Текст книги "Капитуляция"
Автор книги: Бренда Джойс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Трев, не пропустишь со мной по бокальчику? У меня в кабинете – прекрасный шотландский виски, и леди наверняка хотят посекретничать.
Трев кивнул, но помедлил, обратившись к Эвелин:
– С тобой всё хорошо? Теперь тебе стало легче?
Она улыбнулась ему:
– Спасибо тебе… за то, что был так добр, за то, что помог нам добраться до Лондона… за всё. – Она схватила его за руки и стиснула их.
Трев взглянул ей в глаза.
– Я всегда приду на выручку, Эвелин, если тебе понадобится помощь, – заверил он и, повернувшись, удалился в компании Доминика.
Джулианна взяла Эвелин за руку и тихо спросила:
– Так Трев теперь ухаживает за тобой?
– Он не может ухаживать за мной – я люблю твоего брата, – призналась Эвелин, и по её щекам заструились слезы.
– Так ты влюблена! – Джулианна снова обняла Эвелин, но потом отстранилась и пристально, с тревогой, взглянула на неё. – Он уже разбил тебе сердце?
– Конечно, разбил! Потому что мы не можем быть вместе, ни сейчас, ни когда бы то ни было – я не могу подвергать Эме такой опасности!
Джулианна посмотрела ей в глаза.
– Если бы я в свое время выбрала безопасную линию поведения, ни за что не была бы сейчас с Домиником. Он был тори, аристократом и шпионом, а я – обедневшей дворянкой из Корнуолла, которая поддерживала французских якобинцев. Но я всё равно влюбилась в него. А потом боролась за эту любовь. И постепенно начала узнавать его – понимать его. И моя любовь стала только сильнее. Это стоило того, чтобы испытать боль и страх.
– Как я могу подвернуть Эме ещё большей угрозе? Я не рассказала этого лорду Педжету, но, когда дружок Леклера проник в дом, он приставил нож к моему горлу.
Что, если бы это увидела Эме? А что, если в следующий раз он приставит нож к её горлу? И этот капитан Барроу так напугал дочь… Он хотел допросить её! Не говоря уже о том, что, найди они Джека в Розелинде, я сейчас была бы в тюрьме, арестованная как его сообщница!
– Какое ужасное положение, тебя просто загнали в угол! – согласилась Джулианна.
– И я просто схожу с ума от тревоги за него! Джулианна, нам нужно как-то выяснить, смог ли он благополучно подняться на борт своего судна.
– Возможно, сделать это не так и трудно, – улыбнулась Джулианна. – Он тоже тебя любит?
Эвелин остолбенела.
– Он тебя любит? – настойчиво повторила Джулианна.
– Он никогда этого не говорил.
Джулианна встала.
– Он – ловелас, каких мало, но, когда я впервые встретила тебя, сразу поняла: ты – совсем другое дело, это нечто особенное… Он наверняка питает к тебе очень сильные чувства, Эвелин, в противном случае не отправил бы тебя сюда!
Эвелин подняла на неё взор, ожидая продолжения.
– Но?
Джулианна вздохнула.
– Но он – человек, привыкший к опасности, он всегда жил на грани. Хотелось бы мне знать, сможет ли Джек когда-либо остепениться.
У Эвелин упало сердце. Ах, как бы ей хотелось, чтобы не было никакой войны, никакой революции, чтобы Джек не был шпионом врагов Англии и чтобы он жил с ней и Эме в Розелинде!
– Если он причинит тебе боль, я навсегда перестану с ним разговаривать, – после долгой паузы твердо произнесла Джулианна.
– Он знает, что мы не можем быть вместе. Он понимает, что уже подверг Эме и меня серьезному риску. Он был крайне категоричен на этот счет.
Я не могу быть с ним – только не сейчас, только не так… – Острая боль снова полоснула по груди Эвелин. – Но я всегда буду любить его, всегда! Независимо от того, чем он занимается…
Джулианна снова уселась рядом.
– Было время, когда я думала, что никогда больше не увижу Доминика… и я ошибалась. Было время, когда я считала, что, если война затянется, он останется шпионом Питта до самой своей смерти! Это был ужасный период, но никто ведь не может сказать, что уготовит нам завтрашний день.
– Лорд Педжет – выдающийся человек, герой этой войны, – парировала Эвелин, не в силах отделаться от мысли о том, что Джек шпионит на французов. Почему Джулианну это не заботит? Точно так же, как и Педжета? – Разве ты не слышала, что я сказала чуть раньше? Джек выдавал французу наши военные тайны!
Джулианна, похоже, была сбита с толку.
– Я слышала каждое твое слово.
Возможно, Джулианна просто слишком сильно любила брата, чтобы уразуметь истинный смысл сказанного.
– Он французский шпион, Джулианна.
И снова вслед за словами Эвелин повисло ошеломленное молчание. Джулианна вскочила, сверкая глазами:
– Ты ошибаешься.
Эвелин печально покачала головой:
– Хотелось бы мне ошибаться, но я хорошо помню, что слышала.
– Не могу поверить, что ты считаешь его французским шпионом! – вскричала Джулианна.
Теперь и Эвелин наконец-то поднялась с места. Неужели она только что испортила отношения с новой подругой и любезно приютившей её хозяйкой дома?
– Никто не может жалеть об этом больше, чем я! – вырвалось у Эвелин. – Но я помню, что слышала. Джек продает эту страну нашим врагам! Я умоляла его опровергнуть это. И он действительно всё отрицал, но так вяло и неубедительно, что выводы напрашивались сами собой!
– Нет, он не французский шпион. Он никогда не сделал бы ничего подобного. – Глаза Джулианны полыхали огнем, но её лицо оставалось бледным. – Ты не знаешь Джека так, как я. Он может казаться французским шпионом, но это – лишь внешняя сторона дела! Не могу поверить: ты утверждаешь, что так сильно его любишь, но совершенно ему не веришь!
Эвелин обхватила себя руками за плечи. А разве сам Джек не просил её верить ему?
– Молюсь, чтобы ты была права.
– Я права, – стояла на своем Джулианна. – Мой брат – патриот. И в один прекрасный день ты поймешь это.
Она подошла к дверям и открыла их, потом обернулась, нашла колокольчик и позвонила.
– Ты, должно быть, устала, – закончила разговор Джулианна. – Жерар проводит тебя в твою комнату.
«Еще одна ночь, ещё один трактир, ещё одна тайная встреча», – мрачно подумал Джек, остановившись на пороге темной, битком набитой посетителями общей комнаты. Шел дождь, и Джек смахнул капли со своих широких плеч, пристально рассматривая толпу сквозь дым и полумрак.
Он не заметил никого необычного – только фермеры и торговцы, занятые поглощением рома и эля, курением табака и игрой в карты. Отовсюду доносились громкие, пронзительные голоса.
Поднявшись из-за столика в темном углу комнаты, ему помахал Лукас. Джек кивнул и стал пробираться мимо сидевших за столиками людей, теперь уже стряхивая капли дождя с влажных волос.
Лукас по-прежнему стоял, необычайно элегантный и совершенно неуместный здесь в темно-коричневом бархатном сюртуке и белой кружевной рубашке. Уорлок сидел, и, поскольку этот угол комнаты не освещался расположенным в центре камином, а свечи на столике не горели, одетого во всё черное руководителя шпионской сети едва ли можно было различить.
Лукас приветственно похлопал Джека по плечу.
– Опаздываешь, – бросил старший брат, и в его взгляде мелькнул вопрос.
Джек вздрогнул – его раны ещё не зажили.
– Британский фрегат только что вышел из Дувра. Мне пришлось затаиться, пока он не прошел.
– Ты ранен?
«Лукас никогда ничего не упустит из вида», – мелькнуло в голове Джека. Он распахнул ворот рубашки и опустил его, продемонстрировав брату бинты, которые по-прежнему стягивали его тело. Без этой фиксирующей повязки ребра болели ещё больше. Потом Джек уселся за столик спиной к толпе. Обычно Джек не выбирал места так безрассудно, но сейчас он знал, что может положиться на куратора шпионской сети и своего брата, – уж они-то не проглядят британских солдат и французских шпионов. Тем более что так Джека не смогли бы узнать окружающие.
Наконец, ощущая некоторую напряженность, повисшую в атмосфере, он встретился глазами с мрачным, обжигающим взглядом Уорлока.
– Что случилось? – почти небрежно, будто вскользь, спросил глава шпионской группы.
– Получил предостережение от Леклера, – улыбнулся Джек так, словно ничего серьезного не произошло. Потом пожал плечами. – Мне приказано позаботиться о том, чтобы моя преданность не подвергалась сомнению.
Лицо Лукаса напряглось, он налил Джеку бокал красного вина и спросил:
– А твоя преданность действительно подвергается сомнению?
Джек посмотрел на Уорлока:
– По какой-то непонятной причине они вдруг стали в чём-то меня подозревать.
Джек не собирался вовлекать в эту историю Эвелин больше, чем уже успел втянуть. Уорлоку совершенно незачем было знать, что Эвелин стала его любовницей, что британцы разыскивали его в её доме.
Но Уорлок мог потребовать объяснений, и Джек кое-что придумал.
Почти целая неделя прошла с тех пор, как он в последний раз видел Эвелин – и сказал ей, что им не стоит поддерживать какое-либо общение. Сейчас она наверняка уже в доме у Джулианны. А там Эвелин была в полной безопасности от последствий военных игр, в которые он её втянул.
Сердце Джека заныло, стоило ему подумать об Эвелин. Джек сомневался, что когда-либо сможет забыть те мгновения, когда они занимались любовью в последний раз, – точно так же, как и глаза Эвелин, выражение её лица, когда он сказал, что это было прощанием. Джек презирал себя за то, что так опрометчиво направил её прямиком по пути опасности. Он поверить не мог, что оказался столь эгоистичным. Но, с другой стороны, Джек не питал к Эвелин нежных чувств в момент их первой встречи, ведь вожделение – не романтическая привязанность.
Темные глаза Уорлока напряженно следили за ним.
– Я не могу допустить, чтобы ты оказался под подозрением, только не сейчас. Ты должен доказывать им свою преданность в течение следующих нескольких недель.
– Позволю себе не согласиться! – гневно возразил Лукас. – Разве можно допустить, чтобы он оказался под подозрением потом, после вторжения в бухту Киберон?
– Я не говорил ничего подобного, – невозмутимо заметил Уорлок. – Так почему бы нам не начать с фактов? Что-то – или кто-то – заставило Леклера сомневаться в твоей честности.
Джек сделал глоток вина, которое оказалось слишком приторным, явно разбавленным и просто никуда не годным. Уорлок в конечном счете обязательно узнает, что Эвелин живет у Джулианны, но Джек решил позаботиться о том, чтобы его шеф поверил: это – идея Лукаса. В сущности, Джек не доверял Уорлоку – только не в том, что касалось Эвелин. Уорлок всегда ставил интересы Великобритании превыше всего и всех. Поначалу он мог бы и помочь защитить Эвелин, но в итоге не стал бы долго думать, если бы ею пришлось пожертвовать.
Каждый лжец знал: чтобы отвести от себя подозрения, достаточно сказать часть правды. Это было прекрасно известно и каждому шпиону.
– Я помогал одной французской эмигрантке вывезти ценности из её дома во Франции. Поставленная передо мной задача была слишком легкой, а вознаграждение – слишком впечатляющим, так что я не мог не взяться за это дело. Как оказалось, Леклер счел, что это было как-то связано с ним и его деятельностью. Он не поверил, что мне просто хорошо заплатили, чтобы помочь красивой женщине в беде. Он предпочел думать, что я выполнял какое-то спецзадание. И к несчастью, меня застали врасплох, а потом серьезно предупредили, что я и могу подтвердить своими помятыми ребрами.
Уорлок пристально смотрел на Джека, точно так же, как и Лукас. Наконец брат сказал:
Если ты с ней не спал, наверняка не мог вызывать у Леклера какие-то подозрения!
Джек ухмыльнулся:
– Ну, как я уже сказал, она была красива, а вознаграждение оказалось слишком большим, чтобы отказываться.
Уорлок задумчиво побарабанил пальцами по столу:
– Держись от неё подальше. Сейчас ты не должен быть замечен в связях с французскими эмигрантами.
– Думаю, я уже усвоил этот урок, – с показным легкомыслием бросил Джек. Но на самом деле он думал об Эвелин, и сердце ныло слишком сильно, чтобы с легкостью скрываться под самодовольной маской.
Лукас так уставился на него, словно чувствовал, что рассказ получился очень сжатым и неполным. Впрочем, старший брат знал Джека лучше, чем кто бы то ни было.
– Мне никогда не нравилась эта твоя двойная игра. А теперь она не нравится мне ещё больше, – заметил Лукас и обернулся к Уорлоку: – Джек под подозрением, и худшего времени не найти. Нам стоит поменяться местами.
Я могу принять у Джека все дела, заняться всеми его интригами, и никто ничего не заподозрит, ведь я – его брат. А Джек может вернуться к своей жизни контрабандиста, водящего за нос таможенников.
Уорлок вскинул темные брови:
– Я не могу вот так запросто поменять вас с Джеком местами, и ты прекрасно это знаешь, даже если бы я хотел это сделать, а я не хочу. Джек блестяще пробирался во Францию и ускользал обратно, его судно ни разу не терпело поражений в битве и всегда умудрялось уходить от преследователей.
Джек во все глаза смотрел на них двоих. Он помогал Кадудалю вот уже почти целый год. Его отношения с вождем шуанов успели перерасти в крепкую дружбу. Никто лучше Джека не знал, как отчаянно требовались мятежникам оружие и продовольствие, как они жили, вечно скрываясь, без постоянного пристанища, ввязываясь в дерзкие схватки с французскими войсками. Никто лучше него не знал, как глубоко ненавидели они республиканцев и как решительно были настроены освободить долину Луары, даже если это означало верную смерть.
– Не знаю, смогу ли сейчас отвернуться от мятежников, даже если Уорлок прикажет мне сделать это, – сказал Джек Лукасу. И снова подумал об Эвелин, оставшейся вдовой, без средств к существованию и вынужденной до недавних пор одиноко жить в Розелинде. Она нуждалась в покровителе и защитнике, но Джек не мог им быть.
Уорлок выглядел довольным.
– Не позволяй больше никому слышать, что ты говоришь как истинный патриот.
Лукас покачал головой и обратился к Уорлоку.
– Как же Джек выживет, когда вскроется его обман, если всё пойдет хорошо? – И он перевел твердый взгляд на Джека. – Дата нападения определена.
Удивленный, Джек напряженно застыл на месте. Дата вторжения в бухту Киберон, возглавляемого графом д’Эрвийи, была выбрана. Теперь эта игра должна была развиваться стремительно, и вскоре в ней появились бы победители и проигравшие.
До сих пор Джек никогда не сомневался в своей способности выживать в любых военных играх. Но ведь раньше он рассматривал себя исключительно как одного из тех, кто одержит победу – и выживет. А теперь Джек понимал, почему брат так волновался за него. Один неверный шаг – и его раскроют…
Уорлок проигнорировал вопрос Лукаса, вместо этого оповестив:
– Кадудаль должен встретить наши войска со всей своей армией двадцать пятого июня.
Значит, они должны были высадиться на полуострове двадцать пятого июня.
– Мне нужны подробности – Кадудаль захочет их знать, – поспешил сказать Джек. И несмотря на все сомнения, с недавних пор начавшие терзать его душу, оживился. Это вторжение готовилось целый год! И, наконец, должно было вот-вот состояться!
– Д’Эрвийи будет командовать тремя с половиной тысячами солдат, причем две трети его войска – французские военнопленные. Военная эскадра прибудет из Плимута и высадится на берег двадцать третьего июня. Это будут три боевых корабля и шесть судов, обеспечивающих снабжение, с достаточным для четырехтысячного отряда количеством припасов, – наклонившись вперед, еле слышно прошептал Уорлок и откинулся на спинку стула, всем своим видом выражая зловещее удовлетворение.
Пульс Джека участился. Кадудаль будет в восторге, услышав эти новости! Наконец-то они смогут изгнать генерала Гоша и остальную французскую армию из долины Луары!
Но в подобных операциях решающую роль частенько играла удача. Другие французские шпионы могли узнать сведения, только что озвученные Уорлоком; приближающийся к берегам Франции эскадрон могли выследить, заметив заранее и предупредив врага о предстоящем вторжении; кто-то мог помешать усилиям Кадудаля по объединению войск вторжения…
Сердце Джека отчаянно колотилось. Целый год тайных встреч, горячих споров и подготовки вылился в операцию по вторжению в бухту Киберон. Джек собирался стать частью освобождения Луары. Эвелин нуждалась в герое, но он не мог быть этим героем – не сейчас и, вероятно, вообще никогда.
Он не должен был ощущать уныние – ему стоило радоваться. Его жизнью было море, его жизнью была опасность. Теперь его жизнью была и война. Он никогда не хотел чего-то иного или чего-то большего.
– Когда ты сможешь встретиться с Кадудалем? – спросил Уорлок.
– Я думаю, на следующей неделе, – ответил Джек.
Мысли заметались у него в голове. Обычно, устраивая подобные встречи, он пользовался сетью тайных агентов. Теперь же он понимал, что это слишком опасно. Значит, ему придется отправиться во Францию лично и использовать свои собственные источники, чтобы связаться с Кадудалем, даже если это означало дрейфовать вдоль побережья Бретани на протяжении нескольких дней, скрываясь от британских и французских военно-морских сил до тех пор, пока контакт не будет установлен. Чем меньше людей будет знать об этой встрече, тем лучше.
– Нам нужно снабдить Леклера дезинформацией, – сказал Уорлок, прерывая ход мыслей Джека. – Сообщи ему какую-нибудь дату в июле, якобы выбранную для вторжения, а заодно скажи, что мы высадимся в Сен-Мало.
– И к началу июля ты уже будешь мертв, – резко подхватил Лукас.
Джек взглянул на него.
– Я совершенно не собираюсь умирать в июле или в какое-либо другое время, – заметил он, но душу кольнула тревога.
Джек отлично понимал, чем грозит подобный обман. Если он предаст Леклера, как ему только что приказали, французы отомстят Эвелин и её дочери.
– Ведь он подтвердит все подозрения на свой счет! – воскликнул Лукас, и его серые глаза вспыхнули. Он повернулся к Уорлоку: – Ты не можешь жертвовать моим братом ради своих дел, только не после всего, что я для тебя сделал!
– А с чего бы мне жертвовать одним из лучших моих агентов? – изумился Уорлок. – Джек искусно умеет заговаривать зубы. Никто не сравнится с ним в умении нагнать страху или в храбрости. Я нисколько в нем не сомневаюсь. Он блестяще сумеет избежать виселицы, если такая угроза возникнет. Впрочем, после вторжения Джек может остаться в Великобритании на несколько месяцев, даже на год, если потребуется, пока опасность окончательно не минует.
Джек не слышал Уорлока. Леклер поймет, что его использовали и предали, и никакие разговоры и отсиживания в тайных укрытиях не убедят его в обратном. А Леклер угрожал Эвелин…
Но на карту было поставлено освобождение долины Луары, точно так же как жизни тысяч британских солдат и воевавших французских эмигрантов.
Джек осознал, что брат и Уорлок разом смолкли и во все глаза смотрят на него. Неужели его лицо приобрело столь устрашающее выражение?
– Вы можете не сомневаться в моей силе убеждения, но я оказываюсь перед необходимостью убить Леклера, – очень тихо произнес Джек. Он не мог придумать никакого другого решения, никакого другого способа защитить Эвелин и Эме. Если сейчас он снабдит Леклера подобной дезинформацией, потом виконту придется умереть.
Лукас вздрогнул от неожиданности, его глаза расширились. И тут же прищурились – теперь Джек знал, что брат полон подозрений на его счет.
– Леклер вряд ли действует в одиночку, – заметил Лукас.
– Он отличный посредник, прекрасный канал связи с французскими республиканцами, – с нажимом произнес Уорлок. – Его убийство – крайнее средство, Джек, и ты не можешь прибегнуть к нему до того, как мы одержим победу в Бретани.
Джек улыбнулся, но думал лишь о полуночи двадцать пятого июня, когда его самого раскроют, а Эвелин окажется под ударом.
– Прекрасно. Это – крайнее средство, – повторил он, осознав, что весь покрылся испариной. – Я скажу ему, что вторжение начнется в Сен-Мало пятнадцатого июля.
– И ещё до полуночи двадцать пятого Леклер узнает, что его предали, – возразил Лукас.
Улыбка по-прежнему играла на губах Джека.
– Возможно… если только мне не удастся сыграть в действительно хорошую игру.
Взгляд Лукаса оставался таким же подозрительно прищуренным и резким.
– В ближайшее время я найду какую-нибудь интересную новость – лакомый кусочек, который ты сможешь бросить Леклеру, чтобы убедить его в своей лояльности. – Уорлок поднялся, явно собираясь уходить. – Да, кстати, почему капитану Барроу вздумалось искать тебя в Розелинде – в доме покойного графа д’Орсе?
Внутри у Джека всё оборвалось, хотя внешне он ничем не выдал смятения, невозмутимо потянувшись к бокалу вина.
– Не знаю. Но, как вам известно, я хороший друг Роберта Фарадея. Вдова графа д’Орсе – племянница Роберта.
Уорлок приторно улыбнулся.
– Я слышал, она невероятная красотка, – заметил он и, кивнув на прощание, удалился.
Джек со спокойным видом стал потягивать вино, но Лукас схватил его за запястье. Бокал наклонился, и вино разлилось по всему столу.
– Мне хотелось бы услышать хотя бы часть правды, – отрывисто бросил Лукас.
Стряхнув капли вина с руки, Джек мрачно взглянул на брата.
– Эвелин – в опасности.
Глаза Лукаса изумленно распахнулись.
– Эвелин? Ты имеешь в виду вдову д’Орсе?
Джек полностью доверял своему брату – доверял ему свою жизнь, а теперь её жизнь.
– Я отправил её к Джулианне. И я хотел бы передать письмо Доминику, если ты не против, – Джек достал из внутреннего кармана сложенный лист пергаментной бумаги и протянул его Лукасу. Письмо было скреплено сургучной печатью.
Лукас придвинул стул ближе:
– Что, черт возьми, происходит?
Джек не колеблясь рассказал, в чём дело.
– Я не переправлял во Францию француженку. Я брал туда Эвелин. К сожалению, я оказался достаточно глуп – и достаточно эгоистичен, – чтобы привезти её на Лоо-Айленд. Она случайно наткнулась на нас с Леклером, и выяснилось, что он прекрасно знает Эвелин ещё по тем временам, когда она жила в Париже. Именно из-за неё Леклер и подозревает меня теперь, он угрожал ей и её дочери. Если Леклера предадут, он жестоко отомстит им, и он выразился предельно ясно. – Джек в ярости сжал кулаки. – Вот почему я собираюсь убить его, причем как можно раньше.
Лукас выругался:
– Последнее, что нужно тебе сейчас, – это личная заинтересованность! Используя графиню, Леклер будет манипулировать тобой, Джек. Проклятье!
– Я положил конец нашим отношениям.
Лукас отрывисто рассмеялся:
– В самом деле? Поэтому-то ты и отправил её к Джулианне и Педжету? Чтобы закончить отношения? Нисколько не сомневаюсь, что не пройдет и недели, как ты постучишься в дверь её спальни!
Джек вспыхнул, потому что великое множество раз испытывал это предательское желание.
– Я – та причина, по которой она оказалась в опасности, и я не могу допустить – и не допущу, – чтобы с ней произошло что-то плохое.
Лукас остолбенел, пристально глядя на него.
– Ты влюблен?
Джек почувствовал, как жарко зарделись щеки. Неужели он действительно влюбился в Эвелин д’Орсе?
– Её некому больше защитить.
Лукас был вне себя от изумления.
– Ты и правда влюблен!
Джек поднялся:
– Я убью Леклера до или сразу после полуночи двадцать пятого июня.
Лукас вскочил с места:
– Даже притом, что ты достаточно безрассуден, чтобы разыскивать Леклера в самом сердце Франции, ты – не убийца!
– А что мне ещё остается? – с сарказмом спросил Джек. – Бог даст, мы освободим Луару, но мне придется предать Леклера. И тогда он захочет отомстить Эвелин и её дочери! Сейчас я слишком глубоко увяз в этой игре, чтобы просто выйти из неё. А даже если бы и мог это сделать, я никогда не отвернулся бы от шуанов! Но я не могу отвернуться и от Эвелин!
Джек взглянул в глаза брату, который всё так же пристально смотрел на него. На их лицах застыло одинаковое выражение смятения и страха. И Джек знал, что на то есть все основания.
– Да, – вдруг тихо произнес он. – Отвечаю на твой вопрос: я влюблен.
Глава 16
Все действительно было кончено.
Эвелин остановилась перед открытой дверью кабинета. Она находилась в Лондоне всего три дня, но время тянулось бесконечно долго. Граф сказал ей, что Джек благополучно ступил на борт своего корабля через день после её приезда в столицу, но Эвелин не знала никаких подробностей – ни малейшей детали.
Ей не было известно, как чувствует себя Джек, где он сейчас находится, чем занимается. И возможно, это было даже к лучшему. И всё-таки Эвелин ждала весточки от него. Она не могла поверить, что Джек не захочет связаться с ней, пусть даже их отношения и были закончены.
Но Джек не дал ей о себе знать, он явно собирается держаться от неё на почтительном расстоянии. Эвелин понимала, что это – к лучшему. В сложившейся ситуации она не могла оставаться его любовницей. Но одно дело – понимать, и совсем другое – принять это сердцем.
Как она могла перестать любить его?…
Как трудно быть сильной! Как бы убедительно ни пыталась уговаривать себя Эвелин, что нужно двигаться вперед, продолжать жить своей жизнью – без него, – это казалось невозможным. Как бы рьяно ни втолковывала она себе, что должна перестать любить его, это тоже представлялось безнадежной задачей.
И всё же именно это Эвелин и следовало теперь делать – она должна была сосредоточиться на своей жизни в городе, на воспитании Эме, на будущем своей дочери.
Эме между тем была в восторге от их новой жизни. В городе ей нравилось. Она занималась учебой с тремя пасынками Амелии в Ламберт-Холл, а после уроков начинались поездки верхом на пони, которых Гренвилл держал для своих детей, и пикники в саду за домом. Старший сын Гренвилла был ровесником Эме, и они быстро подружились. Да и все дети превосходно ладили друг с другом. Амелия встретила Эме в своем доме с распростертыми объятиями, словно та была её близкой родственницей. Впрочем, больше всего на свете Амелия обожала быть этакой наседкой с внушительным выводком цыплят.
И всё же Эвелин не могла спать спокойно с тех пор, как покинула Розелинд, – с тех пор, как они с Джеком решили положить конец своим отношениям. Её изводили глубокая печаль, любовь и беспокойство за него. Разумеется, окончание их романа не исключало минимального общения.
Ведь, несмотря на всё, что произошло, они стали друзьями. Они могли не быть любовниками, но беспокоились друг о друге и уважали друг друга. Джек просто обязан был связаться с ней, дать ей знать, что с ним всё в порядке! Конечно же он понимал, как она сейчас волнуется.
Эвелин не могла не терзать себя мыслями о том, оправился ли Джек от ран. Мог ли он защититься в случае нового нападения врагов?
Где же он сейчас был – во Франции? Плавал во французских водах? Выполнил ли он приказы Леклера? Неужели действительно раскрыл дату вторжения в бухту Киберон, передал эту информацию врагам? А в результате британские и эмигрантские войска оказались в опасности? И теперь их операция по вторжению натолкнется на засаду и закончится кровавой резней?
Эвелин становилось дурно всякий раз, когда она думала о том, что Джек предал её и её страну. Но в то же самое время её сердце протестующе кричало – душа просто отказывалась верить в то, что Джек способен пойти на государственную измену. И всё-таки подобная мысль постепенно начинала утверждаться в её сознании. Все-таки ей были известны сведения, которые могли повлиять на ход войны…
Доминик Педжет сидел за своим огромным письменным столом в дальнем углу кабинета. Как всегда, его крупная, внушительная фигура внушала Эвелин что-то вроде благоговейного страха. Заметив её, он отложил бумаги, с которыми работал.
– Леди д’Орсе? – улыбнулся Педжет.
Никогда прежде Эвелин не искала возможности переговорить с ним с глазу на глаз. И как же ей не хотелось делать это теперь… Но она не могла держать в тайне такую информацию. Власти должны были знать, что собирался совершить Джек, чем он занимался. Эвелин не могла допустить, чтобы тысячи жизней оказались под угрозой.
– Милорд, надеюсь, я не помешала, – нервно произнесла Эвелин, чувствуя себя как никогда удрученной.
Педжет поднялся из-за стола, улыбаясь:
– Входите, графиня. По всей видимости, вы хотите поговорить.
Эвелин закрыла за собой дверь и повернулась, осознавая всю чудовищность того, что собирается сделать. И всё же иного выбора у неё не было.
– Не слышно ли чего-нибудь о Джеке? – осторожно спросила она, отчаянно желая узнать хоть что-то.
– Боюсь, не слышно, но в этом нет ничего необычного. Он редко задерживается где-то надолго.
Эвелин стиснула руки:
– Я не нахожу себе места от беспокойства за него, но меня тревожит и разговор, который я подслушала, когда была на его острове.
Педжет молча показал ей на стул перед письменным столом. Эвелин села, поблагодарив графа. Её сердце оглушительно колотилось. Она решила рассказать Доминику всё, что знает, потому что он был не только истинным патриотом, но и зятем Джека. Эвелин не сомневалась, что граф обязательно защитит Джека, но в то же время она была уверена в том, что Педжет ни за что не допустит любой угрозы вторжению во Францию.
– Джек пребывает в состоянии опасности большую часть своей жизни. Я понимаю, почему вы полюбили его: он – брат моей жены, и я тоже искренне к нему привязан. Но ещё я абсолютно уверен в том, что если кто-то и сможет пережить все злоключения нынешней войны, так это Джек.
Хотелось бы ей ощущать хоть каплю уверенности графа!
– Его разыскивают по обвинению в государственной измене! – воскликнула Эвелин. – Как же он сможет уцелеть – в свете таких обвинений? Даже если война закончится, он останется преступником.
– Обвинения могут быть сняты, – сдержанно заметил Доминик.
Эвелин застыла на месте, гадая, что же он на самом деле имеет в виду.
– Я знаю, что не могу убедить вас не волноваться за Джека, но мне хотелось бы, чтобы вы попробовали успокоиться. Вы явно изматываете себя, а ведь вам нужно думать о дочери.
– Она всегда была для меня на первом месте, именно поэтому я здесь, – ответила Эвелин.
Неужели однажды Джек может стать свободным человеком? Нет, ей стоило оставить эту надежду. Он был шпионом, да ещё и в военное время. Столько всего страшного могло произойти с ним…
Эвелин подумала о нападении и жестоких побоях, которые он вынес, вспомнила о Леклере и его угрозах, безумных обвинениях и казнях во Франции во время революционной резни.
– Как я понимаю, вы хотите обсудить со мной что-то ещё? – прорвался спокойный тон Педжета сквозь пелену её беспокойных мыслей.
– Сэр, никто, похоже, не встревожился, когда я раскрыла характер беседы, которую подслушала на Лоо-Айленде.
Он скривил рот.
– Как вы знаете – как весь мир уже знает, – когда-то я был одним из агентов Питта. Мы с женой оказались втянуты во множество интриг, леди д’Орсе, так что, возможно, сейчас мы стали чуть менее восприимчивы к подобным вещам.
– Планируется вторжение в бухту Киберон, милорд, в операции участвуют войска британцев и эмигрантов. Именно это Джек сказал Леклеру, не раскрыв при этом дату вторжения. Леклер приказал ему узнать эту дату.
Педжет пристально взглянул на неё:
– И к чему же вы клоните?
