Текст книги "Капитуляция"
Автор книги: Бренда Джойс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Вы глупец, Грейстоун, раз позволили женщине вот так запросто разоблачить вас.
И тут изнутри, приближаясь, послышался стук каблуков чьих-то сапог. Эвелин отскочила от двери, которая тут же распахнулась.
Заметив её раньше Джека, Леклер засмеялся. И повернулся к Грейстоуну.
– Между прочим, мы всегда можем использовать другого агента, особенно если это – красивая женщина. – Леклер бросился мимо неё, улыбка исчезла с его лица, которое теперь пугающе окаменело. Вскоре француза и след простыл.
Эвелин принялась медленно сползать по стене, и Джек схватил её за руку.
– Ты подслушивала! – с упреком бросил он.
– Да, и слышала каждое слово! – закричала Эвелин.
Джек втянул её в кабинет, в ярости захлопнув за собой дверь.
– Черт возьми, Эвелин, ты так упорно впутываешься в эти опасные дела, словно сама хочешь обречь себя на верную погибель!
Эвелин с тревогой посмотрела на него, потом повернулась, открыла дверь и выглянула в коридор. Леклер ушел.
– Никакого вторжения пятнадцатого июля не будет, не так ли?
– Я не собираюсь отвечать на подобные вопросы!
– Эта морская эскадра – часть сил вторжения? Ведь так, Джек? Скоро состоится нападение? Наверняка в середине июня, а не в середине июля!
– Ты спятила, если думаешь, что я раскрою тебе военные тайны! Но я скажу тебе, что наша идиллия только что закончилась.
Спотыкаясь, Эвелин добрела до дивана и села. Джек водил за нос Леклера. Француз считал, что вторжение произойдет в самое ближайшее время, и, вероятно, был прав. И как только операция начнется – а это случится до 15 июля, – он будет точно знать, что на самом деле Джек – британский агент.
Он сел рядом и притянул её к себе.
– Теперь ты не можешь оставаться здесь, Эвелин, только не после того, как Леклер узнал, что ты у меня. Это очень опасно.
Джек был прав.
– Мне некуда идти.
– Ты ошибаешься. Ты можешь вернуться в Лондон. – Он мрачно улыбнулся. – Ордер на твой арест был аннулирован десять дней назад.
Эвелин встрепенулась.
– И ты ничего мне не сказал?
Джек покраснел. И привлек её ещё ближе.
– Нет, не сказал. Питт быстро согласился аннулировать ордер, сразу же, как только у Педжета появилась возможность поговорить с ним. – Он помедлил, пристально глядя на неё. – Я просто не хотел, чтобы ты уезжала, только не сейчас. Я не хотел, чтобы наша сказка заканчивалась.
На глаза Эвелин навернулись слезы.
– Наша идиллия действительно закончилась.
Джек смахнул с её щеки слезу, потом убрал выбившийся из прически локон ей за ухо.
– Да. Боюсь, так и есть.
Эвелин казалось, будто её сердце снова разбивается на тысячу осколков.
– Итак, я возвращусь в Лондон. А ты? Куда отправишься ты, Джек?
Его ресницы опустились.
– Почему ты думаешь, что я куда-то отправлюсь?
О, как же ей хотелось сейчас задать ему трепку!
– Морской эскадрон приближается к Плимуту. А потом он направится во Францию? В Бретань? К бухте Киберон?
Джек смотрел ей прямо в глаза.
– Где ты будешь, Джек, когда они вторгнутся в Бретань? Он всё так же молча глядел на неё. Теперь его лицо казалось особенно мрачным.
– О, дай-ка догадаюсь! Ты отправишься во Францию – в бухту Киберон! – вскричала Эвелин и порывисто схватила его за плечи. – Не плыви туда, Джек. Пожалуйста. Ради меня, ради моей дочери. Ты уже достаточно сделал, чтобы помочь мятежникам. Ты достаточно сделал, чтобы помочь Великобритании!
Джек оставался бесстрастным.
– Ты ведь знаешь, что я не могу – и не буду – раскрывать тебе свои планы. Но ещё лучше ты знаешь, что я – не трус.
Эвелин во все глаза смотрела на него, чувствуя, как всё внутри холодеет от ужаса. Он собирался во Францию. В этом можно было не сомневаться.
– Эвелин, не стоит медлить. Собери свои сумки. Днем я отвезу тебя и Эме к Джулианне. – Джек решительно поднялся.
Эвелин тоже встала.
– Когда ты отправляешься во Францию? Я должна знать.
– Если только одна вещь, которую ты должна знать. – И он сжал её в объятиях. – Я люблю тебя, Эвелин.
Глава 18
Лондон
23 июня 1795 года
Эвелин стояла у входной двери и махала Эме, садившейся в карету Бедфорда вместе с Бетт. Жоли вскочила в экипаж до того, как ливрейный лакей захлопнул дверцу, и дочь улыбнулась Эвелин в ответ. Эме отправлялась в Ламберт-Холл на занятия – она продолжала учиться с детьми Гренвилла, несмотря на то что Амелия только что родила своего первенца, мальчика.
Эвелин вернулась в дом, и швейцар закрыл за ней дверь Улыбка сбежала с лица Эвелин, когда внезапно вернулась тошнота, без видимых причин изводившая её всю неделю что она провела в Лондоне.
Эвелин подумала об Амелии и её новорожденном ребенке, которых она ежедневно навещала с момента рождения мальчика четыре дня назад. Эвелин живо представила се эту пару – Амелию в постели с младенцем на руках, гармонично составляющих единое целое, как это возможно только с матерью и ребенком, и её сердце тяжело перевернулось в груди.
Уж не ждала ли ребенка она сама? Эвелин стала любовницей Джека ровно тринадцать недель назад. Она совершенно не обращала внимания на тот факт, что с тех пор у неё не было месячных. Ни разу с середины марта – спустя две с половиной недели после похорон Анри.
Эвелин и не ожидала, что Бог одарит её ещё одним ребенком, ведь последние годы Анри был слишком болен, чтобы сотворить новую жизнь. Но ей нравилось быть матерью, и сейчас, когда Эвелин догадывалась, что, возможно, забеременела, она была на седьмом небе от счастья. Она понимала, что, вероятно, ей стоит беспокоиться, – в конце концов, она не замужем, да и то, что она завела любовника сразу после смерти мужа, могло показаться кому-то вопиюще неприличным. Но Эвелин совершенно не волновала предосудительность её положения, если, конечно, она вообще была в положении.
И всё же Эвелин даже представить себе не могла, что сделал бы или о чём подумал бы Джек, если бы она действительно носила под сердцем его ребенка.
Как же она боялась теперь за Джека! Эвелин не сомневалась, что он на пути во Францию или уже находится там. Каждый день она проскальзывала в часовню на Фокс-Лейн, молясь, чтобы Джек уцелел в своих интригах и войне.
Он ведь наконец признался, что любит её… Это казалось настоящим чудом. Самый отъявленный контрабандист Корнуолла полюбил Эвелин, ответив на её чувства.
Эвелин не стоило долго размышлять, чтобы понять: Джек человек несемейный. Он обожал контрабандную торговлю, море и опасность. Великобритания находилась в состоянии войны, и, вопреки расхожему мнению, Джек не был предателем – он был патриотом, который отказывался бросать свою страну, свое дело и своих друзей в эти мрачнейшие, опаснейшие времена.
И, даже если бы война закончилась, Эвелин не могла представить Джека сидящим дома и проверяющим бухгалтерские книги имения и счета её оловянного рудника. Он обожал приключения и никогда не бросит фритредерство.
Но Джек наверняка мог жениться на ней, если бы она позволила это, если бы он узнал, что она ждет ребенка… Окружающий мир мог считать его бессовестным, но Эвелин прекрасно знала, что это не так. Он был порядочным и благородным человеком, и его чувство чести и справедливости побудило бы его жениться, пусть даже и не по доброй воле.
Но неужели этот ребенок не заслужил двух родителей, состоящих в законном браке, и статуса законнорожденного ребенка, который давал такой брак?
К тому же, если Эвелин действительно беременна, ей придется кормить уже не один, а два рта. И ей придется обеспечивать уже два будущих. Внезапно её захлестнуло волнение. Ей по-прежнему стоило обсудить деятельность рудника с Лукасом, и, возможно, сделать это требовалось незамедлительно. С другой стороны, Джек никогда не позволил бы своему ребенку в чём-либо нуждаться, независимо от того, поженились бы они или нет, – Эвелин была уверена в этом.
– О чем ты задумалась? – спросила Джулианна, с лучезарной улыбкой вплывая в холл.
Эвелин улыбнулась в ответ. Она понимала: Джулианна просто в восторге от того, что у неё появился племянник. С тех пор как её сестра благополучно произвела на свет маленького Хэла [13]13
13 Хэл мужское имя, уменьшительное от английского имени Генри (аналога французского Анри).
[Закрыть], названного в честь французского кузена Гренвилла Анри Журдана, Джулианна целыми днями напевала и что-то радостно мурлыкала себе под нос.
– Эме только что уехала в Ламберт-Холл, – ответила Эвелин. – Я всё ещё поверить не могу, что Амелия поощряет шум и суету в доме, тогда как её ребенку всего четыре дня от роду!
– Моя сестра неутомима, и она обожает детей, как говорится, чем больше, тем лучше, – Джулианна подошла к ней и вздохнула. – Ты улыбаешься как-то иначе, Эвелин. Раньше, когда ты улыбалась, твои глаза светились. Но с момента возвращения сюда ты такая грустная…
– Ты ведь знаешь, как я волнуюсь о Джеке, – тихо сказала Эвелин. Она с трудом удерживалась от желания рассказать Джулианне о своих подозрениях по поводу беременности. Но первым узнать об этом должен был Джек, а не его сестра.
– Я знаю, и уже не раз говорила тебе, что мой брат очень, очень умен, а ещё у него очень, очень быстрое судно, и если кто и может обставить вражеский корабль, так это Джек. – Джулианна ободряюще потрепала её по плечу. – Кроме того, никому ещё не удавалось превзойти его в море – ни в скорости передвижения, ни в битве.
Эвелин решила удержаться от замечания, что всё всегда случается в первый раз. И не напоминать, что вторжение должно было произойти на суше. Вместо этого она задала Джулианне до боли знакомый, часто повторявшийся вопрос:
– Что-нибудь слышно от него или о нем?
– Нет. Ты чего-то мне недоговариваешь? Почему ты так волнуешься?
Эвелин вспомнила, что Джек велел ей, весьма категорично, не обсуждать его военные интриги с кем бы то ни было, даже с его сестрой.
– Я волнуюсь, потому что однажды он может столкнуться со своими врагами на суше, – пояснила Эвелин, и её сердце наполнилось страхом.
Где сейчас Джек? Во Франции? Пока что ни отголоска сплетни, ни словечка в новостях не было слышно о британской морской эскадре, направлявшейся к берегам Франции. И Эвелин не знала, как это расценивать – вздыхать с облегчением или тревожиться. Она с трудом выносила это неведение. Если бы она только знала, что планировал Джек, – собирался ли он принимать участие во вторжении в бухту.
Киберон и когда это проклятое вторжение должно произойти!
– В любом случае не думаю, что ты имеешь в виду сражение на британской земле. Ну вот, теперь и я стала волноваться. Что ты от нас скрываешь? Эвелин, он мой брат! Если он в опасности, мне хотелось бы знать об этом!
Эвелин прикусила губу.
– Он заставил меня пообещать, что я буду хранить его тайны, и, боюсь, именно это я и должна делать.
Джулианна пристально взглянула на неё:
– Ну и прекрасно. Но теперь я тоже волнуюсь, так что разыщу Лукаса и выясню, что ему известно, уж я-то докопаюсь до сути дела!
Эвелин оставалось надеяться, что ей это удастся, потому что в таком случае она обрела бы человека, которому можно было довериться, не нарушая данного Джеку слова.
Бухта Киберон, Франция
25 июня 1795 года
Джек двигался энергично и быстро, размашисто шагая с карабином в руке. Ведущая вниз, к берегу, дорога была разъезженной и каменистой, поэтому одолевать её было значительно проще пешком, чем на лошади или в повозке. День клонился к вечеру, небо затянули облака, и видимость была не самой лучшей. Но Джек не снижал темпа. Пока всё шло нормально, но чем быстрее он выберется отсюда, тем лучше.
Он тяжело дышал. Пребывание на французской земле было опасным всегда, а на сей раз дело обстояло намного серьезнее. Но за ним никто не следил, и враги явно ещё не успели его заметить. И всё же нельзя было терять время даром. Ему следовало как можно быстрее вернуться на борт своего судна.
Джек почти бежал. Он только что попрощался с Жоржем Кадудалем и шестерыми его людьми. Армия мятежников должна была встретиться с британской и эмигрантской армией, как и планировалось, после того, как британские войска высадятся на берег этой ночью.
Разумеется, генерал Гош уже помчался через всю Бретань к полуострову Киберон, и Кадудаль рассказал Джеку об этом: вчера французские военно-морские силы засекли британскую морскую эскадру в Ла-Манше. Но флотилия адмирала Худа помешала французским боевым кораблям перехватить и уничтожить британскую эскадру. Теперь флотилия находилась недалеко от полуострова, ожидая последних приказов перед высадкой войск.
Что же касается мятежников, то они были вооружены и готовы соединиться с войсками графа д’Эрвийи, как только те высадятся на сушу. Затем, предполагается, что армия захватит полуостров и начнет наступательную операцию в Бретани, чтобы освободить её.
Миссия Джека была наконец-то выполнена.
Теперь перед его мысленным взором вспыхивали образы Эвелин и Эме, проносились воспоминания об их недавней жизни на его острове. Боже, как же Джеку хотелось домой! Но возвращение в Великобританию не позволит выбраться из передряги, в которую он вот-вот может попасть. Джек подумал о Леклере. К завтрашнему дню виконт наверняка осознает масштабы его предательства.
Джек не знал, где находится Леклер. Ему требовалось это выяснить.
Теперь у Джека было лишь одно желание – подняться на борт своего корабля, на котором он мог бы в случае необходимости удрать из Франции. Именно этого он и хотел. Он осознавал, что не прочь больше никогда сюда не возвращаться.
Но пока он не мог отплыть в Великобританию. Охота только-только началась – и лишь после того, как он найдет Леклера, можно будет отправляться домой, к Эвелин.
Впереди показался берег. В сгущающихся сумерках Джек едва мог разглядеть в блестящем темно-серебристом море свое черное судно. Он скользнул взглядом по береговой линии, у которой оставил шлюпку с тремя своими людьми.
И тут Джек споткнулся.
Там было шесть человек – его моряков, связанных, держали под прицелом.
Джек услышал за спиной чьи-то шаги и обернулся, вскинув карабин и взведя курок. Но перед ним выросли три человека, направив ему в лицо по мушкету.
За ними, сверкая глазами, стоял Леклер.
– Добрый вечер, Джек. А я и не думал, что вы питаете слабость к нашей прекрасной сельской местности.
– Леклер, – кратко поприветствовал Джек, лихорадочно обдумывая сложившуюся ситуацию. Вот он и встретил виконта! Но они поменялись ролями. Теперь Джеку предстояло как-то вывернуться из этого затруднительного положения – в противном случае его убьют, а потом Леклер жестоко отомстит Эвелин. – Какими судьбами? Вот странная встреча!
– Здесь нет ничего странного, – заметил Леклер, выходя из-за спин своих людей. – Вы позволите?
Он потянулся к пистолету Джека.
Тот напряженно застыл на месте, мгновенно осознавая, что у него нет иного выбора, кроме как отдать французу пистолет.
– Я пытался связаться с вами, Леклер. Вас иногда бывает так трудно найти. – Джек говорил спокойно, словно его не могли тотчас же схватить и, возможно, убить на месте. – Там, на некотором расстоянии от берега, британская морская эскадра. Они собираются высадить свои войска. Вы должны сообщить об этом французам в форте Пентьевр.
– Лжец! – Леклер с размаху ударил его по щеке рукояткой пистолета. – Роялист!
Джек успел сориентироваться и вовремя отпрянуть, так что удар не пришелся ему прямо в лицо. Но боль всё равно буквально взорвалась в голове, и он споткнулся. Впрочем, он всё ещё крепко сжимал свой карабин.
– Вы ошибаетесь, – всё так же хладнокровно произнес Джек. – Вы, вероятно, забыли, что в Великобритании меня разыскивают по обвинению в государственной измене?
Ну не могу же я быть предателем сразу в двух воюющих странах!
Леклер кивнул кому-то, стоявшему за спиной Джека.
В следующее мгновение Джек резко обернулся, чтобы отклонить удар, но было слишком поздно: одним мушкетом его сбили с ног, другим с силой ударили в грудь. Джек откатился и выстрелил. Он прицелился во француза, который ударил его последним, и тот отступил, его грудь обагрилась кровью. Кто-то выскочил из-за спины Джека и выдернул из его руки карабин.
Кто-то другой со всей силы пнул его по ребрам.
На Джека обрушился град яростных ударов, его били ногами и прикладами. И наконец, когда его тело превратилось в сгусток пылающей боли, на Джека опустилось облако темноты. Словно по волшебству, все эти пинки, удары кулаками и толчки прикладами прекратились.
Леклер склонился над ним и прошептал:
– Мы всё ещё казним врагов революции, друг мой. Вы совершили ужасную ошибку и теперь поплатитесь… головой.
Лоран вскричал, его глаза чуть не вылезли из орбит, а потом он заключил Эвелин в объятия, радостно прижав её к груди.
Эвелин тепло обняла его в ответ. Она больше не могла хранить свою тайну: она только что сказала Лорану, что, похоже, находится на четвертом месяце беременности.
– У вас будет ещё один ребенок! Боже мой! – И слезы наполнили глаза слуги.
– Я молюсь, чтобы это оказалось правдой, – ответила Эвелин, усевшись на диван в выделенной ей гостиной. Она коснулась своего ещё плоского живота. – И естественно, я не знаю, как поступит Джек.
– Он любит вас, мадам. Это очевидно – так что, разумеется, он женится на вас!
Эвелин улыбнулась в ответ, задержав руку на животе. Дверь в гостиную была приоткрыта, и на пороге вдруг появилась Джулианна. Она явно приготовилась вежливо постучать в открытую дверь. Но вместо этого её взгляд тут же метнулся на руку Эвелин, покоящуюся на животе, – этот старый, как мир, жест.
Эвелин встала, старательно скрывая за улыбкой охватившую душу тревогу. Если она не будет осторожна, Джулианна догадается о её беременности. Хозяйка приютившего её дома была проницательна и умна.
– Я не помешаю? – осведомилась Джулианна.
– Ты не можешь помешать, – ответила Эвелин, нисколько не кривя душой. И вдруг встревожилась ещё больше, заметив, что подруга выглядит расстроенной. – Что случилось, Джулианна?
– У меня есть военные новости, и я знаю, что ты хотела бы первой их услышать. – Она бросилась в гостиную и приобняла Эвелин.
– Ты меня пугаешь! Что-то с Джеком? От него что-то слышно? С ним всё в порядке? – вскричала она, не в силах сладить с заколотившимся в ужасе сердцем.
– Я не получала никаких известий от Джека, и мы ничего не слышали о нем. Но британские вооруженные силы во главе с графом д’Эрвийи, состоящие из наших отрядов и эмигрантов, вторглись в бухту на полуострове Киберон.
Эвелин снова рухнула на диван.
– Ты побледнела как полотно! – вскричала Джулианна, усаживаясь рядом с ней. – Почему эти новости так поразили тебя?
– С ними мог быть Джек, – еле ворочая языком от страха, произнесла Эвелин.
Глаза Джулианны округлились.
– Когда ты приехала сюда в апреле, ты рассказала нам, что подслушала Джека, обсуждавшего вторжение во Францию. Он говорил об этом вторжении?
Эвелин кивнула:
– Я умоляла его сказать мне, будет ли он участвовать в этой операции, но он отказался отвечать!
Теперь и Джулианна побледнела. Она взяла Эвелин за руку и крепко её сжала. Задумчиво помолчав, Джулианна сказала:
– Что ж, мой брат может быть безрассудным, но он сам – весьма опасный человек. Если Джек там, он выживет в любых интригах. Я нисколько в этом не сомневаюсь.
Она произнесла это твердо, решительно.
– Но есть кое-что ещё, – прошептала Эвелин.
Джулианна вздрогнула, страх сковал её.
– Он сказал французам, что вторжение состоится в следующем месяце. Теперь они знают, что он – не их шпион. Теперь им известно, что он умышленно ввел их в заблуждение и предал.
Джулианна вмиг вскочила.
– Лукас должен об этом знать. Проклятье, почему он скрыл это от меня? Я хочу знать всё! – Она направилась к двери, но вдруг обернулась. – Эвелин! Я люблю тебя так сильно, словно ты – моя родная сестра.
Эвелин не понимала, к чему она клонит.
– И я – тебя.
– Прекрасно. Тогда ты должна сказать мне правду. Ты ждешь ребенка?
Форт Пентьевр, бухта Киберон, Франция
30 июня 1795 года
Сидеть прямо было больно.
Джек с грехом пополам уселся, задыхаясь и держась за ребра, которые на сей раз были сломаны. Голова тоже болела, точно так же как и остальные части тела. Его жестоко избили за предательство, но он всё ещё был жив.
Тем не менее, Джек не собирался обманывать самого себя. Его собирались казнить за преступления против республики, и судебное разбирательство по этому делу, даже если оно будет начато, превратится в фарс.
Леклер очень четко дал это понять.
И теперь Джек находился во французской тюрьме.
Сердце содрогнулось от настоящего страха чувства, доселе ему незнакомого. Он оказался узником французов, и, если не сбежит в самое ближайшее время, поплатится головой, как шпион.
Джек прекрасно понимал, что надеяться на спасение не приходится. Если его команда решилась отплыть без него, Лукас и Уорлок, вероятно, уже знали, что его схватили, и очевидным местом тюремного заключения был этот форт. С другой стороны, весьма маловероятным представлялось то, что его людям вообще дали отплыть от берега. Его судно и команда, скорее всего, удерживались французами. В этом случае прошли бы дни или даже недели, прежде чем его брат и шеф шпионской сети поняли, что он стал военнопленным, который вот-вот отправится на гильотину. Джек не обольщался, понимая, что у него в запасе почти не осталось времени: не далее как этим утром тюремный надзиратель злобно ухмыльнулся ему, сообщив, что его дни сочтены.
Джек с трудом дохромал до маленького решетчатого окна своей камеры. Оттуда он взглянул на берег и бухту. Стоял ясный солнечный день, в небе парили чайки, а залив просматривался великолепно. Британской эскадры в поле зрения не было – по крайней мере, Джек не видел её из окна.
Значит, ждать спасения было неоткуда.
Джек уже попытался подкупить двух своих тюремщиков, посулив им горы золотые, но тщетно. Он подошел к каждому в отдельности во время ужина, озвучив свое предложение хриплым шепотом. Первый надзиратель плюнул ему в лицо и посмеялся над ним, второй затянул «Марсельезу».
Предпринимать дальнейшие попытки подкупа было опасно – об этом могли доложить начальнику тюрьмы.
Поэтому Джек начал замышлять побег.
Из этой тюрьмы был лишь один выход – через дверь его камеры. Каждый день, утром и поздним вечером, приходили два надзирателя, принося кусок хлеба и немного кишащей насекомыми баланды. Тюремщики были вооружены, а миски с едой они бросали заключенным через маленькие поднимающиеся дверцы. К настоящему времени, пробыв в заключении пять дней, Джек успел понаблюдать за караулом и оценить силы шестерых надсмотрщиков.
Он уже решил, какая пара тюремщиков была самой уязвимой. Парня в этой двойке явно нервировал любой намек на драку; этот надзиратель был худым, внешне слабым и даже в некоторой степени женоподобным. Джеку довелось услышать его речь. Парень наверняка происходил из хорошей, благородной семьи и лишь по неудачному стечению обстоятельств оказался в республиканской армии, став тюремным надзирателем.
Его напарником был немолодой толстяк. Двигался он медленно, и Джек не сомневался, что эта ограниченность в движениях была вызвана не только его тучностью, но и артритом или раной.
Джек думал, что без труда сможет схватить парня сзади, через прутья решетки, после того как тот бросит миску в камеру и повернется, и приставить нож к его горлу. В этом случае успех побега будет всецело зависеть от случая – от того, согласится ли второй тюремщик отдать свое оружие, чтобы спасти напарнику жизнь.
Джек прекрасно отдавал себе отчет в том, что план безрассудный. Но он понимал: можно вынудить второго, толстого надзирателя сложить оружие и открыть камеру. Прошлой ночью Джек поговорил с заключенным из соседней клетушки. Арестант – поджарый темноволосый француз, захваченный революционерами шуанский мятежник, – горел желанием помочь.
План был прост. После того как тучный надзиратель подчинится требованиям, отдаст оружие и откроет дверь камеры, Джек вырубит двух тюремщиков и выпустит всех заключенных из камер в своем ряду.
В хаосе, который последует за этим, Джек наденет униформу одного из надсмотрщиков и найдет способ бежать.
Тянуть с попыткой бегства смысла не было, её следовало предпринять сегодня же вечером. Потому что Джек не был бы Джеком, если бы не рассчитывал снова увидеть Эвелин.
Он продолжал вглядываться в спокойные воды залива. Тревога терзала его душу. Джек молился, чтобы теперь, когда он был узником Леклера, тот отказался от мысли отомстить Эвелин. Оставалось только надеяться, что сейчас француз слишком занят вторжением мятежников.
Но Джек должен был вернуться домой, к Эвелин, не только для того, чтобы защитить её. Он уже не мог отрицать силу и глубину своих чувств к ней. Джеку было непросто признаться Эвелин в любви прямо перед тем, как он отвез её с Лоо-Айленда обратно в Лондон. Просто он больше не мог молчать. Эта любовь буквально поглотила его, став смыслом жизни.
Теперь Джек понимал, что влюбился в Эвелин с самого первого взгляда, ещё той ночью в Бресте, когда она появилась среди ночи в доках, ища способ бежать из Франции. Она была такой сильной и смелой тогда… Она была такой сильной и смелой сейчас!
И после всего, что ей пришлось вытерпеть, Эвелин заслужила счастливую жизнь. Если Джеку суждено выбраться из этой тюрьмы – если ему суждено выбраться из Франции, – он хочет стать тем человеком, который создаст Эвелин достойную жизнь. Сейчас он изумлялся самому себе. Он едва мог поверить своим собственным мыслям. Он был авантюристом, контрабандистом, шпионом. Но сейчас, во мраке этой тюремной камеры, Джек уже не ощущал будоражащий зов опасности, как прежде. Вместо этого он мог думать только об Эвелин, об Эме и о том, как отчаянно им требовался покровитель и защитник…
Войны, подобные этой, могли длиться десять или даже двадцать лет. Он знал это. Такие войны всегда велись во имя свободы, но на деле приносили лишь разрушение и тиранию. Джек вдруг с силой сжал прутья оконной решетки.
Теперь он точно ощущал себя узником этой войны. Даже если ему удастся бежать от французов, станет ли он действительно свободным, продолжая работать на Уорлока? Неужели он и вправду хочет провести следующие несколько лет, удирая сразу от двух флотов и водя за нос французских и английских тайных агентов?
Теперь, когда он был так нужен Эвелин?
Когда она была так нужна ему?…
Джек в напряжении застыл на месте, услышав шаги снаружи камеры, в коридоре. Он не мог поверить в происходящее. Неужели они пришли, чтобы казнить его, именно сейчас? В тот самый момент, когда он задумал бежать, этой самой ночью?
Джек медленно повернулся – и увидел стоявшего у камеры Леклера.
– Добрый день, друг мой. У меня к вам несколько вопросов.
С ним был надзиратель, державший кольцо с ключами. Джек скользнул взглядом с этого кольца на Леклера, и его сердце учащенно забилось. Он и не думал, что его будут вежливо допрашивать, – он считал, что его станут зверски пытать. Кроме того, у надсмотрщика были ключи от камеры…
И тут вдруг оглушительно бухнула пушка.
Этот звук неожиданно прорезал тишину дня. Пушка грохотала очень близко. Джек встрепенулся – точно так же, как и Леклер.
А потом раскатистый гул орудий стал нарастать, раздаваясь снова и снова, послышались возгласы наступающей армии и грохот стреляющих мушкетов.
Здание тюрьмы вмиг огласилось пронзительным предупреждающим звоном – сигналом, смысл которого понял бы даже ребенок…
– Форт атакован! – вскричал бледный как смерть Леклер.
И Джек увидел страх, мелькнувший в его глазах.
– Я должен выбраться отсюда! – Леклер отскочил в коридор, готовясь бежать, и надзиратель обернулся, чтобы взглянуть на него.
Не теряя времени даром, Джек схватил тюремщика через прутья решетки, сомкнув руки на его шее. Тюремщик тяжело запыхтел и стал задыхаться.
Леклер в ужасе взглянул на них и сорвался с места, скрывшись в глубине коридора.
– Пьер! – окликнул Джек своего соседа, когда удалось подтянуть схваченного тюремщика ближе к краю камеры.
Пьер наклонился и, смеясь, вытащил пистолет из-за пояса надзирателя. Потом приставил его к виску перепуганного насмерть тюремщика.
– Открой мою дверь! – приказал Джек, и в этот миг снова, уже совсем рядом, загрохотали орудия, начали палить мушкеты, захрипели лошади и закричали люди. Сражение, похоже, происходило прямо под окнами камеры, и это означало, что форт успешно осаждали.
Надзиратель торопливо вставил ключ в дверь камеры Джека, отпирая её.
Выйдя из камеры, Джек мгновенно вырвал мушкет из рук надзирателя и ударил его оружием по голове. Тот рухнул на пол. Джек тут же отпер камеру Пьера и ещё одну, напротив них.
– Закончи с этим, – бросил на ходу Джек, передавая соседу ключи, потом бросился в противоположную камеру и выглянул из окна.
Его взору предстали британские войска у стен форта и целое море солдат, облаченных в красные мундиры, сражавшихся с французами, одетыми в синюю униформу. А в самом сердце битвы высоко развевался флаг с красным крестом святого Георгия поверх белого креста святого Андрея. И тут взгляд Джека наткнулся на офицера верхом на вороном коне: сражаясь прямо под британским триколором, в самой гуще битвы, бравый военный бесстрашно продвигался вперед, подбадривая своих людей.
– Это д’Эрвийи! – воскликнул Джек. – И, если не ошибаюсь, они собираются взять форт.
Глава 19
Лондон
10 июля 1795 года
Каждый новый день теперь тянулся мучительно долго. Войска эмигрантов под предводительством графа д’Эрвийи захватили бухту Киберон. Весь Лондон, затаив дыхание, ждал ежедневных известии с воины, когда британские силы взяли форт в бухте, и потом, когда маятник войны качался между двумя армиями, и перевес оказывался то на стороне мятежников, то на стороне французов. За прошедшие две недели от Джека не было слышно ни слова никаких новостей о нем не приходило.
Эвелин сидела внизу, в гостиной, одна, свернувшись клубочком на диване. Она не могла ни вышивать, ни читать. На душе у неё скребли кошки – бедняжка панически боялась, что Джек погиб. А как ещё можно было объяснить это ужасное, тянувшееся целую вечность молчание?
– Добрый день, Эвелин.
И даже несмотря на то, что теперь она хорошо знала тембр Лукаса, его голос так напоминал голос Джека, что, когда Эвелин подняла глаза, её сердце гулко стукнуло. Лукас стоял в дверном проеме с двууголкой в руке, златовласый и красивый, еле заметно улыбаясь ей. С ним была Джулианна.
Эвелин медленно встала. Её беременность уже не вызывала сомнений – срок, вероятно, приближался к четырем месяцам или около того.
– Лукас! – Эвелин пристально взглянула ему в глаза. Но брат Джека не был эмоциональным человеком, и нельзя было точно сказать, встревожен он чем-то или просто серьезен.
Он прошагал в комнату и с теплотой взял руки Эвелин в свои.
– Как ты себя чувствуешь? – мягко спросил Лукас.
К этому времени вся семья и оба дома уже знали о положении Эвелин, и она сразу поняла, что Джулианна или кто-то ещё написали об этом и Лукасу или сообщили сразу же после того, как он появился на пороге.
