в темной комнате, заранее зная, что ее там нет.

Но тем не менее: почему о нем не вспомнили сразу же, как только это началось? Ведь если приемная мать одной из жертв довольно долгое время состояла в интимной связи с убийцей, даже жила с ним под одной крышей… Нет, я определенно идиотка какая-то: они же ни о чем не знали; Элен никогда никому не рассказывала о Тони; кроме того, она искренне полагала, что он навсегда заперт в психиатрической лечебнице – у нее и в мыслях не было, что он мог оттуда сбежать; естественно, она не видела ни малейшего смысла в том, чтобы вновь выворачивать публично все это старое грязное белье.

– Погода сегодня просто превосходная! – объявляет Иветта, открывая ставни.

Не помню, удалось ли мне вообще сегодня уснуть: такое впечатление, будто я размышляла всю ночь напролет.

Иветта приступает к ритуалу приведения меня в божеский вид, затем кормит завтраком. Сегодня она довольно молчалива – тем лучше, ибо на душе у меня как-то мрачно. Иветта устраивает меня в гостиной, возле окна – чтобы я погрелась на бьющем сквозь стекла солнышке. Я и в самом деле ощущаю тепло на своем теле. Сама же она теперь, должно быть, хлопочет, собирая наши вещи в связи с предстоящим отъездом. Интересно: как скоро они поймают Иссэра? Если целых полгода он ловко водил их за нос, работенка, надо думать, им предстоит не из легких. Тем более что юному Гассену придется еще как-то убедить и следователя, и вышестоящее начальство в правильности своих весьма неординарных выводов…

Звонит телефон.

– В полдень Элен с Виржини зайдут попрощаться с нами, – сообщает Иветта, повесив трубку.

Если бы в тот майский день Иветта не оставила мое кресло под деревом на стоянке возле супермаркета, я никогда бы не познакомилась с Виржини, и обо всей этой истории знала бы лишь то, о чем сообщали в телевизионных новостях. А так я оказалась в самом водовороте событий, страстей и опасностей… Если бы… Если бы… Если бы да кабы. Прошлого уже не воротишь.

Иветта все время ворчит себе под нос: боится что-нибудь забыть, по сто раз подряд проверяет, все ли необходимое уложено в чемоданы.

Звонок в дверь. Приветствия. Детские ручонки обнимают меня за шею.

– А я уезжаю к бабуле!

– Вообще-то, сначала принято здороваться, Виржини.

– Здравствуй, я уезжаю к бабуле!

Я поднимаю руку, сжав пальцы в кулак. Виржини просовывает туда свой пальчик.

– Вот это класс! Мама, посмотри, она может держать меня за палец!

Если я могу удержать в руке ее палец, то, наверное, с таким же успехом смогу держать и карандаш? От Виржини пахнет яблочным шампунем; я представляю себе ее шелковистые, тщательно расчесанные волосы.

– Если хотите, мы можем подбросить вас в аэропорт, когда повезем Виржини к бабушке, это ведь почти по пути, – предлагает Элен.

– О, нам вовсе не хотелось бы причинять вам лишние хлопоты, – протестует Иветта.

– Собственно, сама идея принадлежит Полю… Мы можем заехать за вами к пяти.

– Право, я даже не знаю…

– Но не на такси же вам туда добираться. Это было бы просто глупо!

– Мы очень тронуты такой заботой о нас. Виржини, хочешь яблочного пирога?

– Ага!

– Да, спасибо, – усталым голосом поправляет ее Элен.

Иветта быстро удаляется, Элен следует за ней, что-то шепча ей на ходу. Что еще за секреты у них завелись?

– Теперь, когда комиссар умер, им ни за что не поймать Лесную Смерть, – шепчет мне тем временем Виржини. – А у бабушки ее не будет, поэтому я очень рада, что уезжаю туда. И Рено тоже. Он всегда любил бабушку. А ты знаешь, что было два комиссара? Настоящий и фальшивый? Маме об этом рассказал тот молодой полицейский. Он довольно милый: угостил меня клубничной жвачкой. А еще спрашивал, знала ли я этого поддельного комиссара. Глупее вопроса и не придумаешь. Конечно же, знала, ведь это был комиссар. Вообще он целую кучу разных вещей у меня спрашивал, обо всех – о родителях, о тебе, о Жане Гийоме, об Иветте, Стефане, обо всех тех детях; мне ужасно все это надоело, и я совсем не понимала, чего он от меня добивается своими вопросами. Можно подумать, будто я способна взять да и выложить ему все как есть! А Рено все это время стоял у него за спиной и строил мне всякие рожи – очень смешно у него получалось.

Представляю себе, как полуразложившийся Рено строит рожи. Да уж – «смешно».

– В конце концов я сказала ему, что устала. Он рассердился и заявил, что, если я скрываю какие-то вещи, меня могут отправить в тюрьму; но мне нечего скрывать: никаких вещей я ни у кого не воровала. К тому же теперь Лесная Смерть будет вести себя очень тихо, я уверена в этом.

– А вот и большой-пребольшой кусок пирога!

Виржини бросается к Иветте; та усаживает ее за стол. Интересно, почему вдруг именно теперь Лесная Смерть (ну и дурацкое все же имечко) будет вести себя очень тихо? Наверное, потому, что о существовании Тони Мерсье и его присутствии в городе стало известно, а значит, он вынужден будет прекратить свою хитрую игру. Да – тут все сходится.

– Нет, спасибо, я не хочу пирога, – произносит Элен.

Похоже, бедняга сильно нервничает. Внезапно она кладет руку мне на плечо и тихо шепчет: