Текст книги "Капитуляция"

Автор книги: Бренда Джойс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Джек полностью повернулся к ней, взгляд его серых глаз скользнул от подноса, который держала Эвелин, до её ног, а потом вернулся к её лицу.

– Ты смотришь так, словно никогда не видела меня без одежды.

Эвелин вспыхнула. Войдя в комнату, она поставила поднос на стул, на котором просиживала часы у постели Джека. Она не собиралась отвечать на его замечание!

– Я не знала, что ты уже встал. Ты спал так крепко. Сейчас – три часа.

Неужели его тон был обольстительным? И определенно по-настоящему интимным! А она совсем растерялась и что-то в волнении мямлила. Почему же она так нервничала сейчас?

Казалось, будто они по-прежнему любовники.

Джек бросил взгляд в окно.

– Из этого окна можно видеть на много миль вперед. – Он отвернулся от окна, двигаясь медленно, с особой осторожностью, явно пытаясь избежать любого давления на ребра.

Подойдя к кровати, Джек схватился за спинку у изножья, словно ища опоры. Он вздрогнул и спросил: – Давно я нахожусь здесь?

Теперь их разделяла лишь спинка кровати. Эвелин чутко улавливала мощь присутствия Джека, он словно заполнил собой крошечную комнату.

– Джон Трим привез тебя сюда позавчера, незадолго до полуночи.

Он пронзил Эвелин глубоким взглядом:

– Я смутно помню, как лежал перед трактиром после нападения.

– Трим сказал, что ты потерял сознание почти сразу же после того, как потребовал доставить тебя сюда. Ты помнишь поездку в повозке?

– Нет. – В его взгляде появилась настороженность, глаза лихорадочно загорелись. – С тобой всё хорошо, Эвелин?

– С какой стати, бога ради, ты спрашиваешь обо мне? – встрепенулась она. – Тебя избили, Джек, и, кстати, крайне жестоко.

Он с подозрением сощурился:

– Тогда, как я понимаю, у тебя всё в порядке?

Не до конца понимая, что же Джек имеет в виду, Эвелин медленно произнесла:

– Да, всё в порядке.

Она подумала о вторгшемся в дом злоумышленнике, который угрожал ей, о том дружке Леклера. И решила, что расскажет Джеку об этом происшествии, когда он окрепнет.

– Тебе не стоило вставать с постели! – воскликнула она.

– Я проверял свои силы, – уныло ответил он. – А где мой пистолет? Мой нож?

Эвелин была огорошена. Судя по всему, даже малейшее движение причиняло ему боль. Но Джек волновался, что нападавший вернется, а он не сможет защититься.

– Внизу.

– Не могла бы ты вернуть их? Пожалуйста. – Джек улыбнулся, словно желая смягчить свои слова.

– Ты всё ещё в опасности?

– Я всегда в опасности. За мою голову назначена награда.

Эвелин никак не могла решить, верить ему или нет. Неужели Джек считал, что на него снова могут напасть?

– Я скоро вернусь.

Эвелин выбежала из комнаты, не в силах собраться с мыслями. Забрав из холла пистолет, порох и нож, она поспешила наверх. Джек снова стоял у окна, глядя на юг. Но, разумеется, разглядеть побережье за торфяниками не получалось.

Он медленно вернулся к постели, а Эвелин положила оружие и порох на прикроватную тумбочку.

– Спасибо.

– Ты меня беспокоишь, – призналась Эвелин. Почему Джек так пристально вглядывался в даль из окна – неужели высматривал, не приближается ли кто-то?

– Я не собирался тебя беспокоить. – Джек вдруг осел, словно у него подогнулись колени, и потянулся к столбику кровати. Его лицо побледнело.

Эвелин мгновенно охватила тревога – ведь он всё ещё был серьезно ранен.

– Тебе нужно отдохнуть! Давай я помогу тебе вернуться в постель? – Она бросилась к Джеку и решительно взяла его за руку.

– Ты всегда можешь помочь мне оказаться в постели, Эвелин.

Она вспыхнула:

– Джек…

Он наконец-то стал улыбаться.

– Прости, не мог удержаться.

Джек позволил Эвелин медленно подвести себя поближе к кровати. Усевшись, он выругался, но неразборчиво, себе под нос.

– Можно я помогу тебе сесть? Ты, должно быть, умираешь с голоду.

Джек отрицательно покачал головой, даже не взглянув на поднос. Его лицо будто окаменело.

– Сколько человек знает, что я здесь?

Эвелин тут же всполошилась.

– Мои слуги, Трим и Уилл Лейси, бодминский кузнец. – Старательно перечисляя, она вдруг осознала, в какую переделку может попасть Джек. Никто не должен был знать, что он находится в Розелинде. – Но Трим и Лейси достаточно осторожны, чтобы обсуждать, где ты сейчас находишься.

– Сплетничают все вокруг. Остается только надеяться, что они воздержатся от разговоров. – Он пристально взглянул на неё. – Видишь ли, Эвелин, мы никогда не говорили об этом, но ты – вдова, живущая одиноко, в твоем доме – один-единственный слуга-мужчина, и это во время войны!

Теперь она ещё больше встревожилась.

– Война – за сотни миль отсюда.

– В прошлом году французские дезертиры высадились в Лендс-Энде – они взяли в заложники фермера и его жену.

Она крепко обхватила себя за талию.

– Я ведь живу не прямо на побережье.

– Голодные бунты вспыхивают повсюду.

Эвелин не слышала ни о каких голодных бунтах в Корнуолле, но решила не спорить.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Сильно сомневаюсь, что вдове с маленьким ребенком следует жить одной среди безлюдных болот, как ты сейчас.

Эвелин помрачнела, тут же вспомнив угрозы Леклера.

Это мой дом! Нам больше некуда идти.

– Тебе стоит подумать о том, чтобы вернуться к своему дяде, хотя бы на время.

– Ты никогда не говорил ничего подобного! – вскричала она. Неужели ты хочешь, чтобы я переехала из-за того, что на тебя напали?

Его глаза вспыхнули.

– Я хочу, чтобы ты переехала, по причинам, которые я назвал, Эвелин. Он наконец-то взглянул на поднос с ланчем. – Вообще-то я действительно проголодался.

Эвелин никак не могла избавиться от ощущения тревоги – Джек явно пытался сменить тему. Но она заставила себя улыбнуться, что вышло довольно уныло, и спросила:

– Сможешь держать вилку и ложку?

Эвелин поставила поднос у его бедра, на кровати.

Джек пристально взглянул на неё:

– Я не ребенок. У меня и раньше случались синяки и ссадины.

Эвелин уселась на стул, скрестив руки на груди. Теперь она ещё решительнее была настроена узнать, что произошло и почему, и грозит ли им большая опасность, чем она думала.

Какое-то время Эвелин молчала, позволяя Джеку спокойно утолить голод.

– Ты помнишь, как тебя били? – наконец спросила она, надеясь, что сегодня, когда его сознание прояснилось, а боль поутихла, он вспомнит нападение и того, кто на него напал.

– Нет, – ответил Джек, не подняв взгляд от еды.

– А ты хотя бы предполагаешь, кто это сделал и почему?

– Нет. – Он отложил вилку, съев половину тарелки тушеной говядины. – Но я смутно припоминаю, что ты уже задавала мне эти вопросы. Ведь так?

– Да, ты ненадолго очнулся вчера утром. Я не верю тебе, Джек.

Он медленно расплылся в улыбке:

– В самом деле?

Эвелин не собиралась бросать ему вызов, но невольно надавила на него:

– Думаю, ты прекрасно знаешь, кто на тебя напал.

Джек настороженно посмотрел ей в глаза.

– Эвелин, даже если бы я знал это, ни за что не сообщил бы тебе. Когда мы были на моем острове, я сказал, что не хочу втягивать тебя в войну, и я имел в виду, что не хочу втягивать тебя в любую сторону своей жизни, которая может быть опасной.

Эвелин вспомнила, как настаивал Джек, что она оказалась в опасности, подслушав его разговор с Леклером, и подумала об угрозах дружка виконта. А теперь ещё и это жестокое нападение, которое явно не было связано с контрабандистской деятельностью Джека. Она уже была с головой втянута в его опасные дела, с беспокойством осознала Эвелин.

– Почему ты кажешься такой встревоженной?

Эвелин встрепенулась:

– Я очень встревожена, Джек, тебя привезли сюда в жутком состоянии, чуть ли не при смерти! А две недели назад я подслушала тот ужасный разговор! Вчера ты пытался донести до меня, что нападение связано с фритредерством. Но это не так, правда? Нападение имеет какое-то отношение к твоей военной деятельности.

– Какой интересный вывод ты сделала! – воскликнул Джек, с притворной невинностью округляя глаза.

– Так ты это не отрицаешь?

– Ты слишком упряма. Я отрицаю это, Эвелин, – не моргнув глазом ответил он.

И всё же она знала – она просто это знала, – что Джек сейчас лжет ей самым наглым образом!

– Я написала Лукасу. Рассказала ему, что на тебя напали и сильно избили.

Джек пожал плечами:

– А ты хотя бы поведала ему, что я остался жив?

– Конечно!

– Вероятно, он вот-вот появится у твоей двери. В качестве старшего брата он может быть весьма назойливым. Иногда мне кажется, что он забывает, сколько мне лет.

– Если он действительно придет, я обязательно задам ему те же вопросы, что и тебе.

– И он, несомненно, ответит то же самое, что и я. – Джек снова пожал плечами и вдруг побледнел.

Эвелин вскочила, но тут же осознала, что не может сделать ничего, чтобы облегчить его страдания. Она в бессилии стиснула свои руки, хотя хотела сжать его ладони.

– Почему ты прислал сюда Лукаса? Я и не думала, что ты сделаешь это, – только не после такой ссоры, как та, что произошла между нами на острове.

Он отвел взгляд.

– Лукас мог оказаться полезным. И то, что мы поссорились, то, что ты считаешь меня предателем, не означает, что мне безразлично твое бедственное положение.

Эвелин прикусила губу. Он только что упомянул об ужасном обмане – ужасном предательстве, – стоявшем между ними.

Теперь Джек смотрел на неё в упор. Его взгляд стал прямым, пронизывающим.

– Я начинаю кое-что припоминать, Эвелин, в памяти всплывают какие-то смутные картины. Или, возможно, это был сон. Ты ведь сидела рядом со мной? И ты плакала?

Эвелин застыла на месте. Вчера она действительно плакала, а ещё сказала Джеку, что всё ещё любит его. И она осторожно ответила:

– Да.

– И ты так заботилась обо мне, хотя запросто могла отослать меня из своего дома. Другая женщина именно так и поступила бы.

– Я не «другая женщина». Я никогда бы так не сделала.

– Нет, независимо от наших разногласий. Но слезы? Почему ты оплакивала французского шпиона, предателя? – Джек не добавил слово «любовника», ему и не стоило этого делать, ведь оно и без того висело в воздухе между ними.

Эвелин медленно вдохнула, пытаясь справиться с волнением.

– Прекрати. Это несправедливо.

– Я и не собираюсь быть сейчас справедливым. Если честно, меня посещают некоторые весьма странные воспоминания. – Его глаза заблестели.

– О нападении? – с надеждой оживилась Эвелин.

Джек пропустил это мимо ушей.

– Ты помогала мне пить бренди? Помогала мне сесть?

Эвелин нахмурилась. И много он помнил? А вдруг помнил и то, как она объяснилась в любви? И стоит ли ей снова признаваться в своих чувствах? Но ведь именно ему пора бы уже признаться в истинной привязанности к ней!

– Я была в ярости из-за того, что на тебя напали, и не важно, по какой причине. Да, я плакала. Разумеется, я расстроилась, когда увидела тебя в таком ужасном состоянии, – Эвелин собралась с духом и добавила: – Ведь мы – друзья.

– Я начинаю думать, что всё ещё небезразличен тебе и мы – больше чем друзья.

Она что, покраснела? О, она просто обязана проигнорировать это его замечание!

– Я хочу, чтобы ты поправился. И естественно, ты – желанный гость в этом доме и можешь оставаться здесь пока не выздоровеешь.

– Я мгновенно распознаю хитрые уловки… Эвелин. – Его голос стал твердым. – Думаю, мы согласились в том, что Розелинд – слишком отдаленное, слишком изолированное место для одинокой вдовы с ребенком.

Они не приходили к подобному согласию, но Джек был абсолютно прав.

– Я не могу просить дядю принять нас, – объяснила Эвелин. Но что ещё она могла сделать в такой ситуации?

– Зато я могу, – невозмутимо произнес Джек.

Эвелин всполошилась, мгновенно представив, что снова придется жить под одной крышей с тетей. И тут снизу до неё донесся собачий лай. Эвелин вмиг охватила тревога.

– У тебя есть собака? – Джек перекинул ноги над кроватью, собираясь встать и явно не обращая внимания на немедленно пронзившую тело боль.

– У Эме появился щенок, – ответила Эвелин. – Не вставай!

Она бросилась к окну и выглянула вниз. По подъездной аллее к дому катился экипаж, и она сразу же его узнала.

– Кто это? – настороженно приподнялся Джек, сжимая в руке пистолет.

– Это Тревельян, – вскричала Эвелин, ощущая невыразимое облегчение.

Джек снова рухнул на кровать, тяжело, с усилием дыша.

– Ты сообщила ему, что я здесь? – недоверчиво бросил он.

– Конечно нет! – Эвелин лихорадочно гадала, как же поступить. Можно было отделаться от его визита, но Джек был ранен, а Тревельян наверняка мог им помочь.

– Эвелин, пришли его наверх. Я хочу поговорить с ним с глазу на глаз.

Она пыталась понять, зачем Джеку разговаривать с Тревельяном, и встревожилась, осознав, что обсуждать будут её.

– И это не просьба, – сказал Джек так притворно мягко, что она задрожала. – Я должен обсудить с ним важные дела. И даже не вздумай подслушивать.

Именно это она и собиралась сделать. Худо-бедно ей удалось изобразить натянутую улыбку.

Он холодно улыбнулся в ответ.

Глава 13

Когда Эвелин спустилась вниз, Лоран как раз впускал Тревельяна в дом. Трев бросился к ней, на ходу снимая двууголку [12]12
  12 Двууголка – двурогая шляпа, пришедшая на смену более громоздкой и неудобной треуголке в конце XVIII века. (Примеч. ред.)


[Закрыть].

– Я только что узнал, – мрачно сказал он. – Как он?

Эвелин ахнула:

– Ты в курсе, что Джек здесь?

– Да. Ходят слухи, Эвелин, и для него неразумно оставаться здесь ещё дольше. – Он пристально взглянул на неё. – Мой дворецкий сказал, что его избили, и теперь он оправляется от своих травм здесь.

– Его сильно избили, Трев, у трактира «Черный вереск». Но сегодня ему немного лучше.

Тем не менее он едва ли может переехать куда-нибудь в таком состоянии. – Эвелин даже представить не могла, как Джек перенесет поездку в карете. – Он только что проснулся и хочет тебя видеть.

Тревельян направился к лестнице.

– Ты позволишь?

Эвелин схватила его сзади за руку.

– Почему он хочет тебя видеть? Ты знаешь, кто это сделал и почему? – быстро спросила Эвелин. Если Джек не говорит ей об этом, возможно, всё прояснит Трев.

– Мне не известно, почему он хочет поговорить со мной, но я знаю Джека вот уже много лет и надеюсь помочь ему выбраться из любых неприятностей, в которые он угодил. – Трев успокаивающе улыбнулся ей. – Да и как я могу что-то знать об этом нападении?

Эвелин взглянула ему в глаза:

– Я уже начала задаваться вопросом, не втянут ли и ты в эту войну.

Он засмеялся:

– Эвелин, у меня огромное поместье, которым нужно управлять. У меня нет времени на войны и революции.

Эвелин мрачно улыбнулась Треву, уже нисколько не сомневаясь в том, что он тоже участвует в военных операциях, хотя она не могла предположить, каким образом.

– Он хочет поговорить с глазу на глаз. Поднимись наверх.

Джек сидел на краю кровати, крепко сжимая ребра, в которых так и пульсировала боль. Мысли лихорадочно метались в сознании, голова раскалывалась. Джек почти не помнил поездку в повозке в Розелинд, зато в памяти четко всплывали все, даже самые мельчайшие подробности нападения, а заодно и угрозы Леклера в адрес Эвелин.

И теперь, когда она вышла из комнаты, Джек мог дать волю своему беспокойству и не скрывать побледневшего лица. Слава богу, с ней всё было в порядке!

Но Эвелин не могла по-прежнему жить в Розелинде в одиночестве. Джек не мог допустить этого. Очевидно, что его враги подумывали использовать её в своей игре, чтобы заставить его вести себя так, как им хотелось.

Джек никак не мог поверить в происходящее и окончательно оправиться от потрясения. Сейчас он твердо знал, что, проявив интерес к Эвелин, подверг её серьезной опасности. Если бы он не пригласил Эвелин на Лоо-Айленд, если бы не занялся с ней любовью, Леклеру никогда не пришло бы в голову угрожать ей. И хуже всего было то, что Джек знал: Леклер вполне мог исполнить свои угрозы.

Джек наконец-то поднялся, вздрогнув от боли, потому что просто обязан был пройтись. Ребра болели теперь ещё больше, но он точно знал, что они не сломаны. Он был нужен Леклеру здоровым и активным, а не больным и валяющимся в постели.

Пульсирующая боль в голове тоже усилилась, когда Джек принялся медленно расхаживать по комнате. Ему следовало защитить Эвелин – он просто обязан был сделать это. Ему не стоило приезжать в Розелинд, но он настоял на этом, только чтобы убедиться, что Эвелин не пострадала. А ещё он не должен был возобновлять с ней какие-либо отношения.

Сердце Джека екнуло с незнакомым ему доселе чувством. Неужели Эвелин сказала, что любит его? Приснилось ли ему это объяснение в любви, или он на самом деле его слышал?

Из этих нежных чувств Эвелин не могло выйти ничего хорошего, и Джеку не стоило радоваться от того, что её признание, судя по всему, было не сном.

И тут он принял окончательное решение.

Услышав тяжелые и стремительные шаги Тревельяна, Джек повернулся. Наследник барона остановился на пороге, окинув Джека острым взглядом. Потом оглянулся в коридор и вошел в комнату, не закрыв за собой дверь.

– Ты выживешь? – заметил Трев серьезно, без улыбки. Впрочем, давний друг наверняка догадывался о том, что произошло на самом деле, и жестокое избиение фанатиками, готовыми умереть за свою новую революционную родину, не было поводом для смеха.

Джек сохранял беспристрастное выражение лица.

– Вне всяких сомнений. Убедись, что нас никто не подслушивает.

Трев снова бросил взгляд в коридор.

– Полагаю, мы подошли к тому, чтобы обсудить самую суть вопроса, которого оба так старательно избегали.

– Да, – согласился Джек, тут же вспоминая об Уорлоке и его шпионской сети, – думаю, так и есть.

Трев подошел к единственному в комнате окну и быстро выглянул на улицу. Потом обернулся.

– Тут – богом забытое место. Неужели в этом доме есть шпионы?

– Думаю, у Эвелин преданные слуги.

Тревельян ещё раз выглянул в окно.

– Жить здесь, в этой глуши, нельзя.

Джек был с этим согласен. И совершенно очевидно, Тревельян всё так же питал к Эвелин нежные чувства. Джек с трудом выносил этот факт, но за голову Тревельяна не была назначена награда, и, что было гораздо важнее, его не избивали оголтелые революционеры. Однако это не означало, что у него не было своих собственных тайн.

– Чем ты занимаешься – я имею в виду работу на Уорлока? – спросил Джек. Он случайно узнал, что за последние два года Тревельян побывал в Лондоне чуть ли не дюжину раз, тогда как прежде появлялся в столице не больше раза-другого. За то же время, очевидно, и Тревельян состоял в этом проклятом шпионском клубе.

– Всем, чем могу, и когда могу, – весьма туманно ответил Трев. И слабо улыбнулся, пожав плечами. – Мое участие в работе сети можно охарактеризовать выражением «по мере необходимости». Я предпочитаю помогать именно так.

Обойдя кровать, Трев спросил:

– И кто же из твоих «друзей» это сделал?

Джек взглянул на него.

– Я работаю на обе стороны, Трев, причем довольно давно.

– Так я и думал, – отозвался Трев. – Значит, можно предположить, что на тебя напал тайный агент республиканцев? Ведь, несмотря на то что капитан Барроу и ему подобные мечтают тебя повесить, они вряд ли стали бы возиться, избивая тебя, тогда как могли бы получить удовольствие – и награду, – глядя на твою голову в петле. Да и Уорлок никогда не подверг бы опасности своего собственного агента. У него есть другие способы приструнить непослушного шпиона.

Это замечание заставило Джека задуматься. Неужели Трева вынудили работать на разведку?

– Мои французские приятели подозревают меня в предательстве, – тихо сказал Джек. Ему пришлось сесть. Это нехитрое движение причинило адскую боль, и его лицо исказилось гримасой.

– Но они правы, не так ли? – Трев налил бренди в единственный стакан, стоявший на тумбочке, и вручил его Джеку. – Ты можешь на всю страну разыгрывать из себя беспечного торгаша, готового оказать услугу тому, кто предложит самую высокую цену, и это щекочущая нервы игра, но мы оба знаем, что это неправда.

Джек сделал глоток виски:

– Я и есть торгаш. Радуюсь каждой прибыли, которую получаю. В сущности, я так привык к роскоши! И наслаждаюсь своим богатством.

Трев хмыкнул:

– Ты наслаждаешься, когда за тобой охотятся. Наслаждаешься, когда охотишься сам. Ты наслаждаешься опасностью, и обязательно влез бы в эту игру по самые уши, даже если бы это не принесло тебе ни пенни! Не могу придумать, чтобы кто-нибудь подходил для роли двойного агента лучше тебя, Джек.

Трев знал его слишком хорошо, так что Джек решил не спорить.

– Меня предупредили, что следует сменить объект своей преданности, – сказал Джек, вспомнив об угрозах в адрес Эвелин. Все внутри застыло от страха за неё. И он мог сколько угодно отрицать это, но его чувства к Эвелин не изменились. Сказать по правде, теперь они казались даже сильнее, чем когда бы то ни было.

Леклер хотел знать, когда состоится вторжение на полуостров Киберон. И как теперь Джек мог утаить эту информацию? Но, с другой стороны, он не мог поставить операцию под угрозу.

– В этом-то и проблема, разве нет? – заметил Трев. – Ты можешь сколько угодно разыгрывать безразличие ко всему и утверждать, будто работаешь на обе стороны исключительно ради преумножения собственного богатства. Но я-то знаю, что ты не можешь сменить объект преданности, потому что в конечном счете ты – такой же патриот, как и я.

Трев взял бутылку бренди.

– Не возражаешь?

Джек кивнул, и Трев отхлебнул из бутылки. Уорлок всегда ставил интересы Великобритании превыше всего. Раньше Джек думал, что он ведет себя точно так же, но в этот самый момент он вдруг осознал, что для него самую большую ценность представляет жизнь Эвелин.

Он вздрогнул, боясь признаться себе, что значит подобный вывод.

– Прежде чем мы продолжим обсуждать это, я должен убедиться: всё, о чём мы здесь говорим, будет держаться в строжайшем секрете.

Трев сделал ещё один глоток бренди и опустил бутылку.

– И кому, по-твоему, я всё это разболтаю? Кого ты опасаешься? Я ведь не разыгрываю из себя французского шпиона, как ты, – бросил Трев, прекрасно зная, что его друг ни за что не выдал бы конфиденциальную информацию врагу.

Джек не хотел, чтобы Уорлок знал о том, что Эвелин д’Орсе оказалась опаснейшим образом втянута в эту военную игру.

Главе шпионской сети не стоило сообщать и о том, что Джек собирается защитить её.

– Ты не должен говорить об этом никому, – твердо произнес он. – Даже Лукасу.

Ничего удивительного, что глаза Трева медленно, с пониманием округлились.

– Так ты не желаешь, чтобы я рассказал твои тайны Уорлоку!

– Я ничего подобного не говорил, – с легкостью солгал Джек, не меняя выражения лица, – но его тоже не стоит информировать.

Трев смерил его долгим, пристальным взглядом. Не вызывало сомнений, что Тревельян пытается понять, почему Джек хочет держать в неведении куратора шпионской сети.

– Продолжай. Даю тебе слово.

– Моя операция в самом разгаре, – медленно произнес Джек. – Я должен убеждать своих французских руководителей в своей искренности, по крайней мере, до конца лета.

– Избавь меня от подробностей, я не хочу знать, чем ты там занимаешься. И как же ты сможешь убедить их в своей преданности? А даже если и сможешь, что будет, когда операция закончится? Что будет, если всё пройдет успешно? Французы узнают, что ты – враг?

У Джека ещё сильнее заболела голова, ведь он сам задавался точно такими же вопросами.

– До сих пор я никогда не подвергал сомнению свою способность лавировать в этой игре. Однако, вполне возможно, что осенью правда выплывет наружу, и за мою голову будут назначены уже две награды.

– Прекрасная перспектива, – невозмутимо заметил Трев, но его голубые глаза вспыхнули гневом. – Лоо-Айленд не будет вечно оставаться безопасной гаванью, Джек.

– Ты волнуешься обо мне? – с притворным весельем спросил Грейстоун.

– Мы ведь друзья.

Посерьезнев, Джек честно признался:

– Я никогда не думал о том, чем рано или поздно может закончиться эта двойная игра. Я был слишком занят, сначала разыгрывая роль французского шпиона, потом – британского агента, одновременно пытаясь избегать и нашего военного флота, и нескольких таможенников, которые время от времени осмеливаются появляться в Корнуолле.

И это было чистой правдой. Поначалу Джек просто помогал Лукасу вывезти одного-двух эмигрантов. Потом Уорлок предложил ему доставить кое-какие сведения из Франции. Выполнять подобные задачи было достаточно легко – до тех пор, пока Джек не решил добывать информацию лично и стать настоящим шпионом. Никогда ещё он не жалел о том, что с головой увяз в этой деятельности. Просто всё его внимание поглощало бегство от того или иного флота, а заодно и от британских властей на британской земле и от французских властей – на территории Франции.

Теперь Джек думал о двух своих зятьях. Оба, Педжет и Гренвилл, шпионили во Франции, и оба сумели закончить эту свою деятельность, оставшись при этом в живых.

И сейчас оба были мужьями и отцами…

– Тебе стоит подумать об этом прямо сейчас, – сказал Трев. – Я хочу помочь. И вот мое предложение. Можно как-то увильнуть от выполнения нынешнего задания, а заодно и от любых дел с республиканцами. В сущности, тогда ты вернешься к своей жизни обычного контрабандиста. Заявишь, что покончил с войной, подобно многим фритредерам.

Джек колебался. В устах Тревельяна всё звучало так просто… Уорлок не позволил бы ему выйти из игры, да и мятежники в Вандее отчаянно нуждались сейчас в британской помощи. Джек много раз встречался с Кадудалем и чувствовал, что просто не может отвернуться от него и его благого дела. И даже после вторжения в бухту Киберон – будет ли он действительно готов капитулировать, отойти от этих военных игр? Ему ведь всего двадцать шесть! Как он будет обходиться без погони, преследования, опасности?

И тут перед мысленным взором вспыхнул образ Эвелин – она одиноко жила в Розелинде с дочерью, нуждаясь в защите, нуждаясь в муже и семье…

– Я не могу выйти из игры сейчас, – тихо сказал Джек. Странно, но он почему-то почувствовал себя неловко.

– Я так не думаю, – отозвался Трев. – А не попробовать ли тебе отойти от дел после этой операции, осенью?

Джек осознавал, что подвергает Эвелин серьезной опасности. Ей требовался кто-то цельный, основательный, кто-то очень похожий на Тревельяна, который шпионил лишь изредка и не был двойным агентом, которого не избивали до полусмерти и любимым людям которого не угрожали.

– Сомневаюсь, что получится. Я твердо намеревался пройти эту войну до конца.

– Это меня не удивляет. А как же Эвелин?

Они обменялись долгими, многозначительными взглядами, и Джек вздрогнул. А Трев добавил:

– Ты можешь поставить Эвелин под удар.

Джек опустил свой стакан и мрачно взглянул на друга.

– Это – последнее, чего я хочу. Насколько ты увлечен ею?

Вскинув брови, Трев безрадостно улыбнулся:

– Я не влюблен, если ты спрашиваешь об этом.

У Джека отлегло от души, хотя ему и не подобало так реагировать.

– Почему нет?

– Я совсем недавно снял траур, – объяснил Трев. – И Эвелин абсолютно точно ещё в трауре. Кроме того, мы старые друзья.

– А когда она снимет траур, ты подумаешь о том, чтобы начать за ней ухаживать? Чтобы предложить ей руку и сердце? Нельзя не заметить, что вы двое идеально подошли бы друг другу.

Тревельян криво усмехнулся.

– На тот случай, если ты не заметил, спешу сообщить: она считает меня другом, а не ухажером. Это ты – её рыцарь в сияющих доспехах, или мне стоит сказать «в проржавевших кандалах»? – Его взгляд стал твердым.

– Думаю, она влюблена в тебя до безумия.

Оставалось только спрашивать себя, действительно ли Трев считал Эвелин такой влюбленной. Джек знал, что ему не стоит так радоваться замечанию друга, но ничего не мог с собой поделать.

– Она говорила с тобой обо мне, Трев?

– Даже если бы и говорила, я ни за что не предал бы её доверие.

– С каких это пор ты стал таким проклятым джентльменом?

– С тех пор, как умерла моя жена, – огрызнулся Трев. И уже спокойнее добавил: – Я усвоил пару уроков. Почему ты приехал сюда? Ты мог бы отправиться во множество других мест, чтобы скрыться там и оправиться после нападения.

– Я тоже волнуюсь за Эвелин. Она может быть в большей опасности, чем я, – мрачно изрек Джек.

– Что, черт возьми, это значит? – вскричал Трев.

– Мои французские хозяева, похоже, думают, что я люблю её. Они ей угрожали.

Трев побледнел:

– Когда?

– У трактира «Черный вереск», – ответил Джек.

Глаза Тревельяна изумленно распахнулись.

– Они угрожали ей, пока били тебя? И теперь они могут использовать её против тебя?

– Они подумывают использовать её, чтобы добиться моей абсолютной преданности, но есть кое-что ещё, гораздо хуже. Эвелин подслушала беседу, предназначавшуюся только для моих ушей и ушей республиканца, с которым я договаривался. Её застукали. И оказалось, что, к несчастью, мой французский друг знал её по жизни в Париже.

Трев выругался.

– Выходит, они угрожают ей, чтобы заставить тебя идти у них на поводу, и она знает то, что ей не следует знать?

– Точно.

– Тебе не стоит оставаться здесь, – вне себя от волнения бросил Трев. – Тебе не стоит снова видеться с ней до тех пор, пока ты окончательно не выйдешь из этих военных игр.

Джек осознал, что он прав. Как осознал и то, что Тревельяну была по-настоящему небезразлична Эвелин, возможно, даже больше, чем он готов был признать.

– Думаю, завтра я буду в состоянии перенести поездку в экипаже. Но ещё я попытаюсь убедить Эвелин вернуться в Фарадей-Холл. В любом случае мне хотелось бы, чтобы ты присмотрел за ней. – Джек не мог заставить себя улыбнуться. На самом деле он очень не хотел просить Тревельяна играть роль защитника и покровителя Эвелин. Естественно, совсем скоро она поймет, что нужно направить свои интересы на наследника барона, а не на контрабандиста с дурной репутацией, скандально известного преступника.

Какое-то время Тревельян молчал.

– Это очень великодушно с твоей стороны, – после долгой паузы сказал он. – И это не нечто легкомысленное, не так ли? Эвелин – не мимолетное увлечение. Ты наконец-то попался на крючок.

Джек вспыхнул:

– Ни на какой крючок я не попался! Я просто не хочу, чтобы она пострадала. Она – невинная жертва всей этой игры, а я просто видеть не могу, как ни в чём не повинные люди, не совершившие ничего дурного, расплачиваются своей жизнью.

– Ты вряд ли будешь в состоянии уехать завтра, – сказал Тревельян после долгой паузы. – Думаю, тебе нужно ещё два-три дня, чтобы оправиться и быть в состоянии выдержать поездку в карете. Однако может уехать Эвелин, вместе с Эме.

Джек сжал кулаки, терзаясь тревогой, которую стоило гнать от себя.

– Это превосходная идея.

* * *

Эвелин в волнении расхаживала по холлу, гадая, о чём же беседуют сейчас наверху. О, как же ей хотелось подслушать этот разговор! Ей до зарезу хотелось знать, что же они обсуждали. Эвелин нисколько не сомневалась, что говорили они о причине нападения на Джека.

И вот наконец-то донесся звук шагов по лестнице, и Эвелин увидела спускавшегося Тревельяна. Его лицо было решительным и мрачным. Он остановился на ступенях.